Глава 7. Дракона привезли в исходе апреля...

Дракона привезли в исходе апреля – в ту пору, когда обывательский взгляд, понемногу освоившись на отощавших за зиму улицах, рыщет в поисках новых впечатлений, ведь какая скука, какая скука, Боже мой!.. На Большой Патетической, рядом с суровой, в оцеплении декоративных терний, кенотафией генерала Штокмана была замечена очевидно заезжая новенькая клетка с небрежно развалившимся в ней драконом. Взметнувшийся было с генеральских ступеней предприимчивый полосатый жезл отпасовал: проезжайте, мол, проезжайте.

И клетка проехала – по Большой Патетической, Хлебной и Малой Денисовке и, минуя Большую Денисовку, где в аптечной витрине Веряскина уже замелькали пожелтевшие сигнатурки, свернула на Долгий бульвар. Там, под сенью безлистых пока деревьев, она была встречена главным столичным украшением – монументом Величию. Тут же торчал и какой-то анонимный пень, поросший лишайником, а чуть поодаль виднелись – в известном ракурсе – две бабы над клумбой. Явление клетки не вызвало в бабах заметных душевных движений: одна из них лишь подтянула рейтузы, а другая на то отвечала в целом бессодержательно.

Даже и взятый врасплох, Бел-Горюч мало в чем уронил себя перед чудовищем: битый час был потрачен гостями в поисках «самой высокой башни» и, прежде чем из многих расспросов, наконец, вышел толк, дракону пришлось изрядно покататься по городу. Так что все бел-горючские виды – и тюрьма, и четыре парка, и Климовская богадельня, и Китайское кладбище – оказались поневоле пересмотрены.

Вот тогда (и только тогда) над тщательными акациями Королевской Службы Благоустройства показалась бывшая водокачка, во всем своем скромном великолепии. Однако сидевшая при входе за облезлым подобием конторки краснощекая молодайка в мохеровой кофточке держала себя с редким апломбом. Гордо подняв завитую голову, она с царственной скукой лущила семечки и всем своим видом давала понять приезжим, что ее снисходительное внимание им придется еще заслужить. Она им не какая-нибудь.

Но приезжие мало смутились таким приемом. Как ни в чем не бывало вошли они в «самую высокую башню», потому что им-то было что предложить неприступной молодайке – да и всему королевству.

Первым, с гастрольной развязностью, наповал разя заемным мускусом, вперся дракон, а за ним – по всему, доверяясь его хлыщеватой напористости – появились навьюченные чемоданами меланхоличный красавец блондин и совсем заурядный флегматичный крепыш. Эти двое тихонько устроились у входа на обтянутой рыжим дерматином скамье, а дракон, деловито охлопав себя крыльями, двинулся к молодайке.

Она, не какая-нибудь, немедленно заелозила ящиками конторки, с озабоченным видом вытаскивая то один, то другой, что-то перебирая в них, что-то подсчитывая – напоказ шевеля карминовыми губами. Потом, все с той же делопроизводственной судорогой на лице, принялась выставлять в лежащую перед ней тетрадку цифры самого, что ни есть, бухгалтерского вида. Неучтенный дракон, подождав, осмотревшись, положил было с интимноватым нахальством на конторку крылья, но передумал и, запалив на одном из клыков синий огонек, запыхтел аккуратными кольцами дыма.

– Здесь не курят, – немедленно воспротивилась молодайка.
– А я и не курю, – чудовищно улыбнулся дракон и, прихлопнув огонек, задушевно налег на конторку… – Я, представьте, такой лопоухий, что вот, подписал контракт и не проверил, все ли включено. Надеюсь, у вас найдется пристанище для меня и моих сотрудников?
Потом снова выложил на конторку нахальные крылья, пальнул мускусом, блеснул спинным гребнем, подыграл хвостом – и, обновив улыбку, принялся наблюдать за листавшей «Книгу регистрации» молодайкой, ожидая, что она скажет.

– Подземелье, простые казематы, казематы люкс, бельэтаж, – налиставшись, сказала она. – Телефон, телевизор, холодильник. Во всех. Бойницы в сквер.
– Превосходно! – воскликнул дракон.
– Для вас ров.
– Непременно воспользуюсь, – заверил ее дракон, выразительно поднимая гребень. – А пока займу бельэтаж.
Она покопалась в каком-то подспудном отделении конторки и вынула три серых бланка:
– Заполните. Образец там, на стене.

Дракон принял бланки с ироничным полупоклоном и, нашарив глазами шаткий, к стенке припертый столик, подошел, примостился и решительно закоптил вопрошавшие его графы жирной сажей, после чего снайперски прожег правый нижний угол листка и призывно взглянул на «сотрудников». Крепыш, с молчаливой готовностью подчинившись драконьему взору – подойдя и со школьным наклоном положив серый бланк, – заполнил его круглыми аккуратными буковками: «Селиванов». Блондин явил почерк петлистый, писательский и оказался Виттобальдом Ашенбахом. Следом за регистрацией приезжие двинулись к украшенной «тихомировскими цесарочками» лестнице, вполне справедливо полагая, что это и есть общепринятый выход из положения. Или вход.