10-11. Сага 1. Глава 10. Реабилитация

АМНИСТИИ,  РЕАБИЛИТАЦИИ,    НАГРАДНЫЕ   АНКЕТЫ,  или  МНОГО   ДВИЖЕНИЙ   -   И    НИКАКИХ    ДОСТИЖЕНИЙ
         После  монолитного  сталинизма  в  конструкции  социалистического  государства  началась  с  1953  года  череда  каких-то  сдвигов,  иногда  прямо-таки  тектонического  характера.  Когда  чуть-ли  не  второй  человек  во  власти  вдруг  оказывается  «англо-американским  шпионом»,  государственным изменником  и  прочая  и  прочая,  тут  у  кого  хочешь  мозги  могут  сдвинуться.  Лаврентия  Павлыча  Берия  расстреляли,  и  пошло  поехало!  Спустя  годы  уже  распевали  песенку:  «Цветёт  в  Тбилиси  алыча\   Не  для  Лаврентий  Павлыча,\  А  для  Никит  Сергеича\  И  Леонида  Ильича».  Но  до  этих  «вождей»  ещё  надо  было  дожить…
          А  пока  на  политической  арене  в  качестве  «первых  лиц»  мелькали  другие  персоны:  Георгий  Максимилиаович  Маленков  и  Николай  Александрович  Булганин.  Первый  запомнился  тем,  что  сделал  какое-то  облегчение  в  беспросветной  жизни  советских  колхозников  (т.е.  сельских  жителей):  снизил  или  даже  вовсе   отменил  какие-то  налоги,  убрал  какие-то  ограничения  в  правах,  дал  им  возможность  хоть  немного  распрямиться  и  хотя  бы   начать  свободно  дышать.  Второй  был  Маршал  Советского   Союза  и   очень  благообразен,  лицом  напоминал  интеллигента  «серебряного  века»  -  сочетание,   согласитесь,  несколько  странное  и  потому  подозрительное.  Ничего  другого,  более  примечательного  в  личности  ни  того,  ни  другого  не  было.  Впрочем,  более  округлый  и  простоватый  лицом  Маленков,  имел  за  собой  больше  мерзких  поступков,  поскольку  являлся  одним  из   тех,  кто  своею  подписью  визировал  - вместе   со  Сталиным  и  Ко -  так  называемые  «расстрельные  списки»,  включавшие  десятки  и  даже  сотни  фамилий  зараз. (Здеь  «зараз»  -  это  наречие).
          После  известной  амнистии  1953  года  начался  пересмотр  многих   дел  по  политическим  статьям,  и  начиная  с  1956-го  пошла  череда  связанных  с  этим  реабилитаций.  Бывшие  политические  «преступники»  объявлялись  ни  в  чём  не  виновными,  восстанавливались  во  всех  гражданских  правах  и  даже  получали  какие-то  матермальные  компенсации  как  невинно  пострадавшие  от  государства.
        Пришла  такая  бумага  из  Прокуратуры  БССР  и  Науму  Маглышу.  Никаких  особых  чувств она  у  него  вызвала.  Реакция  последовала  несколько  неожиданная  и  уж  во  всяком  случае   нестандартная:  вместо  удовлетворения  и  торжества  «победившей  справедливости»  вполне  холодное  и  пренебрежительное:  «а  я  в  вашей  реабилитации  нисколько  не  нуждаюсь,  поскольку  не  считаю   себя  невинно  осуждённым;  я  с  оружием  в  руках  пошёл  против  власти,  которую  считал  узурпаторской  и  незаконной,  но  победа  оказалась  на  её  стороне,  вот  и  весь  сказ».
     Об  этом  его  неизречённом  отношении  власть,  конечно,  знать  не  могла,  а  для  того  чтобы  догадаться  о  нём,  вообще  нужно  некоторое  воображение,  коего  у  неё   сроду  не  водилось.  Она  продолжала  заигрывать  и  со  своими  прежними  противниками.  Поскольку  Наум  Маглыш  имел  заслуженную  репутацию  очень  хорошего  преподавателя  и  трудился   на  педагогической  ниве  аж  с  1913  года,  то  где-то    с  начала  60-х,  видимо,  имея  в  виду  и  это  обстоятельство,  его  стали  представлять  к  разным  наградам. 
      В  связи  с  этим  всякий  раз  предлагалось  заполнить  обширнейшую  анкету,  листов  на   5 – 6.  Там  содержались  вопросы,  которые  современному  человеку  показались  бы   очень  странными.  Например,  предлагалось  ответить,  чем  занимались  родители  анкетируемого  до  Октябрьской  революции  1917  года;  имеются  ли  родственники  за  границей,  в  каких  именно  странах  и  поддерживает  ли  он\а  с  ними  какие-либо  отношения;  проживал  ли   на  временно  оккупированной  во  время  войны  территории  и  чем  занимался.  Ну  и  ещё  всякие  разные  «состоял  ли»,  «подвергался  ли»  и  прочая  и  прочая.  Чтобы  ответить  на  все  такие  вопросы,  требовались  раздумья  и  нешуточные  консультации  с  ближайшими  родственниками;  это  занимало  немало  времени.
