Звонки и звоночки

               

Максим Тимофеевич обрадовался моему появлению у него в больнице.

-Спасибо. Не ожидал. В сущности, никто ко мне фактически не приходит. Сын, правда,  был один раз. И Митя, внук, приходил. Дочка далеко. Один фактически остался. Тяжело. Володя, вот что я тебе скажу. Во всём  я виноват сам. Первый звонок был года два тому. Заболело что-то внутри. Потом прошло. Ну, я и положил на всё это.  Понимаешь, дела и всё такое. А, главное, как-то, такие обстоятельства закрутились, что было не до себя. Сейчас понимаю, что упустил время. Теперь уже, наверное, поздно. Но я надеюсь.  Ты знаешь, что я осознал? Когда стоишь у края, очень  хочется побыть ещё. В голове всё время кони привередливые Высоцкого крутятся. Гениальный был мужик. Звонки и у него, небось, были. Сначала звоночки, потом звонки, а потом уже,  как колокол на башне вечевой. И у Лермонтова были, наверняка,  свои звонки вперемешку со звоночками. К ним нам всем прислушиваться надо.  Тогда и просуществуем  подольше.

Володя. Послушай меня.  Лену я любил очень. Но и тут и звонки, и  звоночки профукал, можно сказать. Жизнь свою профукал.

Голос у Максима Тимофеевича дрогнул, и он замолчал.

-Ну, иди, Володя. Прощай Спасибо тебе. Через неделю Максим Тимофеевич умер.