Орнитология, как она есть

Он вышел по тропинке из-за куста кедрового стланика. Ни дать, ни взять цыган Будулай из старого фильма. Борода, растрепанные волосы. Шляпа. Потрепанная куртка, штаны. Нож в ножнах на ремне, болтающийся между ног. Честно говоря, про Будулая – это я так. Наверное, из-за шляпы и бороды. Да, из-за шляпы. В лесу редко кого встретишь в шляпе. Я, например, так вообще в первый раз  увидел. Головной убор был не новый, что называется, видавший виды. В шляпах я  особо не разбираюсь. В чем я был уверен точно – это была не Borsalino. К тому же, вроде бы киношный цыган был кучерявый.  У пришедшего волосы были растрепанные и, можно сказать, прямые.  Добрые глаза, большой приплюснутый нос и толстые губы.
- Паша, - протянул руку он, - ученый-орнитолог!
- А, - ответил я, судорожно припоминая всё, что мне было известно об ученых вообще и об орнитологах, в частности - Тут были какие-то в прошлом году, кроншнепов изучали. Не ваши?
Паша кивнул неопределенно. А ответил неожиданно, в том смысле, что это мог быть он.
- Да не, - не поверил я, - Те мне еще плакатик подарили с куликами. Они всем дарили. Ты же не дарил?
- Не дарил, - подтвердил Паша, - значит, это был не я.
У Паши был неуловимый дефект речи. Казалось, что когда он говорит, некоторые буквы в произносимых им словах шатались, как трухлявые доски в старом штакетнике.
- Есть утки подстреленные? Мне нужно мазки  взять на исследование,- перешел к делу ученый-орнитолог.
- У меня нет. Вон висит у напарника, - кивнул я на крышу под навесом, - а что за анализы?
- Птичий грипп, свиной грипп, ковид… - начал сыпать знакомыми и незнакомыми названиями болезней ученый-птицевод. Я внимательно вслушивался в его речь, но до бубонной чумы и черной оспы Паша не  дошел.
- И что есть положительные тесты? Не опасно? – боязливо поинтересовался я.
- Есть. Не опасно. Штаммы низкопатогенные, - жизнерадостно ответил Паша.
- Аа… а когда ни у кого уток нет, что делаешь? У кого тогда мазки брать?
- Сам стреляю. Бекасов. Девятым номером дроби! – услышанное, как-то не укладывалось в мои представления об орнитологах. Вроде бы должны изучать, любить и лелеять птиц, а не  дубасить их налево и направо из ружья. Ну, да ладно. Мало ли какие ученые есть на свете.
- И много надо собрать проб?
- 12 осталось! – собеседник заметно нехотя говорил о научной стороне работы, ограничившись обсуждением отличий самцов от самок и мест зимовок водоплавающих. Обсудили, между делом, Фукусиму и Чернобыль. Взгляд ученого птицелова упал на мое ружье, висевшее на гвозде.
- 20-ка? – имея ввиду калибр, спросил он.
- Ага.
- Я на следующий год тоже свою 20-ку возьму. Помпа. На 70 метров навылет шьет – вероятно, имея ввиду объекты изучения орнитологии, похвастался Павел.
Я завистливо кивнул. Мое ружье 20-калибра, да и все остальные 20-ки в мире, вряд ли обладали изумительным боем на такой дистанции. Вероятно у ученых какие-то особенные ружья. Тем временем, Паша сложил свои пробирки в сумку и попрощавшись ушел. Через некоторое время вернулся напарник.
- Приходил ученый-орнитолог, - сообщил я, задумчиво глядя на тропинку, по которой ушел Павел.
- Паша, что ли? Да какой он ученый. Просто взял в институте подряд на сбор проб. А институт, в свою очередь, с китайцами, что ли, контракт заключил на что-то…. Он говорил, я не запомнил. Паше надо было 200 проб, вроде.  Я ему предложил еще ворон настрелять, кто там различит…
Вечером на тундре бахали выстрелы.  Было видно, как человек в шляпе, палил из ружья в каких-то мелких куликов, которыми изобиловала данная местность …