10-4. Сага 1. Глава 10. Нет героя без геморроя

                НЕТ   ГЕРОЯ    БЕЗ    ГЕМОРРОЯ
        Вынесенное  в  заголовок  выражение   является   афоризмом  моего   собственного  изготовления,  признанным  удачным   хотя  и  немногими,  зато  подлинными  знатоками  и  ценителями   русского  языка.  При  случае  познакомлю   читателя  и  с  некотрыми  другими  своими  «измышлениями».
       По  окончании  «сруба»,  устройства  над  ним  крыши  и  кровли,  нужно  было  немедленно  «закрыть»  дом  от  дождей  и  приближающегося  осеннего  ненастья:  «зашить»  фронтоны,  заполнить  оконные  и  дверные  проёмы  и  тем  самым  предохранить  дом  от  попадания  атмосферной  влаги  и  зарождения  в  нём  разрушительной  плесени  («грибка»).   Короче  говоря,  нужно  было  приступать  к  изготовлению  так  называемой  «столярки»:  дверей  и  окон,  точнее   говоря,  дверных  и  оконных  «коробок»,  собственно  дверей  и  окон,  т. е.  «заполнений»  соответствующих  проёмов.  Предстояло  сделать  переплёты  («рамы»)  для  6  окон  и  не  менее  полудюжины  различных  дверей,  половина  из  которых  должны  быть  изготовлены  из  древесного  «массива»,  а  остальные -  облегчённого  типа  с  фанерным  заполнением  деревянного  каркаса.  Первые  предназначались  как  наружные   и  для  проёма  в  капитальной  стене,  вторые  -  для  заполнения   проёмов  во  внутренних  перегородках. «Особую»  конструкцию  имела  дверь,  ведущая из  коридора  в  «зал»:  двухстворчатая  и  «филёнчатая»,  вместо  двух   верхних  филёнок  имела  стеклянное  заполнение,  что  обеспечивало  каким-то  количеством  естественного  света  коридорчик,  служивший  нам  гардеробной,  а  заодно  и  «сушилкой»,  так  как  он  с  одной  стороны  обогревался  кухонной  печью.  Не  будет  другого  места,   чтобы  упомянуть  ещё  об  одной  «уникальной»  двери:  одностворчатая, но  самая  толстая  и  тяжёлая  из  всех,  она  вела  из  проходной  «летней»   кухоньки,  отделяя  её  от  кладовки,  которой  надлежало  всегда  оставаться  достаточно  прохладной  в  летнюю  пору  и  относительно  тёплой  -  в  зимние  морозы;  эта  дверь,  первоначально  в  толщину  одной  «дюймовой»  доски,  обрела  со  временем   ещё  два  дополнительных  слоя   обшивки,  по  одному  с  каждой  из  противоположных  сторон,  и   стала  похожа  чем –то  на  бронированную  дверь  банковского  хранилища  -  так  она  стала  внушительна  на  вид  и   тяжела  «на  ходу».
                /подобрать  также  соответствующее  содержание  под   другие  «афоризмы»  собственного  изготовления:  НАШЕ  ТЕЛО  БРАВОЕ  -  МЫ  ПОЕДИМ!      ОТ   РЫЦАРЯ    БЕЗ    «ТРАХА»   НЕТУ   ПРОКА.     КОЛЬ    ЖИТЬ   ВПОЛНАКАЛА,     ТО   ЖИЗНЬ      ПОЛНА     КАЛА.\   ТЕРПИ,     КОЗА,  А   ТО   МАМОЙ  БУДЕШЬ!    ЧЕМ   ДАЛЬШЕ  ВЛЕЗ,   ТЕМ   ДОЛЬШЕ  ВЫЛЕЗАТЬ.   ВЗЯЛСЯ   ЗА   ГРУДЬ  -   ГОВОРИ   (ПРЕДЛАГАЙ)   ЧТО-НИБУДЬ.  ГРУЗИЛИ    ГРУШИ   ГРУСТНЫЕ  ГРУЗИНЫ.  ЧЕМ  ЧЕЛОВЕК   ГОРШЕ,  ТЕМ  У   НЕГО  «ПОРШЕ».  МАЛЕНЬКАЯ  ВУЛЬВА  ПРИ   БОЛЬШОМ  «ВОЛЬВО»  ЛУЧШЕ,  ЧЕМ   НАОБОРОТ.  ОДНОГО  ПОЛА  ЯГОДКИ  (о  лесбиянках)

            Эти  «афоризмы»  -  одни  из  немногих,   впервые «выговоренных»  случайно  и непреднамеренно  самим  автором   и  не  вошедших   пока  в  сокровищницу  национального  языка.  При   случае  упомяну  ещё  три-четыре,   таких  же  «доморощенных»,  то  есть  вполне  самодельных. 
