Как наш Гор попал в лапы Сета - и карма

 продолжение. Начало здесь http://proza.ru/2024/10/04/872

Предупреждение: в данном тексте содержится упоминание употребления запрещённых в РФ веществ. Это не пропаганда, отнюдь — наоборот. Замутняющие сознание вещества (алко- и нарко) отталкивают человека от Освобождения, затягивая его в трясину саморазрушения без всяких надежд на спасение. Люди, будьте бдительны — не поддавайтесь на провокации предлагающих вам «расслабиться» и «получить ощущения», посылайте их сразу туда, где они и так уже находятся, свесив ножки. Потому что и они эти ножки в свой срок протянут. Так, как описано ниже.
   Тем более, что на самом верху алкогольно-наркотической пирамиды находятся те, кто этого не употребляет — они употребляют лишь власть и деньги. А курирует этот бизнес — та самая организация, о которой все знают — потому называть её нет смысла.
-----------------------------------------------------------
 "Почаще оглядывайся на зады - дабы не случилось знатных ошибок" (Козьма Прутков)

   Вследствие своего пассивного протеста против окружающего кафкианского абсурда - неудивительно, что Алёша искал общества, так сказать, людей не от мира сего. И как-то (конечно, случайно...) встретил на улице своего дружка ещё дошкольного — тоже Лёху, Логинова, с которым жил когда-то  в одном доме. Тот к тому времени давно — ещё в начале третьего класса -переехал в другой конец улицы Софьи Ковалевской, пошёл в другую школу — и их пути тогда разошлись. Итак, встретившись, в возрасте уже вполне паспортном и половозрелом, удивлённо пожав руки друг другу и изучив и прокомментировав взаимные возрастные изменения — они отправились в гости к этому Логинову.
 
К тому моменту он проживал вдвоём с матерью в двушке такой же точно «брежневки», в какой жили и ранее. А вторую комнату его мать — официантка пожизненная — сдавала посуточно (как она объяснила нашему герою при встрече) сделав из неё натуральную «гостиницу» — с картинами на стенах, красивым ковром, китайским красным фонариком в углу, розовым торшером и весьма приличным дорогим сексодромом — как гораздо позже стало ясно, для желающих уединиться на пару или более часов. Сын её спал с ней в одной гостиной.  Алексею он объяснил, что диван — мамкин, а он спит на раскладном кресле.

Наш герой поразился: как тот со своим ростом умещается на точно таком же «кресле-кровати» с деревянными подлокотниками, как у него самого в комнате? К этому моменту даже при его собственных ста семидесяти двух сантиметрах ступни свешивались, а уж с Логиновскими габаритами лыжника-олимпийца… но не стал ломать голову над этим вопросом.
Второй «гостиничный номер» был предназначен исключительно для заработка, находиться в ней «просто так» воспрещалось.
 
Мать Лёши Логинова, тётя Рита, была заслуженной медаленосной спортсменкой-лыжницей скоростного спуска. Выглядела она точно как шведская Мерилин Монро — рост метр восемьдесят, блондинка с богатыми формами, всегда намалёванная импортной косметикой  — в отличие от мамы нашего героя, которая пользовалась исключительно отечественной «морковкой» для губ и тушью «плюнь-разотри».  Спортом (и видимо, не только) она занималась в Кавголово, рядом со знаменитым на весь Союз Большим трамплином. Там была классная трасса, летом — заграничное искусственное покрытие, что привлекало всяких спортивных шведов-финнов. Рита довольно-таки неплохо для официантки знала финский — по происхождению она была карельская ингерманландка. Видимо, поэтому лыжи и были её страстью, а карело-финский язык раскрывал при её голливудской внешности огромные возможности. Но только будучи уже взрослым наш герой понял — откуда, помимо официантских, появлялись у неё такие деньги, что и не снились его родителям-медикам.
 
 
Тогда в его семье вообще не знали страшного слова «валюта» — в отличие от тёти Риты и её хахаля «дядьки Володьки» — как звал его Логинов — работавшего таксистом у «Пулковской», куда опять-таки съезжались эти самые шведы-финны. Не стоит упоминать, что, даже не считая ночного приторговывания водкой за рубли согражданам, дядька Володька с удовольствием поставлял горючее скандинавским интуристам за ту же самую валюту. Однажды — когда ребята были ещё второклашками и жили в одном доме, один на первом этаже, другой — на последнем, но в разных «парадняках» — Логинов таинственно поднёс палец к губам и вытащил у спящего дядьки Володьки из кармана куртки портмоне, а из него — зелёную бумажку с портретом какого-то мужчины в белом лохматом парике.
 
- Это — что? — ничего не подозревая, спросил Алёша.
- Ц-ц… Валюта!
- А что такое «валюта»?
- Это — доллар! На него за границей всё купить можно, в любой стране.
- А вы что, за границу собираетесь уезжать? — недоуменно протянул его гость.

   К этому времени (1976) из его класса Игорь Алейнер, Алёшин тогдашний близкий приятель - внук героя-орденоносца и сын добрейшего талантливого инженера - и высокомерный "математик" Саша Азбель уже уехали на "историческую родину". Поэтому он немного был «в теме», что покинуть СССР в принципе таки возможно. Но как всякий правильный мальчик страны Советов, он полагал, что уехали они себе на погибель — в кошмарные капиталистические джунгли хищников и бандитов, искренне им сострадая.
 
- Ты дурак! Здесь тоже всё можно купить!
- Что-то я таких никогда не видел… — недоверчиво протянул Лёха, рассматривая большую, по сравнению с рублём, крепкую хрустящую зелёную бумагу с рельефным пиджаком на портрете. Он даже понюхал её — но ничем особым она не пахла. На деньге была цифра 1.
- На эту? Всё?
- Ты дурак. На эту — можно блок жёвок «Дональдс» купить!
 
(Блок Дональдов в том далёком застойном году — это было аж 10 эластичных прямоугольников в заветной шуршащей прозрачной целлофановой плёнке по цене в 10 рублей!!! Это при зарплате Алёшиного отца, гениального детского реаниматолога-бессребреника в сто сорок «деревянных» в месяц...)
 
— Ого… не врёшь? Пойдём, купим — а вкладыши пацанам обменяем на что-нибудь.
- Ты дурак! Это в специальных магазинах только продаётся и только иностранцам и морякам.
- А что там такого в этих магазинах, чего нет в обычных?
- А то, что моя мама носит: иностранные красивые вещи. Видал наши лыжные костюмы и шапки-петухи? Всё — нейлон-лавсан, яркие и красивые — не то что у всех, блёклая муть шерстяная. Видел её синие штаны? Это джинсы! А можно даже магнитофон или телевизор цветной «Соня» купить, во как.
- А что такого в этих жжинсах? Ну, штаны как штаны — только если честно, по-моему они ей малы — так обтягивают, что ходить, наверное, ей трудно.
- Ты дурак, потому что ты как всегда ничего не понимаешь. Это «Лев и страус», самые дорогие штаны в мире. Только никому не говори, что я тебе показал. Никому — обещаешь?
 
