Фундадор

. За следующим поворотом на каменном плоскогорье показался гигантских размеров рекламный щит с чёрным силуэтом боевого испанского быка и надписью FUNDADOR. Боря Ткачёв, сидящий рядом со мной, поделился:

– Глядя на этого чёртова быка, так и хочется записаться в матадоры…

«Праздник жизни» закончился слишком быстро. Три дня пребывания на Тенерифе промелькнули словно сказочный сон. Наше экспедиционное судно «Василий Федосеев» стояло на внешнем рейде. Мы возвращались на него от прокалённых южным солнцем причалов Санта-Круса на местном пакетботе. На фоне вознёсшегося над водами непотопляемого дредноута – острова Тенерифе с многочисленными надстройками и башнями каменных хребтов – наш чернобортный дальневосточник выглядел маленькой букашкой, а мы были и того меньше. Но, тем не менее, чувствовали себя героями и, к удовольствию испанского кормчего в помятой «мице», дружно пели известную на весь мир арию из оперы «Кармен»:
То-ре-о-дор сме-ле-е-е-е в бой на Фун-да-дор, на Фун-да-дор!

– Bueno bromo, – одобрительно кивал головой испанец, – Fundador et toreodor.*

Кое-кто даже пытался уговорить кормчего сделать пару глотков из бутылки с «бычьим бренди», но островитянин отмахивался и с широкой улыбкой, обнажающей кариесные зубы, объяснял:

– ! No posible ! Trabajo.**
– А нам, вот, посибле, – втолковывал шкиперу в меру «нафундадорившийся» полярник, у нас вся трабаха ещё впереди. А сейчас – отдых.. Фиеста ! Компренде, амиго?
– ! А-а-а ! Fiesta ! Сomprendo , сomprendo,*** – отреагировал шкипер-кормчий.

* - Очень хорошо - Фундадор и тореодор                ** - **Это невозможно! Работа                *** - Фиеста - праздник. Понимаю, понимаю.

– Вот, вы только и знаете «фиеста», «трабахо», «Фундадор». А что вы ещё знаете в этой жизни? – философски заводился «ненавязчивый» Боря Ткачёв. Про Антарктиду, небось, и не слышали никогда. Да и зачем она вам сдалась? Катайся лучше здесь на своей барке по тёплым водам да стриги с нас песеты.
– Barka – сomprendo. ?Antarktida? – no сomprendo, – заявил на это капитан барки.
– Во! Я об этом и говорю. Здесь лучше, сеньориты на берегу, а в Антарктиде – только пингвины. А это две большие разницы, как говорят у нас в Одессе.

Куплеты тореадора закончили петь только тогда, когда подошли к борту «Федосеева». Здесь предстояла «трабахо» (работа) – подниматься по штормтрапу, спущенному специально для нашего брата. 
Парадный трап, более удобный в таких случаях, почему-то оставался в походном положении, принайтовленный на уровне главной палубы.  Возможно, штормтрап в данном случае являлся своего рода экзаменом – индикатором на трезвость: поднялся, считай, что ты в норме.

Существует классический морской ляп – картина из серии невозможных: «Капитан с задумчивым лицом, заложив руки за спину и посасывая свою старую бриаровую трубку, медленно поднимался по шторм-трапу». Штормтрап – это верёвочная лестница с деревянными балясинами, и подняться по ней, поймав на волне нужную ступень (балясину), может только сильный, трезвый и здоровый мужчина. Поймаешь не ту ступень – бортом вздымающегося на волне плашкоута может так поддать снизу, что сальто-мортале покажется детской забавой. Поэтому 6 метров вертикального подъёма по извивающейся под тяжестью собственного тела шаткой конструкции – хорошее испытание не только на трезвость. Естественно, все его выдержали с честью.
Наверху, на главной палубе, когда я спрыгивал с фальшборта, меня подхватил Саша Кулакевич (наш будущий механик-водитель):

– Ты что, последний, что ли? – спросил он, вытаращив на меня глаза и выставив вперёд чёрные усы валиком.
– Последний. А что такое?
– Так нельзя. Рискуешь, брат...
– Не понимаю, в чём риск-то?
– Примета плохая, – многозначительно пояснил он, выставив вперёд указательный палец.
– Кто-то ведь должен быть последним, – заметил я. Да и примет я не знаю и мало в них верю.
– Приметы можешь ты не знать, не значит это – им не сбыться. Запомни это.

И Саша пронзил меня взглядом своих чёрных глаз, в которых появился масленичный блеск и которые сделались настолько выпуклыми, что казалось вот-вот выкатятся из глазниц, упадут на ржавую палубу, быстро сползут в ватервейс, а там их подхватит бегущая из пожарного шланга вода и унесёт через сливной шпигат в Атлантический океан.
Через двадцать с лишним лет я пришёл к выводу, что примета-таки сбылась: я больше ни разу не посетил остров Тенерифе, хотя и проходил мимо него много раз, совершая морские вояжи.
Витя Крылов, наш станционный радист, подтвердил мою догадку по поводу проверки на трезвость штормтрапом:

– Это давний приём помполита, – пояснил Витя, – он своих моряков так проверяет, когда случай подвернётся. И нашего брата решил заодно «протестировать». Но это всё ерунда ерундовая.
– У нас был ротный по фамилии Сидорчук, – перешёл к воспоминаниям мой собеседник, – так у него тоже имелся своего рода тест на трезвость. Ротный был абсолютно убеждён, что даже слегка подвыпивший человек не сможет произнести членораздельно имя Джавахарлал Неру. Это он проверял на себе и на других сверхсрочниках, с которыми они вместе пили горилку. Поэтому, когда мы приходили из увольнения, то вместо рапорта под козырёк, типа «рядовой имярек из увольнения прибыл, замечаний и происшествий нет», надо было чётко и ясно произнести имя премьера Индии. Если кто-то сбивался, но всё-таки худо-бледно справлялся с этим уроком, получал три наряда вне очереди. А ежели начинал «кашу жевать», как говорил наш «прапор», то карцер болезному был обеспечен. Однажды к нему из увольнения на карачках приполз его земляк рядовой Цымба, который безупречно произнёс искомое слово, тут же наблевав ему на сапог. После чего ротный неделю не мог прийти в себя. В санчасти его отпаивали бромом. Он же всё время твердил: «Такого не может быть...»

Так и с этим трапом. Я вот, например, знаю, что мой коллега Саша Пухов бутылку «Фундадора» точно по дороге на грудь принял, а по трапу взлетел, как воздушный гимнаст в цирке. Так что все эти проверки на дураков рассчитаны. Нашего брата на мякине не проведёшь.
Тут в разговор вклинился стоящий рядом Боря, с которым мы только что прибыли на последнем пакетботе:

– Я вообще не понимаю, как можно пить такую гадость...
– Ты это про что? – не сразу понял Витя.
– Это я про «Фундадор». Меня от одного названия тошнит.
– Так дёшево зато, – приблизив лицо к Боре, пояснил Витя.
– Жизнь слишком коротка, чтобы пить дешёвые вина, – тут же парировал Боря.