         Помню,  как  с  целым  ворохом  бланков  этих  дотошных  анкет  подолгу  возился  и  наш  отец.  Наверное,  он  всё-таки  успел  «соскучиться»   по  наградам:  ведь  последнюю  и  единственную  в  своей  жизни  он  получил,  почитай,  уже  почти  полвека  тому  назад.  Да  к  тому  ж  и  от  неё  остались  лишь  одни  воспоминания,  так  как  в  долгих   перипетиях  гражданской   войны,  последующей  политиеской  смуты,  репрессий  и  террора  от  Георгиевского  креста,  «царских»  ещё  времён,   пришлось  предусмотрительно  избавиться,  как  в  саоё  время    и  от  офицерских   погон  прапорщика.
            Он  заполнял  бланки  для  ответов  сначала  мягким  карандашом  с  тем,  чтобы  при  необходимости  запись  легко   можно  было  удалить  ластиком.  Причем  заполнял  не  по  порядку  все  подряд,  а   выборочно:  сначала   те,  ответ   на  которые  не  требовал  осторожности  и  особых   раздумий.  И  лишь  во  вторую-третью  очередь  отвечал  на  более  «сложные»  вопросы,  оставляя  напоследок   самые  «каверзные»,  вроде  того  «состоял  ли  ранее  в   каких-либо  контрреволюционных,  антсоветских  партиях  или  иных  политических  организациях»,  «состоял  ли  под  следствием  и  судом»,   «имеет  ли  непогашенные  судимости»  и  т. п.
          Поскольку  на  целый  ряд  таких  «неприятных»  вопросов  в  конце  концов  приходилось  давать  прямой  и  честный  ответ,  постольку  отец  был  вынужден  по  несколько  раз  переписывать  уже  заполненные  графы  бланков,  уточняя,  исправляя  и  выправляя  свои  прежние  записи.  Не  надо  забывать,   что    определённый  опыт  лавирования  и  маневрирования  среди  хитроумно  расставленных  вопросов  у  Наума  Маглыша   всё-таки  уже  имелся,  так  что  он  со  вставшей  перед  ним    новой   задачей  в  конце  концов  успешно  спрравился.  Всё-таки  опыт  «фильтрации»   в  органах  госбезпасности  после  трёх  лет  оккупации  был  ещё  довольно  свеж,  да  и  почти  полугодовое  следствие  ОГПУ  1929-30  гг.  из  памяти  не  выветрилось.
          Стороной  и  неофициально  отцу  давали  понять,,  что  столь  дотошное  анкетирование  не  только  необходимо,  но  и  стоит  всех  трудов,  потому  что  и  правительственная  награда  предполагается  нешуточной:  если  даже  не  самый  высокий  Орден  Ленина,  то  уж  никак  не  меньше  Ордена  Трудового  Красного  знамени.  К  тому  времени  ещё  не  были  учреждены  ни  Орден  Октябрьской  революции,  ставший  вторым  после  Ордена  Ленина,  ни  Знак  почёта,  ставший  следущим  после  Трудового  Красного  знамени,  ни  Орден  Дружбы  народов,  ставший  «замыкающим»  в  пятёрке  высших  гражданских  наград  СССР.
       В  общем,  отец  подал  все  эти  документы  в  соответствующую  «инстанцию»  и  стал  ждать  Указа  Президиума  Верховного  Совета  СССР  о  награждении   и  чуть-ли  не  крутить  дырку  под  будущий  орден  в  лацкане  своего  парадного  пиджака.  Вернее  сказать,    не  пиджака,  поскольку  «парадной»   на  то  время  являлась  недавно  сшитая   в  ателье   пара- «сталинка»:  полувоенного  образца  глухой  китель  с  отложным  воротником  и  брюки-галифе  -  всё  из  габардина  «защитного»  (т. е.  «хаки»)  цвета.  Понятно,  что  носилась  такая  «сталинка»  в  комплекте  с  «хромовыми»  сапогами,  также  шившимися  «на  заказ»  у  сапожника-частника.   Это  была  тогдашняя  мода  в  среде  белорусской   учительской  интеллигенции.  Нечто  подобное  сохраняется,  по-моему, и  в  современном  Китае,  и  даже  на  значительно  более  высоком  уровне;  здесь,  конечно,  «работают»  под  своего  Мао.
         В  общем,  ждал-ждал  отец,  да  не  дождался.  Точнее  сказать,  не  дождался  ордена,  а  вместо  него  прислали  ему  для  заполнения  новый  набор  анкетных  листов.  История,  имея  в  виду  и  уже  имеющийся  опыт,  повторилась  с  незначительными  различиями.  И  с  тем  же  «успехом».  Видимо,  в  «компетентных  органах»  крепко  хранили  память  о  предыдущих  заслугах  отца  отнюдь  не  «перед  советской   властью»  и  «тормознули»  все  эти  затеи  советской  власти  с  награждением  заслуженного  работника  народного  образования.
          Прошло  несколько  лет,  и  неждано-негадано  -  уже  без  всякого  заблаговременного  заполнения  анкетных  листов  (видимо,  хватило  прежних)  -  Науму  Маглышу  прикрепили  на  грудь  медаль  «100  лет  со  дня  рождения  В. И. Ленина»,  которой  награждались  сотни  тысяч,  если  не  миллионы,  рядовых  советских  тружеников  во  всех  отраслях  народного  хозяйства.  Таким  вот  образом  на  77-м  году  жизни  он  удостоился  награды  и  от  коммунистического  режима,  к  которому  по-прежнему  не  испытывал  большой  симпатии.  И  режим,  надо  признать,  обошёлся  с   ним  вполне  «симметрично»  -  тут  и   придраться  не  к  чему.  Можно  сказать,  на  этом  они  стали  квиты.