   Алёша, конечно, обещал. Кому ему было говорить — родителям, что ли? Что тут трудного, если он так и не понял — зачем покупать такие узкие штаны? А телевизоров навалом на проспекте Науки в магазине, на котором так и написано: «Телевизоры». У них в семье тоже уже был цветной телик —  «Радуга 703». И что особенного?  У  многих они уже есть. Всё равно каждый день одно и то же там. Только мультики для взрослых и «Том и Джерри» американский уже в 22.30 показывают, при том, что тебя спать в 21.30 укладывают. Ну, «В мире животных» или «Клубкино Путешественников» или вот «Ералаш» раз в неделю днём можно смотреть — это интересно.
 
- Ну тогда ещё кое-что покажу! — с этими словами торжествующий Логинов вытащил из того же портмоне чёрно-белую фотографию 9 на 12. На ней была изображена пара голых людей, стоящих на четвереньках в профиль: мужчина стоял сзади женщины и держал её за ягодицы, плотно прижавшись к её заду своим тазом. Голова женщины была опущена, грудь — почти мальчишеская, и только длинные распущенны болтающиеся волосы выдавали половую принадлежность.

Алёша с удивлением спросил:
- А это что они делают, зачем? — он был поистине святая простота» для своего возраста, ничего кроме романтических описаний классиков не понимая в настоящей любви и колбасных обрезках.
 
- Ты дурак! Они ...тся.
- Чего-чего?
- Детей они делают, придурок!..
 
Так Алёша узнал неприкрытую тайну своего появления на свет. Сказать, что он был шокирован — не сказать ничего… И тут торжествующий Логинов объяснил ему тонкости процесса. Его гость смотрел на него квадратными глазами, не желая верить в такой кошмар причины рождения новых членов общества...
 
 
Будучи таксистом и банкуя ночной водкой перед гостиницей с волшебным названием «Интурист», сам дядька Володька не брезговал приторговывать чем только можно, скупленным у иностранцев. А позволить себе бухать мог лишь по выходным сменам.  В остальное же время… В остальное время часто маленький Алёша удивлялся — а что это у дядьки Володьки всегда зрачка не видно, он точечный? Когда это было заметно, Володька всегда был наидобрейшим мужчиной, обходительным остряком. На улице же он почти всегда, даже в пасмурную погоду, носил тёмные очки, шутя — «Я тонтон-макут!» Алёша не знал, что это такое, но у родителей ничего, увиденного у Логиновых, не уточнял — чувствовал, что это может послужить причиной для запрета на их общение. Слишком всё как-то у них не по-нашему было, а раз так — лучше помалкивать. Вот это в СССР все знали с детства.
 
Но когда наставали  выходные — «тонтон-макут» превращался в лютого оранг-утанга, и вследствие этого Маргарита Логинова часто вынуждена была сама носить чёрные очки. Потому что для отдыха «по красоте» он неизменно шёл в «Чебуречную» на проспекте Науки — в типовую «стекляшку», где Рита разносила хачапури, чанахи и чебуреки таким же мелким барыгам, как он. Там он «расстёгивался» с пузырём «Столичной», выжирая её в одно жало — и итоге вся бессмысленность его бытия вымещалась на его подруге.
 В СССР «наркотиков не было» - так же как и секса. Однако опиум-сырец из маковой соломки варили в каждом доме на Гражданке, где они жили… Но об этом Алёша узнал значительно позже.
 
Тётя Рита очень хорошо относилась к Алёше и неоднократно брала его вместе с сыном на трамплин, кормила в своей чебуречной, а однажды — даже в ресторан «Москва» в одноименной гостинице в центре. Для Алёши это было уму непостижимо — тратить деньги на покупную еду втридорога, да и у мама его прекрасно готовила — как, впрочем, и шила,закончив курсы кройки и шитья. Тратить лишние деньги при их отсутствии невозможно, всё делалось своими руками, перешивалось. При этом Валентина Ивановна (Алёшина мама) всегда выглядела вполне достойно, безупречно — ничего лишнего, скромно но со вкусом. Волосы она, имея роскошную каштановую гриву до пояса, никогда не стригла, а укладывала на макушке в красивую завертушку. Свекровь — Исаакова Валентина Ивановна, мать папы — почему-то называла эту причёску так же, как она называла булку «плетёнку» — странным словом «хАла».

Алёша же всегда стригся в парикмахерской «у леса» на Карпинского, где за сорок копеек две старушки-близняшки — явно еврейского происхождения — медитативно делали за эти мизерные деньги просто чудеса с головами таких мальчиков как он.
 
По поводу ресторана Москва… Как-то сидели они с Логиновым у того, был выходной, они смотрели «Ералаш». Зазвонил телефон, тётя Рита подняла трубку и, выслушав звонящего, прикрывая её ладонью, начала что-то горячо обсуждать. После чего быстро причесалась тщательно, залила свою моднейшую причу — трёхрублёвый «Сэссун» — неизменным польским лаком, накрасилась ешё больше обычного и вызвала дядьку Володьку, позвонив куда-то по телефону. Тот, быстро приехав, как всегда в тёмных очках и кожаной куртке (которая стоила рублей четыреста), войдя, широко улыбнулся и продекламировал: «Он сказал — поехали, и махнул рукой… Ребятки, приглашаю всех в ресторан — сегодня гуляй, рванина!» И побренчал ключами своей «Волги». Это было неожиданно, но у Алёши времени было аж до восьми вечера, и он бесстрашно сел в такси.
 
Дядька Володька, привезя их на плошадь напротив Александро-Невской Лавры, не выходя из машины, получил заказ по рации и, извинившись, сказал — «пардон-бидон, я покидаю вас!» — и дал по газам. Алёша впервые попал в интуристовскую «Москву»…
Посадив детей за столик, Маргарита пошушукалась с тамошней знакомой официанткой и та, посадив их за столик в уголок, принесла им довольно много еды — суп харчо, хачапури, неизменные чебуреки и по чашечке засахаренного арахиса с изюмом, сказав: «Тётя Рита сейчас сходит по делам, вот — смотрите какой аквариум с рыбками, а вот телевизор. Развлекайтесь!» — и ушла. У Алёши у самого дома был и аквариум с рыбками, и телевизор —  но тут, конечно, аквариум был не на семьдесят литров — рыбы в нём были большие, неизвестные дотоле даже бывалому еженедельно с отцом на Калининском Птичьем рынке Алёше.

