Крестник Господа. Вопл. 11. Френсис Дрейк

N+11 – это значит, что я пропустил девять воплощений, и пропустил их вовсе не потому, что не помню в какое время и место попадал, а из-за их малозначительности. Дело в том, что большинство моих бесконечных жизней были совсем (как ранее писал в пояснительной записке) не интересны, уж во всяком случае, для того, чтобы излагать их в письменном виде – так, обычная рутина. Поэтому, в дальнейшем, я буду описывать только те воплощения, в которых главному герою предстояло сделать что-то значимое, ну, или хотя бы, что-то интересное. Продолжаю основное повествование.
В кают-компании сидело всего четыре человека: я (мое новое имя было Мартин Келвин), Джон Хиггинс – боцман, Метью Белью – первый помощник капитана и француз Жак Рено – корабельный врач. Мы пили «Мадеру» и тихо разговаривали, обмениваясь впечатлениями и предположениями, чем закончится капитанский визит к королеве Елизавете. Хоть он отправился туда не по собственному почину, а по ее же приглашению, никогда не знаешь, чем закончится подобная аудиенция. Несколько обнадеживало то обстоятельство, что, несмотря на репутацию жестокого и удачливого пирата, и работорговца, капитан Дрейк, служа на одном из судов в эскадре Джона Хокинса, грабил у американского побережья исключительно испанские корабли. Но все-таки… пират…
А что оставалась делать Френсису после того, как в Мексиканском заливе Испанцы наголову разбили английскую эскадру, и уцелел только его корабль? Он и выправлял положение, обосновавшись на Карибских островах и заведя немало друзей из беглых рабов, с которыми продолжал драться с ненавистными ему испанцами. Впрочем – и это был большой секрет – в редких, правда, случаях, и не только с ними.
Он и дальше мог промышлять морским разбоем, но обстоятельства сложились так, что ему пришлось принять решение о возвращении в Англию, а тут так кстати и пришло приглашение от королевы. Не принять его, не смотря на всю свою осторожность, капитан не мог – иначе, по возвращению на родину его ждала бы виселица. Вот он, дабы было чем умилостивить монархиню, и подготовил план кругосветного путешествия, включающий набеги на западное побережье Южной Америки, где безраздельно хозяйничали испанцы.
Бросив якорь в порту Лондона, Френсис в своем лучшем камзоле с пышным воротником и жабо, белых атласных панталонах, сверкающих башмаках с умопомрачительными золотыми пряжками, шпаге на перевези и двумя заряженными пистолями за поясом, сопровождаемый эскортом из десяти человек, несших сундуки с богатыми подарками, отправился во дворец. А мы, те, кто были его первыми доверенными лицами, и помогали составлять план кругосветного путешествия, которое должно было принести  не только огромные богатства, но и укрепить положение Англии на морских просторах, засели в каюте и принялись ждать. Однако ожидание затягивалось.
– Не кажется ли вам, господа, что капитан отсутствует слишком долго, – озвучил мучавшую нас проблему Метью Белью.
Никто не спешил развеять его сомнения.
– Надо понимать, – наконец нарушил давящую тишину Хиггинс, – что если Френсис попал в ловушку – дни его сочтены. Может даже, его уже нет в живых.
– Кто знает, – Жак Рено отхлебнул изрядную порцию вина из серебряного бокала, – но сдается, в этом случае, сочтены не только его, но и наши дни!
– Типун вам на язык, Жак! – Белью перекрестился.
– Вы сомневаетесь? – Вскинул брови француз.
– Нет, но я надеюсь отделаться галерами или каторгой.
– Это просто способ умереть медленно.
– И мучительно, – вставил я.
– Подите к черту! – Белью встал так резко, что тяжеленный дубовый стул, на котором он сидел, опрокинулся назад, – лично я не собираюсь ни на галеры, ни на виселицу.
– Да-а, – казалось, что брови Рено поднялись еще выше и слились с короткой прической – в кругу «своих» он предпочитал не носить парика, – Вы и способ знаете, как избежать этого?
Метью поживал губами, прикидывая, что ответить.
– Надо поднять якорь…
– А если Дрейк осыпан милостями и просто напился нарадостя? – Хиггинс развел руками.
– Дослушайте, господа, – разражено поморщился Белью, – надо поднять якорь и увести корабль из порта, потом встать на рейде, но подальше – в недосягаемости городской артиллерии.
– Хм, интересно… – Джон задумчиво почесал висок.
