Руиной и изменой глава 1. Гетман и Рагозин

Лета 7167 от сотворения мира (1657 год - авт.) 18 октября из славного города Москвы в Малую Россию выехал государев стряпчий Дмитрий Рагозин. Ехал он с делом важным, легким и радостным. В ларце в возке лежала милостивая царская грамота новому гетману Войска Запорожского Ивану Выговскому о рождении царевны Софии. Одно дело возить приказы гневные и приговоры тяжкие, другое такую весть. Всей заботы - не упиться на казацком пиру в честь рождения дочери царской.
Вот только перед самым отъездом, с молодым придворным побеседовали при дверях закрытых, неприметные люди из недавно созданного приказа Тайных дел. Уяснил для себя родовитый дворянин, что надо в Малой России приветливым быть не только с гетманом и полковниками. На службе государевой, гордость откинув, говорить с казаками и мещанами доверительно. Слушать их больше, чем самому разглагольствовать. Нет, гетман у царя в чести, ему и всей семье его шлются дары богатые....и все же земля украинная, в тех краях смуты никогда не затихали. Глядеть и слушать в оба....
Через три недели, проехав через пограничный Путивль, 10 ноября стряпчий заехал в первое черкасское село Хмылово, а оттуда уже в город Ромну, который черкасы зовут Ромны. В Ромнах на ратушном дворе говорил с сотником Кондратом Войтенко и атаманом Яковом Глущенко. Спросил где гетман и присланный ему на помощь князь Ромодановский? Сотник и атаман ответили что князь с войском стоит в поле, а гетман ожидает царского посланца в Чигирине. Туда стряпчий и отправился, помолясь.
По дороге Рагозин внимательно смотрел, на непривычные московскому человеку мазанки с вишневыми садами, на охрану из пяти усатых черкасов Миргородского полка, сменивших путивльских бородачей. Православные они, с гордостью згадували, как с ляхами за веру бились, но....
Вспоминал в дороге Дмитрий Иванович рассказы стариков про то как горела от чубатых Вологда, да разве она одна! Как запороги Сагайдачного заливали кровью православной Ливны, Ряжск, Лебедянь не щадя ни старого, ни младенца. Как стоял и выстоял против всего Войска Запорожского малый город Михайлов. Гетман тогда неистовствовал, увидев крестный ход на стенах, под которыми уже лежали трупом сотни козаченек. И Бога не убоявшись, бросил снова на штурм войско. Михайловцы бились отчаянно, знали про Ливны, и наступ черкасский захлебнулся. И после того «всепагубный враг Сагайдачный с остальными Запороги отиде от града со страхом и скорбию»
"Ну положим про страх и скорбь гетмана летописец крепко приписал" - думал стряпчий - "Потом же этот Сагайдачный и Волконского с Пожарским разбил, и под Москвой стоял, и потом на юг уходил - Калужскую землю вымел дочиста, пуще татар. А через два года - святые угодники! посольство и челобитие Михаилу Федоровичу, прими мол в подданство.
Ляхи крепко прижали, вот и вспомнил старый убивец про государя православного. В Москве тоже не дураки сидели - вчера Сигизмунду, сегодня Михаилу, завтра кому? Скрепя сердце, отослали денег из пустой казны, грамоту любезную хищнику написали. Не нагрянет в ближайшие годы - и то ладно."
"Дивны дела твои, Господи" - размышлял Дмитрий Иванович. "Верно, отцы провожатых моих, на Москву ходили. Да и после легче не стало - вся русская украина от хохлачей крепко кровью умылась, в прошлую войну. Курск, на радость вероотступнику Вишневецкому, приступом взять пытались, и ушли, когда их куряне споловинили. Богоматерь Курская город сберегла и воевода Петр Волконский. Гетман Остряница крепость Валуйки сжег, Белгород дважды в осаду брал, острог разгромил, донские казаки едва врукопашь детинец отстояли. От белгородской украины черкасы гнали единоверный полон словно татары. Перед ляхами выслуживались, все ждали, что паны с крулем пожалуют милостью."
