Мемуары Арамиса Часть 417

Глава 417

Атос, разумеется, должен был сообщить о своём решении Раулю. Для этой цели он пригласил его к себе.
Надо напомнить, что Рауль уже сообщал о своём решении навсегда отбыть в Англию, но всё же после пребывания там на протяжении двух месяцев вновь вернулся в Блуа, поскольку скучал по отцу. Атос не стал расспрашивать его, вернулся ли он на неделю, или же на месяц, на год, или навсегда, он искренне радовался тому, что вновь может общаться с сыном и не начинал этого разговора, опасаясь услышать то, что его огорчит. Ещё больше он боялся, что Рауль вернулся вследствие разочарования или, что гораздо хуже, вследствие ещё одной несчастной любви. Теперь же он сам решил поговорить о целесообразности отбытия в Англию. И он сильно опасался, что слово «Англия» прозвучит для Рауля столь же неприятно, как ранее звучало имя Луизы де Ла Вальер.
Но разговор следовало начать.
 — Рауль, сын мой, я должен сообщить вам кое-что важное, что повлияет на вашу и на мою судьбу, — сказал он.
— И вы тоже? — не сдержал своего удивления Рауль.
— Кто ещё хотел сообщить вам нечто важное? — спросил Атос.
— Нет, не то, простите, отец, — поправился Рауль. — Я, должно быть, не точно выразился. Мне никто ничего не собирался сообщать, кроме вас, но я хотел поговорить с вами.
— В таком случае я слушаю вас, Рауль, — сказал Атос.
— Лучше сначала я выслушаю вас, поскольку ваше сообщение тысячекратно важней, чем моё, — неуверенно возразил Рауль.
— Это уж позвольте мне решать на правах вашего родителя, что для нас с вами важней, ваше сообщение, или моё, — ответил твёрдо Атос, так что ему даже не потребовалось проявлять настойчивость, так как Рауль до сих пор безусловно повиновался ему, хотя по годам он мог бы уже желать самостоятельности и даже, как многие молодые люди, идти наперекор родительскому желанию и мнению.
— Раз вы так решили, я скажу, — охотно согласился Рауль. — Я решился покинуть Францию, хотя мне было бы горько расставаться с вами, отец, но даже если вы не одобрите моего решения, я буду просить вас…
— Я не только одобряю ваше решение, сын мой, а даже скажу вам, что лучшего решения мне невозможно было бы от вас ожидать, — ответил Атос с успокоительным жестом. — С чего вы взяли, что я стал бы вмешиваться в ваше решение даже если бы оно шло вразрез моим желаниям? Но, по счастью, оно удивительно совпадает с моими намерениями. Дело, о котором я намеревался с вами поговорить, состоит в моём намерении покинуть Францию навсегда. Я не намерен возвращаться сюда, и тому имеются весомые причины.
— Боже мой! — удивился Рауль. — Ведь точно то же самое собирался сообщить вам я!
— Нам осталось только обменяться сведениями о причинах наших намерений, и обсудить кое-какие детали нашего отъезда, — сказал Атос. — Это касается времени и места, куда и когда намеревались отбыть вы, Рауль, и куда и когда намеревался отбыть я.
— Моя причина в том, что я по-прежнему чрезвычайно остро чувствую, что Франция – это Париж, Париж – это Лувр, Лувр – это Король, а Король – это причина моего несчастья, — сказал Рауль.
— В ваших словах больше истины, чем вы думаете, но позвольте мне узнать, неужели вы забыли, что сейчас на троне сидит совсем другой человек, вовсе не тот, который причинил вам столько несчастья? — спросил Атос.
— Я забываю об этом, когда смотрю на него, так они похожи, — ответил Рауль. — К тому же этот продолжает ту связь, который начал тот. И хотя мне уже совершенно всё равно, с кем мадемуазель… Мадемуазель…
— Вам не всё равно, вы всё ещё любите её, сын мой! — воскликнул Атос.
— Нет, умом я уже давно выбросил её из сердца, но сердце продолжает трепетать при мысли о моей потере, — возразил Рауль. — Впрочем, и это вздор! Если бы даже мне возвратили её, и если бы она клялась в любви ко мне и умоляла меня взять её… Взять в жёны, разумеется! Я отказался бы.
— Понимаю, — сказал Атос.
— Дело вовсе не в том, что она побывала в руках у двух других мужчин, хотя, быть может, и в этом тоже, — продолжал Рауль. — Безусловно, и в этом тоже. Но, дело в том, что я бы не желал теперь уже даже и в том случае, если бы ничего этого не произошло, чтобы мы были с ней вместе. У меня осталась только какая-то неразрешённая проблема, неудовлетворённое чувство, и я с ужасом думаю, что это – чувство мести. Мне кажется, что я желаю ей зла, хотя я не хотел бы, чтобы это было правдой. Иными словами, мне тягостно видеть всё, что связано с ней и с ним, и даже с его нынешней копией, его заместителем. Всё это относится к той жизни, к которой я не желаю возвращаться. Я хотел бы перелистнуть эту страницу своей жизни и не открывать её больше никогда.
— Мальчик мой, одиночество не лечит от сердечных ран! — с горечью произнёс Атос. — Поверьте мне, я знаю, что говорю.
— Мне кажется, что я ещё мог бы уехать туда, где не вполне буду одинок, — сказал Рауль. — Во время моего пребывания в Англии я познакомился с одной дамой…
