ЧЯД. Глава 11. 1

              ГЛАВА 11. НАУКА, ФИЛОСОФИЯ, РЕЛИГИЯ


                ДИЛЕММА

За последние четыре десятилетия современная биохимия раскрыла секреты клетки. Прогресс был достигнут с трудом. Потребовались десятки тысяч людей, посвятивших лучшую часть своей жизни утомительной работе в лаборатории. Аспиранты в расстегнутых теннисных туфлях, снующие по лаборатории поздно вечером в субботу; постдокторанты, работающие по четырнадцать часов в день семь дней в неделю; профессора, игнорирующие своих детей, чтобы шлифовать и перешлифовывать заявки на гранты, надеясь стряхнуть немного денег с политиков – вот те люди, которые заставляют научные исследования двигаться вперед. Знания, которыми мы сейчас обладаем о жизни на молекулярном уровне, были собраны воедино из бесчисленных экспериментов, в которых очищались белки, клонировались гены, делались электронные микрофотографии, культивировались клетки, определялись структуры, сравнивались последовательности, изменялись параметры и проводились проверки. Статьи публиковались, результаты проверялись, писались обзоры, искались тупиковые пути и прорабатывались новые зацепки.

Результатом этих кумулятивных усилий по исследованию клетки – исследованию жизни на молекулярном уровне – стал громкий, ясный, пронзительный крик «замысел!» Результат настолько недвусмысленный и столь значимый, что его следует отнести к одному из величайших достижений в истории науки. Это открытие может посоперничать с открытиями Ньютона и Эйнштейна, Лавуазье и Шредингера, Пастера и Дарвина. Наблюдение разумного замысла жизни столь же знаменательно, как и наблюдение, что Земля вращается вокруг Солнца, или что болезни вызываются бактериями, или что радиация испускается квантами. Масштаб победы, достигнутой такой большой ценой благодаря постоянным усилиям в течение десятилетий, как можно было бы ожидать, заставит пробки от шампанского летать в лабораториях по всему миру. Этот триумф науки должен вызвать крики «Эврика!» из десяти тысяч глоток, должен стать причиной множества рукоплесканий и приветственных жестов, и, возможно, даже стать поводом взять выходной.

Но ни одна бутылка не была откупорена, ни одни руки не похлопали. Вместо этого странная, растерянная  тишина окружает абсолютную сложность клетки. Когда эта тема поднимается на публике, ноги начинают шаркать, а дыхание становится немного затрудненным. В частной жизни люди немного более расслаблены. Многие открыто признают очевидное, но затем смотрят в землю, качают головой и на этом останавливаются.

Почему научное сообщество не принимает с жадностью это поразительное открытие? Почему обнаружив замысел, надевают интеллектуальные перчатки? Дилемма заключается в том, что в то время как одна сторона слона маркируется как разумный замысел, другая сторона может быть маркирована как Бог.

Человек далекий от науки может задать очевидный вопрос: ну и что? Идея о существовании Бога не является непопулярной – далеко нет. Опросы показывают, что более 90 процентов американцев верят в Бога, и что около половины из них регулярно посещают религиозные службы. Политики призывают имя Бога с большой регулярностью (чаще во время выборов). Многие футбольные тренеры молятся со своими командами перед играми, музыканты сочиняют гимны, художники рисуют картины религиозных событий, организации бизнесменов собираются для молитв. В больницах и аэропортах есть часовни. Армия и Конгресс нанимают капелланов. Как страна, мы чтим таких людей, как Мартин Лютер Кинг, чьи действия были глубоко укоренены в вере в Бога. При всем этом публичном подтверждении, почему науке должно быть трудно принять теорию, которая поддерживает то, во что большинство людей и так верит? Есть несколько причин.

Первая – это проблема, к которой склонны многие из нас, – простой шовинизм.
Другие причины зависят от исторических и философских отношений, свойственных науке. Все эти различные причины взаимодействуют друг с другом сложным образом, но давайте попробуем разобрать их по отдельности.

                ПРЕДАННОСТЬ

Люди, которые посвящают свою жизнь благородному делу, часто становятся ему яростно преданными. Например, президент колледжа может направить все свои усилия на укрепление своей школы, потому что обучение людей – это достойное служение. Кадровый армейский офицер будет работать над улучшением своего рода войск, потому что защита своей страны – достойная цель. Однако иногда преданность определенному учреждению приводит к конфликту интересов,  целью которого служит учреждение. Офицер может бросить свои войска в бой, чтобы армии была засчитана победа, хотя было бы благоразумнее позволить военно-воздушным силам провести первые боевые действия. Президент колледжа может убедить конгрессменов своего штата выделить федеральные деньги на новое здание в его кампусе, хотя эти деньги могли бы лучше послужить образованию в другом месте.