          Но  вернёмся  к  «столярке»  вообще:  её  нужно  было  изготовить,  как  сейчас  принято  выражаться,  «с  нуля»,  то  есть  из  имеющихся  в  наличии  неструганых  сосновых  досок  и  бруса  различной  толщины  -  от  одного  дюйма  и  больше,  затем  остеклить   и    только  лишь  потом  установить  всё  по  предназначенному  для  него  месту.  Работа  предстояла  большая,  и  не  только  по  объёму,  но  еще  и  по  ответственности  за  качество  её  исполнения,  так  как  её  нужно  было  сделать  «навечно»,  чтобы  изделия  прослужили  почти  столько  же,  как  и  бревенчатые  стены  сам ого  дома.   В  повестку  дня  встал  вопрос  о  подыскании  и  найме  подходящего  работника-исполнителя,  в  данном  случае  -  опытного  мастера-столяра.
              Поэтому,  когда  отец,  руководствуясь  какими-то  своими  «высшими»  соображениями  (а  я  сейчас,  спустя  десятилетия,  думаю,  что  не  последнюю  роль  здесь  сыграл  принцип  экономии  вечно  ограниченных  финансовых  средств),  когда  он  подрядил  и  нанял  на  эту  весьма  ответственную  работу  какого-то  молодого  парнишку,  у  которого,  как  говорится,  ещё  молоко  на  губах  не  обсохло  и  который  не  успел  ещё  даже  в  армии  послужить,  так  как  ем у  на  ту  пору  не  исполнилось  ещё  и  19-ти  лет,  то  между  отцом  и   матерью  возникла  по  этому  поводу,  мягко  говоря,  довольно  напряжённая  и  эмоционально  окрашенная  дискуссия.  Надо  сказать,  что  такие  «дискуссии»  время  от  времени  происходили  между  родителями  и  по  менее  значительным  поводам.   Здесь  же  он  был  слишком  явным:  справится  этот  «молокосос»  с  такой  сложной  и  объёмной  работой,  ведь  он  нанят  не  в  подмастерья  к  какому-то  старшему  и  более  опытному  столяру,  а  берётся  всё  от  начала  до  конца  сделать  сам,  причём  в  одиночку,  даже  не  заикнувшись  о  каком-нибудь  помощнике.    Надо  сказать,  что  серьёзные  опасения  подобного   рода  возникали  не  только  у  мамы,  но  у  всех  других,  кто  был  в  курсе  дела.
        Но  всё  это  нисколько  не  поколебало  решимости  Наума  Маглыша,  и  «договор»  на  работу  был  заключён. Естественно,  в  устной  форме,  но  в  присутствии  «нейтральных»,  то  есть  незаинтересованных,  свидетелей:  «аккордная»  оплата,  иначе  говоря,   вознаграждение  в  виде  заранее  оговоренной  сумме  денег  выплачивалось  исполнителю  за  вычетом  суммы  аванса  по  окончании  всей  работы;  «магарыч»,  выставляемый  при  этом  заказчиком,  не  в  счёт.   Отец  считал  достаточными  «гарантиями»  два  обстоятельства:  приглашаемый  «мастер»  был  выходец  из  его  родных  Варкович,  и  за  него  поручился  ещё  какой-то  односельчанин  -  в  общем,  крепче  и  быть  не  может!
