Zero

«Я ЗАСЫПАЮ В ОБЪЯТЬЯХ ПОСТЕЛИ, ТОЛЬКО СМОГУ ЛИ, СМОГУ ЛИ ПРОСНУТЬСЯ?»

    Она появилась в пасмурный октябрьский день, когда деревья уныло пялились в собирающиеся глянцевито мерцающими складками из-за низко дующего ветра зеркала луж, скрупулезно подсчитывая потери, как это обычно делают зацикленные на густоте шевелюры модницы, неизменно впадающие в панику из-за десятка волос, струящимися змейками распятых между частоколом силиконовых зубчиков массажной щетки, но в отличие от галлюцинаций, преследующих нездоровых психических людей, изобилующих фантасмагорией, постепенно вплетающейся в полотно зыбеющей реальности, спаиваясь с ней в невнятный ком впопыхах сорванного и закинутого вернувшимся с неудачного рандеву досадующим денди в угол шкафа шарфа, шиншилла по имени Гносс даже не пыталась подстроиться под существующую реальность, наоборот, всячески подчеркивала свою инаковость, отвратительным фурункулом обозначаясь in damaged space, крайне причудливым обликом демонстрируя, что принимать во внимание общепринятые стандарты явления больным не собирается. Редкие капли дождя звенели тысячами несинхронизированных между собой клепсидр; mother, как всегда, отправилась на работу, швырнув кастрюлю с подгоревшими котлетами на деревянную подставку, и Юстас, собиравшийся пропустить первый урок, дабы не портить себе настроение, слушая лекцию разбрызгивающегося слюной учителя по биологии, чистил зубы, опираясь одной рукой о край раковины (две острые лопатки, обтянутые фланелью тесной футболки, атавизмами крыльев, подтверждающих бредовые теории церковников, что наши предки - нефилимы, сиречь enfants des anges, возвышались на слегка закругленной спине), подспудно размышляя о том, что неплохо бы задействовать лучшего друга Тери в создании нового скетча, позволил ленивому течению of thoughts унести себя в пряно пахнущий лес, живо вообразил, как они, присобачив камеру к стволу стремительно лысеющего тополька, будут корчиться, прыгать и издавать нечленораздельные звуки, изображая объевшихся грибов дуралеев и, заслышав скрип открывающейся двери, повернулся, полагая, что забывшая сумку с ноутбуком миссис Эверетт вернулась и теперь заглядывает в ванную, недовольная тем, что отпрыск не торопится вгрызаться в гранит науки и, выронив toothbrush, уставился на плюшевого зверька, нанизанного на длань ехидного шарлатана, всегда остающегося вне поля видимости, обрезанного кромками проемов. Издевательским тоном, передающим наикратчайшую степень презрения к жертве, перчаточная игрушка, невпопад разевая крошечный ротик, умиливший бы любую трехлетку, не забывая об элементарных приличиях, представилась, гнусно всхрюкивая, повертела головой, не совершая, лишь имитируя осмотр, и покончив с инспекцией подростка, задержала пластмассовый sight чуть ниже резинки домашних штанов, сползших почти до бедер, полюбовалась пушковой порослью на бледно-золотистой коже, малоприметной дорожкой взмывающей к пупку и, ткнув крошечной плоской пятерней, пришпиленной к сарделеобразной руке в сторону бугорка, обозначающего скомканные тесным бельем половые органы, прошипела «wow, your dick is very big», после чего, подмигнув сначала одним глазом, затем вторым, кокетливо взмахнула хвостом, втянулась обратно в щель между створкой и косяком, влекомая волей оставшегося анонимным кукловода, и поначалу решивший, что это чья-то глупая шутка или просто случайный глюк, порожденный вихрями, бушующими в подсознании, парень, поборов тахикардию, выскочил в коридор, надеясь таки утешиться доказательствами проникновения соседского шутника, однако ни возле перил ведущей на первый этаж лестницы, ни в mother’s room прохиндей, увы, не обнаружился, а галиматья каждодневных визитов мадемуазель Гносс, издевавшейся не хуже противного циркового карлика, ужимками раздражающего ожидающих представления зрителей, продолжалась вплоть до января, и юноша, издерганный, отбросившим утратившие привлекательность идеи по развитию своего