— Ни слова больше! — воскликнул Атос. — Не говорите мне моего имени! Я боюсь принести несчастье! Я заранее одобряю ваш выбор и до тех пор, пока вы сами не пожелаете представить мне её, позвольте мне не знать, на кого пришёлся ваш выбор. Я боюсь, что меня что-нибудь смутить. Я не желаю знать ничего о ней до тех пор, пока вы сами не решите, совместно с ней, разумеется, что ваше счастье может быть достигнуто лишь совместно. Дерзайте, любите, надейтесь, совершайте всё то, чего я сам не совершал в ваши годы, или, точнее, совершил лишь однажды, но в отношении предмета вовсе не достойного. Я говорю не о вашей многоуважаемой матушке, которая сама – одно достоинство. Знайте, Рауль, я вам не судья и не советчик, чем меньше вы будете советоваться со мной в вопросах любви, тем лучше для вас. Мы – мушкетёры старой закалки, больше думали о славе, подвигах и дружбе, и совсем не умели понимать женщин. Один лишь Арамис изучил их довольно, но я не желал бы, чтобы он был вашим учителем. Итак, слушайте же только ваше сердце. Оно подскажет вам всё!
— А куда решили поехать вы, отец? — спросил Рауль. — И могу ли я спросить о причинах вашего решения?
— Воистину, Господь есть, и он справедлив, мой мальчик! — ответил Атос. — Ведь мы с вами одновременно не только решили покинуть Францию, но также одновременно и одинаково выбрали и место своего дальнейшего пребывания! Я также решился отбыть в Англию. Вы знаете, мне знаком Лондон, ведь я несколько лет был посланником французского Короля при Его Величестве Короле Карле Английском. Но я направлюсь не в Лондон, а в небольшое местечко, оно называется Монквиль. Там наш друг д’Артаньян имеет небольшое имение, и он любезно предложил его мне и барону дю Валону, дабы мы разделили с ним это имение, как своё собственное. Впрочем, мы оба достаточно богаты, и я, и Портос, чтобы не быть в тягость гостеприимному хозяину. Быть может, мы приобретём имения поблизости и будем проживать по-соседски! Вероятнее всего, так и будет. Даже самый близкий друг не должен превращаться в слишком уж близкого соседа. Но у нас есть, где остановиться на первое время, и это уже очень много. Вы же, сын мой, как я полагаю, направитесь в Лондон? Ведь вы, должно быть, познакомились с вашей избранницей при дворе Карла Второго?
— Вы удивительно проницательны, отец, — восхитился Рауль. — Если бы не ваш запрет, я назвал бы вам имя!
— Назовёте мне его, когда получите возможность представить мне её лично, получив на это её согласие, — ответил Атос и обнял Рауля.
— Осталось обсудить лишь время отбытия и приготовления к нему? — спросил Рауль.
— Время вашего отбытия вы выберете сами, все приготовления я беру на себя, мы не будем продавать Бражелон, наш управляющий будет выслать нам деньги, — ответил Атос. —  Я отбуду, как только всё будет готово. Но всё же я должен сообщить вам нечто важное, что мы ещё не обсудили. 
— Я вас слушаю, отец, — сказал Рауль.
— Дело в том, что даже если бы вы не приняли решения покинуть Францию, в не только отбыл бы из неё сам, но также настоятельно рекомендовал бы вам сделать это по причине, весьма существенной, — ответил Атос. — Вам, сын мой, не надо напоминать, что всё, что вы услышите от меня, это такая же тайна, как и та, к которой вы приобщены. Итак, вы знаете, что настоящий Король Людовик XIV усилиями капитана д’Артаньяна был похищен и заменён на его брата-близнеца Луи-Филиппа.
 — Я знаю об этом, отец, и до сих пор не могу поверить, что это возможно, и что такое мог сделать один человек! — ответил Рауль. — Но я не осуждаю его, поскольку по законам людским и Божеским братья-близнецы равны во всех отношениях, словно бы они были одно и то же.
— Это так, сын мой, и поэтому я также не осуждаю капитана д’Артаньяна, — согласился Атос. — Но дело, однако же, в том, что сам Луи Филипп после довольно изрядного времени пребывания в роли Короля Франции всё же настаивает, что он занял не своё место, и предпочитает вернуться в крепость Пиньероль в качестве узника, нежели продолжать ощущать себя узурпатором.
— Быть может, он не вынес тяжести ответственности за управление королевством, которым управляли несколько поколений его предков? — спросил Рауль.
— И это тоже, но в ещё большей степени он боится не вынести бремени ответственности за причастность к рождению наследника престола, — ответил Атос. — Дофин является сыном Короля Людовика XIV, но если появятся другие дети, перед Господом они будут незаконнорожденными.
— Чудовищная несправедливость! — воскликнул Рауль.
— Да, это так, сын мой, — согласился Атос. — К тому же таинство помазания было осуществлено над головой Людовика, а не над головой Луи-Филиппа.
— Итак, решено возвратить Людовика на трон, а Филиппа в темницу? — спросил Рауль.
— Мы не допустим, чтобы Филипп возвратился в тюрьму, — возразил Атос. — Но если Людовик возвратится на трон Франции, тогда…
Рауль не хотел перебивать Атоса, но Атос сам замолчал, предлагая Раулю закончить фразу.
— Тогда Франция станет местом, непригодным для жизни нас с вами, отец! — воскликнул Рауль.
— Именно так, мой мальчик, — ответил Атос и, положив свою ладонь поверх руки Рауля, крепко её пожал. 


(Продолжение следует)