2. 2. Доступные вершины

Феликс Довжик

2.2.    Доступные вершины

(Продолжение.  Начало «2.1. Доступные вершины)


26. 09. 1966 г.
Завтракаем на турбазе. За наличные нас кормят охотнее, чем за талоны плановых туристов.
Сидим возле кухни на открытой летней веранде. Мы одни, рядом ни живой души. Мы не торопимся, но Римма привычно носится сломя голову от нашего стола до кухни.
– Чего она носится? – удивляется Слава. – Мы же в отпуске.
– Это еще что? – замечает Виталий. – Ты бы видел, как она мотоцикл водит.

За время похода мы насмотрелись, на что способна кипучая Риммина энергия. У неё всё горит под руками и часто тут же сгорает. В первый же день Римма предложила:
– Хотите масла в кашу?
Кто станет возражать? Римма схватила банку с маслом. Хоп – и кусок масла летит в траву. Бывает. Раз – и второй летит туда же.
– Стой! – кричит Виталий. – Я сам себе положу.

Поздно. Римма уже достает из травы его порцию. С тех пор всё, что можно сжечь, разлить или разбить, мы тщательно от неё прячем, но помогает мало.
В первое утро похода Римма, достав фотоаппарат, воскликнула:
– Смотри, Виталий, я за две минуты заряжу свой фотоаппарат.
Она переоценила свои возможности. Уже через 30 секунд в аппарате что-то так заклинило, только через час общими усилиями удалось его отладить.

Мы сидим на веранде. Виталий рассказывает, как Римма водит мотоцикл и как она за превышение скорости на перекрестке попалась в руки ГАИ.
Прибегает Римма со стаканами чая в руках.
– Вы чего смеётесь?
– Расскажи, как тормозишь на мотоцикле.
– Как торможу? Отлично торможу!

Римма ставит на стол стаканы. Один из них тут же опрокидывается на Виталия, и он подпрыгивает, как ошпаренный. Это не фигуральное выражение – в стаканах крутой кипяток.
; Вот так она и тормозит, – Виталий невозмутимо отряхивает свои сатиновые шаровары, а Римма уже несется на кухню за новой порцией чая.

Душевая на мебельной фабрике работает только в субботу. Зашли в гостиницу – котельная на ремонте. Зашли в другую – котельная на ремонте. Помыться в бане в этом городе невозможно, но город развращает другими возможностями. Днем можно бесцельно побродить по магазинам, вечером посетить иллюзион. Пока взошли на загородную гору к развалинам старого замка.
Солнечный день. Гора высокая и крутая. С неё видна Тиса, виден город, окружающие его горы, а горы манят. Здесь, на вершине принимаем единодушное решение – покинуть Хуст и идти через Драгово на Великую Угольку в сталактитовую пещеру.

До Драгова доехали на автобусе. Расспрашиваем дорогу до Угольки. Оказывается, не доехали. Надо было проехать чуть дальше. Оттуда хорошая дорога, а отсюда трудные перевалы.
Теперь нам до Углей день ходьбы. Вечереет. Идем вдоль Теребли. Место ровное. Воды много, дрова недалеко. Остановились там, где Теребля раздробилась на несколько протоков. Между ними большие и малые острова, одни покрытые луговой зеленью, другие засыпаны плоскими камнями серовато-белого цвета. Кое-где берега заросли густым невысоким кустарником. Выбрали остров с зеленой травою. Уже хотели снимать рюкзаки, ка вдруг Виталий закричал:
– Да здесь накакано!

До нас лугом владели гуси. Они распоряжались им по своему усмотрению.
Перебрались на другой остров. Здесь тоже зеленый луг, кустарник по берегам двух протоков, чистая вкусная вода, ровная местность, никаких гор, они далеко. Гуси не обошли и этот уголок, но отнеслись к нему по-божески.

Скрылось за горами солнце. Взошла луна в полный диск. Вечер теплый, приятный. Сегодня не будет росы. Кипит во всех кухонных ведрах вода. Простые дела, простые заботы.
И тут Виталий обнаружил, что забыл на турбазе свитер. Он и с ним мерзнет по ночам. Настроение у него пасмурное, но аппетит сохранился.
Потрескивает костер. Римма не прячется в палатку, рассказывает о своей с Леопольдом жизни на Колыме. У нас отдых и вечер воспоминаний.

27.09.1966 г.
С первым автобусом Виталий уехал в Хуст за свитером. Остальным спешить некуда – можно не торопясь заниматься любимым делом: вырубать растительность на бороде.
Слава в первое утро похода, покосившись на заводную механическую бритву заявил, что такие игрушки ему знакомы, и он лучше заведет бороду, чем прикоснется к ней. «Главное, продержаться первые три дня», – заверил он. Прошло более трех дней. Хотя его борода на ощупь стала мягкой, он беспрестанно трогает её пальцами, щупает и изучает в зеркале. Наверно это называется холить бороду.

