Дополнение 4. О характере повествования
Читатель (если у этих, черновых в общем-то, набросков он когда-нибудь может появиться), конечно же, не может не заметить, что автор часто и охотно отвлекается от темы своего основного повествования, от рассказа об отце, переходя на другие сюжеты, не имеющие прямого отношения к жизни Наума Маглыша, увлекаясь разного рода отступлениями. Что он то и дело отклоняется от заявленной в самом начале темы и вместо этого предлагает какие-то свои собственные рассуждения по самым разным поводам или даже вовсе не ссылаясь на них, причём рассуждения эти достаточно сумбурны и, как следствие, очень банальны и неглубоки. Не могу не отметить здесь же справедливости ради, что они в ещё большей степени и непритязательны.
Возможно, что где-нибудь в этих моих записках \текстах\ я уже пытался объясниться в этом отношении и привести в своё оправдание определённые доводы, но всё же кое что добавлю ещё. Происходит это главным образом потому, что я не имею какого-то заранее определённого плана построения этой книги и просто тороплюсь зафиксировать отдельные фрагменты «потока сознания» по мере того как они возникают, опасаясь что-то позабыть, упустить именно в этот раз и не будучи уверен, что вспомню об этом в другой раз, которого, с учётом моего возраста, может и не быть. Это, во-первых. А во-вторых, такие отступления хотя и являются явным отклонением от сюжета и даже «жанра», в целом могут быть и оправданы. Они в конечном счёте как-то оттеняют чисто биографические сведения и факты из жизни главного, так сказать, персонажа. Да, это безусловно свидетельствует о непрофессионализме пишущего, но зато в неменьшей мере обнаруживает и его полную искренность. Да и вообще, разве так уж правильно было бы отделять автора от его персонажа, особенно когда дело касается сына и отца. Так что если и есть во всём этом некоторый огрех, то он не так уж и велик, и его можно считать вполне простительным.
Могу предложить и ещё одно объяснение-признание: происходит подобное не только исподволь, иногда - а по мере «хронологического» продвижения записок такое наблюдается всё чаще - я делаю это вполне сознательно, постепенно переходя от повествования об отце к своему собственному жизнеописанию. Тут опять-таки (как в известном еврейском анекдоте о «двух выходах»!) две причины. Первая заключается в том, что запас «баек», баянных мне в своё время отцом и запомнившихся мне как законченные картинки-клише, ограничен, и он иссякает, а рассказывать о нём что-то сверх этого и по своему собственному разумению мне вроде бы ни к чему («мне не к лицу и не по летам»): ведь я не романист-беллетрист какой-то («Я вам не Спиноза, чтобы здесь вытанцовывать перед вами!») Вторая «причина» в том,, что мне самому уже близко к 80-ти, и следует опасаться, как бы хватило времени не то что осмыслить, а хотя бы припомнить свою уже состоявшуюся (хорошо или нехорошо - это отдельный вопрос) жизнь, пока не отказала память и все пять (или сколько их там есть) чувств. Так что эти две «линии» - отцовская и моя собственная - будут сменяться одна другою, а иногда и «переплетаться». Разве это не естественно? \И вот 05. 01. 2018 мне пришла в голову «идея» вести эти две «линии» - об отце и о сыне - параллельно-поступательно, то есть отводя каждой из них свою половину (левую - отцу, правую - сыну), выдерживая при этом некую хронологию, конечно, очень приблизительную, т. е. как бы в «щахматном» порядке\.
Нет, «параллельно-поступательно» - это не годится: слишком уж буде зиять пустотоми. А лучше некоторые (или даже все) фрагменты одной (и другой) книги снабжать отсылками к «дополнящим» фрагментам другой. В таком «перекрёстном» чтениии определённым образом воплощалассь бы идея «отца и сына».
