Армии солдаты нужны, распишитесь...

    «Моему другу Леониду Жукову посвящается».

Повестку в армию принесли поздно вечером. В запасе оставалось чуть больше недели: надо успеть уволиться с работы, посидеть с друзьями, да и вообще. На работе эту новость все приняли спокойно, пожимали мне руку, а на прощание подарили перочинный ножик с весьма настораживающей гравировкой «От сотрудников» и долго-долго махали мне из окна руками. Я видел их с улицы. Было очень трогательно. Вечером пришли мои друзья. Один уже побывал в армии, но не любил об этом говорить, сказал только:
— Да чего там рассказывать. Сам всё увидишь.
А другие ещё учились в вузах с военной кафедрой, и им светили только военные сборы. Посидели, поговорили за жизнь, отметили это дело. Потом я пошёл в ванную нашей коммуналки и обрил голову. Маманька, как таким меня увидела, тут же и всплакнула. На другой день я надел чистое бельё, а сверху всё, что было не жалко потом выбросить: полосатые х/б брюки, старую фуфайку, кеды и кепку. Лихо закинул за плечо туристическую сумку с едой и отправился на сборный пункт по адресу, указанному в повестке. На входе призывного пункта стоял человек и проверял повестки. Всех сопровождающих лиц он просил отойти в сторонку, и те безмолвно толпились в ожидании, как возле кинотеатра в надежде купить лишний билетик. Вошёл. На входе за маленьким канцелярским столиком сидел офицер. Он молча взял мою повестку и паспорт. Потом долго искал меня в списках и, наконец обнаружив, поставил напротив моей фамилии галочку и предложил:
— Вас скоро вызовут. Ждите. Следующий.
Я нашёл тихое местечко у стены, опустил сиденье деревянного кресла, присел и стал рассматривать публику и плакаты на стенах длинного коридора, чем-то похожего на первый этаж нашей 20-й поликлиники. Успокоившись и чуть пообвыкнув, я вдруг понял, что мой внешний вид сильно отличался от других призывников, некоторые из которых пришли в очень приличных костюмах, а кое-кто даже с галстуком. Прошёл час, прежде чем кто-то выкрикнул мою фамилию. Вхожу в комнату без окон, больше похожую на процедурную всё той же поликлиники: стол с бумагами и яркой настольной лампой. Рядом со столом — деревянная скамья.
- А где  тут ведро с  розгами? - хотел было спросить я.
Офицер за столом полистал свои бумаги и, убедившись, что я — это я, внезапно перемахнул со стула на скамью, словно на скаковую лошадь.
— Вот даёт! А что же будет дальше? — недоумевал мой мозг.
Военный предложил мне расположиться напротив, и когда я тем же макаром оседлал скамью, вдруг неожиданно начал громко отбивать ритм ключом от двери.
— Ти-ти-ти-ти-ти, Та-та-ти-ти-ти (57 на азбуке Морзе).
Потом попросил меня повторить, указав на карандаш, лежавший на скамье. Я как мог изобразил нечто похожее.
— Хорошо, — сказал он, — и позови следующего, — назвав фамилию.
Слегка ошарашенный, я вышел из странной комнаты. Прошёл час, потом другой. По коридору то и дело сновали офицеры с папками. Наконец появился мой знакомый прапорщик-дятел со списками в руках и стал выкрикивать фамилии. Где-то в середине прозвучала и моя. А дальше он предложил всем названным построиться на улице с вещами и повёл нас в неизвестность. Неизвестность оказалась небольшим автобусом, на котором, долго петляя по вечернему Ленинграду, мы вскоре остановились у Витебского вокзала, где нас ожидал поезд, идущий на Киев. Я тогда ещё подумал:
— К чему такие сложности, а не проще ли было просто указать в повестке: номер поезда, вагон и время отправления?
 Наивный, как же я тогда глубоко заблуждался во всех этих хитросплетениях,  армейского Талмуда, с  которыми мне пришлось познакомиться , возможно чуть ближе, чем всем остальным призывникам.  Ехали недолго - сутки. В нашем   плацкартном вагоне были только призывники, а вот прапорщик ехал в соседнем -  купейном. У нас он появлялся очень редко, зато  обязательно с какими-то булочками, печеньем и лимонадом. Правда потом, прапорщик пустил по рукам подписной лист, видимо для отчетности.
Когда  доехали до Павлограда, сделали  перекличку и пересели в ожидавший нас  автобус ,  который бойко рванул с места и буквально через несколько километров остановился у ворот КПП (контрольно пропускного пункта)   небольшого военного городка в котором размещался учебный полк связи для  подготовки младших специалистов ракетных войск стратегического назначения.  Миновав ворота КПП, мы  увидели большой  плац, высоченные пирамидальные тополя, казармы и  необычное старинное строение. 
