Two
Рано осиротевшая, проскитавшаяся добрую половину отрочества по приемным семьям, в которых чопорно поджимавшие губы дамочки категорически запрещали притрагиваться к еде, не вознеся хвалебных молитв Самому Главному, а зашуганные властными женами мужички исподволь опустошали содержимое грубо сколоченного ящика с бутылочками пива, стоящего на холодильнике, елейным голосочком поддакивая отчитывающей приемыша супруге, моя мать, возненавидевшая ежевоскресные походы в церковь, где вперившие псевдосмиренные глаза в пол ханжи внимали хору картоннокрылых ангелят, голосивших «spasibo, chto stoju ja u trona otza-a-a-a», лобызали, содрогаясь от брезгливости, позолоченные рамы икон, на которых изображались высокомерно закатившие очи мученики, а затем в течении следующей недели заветы настоятельницы сознательно нарушали, ибо знали, что, во-первых, Господь милосерден и всепрощающ, во-вторых, every person, неизменно соприкасающийся челом с родовыми путями mother, несущей клеймо ослушавшейся Создателя Евы, по умолчанию грешен, и в-третьих, выслушавшая обильно сдобренную слезами поддельного раскаянья исповедь пасторша пробормочет «khrani vas svjatoy dukh, deti moi» и велит поклониться распятию, внемля зову толкающим на бунтарства гормонам, открыто высмеивала изменяющих своим мужьям домохозяек, оправдывающих проступки коварством природы, толкающей их в объятия самца с привлекательными генами, дабы воспроизвести здоровое потомство, способное восславить могущество Иезусса, подтрунивала над принявшей ее в лоно своей family с апреля по сентябрь миссис Делакур, затаскивающей в свою опочивальню сына хозяина ранчо, и, подстроив так, чтобы пашущий аки вол husband, внезапно нагрянув на обед, застал благоверную в исподнем, седлавшую взмыленного жеребца, избил обоих и помчался целовать перстни епископше, повторяя «слаба на передок, ваше Преосвященство, помогите смириться ничтожному рабу», вновь очутилась в orphanage и вышла оттуда двадцатидвухлетней дылдой с кривыми зубами и, въехав в покрытый плесенью изнутри и снаружи каркасный дом, спуталась с торговцем эвкалиптовых леденцов, пристрастилась к легким наркотикам, в отличие от синтетического героина не влияющего пагубно на здоровье и, проработав на мясоперерабатывающем заводе полгода, выкрасила стены одной из комнат в сиреневый, начала сдавать ее студентам, не гнушаясь помимо готовки исполнять и другие обязанности сожительницы, так что моим биологическим отцом вполне мог быть как робкий очкарик, соблазнившийся потасканными прелестями госпожи Холлинджер, так и самонадеянный асфальтоукладчик, приехавший на заработки из Скай-Фло, посему охарактеризовав меня как «daughter of dirty slut», вы не ошибетесь и ни в коей мере не нанесете мне оскорбления, потому как глупо обижаться на бестактного мальчугана, восклицающего «it is very fat cow», прицелившегося сложенной пистолетиком кистью в сторону пасущейся коровы, да и трепетной ланью с тончайшей аки мыльным пузырь душевной организацией назвать Эсперу сложно, - вероятно, являйся я, zum Beispiel, внучкой миллиардера, то, быть может, любое ругательство вышибло б меня из колеи, однако закаленная черствыми кукурузными хлопьями, постоянно довольствующаяся брикетиком лапши быстрого приготовления, впопыхах брошенным в кипяток, пока Марипоса и ее очередной ухажер с противным скрипом раскачивают и без того хлипкую кровать, рано осознав, что никто обо мне не позаботится, и коль я подохну с голодухи, mamasha, поскупившись на гроб, просто прикопает дочурку на заднем дворе и в лучшем случае вонзит в рассыпающийся гроздями глины курган деревянную табличку с криво выжженным на ней именем, я с младых ногтей училась выживать в жестоком, проклятом мире, благоволящем только толстосумам, промышляла воровством, если в холодильнике не оставалось ничего, кроме подгнившего картофеля, разъяренной пантерой отстаивала свое право сидеть за первой партой, давала сдачи жирному Мелькиадесу, задирающему всех без исключения и общий язык сумела найти только с темнокожим потомком эмигрантов из Хамфрики Аполинаром, чьи предки получили должности художников по костюмам в частном театре, и этот гомосексуал с изысканным вкусом, артистичный и обаятельный, раскрашивал наши невыразительные будни, шокируя