         Витя  Савицкий  -  так  звали  этого  молодого  столяра -  сразу  поставил  себя  как  настоящий  мастер.  Он  внимательно  выслушал  все  задумки  и  пожелания  заказчика,  задал  необходимые  уточняющие  вопросы,  сделал  в  соответствии  с  ними  свои  эскизы,  согласовал  с  хозяином  все  детали  «проекта»,  который  и  был  скреплён  их  личными  подписями.  Были  оговорены  также  условия  работы:  выделено  место  для  устройства  верстака,  обозначены  границы  рабочего  дня  и  перерывов  для   отдыха,  а  также  сроки  окончания  всей  работы.  В  общем,  Витя  Савицкий  обнаружил  в  себе  совершенно  неожиданные  для  столь  юного  возраста  качества:  основательность,  деловитость,  спокойную  осмотрительность  и  даже  предусмотрительность.  Ещё  большее  удивление  вызывало  то,  как  он  был  подготовлен  к  выполнению  заказа:  у  него  в  наличии  был  полный  набор  всего  столярного  инструмента,   всех  вспомогательных приспособлений  и  необходимой  оснастки  вплоть  до  набора  исходного  материала  для  приготовления  всевозможных  клеёв  -  так  называемого  «столярного»  (в  виде  пахуче-вонючих  коричневых  пластин)  и  «казеинового», то  есть  белкового  (в  виде  белёсого  порошка).  В  общем,  у  него  было  всё  и  вся:  большие фуганки,  рубанки  поменьше,  совсем  маленькие  рубаночки  для  фигурного  строгания,  пилы  и  пилочки  поперечные,  продольные,  диагональные,  лобзики,  стамески  и  долота  всех   размеров,  струбцины  большие  и  малые,  зажимы,  тисочки  и  прочая  и  прочая.  Во  всём  этом  многообразном  инструментарии  он  ориентировался  совершенно  свободно  и  перед  масштабностью  общего  «проекта»  не  испытывал,  похоже,  ни  малейшего  трепета  или,  тем  более,  какой-либо  растерянности,  не  говоря  уже   о  боязни  или  опасении,  что  заказ  может  быть  по  каким-то  причинам  сорван  и  паче   чаяния,  не  выполнен.  Такая  его  абсолютная  уверенность  в  своих  способностях  и  возможностях  уже  начинала  вселять  определённую   надежду  и  в  тех,  кто   поначалу  сомневался,  так  сказать,  в  полной  дееспособности   этого  юного  мастера.
           Сам  же  он,  Виктор  Савицкий,  прямо-таки  излучал   уверенность  во  всём:  в  полной достаточности  своих  столярных  знаний,  навыков,  умений,  а  также  и  в  возможности  поставить  их  на  выполнение  поставленной  перед  ним,  прямо   скажем,  непростой  профессиональной  задачи.  Поначалу  всё  это  не  могло  не  показаться  пустым  апломбом  много  возомнившего  о  себе  подмастерья  или   его  хвастливой  бравадой,   при  помощи  которой  он  пытался  скрыть  и  преодолеть  собственную  растерянность  и  страх,  чтобы  напыщенный  апломб  не  обернулся  вдруг  обыкновеннейшим  «обломом».  Нет: при  ближайшем  рассмотрении  становилось  ясно,  что  это  именно  уверенность  мастера. 
         Но  даже  и  при  этом  удивительно,  что   судьба  этого  заказа  оказалась   самой  благополучной;  минуя  подробное  описание  всей  столярной  работы,  скажу  главное:  всё  было    не  только  выполнено  ровно  в  назначенный  срок,  добросовестно  и  качественно,  но  вообще  без  каких-либо  нареканий,  недоразумений  или,   упаси   Бог,  конфликтов  в  ходе  выполнения  текущей  работы.  Нельзя,  однако  сказать,   что  это  далось  мастеру  так-то  уж  и  легко:  в  своих  трудовых  бдениях  он  был  к  себе,  что  называется,  беспощаден,  работал,   совершенно  забыв  о  времени  и  не  считаясь  ни  с  чем  -  ни  с  усталостью,  ни  с  необходимостью  отдыха  -  от  зари  до  зари.  А  дело-то  происходило  в  погожую  тёплую  пору,  ближе  к  дням  солнечного  противостояния,  когда  световой  день  максимально  долог,  а  ночь,  соответственрно,  короче  воробьиного  клюва
           Есть  такой  персидский  лирический  эпос  («лирический  эпос»  -  а  не  оксюморон  ли  это?)  «Лейла  и   Меджнун».  Имя  влюблённого  юноши  Меджнун  в  переводе  с  языка  фарси  означает  буквально  «охваченный,   одержимый  любовью».  Это  человек,  как  выражаются  учёные  психологи,  «с  изменённым  сознанием»,  перепрограммированный    с  некоей  общей  для  всех  нормальных   (т. е.  не  влюблённых  в  данный  момент)  людей  «программы»  на   другую,  специфическую,  с  определённым,  так  сказать,  «вирусом  любви».  Сейчас,  десятилетия  спустя,  когда  я  вспоминаю  о  Викторе  Савицком,  он  представляется  мне  именно  вот  таким  «перепрограммированным»  Меджнуном,  одержимым  любовью  к  своему  делу  и  предающемуся  этой  любви  так,   как  это  только  и   возможно  при  неподдельном  чувстве, то  есть  совершенно  самозабвенно.  В  общем,  не  зря  говорят,  что  любовь-де  не  картошка:  не  выбросишь  за  окошко.  «И  не  она  от  нас  зависит,  а  мы  зависим  от  неё»,-  сказал  Николай  Рубцов,  правда,  по  другому  поводу,  о  поэзии,  но  по  существу  это  ведь  почти  одно  и  то  же.