Наука – это благородное занятие, которое может породить яростную преданность. Цель науки – объяснить физический мир – очень серьезное предприятие. Однако другие академические дисциплины (в основном философия и теология) также занимаются объяснением мира. Хотя большую часть времени эти дисциплины не мешают друг другу, иногда они конфликтуют. Когда это происходит, некоторые преданные своему делу люди ставят свою дисциплину выше цели, которой она должна служить.

Хороший пример дисциплинарного шовинизма можно увидеть в прекрасной книге Роберта Шапиро «Происхождение: путеводитель скептика по созданию жизни на Земле» (Robert Shapiro. Origins: A Skeptic's Guide to the Creation of Life on Earth). После представления очень читабельной, очень разрушительной критики научных исследований о происхождении жизни, Шапиро провозглашает свою непоколебимую преданность – не цели «объяснения физического мира», а науке:

«Когда-нибудь в будущем может наступить день, когда все разумные химические эксперименты, направленные на обнаружение вероятного происхождения жизни, однозначно потерпят неудачу. Кроме того, новые геологические свидетельства могут указывать на внезапное появление жизни на Земле. Наконец, мы, возможно, исследуем Вселенную и не найдем никаких следов жизни или процесса, ведущего к жизни, где-либо еще. В таком случае некоторые ученые могут обратиться за ответом к религии. Другие, однако, в том числе и я, попытались разобраться в имеющихся менее вероятных научных объяснениях в надежде выбрать одно, которое все еще было бы более вероятным, чем остальные».

Шапиро продолжает игриво говорить, что сейчас все выглядит не так уж и мрачно, что в значительной степени противоречит всему, что он написал до этого момента.

Он может быть спокоен, зная, что никогда не наступит время, когда все эксперименты «однозначно провалятся», так же как никогда не наступит время, когда существование Лох-Несского чудовища будет полностью исключено. И время, когда Вселенная будет полностью исследована, еще далеко.

Теперь беспристрастный человек может подумать, что если ни одна из наиболее вероятных научных гипотез не оправдалась, то, возможно, требуется принципиально иное объяснение. В конце концов, возникновение жизни было историческим событием – не таким, как, скажем, поиск лекарства от рака, где наука может продолжать попытки, пока не достигнет успеха. Может быть, возникновение жизни просто не произошло в результате ненаправленных химических реакций, как надеется Шапиро. Однако для активного участника поиска вывод о разумном замысле может оказаться глубоко неудовлетворительным.

Мысль о том, что знание механизмов, используемых для создания жизни, может навсегда остаться за пределами их исследований, по общему признанию, расстраивает многих ученых. Тем не менее, мы должны быть осторожны, чтобы не позволить диктату теории навязать нам предубеждение против справедливого прочтения данных.

Лояльность к установлениям – это хорошо, но голая лояльность – не аргумент. В целом, влияние научного шовинизма на теории развития жизни является важным социологическим артефактом для рассмотрения, но в конечном итоге его интеллектуальная значимость для темы разумного замысла равно нулю.


                УРОК ИСТОРИИ

Вторая причина нежелания науки иметь дело со слоном кроется в истории. С того времени, как она была впервые предложена, некоторые ученые конфликтовали с некоторыми теологами по поводу теории эволюции Дарвина.

Хотя многие ученые и теологи считали, что дарвиновскую эволюцию можно довольно легко примирить с основными верованиями большинства религий, публичность всегда фокусируется на конфликте. Тон, вероятно, был задан навсегда, когда англиканский епископ Сэмюэл Уилберфорс спорил с Томасом Генри Хаксли, ученым и ярым сторонником эволюции, примерно через год после публикации основополагающей книги Дарвина. Сообщалось, что епископ – хороший богослов, но плохой биолог – закончил свою речь вопросом: «Я хотел бы знать, через своего деда или через бабушку, как уверяет Хаксли, он произошел от обезьяны?» Хаксли пробормотал что-то вроде: «Господь предал его в мои руки», и продолжил преподавать аудитории и епископу урок эрудированной биологии. В конце своего изложения Хаксли заявил, что не знает, через бабушку или дедушку он был связан с обезьяной, но что он предпочел бы быть потомком обезьяны, чем быть человеком, обладающим даром разума, и видеть, как его используют так, как епископ использовал его в тот день. Дамы попадали в обморок, ученые ликовали, а репортеры побежали печатать заголовок: «Война между наукой и теологией».