Они поели, любовались лениво помахивающим им плавниками разноцветными рыбами и потихоньку уже начали скучать, послушно ожидая возвращения Маргариты. Она вернулась примерно через полтора часа — со слегка взьерошенной причёской, которую обычно поливала лаком, чем-то очень довольная и улыбающаяся. Рассчитываясь с подругой за накрытый стол, она — Алёша случайно заметил — передала той вместе с рублями ещё и зелёную бумажку с портретом такого же как она взьерошенного, как она, иностранного мужика: на ней была цифра 20.
 
 
Логинов уже в середине восьмидесятых, встретившись снова - уже с Алексеем, на его вопрос о Володьке сообщил, что тот во время Олимпиады-80 погиб в пьяной драке в той же Ритиной чебуречной...  Он получил от собутыльника, не согласного с его мнением по какому-то важному вопросу (видимо валютному) выкидной нож в печень.
Марго недолго погоревала и,  напрягшись, вскоре каким-то чудесным образом купила кооператив. Как потом до Лёхи через много лет дошло, как до жирафа —  она успешно использовала свои прелести для зарабатывания как той же валюты, так и «деревянных». От сына, жившего с ней в одной комнате, скрыть ничего было невозможно. Да она особо и не скрывала — ввиду малогабаритности однокомнатной квартиры она даже моясь в ванной, не удосуживалась порой дверь закрыть — часто она вообще не подозревала, что сын находится в квартире, так как Логинов любил входить домой не в дверь, а в окно — с ветки стоящей в палисаднике старой яблони.
 
И как-то раз Логинов из гостиной своего окна первого этажа , тихонько, приставляя палец ко рту, бесшумно поманил рукой подошедшего к подъезду в гости Алёшу, показывая знаками  влезть также по-индейски тихо через окно. Уже на подоконнике он взял гостя за локоть и шёпотом сказал:

- Во, зырь! — с этими словами он ткнул пальцем в направлении трюмо, стоящего в комнате. Трюмо отражало распахнутую настежь дверь ванной комнаты. В трёх зеркалах со всех ракурсов впервые в жизни маленький Алёша увидел во всех подробностях зрелую обнажённую тётю Риту. Голова и лицо её были в мыле и поэтому времени было вполне достаточно, чтоб ознакомиться практически со всеми деталями женского тела — в самом соку возраста спелого персика. Они таращились до тех пор, пока мыло не было смыто под душем и Марго наконец не обнаружила, что её внимательно изучают в зеркале четыре детских глаза. Она ойкнула, прикрыла низ мочалкой, верх — ладонью (вторая держала шланг гибкого душа) и, смеясь, прикрикнула негромко:

- Ай, бесстыдники! Вот я сейчас вас…
 Обоих мгновенно сдуло в то же самое окно на улицу… В этот вечер маленький Алёша долго ворочался — сон не шёл, перед глазами маячили упругие формы тёти Риты, которую он впервые узрел не только без макияжа — но и вообще без чего-либо лишнего.
 
  В общем, скажем так: ханжеской стыдливостью тётя Рита не отличалась.
 
И вот, через десять лет войдя уже в новую кооперативную «двушку» Логиновых, наш герой увидел на стене этой гостиной самодельный плакат, на котором чёрной тушью были намалёваны странные иероглифы. На вопрос — это что такое?.. — он узнал, что это означает «маха йога тантра». Это заинтриговало донельзя, так как было совершенно непонятно и загадочно. Логинов был здоровенный белобрысый (но при этом бритый налысо) «истинный ариец» с — автор забыл упомянуть — от рождения косым левым глазом. С возрастом косоглазие проявилось ещё больше. Казалось, его взгляд сводился в какую-то точку вдали. Когда он смотрел изредка на собеседника - при этом всегда с ухмылкой имбецила - казалось, что он смотрит куда-то внутрь твоего мозга, причём смотрел он всегда куда-то в межбровье. Это поистине мощно впечатляло.
 
Лёха не мог знать, что попал к члену — в буквальном и переносном смысле - чёрной "тантрической" подпольной самопально-совковой секты, «изучавшей» самиздатовские журналы Ошо —  он же Бхагаван Шри Раджниш. О котором потом он узнал много чего, но значительно позже.  Он вообще был чист, как слеза комсомолки - вообще без каких-либо понятий о том, что творилось вокруг него. Логинов ничего не пропагандировал, в основном они со своим приятелем Матюшенко Петром сидели, курили «Родопи», пили портвейн «Три топора»  и, смотря в одну точку на свой плакат с иероглифами, изредка отпускали глубокомысленные замечания и хихикали, глядя на Лёху.
 Часто, уже опустошив бутылку, они вдвоём пели песню:
 
 Воронок подлетел,
Налетели «цветные» -
Повязали в натуре
Матюшенко Петра…
 
 На мотив песни из «Места встречи изменить нельзя»: «А на чёрной скамье, на скамье подсудимых два легавых сидели — и какой-то жиган...»  Поэтому Лёхе и запомнилось имя логиновского приятеля.
 
В один прекрасный день в дверь раздался звонок и вошла чернявая девушка еврейского покроя.
- Ну, Лёха, тебе пора! — вдруг сообщил Логинов. — Сейчас мы трахаться будем.
И, не ожидая ответа, выпроводил гостя за дверь, оставшись в квартире втроём.
 
Лёху это потрясло. Секс у него уже произошёл в жизни, но это была случайная кратковременная связь со студенткой медицинского, второкурсницей, в спортивном лагере от ЛПМИ —  ныне Педиатрической Академии — куда он ездил ежегодно в августе с родителями-медиками, за двадцать километров от Лосево (Кивиниеми) отдыхать и собирать лесные дары: грибы-ягоды. Отец порой рыбачил, но Лёхе было жаль рыб и после того, как он уже в третий раз выпустил пойманных лещей и плотвичек с другой стороны лодки — брать его на ночные рыбалки перестали. Тут-то он и начал тусоваться у ночного костра со студентами , слушать неприличные песни — ну а потом произошло то, что происходит с каждым молодым человеком, тем более связанным с медициной и студентками. После конца смены они более друг друга не видели — позже, наводя справки, Лёха узнал, что её отчислили… А он через год как раз сам туда поступил.
 