Позже мы узнали, что это была бывшая гарнизонная Свято-Покровская церковь  Павлоградского гусарского полка. Шурочка Назарова из фильма Эльдара Рязанова « Гусарская баллада» как раз и разгуливала в мундире корнета этого полка.
Здесь нас вновь пересчитали и предали другому прапорщику , который  и    отвёл всех в уже приготовленную для нашего полноценного существования  казарму, которая на ближайшие полгода станет нашим родным домом.  Казарма   встретила нас запахами деревянного пола , натёртого красной мастикой,  двухъярусными койками с тумбочками, туалетом с десятком писсуаров и   напольными отхожими местами, как на железнодорожных вокзалах.
Заведовал всем этим  хозяйством старшина роты  прапорщик Проценко, залихватского вида мужичок с пузиком. Он приказал  составить списки  с указание всех наших размеров, после чего  коптёр  стал выдавать нам зимнее  обмундирование. Всю нашу форму мы пометили номерами своих военных билетов с помощью спички и раствора хлорки , а  потом ещё  на долгих три дня,  стали   заправскими портными: пришивали и отпарывали, размечали мелом и отпаривали  утюгами, обрезали и укорачивали. 
Тем, кто приехал в очень хорошей одежде, прапорщик предложил оставить её    пока на койках, чтобы потом зашить в мешок и проследовать на почту для отправки одежды  домой, снабдив  мешок обратным адресом.  Я  легко и без сожаления расстался со старой одеждой : просто свалил её в  кучу на плащ-палатке, а кеды бросил  в другую. Возле  плащ-палаток  с  одеждой   на  табуретках сидели   два сержанта, которые   через  неделю   уходили  на  дембель,и видимо, подбирали себе в дорогу   «секонд- хенд»  . От обилия   скопившихся  вещей  глаза их  непрестанно   вращались.
 Наступило время обеда, и нас повели в столовую, где дородные тётки-хохлушки накормили всех борщом со сметаной, а на второе дали пюре с большим куском жареной рыбы. Я тогда и не предполагал, что длина всех съеденных мной хвостов жареного хека за всё время службы составит четверть длины Эйфелевой башни. После этого жареную рыбу я как-то не очень.
  Пока мы ели в столовой, часть хороших  вещей , приготовленных  к отправке домой ,исчезла. Дословно привожу диалог:
- Товарищ прапорщик, у меня шапка  пропала!
 - А хорошая была шапка?
 - Заячья!
- С длинными ушами?
- Да!
-- Так. Иди сюда боец . Подними правую руку, а  теперь резко опусти и скажи:
- Да и *хрен ты с ней! * (слово хрен  здесь   не родное…)
- Спасибо, товарищ прапорщик,вроде немного полегчало.
В столовой нашей  «учебки» работали только гражданские. На  кухню нас не пускали, но иногда мы  замечали, как  прапорщик Проценко с задней двери столовой принимал от кого-то  коврижки  хлеба и складывал  их в  большой мешок.   Затем  привязывал   этот   мешок к багажнику  своего  дорожного   велосипеда и  убывал в неизвестном направлении. Картина была еще та: поскрипывающий   харьковский велосипед, а на нём  наш пузатый  прапорщик  с   пузатым   мешком    хлеба   сзади. Уже  потом, когда мы служили во Владимире  и  заступали в наряд по кухне, я узнал, что в Армии можно хранить еду  без холодильника, но не больше шести часов. Вот мы  там и отъедались, заступая в наряд по кухне, подъедая всё  самое вкусное. Ну, не скармливать же курагу из компота свиньям  подсобного  хозяйства.
Из воспоминаний от Павлограда остались: большой заасфальтированный плац, идёт снег и быстро тает. Нам оставалось лишь мётлами разгонять оставленные им лужи. «Чайная», где на деньги, присланные из дома, мы покупали сигареты, колбасу, конфеты и белую материю на подворотнички. Как на Новый Год старшина роты принёс небольшую сосну, чем вызвал у нас некоторое замешательство. Потом, правда, выяснилось, что наши ёлки у них там не растут , не приживаются.
  Командовал нашей учебной ротой капитан Кравченко: небольшого росточка, бравый, с оловянными глазами от всего в жизни увиденного и выпитого. Он так бойко выделывал ногами 38-го размера и руками разные кренделя на строевой подготовке, что  иной раз так и хотелось, забыв все приличия крикнуть:
- Браво! Бис!
