Матрос Муха

В годы СССР бытовало мнение, что моряки и рыбаки, работающие на судах заграничного плавания, имеют баснословные доходы, мол, и зарплата у них высокая, и валюту они получают, и заходы в иностранные порты у них есть, где они могут эту самую свою валюту трансформировать в модные вещи, которые потом можно подарить своим родным и близким, а можно и толкнуть где-нибудь на «черном» рынке по хорошей цене.
Многие люди и сегодня уверены, что в годы СССР один доллар стоил 69 копеек… ОДНАКО не все знают (или не все понимают?), что это является абсолютной неправдой, мифом советской пропаганды, выдумкой людей, которые не соприкасались с этой самой валютой.
Мы жили в уникальной стране, в которой даже валюта имела несколько категорий… К валюте первой категории относились свободно конвертируемые деньги – американские доллары, французские франки, английские фунты, западногерманские  марки, и т.д.  следом шло несколько категорий валют – деньги стран, входивших в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) – была такая межправительственная экономическая организация, действовавшая в 1949—1991 годах,  - в последнюю - пятую категорию - входили индийские рупии и еще несколько валют из стран арабского Востока и Африки.
Именно поэтому советским туристам, отправляющимся за границу в турпоездку, власти разрешали обменивать советские рубли в некоей пропорции – если едешь в страну капиталистического мира, в так называемые капстраны, то тебе меняли рубли на сумму, не превышающую 30-40 долларов. Т.е. на 30 рублей по курсу того времени. При поездке в социалистические страны (страны т.н соцлагеря), сумма обмена была значительно выше. Могли обменять и 200 и 300 рублей на одного человека.
Огромная часть советских моряков работала на судах, которые использовались в каботаже… Районы плавания были разными – Черное и Азовское моря, Каспийское море, Северный морской путь, Дальний Восток со всеми его портами, островами и бухтами). А значит, ничего, кроме голого должностного оклада и какой-нибудь премии (за выполнение или перевыполнения производственных планов) у моряков, работающих там, не было. Должностные оклады моряков – по сути та же советская рабочая и инженерная «сетка». Оклад матроса (или моториста) второго класса – 70-80 рублей, у матроса (моториста) первого класса оклад был в районе 90-115 рублей. У командного состава (комсостава), оклады были чуть повыше, 110-130 рублей у младшего комсостава, 140-160 рублей у среднего и 180-220 и выше рублей у старшего комсостава. У моряков, работающих в районах (или приравненных к нему) Крайнего Севера еще были т.н. «полярки» - районный коэффициент, который мог каждые полгода прирастать к зарплате в виде дополнительных 10 процентов (но и этот рост не был бесконечным).
То же самое было и у рыбаков: оклады и премии. Разница была и среди моряков и рыбаков, которые работали на судах заграничного плавания. Моряки торгового флота за время нахождения в рейсе, который считался заграничным, помимо рублей, получали т.н. валюту в виде 22,5 процентов от должностного оклада. У рыбаков процент начисляемой валюты был разным – или 7 процентов от общего заработка, или 22,5 и даже 33 процента от должностного оклада.
Особо подчеркну, что речь идет о валюте первой категории… Если моряк по какой-либо причине не мог истратить причитающуюся ему валюту в иностранном порту, то эти деньги государство выплачивало ему в Союзе в виде чеков. Эти чеки в СССР всегда можно было продать (что являлось Законом, который мало кто соблюдал) советским гражданам (не обязательно спекулянтам) по курсу, который устанавливался «черным» рынком. А еще чеки можно было истратить в специализированных магазинах «Торгмортранса» (в народе их называли валютными, в городах на берегу Балтийского моря – «балтонами», в городах Черноморско-Азовского бассейна – «торгсинами», но все они имели одну единую вывеску – «Альбатрос».
Кроме того, моряки торгового флота СССР свою неистраченную во время загранрейса валюту могли положить на депозит… И уже в следующем рейсе использовать ее для покупки иностранных товаров.
