Это, любимая Бэйли, Деникин

     Когда энкаведешный лейтенант Филиппов саркастически спросил Чонкина о сказанных Антоном Ивановичем Деникиным напутственных словах, дезертиру и летчику послышалось  " Дикин ", а поскольку он не знал никакого Дикина, то радостно поправил допрашивающего :
    - Не Дикин ! А Жикин ! Который на колесиках ездиет.
    Жикин был колхозным инвалидом, безногим, катался на дощечке с колесиками, представлявшей в царстве заботы партии и правительства примитивное инвалидное кресло, но Филиппов, рассердившись, принялся угрожать подследственному револьвером, вот Чонкин и подмахнул чистуху вчистую, загрузившись по - полной. Не он один, кстати. Многие и многие партийные, высокообразованные, как подонок Сатановский, еще вчера высокопоставленные послушно каялись и признавали хотя бы моральную ответственность за ухойдакивание Леней Николаевым Кирова, с какого - то перепугу после культа личности преподносимого как альтернатива товарищу Сталину, хотя и бы мерзавец стойким и убежденным сталинцем, да все они были такими, иудобольшевики. Как говорится, осиновый кол вам !
     - Вы не устали, голубчик ?
     Ласковый до приторности голос Савинкова доносился до Бурцева как сквозь вату. Вот будто вернулись те кошмарные дни исхода, когда Бурцев валялся в тифозном бреду, а пропахшая триппером и самогоном сестра милосердия закутывала его уши ватой, прожелтевшей, со следами уже побуревшей крови и засохшего небрежными ошметками гноя. Ревет ржавый пароход, увозя навсегда блеск и нищету Белого движения, а Бурцев стонет и мечется, замечая краем глаза подтянутого и деловитого Савинкова, на полубаке договаривающегося с эмиссарами Пилсудского и Гейдриха, благоразумно присоединяясь к атаману Краснову и генералу Шкуро в их искреннем кредо " Против большевиков - хоть с чертом ".
     - Ведь ежедень бьетесь с колом осиновым, - журчал обманчиво участливый баритонец Савинкова, убаюкивая Бурцева прямо посреди Монпарнаса, где и встретились эмигранты в год двадцать первый, - а большевики все живее всех живых. Может, пришла пора подумать и об иных методах борьбы ?
     - Бомбы, - печально вздохнул Бурцев, отдирая цепкие пальцы Ропшина от своего заношенного сюртука, - террор. Ничего другого нет ?
     - Книжки вот еще, - захохотал Савинков, угощая Бурцева папиросой, - кони разномастные. Не желаете ?
     Бурцев не желал. Савинков тем более. А выглядывавший из бистро гарсон благодарил про себя папу и маму, в высшей степени разумно не обучавших тогда еще маленького будущего официанта русскому языку.
     - Офранцузился, - кивнул на гарсона Савинков, неприятно улыбаясь, - иные у него теперь заботы, переменил судьбу напрочь, а мы чем хуже ?
     Его вопрос повис в вечереющем воздухе Парижа, пока не осыпался на нечистую мостовую. Бурцев умер от старости, Савинкова выкинули в окно чекисты, а гарсон, пережив немецкую оккупацию, прославился как Шарль Азнавур. Пусть армянин и русскоговорящий, но француз во всех отношениях. И это правильно. Это исторически верно. Это, в конце концов, целесообразно. Раз уж родина твоя оказалась по Чаче Иванову свиньей, то не грех ее пасынкам и падчерицам оборотиться иных племен и народов сыновьями и дочерьми.