Абрахам Кайпер. Похожесть проклятие нашей жизни

ПОХОЖЕСТЬ: ПРОКЛЯТИЕ НАШЕЙ СОВРЕМЕННОЙ ЖИЗНИ.
Абрахам Кайпер (1869)

Дамы и господа! Я думаю, что сохраню дух чтений,  которые объединяют нас здесь, если сегодня вечером я привлеку ваше вниманик к  христианскому историческому рассмотрению ложного единообразия нашего столетия: явления, следовательно, столь интересного, потому что именно в этом единообразии, в стремлении к единообразию в нашем веке состоит весьма сомнительная черта нашего характера, да, смею сказать, проклятие современной жизни.
Итак, чтобы убедить вас в этом, мне придется начать с несколько отвлеченного вопроса о том, что я подразумеваю под ложным единообразием. Тогда будет необходимо на опыте, на фактах жизни показать, что оно действительно господствует в наше время. И раз уж я дал вам объяснение, почему я осмелюсь назвать это шуткой, то мне хотелось бы, наконец, обсудить практический вопрос о том, какую линию поведения
предлагает нам, христианам, это явление в борьбе за Церковь и состояние мира.
Ложное единообразие: что это такое, что оно существует, почему оно кажется мне проклятием и к чему оно нас принуждает; вот тот путь, по которому я хотел бы мысленно пройти вместе с вами.

I

Прежде всего, зададим более тонкий вопрос: что я подразумеваю под этим ложным
единообразием? И затем я прошу вас, дамы и господа, позволить мне принять за доказанное одно утверждение:  единство является конечной целью путей Божьих. Ведь вся жизнь вокруг нас шумит и трепещет в бесконечных вариациях все новых форм и образов, и бесконечное множество явлений, которые мы видим плывущими с потоком жизни, отличны друг от друга по своей природе. Жизнь вокруг часто кажется нам путаницей и пестрой смесью, в которой наш глаз тщетно ищет единства. Но есои путь Божий ведет к единству из этого многообразия, к порядку из этого
хаоса и к тому, чтобы по Его воле каждый диссонанс разрешался в гармонии - в этом глубокий смысл всего Откровения, всякий раз, когда оно говорит нам о своем единстве., Царстве нашего Царя, говорит о Царстве Небесном, о всеобъемлющем Царстве славы
Все направления Откровения ведут к этому единству как к конечной цели. Весь христианский дух на протяжении восемнадцати веков работал над установлением этого царственного единства, разрушая каждую стену разделения, и этот Божественный идеал будет достигнут только тогда, когда исполнится молитва Христа в ночь перед Его страстями: да будут они все едины, Отче, как Я в Тебе и они во Мне, чтобы они были едины!
Так что не нужно доказывать, что единство, единственный идеал, на котором может покоиться наше мышление, является конечной целью пути нашего Бога. Это вводит нас в действительный круг наших мыслей, и на который я поэтому прошу вас
обратить самое пристальное внимание: тот же идеал, будучи украден, овладел и греховным стремлением мира сего, ибо он тоже стремится к единству.
Вы понимаете, что я имею в виду. Признаете ли вы вместе со мной факт греха не как фазу развития, но как порчу и ухудшение здоровой жизни, не только жизни отдельного человека, но жизни всего человечества? Тогда есть не просто единичные греховные факты, но система, управляющая греховной жизнью во всех ее проявлениях; тогда есть сила греха, есть упорядоченная связность в ее проявлениях, закономерное развитие в ее течении, короче говоря, есть история греха. Поколения грешников на протяжении веков соткут одну и ту же одежду, основу которой никто из нас не растягивал. Давайте и мы здесь, и те, кто грешит на других концах земли, вдали , построим вместе такой же несвятой храм, но по плану , которого мы сами не знаем, по плану, который не наш. Ведь вы должны оставить это важнейшее явление совершенно необъяснимым , оставив себя пленником того, кто, согласно Писанию, есть сатана: это мыслящий дух, личное существо, единство замысла и идей которого раскрывается в этой греховной жизни, и чье могучее, зловещее стремление служит всему человечеству вдохновением его греховных поступков.
Поэтому стремление греха к власти на земле является для меня не ораторской фразой, а приземленной реальностью, и теперь я утверждаю, что оно избрало в качестве своего идеала то же самое единство, которое мы всегда находим в качестве последней мысли. в откровении Священного Писания. В конце концов, именно это всегда делает грех : он штампует образ Божий на своей фальшивой монете и злоупотребляет властью, данной ему Богом, для подражания действиям Бога. Бессильный сам по себе, без творческой мысли, грех живет лишь плагиатом мыслей Божиих. И именно поэтому, отталкивая народы от Бога, он умеет представить им не что-то иное, кроме видения,
открытого им пророками Божиими. Таким образом, она выбирает украденную идею Бога в качестве цели, которую преследует, и царство после Царства нашего Господа, единство царства после единства, которого желает наш Бог, - это идея, украденная у Бога, которая доминирует над всем выражением ее жизни.
В конце концов, вся история свидетельствует об этом и подтверждает мои утверждения. Или, спрашиваю я, уже в руинах Вавилонской башни стремление к единству, которое жаждет быть одним народом и одним языком, не потерпело столь величественного разочарования? Что представляет собой история восточной древности, кроме беспокойных и кровавых попыток восстановить единство, разрушенное
мечом на равнине Сеннаара? Проводили ли могущественные фараоны или лидийские князья, Навуходоносор или Кир когда-либо политику, отличную от той, которая была направлена на установление единства, основание мировой империи? И когда центр тяжести истории вскоре выйдет из Азии  в Европу,  тогда такая же политика единства перейдет из Азии на наш континент, и будет действовать не менее жизнестойко, не менее самоуверенно, как греческий Александр или римские цезари? То же самое происходит и в Средние века, где единая Римская империя с германским императором, вассалами которой были все европейские князья вокруг его трона, является ведущей идеей, которая доминирует на протяжении всей ее истории. И в Мадриде, и в Вене амбиции Габсбургов вскоре откроют новую историю, преследующую ту же цель. Великий король Франции, по
прошествии еще одного столетия, снова прибег к плану, который провалился. Одержимый той же манией, Наполеон искал возможности завершить свою мировую империю. Да,
тот же самый дух цезаризма снова стал могущественным, теперь, когда человек  увидел, что его гигантский план увенчался успехом, и император Франции открыто заявил: «Только могущественные государства еще могут сохранить себя, и  время малых наций прошло».
Сходство между стремлением к Богу и стремлением к миру неоспоримо. Царство, включающее все царства, единство, включающее все части, было создано Словом Божьим, а также создавалось усилиями греха. Да, сходство между ними есть, но... как и в случае с фальшивой монетой, только внешнее. Ибо в то время как, по Божьему пути, это живое единство должно вырасти внутренней силой именно из разнообразия народов
и поколений, грех скорее стремится создать ложное, обманчивое единство, как единство смерти, безрассудно нивелируя и упраздняя всякое многообразие . Единство Бога лежит в пределах фундамента, единство мира сего лишь нарисовано на стенах снаружи; единство Господа подобно органической силе, скрепляющей волокна дубового ствола,
единство мира -к тонкая тряпка, скрепляющая тонкие ткани вместе. Будь то вещи органические или совокупные, выращенные естественным путем или искусственно сформированные, ставшие или изготовленные природой или искусством ,есть глубокая разница, которой ложное единство мира отделено от жизненного единства Бога.
