8. Ополчение
До весны 1375 года недовольная физиономия Ивана Вельяминова еще маячила на заседаниях Думы, но потом вдруг исчезла, в виду того, что хозяин физиономии, к всеобщему удивлению, собрал вещички и, бросив на произвол судьбы свои немалые родовые владения под Москвой и в соседних волостях, дал деру. Вместе с Вельяминовым из столицы сбежал и сурожский торговый гость Некомат. Его подмосковные села также остались без хозяина. Купец Некомат давно подозревался в шпионаже в пользу Орды и уже находился под негласным наблюдением московских властей, а потому его бегство удивления не вызвало. Следы обоих беглецов привели в Тверь. В ту пору бегство вассала от своего сюзерена без обязательной в таких случаях публичной процедуры снятия с себя крестного целования расценивалось, как прямая измена. Весь клан Вельяминовых поспешил откреститься от предателя. О непомерном властолюбии Ивана его родичи были, конечно же, осведомлены и лучше, чем кто-либо другой, знали, что он не остановится ни перед чем до тех пор, пока не добьется своего или не погибнет - за власть будет драться всеми подручными средствами. Вскоре оба перебежчика подались в Орду, к Мамаю. Вслед за ними как-то уж очень «скоропостижно» засобирался в дорогу и Михаил Тверской, умчавшийся в Литву к своему шурину, Ольгерду. Стало понятно, что успокоившегося было тверского князя вновь разбередили, и против Москвы затевается очередная пакость.
14 июля 1375 года Некомат Сурожанин вернулся в Тверь и привез Михаилу ярлык на великое владимирское княжение. Иван Вельяминов остался в Орде в качестве доверенного лица тверского князя. Михаил, к этому времени уже вернувшийся из Литвы, в тот же день, 14 июля, отправил в Москву послов с объявлением войны. Не дожидаясь прибытия литовских войск, пешая тверская рать на стругах двинулась вниз по Волге к Угличу, а конный полк помчался к Торжку, дабы прикрыть Тверь со стороны Новгорода.
Замешательство в Москве царило недолго. Уже через две недели к Волоку Ламскому со всех сторон начали подходить полки. Наконец-то, стали сказываться плоды титанических усилий московских правителей по привлечению на свою сторону удельных русских князей. Как кто-то верно заметил: «В то время как Михаил сражался за Тверь, Дмитрий уже вовсю дрался за Русь». Земля Владимирская по-прежнему чтила Михаила Святого, как мученика и праведника, но его внуку подчиняться не пожелала. Все без исключения вассалы Дмитрия Московского, в том числе и те, что еще не так давно числились в списке его врагов, поддержали своего государя. Возле Волока Ламского начала собираться великая рать, каких Северная Русь не видела со времен Всеволода Большое Гнездо. С полками пришли: Владимир Серпуховской Храбрый и Василий Михайлович Кашинский, Дмитрий и Борис Константиновичи и Семен Дмитриевич Суздальские, Роман и Василий Васильевичи Ярославские, Василий и Александр Константиновичи и Андрей Федорович Ростовские, Федор Михайлович Моложский, Андрей Федорович Стародубский, Федор Романович Белозерский, Роман Михайлович Брянский, Роман Семенович Новосильский, Семен Константинович Оболенский с братом Иоанном Тарусским и, даже, племянник Святослава Смоленского, Иван Васильевич. Было там и еще несколько князей помельче, служилые татары, рати почти от всех низовых городов и, возможно, даже, сельские ополчения.
Против кого Дмитрий на самом деле собирал эту громадную армию - так и осталось загадкой. Большинство историков уверены, что Тверь не была конечной целью этой всеобщей мобилизации. Ясно только одно: к тому моменту, как Михаил Тверской дерзнул в который уже раз снять с себя крестное целование на верность Москве, великокняжеские войска уже находились на пути к месту общего сбора. Не исключено, что русские князья ждали Мамая со всей его ордой, справедливо полагая, что он захочет поквитаться с ними за избиение своих послов, и не исключено, что Мамай не пришел именно потому, что его уже ждали. Михаил же, начал действовать, еще не ведая о том, что его союзник в самый последний момент отказался от своих замыслов. В итоге, неугомонный микулинец, неожиданно для себя, оказался один на один с общерусским ополчением.
Оставив на всякий случай в Коломне Боброка, и поручив его заботам окский рубеж, Дмитрий повел свои полки на запад с тем, чтобы раз и навсегда разрешить тверскую проблему. Огромная рать вышла из Волока, вступила в пределы Тверского Княжества, сходу взяла Микулин и на четвертый день, 6 августа, подошла к стенам Твери. Началась долгая осада.
Тверь войска Дмитрия Московского осаждали без спешки, без ярости, без натиска. Все было по-будничному деловито. В то время, как главное войско строило осадные машины и кольцевой тын, перестреливаясь с защитниками города через ров и время от времени пробуя тверскую оборону на прочность, часть полков занималась планомерным разграблением Михайловых владений. Все тверские города и села были разорены, люди угнаны, скот угнан или вырезан, посевы вытоптаны. Одна только Тверь сдаваться врагу не захотела и отбывалась упорно, отбивалась из последних сил, отбивалась даже и после того, как стало известно, что спешивший ей на помощь Ольгерд, узнав о небывалом великокняжеском ополчении, на полном скаку завернул свое войско назад. Руки у тверичан начали опускаться лишь после того, как к стенам города подошла новая вражеская рать. По знаменам стало понятно, что пришли новгородцы, у которых по-прежнему не иссякло желание поквитаться с Михаилом за пепел Торжка, а значит, если позволить союзникам взять город на щит, пощады теперь не будет ни старому, ни малому. Желая избежать неизбежное, через месяц после начала осады Михаил открыл ворота и отдался в полную власть Дмитрия Московского.
Условия мирного договора, который пришлось подписать Михаилу Тверскому, и который подвел конечный итог родовой войне двух княжеских домов, были тяжелее, чем прежние, но все еще относительно умеренные. К чести московских властей, будет сказано: сгонять тверского князя с его стола никто не собирался. Михаил обязался: считать себя «младшим братом» Дмитрия; за себя и своих потомков отказаться от великого стола и не принимать ярлык у Орды; вернуть Василию Кашинскому его удел и признать его независимость; уступить великому князю владения Некомата и Ивана Вельяминова в Тверской Земле; вернуть всех пленных москвичей и новгородцев и обеспечить свободный проход новгородским купцам к низовским городам; держать сторону Москвы в случае ее войны с Литвой; и, наконец, самое главное: «..А придут на нас татары или на тебя, биться нам и тебе вместе против них. Или пойдем мы на них, и тебе с нами вместе пойти на них». Этот договор стал первым документом, в котором уже официально было зафиксировано намерение Московской Руси начать борьбу за свою независимость. После подписания мирного договора, великокняжеские полки потянулись по домам. На тот случай если в будущем у тверских и московских бояр возникнут какие-либо порубежные споры, было решено заранее избрать третейского судью. С обоюдного согласия им стал Олег Рязанский.
Ни Мамай, ни Ольгерд вмешаться во все происходящее уже не успели. Незатейливая схема тройного удара по Москве, разработанная, судя по всему, с участием Рима и Генуи, неожиданно для всех дала сбой и закончилась прямо-противоположным результатом. Теперь союзникам стало понятно: Москва - куда более серьезный и подготовленный противник, чем предполагалось ранее.
Свидетельство о публикации №224100701436