4. Вторая литовщина

4. ВТОРАЯ ЛИТОВЩИНА.  Узнав о шкодах московитов, «нечестивый Ольгерд» не просто разозлился, он пришел в ярость. Патриарху он настрочил собственное весьма пространное послание с перечислением пакостей московского князя и митрополита Алексия, завершив письмо словами: «..митрополиту следовало бы благословить московитян, чтобы помогали нам, потому что мы за них воюем с немцами. Мы зовем митрополита к себе, но он не идет к нам. Дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород».

То, что в Ольгердовом списке значились неподконтрольные ему Тверь и Нижний Новгород, лишний раз подтверждает громадье планов этого неуемного литовского государя. Даже в далеком Константинополе это поняли. Сообразив, что промедление смерти подобно, ибо могущественная Литва в любой момент может переметнуться к католикам, в столице Империи начались лихорадочные поиски подходящего приемника стареющему русскому первосвященнику. В конечном итоге все закончилось поставлением на Русь при живом еще Алексии второго митрополита. Им стал болгарин Киприан. Киприан отправился в Литву и немедленно принялся выполнять Ольгердов заказ по скорейшему выводу Русской Церкви из-под руки Москвы и передаче ее под «юрисдикцию» Вильно. В Новгород Великий было отправлено уведомление новгородскому владыке Алексию: «Благословил мя вселенский патриарх Филофей митрополитом на Киев и на всю Русскую землю». Отповедь из Новгорода была короткой: «Иди к великому князю на Москву, и аще тя приимет митрополитом на Русь, то и нам еси будешь митрополит». Империи стало понятно, что дело зашло уже слишком далеко, и нужно что-то срочно менять. В Москву со всей поспешностью было снаряжено посольство с приказом разобрать «вины» митрополита Алексия и без лишнего шума спровадить старика на «заслуженный отдых». Назад послы возвратились с той же поспешностью, с какой и в путь собирались. Великий князь Дмитрий довольно резко посоветовал ромеям не гадить в миску, из которой они сами же и едят, и выпроводил их из своих владений. Осудить Алексия Константинополь побоялся. В исправно поступающем в казну русском серебре он сейчас нуждался куда больше, чем в гипотетических литовских ратниках на стенах своих крепостей.

В 1369 году Борис Городецкий по сговору с Мамаем водил московские и суздальские полки на Булгары против тамошнего царя Осана. Осан, узнав о приближении русского войска, собрал вещи и ушел без боя, а в Булгаре сел Мамаев ставленник. После этого в списке первоочередных задач, стоявших перед Москвой, не зачеркнутой осталась только строка с надписью «Тверь».

О том, что война Москвы с Тверью неминуема, знали все. Поэтому, когда у сына покойного Василия Кашинского, Михаила, возникли трения с его двоюродным братом, тверским князем, и маячившим за его спиной епископом Василием, он, недолго думая, отправился за помощью в Москву. Михаил Тверской, который ни минуты не сомневался в том, что обозленные литовским разорением москвичи, всенепременнейше захотят с ним поквитаться и постараются сотворить с его княжеством нечто подобное тому, что они уже сотворили со Смоленском и Брянском, начал спешно укреплять свою столицу и в расчете на удачу – а вдруг получится - снарядил на Москву посольство «любви», доверив переговоры с митрополитом и московским князем своему верному епископу Василию. Митрополит Алексий тверского владыку принял неласково, говорил с ним резко, упрекал его в попустительстве княжеским сварам, в нежелании утвердить мир и покой в подотчетной ему епархии, но никаких разговоров о возможности примирения Москвы с Тверью не вел. Красный как рак или бледный как смерть владыка Василий был вскоре отпущен к своей пастве, а вслед за ним в Тверь явился гонец от великого князя, сообщивший Михаилу, что Москва мира не хочет, и что война будет продолжена. Как иллюстрация к сказанному, почти сразу вслед за отъездом гонца на восточных рубежах Тверского княжества взметнулись в небо столбы черного дыма. Города Микулин, Зубцев, десятки больших и малых сел и деревень превратились в одно большое пепелище. Толпы смердов целыми семьями со всем своим скарбом и домашним скотом отправились в сторону Москвы, где им уже были приготовлены новые места для расселения. Остановить наступление разъяренных ратников разъяренного Дмитрия Московского силами одной только Тверской Земли Михаил не мог. Теперь ему не оставалось ничего иного, как вновь уповать на помощь своего отзывчивого литовского патрона. Тверскому князю повезло и на этот раз.

Осенью 1370 года, получив из донских степей заверения в том, что Мамай ни во что вмешиваться не станет, Ольгерд повторно начал созывать своих вассалов для большого похода на Москву. В русских пределах к воинству православных язычников вновь присоединились отлученный от Церкви Святослав Смоленский и отлученный от Церкви и от своего княжества Михаил Тверской. Не смотря на глубокие снега и легкий ноябрьский морозец, русско-литовская рать шла по Владимирской Земле стремительно. Москва, уверенная в том, что поздней осенью к ней уж точно никто не сунется, вновь была застигнута врасплох и подготовиться к встрече не успела. Впрочем, и такой растерянности, как в прошлый раз, уже не наблюдалось. Под Волоком-Ламским воинство Ольгерда понесло первые серьезные потери. Взять город с ходу оно не смогло. Во время одного из приступов погиб князь Василий Иванович Березуйский, руководивший обороной города, однако и после его смерти горожане остались верны своему князю, отбив все последующие атаки литовцев. На четвертый день Ольгерд снял осаду и скорым маршем двинулся к Москве. На этот раз у стен недостроенной московской цитадели литовцы промаялись без толку 8 дней. Потом стало известно о приближении Владимира Храброго, который спешил к столице с юго-запада, и о переправе через Оку Олега Рязанского и Василия Пронского, двигавшихся с юго-востока. Двое последних Москву, мягко говоря, недолюбливали, но Литву они просто ненавидели. Ольгерд поспешно отступил от кремлевских стен, закрепился в некотором отдалении от города и, несмотря на отчаянные протесты Михаила Тверского, вступил в переговоры.

От предложенного литовским государем вечного мира Москва отказалась наотрез, согласившись вести речь лишь о перемирии на полгода. При этом от Ольгерда потребовали отпустить всех пленных. Понимая, что иного выхода у него нет, он согласился на все. Назад литовцы шли тихо, стараясь не шуметь и не брать лишнего, с опаской поглядывая на Можайск и Волок. Брошенный союзниками на произвол судьбы Михаил поспешил вернуться в свой удел, где уже вовсю начинали безобразить первые, пока еще разрозненные, отряды москвичей.