А до дембеля как до Антарктиды

Каждую неделю  мы  заступаем  в наряд  по кухне , и будем это делать до тех пор,  пока не повысим свою  классность. И вот  тогда..., мы  сможем заступить  на боевое дежурство, и хоть не на долго  избавимся от мытья этих ненавистных  тарелок  и ложек  на  четыре  роты.  Наш наряд  всего из девяти человек ,  а  едоков....Прапорщик Дронов  старается нам помочь:  суетится ,  ощупывает каждую миску,  ложку, и  подсыпает нам  в ванну  сухую горчицу. Ванна  огромная, мы её  зовем – «торпедный  аппарат». Потому , что   когда  в неё  загружается метровая стопка  грязных  мисок ,  тонут они  не сразу , а ещё какое-то время фыркают  и  пузырятся  словно настоящие торпеды. Стиральным   порошком   на кухне  положено  мыть  только пол, а вот  посуду   ни в  коем случае.   От экспериментов с  ударной  дозой   пищевой   соды  сразу   пришлось отказаться - алюминиевая  посуда   от этого    почернела . Хорошо только Лёньке Жукову с нашего призыва. У него по телу  бородавки, особенно на руках и ногах. От горячей воды с содой они  размягчаются,  и Лёнька потом не может  ходить в сапогах. В медсанчасти ему специальную справку выдали.  Сидит он теперь в нашем кубрике , и книжки  разные читает  из библиотеки. Ему  в отличие  от нас, не надо  всех спрашивать: 
— Не подскажете,  как пройти в библиотеку?
 На занятиях в классах  мы  осваиваем  новые скорости приёма радиограмм.  Подобно   прыгунам,  мы   стараемся взять   новую  высоту.  Разбег , прыжок, взяли.  Тогда  ставим планку  чуть повыше,  ещё  попытка,  но   нет, и падаем  вниз.  Делаем ещё  попытку, ещё, и   ещё.  И вдруг  происходит     чудо - я  начинаю   различать  телеграфные  знаки на новой скорости. Хочется  тут же увеличить скорость, но нет -  я  срываюсь, и    падаю  вниз. Мы приехали   во  Владимир с  третьим  классом  радиста со смешной скорость  партизана или  диверсанта   времён  Великой Отечественной  войны, а  через  каких-то пару месяцев   уже   осваиваем скорости   второго  класса и даже чуть выше.  За  классность  нам   полагается     доплата  к денежному  довольствию  , но  наше  начальство  не спешит оформлять документы, поэтому  у меня в удостоверении   запись о втором  классе  появилась   лишь   летом 1974 года.
 Люди ,  наделённые  от природы    музыкальным слухом ,  обучаются   приёму  радиограмм намного быстрее, чем  обычные люди.  Что же касается  людей  с абсолютным слухом , то  здесь всё не  так  однозначно.  В нашей части    числился  прапорщик-спортсмен ,  смешливый такой, улыбка не сходит с его лица,  как после пластической операции.  Мы ему поначалу  даже сочувствовали,  ведь  за всё  надо   чем-то  расплачиваться.   На подвластных ему  скоростях мы слышим не знаки, а  лишь   мелодию. А он сидит  себе   с улыбкой на устах  и  записывает знаки, пишет и пишет, правда особой стенографией,  больше  похожей   иероглифы.  О  нём  в своё  время  даже в журнале «Радио»  писали ,  да  и  сейчас  на каком-то сайте можно посмотреть    статью    за 2011 год  «50 лет с морзянкой» :
— Чемпион Мира по скоростной радиотелеграфии — 27 раз, Европы — 30 раз, первый абсолютный победитель континента по приёму и передаче сообщений кодом Морзе  принимает   скорость 300 знаков в минуту. Это составляет где-то от 5 до 7 знаков в секунду.