 Как любой молодой человек, особенно после такого опыта на берегу Вуоксы в кустах — в те года он думал вместо мозга совсем иным местом. Поэтому, когда при следующей встрече Логинов как бы случайно спросил — « А у тебя как с поревом-то? Тёлку не желаешь оприходовать? Есть тут одна, у которой постоянно там подгорает...» — он долго не раздумывал.
 
 Логинов повёз его знакомиться — Наташа работала в виварии Мечниковской больницы — где находился ГИДУВ (ныне МАПО), с которым позже наш герой связал свою основную профессию. Она заведовала крысятником.
Войдя, он увидел девушку — «кровь с молоком», кубанскую казачку, спелую как абрикос, с чёрной гривой, убранной под санитарный колпак. Она мешала лопатой корм для крыс и собак в здоровенном котле. Вонь стояла неимоверная. Логинов быстро бросил — Вот он! — и сказал спутнику: «Пойдём наружу, подождём, у неё сейчас смена закончится.»
 
В общем, через пару часов он (подготовившись, загодя купив бутылку коньяка грузинского) с этой Наташей у неё дома в «сталинской» коммуналке на Елизаровской, уже барахтался в объятиях сей полногрудой казачки. Да там и остался, засосала. Ванна в той квартире, построенной пленными немцами, была в огромной кухне, соседа вечно не было — лишь иногда ночевать приходил — а Наташа никогда, мывшись, дверь не утруждалась закрывать — что Лёху вставляло по самое не балуй, и они тут же вновь и вновь падали в койку.
 
Кроме тела (что профессия обязывала) Наташа дома чистотой не отличалась. Вся хата была какая-то пыльная, тусклая, окна огромные, не не мытые годами. Он впервые попал в такую клоаку, но выбора никто не предлагал.
 Через неделю Наташа сказала — придёт Светка. Приведи кого-нибудь для компании и пусть гости затарятся хорошенько.
 
 Лёха тогда  подрабатывал ночами грузчиком в булочной, разгружал лотки из приезжавших с завода грузовиков с хлебом. Кого ещё было приглашать, как не старшего сменщика Ивана, который давно уже устроился туда, чтоб ночами приторговывать анашой для таксистов и других желающих? Да, так Лёха и с коноплёй познакомился. Табак он не переносил.
 
Иван, тридцати примерно лет от роду приехавший в Питер из солнечного Казахстана, жил в общаге «Лендорстроя» на Фрунзенской, где обитали такие же как он, приезжие из далёких солнечных республик.  Он был, что называется, тёртый калач — и биография его была покрыта мраком. Ни капли жира, мускулистый и с правильными чертами отнюдь не кругло-казачьего лица, прямым носом и аналогичной причёской с тёмно-русыми волосами почти плеч. Крепко сбитый, поджарый, с типично казахским «загаром» и выглядел как, верно, выглядели семиреченские казаки прошлого века, если б не поразительное сходство с Риком Парфиттом — гитаристом номер один британской группы Status Quo , за год до того год выстрелившей своим хитом «Ты уже в армии». А в следующем году она уже орала из каждого утюга СССР.

К слову, по иронии судьбы антивоенная по сути первоначально песня впоследствии стала восприниматься во всём мире как, напротив, милитаристская. Но Лёха-то знал, о чём поют и уже даже видел клип - в клубе больницы имени Крупской (где много лет работали его родители), куда он частенько захаживал по выходным.

Пару слов об этом клубе. В 1973 году врачи и медсестры детской больницы им. Крупской создали свой Кабачок «У Магдалины», что расположился в подвале здания этой больницы (ранее - б-цы Марии Магдалины") на 14-й линии Васильевского острова. Инициатором создания клуба и его руководителем стал чудеснейший человек большой души - врач-отоларинголог и хирург Лев Самойлович Черкасский. Отец Алексея, Аркадий Иванович, его соратник и близкий приятель, принял горячее участие в его создании и функционировании, аккомпанировал на аккордеоне на "капустниках" и творческих вечерах.
 
Оформление интерьера «Кабачка у Магдалины» выполнил в 1970—1973 годах Геннадий Манашеров, бывший большим другом семьи Орловых и преподававший живопись в Академии Художеств. Алёша даже позировал как-то ему в его особнячке на пр. Тореза для картины "Блокада", стоя у стола с лежащим на нём кусочком хлеба. При его врождённой худобе Манашеров не нашёл лучшего натурщика... Отец и троюродный братец Игорь называли нашего героя не иначе как Кащеем.  (Что, в принципе, через тридцать лет полностью подтвердилось, подтвердилось - учитывая его будущую каббалистическую учёбу и вхождение в ПаРДеС "садик золотых деревьев)...)

Кабачок у Магдалины стал своеобразным клубом медиков Ленинграда, в нём проводились занятия «Школы молодого хирурга», КВНы, праздники посвящения в профессию. На сцене клуба выступали Эдита Пьеха, Эдуард Хиль, Александр Розенбаум, Михаил Боярский, Марина Капуро, Константин Райкин, Семен Альтов, Максим Леонидов, Михаил Светин, Алиса Фрейндлих, Давид Голощекин, Михаил Жванецкий, Илья Олейников и Юрий Стоянов и др.

Часто знакомые врачи ("плавающие", как тогда выражались, за границу) привозили видеокассеты со свеженькими иностранными видеоклипами модных музыкальных групп и новейшими западными фильмами. Поэтому Лёха просто обожал там тусоваться.

--------------------------------------------------------
Однако вернёмся к нашим баранам...

Между разгрузками лотков Иван курил и заколачивал, и снова курил и снова заколачивал. Лёха потихоньку к этому привык как привыкают к холодному питерскому лету — ну что тут поделаешь? — и называл свою работу «Клуб Голубые туманы».
И немудрено, что от пассивных ингаляций в конце концов однажды перешёл к активным… Можно сказать, пришлось перейти в силу непреодолимых обстоятельств.
Как-то раз Иван, пристально глядя на него, спросил : «Слушай, а ты не засланный ли казачок? Может ты -трезвенник, комсомолец-окодовец? Часом, не заложишь? Давай-ка, чтоб я в этом не сомневался… Иначе придётся тебе уволиться, а я реального пацана из общаги на твоё место возьму, как раз сосед появился из Джамбула, тоже ко мне сюда просится.»
 
У Лёхи и в мыслях не было такого, но Иван уже конкретно напрягал и протягивал косяк. А так как пассивное курение и запах не вызывали ничего, кроме дурацкого периодического смеха — как и то, что Иван при этом оставался внешне вполне адекватным — «пошатнулся суровый повытчик»… Иной подобной удобной работы с хорошей по тем временам зарплатой «ночных» премиальных, в известной фирменной «Булочной» на известном широком проспекте недалеко от дома и института — в Лёхиной тогдашней ситуации студента  не светило. Хлеба свежего бесплатного и всяких ватрушек-печенюшек «бракованных при разгрузке» вполне хватало, чтобы вообще не думать о еде.
 