Поэтому я справедливо говорил о стремлении к ложному единству, которое
доминирует в ходе мировой истории. Но что сейчас наиболее примечательно,
так это то, что с конца прошлого века в этих усилиях произошли весьма заметные изменения, и именно французская революция, год рождения современной жизни, на которую я указываю вам как на отправную точку. этого нового направления. Не то чтобы
революция отказалась от стремления к имперскому единству . Напротив, все ее коридоры не ведут ни к какому другому пункту назначения . Но посмотрите на разницу. Если раньше люди стремились навязать народам это имперское единство извне, мечом , то теперь это ложное единство стремится посредством своего брожения укорениться в сердцах самих народов. Чисто политическое единство прошлого превратилось в социальное именно в результате катастрофы 1789 года . Прочтите только то, что вы сообщаете в истории Навуходоносора  или Александра, Кира или Цезаря, Карла Великого или Пятого, да и вообще каждого из этих правителей. Создание государства является ближайшей намеченной целью. Меч способствует этому единству. Насилие объединяет народы, взаимная ненависть которых была налита кровью жизни. Единство, о котором они мечтали, поддерживалось только их могучей правящей рукой, и только после этого, только когда единство империи было установлено, начиналась вечная попытка
слить эту колоритную группу народов в национальное единство.
Но чему научил этот опыт? Ведь с тех пор как это единство возникало,  эта масса народов вновь и вновь лопалась, потому что недоставало единства, сходства общественной жизни. Став устойчивой под давлением, неослабленная национальная жизнь вновь и вновь энергично пробуждалась к разрушению этого ложного единства,
и именно национальное различие народов,  многообразие их характеров и неистребимый национальный дух неоднократно приводили к разрушению этого национального единства. как только его основание  было заложено или едва обрело успех. Поэтому движение прямо к цели не принесло бы здесь  ничего, кроме разочарования.
После революции во Франции люди избрали иную линию действий, и теперь они хотят идти по более длинному пути, но такому, который вернее и непогрешимее приведет к цели. отличная цель. Если национальное разнообразие социальной жизни народов составляет гибкую, но нерушимую силу, на которой неоднократно возникало единство империй, то устранение этого социального разнообразия народов становится теперь целью французской революции. «Свобода, равенство, братство» является поэтому принципом жизни, который она стремится записать в конституции народов. Потому что, конечно, раз народы лишились своей  природы и стали похожими друг на друга, тогда пусть так и будет. ибо имперское единство будет завоевано ими самими. И поэтому через единообразие к единству, через единообразие к объединению, через централизацию к цезаризму - так звучит лозунг, который теперь стал лозунгом того ложного единства страны и народа, которым владела нация, что почти отпраздновала праздник победы ложного единства.
Вот к чему сводится мое заявление: что стремление мировой державы к ложному единству, по сути, осталось тем же самым, но в другой форме с 1789 года; что ложное единство, которое в прошлом навязывалось народам мечом, теперь разрушает социальную стабильность наций изнутри, стремится разрушить ее и систематически подрывает. Крик о братстве и человеколюбии служит лишь лозунгом, и не братание, а ложное единообразие есть цель, к которой он приводит нас с этим прекрасным внешним видом. Если единство природы заключается именно в гармонии ее разнообразия, то здесь она хочет добиться своего ложного единства, упразднив всякое разнообразие. Именно вопреки множественности, неоспоримой характеристике свежей и энергичной жизни, наш век с его погоней за единообразием стремится реализовать свое проклятие. Все более заметными становятся его усилия погрузить все оттенки красок в бесцветный мрак могилы .
Все громче становится вопль о том, что в нашем современном обществе все , как бы разнообразно оно ни было по природе, должно быть сокращено до единства модели, урезано до однажды выбранной фигуры, расплавлено и отлито в некогда определенную форму. Общество похоже на того древнего разбойника, о котором миф рассказывает нам, что он растягивал каждого пойманного путника на железной кровати, и того, кто был слишком высоким, укорачивал, а того, кто был слишком низким, растягивал его так, чтобы каждый из них был подходящим и соответствовал размерам этой кровати. Слепле к богатству жизни в тенях, оно гасит всякую свежую естественную жизнь своим стремлением к обычному, без оригинальности; из черт лица человечества оно шлифует и шлифует своей грубой рукой все линии, выгравированные Богом на гравюре жизни. Убирая все неровности и полируя природную руду, оно добивается той зеркальной гладкости, в которой нельзя обнаружить никаких проявлений даже собственной природы. Да, стоя перед древом жизни, оно злится на зеленое дерево с топором и секатором до тех пор, пока на обрезанном стволе не перестанут расти ни побеги, ни веточки.

 II

 Вы просите доказательств этого утверждения, дамы и господа, и теперь, когда мы знаем, что такое ложное единообразие, я должен показать вам на фактах , что оно действительно доминирует в жизни нашего века: показать , что разнообразие жизни все больше и больше приходит в упадок вокруг нас, и естественные оттенки становятся однородными. Возможно, вам интересно, что новый редактор одной газеты  недавно жаловался на наши недавно построенные улицы. Позвольте мне начать с изложения этой жалобы. А что же такого, спрошу я,  в архитектурных стилях наших старых голландских городов, что так очаровывает приезжего незнакомца? Что еще, как не бесконечное разнообразие ширины или узости, свобода изгибов и кривых, острые и тупые углы даже наших самых элегантных каналов, которые говорят вам, что они не были сделаны, а выросли. Словно таинственная история говорит с вами из каждого изгиба
и каждого сужения. Вы можете сразу сказать, что не дрянной, жадный до денег застройщик возвел эту линию домов, но что каждое жилище является осуществлением личной мечты, драгоценным продуктом тихой бережливости, основанным на личном плане и медленно построенным с нуля. Эти хохлатые, многоярусные, треугольные и со ставнями фронтоны не были симметрично измерены уровнем, но отражали, каждый из них, мышление человеческих существ, причудливость порой несколько самоуверенного человеческого сердца. Вы говорите о городе, полном архитекторов, об этой красочной группе домов, и именно в этом изобилующем многообразии обнаруживается та мощная национальная жизнь, какая только билась в сердцах свободных граждан Голландии в предыдущие века.
 А теперь сравните с этим  современные города Америки или, если не хотите заходить так далеко, один из современных кварталов, построенных на базе наших городов. Вы подумаете о Берлине, если знаете его, и о, прямолинейность этих линий, идущих на юг от Унтер-ден-Линден до Лейпцигерштрассе, безупречна и пересекается на совершенно пропорциональных расстояниях другими линиями столь же безупречной прямолинейности - почти полностью идентичен бледный цвет штукатурки, использованной в наших современных «кварталах»  от дома к дому - ни один отклоняющийся фасад не нарушает правильной симметрии линий фасада, на которых размещены двери и окна, карниз и световой люк, - но именно в этих прямых улицах с прямыми углами, ровными фасадами и однообразными домами, есть что-то во всех современных джунглях наших городов, что мучает и утомляет до смерти. Приходится пересчитывать улицы и пересчитывать их по количеству, чтобы не затеряться в такой безликой, такой бессмысленной группе. Или, еще лучше, там не дома, а кварталы домов, которые больше напоминают благотворительные учреждения или казармы для войск, чем дома свободных граждан .  В Берлине и Висбадене, так же как и в Париже, дух современного Османа не щадит даже священной земли Монмартра, чтобы иметь возможность продолжать непрерывным лучом круговой путь его бульваров.  И то, что изобретено в Париже, копируется в Брюсселе, и этот дух Брюсселя приходит преследовать города Голландии, и вся поэзия наших городов исчезает,  все причудливые фасады падают ,и  каждый город покрывается серой штукатуркой . Все белые ромбы вокруг красных строительных блоков и почти все разнообразие будут удалены из городов Голландии, а призыв к единообразию с точки зрения стиля строительства будет удовлетворен.