Советские рыбаки по неизвестным для меня причинам такой льготы были лишены. Кроме того, во время заходов в инпорты, государство выплачивало рыбакам не всю заработанную ими за время своих длительных (по 6-9 месяцев) рейсов валюту, а лишь ее часть - в размере 20, 30 или 40 рублей (на пай). Остальную «валюту» рыбакам выплачивали в Союзе в виде тех самых чеков, чтобы рыбаки могли отоварить в магазинах «Альбатрос» или же просто сплавить кому-нибудь по выгодному (10-12 рублей за 1 чек) курсу…
В итоге получалось, что простой рыбак, допустим матрос первого класса, находясь в заграничном рейсе продолжительностью шесть месяцев, при условии, что ему платили валюту в размере 7 процентов от общего заработка, мог заработать  от 100 до 200 инвалютных рублей (считай долларов). Из которых во время захода судна в иностранный порт для отдыха экипажа, ему могли выдать на руки от 20 до 40 инвалютных рублей, что являлось откровенной несправедливостью…. Хотя бы потому, что товары в иностранных портах продавались по ценам значительно ниже, чем советское государство продавало те же товары в магазинах «Альбатрос». Да и не всё там можно было купить в этих «торгсинах» и «балтонах».
И вот в начале 1981 года в МРХ СССР принимают фундаментальное решение – чиновники в МинРыбХозе разрешили выплачивать рыбакам во время захода в иностранные порты практически до 100 процентов заработанной ими в рейсе валюты. Беспрецедентное по своей сути и важности решение.
В 1981 году экипаж рыболовного траулера морозильного (типа тропик) РТМ-Т «Абрамцево», в составе которого был и я, должен был оказаться на Канарских островах в порту Лас-Пальмас. Это был плановый заход судна с целью отдыха экипажа, а также на судне должны были провести плановый межрейсовый ремонт. Покинув воды экономической зоны Республики Гвинея-Бисау (РГБ), где мы вели промысел рыбы, наш траулер взял курс на порт Лас-Пальмас. По составленному капитаном плану мы должны были оказаться в определенный день и час на рейде Лас-Пальмаса, где экипаж смог бы получить свои честно заработанные за рейс деньги и купить своим родным и близким людям различные сувениры, в виде заморских тряпок и бытовой техники.
В те годы валютой в Испании являлась песета. Курс Госбанка СССР на момент захода судна в порт был таким: 100 песет = 0,7 руб.  Промысловый и производственный планы были выполнены экипажем на 100 процентов, Поэтому, все моряки находились в приподнятом настроении – впереди нас ждал заход в Лас-Пальмас, новые впечатления и хорошая «отоварка» (покупка товаров и вещей).
 Наш траулер шел со скоростью 10 узлов в сторону Канарских островов в порт назначения, который для нас является конечным пунктом –  после завершения промысла и перехода в испанский порт, мы должны были передать там наш траулер ремонтно-подменной команде (РПК), после чего сесть на самолет и вылететь в Москву, а из Москвы -  в Калининград - домой.
Ежедневно (утром -  в 08-00 и вечером – в 20-00) наш капитан отправлял в Калининград  радиограммы (РДО) – суточные донесения, в которых указывал информацию о местонахождении судна, курсе, скорости движения и ЕТА (англ. Estimated time of arrival) — предполагаемое (расчётное) время прибытия в порт. Предполагалось, что наше судно прибудет на рейд Лас-Пальмаса поздно вечером в один из августовских дней. На следующий день члены экипажа, получив вожделенную валюту, могли отправиться в город и купить себе все, что угодно – японские стереосистемы или двухкассетные магнитофоны, часы или телевизоры известных торговых марок, ковры или знаменитые покрывала «с тиграми», джинсы и платья, юбки и футболки, зонтики и косметику….  И только после этого значительная часть экипажа (55 человек) спокойно отправится в аэропорт, чтобы вылететь в Союз…
Но, как иногда бывает, в наши планы вмешался господин Случай. Ведь Человек предполагает, а Бог располагает… Так гласит Священное писание. Вместо попутного ветра, на протяжении всего пути следования мы боролись с сильным ветром встречного направления… В связи с чем нам частенько приходилось снижать скорость движения судна с 10-11 узлов до восьми… С упорством достойным лучшего применения, капитан нашего траулера в своих донесениях продолжал указывать не совсем верное ЕТА. Ему почему-то упорно хотелось, чтобы судно пришло на рейд Лас-Пальмаса за сутки до дня вылета нашего экипажа из Испании в СССР. Потом, когда он понял, что вечером и даже ночью (т.е. за день до вылета) подойти к Лас-Пальмасу не удастся, он стал менять время прибытия на рейд Пальмаса в каждой сводке прибавляя по часу.
