Пожар

В темноте перед ним мелькнул едва различимый бело-жёлтый всполох света. Через пару секунд появился ещё один, уже заметнее. Потом ещё, один за другим, становясь всё крупнее и ярче. Это напоминало рваную зарю, которая разгоралась рывками. Ещё мгновение, и всполохи слились в единое целое — это было пламя.

— «Пожар!» — промелькнула мысль, почти на уровне инстинкта.

Николай почувствовал, как сердце стало биться сразу везде — в груди, животе, голове. Густой дым, словно тесто, убегающее из кастрюли, начал заполнять комнату. Он попытался подняться, чтобы дотянуться до изогнутых никелированных ручек окна на синей стене, но тело не слушалось. Пламя разрасталось, и страх сменился настоящим ужасом. Ярко-оранжевый язык огня коснулся его руки, но вместо боли от ожога Николай ощутил лишь приятное тепло. Сердце забилось гулко, словно старинные напольные часы, и он проснулся.

Было тёплое утро начала августа 1994 года. За открытым окном доносились громкие звуки оживлённой улицы. Луч солнца согревал тыльную сторону его ладони, выскользнувшей из-под одеяла. Николай долго лежал с открытыми глазами.

— «Я живой, это был сон», — наконец пришла ясная мысль, похожая на законченное предложение.

Можно было не торопиться вставать. Недавно его повысили до заместителя начальника хозяйственного цеха института, и теперь он мог позволить себе небольшие опоздания. Накануне Николай отправил жену с дочкой к родственникам в Воронеж. Свобода! Но он не собирался рыться в старых записных книжках в поисках номеров забытых подруг. Сегодня была пятница, и он планировал поехать на дачу. Хотя, кто знает, может, в электричке встретится какая-нибудь симпатичная женщина… И этот неприятный сон.

Лёжа в постели, Николай закурил. Сигареты «Мальборо» затягивались легко, совсем не то, что когда-то популярные «Столичные». Сероватый пепел долго не осыпался, напоминая высокий тюрбан восточного паши.

Его взгляд упал на столик рядом с кроватью, где лежала 100-долларовая купюра, удачно купленная накануне по выгодному курсу.

— «Хорошо, что не вложился в МММ, остался бы без денег!» — подумал Николай.

Он вспомнил другой давний сон. Тогда ему приснилась боль в животе и ослепительно яркий пучок света. Через полгода, уже наяву, у него была операция на горле. После наркоза, когда он открыл глаза, свет от операционной лампы резанул его так же ярко, как и в том сне.

— «Сны, мистика?» — задумался он, глубоко затянувшись.

По утрам на экране Алан Чумак заряжал воду для исцелений, а взгляды Кашпировского гипнотизировали семьи телезрителей. «Московский комсомолец» писал о колдуне Лонго, который якобы оживил труп в морге Склифосовского.

Николай поднялся. В коридоре он остановился перед зеркалом и увидел в отражении расплывшегося мужчину средних лет, напоминающего снеговика, тающего у детской площадки в конце марта. Густые брови и волосы, зачёсанные вверх, как у руководителей времён Брежнева, придавали ему начальственный вид.

— «Надо заняться теннисом на институтских кортах. Толя мне обязан — я ему синюю краску для раздевалки выписывал», — подумал он.

Посмотрев на часы, Николай поспешил в ванную.

На работе его вызвало начальство и поручило разобраться с мусором, который окончательно захламил территорию.

Самым дешёвым и простым способом было сжигание мусора в институтской литейке. Николай стоял в отдалении от печи, наблюдая за процессом. Его завораживала лёгкость, с которой искорёженные деревянные изделия исчезали в огне, превращаясь в чёрный дым, который ветер уносил в сторону Белорусского вокзала. Он снова вспомнил сон.

— «Почему именно сегодня?! Нужно поговорить с Надей!» — подумал он.

Надя была симпатичной и приятной, как многие женщины чуть старше тридцати, которые уже нашли свой стиль в одежде и общении с мужчинами. Она работала в институтском отделе снабжения. На её рабочем столе, рядом со стопками приходных и расходных ордеров, всегда лежали две толстые книги с толкованиями снов. После августа 1991 года типографии остались без заказов на публикацию трудов марксистов-ленинцев, но несостоявшаяся мечта о коммунизме оставила глубокий след в умах трудящихся, и спрос на книги о сновидениях был особенно велик.