То же самое и с разницей в возрасте. Когда-то, в мои молодые годы, для юношеского сердца было юношеское платье и юношеский мир: он был суров, но непочат, опрометчив и полон вдохновения. А для старика важна обратная сторона, но для него еще естественная: конечно, его серьезность, его уверенный смех,  его задумчивая походка. Короче говоря, юноша оставался юношей, старик не хотел быть стариком. Но теперь... о, как все изменилось и как заметно стремление нашей молодежи играть в стариков, наших стариков играть в «jeune garcon». Возможно, вам знаком этот остроумный водевиль и
Панч, разносчик безделушек. с мальчиком 14 лет перед витриной. Глубоко прижав лорнет к глазу, мальчик просит показать игрушку и  спрашивает, довольный продажами, но уважаемый молодой джентльмен злится и подкалывает его: ^Нет, но только для того, чтобы старик поиграл!». Возможно, это, хотя и мастерски, немного преувеличено,  но это разрешено в сатире, и то, что она бичует, стало не иллюзией, а жалкой реальностью. Наши дети уже не дети. У них нет больше сказок, а учебники по физике и математике. У них есть свои газеты, комиссар на их балу, как диакон в их игрушечной церкви, они иногда нелепо выглядят, одетые как дворяне в миниатюре. Пройдет немного времени, и цвет их потускнеет, волосы начнут выпадать,  всякое вдохновение и весь энтузиазм угаснет, и стоическая изможденность, смешанная с эпикурейством разврата, украдет пыл  молодых людей из их сердец. А старость - не правда ли, как говорит Панч, - она большую часть времени не была ребенком, у нее не было игрушек, она не ходит в разноцветных одеждах, не забывает серебристую белизну своих волос, Не пытается ли она разыграть «вторую молодость» своей соленой отрыжкой и притворной опрометчивостью, и разве мы не имеем права, видя этих дряхлых ребят и этих глупых молодых стариков, жаловаться на старомодную разницу? Различие возрастов все больше исчезает, и однообразие и здесь побеждает.
Не в такой ли степени, и не столь же безошибочно, проявляется  и стремление превратить оба пола, мужчину и женщину, из их своеобразного различия в нейтральную смесь? Для этого дела уже поднялись пророчицы, которые, как будто бы это был «союз против рабства», настаивали на свободе женщины и требовали, чтобы она также носила на своих локонах шапку свободы. В современной Америке женщина уже заняла кафедру одного из университетов прикладных наук. В Англии звание доктора уже стоит рядом с именем не одной женщины. В Германии, а также в Бельгии; женская юбка женщины уже кружится вокруг  табурета в офисе. «Синие чулки» прошлого были неизвестны женщинам-полигисторам, которых сейчас массово выпускают в наших нормальных школах. И все же это только первая волна этих усилий. Полное равенство между мужчинами и женщинами – это требование, которое уже выдвигалось в Палате общин Великобритании? Старая басня об амазонках становится скорее пророчеством, стремительно несущимся к своему исполнению. И поэтому что-то героическое, что-то мужественное должно отразиться в мироощущении наших юных красавиц, если они не хотят, чтобы их осуждали как домашних рабынь или рисовали на стене как скромниц. Застенчивость и робость, как они когда-то украшали девичью честь, уже не подобают полному женскому типу нашего века. 
Ульрици говорит в своей психологии: «Das mannic weib ist nur m;glich, wo der weibische man bereits wirklich ist», и ведь то же самое имеет место и в наши дни. Посетите наши общества, походите . по нашим салонам или, еще лучше, неторопливо прогуляйтесь по нашим главным улицам и, если можете, найдите рыбака из Дюргердаммера , чтобы иметь яркое представление о мужской фигуре в ее неотесанных размерах , и потом скажите мне, что так называемые существа мужского пола, которых вы там видите, говорят вам о смягчении, изнеженности , женственности среди нас, мужчин? Эта поза, такой твердый шаг к ней в сапогах на каблуках, шаркание на лакированных сапогах и застежка наполовину ниспадающих одежд - не подозревали ли вы тоже иногда в этом женщину в мужском наряде, берущую под руку мужчину, одетого как женщина? Дамы и господа,  если бы поэт со своими песнями жил  в нашем  мире, прекрасный фрагмент «Он и она» никогда бы не был вплетен в нашу народную эпопею, а другой знаменитый поэт, я уверен, вызвал бы много горького гнева, осмелившись петь для женских ушей в нашем веке.
 Что касается одежды, просто посмотрите, как наша молодежь празднует свои маскарады в городах, с баржами и лодками,  когда тысячи и тысячи текут на экипажах или по рельсам в наши города, чтобы насладиться красочной смесью этих цветов и форм.. Затем сравните это богатое платье прошлого с жестким форменным одеянием, в которое
толпятся там зрители, и в конце концов мы не увидим никакого противоречия, которое осталось бы в смертельном однообразии. И здесь убито ощущение жизни  Какое богатство форм было в те времена, когда все различия в рангах и положениях были заметными и открытыми даже в одеждах! ! Какое роскошное разнообразие кроя и костюмов,
тканей и цветов, когда каждый, из какой области, или места, из какой гильдии или группы, из какой должности или занятия он ни происходил бы, мог быть узнаваем по своим одеждам, и каждый чувствовал призыв показать, кем он был в форме и отделке одежды, в тканях и цветах! Я знаю, как и вы, что в это украшение часто прокрадывалось что-то перегруженное и неуклюжее, что-то показное, но все же, мне кажется, было что-то откровенное в ношении своих цветов, и это делало человеческую жизнь в те времена
такой приятной.  А теперь, увы, от этой богатой красоты форм, кажется, не осталось ничего, кроме пожелтевшего осеннего халата, если мы сравним гладкую мужскую одежду наших дней с богатством прошлого. Ведь нет прихотливой фигуры, которая не была бы вырезана, нет смешения красок, которое не выцвело бы, нет орнамента, который не был бы оторван, нет размера, которое не сжался бы, нет воротника, который бы не съежился, нет покроя,  что не был бы сглажено. Любого, кого называют человеком, любой профессии и достоинства, независимо от ранга или статуса, его тело окутывает одна и та же униформа, гладкая одежда. Зазор, оставленный для сверкающей
белой окантовки или каймы, может попеременно сужаться или расширяться, край, которым заканчивается головной убор, может быть теперь плоским или более изогнутым – но, тем не менее, он остается образцом для всех и бессмысленной идеей, выражающей себя в отвращении к нашей старой мужской одежде , которую иногда портят, нет, не по собственной мысли, а только по фантазии.