Событием в Америке, определившим общественное восприятие взаимосвязи науки и теологии, стал судебный процесс над Скоупсом. В 1925 году Джон Скоупс, учитель биологии в средней школе в крошечном городке Дейтон, штат Теннесси, добровольно согласился быть арестованным за нарушение ранее не применявшегося закона штата, запрещающего преподавание эволюции. Участие известного адвоката Кларенса Дарроу в качестве защитника и трижды проигравшего выборы кандидата в президенты Уильяма Дженнингса Брайана в качестве обвинителя гарантировало последовавший за этим цирк в СМИ. Хотя команда Скоупса проиграла в суде, его приговор был отменен по формальным причинам. Но важно другое: публичность задала тон антагонизма между религией и наукой.

Судебный процесс над Скоупсом и дебаты Хаксли-Уилберфорса произошли давно, но более поздние события не давали конфликту угаснуть. За последние несколько десятилетий группы, которые по религиозным причинам считают, что Земля относительно молода (порядка десяти тысяч лет), пытались научить своих детей в государственных школах своей точке зрения.

Социологические и политические факторы, связанные с ситуацией, довольно сложны – мощная смесь таких потенциально спорных тем, как свобода вероисповедания, родительские права, государственный контроль над образованием, а также права штатов и федеральные права – и становятся еще более эмоциональными, потому что борьба идет за детей.

Поскольку возраст Земли можно определить на основе физических измерений, многие ученые вполне естественно почувствовали, что религиозные группы вошли в их область знаний, и призвали их к ответу. Когда группы представили физические доказательства, которые, по их словам, подтверждают молодость Земли, ученые отвергли их как некомпетентные и предвзятые. Страсти вспыхнули с обеих сторон, и накопилось много недоброжелательности. Часть недоброжелательности была институционализирована; например, организация под названием Национальный центр научного образования, созданная дюжину лет назад, когда несколько штатов принимали законы, благоприятные креационизму, борется с креационистами всякий раз, когда они пытаются повлиять на политику государственных школ.

Эти конфликты отражаются и в настоящем. В 1990  году журнал Scientific American попросил научного писателя по имени Форрест Мимс написать несколько колонок для рубрики «Ученый-любитель» их журнала. «Ученый-любитель» затрагивает такие темы, как измерение длины молний, строительство портативных солнечных обсерваторий и создание домашнего сейсмометра для регистрации движений Земли – забавные проекты для тех, чье хобби – наука. Договоренность заключалась в том, что если редакторам и читателям понравятся колонки, Мимс будет нанят в качестве постоянного автора. Пробные колонки прошли очень хорошо, но когда Мимс приехал в Нью-Йорк на последнее интервью, его спросили, верит ли он в эволюцию. Мимс ответил, что нет, он верит в библейское повествование о сотворении.

Журнал отказался взять его на работу. Scientific American боялся, что простое наличие креациониста в штате повредит его репутации среди ученых, хотя Мимс был хорошо квалифицирован и не планировал писать об эволюции. Несомненно, сцены из фильма «Наследуйте ветер»  (фильма, основанного на суде над Скоупсом) и новостные клипы сражений между креационистами и их политическими противниками мелькали в умах редакторов журнала. Такие широко освещаемые мини-конфликты, как дело Мимса, хотя они не имеют прямого отношения к реальным интеллектуальным вопросам о том, как возникла жизнь на Земле, разжигают историческое пламя конфликта между наукой и религией и убеждают многих людей в том, что они должны принадлежать или к одному лагерю или к другому.

Исторические события, в которых ученые сталкивались с религиозными группами, реальны и вызывают реальные эмоциональные реакции. Они заставляют некоторых благонамеренных людей думать, что между ними должна быть демилитаризованная зона, где не допускается братание. Однако, как и в случае с научным шовинизмом, важность исторических столкновений для реального научного понимания развития жизни по сути равна нулю. Я не наивно надеюсь, что открытия биохимии можно оценить без тени истории, но в максимально возможной степени это должно быть так.

В отличие от шовинистических и исторических аргументов, философские аргументы, которые стремятся предотвратить вывод о разумном замысле, являются содержательными; они затрагивают вопросы на интеллектуальном уровне, а не только на эмоциональном. Есть несколько различных философских вопросов. Давайте рассмотрим их.