Надя внимательно выслушала Николая.

— Пожар во сне может предвещать как что-то плохое, так и хорошее, он может быть связан с прошлым или будущим, — наконец сказала она.
— То есть, это может означать что угодно?!
— Да, но важно, чьё именно горит — твоё или чужое.
— А если во сне горит дача соседа, это хорошо?
— Не так прямолинейно. Главное, чтобы огонь был рядом. Для будущего хорошо, если во сне ты разжигаешь огонь — это к поездке с друзьями!

Раздался телефонный звонок, и Надя подняла трубку.

— «Звонит Толя, наш тренер. Раздевалку на кортах сожги!» — сказала она с усмешкой.

Вид на раздевалку напоминал кадры из репортажа о «горячей точке», где одна правда боролась с другой. Деревянная основа стены, сильнее других пострадавшей от огня, осыпались на асфальт чёрной крошкой. Но искорёженный металлические лист с остатками синей краски, зацепившись за верхнюю балку каркаса, остался на месте, словно гимнаст, беспомощно повисший на перекладине.

— «Синяя стена с одиноким небольшим окном. Так вот он, пожар из сна!» — подумал Николай с облегчением.

Он обошёл раздевалку ещё раз перед тем, как подойти к Толе с окончательным вердиктом.

— Нет, эту раздевалку не восстановить, — сказал он уверенно.

Толя кивнул кивнул в знак согласия, его руки были испачканы гарью от обгоревших вещей, разбросанных вокруг раздевалки: чайник, металлические кружки, ложки. Он был в шоке. Зарплату в институте ему уже давно не платили, и частные уроки по теннису были его единственным источником дохода.

— Приходи через неделю, составим акт, — добавил Николай после паузы.

Николая сгоревшая раздевалка мало волновала. Он знал, что институт вскоре планировал отказаться от этого участка земли.

— «Сказала, что устроить пожар во сне — это к поездке с друзьями. Жаль, не запалил что-нибудь. Может, всё-таки предложить Наде поехать?» — размышлял Николай.

По дороге через лес от электрички к даче он шёл в приподнятом настроении. Погода была замечательная! Николай наслаждался мягким шелестом листьев, прислушивался к природе. Его взгляд привлекли две мелкие белые бабочки, которые пытались сесть на ромашку. Порывы лёгкого ветра превращались для них в ураган, унося их от цветка, но они каждый раз возвращались, делая новую попытку.

До самого вечера Николай был занят делами, которых на даче всегда хватает. Когда солнце коснулось верхушек деревьев, воздух стал особенно свежим и ароматным, а в лесу запели соловьи. Николай нарезал колбасы и хлеба, открыл бутылку водки и сел за стол у открытого окна. Выпив три четверти бутылки, он налил себе ещё. Невозможно было остановиться — вечер за окном был слишком хорош, и на душе было тепло. Он закурил, и дым затанцевал в воздухе, исполняя что-то вроде «Танца живота». В этот момент, словно под пристальным взглядом Кашпировского, Николай увидел в дыме Надю, танцующую на конце сигареты.

— «Почему я не позвал её сегодня?!»

Сначала Николай услышал лишь лёгкое потрескивание где-то внизу. Потом ощутил нарастающее тепло под ногами. Он очнулся и увидел клубы дыма, поднимающиеся снизу и стремительно разрастающиеся. На створке окна своей дачи Николай отчётливо заметил изогнутые никелированные ручки, те самые, что ему приснились прошлой ночью.

— «Так вот где мой пожар», — успел он подумать.

Раскалённый воздух обжигал горло при каждом вдохе. Дым начинал разъедать глаза, заставляя зажмуриваться от боли. Гарь во рту превращалась в горечь, которая стягивала горло, а кашель становился удушающим, не давая откашляться. Наконец, пламя, словно змея с десятками голов, выпрыгнуло вперёд и стало жалить его, всё сильнее — до боли, до потери сознания, до смерти.