Кроме того, капитан лично составлял для отправки в Лас-Пальмас служебные радиограммы, с указанием ЕТА на рейд Лас-Пальмаса, он также заказал валюту для экипажа в сумме свыше одного миллионов песет, которую, по действовавшим тогда правилам, на борт нашего судна должны были привезти на специальном катере, в конце концов он заказ и лоцмана, который бы завел наш траулер на внутренний рейд порта. По сути он делал всё правильно, по инструкции и правилам.
Но….у погоды были свои планы… Поэтому на внутренний рейд Лас-Пальмаса мы прибыли в 14 часов дня – дня вылета части экипажа… После оформления необходимых приходных документов (пограничного и таможенного досмотров не было), на борт судна поднялись крепкие испанцы с мешками денег в руках, передав их капитану, они умчались куда-то на своем катере также быстро, как и прибыли к нам. Видимо, повезли валюту другим морякам на другие суда, стоящим на рейде…
Одновременно с испанскими инкассаторами на борт судна прибыл и представитель МРХ СССР… Мы знали, что сегодня - через несколько часов – около 50 моряков из 75 находившихся на борту, должны будут вылететь в Союз в составе первой партии…. О дате вылета в Союз второй партии никто ничего не знал.
Списки моряков, вылетающих в составе первой партии, менялись по два раза в сутки. Если встречный ветер стихал, и капитан считал, что мы успеваем прийти в расчетное время (вечером, ночью или даже рано утром) на рейд Лас-Пальмаса, список был один. Первый помощник капитана зачитывал его по внутренней громкой связи и потом еще вывешивал этот список на доске объявлений в салоне команды. Если ветер усиливался, и капитан понимал, что мы придем на рейд Лас-Пальмаса днем, или того хуже – вечером, т.е. за несколько часов до вылета первой партии, то список вновь менялся. Неизменными участниками второй партии всегда были судовые специалисты, которые должны были передать членам РПК судно, оборудование и механизмы. Дело это непростое -  ведь на прием-передачу дел, составление различных документов, Актов осмотра и пр., необходимо время. Поэтому судовые специалисты считали, что время прибытия судна на внутренний рейд Лас-Пальмаса для них не имело какого- то принципиального значения. Остальным же морякам приходилось волноваться и переживать, надеяться и верить, что всё будет хорошо. Никому не хотелось побывать в Лас-Пальмасе и остаться без покупок.
Этот цирк продолжался несколько дней. Утром капитан думал одно, а вечером уже совсем другое. Исходя из его расчетов и менялся список членов экипажа вылетающих в составе первой партии. Разговоры среди моряков сводились к одной теме, успеем – не успеем, получим валюту (напомню, что впервые в истории Калининградской базы тралового флота (КБТФ)  валюту можно было получить в размере 100 процентов) – или не получим, успеем отовариться  - купим подарки для своих родственников – или нет… Бывалые моряки днями и ночами строили планы – ЧТО и ГДЕ они купят для своих жен и детей.
По различным расчетам, рядовые моряки и младший комсостав надеялись получить на руки около 10-15 тысяч песет… В те годы на Канарах за 5-6 тысяч песет можно было купить двухкассетный магнитофон, за 2-3 тысячи – шикарный ковер размером два на три метра,  дайверские (т.е. водонепроницаемые) часы фирмы «Мартима» за 600-1000 песет, простые джинсы «Lee» за 200-300 песет, более приличные штаны можно было купить за 400-500 песет. Банка пива стоила 20 песет.
Я был радистом на судне, поэтому был в курсе того, ЧТО в те дни члены экипажа спрашивали в радиограммах у своих жен. Их интересовали размеры, длина, ширина и цвет… В ответных радиограммах моряки получали всю необходимую информацию -  помимо размеров и цветов, уточнялось и количество изделий – мне – 3 шт, старшей дочери - 3 шт, младшей дочке – 3 шт и т.д.)