учителей и одноклассников эпатажными нарядами: понедельничная русалка с зелеными косами и имитирующей чешую пайетками на облегающем платье сменялась вторничной невестой, прикрывающей гигантской фатой сияющий искусственной белизной лик, за ними следовали фехтовальщик в белом комбинезоне, скрывавшийся под сетчатой маской, мушкетер, щеголяющий широкополой шляпой и крепко пришпиленной к подбородку пучку шерсти, состриженной с хвоста соседской кошки, висельник с полуистлевшей петлей на шее и кровавой пеной возле рта; некоторые ученики, как и я, восхищавшиеся смелостью фриковатого парня, заступались за него перед клеймящего «педиками» всех Агиляром, поддержали кандидатуру Бутеллы, вступившего в гонку за титул «королевы бала» с широкоплечей Доминик Суэйзи, чья тетушка кичилась личным знакомством с проживающей в Олляске дочерью Тонина Айзендмауэра, знаменитого лишь тем, что предшествовал мистеру Кляйнедди, и - о чудо! - Поли, приловчившийся самостоятельно преображаться не хуже лицедеев, прибегающих к услугам гримеров одержал победу, в сверкающем стразами балахоне взошел на сцену, под жидкие аплодисменты нахлобучил на макушку пластиковую корону и, поклонившись, произнес пламенную речь о важности репрезентации ЛГБТ-персон, а через семь месяцев после выпускного его нашли повешенным вверх тормашками, и Мелькиадес Агиляр, раздобыв доказательства распутности Аполинара, отсасывавшему всем желающим в кабинке общественного туалета, добился-таки своего, и мой единственный друг, не сделавший ничего отвратительного, виноватый, по мнению таких, как Суэйзи-старшая тем, что развращает нацию, загремел в психиатрическую лечебницу и вышел оттуда сломленным, утратившим навык изъясняться, и пока я, сидя на корточках перед катающим кубики по ковру товарищем, утешала горестно всхлипывающую чету, чей ребенок стараньями недобросовестных медиков превратился в имбецила, дала себе слово, что непременно окончу медицинский колледж, получу лицензию психиатра и найду способ хотя бы частично вернуть неунывающего балагура, фонтанирующего идеями, and though my best friend died at 23 от остановки сердца, так и не дождавшись, когда я получив все необходимые знания, раздобуду рецепт на не до конца изученный препарат, выборочно облегчающий симптоматику нейроотличных людей, я продолжила идти к поставленной цели, преобразившейся в оплот, защищающий от волн отчаяния, набегающих на пустынный каменистый берег, и пускай мне, несомненно, повезло чуть больше, а крепкая воля поспособствовала быстрой регенерации юношеских травм, я, объятая огнем ярости, вспыхивающей в венах с запоздалой внезапностью, вспоминала ставший апогеем всех бед, свалившихся на my head вечер, when один из «клиентов» матушки, совершенно не запоминающийся, да и не заслуживающий детального описания на страницах данной новеллы дядечка, щедро одаривавший меня коробочками сухофруктов, усадил на диван подле себя («давай-ка порезвимся, только веди себя тихо, не разбуди ее»), запустил hand под юбку и, пропев «good girl», принялся стягивать ремень, уверенный, что в награду за скудные подарки я, на тот момент не достигшая даже возраста согласия, вдохновленная примером Марипосы, послушно раздвину ноги, удоволив жажду мерзопакостного педофила, однако чаяния мистера Икс бахнулись разбитым корытом о просоленные прибоем валуны, потому что я, в ту пору не совсем понимавшая, зачем нужно раздеваться, поскольку my knowledges о коитусе ограничивались гипотезой, что two people ложатся в постель, елозят друг на дружке, стонут, и потом, довольные, засыпают в обнимку, почуяв неладное взбрыкнула, разозлив распаленного извращенца, с треском разорвавшего мой сарафанчик, босиком выскочила на улицу, прослонялась по паркам Сиэддля, присматривая себе место для ночевки, а next morning, приволочившись обратно, продрогшая, со сбитыми в кровь стопами, застала с резиновым оскалом готовящего панкейки растлителя, пожаловалась матери на приставания со стороны ее ухажера и, получив индифферентный ответ «не болтай ерунды, сеньор Игрек позаботится о нас», старалась бывать дома как можно реже, приставила к окну своей room дощечку с поперечными перекладинами, выполняющую роль лестницы и только спустя непродолжительный отрезок времени, когда