Остальные особи мужского рода пытаются дружить с механической бритвой. Бритва как будто беспристрастно бреет всё подряд, но оставляет на свой выбор небольшие полянки. День проходит, второй, на этих полянках уже растут кустики, а бритва их как будто принципиально не замечает. Идешь на хитрость. Бреешь где-нибудь рядом, усыпляешь её бдительность, а сам потихоньку надвигаешь ножи на облюбованный волос. Раз – не берет. Надвигаешь плавно – не берет. Надвигаешь с наскоком – не берет. Чем её этот волос обидел? Меняешь тактику. Держишь бритву, а подбородком надвигаешь волос в ножи. Не берет. Бреешь лежа, бреешь стоя. Не берет, хоть плач.

Наш завхоз внезапно забастовал. Он почему-то непреклонно решил, что бородатому в селе ничего не продадут, а поэтому за продуктами питания в ближайшее село должны отправиться великолепно бритые механической бритвой и лица женского пола.

Увы и ах. Его стратегический план дал неожиданный сбой. В селе праздник – «воздвижение». День не рабочий. Всё село в церкви. О товарно-денежных отношениях не может быть речи.
К обеду вернулся Виталий со свитером. На радостях он мимо церкви пройти не смог. Посетил и сделал вывод: «Дешевое шаманство». Зато общедоступное для людей разного уровня достатка.
После обеда не стали снимать палатку. Остаток дня провели на нашем великолепном гусином выгоне.

28.09.1966 г.
Римме приснилось, что сын ее Герка упал со столба.
Теоретически случай возможный, но непонятно, как малыш умудрился залезть на столб.
Римму это не успокоило. Она заявила, что немедленно поедет домой и стала выкладывать из своего рюкзака общественные вещи. Мы допустили стратегическую ошибку – стали её успокаивать и соблазнять пещерами. Что тут началось!? Не только весь наш гусиный выгон, но и вся долина Теребли огласилась жалобным женским плачем. К счастью, всему на свете бывает конец, даже неисчерпаемым слезам человеческим.


Когда иссякли основные фонды слезных потоков, Римма согласилась, что, конечно, дальше в поход идти можно, но она испугалась, что от Угли не успеет вовремя на поезд. Доводы карты и путеводителя не помогли. Римма включила дополнительные источники слез и потребовала от нас гарантии. Умиленный её слезами, Слава гордо воскликнул: «Я гарантирую!». Его гарантия подействовала на Римму магически. С этого утра она больше не беспокоилась о сроках маршрута. То ли ей больше не снились плохие сны, то ли потому, что она сбросила с себя всяческую ответственность.

На завтрак у нас была королевская яичница. Вечером нам таки принесли из села десяток яиц.
После завтрака идем на перевал. Несмотря на трехдневный простой, а может быть благодаря ему, идем с завидным усердием. Одолели даже лишний перевал. Можно было обойти его, но мы не знали об этом.
Приятный день, приятные горы.

Попадаются фруктовые сады. Проходим густой кукурузник. Оттуда выбежали две собаки. Одна черная, как пантера из кинофильма. Вторая лает, не показываясь из кукурузника. Виталий с местными жителями беседует только по необходимости, а с каждой собакой охотно вступает в длительные переговоры.
– Я тебе полаю. Ишь расшумелась. Вот погади, сниму рюкзак. Ох, я тебе и дам.
Собаки смолкли. Виталий объясняет нам:
– Как они перепугались.
Одна из собак опомнилась и тявкнула вслед.
– Ишь, осмелела. Из-за угла вы все смелые.

Идем на второй перевал. Заросли ольхи и орешника, а на самом перевале попадаем в «ничейный» фруктовый сад. Самый высокий из нас Виталий рогатиной сдергивает с дерева яблоки, а мы втроем стоим наготове. Яблоки падают на землю и катятся по крутому склону, а мы, вратари, падаем и накрываем их своими телами. Несколько голов пропустили – яблоки укатились в ущелье. Но общий счет в нашу пользу.

Заходим в село Малая Уголька. Фруктовое село. Нас приглашают остановиться, отдохнуть, покушать слив. Наелись вволю и набрали с собой для компота.
Идем дальше по селу. Яблони и груши прямо на дороге. На яблони не смотрим. Едим груши.
На окраине села минеральный источник с приятной водой. Сегодня не поход, а одно удовольствие.

Идем на третий перевал. Каждый перевал всё выше и выше. Уходим в высокогорье. Идем по тропе в молодом буковом лесу. Тропа похожа на длинный светлый шалаш.
Идем в узком ущелье вдоль русла реки против течения. Выходим на тропу, поднимаемся на перевал. Издалека видны ноздреватые скалы, крутые, отвесные. Где-то там пещеры.
Заходим в село Великая Уголька. Снова идем вверх против течения речки. Останавливаемся возле минерального источника. Вода вкусная, как газированная.

Из соседнего домика прибежал старый пес и шумит на нас, но выполняет свои служебные обязанности несколько формально. Стоит на границе своих владений, а дальше ни шагу. Постоял, полаял, поднял заднюю лапу.
– Как же ты без столбика? – пожалел его Виталий.
Пёс сел, посмотрел на нас уныло. Слава пояснил:
– Бедная собака. Попала в глупое положение с этими туристами. Ей хочется уйти, а боится. Мы подумаем, что она сдрейфила.
– Иди. Собачка, спокойно, – посоветовал ей Виталий. Пес удалился к крыльцу.
Пришел хозяин. Выдал курс на пещеры. Вызвался съездить для нас на мотоцикле в магазин за хлебом. Мы прождали его целый час, оставили Славу, и направились в горы.