И вот мы подошли к финишной черте. Старший комсостав, специалисты,  «блатные» и партийные активисты оказались во второй партии. Все остальные – в первой. Поскольку, я не был партийным активистом, на берегу у меня не было «лохматой лапы» в виде жены, работающей где-нибудь в КПОРП (Калининградское производственное объединение рыбной промышленности), которая бы могла за меня похлопотать перед начальством и я не был специалистом – материально-ответственным лицом (МОЛ), поэтому к 15 часам дня, получив в каюте у второго помощника капитана причитающуюся мне валюту, а у старпома все личные документы (паспорт моряка, рабочий диплом, медицинскую книжку, различные вкладыши и удостоверения), пообедав и, сдав судовой прачке постельное белье, оформив обходной лист, собрав в небольшую сумку свои вещички, я стоял на верхней палубе, разглядывая все вокруг – красивые морские суда, среди которых выделялись белоснежные пассажирские лайнеры, дома и здания различной формы и высоты, экзотическую растительность в виде финиковых и прочих пальм и дышал полной грудью, вдыхая аромат Канарских островов. Никаких шансов сегодня пойти в увольнение и оказаться на берегу, ни у кого из нас не было. Экипаж разделился на тех, кто улетает в Москву сегодня, и на тех, кто остается в Лас-Пальмасе на неопределенное время (дата вылета второй партии по-прежнему была неизвестной).
Неожиданно по громкой связи раздалась команда – всем собраться в салоне команды, где будет зачитан ПОСЛЕДНИЙ и ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ список моряков, вылетающих в составе ПЕРВОЙ партии. Поскольку мы уже каждый день слышали и читали эти «последние» и «окончательные» списки, то особого энтузиазма у членов экипажа это объявление не вызвало – ведь всё нам уже давно было известно…
Однако то, что мы услышали через несколько минут, одних моряков повергло в шок и в уныние, а другим прибавило радости и оптимизма…  ОКАЗЫВАЕТСЯ, представитель МРХ СССР, привез на борт судна и вручил капитану НОВЫЙ список людей, вылетающих в составе ПЕРВОЙ партии. В этом списке оказались как простые моряки, так и все «блатные», активисты и проч., в том числе и наш капитан-директор и его помощник по политической части (в просторечии – комиссар или помпа)… Меня в этом списке не было.
Члены экипажа забегали по судну словно муравьи в муравейнике, те, кто не услышал или не расслышал текст объявления, рвались к тем, кто мог им что-либо объяснить или продублировать услышанное… Люди не могли быстро переварить поступившую информацию… У некоторых моряков радость и эйфория менялись на грусть и озабоченность… Тем, кто всего пять минут назад видел себя в каком-нибудь испанском магазине, например, в супермаркете «СОВИСПАН» или в лавке у индуса Миши Сундера («Магазин индусский-говорим по-русски»), теперь было необходимо готовиться на выход с вещами.
Пришлось мне вновь идти к прачке и получать новое постельное белье и полотенца…. А вскоре ко мне в каюту постучал один моряк, с необычной просьбой. Мол, раз ты остаешься здесь, то вот тебе столько то денег, и купи мне на них то-то и то-то (приблизительные цены на товар все знали). А я, - продолжал моряк, -  уже составил две таможенные декларации, указав в них то, что ты мне купишь. Одну покажу на таможне в Шереметьево-2 и скажу, что ОТДЕЛЬНО ОТ МЕНЯ СЛЕДУЕТ МОЙ БАГАЖ. А ты по прилете в Шереметьево-2 таможенникам предъявишь ВТОРОЙ экземпляр декларации, в котором указано, что этот товар (БАГАЖ) принадлежит другому лицу (т.е. мне) и следует отдельно от него, а ты – Сергей – всего лишь являешься сопровождающий этот груз лицом. А сдачу оставишь себе – в качестве оплаты за труд. Окей?
Ну как тут отказать товарищу? Конечно же, окей.. Вскоре в каюту пришел еще один моряк с такой же просьбой. Вскоре у меня в столе уже лежало около ста тысяч песет и я понял, что поскольку у меня в каюте нет сейфа, то носить эти деньги мне придется в своих карманах до тех пор, пока я их не израсходую, согласно договоренностям и обещаниям.