         А  ещё  я  уверен,  что  в  таком  профессиональном  рвении  Виктора  Савицкого  была  ещё  одна,  дополнительная  подоплёка.  Он  так  истово  (или   неистово?)  отнёсся  к  порученному  заданию  ещё  и  потому,  на  мой  взгляд,  что  был   выходец  из  той  же  деревни,  откуда  происходил  и  Наум  Маглыш:  если  бы  последний  остался  недоволен  выполненным  заказом,  это  могло  бы  самым  отрицательным   образом   сказаться  на  деловой  репутации  молодого  мастера,  крайне  заинтересованного  в  расширении  своей  клиентуры
      Но  пока  Виктор  работал  над  нашим  заказом,  его  репутация не  то  что не  пострадала,   не  была  поколеблена, но  даже  ни  в  малейшей  степени  не  была  подвергнута   хоть  какому-то  сомнению;  совершенно  наоборот:  она  только  укрепилась  и даже  возросла.  Вот  небольшой,  но  весьма   красноречивый  «штришок»:  молодой  мастер  неизменно  отказывался  от  подносимой  от  чистого   сердца  традиционной  «чарки»  даже  в  самом  конце  рабочего  дня,  не  говоря  уже  о  том,  если  ему  предлагали   выпить  в  разгар  работы,  которой,  как  уже  говорилось,  он  был  «охвачен».  Вот  такой  он  был  «Меджнун»,  но  только  не  от   любовной  страсти,  а  от  трудовой.  И  это,  заметьте,  юноша,  еще  даже  не  прошедший  армейской  службы!  Согласитесь:  в  таком  возрасте  всепоглощающий  трудовой  энтузиазм   -  качество  не  столь  уж  часто  встречающееся,  а  если   сказать  совершенно   честно  -  редчайшее.
          \Ego  - другой  шрифт\   Подобное  мне   довелось  видеть  потом  «в  естественных  условиях»  только  в  Германии,  на  излёте  существования   ГДР  в  1989  году.  На  всемирно  известном  фарфоровом  заводе  в  Мейсене  демонстрировалась  вся  технологическая  цепочка  изготовления  изящных  и   хрупких  изделий:  от  замеса  белой  каолиновой  глины  до   ручной  росписи  сырой   ещё  посуды  и  её  обжига.  Самое  удивительное  на  этой  постоянно  действующей  производственной  «выставке»  было  то,  что  на  всех   операциях   -  сколь  бы  они  ни  были  сложны  и  изощрённы -  работали  исключительно  юноши  и  девушки  в  возрасте  16 – 19  лет  и  ни  единой  души  взрослого  населения!  Меня  это  впечатлило  сильнейшим  образом.  Мне  было  трудно  представить  что-либо  подобное  в  моей  собственной  стране,  тогда  это  был   СССР.
            Во  время  той  же   поездки  мне  довелось  быть  свидетелем  ещё  одной  «сцены».  Дело  было  в  Дрездене,  мы  носились  по  городу,  лихорадочно  делая  покупки,  чтобы  истратить  всё  до  последнего  пфенинга,  так  как  назавтра  был  отъезд.  В  спешке  переходя  одну  из  улиц,  я  невольно  задержался  у  откинутого  люка  какого-то  «колодца».  Там  работали  двое,  они  были  в  аккуратных  синих  комбинезонах  и  в  синих  же  «фирменных»  кепи.  Ни  на  секунду  не  отвлекаясь  на  уличных  зевак,  они  были  всецело  поглощены  своим  делом:  один,  пригнувшись,  выводил  «фасочку»  по  свежему  цементному  раствору  между  кирпичами  кладки,  другой,  с  мастерком  в  одной  руке,  другою  показывал  товарищу,  где   что  и  как  надо  бы  ещё  подправить.  Хотя    мне  не  было  видно  их  лиц,  а  только  макушки  и  спины,  почему-то  казалось,  что  у  первого  от  усердия  даже  язык  вылезал  изо  рта.  Потом,  когда  они  оба  распрямились,  стало  видно,  что  это  юноши:  одному   никак  не  больше  лет  двадцати,  а  другому  и  вовсе  16 – 17!  И  никакого  при  этом  ребячества-молодечества,  шума-крика,  даже  повышенных  тонов,  не  говоря  уж   о  ругани,  ровный  размеренный  и  немногословный  разговор,  и  работа  -  всё!   И  опять  моего  воображения   оказалось  недостаточно,  чтобы  представить  что-либо  подобное  в  родном  Отечестве.  Так  что  «феномен»  Виктора  Савицкого  остался  для  меня  в  некотором  смысле  неразгаданным  и  неповторимым.\конец  др.  шрифта\
         Но  вернёмся  ещё  на  непродолжительное  время  к  персоне  этого,  без  преувеличения  можно  сказать,  «уникума».  Если  бы  кто-то  на  основе  уже  известных  ему  фактов  о   Викторе  Савицком  попытался  «выстроить»  его  гипотетическое  будущее,  то  оно  непременно  вырисовалось  бы  ему  в  самых  оптимистических  тонах.