 И да,  женское платье кажется лучше , потому что оно больше грешит слишком большим непостоянством, чем смертоносным однообразием, но и в этом убийственное однообразие нашего века не отрекается от себя, хотя бы оно и проявлялось в других отношениях. Потому что да, разнообразие модных форм кружит голову, но эта мода для всех одинакова. Мода идет из столицы Франции, намекает на Париж, и вскоре после этого этого каждая женщина, рожденная в Европе, украшена одним и тем же нарядом, париком с одной и той же прической, обута в одни и те же ботинки, окрашена в один и тот же модный цвет. Таким образом, из года в год  все более капризная мода чередует свои творения, и без различия места или климата, формы или цвета,  положения в общесте или денежных возможностей  все, что называется женским, видит в своем существовании. самое очаровательное  следовать рабским намекам   . Шелковый или хлопковый бархат, шелк чуть толще или тоньше, настоящее или ложное кружево отличает одежду высших
и низших классов. Костюмы наших служанок станут вскоре источником вдохновения для этих молодых женщин, и если вы подсмотрите наших крестьянок в базарный день, то заметите, что нашу Аглаю или Грасьезу не презирают даже на доильной кадке.  Лишь в отдаленных районах своеобразный костюм нашего фризского крестьянства еще сохраняется с трудом и постепенно отмирает.
Армия - единственная часть нашего народа, которая именно через свою униформу все еще нарушает общее единообразие, и словно для того, чтобы навсегда удержать нас от возвращения к прежнему богатству, наша городская жизнь больше не позволяет нам
видеть никакой другой внешней модели, кроме гротескных одежд, в которые во многих приютах наряжают своих питомцев, как и во многих домах престарелых.
Вх языке бьется пульс национальной жизни.  Неудивительно, что тот же злой демон свирепствует и в языковой сфере. Конечно, здесь  дела обстоят нелегко, потому что язык глубоко укоренен в сердцах людей, но тем не менее и здесь с бешеной скоростью развивается  это бессмысленнок стремление к единообразию. В конце концов, даже если все прочное здание не удастся вытащить из пазов никакой силой, все равно можно вытравить  блеск балок и дверных косяков и расколоть тротуар из голубого камня. И это то, что на самом деле происходит: замена народных языков Европы, если бы она только могла произойти, международным языком, смешанным из всех языков  Кажется, что многое даже благоприятствует этому начинанию. В прошлом язык жил почти исключительно в устах народа, и каждый, кто хотел писать, должен был слушать разговорную речь из уст народа. Но теперь у людей больше нет времени постоянно проверять этот живой словарь. Кто мог бы спросить об этом у той многочисленной армии мастеров слова, которые день за днем заставляют печатные станки потеть листами, полными текста?  Им приходится обходиться своим скудным словарным запасом, а если они не могут с ним справиться, они без малейших угрызений совести прибегают к своей неотступной совести за экстренной помощью к  выученным ими иностранным языкам.
И вот, затем они приходят со своими злыми руками и издеваются над нашим языком, мнут его прекрасные одежды и загрязняют белизну его лица своими неголландскими формами.
Не то чтобы нидерландский язык, как  ханжеский и высокомерный, отвергал все, что исходило от иностранцев. О, когда вы говорите о странных вещах, вы должны называть их странными именами, иначе никто вас не поймет. Кому захочется быть таким негостеприимным и грубым из-за того, что приходит из чужих земель, без поцелуя и одобрения, перекрывая доступ к нашему наследству. Но чего мы можем потребовать от чужака, так это того, чтобы он в интересах чести своей страны вел себя в соответствии с нашими законами. А сейчас именно этого и не хватает. Они наводняют нас с юга , востока и запада и пытаются проникнуть в наш дом без приглашения как друзья семьи, и как только они входят в дверь, они забывают все формы деликатности и своими странными выходками подчинили себе весь дом. чтобы разломать уже и наш язык.
 И действительно, это чудовище уже далеко зашло в разрушении нашего лингвистического великолепия. Просто прочитайте их, эти рекламные объявления
из нашего низшего коммерческого мира, эту смесь собственного языка, приправленную и сдобренную кучей обманных ублюдочных словечек, которые у них есть только «в запасе». Чтобы не отставать из-за недостатка рекламы, мелкие газеты выражают свое сожаление, имитируя с известного расстояния такого рода новомодный язык в своих «передовых статьях».  Затем идут полные и половинные переводчики мало востребованных романов. Во многих поучительных произведениях образец этой развращенной культуры заранее отправляется в наши трущобы. И даже многие научные работы, нередко опубликованные правительством, представляют собой слишком печальное доказательство того, как это развращающее язык влияние может ощущаться в более широких и высших кругах. И да, разговорный язык жестче, потому что он живой,... но тому, кто когда-либо слушал ломаный язык наших господ-путешественников, отчаянную суету наших продавцов и смешную мешанину наших покупателей, не хочется больше слышать это ни от кого. Просто послушайте, какие варварские формы уже приобрело искажение нашего языка.
 И как это происходит здесь, так это и выходит за пределы наших границ. Языковое сокровище Франции из года в год переполняется рядом иностранных слов, которые просто склеены из чужих, например греческих корней. Наши добрые немцы «гасят»
своим бесконечным «-ir» и еще больше германским блеском своего мускулистого
родного языка. У наших соседей французское влияние все больше сокращается, как и англосаксонская составляющая языка в Англии. Медленно, но все же заметно, особенно в кругах нашей путешествующей публики, языки народов все больше приближаются к острому или плавному, или даже полному смешению звуковых стилей, которыми обладает каждый. язык, как он должен произноситься согласно своему характеру, а национальный характер чаще всего сводится к глухой шепелявости. И хотя мы заранее знаем, что при таком выражении жизни это бессмысленное стремление никогда не увенчается успехом, поскольку с языком никогда нельзя играть безнаказанно, стремление к единообразию и здесь безошибочно.
Вот, таким образом всё должно быть уравнено и всякое разнообразие должно быть отсечено. Разница в стиле строительства исчезает. Разница в возрасте исчезает. Разница между навыками исчезает. Разница в одежде исчезает. Различия между народными языками исчезают. Да что не должно исчезнуть, если это стремление обретет силу, потому что обвинение против единообразия едва ли было открыто. Или мы не одинаково видим все различия в форме правления? Они тоже должны постепенно исчезнуть, чтобы покрыть всю страну паутиной однородных ячеек, все нити которых движет централистский монстр, поглощающий всю власть? Не в такое ли образцовое государство входит новомодная школьная организация, в которой не обращают внимания на различия конфессии или склонности, таланта или характера, а в наполнении мозга теряется все образование: начинка, которая дается всем одинаково, по возможности и вводится одинаково?
Да, не через посредственность ли сами люди постепенно становятся однообразными? Или кто не замечает, как великие фигуры, солидные характеры наших отцов предстают в меньших размерах и как из-за отсутствия великих людей среди живых воздвигается статуя за статуей гигантам наших предков? Уже не личная сила воли
человека, а безмолвная урна для голосования должна теперь решать судьбу государства и церкви. Человек принадлежит больше не самому себе, а своей фракции, обречен следовать ее курсу, говорить на ее языке и соответствовать ее формам.
Таким образом, все различия исчезают. Железный паровой двигатель убирает то богатое разнообразие, которое когда-то давало каждой компании что-то привлекательное, что-то очаровательное каждой отрасли промышленности. Могущество капитала во все более ужасающих накоплениях истощает жизненную силу нашей розничной торговли. Один гигантский склад поглощает покупателей, хотя раньше позволялось процветать многочисленным магазинам. Высший класс видит, что его ресурсы с каждым днем истощаются из-за того социального движения, которое все больше стремится уравнять все ранги и классы, чтобы в конце концов . не оставлять ничего, кроме кричащего контраста нужды и роскоши. Под лозунгом братства даже священное пространство должно быть сделано общим, чтобы разрешить все различия религиозных форм в христианстве, стоящем над разделением веры, и утешить всех одинаково, с одинаково пустынной для всех религией, что должны лишь стремиться к добродетели, а потом  ждать того, что придет!
