Глава 8. Итак, тихомировские цесарочки
...Это был самодовольный степенный городок – Тихомиров, – с накрахмаленными простынями, мерно токающими маятниками и бисквитами в жестяных коробках. По узким улочкам, не спеша поднимавшимся на Савкину Горку, опрятно блестели низкие любознательные оконца, и, несмотря на щипавший за икры осенний морозец, редкая хозяйка, проходя от дома до рынка, не сдабривала дистанцию разговорцем-другим. Возвращались же молча, отдуваясь, тащили тяжелые корзины: на рынке уже торговали битой птицей, и даже в небе кружился медлительный пух…
И вот такой же поздней осенью в Тихомирове (он рассказывал) из бракованного яйца, нагретого паяльной лампой, вылупился дракон и оказался младшим из девяти пригульных детей. Его «мать», крикливая тетка с обломком гребенки в реденьких волосах, острокостая, тощая, но с огромным, редко пустовавшим животом, напиваясь, кидалась на соседские двери:
– «Рожаю без меры»! А вам чешется? Чешется вам? Так вы все у меня в кровь исчешетесь! Я еще целый полк нарожаю! Эта вошка еще не последняя!
За дверями, в притихших комнатенках почище – с кружевными подзорами, с фикусами, – рожали, впрочем, не меньше: квартал был полон детьми. Одинаково малорослые, с крупными – в две макушки – головами на тонких шеях, они были похожи как братья. А в драконе бушевали совсем другие гены, творили свои незаконные чудеса. Но он появился на свет недогретым и поэтому не мог изрыгать огонь, не умел летать, а его чешуе еще предстояло дозреть до общеизвестной прочности.
Дети быстренько заприметили его уязвимость, и дракон оказался осужден – в первородном своем сукинсынстве противу чечевичного варева масс. Его били – по праву расправы – всякий раз, как он подворачивался под их лютые на работу кулачки, всякий раз, как он попадался на глаза.
– Вы не знаете, – говорил дракон безответному Селиванову, – какое честолюбие нужно в себе разжечь и какие златые горы пообещать себе, чтобы только перетерпеть, пока станет чуть легче. А потом? Что потом делать с этим честолюбием? Вот это вопрос так вопрос.
Честолюбие юного дракона смотрело вперед через крохотное оконце – объявление в старой газете, висевшей «заместо ковра» над «материной» кроватью:
МЮЗИК – ХОЛЛ. Закрытие сезона. «ТУДА, ГДЕ ЛЬДЫ».
Аттракционное представление в 3-х отделениях.
Иллюзионист ДИК КАРТЕР. Воздушные гимнастки ПИРРАДО.
Злободневная шарманка. 40 GIRLS
НАЧАЛО в 8 ч. 15 м.
Но какой же огромный, одним лишь воздушным гимнасткам впору, мир открывался в этом оконце вечно зареванным драконьим глазам! Бесконечно, невозможно далекий – настолько далекий, что сильфиды Пиррадо теснились в нем, как саврасовские грачи.
А потом в Тихомиров прикатил «всемирно известный» цирк братьев Анимули: по улицам провели рахитичного медвежонка, наклеили несколько тут же оборванных на самокрутки афиш и раскинули на берегу Золотухи кособокий шатер, – и дракон, потихоньку стащив из-под «материна» тюфяка свою метрику, заявился в этот шатер и выпросил позволение ехать вместе с труппой.
Он симулировал дрессированность: разевал пасть для головы укротителя, ловил брошенные им кольца и перепрыгивал с тумбы на тумбу. Публика была довольна и щедро ему аплодировала. Но никто из них его не боялся. Его, дракона, не принимали всерьез! Честолюбец был недоволен, но терпел. Так прошло десять лет.
Возмужавший цирк братьев Анимули колесил по окольным дорогам истории, но однажды в Кочетыге труппа не досчиталась шпагоглотателя Колыванова, и ушедший наводить о нем справки куплетист Гремиславский тоже пропал. Тогда Джеронимо, старший из братьев, что-то мрачно сообразив про себя, приказал выезжать немедленно, а о пропавших забыть.
Но уже в Тотьмани арестовали «женщину-змею», а в Возгревске пришли за драконом.
И вот тут-то в нем проснулась его природа: распугав ярыг своей первой струей огня, дракон уверенно расправил крылья и полетел – в Кочетыг, где подписал свой первый контракт на охрану Самой Высокой Башни, где томилась принцесса.
Свидетельство о публикации №224100601354