9-10. Сага 1. Глава 9. Нежданый гость на свадьбе

              НЕЖДАНЫЙ      ГОСТЬ      НА    СВАДЬБЕ 
         Но,  увлёкшись  рассказом  о  женихе,  я  не договорил  о  самой  свадьбе.  Даже  не  о  свадьбе,  ибо  она  ничем  таким  особым  и  не  запомнилась  бы,  если  бы  не   одно  совершенно  экстраординарное  событие,  выпавшее  как  раз  на  этот  самый  день.   Представьте  себе  следующую сцену:  в  какой-то  момент  всеобщего  торжества,  ликования  и  веселья  (кстати,  по-белорусски  свадьба  та  и  называется  - «вяселле»)  к  пиршественному  столу,  (а  вернее  сказать  - к  столам,  ибо  их  было  несколько,   накрытых  под  открытым  небом  (каламбур?),  благо  июльская  погода  тому  благоприятствовала)  подошёл  и  выжидательно  остановился  какой-то  старик  довольно  жалкого  вида,  жалкого  даже  для  взора  тех,  кто  по  тем  временам   вполне  привык  лицезреть  всякие  скорбные  картины  жизни.    А  тут  «эффект»  усиливался  ещё  и  тем,  что  с  одной  стороны  принаряженные   и  уже  определённым  образом  разогретые  и  воодушевлённые  свадебные  гости,  а  с  другой  -  этот  совершенно  странный  (т. е.  буквально  стоящий  в  стороне  и  отстранённо)   субъект,  ни  в  чём  не  похожий  на  сидящих  и  возбуждённо  пирующих.  Нищий,  что  ли?  Попрошайка?  Жабрак (это  по-белорусски)?
          Не  сразу,  но  постепенно  все  взоры  обращаются  в  его  сторону.  Нет,  на  нищего»  не  похож:  не  в  лохмотьях  и,  главное,  без  обязательного  для  всякого   «жабрака»  атрибута  -  «торбы»,  этого  непременного  дополнения  к  его  «костюму».  Да  и  костюм  какой-то  необычный,  слишком  светлый  даже  для  «светлого».  Батюшки!  Да  он   никак  в  кальсонах?  Да-да,  именно  в  кальсонах:  вон  даже  видно,  как  они  застёгнуты  внизу у  щиколотки  на  беленькую  пуговку.  Да  и  кальсоны-то  не  сказать  чтоб  слишком  свежие,  равно  как  и  исподняя  рубаха  к  ним.  В  общем,  видок  у  него  ещё  тот!  Особенно  на  фоне  свадебных  гостей… 
      Тем   не  менее  он  улыбается!  Представляете:  мужчина  в  исподнем  стоит  перед  десятками  людей,  среди  которых  большинство    нестарые   ещё   женщины,  и  «лыбится»,  причём  совсем  не  по-дурацки  или  ещё  как-то,  а  вполне  дружелюбно  и  даже  радостно.  А  сам  небритый,  весь  заросший  густой  рыжеватой  щетиной.  Господи!  Да  ведь  это,  кажется,  Гончарик?  Да-да,  он  самый  -  Севастьян  Павлович!  Тут  к  нему  на  шею  бросается  узнавшая  его  одной  из  первых  собственная  супруга  Лидия  Павловна.  Начинаются  бессвязные  восклицания  радости  и  удивления,  расспросы,  сбивчивые  ответы,  общая  суматоха…  Постепенно  всё  проясняется.
        Удивления  достойно  то,  что  Севастьян  Павлович  умудрился  стать  почти  неузнаваемым  за  столь  короткое  время:  он  только  с  неделю  как  отбыл  на  целительные  юга  по  выделенной  профсоюзом  путёвке,  предусматривавшей   отдых  и  лечение  почти  в  сказочных  Гаграх  в  течение  месяца,  так  что  его  более  чем  досрочное  возвращение  явилось  для  всех  полнейшей  неожиданностью   и  привело  всех  знавших  эти  обстоятельства   в  понятное  замешательство.  Сцена  чем-то  напоминала  картину   И. Е.  Репина  «Не  ждали»:  должен  был  появиться  только  через  месяц -  и  тут  вдруг  вот  тебе  на!  Уже  обратно?   Как  так?  Почему?  Что  случилось?   Эти и  подобные  им  вопросы  посыпались  на  него  со  всех  сторон.
          И  картина  всего  произошедшего  с  Севастьяном  Павловичем  предстала  приблизительно  в  таком  виде.  Только-только  оказавшись  на   территории  благословенной   южной  республики,  лежащей  в  прибрежной  полосе  черноморских  влажных  субтропиков  и  входившей   в  то  время  в  состав  Грузинской  ССР,  наш   путешественник  чем-то  обратил  на  себя  пристальное  внимание  некоторых  туземцев.    Теперь  уже  не  установить,  были  это грузины  или  абхазы,  а  может,  и  представители  иных  горных  племён,  да  это,  собственно,  и  неважно.    Существенно  лишь  то,  что  их  пристальное  внимание  было  пристальным  в  буквальном  смысле  слова:  они так  «пристали»  к  Севастьяну  Павловичу,  что  он  и  глазом  не  успел  моргнуть ,  как  оказался  избит  и  ограблен  ими.  Впрочем,  может  быть,  что  и  в  обратном  порядке:  сначала  ограблен,  а  потом  уж  избит.
         Не  зная  всех  подробностей  случившегося,  осмелюсь  тем  не  менее  предположить,  что  определённую  роль  во  всем  этом  происшествии  сыграли  личные  качества  потерпевшего:  несчастный  Севастьян  Павлович,  будучи  путешественником  малоопытным,  проявил  непростительную  беспечность;  не  умудрённый  опытом  дальних  странствий  и  совершенно  незадачливый,  он  нёс  в  себе  все  симптомы  потенциальной  жертвы,  чем,  по-видимому,  и  спровоцировал  злоумышленников:  местные  абреки  отличаются  не  только  отчаянной  дерзостью,  но  и,  как  все  обитатели  гор,  тонкой  наблюдательностью.
     Как  бы  там  ни  было  на  самом  деле,  но  перед  своими  земляками  Севастьян  Павлович  явился  с  несомненными  признаками  совершённого  над  ним  насилия:  на  его    и  без  того  всегда  худощавом  лице  читались  все  признаки  предельного  измождения,  а  сквозь  порядочно  запущенную  щетину  просвечивали  уже  начавшие  желтеть  синяки  и  не  успевшие  потускнеть  ссадины  и  царапины.   Если  по  этим  оставшимся  следам  попытаться  реконструировать   первоначальный  результат  этого  разбойного  нападения,  то  у  нашего  горе-путешественника  вид  был  куда  как  более  живописный.   Кавказские  абреки  не  только  обобрали  его,   отобрав  деньги,  часы,  портсигар  и  чемодан  с  вещами,  но  раздели  его  в  полном  смысле  слова,  лишив  пиджачной  пары  и  последней  сорочки,  оставив  несчастного  в  одном  исподнем;  всё  его  остальное  имущество,  включая  специально  для  юга  купленные  штиблеты,  благополучно  переместилось  в  их   «хурджуны»  (по-русски   -  сумы  перемётные).  Словом,  Севастьян  Павлович  остался  гол  и  бос.
          В  те  годы  слово  «босяк»  употреблялось  в  значении  «бродяга»,  «человек  преступных  наклонностей»,  но  ещё  не  утратило  и  буквального  значения  -  «босоногий,  ни  во  что  не  обутый».  Вот  таким  босяком  и  вернулся  Севостьян  Павлович  Гончарик  из  своего  первого  «вояжа»  на  Черноморское  побережье  Кавказа,  навсегда  отбившего  у  него  охоту    далеко  отлучаться  из  родных  мест.  А  ведь  он  был  человек  не  самого  робкого  десятка,  о  чём  свидетельствовали  и  две  боевые  медали,  заслуженные  им  в  партизанском  отряде.  Но  приключившееся  с  ним  на  Кавказе  лишь  подтверждает  ту  истину,  что  удачно  «партизанить»  можно  только  на  своей,  хорошо  знакомой  местности,  что  и  доказали  ему  на  этот  раз  абхазские  абреки.
        Как  потом  рассказал  Севостьян  Павлович,  возвращался  он  восвояси,  целиком  полагаясь  на   христолюбие    атеистичных  советских    сограждан  и  лишь  отчасти  на  попечение  и  заботу  родной  милиции.  Но  он  не  был  брошен  на  произвол  судьбы,  но  спасён,  сохранён  и  даже  доставлен  к  родному  очагу.  А шумная,  хотя  и  не  очень  многолюдная  свадьба  оказалась  ему  как  нельзя  более  кстати:  можно  было  сразу  много  раз  выговориться,    приятно  расслабиться  и  забыться,  утоляя   накопившиеся  за  последние  бедственные  дни  голод  и  жажду:  яств  и  питья  было  вдоволь,  кушанья  хоть  и  не  экзотические,  но  зато  родные,  как,  впрочем,  и  напитки: и  вино  «вишнёвое»,  и  «сидр»,  и  водка,  и  самогон.  А   вашего  «Букета  Абхазии»  нам  и  даром  не  надо:  вдохнули  уже!