Итак, все должно стать однообразным, все плоским и ровным, все одинаковым, уже не теплым молоком материнской груди, а молочной смесью, приготовленная для всех вместе, это  уже не материнское лоно для каждого ребенка, а общий детский сад и  игровая площадка для всех вместе. Уже не каждый мужчина со своей женой и потомством, но мы все проводим вечера вместе за игровым столом нашего общества или в комнате смеха гостиницы. Уже не личное мужество заставляет моряков  прыгать с абордажным топором в снасти врага, а таран, рывки и грохот друг о друга громоздких железных машин, в которых спрятаны люди, - это то, что теперь называют морским
боем . Уже не бесстрашие духа и рыцарская отвага , а надежность винтовки и дальнобойность оружия - вот что теперь решает на поле боя.
 Итак, вы видите, что человеческое существо, личность все больше и больше исчезает во всем. В конце концов, это инструменты, а не люди, которые, как вы видите, движутся туда, чтобы взаимодействовать друг с другом своими колесами: инструменты, все собранные вместе одинаково, работающие по одному и тому же правилу искусства,  которые все одинаково движутся, благодаря всепринуждающей, всерегулирующей, всенивелирующей силе общества. А теперь не чувствуете ли вы необходимости указать вам, наконец, на то, как такое усилие убивает национальное чувство и должно подорвать всякий патриотизм, в конце концов, почему человек все еще привязан к родной земле, 'Тогда, цитируя Пулена, умеющего говорить по-коммунистически, «lorsque tous Ie peuples semblent avoir ;t; Jet;s dans Ie mom mo;le, lorsque loutes les diff;rences de pays a pays, (обычаи, наряды, традиции), disparaissent de plus en plus, broy;es sous les roues des locomotives."
Если в нашем дворе и в наследстве наших соседей каждый все больше начинает проявлять могучую черту равенства с соседом, зачем же тогда говорить о своем народе, о своей стране, о своей родине ? Но  если железная дорога ничего хорошего в народах не объединяет, но заставляет народы закладывать свой национальный характер , если металлическая нить должна нести не живой обмен личными мыслями, а однообразное выражение однообразных мыслей, то через нее уходит национальный дух.  Говорить об отечестве тогда - это не что иное, как остаток былой ограниченности. Чтобы еще чувствовать в своих жилах страсть к народу и стране, не что иное, как самообман и ложное волнение. Мы все должны стремиться стать гражданами мира, а не гражданами нашей страны , мы хотим быть состоявшимися детьми нашего века. Мало того, что рушатся преграды народов и сносятся разделяющие стены между нациями - нет, необходимо стереть еще и границы народов.
Должно ли их сообщество тогда стать целым, если возможно, даже не отделенным ни руслом реки или горным хребтом, ни озерным бассейном или проливом, и  пока все различия в возрасте и поле, ранге и статусе, таланте и характере, различия языка и национального характера не начнут сдираться и спиливаться до тех пор, пока на всей земле не останется ни народа, ни языка:, будет один великий мегаполис, где нет ни
севера, ни юга, в котором ни восток, ни запад больше не будут знакомы нам, и
поэтому «вся жизнь будет одинаковой, потому что она будет демонстрировать единую идентичность с одинаковыми чертами смерти?

III

Что, по-вашему, нужно сказать, дамы и господа, насколько такое стремление к ложному единообразию, насколько этот уравнительный принцип современной жизни, насколько этот призыв быть одним народом и одним делом идет вразрез с повелениями Божиими? Ибо знаете: «Не будет ли отсечено от них все, что они помышляют сделать?».  Все это полное противопоставляет тому стремлению святой энергии Слова Божия, в котором Писание видит великий общеприменимый закон творения, больший, чем сеяние и жатва. Ибо  каждый, кто некогда оживет, однажды получит белый камень, а на этом камне новое имя, «которое никто не знает, кроме него самого»; что это, как не сильнейший протест против всякого единообразия, которому души вынуждены покоряться до  смерти?
Для чего созданы люди и все остальное? Разве Творение, на котором стоит подпись Бога, показывает вам  единообразную похожесть? Оглянитесь вокруг себя в театре природы и скажите мне: где творение, которое несет на себе подпись Бога, демонстрирует ту однообразную одинаковость смерти, на которую люди в настоящее время пытаются обречь всю человеческую жизнь? Поднимите глаза, посмотрите на звездное небо, и вы увидите не просто один луч света, а волнообразное, мерцающее море света, исходящее от мириад ярко сияющих звезд, названных Господом по имени, потому что они имеют свое имя, свою природу и существо, все они отличаются пронзительностью от Неба и сияют каждая на своем пути. Единообразие в творении Бога! Нет, скорее бесконечное разнообразие, неисчерпаемое изобилие вариаций, которое поражает и завораживает
вас в каждой области природы, в постоянно меняющейся форме снежинки, а также в бесконечно дифференцированной форме цветка и листа. Где  была бы жизнь во всем творении Божием, если бы не было множественности его цветов и размеров,  капризности его постоянно меняющихся форм - это истинное, никогда не отрицающее свойство жизни? А в сфере духов было бы иначе? Но если бы непроницаемая завеса не продолжала скрывать духовный мир от наших глаз, мы узнали бы, что перед престолом Божьим есть семь Духов, которые отличаются от Серафимов, что над Архангелами стоят Херувимы, а те в свою очередь помешены над Ангелами. Да, даже в мире детей человеческих вы не могли бы найти что-то  иначе. Ибо и там есть то же бесконечное многообразие, которое волнуется и кипит вокруг нас, ибо есть тот же бесконечно богатый Бог, Который из богатства славы Своей раздавал дары и силы, таланты и дарования каждому по Своей Божественной воле. Но эта искусная вышивка бесконечно разнообразных цветов и оттенков не лишена единства замысла, ибо иначе «вы все братья» потеряло бы для нас свою силу.
 Настойчивое стремление к единству в откровении Бога .поистине мощно, и настолько,  что всякая ложная теория единства на политическом поле всегда развевала свое знамя на фоне христианства, , и даже фаланстерская песня коммунистов, да и весь революционный лозунг «равенства, свободы, братства» с внешней стороны был вполне
заимствован из Писания. Но упускалось из виду главное:  единство человеческого рода можно искать только в начале и конце пути, только в его происхождении и предназначении, а не в тех фазах развития, которые он проходит на этом пути.
Да, от одной крови произошло все человечество, но от начала его людямсуждено разойтись разными путями. Если человечество попытается навсегда объединиться в один народ вокруг вавилонской башни, Господь разрушит эти усилия и рассеет народы во все концы земли. Основанию мировой империи, как бы ни пытались это делать впоследствии,
так же часто мешали, и, разделившись на нации и народы, на немых и семьи, на круги родственников и одинокие группы, наш род продолжает свой путь в течение столетий. Однако, как было в начале, даже при всем этом многообразии и разбросанности, он
сохраняет свое идеальное единство для будущего в обещанном Мессии, Главе человечества,Ккоторый должен прийти.