На окраине села на нас напали два молодых щенка. Эти горят на службе, стараются больше, чем надо. Хозяева с трудом их уняли.
Идем на подъем. Заходим в вековой буковый лес. Нашли хорошее место. Большая горизонтальная площадка, усыпанная свежими опавшими листьями, рядом ручей и кругом валежник, сухой, горючий, как порох.

Через час вернулся Слава, не дождавшись хозяина с хлебом.
На ужин у нас деликатесы. Суп с клецками, компот из яблок и слив. Компота много – полное ведро в холодном ручье.
Стоит наша палатка на ровной площадке на мягких листьях. Горит хороший костер. Сухо, чисто, светло. Лежим после ужина на надувных матрацах. Чистый сухой горный воздух. Спать не хочется. Лежим, отдыхаем. Потрескивает буковый сушняк, догорает костер. Заканчивается этот приятный день.

29.09.1966 г.
Утром налегке идём к пещере.
Накануне вечером журналист ходил в разведку и похвалился, что отыскал вход очень быстро. Сегодня это ему не удается.
Сначала идем по тропе на краю ущелья. В ущелье клокочет речушка. На другой стороне нависли скалы из известковых пород. Спускаемся в ущелье, перепрыгиваем речушку, идем вдоль хаоса – нагромождение валунов и вековых деревьев. Тропы нет, перебираемся с камня на камень. Обходим скалы. Слава полез вверх.

– Слазь! Надо идти низом.
Славе не очень хочется следовать совету.
– Лезь. Попробуй пройти верхом.
Слава карабкается на скалы, а мы обходим их и уходим дальше.
Один ложный вход, второй, а скалы всё выше. Сзади какой-то грохот, шум падающих камней.
– Не Славкино ли тело?
– Крика не было.

Идем дальше. Лезем и поднимаемся. Нашли-таки узкую темную трещину в вертикальной скале.
Протискиваемся в щель. Слышно падение капель и звуки, похожие на глухое дыхание. Это летают встревоженные летучие мыши.

Сыро. Темные своды. Пещера с явным наклоном вниз. Проходим по ощущению, по шагам, метра три. Наклон становится круче. Светим фонариком. Внизу впереди черное пятно, что дальше, не видно. Бросаем камень в пятно. Звук удара, несколько секунд молчания, еще звук удара. 
Свистят крыльями летучие мыши, звенят капли. Проход скользкий и гладкий, по нему трудно спускаться, можно сорваться вслед за улетевшим камнем. А что там внизу?

Вышли, ждем Славу, а его нет и нет. Покричали, позвали – не отзывается.
Наконец где-то вдали показался и что-то в руках несет.
– Что он нашел?
– Не разобрать, даже в бинокль не видно.
Вскарабкался к нам Слава, весь в поту, тяжело дышит. Швырнул сетку с курткой и свитером, присел, молчит. Наконец спрашивает:
– Ты куда послал? Там отвесные стены. Альпинистский маршрут 5Б.

Виталий приближается к нему с фотоаппаратом, но он зло отмахивается и отворачивается.
Уже в лагере он рассказал, что с ним случилось. Полез. Вверх лезть легко. Лез, пока не заметил, что чем дальше, тем скалы выше и круче и впереди стена необъятной высоты. Глянул вниз – внизу тоже стена. Сколько успел отмахать. Породы известковые, непрочные. Камень осыпается. Один обвал устроил. Мы слышали шум. Еле-еле наметил пути к отступлению. Каждый камень ощупывал, прежде чем наступить.

Зато с нами он легко согласился. Мы все дружно решили – с пещерой не надо шутить.

После завтрака со всеми вещами спускаемся в село. Хозяина, который ездил для нас за хлебом, уже нет. Он на работе. Встречает нас красивая хозяйка лет двадцати пяти. Сегодня она одета почти по-праздничному – новое платье, сапожки. Радостно улыбается, вручает нам хлеб. Мы сидим на скамейке, кормим пса. Нынче он принимает нас, как старых знакомых. Виталий фотографирует его. Рядом с нами хозяйка. Не спешит уходить.

Ай-я-яй! Виталий, бревно эдакое, закрывает фотоаппарат. Хозяйка обиделась. Собаку сфотографировали, а её нет. Повела плечами, тряхнула подолом нового платья и ушла от нас прочь. А к нам подходит старый пастух, здоровается с каждым за руку, расспрашивает, откуда мы.
В первую мировую войну он служил в мадьярских войсках и оказался в плену в России. Несколько лет работал у хозяина где-то, как мы поняли, под Орлом. В 1917 году жил в Петрограде. Строил мост. «Там есть река Нева. Знаете про такую?». Был в Петрограде, когда сбросили Николая. «А теперь Россия здесь у нас».

Старик ходил к поездам, расспрашивал всех туристов. Очень хочется ему встретить кого-нибудь из тех мест, где он служил у хозяина.
Дед угощает каждого яблоком и уходит в горы к овцам, а мы отправляемся дальше.
Проходим центр села. Возле церкви на дороге лежит пьяный. С утра успел набраться, потом вытряхнул всё обратно, накрыл своим телом и блаженствует. Отношение к нему, как у нас в Подмосковье. Люди проходят – не обращают внимание.