                ПРАВИЛО

Ричард Дикерсон (Dickerson, Richard Earl, 1931-) – выдающийся биохимик, избранный член элитной Национальной академии наук, специализируется на рентгеновских кристаллографических исследованиях белков и ДНК. Он и сотрудники его лаборатории внесли заметный вклад в наше понимание структуры молекул жизни. Он не самый выдающийся ученый в Соединенных Штатах, и его вклад не был самым ярким, но Дикерсон во многих отношениях является образцом преданного ученого. Он такой человек и его профессиональная ситуация, которую имеют в виду тысячи аспирантов, когда они день и ночь трудятся в лаборатории, мечтая о том дне, когда они тоже станут уважаемыми членами научного сообщества.

Опубликованные мнения Дикерсона прекрасно отражают то, как многие ученые видят мир религии. Несколько лет назад Дикерсон написал короткое эссе, обобщающее его взгляды на науку в сравнении с религией, и опубликовал его в Journal of Molecular Evolution (светский научный журнал) и Perspectives on Science and Christian Faith (журнал, издаваемый Американским научным объединением, организацией ученых, которые также являются евангельскими христианами). Поэтому можно с уверенностью заключить, что Дикерсон не просто адресовал свои замечания людям, которые уже разделяли его идеи, – он честно пытался представить то, что он считал разумными и убедительными взглядами, людям с иными мнениями. Благодаря своему созвучию взглядам большинства ученых на науку, эссе Дикерсона является полезной отправной точкой для размышлений о том, как теория разумного замысла вписывается в науку:

«Наука, по сути, является игрой. Это игра с одним главным и определяющим правилом:

Правило No 1: Давайте посмотрим, насколько и в какой степени мы можем объяснить поведение физической и материальной вселенной с точки зрения чисто физических и материальных причин, не прибегая к сверхъестественному.

Оперативная наука не занимает никакой позиции относительно существования или несуществования сверхъестественного; она лишь требует, чтобы этот фактор не использовался в научных объяснениях. Привлечение специальных чудес в качестве объяснений представляет собой форму интеллектуального «обмана». Шахматист вполне способен физически убрать короля противника с доски и разбить его в разгар турнира. Но это не сделает его чемпионом по шахматам, потому что правила не были соблюдены.

У бегуна может возникнуть соблазн срезать путь через овальную дорожку, чтобы пересечь финишную черту раньше своего более быстрого коллеги. Но он воздерживается от этого, так как это не будет означать «победу» по правилам спорта».

Давайте перефразируем правило Дикерсона следующим образом: наука должна ссылаться только на естественные причины и давать объяснения, ссылаясь только на естественный закон. Переформулировка делает явным то, что явно подразумевается фразой «давайте посмотрим, насколько и в какой степени».

В своем эссе Дикерсон не говорит, что научные данные показали, что сверхъестественное никогда не влияло на природу (для тех, кто обеспокоен определением сверхъестественного, замените на «высший разум»). Скорее, он утверждает, что в принципе наука не должна ссылаться на него. Из этого ясно следует, что на него не следует ссылаться, независимо от того, правда это или нет.  Для нашей оценки его аргумента имеет значение тот факт, что Дикерсон является членом Американского научного объединения, поэтому он верит в Бога. У него нет априорных оснований полагать, что ничего за пределами природы не существует, но он считает, что нехорошо с точки зрения науки предлагать сверхъестественное в качестве объяснения естественного события.


(Кстати, ученые, которые верят в Бога или в реальность за пределами природы, встречаются гораздо чаще, чем думают популярные СМИ. Нет никаких оснований думать, что цифра 90 процентов населения, верящего в Бога, сильно отличается для ученых. Кен Миллер, чей аргумент от несовершенства я анализировал в предыдущей главе, как и я, является римским католиком, и он подчеркивает в публичных выступлениях, что вера в эволюцию вполне совместима с его религиозными взглядами. Я согласен с ним, что они совместимы. Однако совместимость или несовместимость не имеют значения для научного вопроса о том, верна ли дарвиновская эволюция биохимических систем.)

Важно отметить, что аргумент Дикерсона сам по себе не является научным – он не был открыт в ходе эксперимента в лаборатории; это не результат смешивания химикатов в пробирке; и это не проверяемая гипотеза.

Скорее, его аргумент – это философия. Это может быть хорошая философия, а может и нет. Давайте рассмотрим ее более подробно.