Кроме  приема-передачи изучаем мы и матчасть: радиоприемники дальней радиосвязи :  Р-250, Р-154-2М, Р-155-М и пишущий чернилами телеграфный аппарат -ондулятор. Мы  должны  показать нашему командиру знание  всех этих устройств: их схемы,  правила   эксплуатации и  проведение  всех регламентных работ. По началу тяжело   давалось чтение ленты ондулятора. Здесь была  нужна хорошая зрительная  память, чтобы налету  перевести  причудливый чернильный меандр в буквенный код, а затем  запомнить 32 сантиметра  ленты  со сложным  ключом  закрытой автоматической связи(ЗАС).
К осени  1973  года,   мы   берём  квалификационную  высоту, после  чего   нам   оформляют допуск  на боевое дежурство.  В ноябре  уходит  призыв  1971 года, а мы  его  сменяем. Наш майор Антошин , скупой на слова, сказал нам  такие   напутственные  слова:
— Наш «Командный  узел связи»  непрерывно несёт боёвое дежурство, решая   задачи по обеспечению и поддержанию устойчивого управления войсками  и оружием подчиненных дивизий и частей  нашей   ракетной армии. А ваша задача контролировать и пресекать любые нарушения, и тем самым, обеспечивать безопасность связи.
И вот, мы наконец-то  отправились    на   наше первое боевое дежурство.  В  заповедный  и дремучий   лес ,   на  «Узел связи»,     едем на автобусе,  по времени  не очень долго.  Подъезжаем,  нас уже  здесь  встречают. Отдаём письма  и  обмениваемся новостями.   Наша   смена  из десяти  человек  состоит из  двух  начальников  смены  и 4-х  постов  наблюдения,  у  всех  на боку противогазы, их мы обязаны  постоянно  носить с собой.  Начальник  смены   должен знать всё. У него ключи от сейфа, он получает шифры на сутки  ,  а  его   подчиненные  должны  быть способны   подменять друг друга.   Каждый  пост отвечает за определенную  часть радио-контроля.  Вот  скажем  , каждый радиопередатчик имеет неповторимый набор параметров (почти   как отпечатки пальцев), и   враг засекает его ,  а так же   того с кем он работает.  Дальше  на карте отмечается вся сеть радиообмена, а   дополненная  ещё и  сведениями  от агентуры  и   всё,  конец нашей военной тайне.  Мы же добиваемся,  ругаемся по телефону с передающим центром, чтобы  все   передатчики  были похожи один на другой  как  братья  близнецы.  Или  скажем, чтобы   при вхождении  в  закрытую  связь  оператор  не  использовал  один  и тот же ключ  два  раза.  А поскольку прохождение радиоволн  от  Архангельска  до  Чукотки  так себе,   и  может   периодически   обрываться   то  операторам ЗАС  часто  приходиться  сбрасывать  аппарат,  и пробовать ещё   раз   войти в синхронизацию.   И   делать это ,по инструкции,   надо  каждый  раз с    новым  ключом.  Но, к сожалению, лентяи  и разгильдяи  проникают  и  в   нашу   Армию.    А вот  когда связь уже установлена , ключи будут  меняются автоматически ,  и   врагам  тут - полный облом.   Поэтому самое   главное  -   начало,  когда у  врага  появляется  маленькая  возможность  перехватить ключ и проникнуть в  тайные   замыслы  наших   военных.