канала на «MyTube», перестал посещать игровой клуб с Терифоном, теряя счет времени в сражениях с пытающимися захватить Акрополь эльфами в «Reign of Chaos», расставил по всему дому мышеловки, наивно полагая, что шиншилла, питающая слабость к мужской репродуктивной системе, соблазнится упакованными для пущей убедительности в презервативы сосисками, однако та, минуя все препятствия, возникала из ниоткуда, обливала fellow помоями скабрезных шуточек и испарялась в воздухе. Неестественно изогнутая шея Гносс, облепляющая массивное запястье хранящего инкогнито мерзавца, пугала сильнее, чем затаившийся под кроватью Бука, страстно мечтающий отобедать детскими конечностями, едва малютка, пребывающий в в блаженстве полусна, опрометчиво выпростает из-под одеяла стопу, увенчанную с одной стороны персиково-оранжевой пяточкой, а с другой аппетитными дольками пальчиков, которые так и просятся в наполненную до краев соусом миску, а легкомысленная Шанталь, считающая излишним сюсюканья с Юстасом, не придавая значения странным забавам сына, деактивировала пружины разбросанных там и сям капканов, метким броском тапочка и продолжала как ни в чем не бывало болтать со своими коллегами, попивая кофеек с пряниками. Любая другая мать на месте этой особы как минимум угостила мальчишку смачной истерикой, повторяя на разные лады «ты моей смерти хочешь», и «не для этого я тебя рожала», но миссис Эверетт, полюбовно разошедшаяся с эмигрировавшим на Занзибар и сочетавшимся повторными узами Гименея с годящейся ему в дочери нимфеточкой мужем, приняла интересное для дамы ее статуса и положения decision жить в свое удовольствие и не тратить силы, нервы и время на предоставленного самому себе son, - сконцентрированная на своих переживаниях, women отвечала на вопросы любознательного ребенка очевидной даже детсадовцу ложью, а версии причины ухода супруга, озвученные кратко, без предварительного расстилания соломы с целью смягчить удар, от случая к случаю претерпевали кардинальные изменения («погиб на войне», «встретил другую», «потерпел крушение и утонул в океане», «не вернулся из Хамфрики»), собственно, и спровоцировали травму, развившуюся сначала в стрессовое расстройство, постепенно перетекшее в тяжелую форму шизофрении: подверженный одновременно тотальному игнорированию и жесткому газлайтингу («мы не развелись, о чем ты, твой папа в командировке», «иди поиграй, мне надо обсудить с одной тетей нечто важное») Эверетт-младший, бесспорно, завидовавший другу, чья родительница, мадам Клум, краснощекая, упитанная, в кокетливой косынке и накрахмаленном фартуке, вносила в комнату Тери поднос с двумя фужерами сока всякий раз, когда они корпели над совместными проектами по гомериканской литературе, прерываясь на мониторинг социальных сетей, пытался нивелировать дефицит внимания съемками блогов, зависанием в компьютере, однако клетки головного мозга, сообщающиеся между собой посредством трансмиттеров, выбрали путь наименьшего сопротивления, выдаивая дофамин с помощью фантомной hand, управляющей движениями марионетки, и в одно, отнюдь не прекрасное ноябрьское утро, взбодренная не столько кофеином, сколько предвкушением рандеву с очередным ухажером, пообещавшим увезти из мрачноватого, нетолерантного к женщинам и секс-меньшинствам Нового Лорреана, самого консервативного города во всей Гомерике, в Монтеаудио, Шанталь, сложившая губы буквой «о» и подкрашивающая ресницы, непроизвольно дернулась, услышав странный стук за стеной, чертыхнувшись, вооружилась ватным диском, и когда грохот повторился, цокая лабутенами, вошла в детскую, смерила равнодушным взором бьющегося в конвульсиях парня и, посчитав, сколько минут займет объяснение с шерифом, если тот обвинит ее в родительской халатности, нехотя сняла с гнезда трубку радиотелефона, зашелестела матовыми страницами потрепанного справочника, валявшегося чайкой с расхристанными крыльями на журнальном столике и, дождавшись, когда визгливый женский голос рявкнет