Но такое единство, следовательно, основано не на одинаковости модели, а на единстве тела, в котором каждый человек сохраняет свое место. Не по подобию капли воды в ручье или камешка в куче песка, но как ветви, всаженные каждая сама за себя в одну лозу, члены человечества должны искать своего единства во Христе. Единство Царства Божия не теряет многообразия, а, наоборот, делает его более четким. Ведь в великий день Пятидесятницы Дух Святой не говорит единообразно, но каждый слышал, как Дух возвещает дела Божии на своем языке. Хотя стена разделения была разрушена
Христом, стена различия не была поднята Им, и однажды перед престолом Агнца не
единой массой человечества, а одним человечеством, в народах и поколениях, в разных народах и на разных языках, победителями будет воспета песнь славы.
Вот поэтому я без колебаний называю это ложное единообразие проклятием
современной жизни, ибо оно отталкивает повеления Божии, которые открываются не только в Писании, но и во всем творении. Что такое проклятие в том смысле, в котором мы сейчас употребляем это слово? Проклятие, насколько вы чувствуете его вместе со мной, - это любая тенденция, которая посредством фатальных побуждений, часто без нашей собственной воли, толкает нас на путь, ведущий к разрушению жизни. И это именно то, что я вижу здесь. В этой идее единообразия есть молчаливое очарование, видимо, зародыш порядка, пророчество мира, соблазняющее народы. Однажды выраженный и принятый как принцип жизни, единообразие становится непреодолимым в своем стремлении, это мощная закваска, бурлящая брожением по всем венам жизни и
не успокаивающаяся до тех пор, пока все, что движется и живет, не будет искажено в соответствии с этим фатальным стандартом. И все же этот принцип гасит сияние жизни, он парализует жизненную силу и должен кончиться ранением корня самой жизни, потому что именно в многообразном разнообразии заключена тончайшая нить, глубочайшая суть всякой природной жизни.
Человек делает себе железный забор из гладко отлитых прутьев, совершенно идентичных друг другу. В этом его единство! - Но если мы хотим узреть единство Божие, выйдем в дикий лес и увидим, , как эти ветви извиваются и вертятся, гнутся и гнутся, эти тени смешиваются, бесконечные, всегда разнообразные, и посмотрим, как прекраснейшее единство выражается в этой причудливой игре красок и линий. Но что наш век хочет сделать сейчас? По образцу железной ограды он стрижет эти резвые кусты, превращает их в живую изгородь и подрезает эти дикие стволы до самой кроны , чтобы создать в этой смеси вынужденное единство посредством искусственной однородности Он путает монотонность с гармонией и считает, что полный аккорд жизни уже найден, если только все инструментов настроены одинаково, каждая струна берет одну и ту же ноту и только что не слышно диссонанса. Не чувствуя высшей гармонии красок, растворяющихся от прерывистого луча света и вновь сливающихся в свои самые мягкие оттенки, он хочет заставить все великолепие красок померкнуть в бесцветной бледности. Не обращая внимания на симметричную красоту, которая рождается именно из изгибов и вариаций художественных линий, он хочет все резать и согнуть до прямой линии, как единственного идеала, который его увлекает. Для него посредственность -  это уровень, до которого он искусственно поднимает одних, ниже которого насильно пригибает других и который объясняет нам посредственность современной жизни.
Да, в расцвете искусств заключена истинная мера жизненной силы веков. Искусство родилось именно из вдохновения красотой истинного единства, из стремления
к более полной жизни. Ведь проклятие единообразия проявляется и в том, что наша современная жизнь почти лишена всех художественных дарований, бедна художественным вдохновением и совершенно лишена великих творений искусства.
И никто из вас не думает, что эта потеря случайна. Скорее, оно обязательно возникает из-за стремления к единообразию. Если эти усилия окажутся успешными, то возрождения
искусства никогда нельзя ожидать, и у нас не будет другого выбора, кроме как воскликнуть, как один из апостолов современного мира: «L'art is mort, bien mort: nos resources pour Ie» ressusciter n'aboutiront jamais qu'a galvanization (трупа). «La vraie
'po;sie de notre si;cle, ce doit;tre de n'en avoir aucune».

IV

Итак, я постарался убедить вас,  дамы и господа, что единообразие следует считать проклятием, теперь, наконец, поставим практический вопрос о том, какой образ действий предлагает нам это явление в борьбе в государстве и Церкви . Позвольте мне начать с последнего пункта, с Церкви. Я поэтому, как бы это ни казалось смелым, сразу
высказываю ту  мысль, что именно церковь более, чем что-либо другое, подготовила это царство единообразия. Конечно, проблема единства в многообразии возникла для Церкви Христовой гораздо раньше и острее, чем для общественной жизни. Это так, ибо в рожденном свыше своеобразный характер гораздо яснее определяется, личностное многообразие становится более очевидным, и во Христе, Ее Главе, единство Церкви ощущалось гораздо сильнее. С самого начала своего пути она столкнулась с трудной проблемой: как единство, которым она уже в принципе обладала во Христе, могло постепенно вырасти из богатого разнообразия сильных личностей, сформированных Святым Духом?  Именно этот вопрос доминирует над всей ее историей и объясняет борьбу наших дней.
Но теперь вряд ли нужно указывать, что римская фаза церкви является не чем иным, как удушением этого великого вопроса в могиле единообразия. Начиная с V века, церковь просто делала в духовной сфере то же, что Навуходоносор делал в свое время в политической сфере: игнорируя все национальное многообразие, она силой навязывала народам внешнее единство. Ее судьбоносный выбор был не единством, которое вырастет из жизни, а единством, заранее подготовленным, которому жизнь должна была соответствовать . Поэтому всякое свободное выражение жизни подавлялось мечом  и отсекалось как сектантство или изгонялось как ересь, если кто не желал склониться под навязанным ярмом. Да, единство могилы, где всякий дух Лойолы стремился похоронить жизнь, «perinde ac cadaver», было не чем иным, как самым ярким выражением того же самого стремления. И как было достигнуто это единство?  Не иначе, как из-за того же злосчастного единообразия , которое теперь отравляет и современную общественную жизнь. Вера должна была быть единой, церковное  правительство - единым,  богослужение - единым , церковный язык должен был говорить свое слово во всех частях мира, и он должен был быть той складкой и формой, которые он придавал жизни повсюду. Отсюда естественное понимание единства церкви и царства, и как бы часто они ни критиковали друг друга, в принципе своих усилий оба были едины.
Реформа разрушила это ложное единство двух видов. В ней национальный немецкий характер отстаивал свое право в вопросе религии – и личная сила возрожденного сердца стремилась разорвать сковывающие его оковы. Таким образом, в
Реформации возникло национальное и индивидуальное сопротивление, которое
нарушило единообразие христианской церкви. Имейте в виду, я говорю, что единство было нарушено, но единообразие только смягчилось. Или что еще сделали церкви Реформации , кроме как восстановили единообразие Рима в своей собственной среде? Национальное сопротивление продолжалось, и национальная церковь во многих формах заняла место единой церкви всех наций, но индивидуальное сопротивление, право
личности, а вместе с ним и свобода жизни, также подавляются в наших реформатских церквях. И у нас, если принять во внимание каждый народ, остается единообразие в вероисповедании, единообразие духовного типа, единообразие в богослужении и управлении. Слишком скоро и среди нас, реформатов, поток жизни застыл в ледяном воздухе формалистического единообразия. И здесь, как и в Риме, это было не единство,
выросшее из жизни, а единство, желавшее заставить жизнь.