– Ну, да, – продолжил первый помощник, – если все хорошо, то капитан найдет способ, как сообщить нам это. Если же нет, то возможны два варианта…
– Ну ка, ну ка, – это уже заинтересовался я, – становится еще интересней. Озвучьте их.
– Дрейк – отчаянный малый, и ему удалось сбежать – в этом случае он сможет доплыть до корабля даже без шлюпки.
Все согласно закивали.
– Или он мертв, – продолжил помощник, – мы ждем, сколько сможем, благо ни ядра, ни картечь нам не страшны, потом просто ставим паруса и уходим!
– Блестяще, Метью! – Жак Рено схватил друга за руку и принялся трясти ее с такой силой, будто собирался оторвать, – а теперь обсудим детали, здесь требуется все хорошенько про…
В этот момент дверь с шумом распахнулась – на пороге кают-компании стоял капитан Дрейк собственной персоной. Был он действительно пьян, но не на столько, чтобы потерять рассудок, и вообще, он крепко стоял на ногах. Но в глаза бросилось совсем не это – на нем была форма контр-адмирала!
– Все получилось, господа! – Сказал он свои веселым голосом, и повторил, – все получилось.
Подойдя к столу, он поднял кувшин и прямо из горлышка выпил его до конца. Тяжело опустился на свободный стул. Все напряженно ждали разъяснений.
– Как видите, – начал капитан, – я теперь адмирал английского флота.
Он чуть привстал, как бы демонстрируя форму, и продолжил:
– Королева была в восторге не столько от моих подарков, сколько от моих рассказах. Я начал прямо с рождения в 1540-м году в Кроундейле в Девоншире, как жили в Баклэнд-Эбби в Йелвертоне, не забыл упомянуть и про Кент. Поведал о своей пуританской семье, отце проповеднике, своих младших одиннадцати братишках и сестренках, в какой строгости мы росли; о том, как в двенадцать лет стал юнгой на торговом барке, как служил в торговом флоте, и как в восемнадцать стал полноправным капитаном. Затем ходил на судах, занимавшихся работорговлей – эта тема была ей особенно интересна. Рассказал о моем родственничке Хокинсе – будь он неладен, чертов солдафон, о той бойне близ мексиканской крепости Сан-Хуан-де-Улуа, Много всяких историй услышала королева Елизавета, многое узнала о непростой жизни джентльменов удачи… Ее очаровали эти побасенки, добрую треть которых я придумал на ходу, еще одну треть слышал от других, и только оставшаяся часть была правдой моей жизни…
Он замолчал, опять взял кувшин, недоуменно покрутил пустую посуду, перевернув вверх дном, потряс над столом.
– Вина капитану! – Крикнул я.
Еще один кувшин «Мадеры» тут же оказался на столешнице.
Вдоволь напившись, Дрейк продолжил. Он был сильно пьян, но ясности мысли не утратил – это всегда отличало его от многих других.
– Я предложил ей наш план по…
Он нарисовал указательными пальцами в воздухе круг.
– Расписал все выгоды данного похода – короче, все то, что мы с вами напридумывали, и она впечатлилась открывающимися перспективами! Более того, она сама и вслед за ней еще несколько высокопоставленных особ изъявили желания вложить деньги в это предприятие! Мне пожаловано пять кораблей и сто шестьдесят бывалых моряков! Через две недели мы отплываем, господа!
Он схватил кувшин со стола, и в несколько богатырских глотков осушил его до дна. После этого, как человек полностью и качественно выполнивший свой долг, Дрейк повалился грудью на стол, и его храп наполнил кают-компанию. Мы перенесли его на койку в его каюте, стянули сапоги, сняли мундир и удалились.
Вот угораздило меня стать правой рукой самого известного английского корсара в истории! В более ранних жизнях мне уже доводилось бывать в шкуре морских разбойников, но это были рядовые пираты – чаще всего никому не известные, неудачливые, абсолютно серые рядовые люди. Кажется, я даже разок был убит во время абордажного боя. А туту – бах! Знаменитый и при жизни и в веках корсар, любимец английской королевы Елизаветы, вице-адмирал, память о котором увековечена не только на страницах печатных изданий, но и отлита в бронзе. Что ж, посмотрим, к чему меня приведут эти приключения.
Итак, осенью 1577 года на флагманском судне «Пеликан» мы отчалили от берегов Англии и выйдя в Атлантический океан, взяли курс на Южную Америку. В нашей флотилии всего, кроме флагмана, было еще два больших и два малых вспомогательных судна, всего пять кораблей.