Идем не спеша. Покупаем молоко, устраиваем привал. Слава поглядывает на часы и поторапливает.
– Римма, ты должна следить за временем.
– Ты же сказал, что из Угли каждый час идет автобус.
– Это еще не проверено, и не круглые же сутки он ходит.
Начинается гонка. Трое гуськом бегут за Риммой.
На последний автобус мы не успели. К счастью, время есть, можно уехать и завтра.
Сидим на автобусной станции и обсуждаем планы.

Из школы выходят дети. Часть из них с портфелями, большинство со старыми военными сумками, а некоторые с перекинутым через плечо полотняным мешком.
Нас окружают плотным кольцом, как будто никогда ничего такого не видели. Оказывается, очень трудно быть в центре внимания.
Идем, ищем место для ночлега. Нас сопровождают дети.

Плохо с дровами вблизи жилья. Леса нет, одни кустарники. Мальчишка десятиклассник вызвался привести нас на хорошее место. По дороге он нам сообщает, что пещера, возле которой мы побывали, имеет 12 залов. Когда-то в ней прятались разбойники. Мы не разбойники, поэтому мы туда не попали. Острая необходимость нас туда не загнала.
Останавливаемся на горе около дома десятиклассника. Лес здесь молодой, валежника нет, но нам разрешают использовать старый забор.

У нашего проводника в сумме девять братьев и сестер. Трое уже работают, один служит в армии, остальные мал, мала, меньше. Они крутятся у нашего костра. Виталий их безжалостно эксплуатирует. Дети помогают ему ставить палатку. За это к их удовольствию он бросает их на надувные матрацы.
Римма устанавливает торговые отношения с хозяйкой. Нам приносят яйца, на утро обещают молоко, угощают яблоками и орехами.

30.09.1966 г.
Вставать рано мы так и не научились. Опаздываем на десятичасовый автобус. Бежим, на ходу прощаясь с гостеприимными хозяевами.
Еле успели.
Для Риммы идут последние часы совместного путешествия. В Тячеве мы должны расстаться. Она на поезд, мы на автобус в Рахов.

В Буштыне остановка. Вдруг мы замечаем наш Раховский автобус. Немедленно переселяемся. Фотографируем одинокую Римму в автобусе, машем ей руками и уезжаем.
В Тячеве наш автобус останавливается, и Римма нас догоняет. Снова прощание и щелканье фотоаппарата. На этот раз Римма машет нам рукой, и мы уезжаем окончательно.

До похода мы знали Закарпатье только по кинофильму «Над Тисой». В кинокартине красивые девушки, кажется из Мосфильма, перекладывали из корзины в корзину виноград и пели веселые песни. Сейчас мы едем над Тисой вдоль границы. Её не видно, только в одном месте среди кустов мелькает вспаханная полоса. Виноградников тоже не видно. Кое-где фруктовые сады. Пожилые женщины таскают корзины с яблоками. Корзины похожи на кинофильмовские. Яблоки не очень вкусные. Гораздо чаще можно увидеть уборку картофеля.

Земля каменистая, ни одна лопата не берет. Картофель добывают мотыгой. Корчуют грунт, просеивая от камней картошку. На приусадебных участках этой работой заняты девочки, почти дети. Многие карапузы старше четырех уже знают, что такое труд. Ходят гуцулы в национальных одеждах: широченные шаровары, жилетки, широкополые шляпы. Это не прихоть. Шляпа спасает от солнца и от дождя. Жилетка прикрывает поясницу от горного ветра, а руки свободны для всякой работы.

В Рахове встретили двух плановых туристов. Слоняются по городу. От нечего делать плетутся вслед за нами, координируют курс на турбазу. Идем, вспоминаем Римму. На прощанье она нам кричала: «Вперед на Говерлу!». Говерла – ресторан возле турбазы.
На турбазе нас с удовольствием кормят за наши деньги. Кормят и вкусно, и дешево, и без гречки. Размещают нас в пяти коечной комнате.
В городе две бани. Старая близко, новая подальше, обе работают.

Баню узнали издалека по запаху и по закопченному неумытому виду. Изнутри баня напоминает первые послевоенные годы, но воды вдоволь, и холодной, и горячей.
В бане сегодня «женский» день. Для мужчин только ванна. Расходимся по соседним номерам.
Когда открываешь в ванне затычку, стоит грохот, как на водопаде. Гул сотрясает железобетонные стены, но даже этот шум перекрывают непонятные звуковые сотрясения.

Слава не выдерживает и кричит:
– Виталий! Ты гремишь?
– Понимаешь, ванна шатается, гремит, как консервная банка.
У Славы с Виталием на двоих одна мочалка. Через стенку одни ведут переговоры о совместном её использовании. Текст договора разносится по всему предбаннику.
– Виталий, бросай мочалку!

Через минуту:
– Виталий! Где мочалка?
– Слава! Ты слева или справа?
– Я слева.
– А я думал, справа и туда бросил.
– Как же так?
Мочалку вытащила уборщица.
– Хлопцы, шо з ею робить?
– Бросайте сюда.
– Видчиняй.
– Открывать?! Ну ладно, сейчас.