 Когда   после  церемонии   развода на боевое   дежурство, мы    впервые    вошли  в   помещение  узла   радиоконтроля  ( "УРКИ" - так нас тут называют), то  просто   обалдели.  Вся  аппаратура    вокруг   светилась   и мигала  разноцветными  огоньками,  словно новогодняя елка,   всё  попискивало  со всех сторон  морзянкой , и  мелодичными   переливами «засовской»  связи ,  прямо как  в рубке  межпланетного корабля . Между  всем   этим  оборудованием  сновали  туда-сюда    наши  "харьковские старики" . Я  их   даже  где-то    зауважал, ну , в техническом смысле  этого слова. Первый   наш    день прошёл как  в тумане , а дальше  -   понеслись   недели- одна за другой.    Самое тяжелое  время дежурства   наступает   с  двух  часов   ночи до шести   утра, так   хочется  спать.   К  концу  недели   от  монотонного  звука  вентиляции  многоэтажного   подземного  дома,  и  от    постоянного  резкого   запаха  солярки,  которой  оттирают    крашеные   железные    полы,  от   чёрных полос  солдатских  каблуков,   мы   начинаем  замечать   за собой    глюки.   Самый    безобидный из   которых   это  когда из  всех бачков  туалета  доносится морзянка,   причем   настолько  реальная , что  сидя  на горшке,  можно   смело   принимать   радиограммы    на  туалетную    бумагу   (офицерам  на  боевом  дежурстве  положена туалетная бумага ,  а не  какая-то  там    газета « Комсомольская правда».  Вот так  изо дня в день,  неделя за неделей,  и    шла  наша служба.  После  обеда  сидим в курилке,   и слушаем   пение  птиц.  Но  лесных  птичек  заглушает  динамик, закрепленный   на столбе.  Из него, подозрительно часто  звучит  одна и та же   песня :
—  Наплявать ,  наплявать.  Надоело воевать…, — из   « Бумбараша », наверняка   крутят   по заявкам «стариков».
( Поясню,   что  из себя представляет   курила.  Обычно в Армии,  это     три скамейки,   вкопанные в землю  буквой «П» ,  по центру которых  ставится   ведро, и   желательно с  водой. В него мы  бросаем    окурки, или как мы их называем «хабарики» . А вот курить   в туалетах  казармы    можно   лишь  с разрешения старшины   роты , и обычно  при морозах  за тридцать градусов, или  по ночам,  втихаря . )   
И вот однажды, когда мы   окончательно  обжились и освоились  на новом месте,  Витю Белова  начинает  мучить   непреодолимая  жажда  выпить :  он привозит из города  треники (спортивные брюки), дальше  ,   под большим секретом,  узнаёт  от  местного водителя, направление до  ближайшего  винного   магазина. И  когда,  с ночной смены   мы   утром  вваливаемся  толпой  в казарму, и по распорядку  дня должны спать до обеда,  Витя, предупредив меня,  как начальника смены,   скрывается в  спортивных  штанах  в   лесной чаще,  но не один, а еще с двумя  нашими   бойцами. Бежать им было  надо недалеко, километров  пять. Сказав  Вите на последок   фразу    :
— Разве   сторож  я,   брату моему? —  начинаю укладываться спать. Просыпаюсь от того, что меня  за плечо  тормошит  дежурный офицер  :
— Товарищ  сержант, а где ваша смена? Вы  находитесь   на боевом дежурстве,  и    если   через  пятнадцать  минут   вы    не найдете  своих  людей,    пойдете под трибунал. 
В  ответ   я    пролепетал, что-то про пробежку, рекомендуемую  врачами  от геморроя.   Присел  на койку,  Витя зараза,  он    уже меня подводил, я за него  один раз  даже  поручался  на комсомольском собрании.  Мы  вместе с ним  учились  в техникуме ,  и    затем в  Павлоградской   учебке.  И  тогда, я   еле- еле  вытащил его из плохой истории.  К  концу   отмеренного мне   срока приходит  запыхавшийся  Витя  с компаньонами, и   говорит:
—  В магазине переучёт, завтра  сходим.
 Я тогда   тихо   сказал Вите, прямо как в  фильме :
—« Завтра,  больше   никогда    не   будет!»  Мне  тут из-за  вас  статья   светит. Заложу! Как   пить дать, заложу.
 Потом,   уже  на гражданке,  Витя как-то заехал ко мне и  взял  взаймы  три  рубля,  после   чего   ушёл,  а  деньги   так и   не  вернул. Паразит,  и  здесь  меня  обманул.
  Я побежал  докладывать , что  ребята  просто пробежались по периметру в поиске   грибов , но за  периметр не  выходили.  Офицер  сделал вид, что мне   поверил ,   и  дальше  по начальству    докладывать  не стал.   Спасибо  ему   за это  огромное.