Большинство людей были бы удивлены, узнав, что «наука, по сути, является игрой». Конечно, налогоплательщики, которые финансируют науку в размере нескольких десятков миллиардов долларов в год, были бы удивлены. Они, вероятно, думают, что тратят свои деньги на поиск лекарств и методов лечения рака, СПИДа и болезней сердца. Граждане, обеспокоенные болезнями, которые у них есть или могут возникнуть в старости, хотят, чтобы наука могла вылечить болезнь, а не играть в игру, которая не имеет никакого отношения к реальности. Я сомневаюсь, что Дарвин, Ньютон или Эйнштейн думали о науке таким образом. Гиганты науки были мотивированы жаждой познания реального мира, и некоторые (например, Галилей) заплатили немалую цену за свои знания. Для студентов учебники по науке представляют науку не как игру, а как благородный поиск истины.

Большинство людей, от простых налогоплательщиков до выдающихся ученых, скорее всего, рассматривают науку не как игру, а как энергичную попытку сделать правдивые заявления о физическом мире.

Утверждение, что наука – это игра, не стоит даже беглого рассмотрения. Никто не стал бы всерьез говорить об этом, если бы его спросили. Сам Ричард Дикерсон, вероятно, быстро отказался бы от своего заявления, если бы ему пришлось защищать его перед скептически настроенной аудиторией.

Очевидно, что Дикерсон имел в виду что-то другое. Возможно, он имел в виду, что наука, как и игры, является деятельностью, ограниченной правилами. Другие серьезные виды деятельности, такие как уголовные дела или политические кампании, связаны с правилами. И наука тоже? Если да, то каковы правила?

Давайте сосредоточимся на втором вопросе. Дикерсон упоминает только одно правило, которое запрещает сверхъестественное. Где он его взял? Это в учебнике написано? Можно ли его найти в уставе научных обществ? Нет, конечно, нет. Вы можете просмотреть все учебники, которые используются для преподавания естественных наук во всех крупных университетах  страны, и вы не увидите «одного главенствующего и определяющего правила». Вы также не найдете никаких других общих правил, запрещающих то, как следует заниматься наукой (кроме правил безопасности, призывов к честности и тому подобного).

Тем не менее, давайте зададимся вопросом, как нам помогает правило Дикерсона? Говорит ли нам правило, какие предметы находятся за пределами компетенции науки? Дает ли она нам ориентиры для различения науки и псевдонауки? Дает ли она хотя бы определение того, что такое наука? Ответ на все эти вопросы – нет. Несколько лет назад статья нобелевского лауреата была опубликована в престижном научном журнале. В статье анализировалась рациональность людей, которые отказываются от рождения собственных детей, чтобы помочь другим (как, скажем, мать Тереза) с точки зрения эволюционных репродуктивных стратегий. Такая «наука» не нарушает правило Дикерсона. «Единое первостепенное и определяющее правило» Дикерсона с радостью терпело бы дискредитированную науку девятнадцатого века френологию (попытку различить интеллект и характер людей по форме их черепа). Его правило не дает нам никаких указаний относительно легитимности марксизма и фрейдизма, «наук» истории и разума соответственно. Это правило не помогает нам заранее решить, сработает ли наложение пиявок или кровопускание больным людям для снижения температуры. Таким образом, похоже, многие вещи могли бы претендовать на титул «науки» по правилу Дикерсона, пока они ссылаются только на материальные силы, какими бы неопределенными и неуловимыми они ни были.

На самом деле, правило Дикерсона больше похоже на профессиональный афоризм – вроде «клиент всегда прав» или «местоположение, местоположение, местоположение»*. Это то, чем жили старые профессионалы, то, что, по их мнению, работает, и это воплощает в себе часть мудрости, которую они хотят передать молодому поколению профессионалов. За правилом Дикерсона скрываются смутные образы викингов, приписывающих гром и молнию работе богов, и колдунов, пытающихся изгнать злых духов из больных людей. Ближе к современной науке воспоминания о самом Исааке Ньютоне, предполагавшем, что Бог иногда вмешивался, чтобы стабилизировать Солнечную систему. Беспокойство заключается в том, что если бы сверхъестественное было разрешено в качестве объяснения, то его было бы уже не остановить – его бы часто использовали для объяснения многих вещей, которые в действительности имеют естественные объяснения. Обоснованный ли это страх?