Все моечные нормы были в этот день многократно нами перекрыты.
Идем из бани прямо-таки счастливые. Виталий комментируют.
– Перебросил мочалку, вдруг слышу, Слава какие-то сигналы подаёт, будто мочалку просит. Что такое, думаю. Неужели еще не долетела.

На турбазе на диване сидят знакомые нам туристы. Один другому жалуется: «Скука». Третий поет на весь коридор: «Там живе Маричка!». Маричка на нашем этаже меняет в комнатах постели. Молоденькая хохотушка, шалит глазками каждому.
Отдыхаем до начала киносеанса. Приходит с новостями Виталий.
– Все туристы ссорятся. Даже Витька с Алкой поругались. От скуки.

В кино сходили. Фильм – «Развод по-польски». По-польски – не по-итальянски. В кинокартине сделана попытка применить последние достижения научной мысли для углубления идей художественного фильма. И то, и другое восторга не вызвало. Тем лучше для нас. Легче будет завтра покинуть цивилизацию.

1.10. 1966 г.
Из Рахова мы хотим зайти на Говерлу. Это высшая точка карпатских гор. 2061 метр.
До села Луги доезжаем автобусом. Дорога тянется вдоль Белой Тисы. На другой стороне реки узкоколейка. С каждой минутой горы становятся выше, дорога всё время идет на подъем, долина сужается.

В селе закупаем продукты. По нашим подсчетам поход займет дня три, четыре.
Виталий больше всего беспокоится о хлебе. Купили белый батон размером с селедочницу на 50 персон. Местные старики такие батоны носят подмышкой, как битком набитый министерский портфель.
По дороге в горы нас догоняет машина. Шофер предлагает довести нас до приюта на полонине Брецкул. Мы идем на этот приют. До него 15 километров, но мы дружно отказываемся.
Дорога вдоль берега речки Говерлы всё время идет на подъем.

Ясный солнечный день. Вместе с нами в горы уходит узкоколейка.
Попадается минеральный источник.
Субботний день. Нам навстречу идут лесорубы. Многие на велосипедах. «Опоздали вы, – сокрушаются лесорубы. – Машина утром была.
Проходим водохранилище. Вода вся спущена. Выходим в район лесопогрузки. На тросах, закрепленных за скалы, распят небольшой подъемный кран. Как никак – механизация.

 Кругом, как на поле Куликовом, убитые бревна. Ждут своей очереди. Некоторые уже никогда не дождутся – гниют. В конце лесосеки плакат: «Не поднимай на лес руку. Он пригодится тебе и внуку». Для кого это напоминание? Для нас, редких туристов? Неужели мы можем тягаться с государственными леспромхозами?
Дорога всё круче и круче уходит вверх. Начинается серпантин. Сверху спускается знакомая машина.
– Что? Пешком лучше?
– Лучше!
– Не ходите по серпантину, далеко будет. Срезайте.

Срезаем. Свернули с дороги и лезем в гору. Сначала была какая-то тропка, потом её потеряли. Карабкаемся по крутым склонам в чащобе. Ни троп, ни дорог, даже солнца не видно, одни крутые склоны. Впрочем, по часам солнце должно уже заходить. Первый привал на подъеме, второй, третий. Мы все в мыле и в пене. Таких подъемов еще не бывало. Ни троп, ни дорог, даже солнца не видно, одни крутые склоны. Впрочем, по часам солнце должно уже заходить.
– Эх, Римма, лишилась такого удовольствия.
– Наверно, уже чаи с вареньем гоняет.

Наконец выбрались на какой-то лесистый перешеек. На нем тропа. Идем по ней. Подъем по-прежнему крут, но не надо продираться среди деревьев.
Темнеет. И вдруг – ура! Дорога! Теперь с неё не сойдем.

Проходим километр и натыкаемся на приют. Приют – добротное деревянное здание с одним небольшим окном. Вдоль стен новые двухэтажные деревянные нары. В проходе небольшая печь с четырьмя конфорками. Возле приюта ручей. Неподалеку лежат бревна, заготовленные на дрова. Бревна толстые. Без пилы трудно придется. Метрах в двадцати выше второе здание, новое, более комфортабельное, но оно закрыто, хозяина нет.
Располагаемся. Нарубили дров, растопили печь.

Приходит сторож, приглашает к себе, но нам лень перебираться. Благодарим и отказываемся. Беседовать некогда, мы готовим обед. Сторож посидел, позевал и, уже собираясь уходить, как бы мимоходом спросил, нет ли у нас лекарства. Конечно есть, солидный мешочек. Дни идут, а содержимое мешочка не только не убывает, а даже увеличивается. При первой же возможности любители пилюль и медицины пополняют запасы.
У сторожа заболел сын. Простыл, температура. Слава выдает лекарства и тщательно инструктирует.

Пока варили обед, заморосил дождь.
Поели, напились компота, лежим на матрацах в жарко натопленной избе, отдыхаем. Горит свеча, разбросаны на нарах вещи, сушится на веревках над печкой наше имущество.
Внезапно за окном шум, крики, невообразимая суета. Дверь рывком распахивается настежь. В лицо бьет свет фонаря и пронзительный требовательный голос:
– Кто вы?! Сколько вас!?