  Когда косяк, раскуренный уже на двоих, подошёл к концу  — при этом Лёха зверски кашлял и говорил — хорош, не могу! — но Иван не успокоился, и заставлял втягивать едкий дым прямо в лёгкие, пока самокрутка не подошла к концу — наш герой понял разницу между пассивом и активом. Он рухнул на топчан в их каморке, на потолке расплывались зелёно-фиолетовые разводы. И вдруг из них составилась надпись: «Ну вот, Алёша — и стал ты теперь наркоманом...»
Он в ужасе вскочил, на что Иван сатанински захохотал и спросил:
 
- Что, на измену сел?
- На какую таку измену? — Лёха напрягся ещё больше.
- Не ссы, главное, расслабься. Всё нормалёк, ты главное не пугайся. Если что, я сам, один машину разгружу. Отдыхай.
    Позже Лёха понял, что таким образом Иван подготавливал для себя очередного постоянного «клиента»...
 

И вот, придя на Наташину хату, они притащили с собой «все кайфы» — Иван кассетник и анашу, Лёха — коньячок. Был праздник — День Конституции, 7 октября. Солнце светило так пронзительно, что сразу вспоминались пушкинские строки: «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора — весь день стоит как бы хрустальный...» Да, знал бы Лёха, какой хрусталь скоро принесут — ломанулся бы оттуда, теряя тапки на бегу…
Светка оказалась довольно красивой фигуристой блондинкой, и сменщик был очень доволен. Они сразу бахнули конины под ту самую песенку «You're In the Army Now» группы «Статус Кво» — это было очень символично... А потом Иван торжественно достал спичечный коробок с травой.
 Девушки заметно оживились, раскурившись — видно было, что для них это далеко не первый опыт — и через час уже барахтались с гостями по койкам.
 
Внезапно раздался звонок в дверь. Лёху как током ударило, он что-то почувствовал неладное. Его — прямо из койки с голой Наташей швырнуло к стулу с брошенной одеждой и он начал судорожно напяливать её на себя.
 
- Спокуха, хрящ! — раздался Наташин голос. — Это Лизка пришла, подарки принесла.
С этими словами она накинула халат, небрежно запахнулась и, пройдя через проходную комнату мимо шоркающейся второй парочки, пошла в коридор.
Наш герой в сомнении стоял уже одетый к тому моменту — ему неприлично было в неглиже знакомиться с кем-то. Тем более он не понимал — зачем тут ещё третья, когда и так всего на всех ровно столько, сколько необходимо?
 
Но дверь уже открылась, и на пороге появилась вполне взрослая женщина — лет тридцати пяти — выглядящая, будто она только что из оперы, где слушала «Аиду». При полном параде и макияже. Лёха таких всегда сторонкой обходил.
Небрежно бросив всем «Привет!», не обращая абсолютно никакого внимания на лежащую под одеялом парочку, она по-хозяйски подошла к столу, окинула его цепким взглядом и разочарованно процедила:
- А, так вы уже бухие…
 
Наташа, будто оправдываясь, возразила:
 
- Да мы только по стопарю успели хлопнуть. Вот, траву долбим — гости принесли.
- Ага, по стопарю… Бутылка-то вон пустая. Дебилы синие. Ну давайте, гости дорогие, привечайте даму, заколачивайте, что ли.
Ивана уговаривать не пришлось. Вылезя из Светки и, выйдя уже одетый из их проходной, где они развлекались, он привычно приступил к процессу. А Лизка небрежно достала из театральной сумочки пачку синего «Ротманса», пачку «Море» и закурила, пристально глядя на мужчин.
Два косяка улетели осенними утками — быстро и уверенно.
Лёха упал на кровать обратно, его слегка начало подташнивать.
 
- Что, малой, скуксился? — нагло спросила новая гостья. — Сейчас подлечим.
 
И тут она достала из сумочки (куда там всё вмещалось?) какой-то пятидесятимиллилитровый тёмный пузырёк, а затем Лёха с ужасом увидел шприц.
Не, на такие фортели он не подписывался. Замотав головой, он решительно вытянул руку:
 
- Это без меня. Ничего не видел, ничего не знаю, я пошёл.
Встав, он, не сделав и пары шагов, рухнул обратно в койку — ноги уже не слушались. Анаша была в этот раз какая-то иная, забористая. Иван засмеялся:
- Чуйская шишка — это тебе не дворовый драп… Солидный Господь — для солидных господ.
 
 Он совершенно не выказал никаких эмоций насчёт шприца, только уточнил у Лизки:
— Марцифаль, что ли?
  Она молча кивнула, добавив:
- Чистая «медицина».  Аптечный «фёдор».
- Давненько не брал я в руки шашек! — почему-то засмеялся Иван и потёр руки.
 
В этот момент в комнату с кухни вошла Наташа, принеся чайник с кипятком, стакан с водой из-под крана и кастрюльку. Лизка аккуратно положила стеклянный огромный (как показалось Лёхе) десятикубовый шприц в кастрюльку, высыпала туда пять здоровенных иголок и затем налила туда немного воды, медленно заливая всё кипятком.
Лёха понимал, что надо валить — но физически не мог. По потолку опять плыли разноцветные круги, лица казались зелёными, шторы плясали, будто от ветра, хотя окна были закрыты.
 
Тем временем Лизка, согрев шприц, несколько раз промыла из него этой же водой по очереди все иглы. После этого она вылила всю тёплую воду и залила всё хозяйство уже кипятком из чайника. Собравшиеся вокруг пристально наблюдали процесс, а наш герой валялся как дохлый тунец — в той же позе с раскинутыми ногами и руками. Люстра на потолке сверкала, блестела, вертелась и танцевала.
 
Лизка завершила приготовления, промыв иглы уже кипятком, и профессионально выбрала из полного пузырька целую десятку совершенно прозрачной жидкости. По комнате слегка повеяло миндалём.
- Ну, кто первый?
Светка неожиданно быстро закатала рукав нечистого халата, сняв пояс, замотала руку выше локтя.
- Не, пойдём ляжешь сразу, чтоб не обламываться, — возразила Оперная дева и они пошли в проходную комнату. Через приоткрытую дверь было видно, что Лизка набросила Светке на глаза валяющуюся рядом на полу рубашку , склонилась над ней и через минуту, согнув той руку в локте, уже возвращалась обратно.
— Ну что, кавалер, как там тебя…
- Иван! — запоздало представился тот.
- Давай, чтоб даму не обламывать, составь ей сразу компанию!
 