полувозмущенное-полувопросительное «ну чего вам?», объяснила, что пятнадцатилетний повеса ведет себя как одержимая Бафометом монахиня из фильма «Демоны не дремлют никогда», продиктовала адрес и, сообщив, что калитку and main door оставит открытыми, выбежала на крыльцо, взбила растрепавшуюся челку, поправила ворот блузки и, пока прогревался мотор старенького «Паккарда», доставшегося от отца, сделавшего своевременным отбытием в царство мертвых незабываемый подарок дочери на совершеннолетие (переходил дорогу ночью в нетрезвом состоянии и сбитом нагруженным древесиной пикапом), поддерживала одобрительными кивками трескотню выгуливающей пуделя neighbour, старой девы в растянутой водолазке, облепленной кошачьей шерстью, со стремными стеклянными бусами и бифокальными очками, за стеклами которых совиные глаза отражали уменьшенную во сто крат, более сумрачную копию миссис Эверетт, выставившую локоть в окно и с весельем, присущим людям, регулярно вкушающим дивные плоды плотских амуров, предавалась размышлениям о предстоящем вечере в отеле, взбивая in head словно жидкое тестом для пресного хеллоуинского печенья аргументы, чтобы уломать кого-нибудь из дальних (девятая вода на киселе) родственников проследить за garcon и получить в качестве сомнительного вознаграждения несколько картин сибанского постимпрессиониста, приобретенного бабушкой в годы, когда у руля державы находился прекраснейший Дэнни Кляйнедди, а гомериканцы прилипали к телевизорам, восхищенные великолепием Марни Морион, украшать walls безвкусной мазней мнящих себя творцами идиотов было модно.
    Юстас, уступивший обаянию визитерши, прекративший воевать с шиншиллой, окончательно увяз в мире иллюзий, где, ведомый потрясающими фантазиями, катался на велосипеде под палящими лучами of the sun в Таллосе, устраивал пикники, расстелив поеденный молью плед под сенью раскидистого дуба и, попивая бордовую жидкость, любовался стремительным взбрызгом шустрых солнечных зайчиков, коими выстреливали на мураву бриллиантящиеся грани многоугольного стакана, зарывался пальцами в спутанную шерсть на загривке черного пса, раззявившего пасть и высунувшего наружу длинный язык, презентовал собеседнице (Гносс примостилась на самой нижней ветке, по-прежнему пряча ту часть своего туловища, через которую проникала внутрь управляющая ею кисть) снабженные выдуманными подробностями легенды знакомства parents, прерывал себя счастливым смехом и, казалось, побег ненужного собственной матери ребенка от ugly reality не таит в себе никаких подвохов, и пока физическая оболочка, не контролируемая никем, елозит подбородком и коленями по ковру в псевдоэпилептическом припадке, он останется здесь, в стране воображения, навеки заключенный в собственную черепную коробку like a doll in big glass ball, а умерев, обретет долгожданное счастье среди тех, кто его понимает, кому действительно интересны thoughts, будоражащие his mind, однако ответственные сотрудники неотложной помощи, примчавшиеся за рекордные двадцать минут, предприняли все меры, чтобы купировать приступ, вкололи расслабляющий мышцы препарат, и поскольку по истечении трех дней пациент, приходя в себя, не прекращал буянить, шариться по шкафам звать свою подругу и доводить медсестер до инфаркта утробным «get me out of here», исполняющий обязанности психолога мистер Роач, гордящийся сертификатом, выданным профессором из Нью-Моргкского университета, подтверждающим, что мужчина исправно посещал лекции по нейролингвистике и уполномочен ставить диагнозы как невролог, осознав свою беспомощность, поступившись с гордостью, связался с госпожой Кинг-Бинош, главы отстроенной три года назад на окраине даунтауна элитной лечебницы, куда не желающие возиться с близкими, чья кукушечка, залихватски прочирикав «чао, бамбино», отправилась в кругосветный вояж по местам, для посещения которых не требуется отстаивать очередь в аэропортах и отчитываться сурово кусающему губы пограничнику о намерениях