Никто не может предсказать поведение людей, но мне кажется, что страх перед сверхъестественным, которое может появиться повсюду в науке, сильно преувеличен. Если бы моя аспирантка пришла ко мне в кабинет и сказала, что ангел смерти убил ее бактериальную культуру, я бы не стал ей верить. Журнал биологической химии вряд ли начнет новый раздел о духовной регуляции активности ферментов. За последние полтысячелетия наука узнала, что Вселенная большую часть времени функционирует с большой регулярностью, и что простые законы и предсказуемое поведение объясняют большинство физических явлений. Историки науки подчеркивают, что наука родилась из религиозной культуры – Европы в Средние века – чьи религиозные традиции включали рационального Бога, который создал рациональную, понятную, связанную законами вселенную. И наука, и религия ожидают, что мир почти всегда будет вращаться в соответствии с фиксированным законом гравитации.

Конечно, есть исключения. Иногда для объяснения эффекта необходимо обратиться к уникальным историческим событиям. Летопись окаменелостей показывает, что около 60 миллионов лет назад все динозавры вымерли в течение геологически короткого периода времени. Одна из теорий, предложенных для объяснения этого, заключается в том, что большой метеорит врезался в землю, подняв облака пыли высоко в атмосферу и, возможно, вызвал гибель многих растений, нарушив пищевую цепочку. Некоторые косвенные доказательства подтверждают эту гипотезу – уровни элемента иридия, редко встречающегося на Земле, но часто встречающегося в метеоритах, повышены в породах того периода времени. Гипотеза была принята многими учеными. Тем не менее, не может быть спешки постулировать метеориты как причину всевозможных вещей. Никто не сказал, что метеориты стали причиной Большого каньона или вымирания лошадей в Северной Америке. Никто не сказал, что пыль крошечных невидимых метеоритов вызывает астму или что метеориты вызывают торнадо. Гипотеза о причастности метеорита к вымиранию динозавров была оценена на основе физических доказательств конкретного исторического события. Есть все основания ожидать, что доказательства будут оцениваться в каждом конкретном случае, если метеориты будут привлекаться для объяснения других исторических событий.

Аналогично, гипотезы о причастности разумного агента к развитию жизни или другим историческим событиям должны оцениваться в каждом конкретном случае. Как отмечено в Главе 9, для некоторых биохимических систем имеются неопровержимые доказательства, но не обнаруживаемые  для других. Если ученый постулирует причастность разума к какому-то событию, то на нем или ней будет лежать бремя подтверждения этого утверждения наблюдаемыми доказательствами. Научное сообщество не настолько слабо, чтобы его здоровый скептицизм превратился в доверчивость.

Еще одна проблема, которая может стоять за эссе Дикерсона, касается «научного метода». Гипотеза, тщательное тестирование, воспроизводимость – все это сослужило хорошую службу науке. Но как можно проверить разумного создателя?
 
Можно ли создателя поместить в пробирку? Конечно, нет. Но и вымерших общих предков нельзя поместить в пробирки. Проблема в том, что всякий раз, когда наука пытается объяснить уникальное историческое событие, тщательное тестирование и воспроизводимость по определению невозможны. Наука может изучить движение современных комет и проверить законы Ньютона, описывающие это движение. Но наука никогда не сможет изучить комету, которая предположительно врезалась в Землю много миллионов лет назад.

Однако наука может наблюдать затяжные эффекты воздействия кометы на современную Землю. Точно так же наука может увидеть влияние, которое дизайнер оказал на жизнь.

Последнее, что я хотел бы сказать об аргументе Ричарда Дикерсона, заключается в том, что, хотя он, конечно, не имел этого в виду, это установка робости.

Он пытается ограничить науку большим количеством одного и того же, принципиально не допуская иного объяснения. Он пытается поместить реальность в аккуратную коробочку, но Вселенную в коробку не поместишь. Происхождение Вселенной и развитие жизни являются физическими основами, которые привели к появлению мира, полного сознательных агентов. Нет никаких априорных причин полагать, что эти фундаментальные события должны быть объяснены так же, как и другие физические события. Наука – это не игра, и ученые должны следовать за физическими доказательствами, куда бы они не привели, без искусственных ограничений.




* Правило «location, location, location» широко используется в ритейле,  сегменте бизнеса, связанного с продажей товаров или услуг конечным потребителям. Считается, что его придумал британский магнат в сфере недвижимости лорд Гарольд Сэмюэль.

Продолжение http://proza.ru/2024/10/06/925