 Того не пришлось тоже уговаривать. Лёхе становилось всё страшнее — было ясно, что все они это делают не впервой и весьма охотно. «Мля, куда меня занесло?.. Что делать-то, встать не могу...»
 
 Тем временем Лиза увела старшего сменщика к Светке, которая уже — Лёха мог всё видеть, так как дверь они не закрывали — распахнула халат, выставив свои прелести на всеобщее обозрение и тихо поглаживала сама себя по телу.
 
 С гостем быстро была проведена такая же операция, и он лёг рядом. После инъекции зубы его заскрипели так, что это показалось Лёхе — валявшемуся в соседней комнате — громом за окном. Он удивился — там же ни одной тучки! — но вскоре понял причину скрипа.
 
В этот раз, выходя из их комнаты, Лиза по пути также набросила Ивану на лицо какую-то тряпку, наглухо задёрнула шторы и плотно закрыла за собой дверь.
Наташа уже сидела рядом с Лёхой в таком же виде, как сидела перед тем Светка: с распахнутым без пояса халатом, из которого бесстыже вываливалась её казачья бахча с огромными тёмными сосками и с перетянутой поясом рукой.  Он отвернулся, чтоб не смотреть на Лизкины действия. Через минуту он почувствовал, как рядом с ним рухнуло крепкое тело. Повернув голову, он увидел совершенно голую Наташу на лицо которой абсолютно так же был намотан её же снятый халат.
Он с трудом выдавил:

- А...лицо...зачем так?
На что Лиза процедила шёпотом:
- Так кайф приходит. Свет мешает, глаза режет. Чем темней — тем круче. Давай, не ссы, я после тебя. Не держите двери, не задерживайте отправление поезда!
 
 Из соседней комнаты донеслись страстные стоны.
- Слышишь, как им хорошо? Ты такого не пробовал и не попробуешь! — шипела Лизка.
Тут раздался сдавленный Наташкин шёпот:
- Если ты будешь трындеть, а ты — обламывать, вылетите на хрен и больше не придёте. Заткнись мля и делай, что она велит. Ни слова больше, убью!
 
При всём ужасе ситуации Лёха беспомощно понимал — выхода нет, потому что до выхода он дойти не в состоянии. Коктейль коньяка с чуйской отборной марьванной просто его обездвижил. Он почувствовал, как Лизка (надо отдать должное — использованные иглы она исправно каждый раз бросала в кастрюлю) сама согнула ему руку в локте,  ремешком от своей театральной сумки крепко перехватила ему предплечье, и, умело несколько раз крепко проведя по внутренней стороне его локтевого сгиба, вставила иглу.
 
Боли он почти не почувствовал. Но вот что он почувствовал — а вводила она раствор очень медленно — что его сердце начинает биться всё быстрее, а под кожей начинают бегать какие-то мураши. В нос ударил сильный запах миндаля. Он испугался до усрачки… Это был уже не ужас — это было предощущение смерти. Он повернул лицо и посмотрел на шприц — тот был пуст уже наполовину, раствор был не прозрачный, а красный от контроля венозной крови.
Наташа рядом тихо постанывала, одной рукой сжимая свои дыни, другой откровенно мастурбировала, расставив и согнув ноги.
 
Почувствовав, как его волосы встают дыбом, а сердце начинает просто выпрыгивать, он судорожно вырвал руку, оттолкнул Лизку, отчего она вместе со стулом упала на пол, сжимая шприц с оставшейся пятёркой эфедрина и неожиданно для себя прыгнул как тигр через неё, распахнув дверь в проходную. Пролетев мимо Наташиных гостей, которые взаимонаслаждались позой 69, он мгновенно попал ногами в свои ботинки на резинке, щелкнул дверным дешёвым замком и, распахнув корпусом тяжёлую сталинскую дверь, будто она была из фанеры, мухой слетел со второго этажа. Неожиданно для себя он почувствовал, что и хмель и слабость куда-то испарились вместе с попавшим внутрь раствором. Он бежал, забыв про оставленное на вешалке пальто, в одной рубашке и брюках— не замечая десятиградусного холода и ветра — за три минуты преодолев расстояние от улицы Ткачей до метро Елизаровская.
 
Позже он осознал: учитывая, что расстояние меж этими двумя точками более полукилометра — он был недалёк от результата Виктора Землянского (Динамо Ленинград), поставившего как раз недавно перед этим рекорд 800м за 1,44 минуты.
 Влетев в метро, он вспомнил, что пальто осталось в блатхате на вешалке. К счастью, в отличие от тощего кошелька, студенческий билет оказался в кармане брюк. С каменным белым лицом и молотящим как локомотив сердцем, стараясь не дышать и не смотреть на контролёра и стоящего рядом с ним мента, он строевым шагом пересёк заветную зону и, взойдя на эскалатор, бессильно сел на ступеньку…
«Всё-таки и мёртвый сможет — если не хочет!» — пронеслось в голове.
 
 
Учитывая праздники, выпавшие аккурат перед выходными днями, на смену в булочную Лёха пришёл на третий день после произошедшего. Вернувшись в родительскую квартиру, он на все вопросы родителей отвечал — «извините, случился запой» — не говоря более ни слова. От него несло выхлопом коньяка, так что родичи ничего не заподозрили. Все эти дни он пил разбавленное, как водилось в советских ларьках, пиво — литр за литром, бегая за ним к Ритиной «Чебуречной» и обратно. После того что произошло, нервы его эти два дня были электрическими проводами под слабым напряжением.

Отойдя немного - как раз к своей смене, он вовремя, как обычно, приехал в свой Клуб Голубых туманов и сразу заподозрил неладное. Было восемь вечера, но у чёрного заднего входа стояла неизвестная чёрная «Волга», загораживая проезд. Никогда ранее он тут её не видел. Взглянув на номерной знак, он прочёл ЛЕБ — и дрожь пробежала по всему телу. Это был номер авто ленинградской госбезопасности.  Однако дверь авто в этот момент открылась, и навстречу ему уже выходил типичный для этой организации лет тридцати пяти мужчина в штатском, показывая удостоверение. Назвав Лёху полным именем и удостоверившись, что перед ним тот самый, кто ему нужен, он жестом пригласил парня в булочную.
 
Представившись капитаном Незлобиным, мужчина указал ему на топчан Ивана и спросил кратко:

- Где сменщик, знаете?
 — Понятия не имею, — честно признался Лёха. — Так не сторож я ему. Наверное, придёт сейчас, куда денется-то?
- О, Библию читаете? — удивлённо поднял брови Незлобин.
-  С чего, извините, Вы это взяли? — поразился Лёха искренне.