          Но  реальность,  «жёсткая  реальность»,  как  это  часто  бывает,  «превзошла  все  самые  смелые  ожидания»  (если  бы  таковые  существовали  на  самом  деле).  Ведь  при  таком  ярко  выраженном   (да  ещё  в  столь  юном  возрасте)  трудовом  энтузиазме  из  Виктора  Савицкого  должен  был  непременно  получиться  (и  это  по  меньшей  мере)  передовик  производства,  ударник  труда,  намного  перевыполняющий   обычные  нормы   стахановец  из  стахановцев,  рационализатор,  изобретатель,  общественник  с  ярко  выраженной  и  активной  гражданской  позицией;  словом,  то,  что  называется  «настоящая  рабочая  косточка» ,  способная  со  временем  возвысится  до  положения  «рабочей  аристократии»  (с  присвоением  почётного   и  многозначительного  титула  «дядя  Витя»).  Должен  был  состояться  благонамеренный,  удачливый   и  благополучный  супруг,  заботливый  отец  многочисленного  семейства,  уважаемый  воспитатель  не  только  своим  собственным  детям,  но  и  вообще  младшему  поколению  и  т. д.   и  т. п.   Ведь  правда?  Всё  должно  было  пойти   именно  так,  пусть   не  в  полной  мере,  но  хотя  бы  приблизительно  в  таком  направлении.  Должно  было,  да  не  пошло.
        Даром  что  ли   народ  за  многие  века  вывел  свою,  более  совершенную  и  действительно  универсальную  «формулу  судьбы»:  «Человек  полагает,  а  Бог  располагает»?  Действительно,  судьба  бывает  иногда  изощрённо  коварна  и  подкладывает  человеку  такие  каверзы,  какие,  казалось  бы,  не  сулились  ему  ни  сном  ни  духом.  Именно  так  и  случилось  с  Виктором  Савицким.  Едва  он  успел   разделаться  со  всей  «столяркой»  по  нашему  дому,  как  тут  же  как  гром  среди  ясного  неба  грянула  буквально  сразившая  всех  с  ног  новость:  Витя  арестован  и  обвиняется  в  изнасиловании  какой-то  там  девушки.  Деяние  это  (по-белорусски   «гвалт»),  прямо  скажем,  из  самых  позорнейших,  а  тут  ещё   не  просто  изнасилование,  а  изнасилование  групповое,  что  умножает  не  только  меру  общественного  презрения,  но ещё и  меру  грозящего  наказания,  где  тюремный  срок  сразу  «выскакивает»  за  10  лет.  Вот  тебе  и  Витя!  Тихий,  скромный,   непьющий,  работящий.  Вот  тебе  юноша -  благонравный,  благонамеренный,  благопристойный,   благовоспитанный!   Ещё  бы  чуть-чуть  -  и  можно  было  бы  сказать  «благостный».  Что-что?
       У  меня  есть  своя  собственная  «этимология»,  выводящая  слово  «зло»  из  древнерусского  «зело»,  означающего  «очень,  слишком».  Что  превосходит  должную  меру,  не  может  быть  хорошо.  (Цо  занадта,  то  не  добже).   Сходные  суждения  можно  найти  во  многих  языках.  Вот  и  русские  не  просто  ведь  так  с  крайним  подозрением  относятся   к  «тихоням»,  замечая,  что  в  тихом,  мол,  омуте  как  раз  и  заводятся  черти.   Как  там  всё  случилось  с  Виктором  Савицким,  нам  теперь  всё  равно  уж  не  узнать,  но  факт  остаётся  фактом:  он  в  один  момент  слетел  со  всех  своих  положительных  и   правильных  «катушек»,  и  пришлось  ему  распутывать  нить  своей  новой  судьбы  из  в  один  момент   образовавшегося   уголовного  клубка.    Дальнейшая  его  судьба  осталась  мне  неизвестна.  Но  для  «философских  выводов»  и  того  достаточно;  подумалось,  что  посвящённый  этому  персонажу  отрезок  текста  можно  было  бы  озаглавить  «афоризмом»  моего  собственного  изготовления:  «Нет  героя  без  геморроя!»