Скажите, неужели так непонятно, что тот опыт должен был провалиться? И не слишком ли смело было принять основную ошибку единообразия Рима без могущественной иерархии, которая поддерживала это единообразие в Риме? Объявить души свободными , как это сделала Реформация, и в то же время наложить на них запрет на всякую духовную жизнь под ярмом единообразия: не должно ли это было закончиться вопиющим разочарованием? Разве не естественно, что волны и течения постоянно стремились сломать эту корку льда: ту первую часть церкви пришлось выбросить, пока организм еще держался вместе, и  вскоре собралась армия недовольных людей, что вместе  вызвали нездоровое брожение, когда исчезла способность церкви поддерживать свое единообразие? Да, свободная жизнь не нарушила этого единообразия и, тем не менее, пошла своим путем, и если мы теперь замечаем в нашей церкви пеструю смесь самых различных мнений, то что же в этом заключается, кроме логического результата этого чудовищного союза свободы и ложного единообразия, на который мы осмелились.
И что теперь делать? Уважать свободу обучения и сделать церковь ораторским искусством, подобным тому форуму, где священное будет отстаиваться попеременно за и против ?Но ведь это разрушение церкви! Свобода обучения в государстве, в обществе, я это понимаю, но всякий, кто говорит о свободе учения в церкви, противоречит сам себе и
отменяет всякий  авторитет церкви. Что тогда? Должны ли мы тогда желать дней прошлого и, как конфессионалисты в худшем смысле этого слова, зажать людей нашего поколения в форму, из которой они выросли? Но это желание невозможного! Потому что прошлое не возвращается: всякая реакпия бессмысленна: каждая попытка ее заранее осуждается, потому что она игнорирует права настоящего. Тогда человек становится конфессионалистом, ревнителем формы исповедания, но не имеет смелости этого исповедания, и не ведет нас дальше, а возвращает нас в несостоявшийся век.
Но что, если мы просто откажемся от всякой идеи Церкви и отбросим конфессиональную церковь, чтобы иметь нечто неограниченное и не определенное ничем, кроме исповедующей паствы? Я знаю, что и за это раздались достойные голоса. Но я спрашиваю: как люди этого хотят? Община без таинства? Ведь нет! А если нет, то разве это таинство не требует организации и видимой связи, и как бы вы ни взяли этот организм, тогда вы снова получите церковную форму. Жизнь без формы, конечно, устранила бы единообразие, но не мешает ли бесформенность всякому осуществлению жизни?
Нет, дамы и господа., если единообразие в области церкви должно быть полностью сломлено не только национальным сопротивлением, как это было во времена Реформации, но и всей силой личной духовной жизни, то я не знаю другого решение, чем
то, которое без малейшей вторичной мысли, свободно и неприкрыто приняла свободная множественность. Такая церковь, как наша, сейчас отпадает и находится в худшем состоянии, чем распад: она гниет во плоти. Итак, кто хочет восстановления церкви, не стремитесь восстановить церковную форму, осудившую себя. Все новые церковные образования прежде всего полностью снимают проклятие единообразия, мать лжи. Не позволяйте ничему принуждать и не стремитесь объединить то, чего нет в жизни. Если есть люди с доброй волей в уме и духе, пусть они объединятся и мужественно
исповедуют решение своего сердца, но тогда не выражайте большего единства,
чем это обычно для них является. Пусть объединяются группы и кружки с полной автономией, знающие, чего хотят, что исповедуют, и для которых есть единство в жизни, а не в названии. Если есть здесь и там такие кружки, которые обнаруживают в жизни ту общую черту, что они осознают это единство и показывают его миру, то только
эта черта характера и другая связь связывают их вместе. Говорю это не для того, чтобы отдать должное конгрегационализму. Всякий, кто почитает эту форму церкви, пренебрегает живыми отношениями душ и упраздняет церковь, подчиненную Христу. Нет, но так как только через свободное служение могут раскрыться истинные связи душ, то унаследованную болезнь прошлого несчастья можно изгнать только этим героическим лекарством, и только так может развиться общественная жизнь, которая  пока что лишается свободы и не находит наслаждения в ложном единстве.
Меня иногда подозревали в клерикальных наклонностях, оправдывая это законом, который все еще действует. Поэтому мне нужно засвидетельствовать, как я со всей
силой, которая во мне есть, ненавижу всякий клерикализм. Весь клерикализм един,
весь конфессионализм един, и только там, где может иметь место свободная общинная жизнь, всякая жизнь принимает свою форму. Таким образом, пусть конфедеративная система, которая кажется мне единственным выходом, которая наиболее соответствует природе нашего народа, соединит свободу и единство, не нанося вреда истине, и
сможет подготовить такое будущее, в котором форма не будет создаваться искусственно
, но вырастет из собственной жизни силой духа.
Я могу только высказать эту мысль, дамы и господа., мне не разрешено сейчас ее детализировать, потому что борьба на политическом поле также нуждается в кратком обсуждении. И там, как мы видели ранее, бушует однообразие современной жизни. Конституция должна быть единой для всех стран Европы: единая форма правления в каждом регионе и каждом городе: это единая модель, которая должна быть адаптирована и для Нидерландов и Явы, единая модель, на которой должно основываться образование для всех. Единообразие, на мой взгляд, это шибблет, который повторяется в каждом из острых вопросов нашего времени.
Но, именно этому в принципе и противостоит всякий христианский-исторический
путь: потому что именно через свободное развитие ставшего историческим в своей жизни общество стремится к тому единству, которое заключено во Христе. Будучи далеким от желания привить заразу реакции в нашу национальную жизнь, в своей оппозиции существующей ситуации наша община преследует не что иное, как поддержание собственной формы жизни нашего народа вопреки убийственному однообразию нашего века. Она любит «Свободу и развитие», «Прогресс и цивилизация» - слова ее сердца, когда она готовится к борьбе с насилием ложного единообразия, которое хоронит свободу в добровольном рабстве и делает невозможным любой рост и развитие, отсекая корень. жизни. И поэтому прогресс слаб там, где он хотел бы вновь заменить форму прошлого на единообразие современного государства, он неотразим, непобедим там, где он защищает право жизни на свою собственную форму против ложного единообразия.
Поэтому наша страна имеет право, но также и обязанность защищать национальное, которое все еще живо в нашей конституции, от англомании и от любых попыток навязать Нидерландам единую типовую конституцию . Ее долг - поддерживать не произвольную, а историческую автономию лиц, городов и областей, связанных законами жизни , против всеобъединяющего централизма. Ее призвание - решительно противостоять моделированию наших провинций, в соответствии с тем, чего требует здесь жизнь, если есть те, кто также хочет отважиться на революционные эксперименты среди яванцев и мадурцев . У яванцев и европейцев есть свой образ жизни, своя форма правления, таким же должен быть и ее лозунг. Но нам также не следует продолжать отчаянно цепляться за преобладающую систему культуры , поскольку оказывается, что сила жизни прорвалась через эту форму,чтобы не, подчинятьмя приказам греха и быть неподкупной в справедливости, она не должна претендовать на золотое сокровище оттуда , а скорее принести Евангелие народам Индонезии, не для того, чтобы сделать их «голландскими яванцами», а для того, чтобы сделать их яванскими христианами, в чьей домашней и общественной жизни духовная жизнь будет течь в соответствии со своей собственной природой и формой .