мои сверстницы, замазывая не до конца извергшие лаву вулканчики трехкопеечным тональником, придающим лоснящимся физиомордиям сходство с восковыми масками, посмертно снятыми со знаменитостей, собирались в ватерклозете на большой перемене, обсуждая возросшее либидо и повышенный интерес к мальчишеским бицепсам, а завуч пригласил ханжески смущающегося и замещающего расплывчатыми понятиями емкие, но, to his opinion, подрывающие нравственность «пенис» и «вульва» оратора кратенько прочитать лекцию по половому воспитанию, я, умозаключив, как именно жаждал обладать мной гадкий месье Зэт, начала носить одновременно несколько трусов, избегала оставаться наедине с «my new daddy» и едва не отморозила себе придатки, ночуя где придется, потому что mother через сутки подрабатывала кассиршей, а настырный дяденька не мириться с отказом не планировал, и если бы не Боракс, утоляющий свою печаль прогулками на рассвете, поделившийся приятно согревающей нутро сигаретой и собственными переживаниями, с искренним соучастием отнесшимся к моей destiny, той Эсперы с которой вам выпала возможность познакомиться, полагаю, не существовало бы, и вместо нее рассказ велся бы о ненавидящей всех вокруг проститутке, пошедшей по стопам матери, впоследствии либо сторчавшейся, либо забитой до смерти пьяным садистом. Безусловно, Грэнтэма, остервенившегося after Ilona’s death, не стоило наделять качествами сказочного сильфа, явившегося для спасения замухрышке, - this man раскрыл все карты, объяснив, что намеревается использовать приемную дочь в качестве орудия вендетты, и обращался со мной он как надзирающий за солдатами прапорщик, заставляя наматывать мили на стадионе, отжиматься на кулаках, и когда я, утомляясь, филонила, томимая надеждой побыстрее покончить с тренировкой и почитать приключенческий роман, он, хмуро кусая морщинку на нижней губе, отводил меня в каморку, стены которой были обклеены снимками Илоны, Артиоды Голденблат и Зиглинды Морец, не упуская ни одной детали, повторял будоражащие воображение обстоятельства их гибели и ехидно интересовался, хочу ли я составить им компанию и сделаться четвертой жертвой Миккельсона-младшего. С Рентоном, собственно, и свалившим свою вину на Калхаса, мой попечитель разобрался за неделю до нашей первой встречи: подкараулив возвращающегося с party здоровяка, он вырубил его точным ударом бейсбольной биты по затылку, связав, допросил, а затем влил в рот средство для борьбы с засорами, и получивший химические ожоги гортани и пищевода Миррелл, онемевший из-за слипшегося с небом языком, потерявший способность дышать самостоятельно, с отверстием трахеостомы в горле, так и не удосужился сообщить навещавшему его комиссару имя своего мучителя, опасаясь, что коль правда выплывет наружу, Боракс, собрав толпу неравнодушных, расправится с ним посредством суда Линча. В конечном счете я прониклась симпатией к щуплой блондиночке с развевавшимися на ветру волосами и искренне верила, что совершаю благое дело, не просто избавляя Сиэддль от поправшего букву закона выродка, но и неся возмездие за гибель девушек, опрометчиво доверившихся единственному наследнику «Фуллы», еще не занявшему кресло гендиректора, а уже возомнившего себя небожителем, на которого не распространяются никакие правила. Едва мой собеседник оставил меня одну за щедро накрытым столом, в обществе мерцающих в старинных канделябрах свечей (проводку заменить было недосуг), я, выудив из декольте склянку с надписью «eyedrops», накапала в бокал с шампанским противника добытого мистером Грэнтэмом нелегального снадобья ухудшающие ориентировку в пространстве и вызывающие головокружение и, соврав («I wanna pee, baby»), сняв туфли, взлетела на второй этаж, затаилась в заброшенной bedroom с остовом балдахина, возвышающегося над пустым паркетом, изрядно поцарапанным в тех местах, где находились ножки сексодрома, переобулась в удобные кроссовки с чугунными шипами на подошвах, вместившимся в исполинский ридикюль, сорвала сковывающее движение платье и осталась в облегающем топе из полиэстера и шортиках. По-хорошему мне следовало, согласно изначальному замыслу, вооружиться кольтом, застрелить Калхаса, с подложным удостоверением личности покинуть Гомерику и затаиться в Эвропе или