Пришла группа туристов школьников. Их ни много, ни мало – шестьдесят человек. Пытаемся спровадить их в верхний приют, но сторож их не пускает. Приходится нам потесниться. Мы занимаем два отсека на нижних нарах, всё остальное – школьники. С ними три учителя: Емельян Иванович, Степан Иванович и Любовь Ивановна. Распоряжается Емельян Иванович. У него громкий голос и чистейшая гуцульская речь. Сначала расселяют всех девочек. Мальчишки приносят им в котелках воду. Затем поселяют мальчишек. Степан Иванович уплотняет их, не забывая про место для себя.

Емельян Иванович о себе не заботится, но оказалось, что девочки и рюкзак его принесли и место ему оставили.
– Осмотрите ноги, – командует Емельян Иванович. – Ноги для нас главное. Завтра нам еще много идти. Просушите носки, просушите обувь.
Когда кутерьма улеглась, каждый нашел свой рюкзак и получил место, состоялся ритуал знакомства. Емельян Иванович представляет нас. Мы – «працовники из Москвы». Они школьники седьмых и восьмых классов из Великобычковской школы-интерната. Эти сведения вполне удовлетворили Емельян Ивановича, и он нами больше не интересуется.

Зато Степан Иванович, владеющий русским языком, хотя и с акцентом, охотно беседует с нами, расспрашивает, кто мы и откуда и сам охотно рассказывает. Школьников обещали взять в поход еще две недели назад. В прошлую субботу они до трёх часов сидели на рюкзаках, но метеосводка была плохая, и их не выпустили. У них это поход выходного дня. Из Луги они вышли на час после нас, а пришли на приют на два часа позже. Молодцы, хорошо шли. Мы пробуем их рюкзаки. Вполне тяжелые. Каждый несет спальник, котелок, запас продуктов на сутки. У всех штормовки. Поход обеспечила турбаза.

Некоторым девочкам было трудно. Пришлось помогать. Надо же им побывать на Говерле. Сюда издалека приезжают, а они рядом живут и ни разу не были.
Ночью душно. Около полуночи Емельян Ивановича разбудила девчонка. Подруга её не спит и всё время плачет. Емельян Иванович успокаивает её, даёт лекарство.

В два часа ночи он сам поднимается и выходит. За ним, как горох, с нар посыпались мальчишки. Загалдели девчонки, кое-где друг против друга пошли в ход рюкзаки. Степан Иванович наводит порядок.
Мальчишки уходят собирать дрова. «Мы с Омельян Ивановичем».
Вот так мы и спали. В духоте, но не в обиде.

2.10 1966 г.
Впервые за время похода встали рано – школьники помогли.
Туман. С неба сыплется мокрота.
Школьники варят завтрак. Общительные объединились в один коллектив. У них полыхает огромный костер, на палках гроздьями висят котелки, варится картошка. Некоторые объединились по четверо, пятеро. Разожгли небольшие костёрики. Кустари-одиночки дуют во все щеки на мокрые ветки, от дыма слезятся глаза.

Мы разогреваем завтрак на плите. К нам присоединяется Иванка со своим котелком, и Любовь Ивановна под руководством Степана Ивановича жарит на нашей походной сковородке мясо.
Емельян Иванович распоряжается во дворе.
– Ребята, берите у меня сало. Растопите его в крышке от котелка, поджарьте с луком и смешайте с картошкой. Берите побольше сала. Вам надо хорошо поесть.
–
К нему подходит мальчишка. Не меняя тональности Емельян Иванович отчитывает его:
– Если мы всё сразу съедим, что же получится. Нам еще обедать надо.
Оказывается, мальчишка хотел отовариться дважды. Как их в такой толчее учитель запоминает, ведь их больше полсотни.

После завтрака прощаемся со школьниками и покидаем приют. Уходим в сплошной туман. Уже через сотню метров подъема потеряли дорогу. В таком тумане идти без тропы только по компасу мы не решаемся. В поисках дороги зашли на кошару.
– Нельзя сегодня идти на Говерлу, – сказал нам старик пастух. – Ветер сильный будет. Может снег выпасть.
– Может распогодится?
– Всё может быть. Я за погоду не отвечаю.
Расстались недовольные друг другом. Старик тем, что его не послушали, а нам мало радости от такого предсказания.

Идем по тропе. По рассказам сторожа приюта, по рассказам учителей до подножия два-три часа ходьбы и сорок пять минут восхождения без рюкзаков.
Тропа все время поднимается в горы. Мокрота переходит в мелкий дождь. Укрываемся плащами. Кончается лес. Начинаются луга. Видимости никакой. Всё одинаково серо, лишь кое где заметны подступающие к тропе края обрывов.
Усиливается ветер. Сильнее дождь. Слава идет в ботинках, мы с Виталием в сапогах. Идем по тропе. Вот и развилка.

Нам направо. Тропа становится круче, а ветер еще сильнее. Сыплет крупный дождь
Идем больше часа. Ветер сильней и сильней.
Идем по краю обрыва. Внизу глубокое ущелье. Где-то там далеко долина. Её не видно. Ничего не видно, но долина и ущелье ощущаются по работе ветра. Ветер согнал в ущелье облака и теперь напирает на них и напирает. Облакам некуда деться. Впереди горы, а ветер гонит и гонит. Облака лезут по крутым склонам, ползут на перевалы, перетягиваются через вершины. Ветер дует сильнее. Под ногами со свистом пролетают белые клочья. Ветер рвет плащ, срывает с рюкзаков накидки. Сыреет под плащом куртка, мокнут брюки, вода стекает в сапоги.
Идем.

