Внезапно струна оборвалась. Глава 6

С Р Е Д И   Ч И С Т ЫХ   К Л Ю Ч Е Й

Одно яркое сравнение наиболее часто встречается на форумах в интернете, когда в центре обсуждения оказывается все творчество Максима Трошина или даже одна его песня. Алексей Староверов пишет: «Максим – это родничок чистой, святой, живительной воды для русского народа». Для Надежды Семёновой голос юноши есть «чистый-пречистый родник, не тронутый ни зверем, ни человеком».
Максим Трошин представляет собой настолько многомерное явление, что и сегодня не все грани его дарования видимы. Так и мы, стоя у обнаруженного на своем пути родника, не знаем о его природе – с каких глубин бьет, какие водоемы наполняет, болота или моря?

Творчество – насыщенная ключами территория. Многими источниками, к которым припадают в утолении духовной жажды, богата Москва. Рано или поздно Максим должен был появиться там.

С первых шагов Максима по московской земле рядом с ним оказался Николай Детков. Профессиональный режиссер, он не ограничивался стенами театра и нередко организовывал свои представления под открытым небом, вовлекая большое число участников, превращая самих зрителей в героев. Николая Деткова называли режиссером праздников.

 Они, Николай Алексеевич Детков и Юрий Павлович Трошин, были ровесниками, имели опыт режиссуры и журналистской работы, писали картины. Были остры на язык, при своем повседневном скромном образе жизни, похожей манере негромкого общения совершали отчаянные поступки: у Юрия Павловича такими были выход из КПСС еще в «доперестроечные» времена, смена редакции газеты на кочегарку; у Николая Деткова – громкое вторжение в редакцию «Московского комсомольца» с последующим содержанием в следственном изоляторе, а еще позже, на переломе веков, – стояние живым щитом на мостах Белграда в ожидании американских бомбежек, которые рвали югославскую столицу на части.
– Сто пятьдесят суток за мои сто пятьдесят грехов, – после освобождения из Бутырок он будет часто прикрываться этой шутливой фразой, словно щитом укрываясь от вопросов журналистов. Недавний узник не хотел ореола мученика. По-христиански тихо он мог принять и самое суровое наказание, было бы за что.

Быстрому сближению содействовало и бережное отношение к Максиму. У Юрия Павловича это было понятным отцовским чувством. Его же новый московский товарищ на творческих маршрутах будто простер свои руки над головой Максима, обозначая готовность защитить от любой невзгоды этот чудесный росток, который появился на иссыхающей российской почве, затоптанной митингами, а также очередями в магазины за трудным хлебом или в западные посольства за сладким пряником. Николай Детков, как он затем признавался, пережил удивление: «Откуда такая глубина и сердечность у подростка, который с взрослыми был не только равным собеседником, но и зачастую наставником и безусловно водителем для своих сверстников?»

Николай Детков не мог адресовать себе этот вопрос. Можно предположить, что он уже знал ответ и потому сразу принял Максима близко к сердцу. В своем стихотворном обращении к Господу Николай Детков когда-то сетовал:

...Нет постоянства наших слов,
Меняют они значение.
Не понимаем переводчиков Слова Твоего.
Для века нашего
Туманны их изречения. Боже! Молю о переводчике!

И теперь он искал в Максиме приметы такого переводчика с трепетной надеждой, что его слова услышаны.

Николай Детков взял на себя роль своеобразного проводника при продвижении Трошиных по концертным площадкам, организации встреч с людьми творческими, а также известными лидерами патриотических движений. В этом ему, помимо личного авторитета в этих кругах, помогали его полномочия как художественного руководителя и ведущего радиостанции «Отечество, память и ты», режиссера бюро пропаганды Союза писателей России.

В то время, когда произошла встреча с Трошиными, он свою работу приближал к первозначению слова «действо», когда оно, это слово, обозначало вид театральных, сценических постановок с обязательным наполнением их духовным содержанием. Ярким примером подобных усилий стала помощь Николая Деткова российской певице Татьяне Петровой в реализации ее благородного замысла ежегодно проводить благотворительные «Монастырские вечера» в Свято-Даниловом монастыре. Николай Алексеевич познакомил с ней юного гостя. Выступления Татьяны Петровой и Максима Трошина в одних и тех же концертных программах затем звучали в гармонии между собой.
В память о таких встречах Татьяна Юрьевна в день Благовещения Пресвятой Богородицы оставит Юрию Павловичу и Максиму свою фотографию с пожеланиями: «Здоровья и сил во благо и во спасение России-матушки!» И добавит еще одну строку, искреннюю и сердечную: «А я всегда рада, когда вижу вас!»

Протоиерей Артемий Владимиров, писатель и проповедник, так скажет об особенности воздействия на него творчества юного брянского дарования: «Когда слушаешь песни Максима Трошина, невольно руку кладешь на собственное сердце». По ощущению священнослужителя, в те часы возникает молитвенное теплое чувство, согревавшее как самого барда, так и слушателей.