посетить те или иные достопримечательности, сбагривали потерявших адекватность people, попросил бывшую однокурсницу, добившуюся куда более колоссального успеха в обобщающей их сфере деятельности, воспользоваться щедростью спонсоров, разрешавших держать в клинике одного-двух пациентов, забираемых из государственных учреждений, чтобы тестировать на них новейшие препараты, потому что, попав в отделение для буйных в муниципальный madhouse, fellow рискует умереть в течении пары месяцев, ибо условия содержания в лорреанском дурдоме знамениты на все соединенные штаты: в конце прошлого века храбрая журналистка, прикинувшись потерявшей память идиоткой, проникла в asylum, продержалась там ровно сутки и, еде сбежав, напечатала репортаж, публикация которого, хоть и предалась широкой огласке, должного резонанса не вызвала, и некоторые граждане СШГ целенаправленно отсылали недееспособных членов семейства на гибель, полагая, что quick death намного милосерднее существования в теле с покореженной, не подлежащей ремонту менталочкой. Каталина, оценив великодушие собеседника, немедленно распорядилась подготовить одноместную палату и отправила сеньору Альварес за новым подопечным, не сомневаясь, что рано или поздно засевшие в лабораториях химики изобретут сыворотку, способную хотя бы частично восстанавливать основные функции мозга и предоставлять больным opportunity вливаться в социум и не подвергаться остракизму со стороны тех, кто одерживал верх с атакующими его страстями и считал себя совершенно здоровым. Fellow, недовольный тем, что его разлучили со спасительницей, вероломно выпнули на поверхность из переливающегося всеми цветами радуги world of dreams, пичкали транквилизаторами, принуждали возвращаться туда, где Эверетта никто не ждал, плакал, умоляя позволить ему вновь телепортироваться в персональный рай, и улыбчивые медсестры в приталенных розовых халатах, более похожих на роскошные платья от кутюрье, приторно улыбаясь, вводили в вену иглу, давили на поршень, молча наблюдали за ним аки малолетние аутистки-психопаточки, впервые препарировавшие крысу на уроке биологии и ощутившие огонь адреналина, вспенившего кровь. От всех этих уколов и разноцветных пилюль, церемонно подаваемых в крошечных прозрачных ведрышках, не хотелось ничего, чтение превратилось в настоящую пытку: трагическая песнь о коварно застреленном Зигфриде и безутешной вдове на середине столбца начинала пестрить хиханьками, цапающиеся из-за непонятно чего Кримхильда с Брунгильдой suddenly делались рьяными феминистками, отправлялись в поход и грозились стереть с лица Эмблы «ни хрена не великую Бриттанию», лежать на спине и разглядывать играющие в догонялки с бликами тени наскучило до подрагивающих из-за тика век. На плановой прогулке Юстас, предпочитавший забираться на лавочку и, перекидывая legs через спинку, staring at sky, пораженный внезапным отчаянием от переварившейся наконец информации, прорвавшейся сквозь тягучую пленку, окутавшую brain, что мать, ни разу не навестившая его, передала через Анхелику, что продала home и покидает this scary city, запрокинув head, воззрился на раздербаненные в клочья пронесшимся наискось сфинксом облака, остаточной пенкой в стакане с недопитым латте расходящимися от центра все дальше и дальше, образуя почти идеальной формы круг - портал, через который инопланетные пришельцы, как обожают писать балаболистые ерундологи, нахально притворяющиеся работниками СМИ, но на деле ими не являющиеся, якобы забирают представителей человеческой расы (жирный намек на вивисекцию), скользнул по припадочно затрепетавшим панталонам госпожи Марантино, вывешенными на просушку в палисаднике кем-то из персонала лечебницы, а потом cielo как будто наклонилось, пощупало свой пламенеющий лоб, простонало раскатисто «i am on fire», грохнулось в обморок, и его гигантская големская туша рухнула вниз разваливающейся на детальки ракетой, заостренным конусом целясь бедолаге прямехонько в темя.