Нет надобности описывать рутинные будни плавания по водам Атлантики, замечу лишь, что сделав небольшой крюк в сторону Африканского континента, мы разграбили несколько городов Марокко, и пополнив запасы пресной воды и провианта, взяли курс на запад. В этом «африкаансом сафари» был легко ранен в ногу боцман Джон Хиггинс, корабельный док профессионально подлатал его и тот, ко всеобщему радости и облегчению, быстро встал на ноги – в те времена чаще умирали не от самих ран, а от заражения крови, возникающего после их обработки: из антисептических средств тогда был только ром.
Летом семьдесят восьмого года мы бросили якорь в бухте Сан-Хулиан, что на восточном побережье Южной Америки. С этого момента события стали развиваться так интересно, что стоит остановиться на них более подробно. Матросы, измотанные более чем годичным плаванием, давно выражали недовольство качеством пищи и воды, а тут, видя возможность разом прекратить свои мытарства, страдания и лишения – взбунтовались. Во главе мятежной команды встал капитан одного из кораблей по фамилии Даути.
«Пеликан» стоял в нескольких кабельтовых от берега, и его команда почти в полном составе сошла на него. На борту оставались лишь Дрейк, я, первый помощник, боцман и пятеро вахтенных матросов. Да, Жан Рено – доктор – колдовал у себя в каюте с какими-то химическими опытами, трудяга.
Френсис спал у себя в каюте. Он всегда запирал дверь на ночь, мы даже выговаривали ему, что если он будет сильно утомлен или элементарно пьян, а корабль станет тонуть, то он пойдет на дно вместе с ним, так как дверь была обита железом, очень крепка, а внутренние запоры не открывались никакими ключами. Капитан всегда отмахивался, говоря, что если такому суждено случиться, то уж он как-нибудь выберется сам, а в другом случае, пенять на нас будет некому. И он совсем не в восторге оттого, что когда он будет спать, кто-то может незаметно шарить по его каюте.
На этот раз, предосторожность с дверью спасла ему жизнь. Дело в том, что про запоры на двери в капитанскую каюту знали немногие, а уж люди Даути с другого корабля, вообще не имели понятия. Они надеялись под покровом темноты незаметно подплыть к «Пеликану», взобраться по якорным цепям на палубу, перебить часовых наверху и, ворвавшись в каюту Дрейка, расправиться с ним. И все шло гладко до момента проникновения в каюту капитана: держа абордажные сабли или просто длинные острые ножи в зубах, девять человек тихо подплыли к флагману, стараясь производить как можно меньше шума, взобрались на палубу, трое вахтенных, не ожидавшие предательства, пали с перерезанными глотками. Успех казался таким близким! Но дверь! Она оказалась заперта, а шум от попыток открыть ее снаружи разбудил Френсиса.
Даже не пытаясь разобраться, кто там пытается забраться в его каюту, он разрядил два пистолета прямо через железную обшивку. Выстрел оказался удачным: несмотря на то, что одна пуля и не смогла пробить ее и застряла, вторая угодила одному из бунтовщиков прямо в грудь. Но главное было не в этом – шум привлек наше внимание, а так же внимание людей на берегу.
Я выскочил из своей каюты, и сразу столкнулся с двумя крамольниками. Один был вооружен саблей, второй сорока сантиметровым ножом. Столкновение оказалось неожиданным и для них, и для меня. В таких ситуациях побеждает тот, кто первым сориентируется. На этот раз им оказался я. Палец нажал на курок пистоля, порох на кресале вспыхнул и секундой позже двадцатиграммовый свинцовый шарик вдребезги разнес плечо вооруженного ножом бандита, чуть не оторвав ему руку. Палубу залило кровью в вперемешку с кусками мяса и кости.
Я выхватил саблю – теперь мы были один на один, и одинаково вооружены. Но мой противник, видя страшную смерть товарища, был явно деморализован. Я рубанул слева направо сверху вниз, он каким-то чудом отбил удар, но выронил при этом саблю. А вот щадить, или брать в плен, я никого не собирался: второй удар разрубил его левую ключицу и, наверное, дошел до сердца, потому что он беззвучно упал на палубу судна.
С бака послышались еще выстрелы, сперва один, потом почти дуплетом еще два. Послышалась какая-то возня, звон железа, кто-то вдруг громко заорал. Я бросился к каюте капитана.