Религия была тогда далека от нашего героя, как декабристы от Герцена, несмотря на всю его начитанность. То есть он, конечно, знал — что такое «Евангелие», но никогда его не раскрывал, не было этой книжки в семейной библиотеке. Иконы на стене — были, а Евангелия или чего-нибудь подобного — не было.

- Ну, про сторожа… Каин, Авель...

Внимательно взглянув на вытянутое лицо студента, капитан убедился, что тот не врёт и абсолютно чужд религиозному мракобесию.

- Родители у Вас такие хорошие… — почему-то промолвил он задумчиво. — Что Вам с ними спокойно не живётся?
- Вы извините — ни с кем меня не путаете? Я с ними спокойно, дружно живу, не дебоширю, не хулиганю.
- Да, да… Только какие-то взгляды у Вас на жизнь странные… А что Вы за музыку слушаете?
- Музыку? — изумился Лёха. —   Не знаю, что и сказать. Вот например, на праздник «Статус Кво» слушал. А так вообще я не особо чтоб фанат был музыки.
- Так-так. — Капитан вытащил пачку БТ и спокойно закурил, протягивая собеседнику.
- Извините, не курю.
- Ага. Как у Высоцкого: «Извините, Казбек не курю...» Это Вы намекаете, что никогда я не стану майором?
 
   Лёху уже потряхивало. Он понимал, что с ним играют, как кошка с мышкой — но не понимал, в чём он, собственно, провинился перед такими серьёзными органами, что они про него копать начали.
 
- А вот у нас иные сведения, — сменив тон с почти приятельского на официальный, настойчиво заговорил капитан. — Вот, например, живёте Вы — вернее, жили неделю целую — на улице Ткачей.
 
Он постукивал сигаретой о пепельницу. Лёху бросило в жар.
 
- Понятно — молодость, гормон играет. Но зачем родителей-то нервировать?
- Простите, можно спросить — в чём лично меня обвиняют?
 
Капитан рассмеялся.
 
- Если б Вас обвиняли — мы бы с Вами в другом месте беседовали. А мы просто спрашиваем: где Ваш сменщик, с которым Вы были на улице Ткачей. Мы даже не спрашиваем, что Вы там делали. Потому что знаем. Наша организация знает практически всё, кроме того — есть Бог или нет. Вот это вопрос спорный даже для нас.

Лёха Библию не читал - зато, "хорошо подготовившись ранее к "откосу" от армии, прекрасно был знаком с трудами Григория Климова и был в курсе, что такое Тетраграмматон. Он чуть было язвительно не ляпнул, что даже последнему шизику в их стране прекрасно это известно: в СССР бог абсолютно точно есть - и зовут его ЦКЧК, где первая часть - это "Элохим", называемый Центральный Комитет Коммунистической Партии, а вторая - его "Всевидящее Око", всех неугодных этим Элохим хавающая "Хава", подобной гигантской чёрной дыре втягивающая в себя весь информационно-временной континуум. Поэтому Гагарин в космосе бога и не видел.
Но вовремя прикусил язык.
 
 
Внезапно капитан, будто прочтя его мысли, резко встал и в упор посмотрел в Лёхино побелевшее лицо, нагнувшись к нему через стол.
 
- Видите, мы просто пока разговариваем. И чтобы так продолжалось и дальше — лучше Вам говорить правду.
 
Лёха взмолился:

- Да что Вы знать-то хотите? Откуда я могу знать, где мой сменщик Ваня, с которым я бухал три дня назад?
 
- Алексей Аркадьевич, Вы не всю информацию нам выдаёте. Во-первых, Вы курите. Только не сигареты — мы знаем: Вы ведёте здоровый в общем-то образ жизни — вернее, вели до недавнего времени, занимались два года каратэ у Вячеслава Евгеньевича Барковского в клубе на улице Верности… И вдруг — начали употреблять наркотики. Какая причина толкнула Вас на этот необдуманный шаг?
 
Лёха тихо сидел и слышал, как его сердце начало биться точно так же, как во время кросса от дома на Ткачей до улицы Елизаровской. Он не знал, что отвечать.
 
Видя его побелевшую физиономию, капитан протянул руку к стоящему на столе графину, налил в стоящий рядом стакан воды и протянул:
 
- Вы так не нервничайте. Что сделано, то сделано.
- А что сделано-то?.. — не выдержал уже Лёха, почти крича.
- Девушка убита, вот что.
 
 Тут наш герой просто сполз со стула. Капитан вылил стакан ему на голову.

- Алексей Аркадьевич, Вы можете успокоиться? Нам просто — он с нажимом повторил, — просто нужен простой ответ.
- Я не могу знать, где Иван, потому что ушёл через час после окончания бутылки коньяка, которую я туда принёс.
- И после анаши, которую туда принёс Ваш приятель.
- Да какой он мне приятель! — воскликнул Лёха, — Он просто старший сменщик по работе! У нас ничего общего…
- Кроме секса со случайными партнёршами и курения и продажи наркотиков! — резко перебил Незлобин. — Да нас это вообще не интересует, Ваше употребление — хотите — портите себе жизнь и здоровье. Этим не наша контора занимается. Нас даже не так интересует продажа Иваном анаши — хотя, конечно, вопросы имеются — как то, что погибла Елизавета Поплавская. И то, кто и как пырнул её ножом и вытащил труп на помойку на Ткачей.
 
Тут Лёха, выпучив глаза, подумал - разводит, врёт, на понт берёт - и встал в позицию праведного негодования:

- Извините конечно… Ну да, курил. Немного. Эта Лиза пришла с каким-то пузырьком. Они хотели меня колоть, но вырвавшись, мне удалось убежать…
 
- Вот именно поэтому мы с Вами разговариваем здесь! — внезапно заорал Незлобин.

 — Вам феноменально повезло! Ладно, давайте не будем нервничать, — внезапно сменил он тон на примирительный. Вы вот сейчас говорите правду, это хорошо. Скажите, Вы знаете, где этот Иван Кузьмин живёт?

- Конечно: в общаге «Лендорстроя» на Фрунзенской.

- Вы у него там не были?

- Никогда. Он не приглашал, да и не в таких мы отношениях.

- А, конечно, конечно. Групповым сексом заниматься — это просто товарищеские рабочие отношения. — Капитан явно издевался.

- Не было ничего такого, — устало проговорил Лёха. — Говорю ж, я ушёл и они там втроём остались — Наташа, Света и эта...как её… Лиза. И Иван.