Нашае борьба должна быть не менее. настойчивой против единой основы, на которой государство основывает все образование: не бороться со смешанной формой обучения для тех, кто хочет этой смешанной формы, а бросать вызов господству и самодержавию смешанной школы и рядом с ней в равной степени, требовать непримиримой справедливости для каждого человека, который хочет иметь собственную форму образования. Да, требовать справедливости для всех, обеспечивать справедливость в каждом проявлении жизни должно быть нашим неутомимым и беспокойным занятием.  Если избирательный закон, подобный тому, который мы имеем в настоящее время, делает невозможным выявление меньшинств, то в нашей программе не должен отсутствовать другой метод выборов, не по случайным местным округам, а по округам духовным .
Но прежде всего «собственная форма для собственной жизни» - это энергичная борьба против однообразия современного государства, требование, с которым еаша страна всегда остается верной себе и гордо и свободно несет свое знамя. Если один и тот же призыв к единообразию всегда возвращается в каждом политическом вопросе, то даже тогда это единообразие остается раковой опухолью, которую мы должны вырезать, когда речь идет о целом государстве, о вопросе нашей независимости  . Единообразие цезаризма - наш внешний враг, единообразие космополитизма — наш внутренний враг, и они вместе в фатальном союзе угрожают нашему национальному существованию. «Голландский вопрос» был поставлен не Наполеоном и не Бисмарком, а только однообразием современной жизни . Именно она увеличивает физическую, безличную силу насилия «durch Blut und Eisen» до таких огромных размеров , что она угрожает сокрушить каждое национальное существование, и она, эта одинаковость, в не меньшей степени обладает мускульной силой в себе. Лоно же нашей национальной жизни настолько слабое, что иногда кажется, будто мы пытаемся передать врагу, не запрашивая, доказательства того, что Голландия выжила сама, и иностранец, когда он спрашивает : «Пригоден ли такой народ, чтобы управлять собой?» хочу вложить в уста ответ Макдуфа : Годен управлять! Нет, не жить, как жалкий народ!».
 Бороться с этим единообразием значит бороться за Отечество. Подрывать его значит закладывать фундамент, на котором держится вся национальная жизнь, с образом семьи, который каждый из нас несет в своем сердце. Ибо  национальный дух не сходит с неба, а восходит из духа семьин, а дух каждой семьи различен. Не сформировано ли национальное чувство сердцами тех, кто живет вместе под одной крышей? Без голландского сердца нет голландской семьи,  без нее нет голландской родины, и кто сможет противиться этой истине?
Так что, если мы хотим остаться народом, то да сбудется пророчество о том, что
старая Голландия «снова вырастет и снова расцветет». Да, вы зажжете сияние в своих жилах, чтобы дать ответ от имени Нидерландов, если когда-нибудь снова такое произойдет. «Голландский вопрос» можно задать просто: пусть он будет иметь свою
собственную форму для своей жизни!» Это должно быть девизом, написанным на вашем знамени перед любым другим девизом. Тогда чтите голландский характер , изгоняйте национальные грехи, но продолжайте любить национальную мораль.
Да, да будет все голландское в настоящем смысле, дамы и господа! Устраните из своей среды трусливое желание чрезмерно восхвалять то, что приходит к вам из-за границы, и пусть в вашей оценке предпочтение отдается уже не иностранцам,а национальному происхождению.Поддерживайте славу старой Голландии в преподавании иностранных языков, но пусть не будет языка, на котором вы предпочли бы говорить и особенно писать лучше, чем тот красивый, богатый родной язык, на котором единственно жители Голландии могут выразить то, что чувствует голландское сердце. Не питайте свой ум только тем, что думали и о чем пели за рубежом, но  вливайте в поток жизни Нидерландов слова своих поэтов.
Не поддавайтесь осмеянию из-за старомодности, но имейте хороший вкус и целомудренное чувство, вы, дочери Нидерландов! Нет смысла прилагать усилия, чтобы однажды показаться в экзотическом платье, которое придумали в столице Франции женщины, уже не понимающие женской чести. Есть ли среди вас те, кто много ездит по зарубежным странам не для того, чтобы стыдиться своего национального характера, а для того, чтобы показать себя голландцем и с сердцем, бьющимся за наши Нидерланды, приветствовать родные границы?
Пусть славная история вашего Отечества будет для вас не памятником прошлого, а картой течения той национальной жизни, которую вы сами чувствуете пульсирующей в своих венах. Да, голландцы,давайте будем такими в каждом кругу и каждом проявлении жизни - и даже если наш флаг будет доминировать над прочим, и не более того, мы все равно вернем то законное влияние, благодаря которому мы сделаем наследственную собственность,вверенную нашему народу, благословением для всего человечества.
Да, в пропитанном кровью наследии наших отцов пусть народ старого Отечества
восстанет из могилы, и  тогда даже если еще одна Испания захочет истребить наше национальное существование или предать смерти наших сыновей, другой тиран хочет
поставить колено на грудь Нидерландов, - но тогда да возродится  в нас Маккавейское мужество наших отцов, и наш народ снова примет  оскорбленный девиз Оранских т и да услышат мощное «nous maintiendrons» (Мы выстоим), те, кто хотят заставить нас исчезнуть. Пусть такова будет воля нашего народа, но воля, подкрепленная Его волей, ведь если к каждому народу относится глубокая истина , что он удаляется из рядов народов, теряя свое благочестие, то тем более. для национального существования Нидерландов, которые обязаны своим происхождением религиозному движению «Мой народ - твой народ», но и «Мой Бог - твой Бог» все же в сердце каждого из нас.
Нет патриотизма там, где сильнее всего не действует религия, и только там сильнее всего развита любовь к стране и народу. Так история учит нас на каждой странице, описывая, насколько формирует  основательность убеждений национальный характер, и именно религия первым высекает настоящую личность в человеческом сердце, не в ложном энтузиазме, а в благочестивом смысле; и зная это, можно будет искать единственную силу, которая сможет воспитать наш национальный дух .
 И потому останетесь ли вы народом, жители Нидерландов? Если да, тогда пусть благочестие будет вашим первым оружием в борьбе за независимость, лучшей артиллерией и боевым кораблем. Если вы любите свою страну, чувствуете свое призвание становиться все более и более благочестивым, все более религиозным и верите в то, что чем больше детей Божьих будет в наследии наших отцов, тем выше поднимется стена, защищающая ее свободу. . Да, если вы не хотите умирать, даже если вам будет грозить гибель, честь старой Голландии да не угаснет с вашим мужеством, и пусть ваше семя узрит свое происхождение и родословную. Тогда ищите помощи там, где ее искали ваши отцы, , как свободные люди, ни перед кем не склоняйте головы, но преклоняйте свои колени и учите детей своих преклоняться перед Богом отцов. Только религия является полюсом жизни, который противостоит смерти единообразия, и, следовательно, Городская Дева старой Голландии, пусть это будет образ, который вы возьмете с собой, когда покинете это место. Вы знаете ее по нашей старой монете. Вы видите ее изображенной в окружении садов. Вы знаете, чтоограничная стена падет и наша Голландия будет аннексирована, Старая Голландия больше не сможет существовать.С копьем в руке мы поведем наших сыновей в бой, чтобы они погибли не как трусы, а были побеждены как герои. Но также. Но пусть нашим основанием будкт Священное Писание, ибо никакая стройная фигура, никакое стальное копье не спасут страну, если она его утратит. Только из Писания мы можем черпать жизненную силу и мужество умирать.  Если Писание будет нашим гордым фригийским колпаком свободы, и если мы будем знать из него, что с нами Бог, и для чего есть смысл жить и умирать, мы не прогнемся ни под каким угнетением.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn