10-2. Сага 1. Глава 10. Материальные предпосылки
Вот и Наум Маглыш вошёл в тот возраст, когда «трэба будаваць сваю хату». Но одно дело хотеть, и совсем другое - мочь. Тут вмешалась госпожа Фортуна. Определяющим моментом в этом деле явились вовсе не долгие мечтания и рассуждения на эту сладостную тему: вот если бы да кабы. Толчком к действиям в этом направлении послужила неожиданно появившаяся реальная возможность сделать самый первый шаг. Всё-таки не врут люди, когда говорят, что нет, мол, худа без добра…
Начиная с 30-х годов 20-го века наше социалистическое отечество вступило в эпоху ускоренной индустриализации. На кредиты от капиталистического Запада рассчитывать не приходилось, поэтому источниками финансирования должна была стать сверхэксплуатация колхозного крестьянства, с одной стороны, и размещение долгосрочных внутренних займов среди всего трудящегося населения, с другой. Формально такое заимствование денег у собственного населения считалось абсолютно добровольным, но на практике оно осуществлялось путём жесткого давления, причём не только морального, но и административного, когда под угрозой разного рода репрессалий всех трудящихся регулярно обязывали отдавать государству весьма значительную часть заработанных ими наличных денег в обмен на так называемые «облигации» с весьма неопределёнными сроками (от 20 до 50 лет) их погашения. На практике это означало: либо «когда-нибудь», либо «на святыя нiколi», как подтрунивали по этому поводу уже познавшие большевистские «придумки» белорусы.
С заранее определённой периодичностью (обычно два раза в год) проводились тиражи выигрышей, когда на облигацию такой-то серии и с таким-то номером выпадал какой-то, совершенно мизерный по сравнению с объемом заимствованной суммы, «выигрыш». Относительно крупные выигрыши выпадали только на те облигации, где одновременно «выигрышными» оказывались и серия, и номер; на остальные номера выплачивалась по результатам тиража какая-то незначительная равная для всех «утешительная» сумма - что-то около 100 – 500 или 100 (?) «тогдашних» (т. е. образца 1938 - 1947 годов) рублей.
Но случались иногда, хотя и крайне редко, выигрыши покрупнее - по 10, 25, 50 тысяч. Кажется, в каком-то займе (по-моему, в так называемом «трёхпроцентном», тиражи которого проводились реже всего, предусматривались один-два выигрыша в 100 тысяч, а это были уже «настоящие деньги», позволявшие браться за смелые начинания. Определение «трёхпроцентный» обозначало, что в каждом очередном тираже разыгрывались 3% от общей суммы заимствованных у населения средств, которые должны были таким образом через какое-то время «возвращены» народу в лице отдельных «счастливчиков». Но надо уточнить, добавив, что проведение тиражей начиналось не тотчас по размещении займа, а лет по крайне мере через 10, а то и более; после этого предполагалось проводить тиражи розыгрышей в течение последующих 20 – 30 лет. В общем на практике это означало, что люди в массе своей уже не чаяли возвращения средств. Которые они отдали в заём своему. Государству. Тем больше была радость, переживаемая теми, кто был принуждён в своё время «подписаться» на 5 – 10 тысяч, и вдруг выигрывал по тиражу тысяч 25, а то и все 50! Бывали такие случаи, бывали…
В общем, получилось так, что отец выиграл «по крупному», причём дважды и почти подряд, так что у него сразу образовалась достаточно солидная сумма, чтобы можно было уже подумать о строительстве собственного дома в практическом плане. Какая именно сумма, об этом мне по малости моих лет было неизвестно: видимо, об этом вслух не говорилось во избежание утечки информации, потому что за большие деньги тогда в нашем благословенном городке могли убить очень даже просто. Как мы знаем теперь, вокруг значительных денег всегда происходит определённый разогрев атмосферы, вскипают и разыгрываются большие страсти… Сдержанность на язык вообще никогда не мешает, и в данном случае она тоже исключала возможность опасной утечки сведений о размере выигрыша.
Он был достаточно крупным, но не самым крупным (как, например, «легендарный» выигрыш Мышалова, торговавшего разливным пивом в ларьке), и ни в коем случае «слишком» большим. Но в то же время он был таков, что позволял если и не начать полномасштабное строительство собственного дома, то всё же давал самые необходимые средства на осуществление каких-то предварительных и самых начальных действий в этои нраправлении.
Сначала нужно было получить право на составление так называемого «плана», то есть примерного проекта будущего дома, после чего полагалось согласовать и утвердить полученный под индивидуальную застройку проект во всех необходимых инстанциях и госучреждениях. Далее предстояло хлопотать о том, чтобы под осуществление этого одобренного «плана» был выделен земельный участок городской территории. Затем, когда всё названное выше было разрешено, получено, одобрено, выделено и предоставлено, подходил черёд добиваться разрешения на выделение определённого количества строительной древесины, или, как было принято называть это на местном наречии, «леса».
Характерная особенность эпохи: этот «лес» выделялся, так сказать, в натуральном виде, «на корню», в виде определённого участка в лесном массиве, на каковом человек имел право произвести «порубку» предназначенных для этого деревьев. Общее количество такого «леса» определялось и исчислялось в «кубах», то есть в кубических метрах, которые по определённой формуле пересчитывались на количество «стволов» (или «плетей») ещё «живых» деревьев. Можно было выбрать эти конкретные деревья по собственному усмотрению с учетом требуемой от них толщины, «смолистости», сучковатости и прочего. Тут крылось некоторое искушение, потому что, самостоятельно сделав такой выбор, ты не мог потом пенять кому-то за свою возможную ошибку; в общем, дело это было весьма и весьма нервное и ответственное, и отцу пришлось съездить на «делянку» не один раз, чтобы на месте всё хорошенько посмотреть и потом не ошибиться с выбором. Ведь важно, чтобы на делянке оказался действительно качественный лес, здоровые и достаточно крупные деревья, а не какой-то тонкий «подтоварник» вперемежку с захудалым «хмызником». Наверное, не обошлось здесь без содействия «квалифицированного» лесника и полагающегося ему. в таких случаях «магарыча».
Этот выделенный «лес» нужно было «повалить», то есть, спилив, перевести его из стоячего положения в лежачее, а потом «оттрелевать», иначе говоря, из гущи леса вытащить к ближайшей дороге или хотя бы к просеке, где его можно будет погрузить на автомобиль и вывезти. Так что от расположения делянки относительно ближайшей просеки и дороги в значительной мере зависел объём дальнейшей работы, об этом тоже нужно было позаботиться заранее.
В общем, пришло время «валить» и вывозить. Чтобы соблюсти весь свой интерес в наибольшей мере, отец, что называется, буквально взял всё дело в свои собственные руки и, никого не нанимая, решил сделать всё вполне самостоятельно. Опять же: приходилось так поступать, наверное, из соображений экономии денежных средств, которые предназначались прежде всего на то, что самому не сделать никак. Вторым работником по валке леса предстояло стать моему старшем у брату Толику (впоследствии Анатолию), на ту пору ещё и не слишком возмужавшему - ему было около 22 – 23 лет (если дело происходило не позже 1950 – 51 гг.) Поскольку с сентября 1948 года он числился студентом гидротехнического факультета Белорусского политехнического института (БПИ) имени И. В. Сталина, то, скорее всего, в лес ему вместе с отцом пришлось отправиться во время своих летних каникул.
Мама, жалостливая и сердобольная мать, долгие годы потом пеняла отцу, как это он так подвергал риску жизнь и здоровье собственного сына: ведь валить пилой высоченные сосны в обхват толщиной - дело совсем не безопасное, особенно для неопытных новичков, да и ночевать в незнакомом «дремучем лесу» несколько дней кряду - хотя бы даже и летом - занятие не для слабонервных. Словом, за то время, что они пробыли в лесу, мама, похоже, исстрадалась даже больше, чем сами вальщики, которым, надо полагать, тоже досталось немало.
Зато потом воспоминаний об этом действительно небезопасном «приключении» хватило не на одно десятилетие! Они проходили под условной «этикеткой» «Буда Гресская» - таково было название ближайшего к выделенной лесной делянке населённого пункта. В них хватало всего: и каких страхов им пришлось натерпеться за те несколько ночей в лесу, и какая это ни с чем не сравнимая радость - общение по утрам с просыпающейся девственной природой, и про все выпавшие им за это время лишения - в еде, питье и отдыхе. Вспоминали и про трудовые успехи, но никогда в присутствии мамы не упоминали о тех опасностях и пиковых ситуациях, которые за это время, конечно же, случались с ними и не один раз. Тут Толик продемонстрировал полнейшую мужскую солидарность с отцом; хотя мама не раз пыталась выведать и выпытать у него хоть какой-нибудь материал для обличения отца, ничего у неё из этого не вышло.
Свидетельство о публикации №224100501075