Где-то здесь должна быть Говерла, самая высокая вершина Карпатских гор, а мы её не видим. Дальше пяти метров вообще ничего не видно. Кругом серо и мокро. Идем в сплошных облаках.
Тропа вдруг пошла на спуск – проскочили. Нас сносит на другой горный хребет. Вспоминаем, что видели что-то похожее на тропу слева.
Возвращаемся. Льёт дождь, свистит ветер.

Находим тропу. Лезем вверх. Крутой подъем. Вершина, не вершина – не знаем. Лезем.
Под ногами мокрые камни, скользкая земля. Ветер срывает с вершины. Мокрые брюки стесняют ходьбу.
Лезем и лезем. От сырости и ветра замерзают руки, а они нужны. Идти скользко, приходится часто хвататься за камни. Мелкие камни иногда выскальзывают из-под ног. Крупные валуны светятся зеленым лишайником.

Необычно. Красиво. А вершине нет конца. Трудно с дыханием. Хлещет дождь, беснуется ветер. Мерзнут руки. Время идет.
– Виталий, черт с нею, с Говерлой. Пошли назад.
– Что вы, чуваки. Осталась какая-нибудь сотня метров. Лезть-лезть целый день и вернуться, когда осталось полчаса.
– Ладно, лезем еще пятнадцать минут. Там видно будет.

Через пятнадцать минут стихает ветер, слабеет дождь, видна вершина. Мы находимся выше дождевых облаков.
Вот и вершина – плоская площадка метров двадцать в диаметре. В центре каменный столб, разукрашенный и исцарапанный автографами. Виталий сушит руки, чтобы сфотографировать.

Вдруг с северного склона показались наши соседи-школьники. Лезут без рюкзаков. Рюкзаки оставлены у подножья. Но лезут все! Молодцы!
Фотографируемся с ними, прощаемся и уходим на спуск, на свою тропу. По-видимому, Емельян Иванович провел школьников по безветренному склону, но нам своя тропа дороже – мы её уже знаем.

Спускаемся. Спускаться труднее. На ноги давит вес тела и вес рюкзака – толкает вниз и торопит, а камни мокрые, земля скользкая. И снова дождь, и снова сильный ветер. Слава нас обгоняет – в ботинках идти легче. Несколько раз скользит он по грунту.

– По камням! По камням идите! – кричит нам Виталий. Сам он идет за гребнем. Там тише ветер, но склон круче. Он перебирается к нам, попадает под сильный порыв ветра и спотыкается. Желание жить перетягивает. Он резко нагибается и успевает схватиться за валун.
Спускаемся. Тропа неожиданно идет на новый подъем. Минутное замешательство. По памяти и по компасу отыскиваем направление. Еще десять минут – и мы на главной тропе. Теперь ни ветер, ни дождь нам не страшны.

Идем. Находим поляну, на которой разбросаны рюкзаки школьников. Идем не останавливаясь. Вот и развилка. Теперь наш путь в другую сторону – на перевал.
Через полчаса натыкаемся на хижину. Дверей нет. В крыше дырка. Под ней место для очага.
Останавливаемся. Надо дать отдых натертым ключицам и перекусить.
Нас обходят школьники. Идут один за одним. Великая армия. Смеёмся, здороваемся и не прощаемся.

Мы догоняем их у памятника. Памятник – груда камней. Здесь погибли туристы. Степан Иванович отстает от колонны и рассказывает нам их историю. С нами Иванка. Слушает во второй раз.
Они шли в лыжный поход. Руководителю нужен был этот поход для получения звания мастера спорта. Многие в отряде были не очень опытными туристами. Сводка погоды была плохой. Турбаза их не выпускала. Руководитель взял всю ответственность на себя.

Когда они вышли начался сильный буран. Можно было вернуться назад. Можно было всей группой пробиваться к приюту или к лесу. В лесу не страшен буран, в лесу можно развести костер. Они выбрали самый страшный способ – поддались панике. Руководитель бросил отряд. За ним поспевали только три сильных лыжника.

Остальные остались. Один повернул назад, но потерял дорогу. Его понесло с обрыва. Второй сознательно свернул на правый склон. Там есть чуть заметные тропы. В тумане мы не решились идти по ним. Лыжник разбился. Девушка наткнулась на дерево, сломала лыжу. Её нашли с замерзшей слезой на щеках. Погибло шесть человек.

Идем дальше.
Тропа ведет к подножию горы Петрос, но мы сворачиваем направо и идем на спуск с этого горного хребта. Тропа извивается серпантином. Срезаем, чутьём в тумане угадывая путь. Часа через полтора неожиданно вышли из облаков. Отсюда с гор хорошо видна далеко внизу залитая солнцем долина. Только сейчас до сознания доходит, что в Карпаты пришла осень. Верхушки лесов окрашены в желтые краски.