Я  начал про бородавки Лёни Жукова рассказывать. Так вот, парень  он хороший , но   только    стал   я     замечать , что  Лёня  покуривает. Я  ради прикола  и   говорю   ему  :
— Раз стоишь и   куришь,  займись  делом  -    прижигай   кончиком сигареты самую большую бородавку на руке , предварительно послюнив  её.  Поднеси   сигарету  как можно ближе ,  насколько   сможешь  вытерпеть.
Я  уверил его, что  раз  никотин   убивает   наповал    лошадь,  то  уж какую-то бородавку  никотин   убьёт   точно,   враз и  навсегда.    Лёня Жуков  посмотрел   на меня   своими голубыми  ,как  небо  Италии,  глазами,   и мне   поверил.  Прошло   месяца  три. Мы всё   это  время  были   с ним  в разных сменах, но   вот  однажды   пересеклись на отдыхе  в военном  городке.  Заступили  в кухонный   наряд   ,   сидим   чистим картошку.   Смотрю,  рядом  со мной   присаживается   Лёня:
—  Лёня  тебе же нельзя!   
Он   вновь   посмотрел на меня своими голубыми  глазами и  сказал :
— Они  все отвалились ,   и даже   те,   что   были   на ногах.
  — Вот, что  крест животворящий    делает ! — подумал  тогда  я.
 К слову сказать,  внушение страшная сила. В институте  у   нашего сокурсника   Игоря  на ладони,  как у Лёньки Жукова ,  была бородавка  и  от этого он стеснялся  и избегал здороваться за руку . Я ему рассказал про Лёньку во всех   подробностях. Тут  главное , побольше  страшных подробностей. И вот когда я уже   давно  позабыл   про Игоря,  он неожиданно подскочил  ко мне, сказал спасибо и показал ладонь.  На месте бородавки осталось лишь  розоватое пятно.
С бородавками Лёньке    повезло, а вот с рыбой  -    нет. В ночную смену, в  четыре  часа  ночи  нас кормили  вместе с младшими  офицерами.  Ночной  перекус    состоял  из  :  куриного   яйца ,  хлеба   с   маленьким   кусочком сыра,  кружки    жидкого  кофе  со сгущенным молоко,   и  самое главное – банки    камбалы в томатном соусе  ,  которую   давали   на двоих.  В ту  ночь  я   вскрыл   банку,  потом    честно прочертил    ложкой  по  содержимому   пограничную  полосу , и принялся   осваивать  бескрайние    рыбные   богатства    своей    экономической   промысловой  зоны.    Лёнька  после , подъел    все  залежи  своей   зоны .  Утро  после дежурства мы проспали, а в обед  мне сказали, что Лёньку с острым  отравлением  увезли в   город,   в   госпиталь, с подозрением на  ботулизм.  Вернувшийся   потом    водитель   рассказал, что пока  Лёньку   везли из леса в госпиталь,  того    пару раз  стошнило  прямо в  автобусе.  После   таких    новостей , я   потрогал  свой лоб,   потыкал   пальцами   в  разные   места   своего   живота ,  и  убедившись, что   ответной реакции  со стороны организма  не последовало,   пошёл   подтягиваться  на  турнике.   Ничего личного,  просто пока погода  хорошая. Через   две  недели   Леньку   выписали  из госпиталя  ,  он вернулся  к нам  в расположение   весь   какой-то  тихий  и  просветленный.  Славик Рыбкин,из нашего призыва, это тоже заметил и  шёпотом сказал мне :
— Я бы с большим с удовольствием  посмотрел на тебя после  ежедневных промываний желудка  и толстого кишечника.
— Какой же ты злой, Славик, — возразил я ему.
С той   поры,    рыбу в томате   Лёня    отдавал    мне, всю банку, а я отдавал ему  своё   куриное яйцо.   Вот,   вроде ничего не  пропустил.

*Все имена и фамилии в этом рассказе вымышленные.А любое совпадение с реально существующими или существовавшими - просто случайность!Ну, вы меня понимаете.