"Что ж, поляки пожаловали, не замедлили" - мысленно усмехнулся стряпчий. "через четыре года в ворота белгородские смиренно Остряница стучался, в те самые, которые в войну ломал. Ляхи замордовали, жиды ограбили, бунт казацкий подавили, род русский на кол сажают и живьем палят, потому принимайте на службу, деньги и хлеб давайте. Белгородцам желалось дать по шее страдальцам для ума, но Москва приказала простить и принять, веры православныя ради. А и без веры - нет лишних людей на пограничье, каждая сабля на счету. С надеждой, что Бог образумил, дали вчерашним врагам поселиться и жить, как православным христианам подобает, жалованья платили больше чем своим. И в Курске также поступили, и в других местах."
"Но силен бес и горами качает, а людьми, что вениками, трясет" - перекрестился истово Рагозин. "Многим, ой многим душам черкасским, не по нутру служба царю православному пришлась. Другое терзало и жгло их - быть самовластными панами, шляхтой. Чтоб государя избирать по воле своей и помыкать, ровно дворней какой. Приговорами судебными плащи подшивать. Рокоши против помазанника Божьего поднимать, без всякой опаски.
А иные черкасы и вовсе москалей, как они русских людей кличут, привыкли только воевать и грабить, а потому милость русская, им поперек горла встала. Через три года после приема, взбунтовались острянинские, и наплевав на крестное целование, отьехали обратно в Речь Посполитую. Сам бывший гетман пытался их остановить - зарубили спасителя своего, как собаку худую, и айда обратно, к католикам и униатам. Курские черкасы также решили податься в польскую сторону, но воевода не сплоховал. На Бокаевом шляхе погоня настигла изменников и тут уж куряне отвели душу,никто не ушел
 "Но и другие есть" - тут же возразил себе стряпчий. "В Азове с донскими казаками запороги сидели и вечной славой себя покрыли. Кто на уговоры изменников не поддался, ныне стерегут государеву Украйну от крымчаков.
Те же кто в Малой России остался, при покойнике Хмельницком честно бились с поляками под Охматовым и Городком, бок о бок с Шереметьевым и князем Ромодановским. И вместе побед великих достигли - великий гетман коронный Станислав Ревера Потоцкий с поля бежал, бросив бунчук, пушки и племянника своего, царским людям в добычу. Если Господь милосердный не оставит - и при новом гетмане такое же будет"."
В таких размышлениях прошел дорожный день. Под вечер остановились в селе. Помня наказ, Рагозин не побрезговал ужинать совместно с казаками. Подняли чарку за здоровье государя, за гетмана - черкасы запели - "Ой Морозе, Морозенку, ти славний козаче, за тобою, Морозенку, вся Вкраина плаче...". Стряпчий заслушался, подивившись как ладно и чисто поет его суровая охрана - на Москве среди патриарших певчих поискать! После третьей - за победу над врагами веры Православной, разговор зашел про здешние новости. И тут глава охраны Левко Витейко, нахмурившись, рассказал, что три недели тому назад, были у полковника и у сотников по городам рады, собирали казаков, и читали им грамоту будто от царского величества. А в грамоте той сказано, что быть войску Запорожскому не 60000, как по Переяславской раде, а десять тысяч. А остальных казаков отдадут в драгуны и в солдаты, да со всего будут брать десятины на государя.
Пока ошеломленные казаки молчали, старшины стали спрашивать: хотите ли приклониться куда к иному? Миргородцы в ответ кричали, что целовали крест великому государю служить верой и правдой и за него умереть. И теперь казаки никуда за полковником и сотниками не пойдут без государева указа...