Максима с радостью встречали в среде русских писателей, прорицавших нелегкие времена без обращения России к земле и вере. Это были родники правды, яркие выразители народного чаяния о справедливости и жизни по совести. Максим пел в Центральном доме Российской армии на встрече еженедельника «Литературная Россия» со своими читателями. Его песни сердечно приветствовали также читатели журналов «Наш современник», «Москва» и газет «Советская Россия», «День».

Сохранилась фотография с литературного вечера авторов «Роман-газеты» в июне 1992 года в Колонном зале Дома Союзов. Максим поет на сцене. Мы не слышим его голос. Но всмотритесь в лица российских просветителей. В них отразилось впечатление от песни – работа для ума и сердца. Не рядом, но все же в одном ряду сидят главный редактор «Роман-газеты» Валерий Ганичев, в прошлом ведущий функционер комсомольской печати СССР, и главный редактор журнала «Москва» Леонид Бородин, который в лагерях за антисоветскую пропаганду провел в общей сложности одиннадцать лет.

Леонид Иванович только что завершил роман, название которого «Божеполье» олицетворяет собой Россию. Только через год произведение будет опубликовано и читателей зацепит своей точностью в описании того времени фраза дочери главного героя, которого перестроечный хаос выдавил из руководящего кресла и который от избытка появившегося вдруг свободного времени собирается проведать почти забытую им родную деревню: «Папа собирается в народ, как в глубокий рейд по тылам противника». И эта строка о пропасти между властью и народом окажется созвучной первой авторской песне Максима «Афганистан»:

Под пулями гибнут солдаты,
Рекой проливается кровь;
Одна за одной похоронки,
К старушкам идут вновь и вновь.
– Я вас туда не посылал!
– Я вас туда не посылал!
 Допустим, и не посылали,
Но кто же утешит отцов, матерей?
Висит фотография сына.
И черная лента на ней.
– Я вас туда не посылал!
– Я вас туда не посылал!
Вы слышите, матери плачут?
Услышьте же плач матерей!
На этой чужбине  далекой
Они потеряли детей.
Афганистан…

В декабре 1979 года Политбюро ЦК КПСС, всего двадцать семь человек, осуществлявших самые высокие полномочия государственной власти, приняли решение о вводе советских войск в Афганистан. Но уже вскоре тысячи и тысячи других чиновников, помельче рангом, стали решать судьбы тех, кого эта война обожгла. Недавних солдат уже на пороге официальных кабинетов встречала убийственная отговорка:
«Я вас туда не посылал!» Семьи погибших слышали похожее: «Я их туда не посылал!» Максиму шел двенадцатый год, а он в этой песне уже смог простыми и понятными словами выразить людскую боль и негодование, когда убивали дважды – на еще не завершившейся на тот момент войне и по возвращению домой.

На этой же сцене, с которой поет Максим, в среде авторов и именитых гостей «Роман-газеты» своим темным и свободным одеянием с крестом, белоснежной бородой и открывающими высокий лоб белыми волосами, спадающими на плечи, выделяется Дмитрий Дудко. Тот явно находится в состоянии глубокой сосредоточенности. Творческими талантами писателя и поэта он равнозначен своему окружению, его яркие проповеди переписываются от руки, издаются за рубежом. Последнее во многом объясняет, что он с образованием Духовной академии является сельским священником на дальнем приходе. В его прошлом – фронт и сталинские лагеря, репрессии конца семидесятых годов.

Дмитрий Дудко уже встречался с Максимом в редакции газеты «День», духовником которой он являлся, и был чрезвычайно приветлив с ним:
– Максим, а мы ведь с тобой земляки!

Выяснилось, что расположенная среди древних курганов родная деревня священнослужителя, сменив собственное название, а также государственную принадлежность с Украины на Белоруссию, уже в исторически родных пределах России стала частью Брянского края. В Максиме батюшка ценил помимо несоразмерной юному возрасту духовной и творческой зрелости его скромность. Брянский подросток не раз со сцены говорил слова, близкие по смыслу мудрому поучению священника Дмитрия Дудко: «Не пытайтесь быть морем, попробуйте быть хотя бы одной волной».

Писатель Владимир Крупин называл появление юного брянского певца в Москве ошеломляющим: «Этот голос мог быть из внеземных миров. Это – русское православное явление. Эти светлые отроки приходят в мир, чтобы показать возможность нашего спасения».

Крепость духовных начал брянского подростка поразили и других известных писателей, судя по их строкам на подаренных Максиму авторских экземплярах книг.
Валентин Распутин высказал свое впечатление: «Максиму Трошину с радостью от первой с ним встречи, с надеждой на многие и многие еще...»
Оптимизмом наполнено напутствие Василия Белова: «Максиму Трошину – счастливого жизненного пути!» Пётр Проскурин обратил внимание своего юного земляка на общие с ним корни: «Дорогому Максиму Трошину – пусть высокое древнее небо нашей Брянщины осеняет тебя и хранит, пусть земля дает силы для свершения предназначенного. Верю в твою счастливую судьбу!»