Вскоре после вечернего чая (судовое расписание и вахты никто не отменял), наступило время для прощания и расставания тех, кто по воле случае оставался на борту судна с теми, кто должен был вылетать в составе первой партии. Все, кто рискнул и доверился своим товарищам – оставили свои деньги на борту судна, оформив таможенные декларации. Были и такие, кто не решился на такой шаг…
Когда к борту судна подошел большой катер, который должен был доставить наших товарищей на берег, то моряки по очереди начали покидать траулер и спускаться с вещами по трапу на борт этого катера. Всех моряков, перед тем, как они покидали борт судна представитель МРХ СССР сверял со списком, делал соответствующие отметки… короче, вел учет и контролировал процесс…. Рядом с ним стояли наши комиссар с капитаном… Они визуально сверяли  моряков и подтверждали ответственному работнику МинРыбХоза, что матрос Иванов – это точно матрос Иванов.
Когда к трапу подошел матрос, у которого была необычная фамилия – Муха, то он, глядя в лицо этому чиновнику в сердцах и с какой-то отрешенностью вдруг взял и заявил «Да…бл…. Оказывается не в ту сторону, в годы войны я держал в руках свое оружие…»  (этот матрос, совершал свой последний рейс, на рыбаках отработал много лет, никогда не был на Канарах и никогда не получал в инпорту столько валюты. По возрасту он уже был пенсионером, а в годы Великой Отечественной войны был простым пехотинцем-красноармейцем, имел ранения и боевые награды… На берегу его ждали жена и многочисленные дети и внуки, которые прислали ему свои мерки, размеры и любимые цвета, чтобы дедушка смог привезти из Испании всё то, о чем они в те годы мечтали). После чего матрос смачно плюнул под ноги представителю МРХ СССР и начал спускаться по трапу…
Представитель МинРыбХоза просто ошалел от этих слов, и поставив необходимую отметку в списке, обратился уже к нашему капитану, мол, как фамилия этого наглеца? На что капитан ответил – это матрос Муха. Что? – взревел чиновник? На что комиссар добавил, что это у него фамилия такая и что он уже пенсионер, у него это был его последний рейс… Мол, расстроился моряк, ведь очень хотел купить своим внукам и детям подарки… а так, он очень хороший матрос.
Чиновник хмыкнул себе что-то под нос и продолжил вызывать моряков по списку. По правилам, он должен был всех, кто входил в эту группу, доставить до аэропорта и отправить в Союз. Авиабилет был коллективным – телекс был отправлен из Калининграда через Москву.
Вскоре все, кто улетал в Союз в этой первой партии, сгрудившись на борту катера, дружно помахали нам на прощание, мы желали друг-другу только удачи. Оставшиеся на судне моряки также махали своим товарищам, желая им счастливого перелета и мягкой посадки в московском аэропорту.
Вечером, после ужина, тема для разговора была одна – почему остались здесь мы – простые «дети» МДМа (Межрейсового дома моряков), как мы себя называли, а все «блатные» полетели в Союз… У меня были соображения на сей счет, очевидно, в Калининграде кто-то доверился той информации, которую наш капитан систематически указывал в суточных донесениях. По ней следовало, что судно зайдет в Лас-Пальмас накануне вечером, в крайнем случае ночью, моряки рано утром получат валюту, сходят в город, купят все необходимое (по заранее составленным и утвержденным женами спискам) и быстро улетят домой на Родину… Что выглядело вполне логично… Тем более, что билетов для моряков второй партии не было. И никто не знал, сколько они пробудут на судне в этом Лас-Пальмасе…
В итоге на следующий день наши специалисты передали судно морякам из РПК, а мы почти две недели пребывали в отличном настроении, совмещая походы по магазинам (заказы товарищей надо было выполнить в первую очередь) с посещением всемирно известного пляжа Лас-Пальмас-де-Гран Канария, где уже в те годы некоторые девушки загорали топлес, доставляя нам неимоверное удовольствие… и заставляя часто бросаться в море, чтобы немного охладить, невольно возникающую страсть…
Но об этом я расскажу как-нибудь в другой раз.
НА ФОТО: чековая книжка на 25 инвалютных рублей, по курсу один к десяти на "черном" рынке эти чеки можно было продать за 250 советских рублей.