Наконец я достиг определённой стадии осмысления поставленной себе задачи: повествование «об отце» я оборву на эпизоде «Наградной лист» (нет, всё-таки последним эпизодом в повествовании об отце станет его «мемориальное путешествие в Карпаты» 1969 или 1970 ? гг. - 05. 01. 2018), хронологически это где-то середина 60-х годов ХХ века. Это будет 1-я часть моей «Саги». Как построю 2-ю часть, ещё толком не знаю: скорее всего, начну с живописного «замка» в Жиличах, а чем закончу, ещё неясно. \писано 12 марта 2017 года\
Хотелось бы, конечно, довести весь этот «материал» до стадии публикации, но в конце концов я готов довольствоваться и тем, что просто размножу его в нескольких немногочисленных копиях, когда сочту более или менее сносным и готовым. Мне вполне по средствам издать его и на собственные деньги, да вот только зачем и к чему: вряд ли наберётся более десятка - другого тех, кого такая книга могла бы заинтересовать сейчас или в ближайшем будущем, включая даже некоторые библиотеки и музеи: не заниматься же распродажей оставшегося тиража.
Но даже если «материал» останется и сохранится тем или иным образом в его нынешнем сыром виде, то даже и это неплохо: кто-то когда-нибудь и где-нибудь прочтёт и узнает некоторые дополнительные частности о не своих предках, что дополнит картину мироздания подробностями, которых он никогда бы не узнал, не будь этих моих записок.
Меня одно время заботило ещё и то, кого избрать и просить быть своего рода «депозитарием» моего «монументального» труда, т.е. куда разместеть эти свои записи, чтобы они не оказались, выражаясь фигурально, на помойке сразу же после моей смерти. Сам-то я человек малозначительный, и никто не станет заботиться о сохранении моего т. н. «наследия», тем более что и «наследников», далее единственного и оставшегося без потомства и преждевременно состарившегося сына, я не имею.
Вот я и подумывал вначале передать свои записи в какую-то из библиотек по моей, так сказать, ведомственной принадлежности - Восточную или б-ку ПГУПС-ЛИИЖТ, но по существу это означало бы их погребение под массивом накопленных там подлинных культурных богатств и научных достижений. Другая возможность сохранения виделась мне в том, чтобы передать\подарить их кому-то из знакомых академиков в расчёте, что один из них мне в этом не откажет и что потом, когда дело дойдёт до разбора его архива, всплывут на поверхность и мои записки. - Больше всего можно было бы полагаться в этом на Кайдо Пауловича Хансона, поскольку нас связывали долгие годы дружбы и вообще очень доверительные отношения. Но Кайдо давно уж нет в живых (19 апреля 2005). Другой академик, Александр Семёнович Донченко, друг детства и одноклассник, слишком далёк и территориально (Краснообск), и по интересам. Академик Михаил Борисович Пиотровский, хотя и сокурсник по университету, но он муж государственный, обременённый такими важными заботами, что отвлекать его на посторонние предметы мне было бы даже как-то совестно.
Можно было бы, наконец, передать материалы кому-то из племянников или даже их отпрыскам, но только вряд ли они будут более заинтересованы обнародовать их, чем я сам. Вот я и возвращаюсь к идее «самоиздата» как к самой разумной и реальной. Но что там загадывать наперёд, если записки ещё не завершены даже вчерне. А ведь надо будет ещё основательно перелопатить весь текст, чтобы хоть мало-мальски упорядочить его, как - то структурировать по общей композиции и, если дело пойдёт на лад, снабдить будущую книгу чем-то наподобие преваряющего её оглавления. (Случайно услышал сегодня чьё-то удачное, на мой взгляд, выражение: «Гении и таланты - это своего рода оглавление в общей книге человечества».) \конец Дополнения - ХАРАКТЕРЕ ДАННОГО ПОВЕСТВОВАНИЯ И ЕГО ДАЛЬНЕЙШЕЙ СУДЬБЕ».
Свидетельство о публикации №224100601850