Оглядываемся назад. Над нами черные тяжелые облака, дымятся, шевелятся, ползут за нами. Даже не верится, что только что мы пришли оттуда.
Вот, наконец, и лес. Теперь нам ничего не страшно.
Идем, спускаемся наперегонки со школьниками. То они нас обгоняют, то мы их. Когда догоняем, слышны разговоры: «А вот и наши москвичи».

Мы останавливаемся у приюта Козмещик и прощаемся со школьниками. Они уходят на Лазещину. Им еще идти пятнадцать километров. Там их поджидает автобус.
Приют старый и неуютный. Выбиты окна, маленькая железная печь. Нигде поблизости нет дров. Дальше по дороге должен быть еще один приют – приют Говерла, но мы не знаем, сколько до него идти, лучше он или хуже. Мы остаемся.

Находим и приносим полу-гнилое полено. Разжигаем печку.
На стук нашего топора приходит старик Петр Петрович. Оказывается, в ста метрах от нас общежитие лесорубов. Петр Петрович работает сторожем. Он приглашает нас к себе, и мы охотно переселяемся.
Общежитие занимает большой дом, разделенный на две симметричные половины. В каждой десять коек, печь, стол и несколько скамеек.

Хозяин затопил печь, а мы развесили сушить наше имущество. Даже рюкзаки промокли, но кое-что в них сохранилось сухим. Переодеваемся, сушимся, варим обед.
Облака догнали нас. Пошел дождь и шел всю ночь.

Хозяин вместе с нами варит себе ужин. Сварил несколько картошек, три штуки круто посолил и съел без хлеба. К остальным добавил муки, все это перемешал скалкой и варит. Мы приглашаем его ужинать с нами, но он решительно отказался. Он поджарил на сковородке сало с луком, устроился на краю стола вполоборота к нам, достает из кастрюльки мучные картофелины, разминает их руками, макает в сало и ест. Вот и весь его ужин.

По субботам и воскресеньям старик остается один. Сторожит. Скучно. На улице дождь.  Даже собака спряталась и не обращает внимание на чужих.
Когда в общежитии никого нет, старик приглашает к себе туристов. Утром в понедельник слегка поторапливает их. К десяти часам приезжает девчонка уборщица. Её Петр Петрович побаивается. Он научился застилать кровати, точно, как она, и она не замечает подвоха.

Никакой материальной выгоды от гостей старик не имеет. От нас он ничего брать не хочет, даже журнал с картинками – «Огонёк», который с большим интересом рассматривал. Приглашает бродяг туристов по своей доброте. С ними интереснее коротать длинные скучные вечера.
Мы укладываемся спать. Гаснет керосиновая лампа. За окном непогода, а у нас и тепло, и уютно.

3.10.1966 г.
От общежития лесорубов до Ясиня восемнадцать километров, но теперь, когда столько пройдено, нам уже не хочется идти пешком.
Километров восемь проехали на мотовозе.
День светлый, хотя и не солнечный. Облака высоко. Только в том месте, где должна быть Говерла, нависают черные тучи.

От депо до Лезещины, 5 километров, прошли быстро пешком. До Ясиня доехали на автобусе. Город мелкий, одноэтажный. Главная достопримечательность, которая нас интересует, железнодорожная станция. Ночью должен идти поезд на Львов. В шестнадцать часов отходит пригородный. Можно доехать до Делятина. Что там дальше, никто не знает, информации никакой.

Пока есть время, уходим в город. Рюкзаки оставляем у станционного служащего.
Пообедали, зашли на турбазу. Турбаза занимает четырехэтажное деревянное здание. Во дворе встречаем раховских знакомых. Вот наш сосед по комнате. Хочет подойти к нам, но его уводит суровая подруга. Промелькнул Витька, который в Рахове поссорился с Алкой. Слоняются ждут гонга. А вот и гонг, сзывает всех на обед.
Фотографируем турбазу и покидаем город.

Поезд идет по извилистой долине. Часто въезжает в туннели, но горы невысоки.
На какой-то станции слышим музыку. На перроне на дудочке играет старик. Новый пассажир объясняет нам: старик – «темный».
Старик слепой. Живет в доме инвалидов. Там убирают за ним и кормят, а махорки не дают. На табак нет фондов.  Старик играет на дудочке на перроне. Кто угостит папиросой, кто дает деньги. Старик не просит милостыню. Он зарабатывает на курево.

В Делятине через час мы попали на поезд, идущий в Иваново-Франковск.
Темнело. В окошко еле заметны невысокие горы. Мы покидаем Карпаты.
В этот же вечер мы пересели на Московский поезд.
Купили на три рубля наволочек и простыней и улеглись спать. Утром мы были далеко от Карпат. За окном мелькают Жмеринка, Винница.

В два часа дня поезд прибыл в Киев. Здесь мы разъезжаемся в разные стороны. Слава едет в Москву. Один из нас едет к родителям на север в Белоруссию, другой уезжает к родителям на юг в Сальские степи.
Мы идем по перрону. Слава провожает нас вдоль состава. Он замедляет шаг и отстает.

Мы уходим в Киев. Две потертые лыжные куртки, два рюкзака, турботинки с разноцветными шнурками и ситцевые шаровары.
Вот и окончился наш поход. Много было в Карпатах хорошего и интересного, но мы не оставили там своё сердце. Оно нам ещё пригодится.