Мое вмешательство если и не запоздало, то уже явно не требовалось. Прислонившись к стенке палубной надстройки, сидел и страшно ругался боцман Хиггинс, опять раненый в ногу, правда, на этот раз, в другую. Рядом с ним на коленях стоял доктор и осматривал рану. На палубе валялось четверо, по-видимому, убитых бунтовщиков; двое невредимых стояли на коленях, обхватив руками голову, и молили о пощаде. Френсис в одних панталонах и с окровавленной шпагой в руках склонился над ними, и что-то спрашивал тихим страшным голосом. Рядом с ним, держа под прицелом пистолетов оставшихся в живых разбойников, стоял Метью Белью.   
– Кто главарь, – разобрал я несколько слов.
– Даути, – дрожащим голосом выговорил один.
– Капитан Даути, – примерно с той же интонацией подтвердил второй.
Дрейк выпрямился и дважды нанес укол – еще два тела присоединилось к своим погибшим товарищам.
Все девять крамольников, пробравшихся на палубу «Пеликана» были мертвы, или, по крайней мере, вот-вот ими будут. С нашей стороны погибли три матроса, четвертый был тяжело ранен в живот, и Жак Рено успокоил нас на счет участи Джона Хиггинса – жить будет. С берега к кораблю направлялось три шлюпки с командой на борту. Оставалось разделаться с оставшимися бунтовщиками и их главарем.
Тут все прошло проще, чем можно было ожидать: личный состав мятежного судна – тринадцать человек – стояли на коленях со склоненными головами, надеясь на помилование. Перед ними лежал связанный капитан Даути.
Дрейк взошел на борт в сопровождении своей обычной свиты и десятка верных ему матросов. Корабль на всякий случай окружило несколько шлюпок с тремя десятками вооруженных мушкетами моряков.
– И что нам с ними делать, Келвин? – Обратился адмирал ко мне.
Я не был настроен кровожадно.
– Я бы помиловал людей, – ответил, – и повесил капитана.
– Может, заставить их прогуляться по доске ? – Подал голос раненый боцман – вот кто точно не хотел никого оставлять в живых, – а этой собаке Даути я бы выпустил кишки, набил брюхо солью и оставил умирать на солнцепеке, периодически поливая водой, что б сознание надолго не терял.
Мне стало не по себе, двоих бунтовщиков стошнило.
Дрейк с уважительным интересом посмотрел на Хиггинса.
Кончилось все достаточно прозаично, если уместно применять это слово к процессу телесных наказаний и смертоубийству: всех мятежников высекли и поставили на самые тяжелые работы; Даути капитан Дрейк собственноручно отрубил голову.
Запершись в каюте капитана – теперь с этим никто не спорил – под охраной все той же десятки самых доверенных людей Френсиса из числа команды, мы пили двое суток. Рядом (заткнутыми за пояс держать их было неудобно и опасно) лежали заряженные пистолеты, в каждом углу, прислонившись к деревянной обшивке стены, стояли мушкеты, тоже, естественно, заряженные. Шпаги и сабли были под рукой. На палубе появляться по одному адмирал запретил. Спали тут же, за столом – койка в помещении была одна – капитанская, и никто не решался повалиться на нее, даже будучи смертельно пьян.
На третий день контр-адмирал, едва очнувшись, схватил саблю, рубанул ею по столу, едва не перерубив столешницу, смел остатки бутылок и закуски на пол. Позвал вестового и приказал выдраить каюту, подать ему воды и чистое полотенце, а так же выдать каждому из нас, включая и его, по стакану рома, после чего выгнал всех вон, наказав привести себя в порядок, и назначил совет на полуденные склянки.
Через два часа он выглядел так, как будто не было никакого бунта, никто не покушался на его жизнь, а он сам не пьянствовал два дня.
– Мы пройдем через Магелланов пролив, – сказал он на совете, – и выйдем в Тихий океан на западное побережье Южной Америки. Там мы порезвимся в испанских колониях, и первой из них станет Вальпараисо! Мы захватим столько золота, сколько сможем увезти на наших кораблях. Хватит заниматься ерундой – пора, наконец, начать оправдывать доверие королевы Елизаветы!
– Ура адмиралу Дрейку! – Вскричали мы. – Виват капитану капитанов!!!
– А теперь всем отдыхать, – он сел и как-то сразу сник, было заметно, что все-таки Френсис сильно утомлен, – завтра с рассветом мы поднимаем якоря. И пусть ветер дует нам в спину.
Мы не замедлили последовать его совету.