Аодалии, однако мне хотелось усложнить ситуацию потому что (пункт эй) было жаль потраченного на тренировки времени, (пункт би) не терпелось испытать себя на прочность и выдержать сложнейший из экзаменов, (пункт си) питала надежду обставить все как несчастный случай, тем самым обеспечив себе лишенное треволнений будущее и не вздрагивать от каждого шороха, скрываясь от наемников, посланных гоняться за мной по всей планете. Заслышав гулкие шаги, сопровождающиеся базирующимися на трехэтажном мате ругательствами, от которых вяли уши, я, призраком просочилась через щель в коридор, запрыгнула на спину молодого человека, и он, взревев словно раненый медведь, вывернулся из моих объятий, ткнул кулаком в лицо, и я, чудом удержав равновесие, поборов соблазн выплюнуть сгусток крови, проглотила его, и, коротко выдыхая сквозь стиснутые зубы, нанесла удар промеж ног, и Миккельсон, воя о том, что трахнет и меня, мою матушку, и мою бабушку, повалился на колени, затем вскочив, впился пальцами в шею, намереваясь задушить, и тут препаратик, путающий сознание, начал действовать, потому что хватка оппонента мгновенно ослабла, зрачок расширился, и он, блаженно лыбясь, позволил мне выскользнуть, шатаясь, кинулся догонять, и там, где я, затормозив, предусмотрительно свернула влево, ударившись плечом о выступ, он, тараном врезавшись в хлипкое ограждение, свалился вниз высоты в четыре метра и, раскинув руки, сломанной куклой распластался в луже собственной крови на облицованном мрамором floor прихожей. Вернувшись в спальню, я, одним движением вправила сломанный нос, зажав его большими пальцами обеих рук, прокашлявшись, сунула в сумку туфли с платьем и, спустившись, присела на нижней ступеньке, дожидаясь, пока скулящий вызвать скорую Калхас затихнет, а грудь перестанет вздыматься, и лишь убедившись в отсутствии пульса, я, закутавшись в кардиган, часом раннее водруженный на вешалку строящим из себя галантного кавалера мертвецом, оседлала байк, втихаря пригнанный и спрятанный в кустах одним из друзей моего патрона, сделав крюк, дабы избежать попадания на камеры у въезда в коттеджный поселок, через лесную тропинку выбралась на двухполосную автомагистраль, ежась от прохлады, добралась до автозаправки и, оккупировав дамскую комнату, сорвала опостылевший парик и линзы, израсходовав ворох пропитанных спиртом с привкусом клюквы салфеток, избавилась от макияжа и, довольная привычным отражением, вдела в пустующее отверстие нострила лаконичную серьгу, взбила чуть влажные от пота темно-каштановые волосы, остриженные в максимально короткий боб с градуированным затылком и едва прикрывающими уши прядями по бокам, отправила Бораксу серию фотографий, доказывающих успешное завершение миссии и, выйдя на крыльцо, поздоровалась с работником круглосуточного магазина, прикрывающего пятерней зевающий mouth, выкурила две сигареты и уже вечером сидела на крытой веранде кафетерия, ковыряясь ложечкой с длинным черенком в вазочке с мороженным и слушая бубнящего в присобаченном к потолку над барной стойкой телевизоре диктора, повествующего о несчастном случае, приключившимся с двадцатисемилетним парнем. Отпечатков моих пальцев полиция не обнаружит, потому что я прилепила к подушечкам пальцев кусочки полиэтилена, да и вряд ли Райан с Кипридой всерьез озаботятся поиском пассии, либо надувшей Миккельсона и не явившейся на свидание, либо умудрившейся сбежать до того, как тот попытался ее угандошить. После очередного ливня, стремительно пронесшегося над городом и едва не превратившим Сиэддль в болото, выглянуло клонящееся к закату солнце, улыбнулось, совершив кувырок, скрылось за пиками далеких гор с заснеженными вершинами, оставив затухающей лучиной, подвешенной горизонтально над ощерившимися зубочистками небоскребов размазанным по бледно-лазурной глазури мармеладом; обращенные фасадом к западу здания, окрасились в интенсивно оранжевый, а неспешно лакающий воду асфальт, влажно поблескивал, насыщая каждую струнку трещины dones del cielo, and only green poster stand с плакатом изогнувшейся так, чтобы продемонстрировать крутую округлость бедер пинап-моделью, косящую под миссис Морион, вносила некий разлад в пастельно-рыжие тона, укутавшие evening city.
Свидетельство о публикации №224100801065