А вот жизнью на местах руководили командиры взводов: сержанты Руднев и  Коваль. Утром на турнике они такое выделывали, что на гражданке смогли бы   повторить разве что гимнасты цирка «Дю солей». Руднев был нашей крестной мамой: поднимал утром, проводил с нами зарядку, отводил на завтрак, обед и ужин и следил за нашим внешним видом. Мы приняли присягу, после чего за нами закрепили личное оружие и противогаз. И понеслось: строевая муштра,  физическая подготовка, заучивание уставов, изучение  аппаратуры, занятия по  приему и передачи радиограмм . За всё,строгие преподаватели  выставляли    оценки.  Заниматься   приходилось много,часов по пять до обеда и  часа  три  после.  С отстающими проводились дополнительные занятия в свободное  время  или в субботу. Отвели на стрельбище, выдали три патрона. Я в очках бабахнул  одиночными со 100 метров и получил оценку –хорошо (20 очков).  Можно сказать,  разок  пульнули , а  вот чистили потом автоматы от нагара недели три. Нам  стали доверять после этого караульную службу. Хотя посты были не очень ответственные : объект  «Гранит», вещевой и  два продуктовых склада,  холодильник, склад ГСМ (горюче смазочных материалов), гараж , знамя полка  в штабе и что-то ещё,  но выдали  настоящие патроны,  правда  всего  по пять штук на брата . Мы  сразу  спросили прапорщика:
- А если  врагов  больше будет?
- Я вас умоляю. Вы эти-то не растеряйте. И не забывайте бойцы расписываться.
 Вот жмот, а у самого в оружейной комнате стоит ящик с гранатами, правда, без запалов — я сам видел.
— Славик, покажи свои патроны, — я остановил товарища, когда тот уже собирался затолкнуть пятый патрон в магазин своего автомата.
— Какие-то они все бутафорские, — сказал я, пытаясь вытащить пулю из патрона Славика.
— Дурак, — сказал Славик, — отдай!
Капитан Кравченко и сержант Руднев, заступая в караул, немного нервничали: мало ли какие тараканы завелись у нас в голове или кто обиду на сослуживца затаил. А нам всё было пофигу, вот только спать в карауле давали всего по четыре часа, спасибо, хоть сапоги можно было снять, а вот ремень — только ослабить.
Было прикольно, стоя на посту, кричать в ночи подобно филину:
— Стой, кто идёт? — хотя и так было понятно, что идёт Кравченко или Руднев со сменой. Какой другой дурак будет ночью по лужам шлёпать? Ночью в плохо освещённых местах, чтобы не напугать нас, Кравченко ещё издали начинал покашливать, а подойдя поближе, окликал по фамилии:
— Рыбкин. Ты как? Не спишь?
В общем, обошлось.
Как только в Павлограде чуть потеплело, военные придумали нам кросс в противогазах на пять километров. Наш капитан Кравченко посоветовал всем, у кого зеленые сопли или кто просто сомневается в своих возможностях, сходить в медсанчасть за справкой. Я тут же возжелал стать обладателем такой справки и побежал в медсанчасть, где уже собралась огромная толпа. Здесь, неожиданно для себя, я повстречал Серёгу Ленского: мы с ним в техникуме в одной группе учились. Их готовили для службы на радиопередающем центре, туда же попали еще несколько наших. А так, всё как и у нас. Серёга полез за платком и высморкался. Он почти не изменился и сыпал анекдотами, пока мы стояли в очереди к врачу. Нас осмотрел врач – пожилой военный с погонами под белым халатом, послушал, постучал по грудной клетке молоточком, попросил покашлять и выписал освобождение от физической подготовки на неделю. Те же из нас, кто решился на кросс, срочно менялись сапогами на размер поменьше, чтобы без ног потом не остаться. Первым трём, пришедшим на финиш, была обещана награда. Победили ребята из роты охраны. Им ведь по службе положено бегать за диверсантами, а мои сапоги 43 размера так никому и не пригодились.
 Вскоре подошло время сдавать на классность по приёму и передаче радиограмм азбукой Морзе. И вот, мы наконец-то получили заветное звание младшего сержанта, значок 3-го класса и удостоверение классного специалиста Вооруженных Сил СССР — оператора радиосвязи. Те же из нас, кто не дружил с физкультурой, так и остались рядовыми до самого дембеля, хотя и были профессионалами самого высокого класса. После сдачи всех экзаменов нас отвели в "прикормленное" фотоателье, и я послал домой маме своё фото с упитанной и довольной мордой. Всё! Пять месяцев пролетели как один день. Прощай, Украина! Прощай, Павлоград! Прощайте, обходительные горожане, познавшие фашистскую оккупацию и потому такие к нам добрые! Прощай и ты, Павлоградский родильный дом на улице Шевченко, где осталась моя родная кровь третьей группы, резус положительный, сданная по инициативе придурковатого комсорга нашей роты! Прощай, местный Дом культуры и украинская песня «Сыну, качки летят»! Для прохождения дальнейшей службы в городе Владимире наше начальство отобрало девять человек: пятерых начитанных ленинградцев, двух задумчивых новгородцев, одного невозмутимого туляка и смешливого шахтёра из Красного Луча. За нами приехал прапорщик в очках, он и отвезёт нас в чудесный и старинный город Владимир!
*Все имена и фамилии в этом рассказе вымышленные.А любое совпадение с реально существующими или существовавшими - просто случайность!Надеюсь,вы меня понимаете.