Николай Детков в получасовом эфире своей программы впервые представил Максима и его песни российским радиослушателям. Фрагменты этого интервью до сего дня цитируются в сети интернета. Высказывания Максима отличаются прямотой и категоричностью оценок. Одни объяснят это максимализмом, присущим юному возрасту. Другие – и эти суждения разделяют люди, близко знавшие талантливого брянского подростка,– скажут о том, что правда в его речи  не имела ласкового слога.

 «Русский человек, – говорил в эфире Максим, – должен, прежде всего, быть патриотом своей земли, а быть патриотом – это значит быть православным человеком… Нельзя петь о России, если тебя в этом нет. Если ты не православный человек, нельзя тебе. Так я считаю».
– Ощущение было таким, что разговариваю со старцем,– говорит сейчас Николай Алексеевич. – Непреходящее ощущение.

Максим затем был гостем телепрограммы «Воскресный лабиринт», православной телепередачи «Русский дом». Три песни исполнил в документальном фильме режиссера Евгения Галкина «Казаки-казаченьки» об истории российского казачества. С собственными концертными программами Максим выступал в Москве, Санкт-Петербурге, Волгограде, Брянске.

Зрительный зал представлял собой удивительный внешний образ того суетного времени: в одних рядах занимали места священнослужители, коммунисты и монархисты, казаки во всем разнообразии своей формы и погон, местные литераторы с небрежностью жестов и высказываемых вслух оценок… Но все они одинаково нуждались в голосе Максима, который мог провести их через сумбур чувств к объединяющей любви к Отечеству и Богу.

Народный артист Александр Михайлов когда-то был на концерте Максима в Москве. Он говорил о том, что у него дух перехватывало от такого исполнения Максимом своих песен, «было не продохнуть».
Впечатление от песен было настолько глубоким, что, приехав в Брянск всего на день, известный артист нашел возможность почтить память Максима Трошина. Александр Михайлов поклонился в пояс Надежде Михайловне, матери Максима, и сказал о народном значении ее сына: «Максим относился к категории людей с обостренным чувством совести, с обостренным чувством беды, боли о Руси. Он чувствовал так, как не каждый взрослый сможет. И я счастлив, что соприкасался с такой породой людей, с этим русским дуновением ветра…»

Песни Максима продолжают воздействовать и на современных мастеров искусства.

 В канун памятных дней, посвященных ему, в брянский храм в честь Тихвинской иконы Божией Матери, где Надежда Михайловна Трошина трудится в книжной лавке, из Ростова-на-Дону пришла посылка. В ней – холст с портретом Максима и письмо от художника Леонида Кабарухина: «Однажды я прочитал о талантливом юноше, – писал он. – С супругой нашли записи песен Максима и были потрясены его талантом и особым обаянием. Скажу больше, парень был гениальным, все его песни – размышления о жизни – поражают глубиной и здравомыслием. И это в его годы! Я художник и тотчас же решил написать портрет, и так, чтобы этот портрет отражал его особое погружение в русский характер».

Леонид Андреевич известен в России и за рубежом. Критики отмечают своеобразный стиль написания им портретов, когда нарушаются естественные пропорции ради других целей. Как  отмечают критики, Кабарухин «гипертрофированно увеличивает основные предметы, как бы наводя на них фокус и концентрируя силу впечатления».
Те же специалисты связывают живописную манеру художника, помимо всего, с воздействием русской школы иконописи. Ее он прошел в северном Кирилло-Белозерском монастыре, где сохраняется, не теряя своего предназначения, самый древний иконостас русских церквей. Все эти художественные особенности проявились и в портрете Максима.

 Прихожане Тихвинского храма, в присутствии которых вскрывалась посылка, явились первыми зрителями и судьями картины. Многие символы были увидены и растолкованы.

Впечатляют большие глаза, в которых, как в воде, отражается душа. Цвета в одежде указывают на юный возраст Максима, его принадлежность к славянам и православию. Лобная повязка, очелье, что в историческом прошлом носили работники и воины, выразительно говорит о характере подростка, но в ней одновременно различим и знак трагической гибели.
Но почему на картине луна, ночь? Одни ответили: «Чтобы показать свет Максимов». Другие сказали: «Ночью соловьи только и поют».

Перед рассветом слышны не только эти чарующие своим пением птицы. Шумны и родники. Их звучание не такое, чтобы сопровождаться эхом, но оно обязательно вызывает у русских людей, занимающихся искусством, тонкие отголоски в душе.

 
На снимке: Максим Трошин    поет  на  литературном вечере  авторов «Роман-газеты» в Колонном зале Дома Союзов. Июнь 1992 года.
Фото из архива Надежды Михайловны Трошиной.