После такого известия, хмельное благодушие со стряпчего слетело разом. Измена в Малой России, в разгар войны, когда лучшие русские рати ушли в Литву - о том и помыслить было страшно. Но в Москву не поскачешь обратно - кому там про пьяную казачью болтовню рассказать? Кто послушает? Надлежит и дальше государево дело править. Доехав до Лохвицы, Рагозин переменил подводы, и отправился в Лубны. Теперь с ним ехали лохвицкие черкасы, Данилко Малофеев со товарищи. И снова во время хмельного ужина казаки рассказали про раду с чтением будто царской грамоты, а также про приказ атаманов и сотников, чтобы готовить пули, порох и свинец для похода. Против кого и куда - неведомо. А ведь ни атаман, ни сотник в Лохвице ни словом про то не обмолвились, при встрече с царским посланником.
В Лубнах все повторилось. Сотник и атаман говорили одно, а лубенские провожатые другое. Как был Лубенский полк под Винницей, то полковник Грицко на раде спрашивал - не хотят ли они поддаться ляхам? Казаки отказали и разошлись по домам. Правда и полковника никто не вздернул на ближайшем дереве и связанного в Москву не отправил. Мрачнел Рагозин, слушая такие вести. Теперь сомнений не было - кто то тайно сеет смуту и измену в Малой России
16 ноября в местечке Бужино здешние атаман и сотник рассказали, что в Запорожье начался бунт. Подняли его голяки да худые людишки, начальников своих слушать не хотят, и выслали гонцов к государю. Гетман Выговский отправил в Сечь требование выдать зачинщиков, а если откажут, то пойдет на Сечь полками и всех бунтовщиков вырубит. С гетманом заодно почти вся старшина в постоянном совете. Еще находится при нем польский посол Воронич.
Выехали из Бужина и тут навстречу верховые. Завидев подводы передний всадник в дорожной епанче, вглядевшись крикнул: "Дмитрий Иванович!". Тут и Рагозин узнал своего давнего знакомца - стряпчего Григория Косагова. Одно время несли службу вместе в царских покоях, да только невмоготу было Григорию при дворе. Ни местничество, ни богатство не влекло его. Желал он жизни ратной, биться за царя и землю Русскую. Господь молитвы услышал, теперь 30 - летний Косагов служил под началом воеводы князя Ромодановского. До Москвы уже доходила молва о храбрости и ратной сноровке рогозинского знакомца в боях с поляками и крымчаками. Пророчили ему великую славу.
Косагов ехал из Чигирина. На вопрос где Ромодановский с войском, ответил, что князь расположился в Переяславе. В войске многие разбежались из за нехватки еды. Все припасы должны были заготовить заранее по приказу гетмана, но хлеба вдруг оказалось мало. Из за того случаются грабежи и драки солдат и стрельцов с черкасами. На вопрос про гетмана, помолчав, ответил хмуро: "Неладно там Дмитрий Иванович. В глаза улыбаются и льстят, а за глаза..." Но ничего значимого сказать не мог. Расцеловались на прощание и разъехались.
Наконец показалась гетманская столица. Тут стряпчего встретили есаул Миско и десяток казаков. Сойдя с коней, приветствовали и спросили от имени гетмана о здоровье царского посланника. Поселили Рагозина на дворе служилого казака Василия. Не успел Дмитрий Иванович умыться с дороги, как порог переступил черкас в дорогом красном жупане из киндячной ткани. Назвавшись есаулом Ковалевским, он торжественным голосом передал приказание от гетмана царскому стряпчему прибыть с грамотой. Во дворе уже стоял богато убранный конь, на котором Рагозин подъехал к гетманским хоромам. Спешившись, Дмитрий Иванович с достоинством зашел в сени. Здесь уже стояли сотники и есаулы с шапками на головах - у кого мехом вверх, у кого сбоку. Пройдя мимо них, посланец вступил в хоромы - где стоял крепко держа булаву в правой руке, 50 - летний человек с сединой в усах и чуприне. Это был сам гетман Войска Запорожского Иван Евстафьевич Выговский....
Р./S. Данная глава написан на основе многих документов, но в художественной форме - это попытка автора попробовать для себя новый жанр. В случае одобрения читателей, глава будет превращаться в лонгрид. Просьба писать в сообщении к донату "Руина". Реквизиты карты для донатов - 2202 2011 4078 5110