Мысли на заметку. 26 марта 2021 года

       Плюс, но без солнца. Но течёт. Вышел и ходил и посуху, и по распутице. Зашёл в «Читай-город», купил последний том дневников Пришвина. Заставили надеть маску. (Попросили.)

       Пришёл к обеду, читал Пришвина. [...].
       _________________

       Очень неплохо обдумался, пока гулял. Думал сразу записать, но зачитался дневником и послесловием. Нужно будет прочесть их все. Людей сейчас на самом деле используют «как следует, как нефть и уголь». Это выражение Пришвина. Мне даже на минуту стало жаль, что я не пишу в дневник политическую составляющую. Но всё же, подумав, решил, что и не надо. Если думать об устройстве внешней жизни, если видеть смысл жизни в материальном благополучии, — то выйдет «шагающий экскаватор вместо человека». Это Пришвин понимал уже тогда. Но Пришвин не понимал, что именно с ними происходило: ни с ним и с окружением, ни с народом.

       А когда гулял, думал об евлампиевском фильме: как конкретно его опровергать. И мысленно выстроил устную речь, с какой выступил бы на том же семинаре.

       Естественно, несоответствие того, что Толстой говорил о движущих силах истории, в «Войне и мире» говорил, и того, что он же говорил после «духовного рождения», бросается в глаза.

       В «Войне и мире» отражена не ошибочная историческая концепция Толстого, как утверждает Евлампиев, а истина. Истина о том, что объективные общественные силы движут человеческими сообществами, а не отдельные личности, а тем более не какие-то отдельные идеи этих личностей. Напротив, объективные социальные, межгосударственные силы выдвигают эти личности и их идеи на передний план, когда это требуется этим силам, а не когда захотят эти личности. Тем паче, что у этих личностей не так уж и много идей.

       Государство, в этом смысле, очень похоже на «Титаник». Людям представлялось, что его задача и суть — доставить их с комфортом в Новый Свет, а корабль на деле вел себя как физическое тело, находящееся на поверхности более лёгкой жидкости.

       Государство, одним словом, живёт по другим законам, нежели человек. И многие события в жизни обществ, государств, национальных групп происходят не по произволу людей (гениев или злодеев), а объективно, по законам, от людей не зависящим. И чтобы воздействовать на эти законы, человек должен их понимать и знать, как они работают. Человек должен четко знать, что в его власти, а что нет. Иначе он будет несом, как щепка, мощным потоком реки. Это-то Толстой и изобразил в «Войне и мире».

       Человек может другое: своё барахло вывезти из Москвы, когда город захватывает враг, или отдать подводы раненым. После этого выбора человек становится другим, а после его идей, как устроить общежитие, человек другим не станет, какими бы светлыми его идеи ни были. А человек не станет — и общество не станет. И опять всё будет так, как нужно объекту — государству, а не субъекту — человеку.

       После духовного переворота, на рубеже 80-ых, Толстой переменился. Кажется, что и его историческая концепция переменилась. Но так ли это?

       Евлампиев утверждает, что так. Якобы, говорит он, Толстой приходит к той же концепции истории, что и Ницше, и Достоевский. Она в идее сверхчеловека, который выведет людей к счастью или, по крайней мере, на верную дорогу. Но это совсем не так. Да, Толстой утверждал, что человек в силах изменить жестокое общество к лучшему, но как? Только изменившись самому в лучшую сторону. Поэтому Толстой никогда не отказывался от философии неделания.

       Хотя надо признать, что объективно он раскачивал самодержавие и способствовал революции. Но без революции так и так уже было не обойтись.

       В то время людей могло спасти две вещи:

       1.) Христианская доброта и смирение, но это была утопия.

       2.) Достоверное знание своего корабля-государства и тех условий, в которых оно плывёт.

       Ни то, ни другое людям было недоступно. Поэтому люди сыграли в игру корабля-государства. И у государства, впрочем, всё хорошо.

       Так что те, кто государство, ставит превыше всего, могут быть рады. Людям многим не сладко пришлось. То есть они не пришли к тому, что есть, а их приволокли за шиворот и по камням задницей.

       И всё это сделалось не благодаря каким-то «бесам» Достоевского, а сделали это обычные люди, сделали даже не чая того.

       Я знаю одно, Толстой и Достоевский принципиально отличаются друг от друга.

       Толстой развивался по вертикали, Достоевский развивался в плоскости. И все его идеи не от роста, а от ужаса того, что он не растёт.

       И тут я понял, уяснил для себя, чем так ценен Толстой. Русская революция это насильственный переход на новый уровень абстрагирования. Лучше всех это прожил и запечатлел в своих писаниях именно Толстой. Да ещё и ушёл он дальше в своём абстрагировании, чем средний человек. До него ещё расти и расти.
       _________________

       В книге Пришвина много интересного. Я даже поменял о нём мнение. Перед смертью он умней, чем я о нём думал. Очень жаль, что толстовские дневники не издали, как дневники Пришвина. Это позор для русской культуры.
       _________________

       [...].