3. Первая литовщина

3. ПЕРВАЯ ЛИТОВЩИНА.  Если все, что произошло с Михаилом Александровичем в Москве, было хорошо спланированной провокацией, направленной на то, чтобы максимально обострить отношения с Тверью, то эта затея москвичам, вне всякого сомнения, удалась. Раздираемый гневом, яростью и стыдом Михаил вернулся к себе в Тверь, собрал полки и, захватив стремительным набегом Вертязин, прикончил московского наместника, который сидел там с его же дозволения. С этого момента для всего клана Рюриковичей Михаил Тверской превратился в агрессора, а Дмитрий Московский предстал перед общественностью, как невинная жертва. Когда карательные московские войска вступили в пределы Тверского княжества, Михаилу снова пришлось бежать в Литву, ибо на Руси союзников у него уже не нашлось.

На Москве бегству неусидчивого тверского князя были только рады. Все прекрасно понимали, что он кинется за помощью к Ольгерду, как к своей «крыше», но никто всерьез не верил в то, что эта помощь ему будет оказана. А значит - для окончательного объединения Владимирской Руси под рукой Москвы оставалось немногое. Требовалось лишь посадить в Тверь своего человека, после чего можно будет подумать и о более серьезных приобретениях.

Появление на границах Руси летом 1368 года громадного литовского войска стало для Дмитрия и Алексия полнейшей неожиданностью. Кейстут с сыном Витовтом, Ольгерд с сыновьями Андреем и Дмитрием, переметнувшийся на сторону врага смоленский князь Святослав и сам Михаил Тверской тремя колоннами стремительно шли к Москве, и остановить их никто не мог. Первый удар пришелся по Оболенску. Князь Константин Юрьевич оборонял свой город до последнего и погиб в бою. Стародубский князь Симеон Димитриевич Крапива встретил врага в поле и тоже был убит. Можайск бился яростно и сумел отбиться. Ольгерд разорил окрестности города и скорым маршем погнал войско к Москве. На берегу Тройны к северу от Рузы его встретил полк, составленный из московских, дмитровских и коломенских ратников. Заслон этот был собран в страшной спешке и потому оказался невелик. Тем не менее, сопротивлялся он яростно. Весь полк до единого человека полег там же, где и стоял. Вместе с простыми ратниками сложили свои головы воеводы Акинф Шуба и Дмитрий Минин. Отослав часть войск на захват Ржевы, Ольгерд осадил Москву и четыре дня, словно баран, долбился лбом в кремлевскую твердыню, все еще не веря в ее неприступность. На пятый день он снял осаду и двинулся назад, опустошая на своем пути Московскую Землю и озлобляя своей жестокостью местное население.

То, что Ольгерд Литовский вот таким вот неоригинальным способом попытался раз и навсегда закрыть московский вопрос и одним ударом закончить вековую борьбу Вильно с Москвой за гегемонию в русском мире, нисколько не умаляет его достоинств. Нам с Вами судить его не за что. Он радел своей стране, и на будущее Руси ему было наплевать. Мы имеем полное право относиться к нему точно также, не интересуясь особо ни его достоинствами, ни его недостатками. А вот тот факт, что свору голодных и прожорливых русско-литовских собак навел на Москву православный русский князь Михаил Тверской, автор оставить без комментария не может. Почти пол века Владимирская Земля не знала нашествий извне, умудряясь решать свои проблемы либо путем мирных переговоров, либо за счет собственных вооруженных сил. Михаил же, стоило лишь ему всерьез задуматься над тем, почему у кого-то есть все, а у него нет ничего, пошел по старой поросшей мхом и бурьяном междоусобной дорожке, возродив правила, бывшие на Руси в ходу в 12 и 13 веках, - «Все или ничего!», «Не смотря ни на что!» и «Не останавливаясь ни перед чем!». Вдохнув жизнь в полудохлого монстра московско-тверской родовой войны, а затем обратившись за помощью к иноземцам, он тем самым подготовил свою родную землю к новому страшному опустошению, ибо кровная месть, она потому и кровная, что без ответной крови обойтись не может. А следовательно, государем Михаил Александрович был, мягко говоря, недальновидным. С человеческой же точки зрения он оказался недостоин ни памяти своего самоотверженного отца, ни, уж тем более, памяти своего великого деда. Впрочем, давать оценку человеческим качествам внука Михаила Святого, сына Александра Святого, великого князя тверского и удельного князя микулинского, Михаила Александровича, автор не станет. Судить или оправдывать всех этих Михаилов, Еремеев и Дмитриев из нашего с Вами далекого прошлого – такого права нам с Вами никто не давал. Ведь всей правды об этих людях мы все равно знать не можем. У любого события или деяния есть своя подоплека. События и деяния чаще всего держатся на поверхности, у всех на виду, подоплека же скрывается в темных глубинах, и с каждым столетием опускается все глубже и глубже. Впрочем, некоторые деяния пахнут настолько дурно, что докапываться до их глубинных причин не просто не хочется, но уже и не имеет смысла.

После нашествия литвы Москва зализывала раны целый год. Такого разорения она не помнила со времен Дюденевой рати. О скором объединении Владимирской Руси теперь можно было забыть. Михаил торжественно вернулся в Тверь, и московским властям пришлось с этим смириться, признав за тверским князем его великокняжеский титул. Только летом 1369 года Москва решилась, наконец, на ответные действия. Как раз в ту пору рыцари захватили у Ольгерда Ковно, и ему стало не до Владимирской Земли. Это позволило Дмитрию, не оглядываясь на Литву, рассчитаться с каждым из участников прошлогоднего вторжения по очереди.

Сначала был учинен погром Смоленску, окрестности которого Владимир Храбрый превратил в безлюдную пустыню. Толпы смердов вереницами потянулись на восток, а самого князя Святослава митрополит за участие в «литовщине» отлучил от церкви. Чуть позже такой же экзекуции подверглось Брянское княжество вместе со своим князем. В далекий Константинополь с нарочным полетело послание Алексия, сопровожденное изрядной суммой денег, после чего отлучение русских князей, нарушивших крестное целование с Москвой и вставших на сторону «нечестивого Ольгерда», было официально утверждено патриархом Филофеем. Примерно тогда же Владимир Храбрый одним отчаянным приступом выбил литовцев из Ржевы. Все захваченные в плен литовские ратники - дабы не разозлить старого Ольгерда - были отпущены на родину без выкупа.