Незлобин вытащил из пачки ещё одну сигарету и спросил:

- Точно — не хотите нервы успокоить?

- А что, это — нервы успокаивает?.. — устало ухмыльнулся Лёха.

- А что Вы так нервничаете, если ни в чём не виноваты? — пристально смотрел на него капитан.

- Да потому что любой гражданин этой страны будет нервничать, когда с ним проводят беседу — так Вы это называете? — сотрудник Вашей организации… — честно выдавил Алексей. — Откуда мне знать, что там произошло вообще, если меня там уже не было? Там ещё три человека — живых, если Лизку убили — осталось. Допросите их.
 
- Допросили уже… — с досадой угрюмо процедил Незлобин. — Короче, Вы ничего не знаете об этом эпизоде. Ушли Вы в 13.30 примерно. А убили её — полагаем всё же, что Иван, а не одна из оставшихся с ними девушек, — примерно в 15.00. Этих дам сейчас опрашивают как раз в том месте, о котором я упоминал. Потому что наркоманки они со стажем, как выяснилось. Руки покажите, рукава закатайте.
 
Лёха послушно выполнил то, что от него требовали. Убедившись , что никаких «дорог» нет (единственную дырку Лёха все три дня регулярно мазал Метилурацилом из семейной аптечки, и следа не осталось) капитан вздохнул:

- Ну Вы молодец… быстро реагируете. Хорошо. Вы ещё не совсем потеряны для общества. То есть Вы не знаете, где найти Ивана Кузьмина, не знаете, что произошло после Вашего ухода...назовём это так. Да, кстати — пойдёмте-ка, верну Вам пальто.

У Лёхи уже не было сил удивляться. Он, как крыса за гаммельнским дудочником, вышел из булочной и подошёл к «Волге». Вытащив пальто из багажника, Незлобин протянул его незадачливому владельцу.

-  Брать с Вас подписку не будем. Вербовать такого дурака — тоже. У Вас же статья 4а, если не ошибаюсь?
- Ну, Ваша организация реально всё знает… — уже не в силах как-то реагировать, прошелестел Лёха.

- Давайте просто договоримся как сограждане: если Вы хоть что-либо узнаете об Иване Кузьмине —  Вы немедленно сообщите мне по вот этому телефону. — С этими словами он протянул Алексею визитку. — И пожалуйста. Не забудьте о том, что здесь было сказано. Поймите — Иван очень опасный человек. Во-первых, он вовсе не Иван. Во-вторых, он сбежал из заключения и украл чужие документы. В третьих, он профессиональный продавец наркотиков. И в четвёртых, 90% что это именно он убил Елизавету Поплавскую, а не эти две девушки, остававшиеся с ними в квартире на Ткачей. Вы осознаёте, что на её месте могли быть Вы?

 Лёха осознал. Он то краснел, то белел. До него дошло — с каким зверем он проработал, ничего не подозревая, почти полгода.

- Ну вот и славно. А с работы Вас, конечно, уволят. По собственному желанию. Это — для Вашей же безопасности. Надеюсь, Иван не знает, где Вы проживаете?

- Откуда? Он не интересовался никогда, да я б его в жизни в родительскую квартиру не привёл…

- Вы не лишены здравого смысла. А теперь — будьте здоровы, берегите здоровьишко-то. Не курите, не сорите — и держитесь подальше от людей, которые не такие, как нормальные люди вроде Ваших родителей. А вот Вам и Ваша трудовая книжка — тут уже всё проставлено, не теряйте времени, ищите работу.

  С этими словами капитан улыбнулся, сел в «Волгу» за руль и исчез за поворотом.
 
Лёха так никогда и не узнал конца этой истории, потому что счёл за самое разумное — забыть обо всех действующих лицах. Со временем поумнев, он догадался, чем так дорога была та самая Елизавета органам госбезопасности, почему делом занимался КГБ, а не обычный ментовский убойный отдел. Она явно была их агентом, разрабатывающим иностранцев — сажала их на «медовую приманку» своего тела с помощью выдаваемых ей кем надо качественных сексуальных наркостимуляторов. Она слишком много знала в силу такой деятельности и была ценным, по-видимому, агентом.

Что произошло на той квартире, с которой он так вовремя соскочил — осталось тайной. Можно строить догадки, но смысла это не имеет.
Имеет смысл лишь то, что от "игловых" наркоманов Лёха, следуя совету Незлобина, отныне держался так же далеко, как Северный полюс от Южного.
 
 Но по впечатлениям от марьванны он вскоре как-то заскучал… И конечно, «награда» через это желание вновь нашла своего героя.
Но это — совсем другая история...
  А через год - в августе, в том же спортивном лагере Ленинградского Педиатрического Института "Карелия" на берегу прекрасной Вуоксы - Алексей у ночного костра услышал от старшекурсников нижеследующую песенку. Тогда он уже понял её смысл... И усмехался при мысли о том, как Небо уберегло его от подобного.

Но ещё не подозревая, что для него "случайное" знакомство с тем, что называлось "Система" - название песни - увы, ещё не закончено. Через годы он поймёт её, выхлебав "мёртвую воду" почти до самого дна...
 Как пел главный персонаж РОК-оперы "Иисус-Христос - Суперзвезда": "О, если б знал ты..."


Намеченной жертвы распростёртый клюв,
Затраченных усилий захудалый гнев.
Очередь за солнцем на холодном углу -
Я сяду на колёса, ты сядешь на иглу.

Отрыгнув сомненья, закатав рукав...
Нелегко солдату среди буйных трав.
Если б он был зрячий — я бы был слепой,
А если б я был мёртвый — он бы был живой.

Так обыщи же моё тело узловатой рукой,
Заключи меня в свой параличный покой -
Меня не застремает перемена мест:
Стукач не выдаст, свинья не съест...

По больному месту - да калёным швом.
По открытой ране - да сырой землёй.
Из родной кровати - да в последний раунд,
Из христовой благодати - да в андеграунд...

 ("Система" - панк-группа "Гражданская Оборона")

Да - мораль всей описанной майсы он тоже полностью осознал, спустя годы.
Мужчина, желавший подсадить на анашу невинного ещё по сути подростка - своими действиями привёл себя в тупик бегов от комитета госбезопасности. Уверен - бег был не долгим, учитывая что "стукачами" в СССР были каждый шестой.

Женщина, работающая агентом спецслужбы и захотевшая посадить парня на иглу  - была убита в тот же день.

   Вот что означает карма - Закон причинно-следственных связей. В отдельных случаях - когда дело касается особых личностей - она работает практически мгновенно. Это впечатляет, не правда ли?

продолжение здесь http://proza.ru/2024/10/08/1274