Судьбы случайный поворот. Гл. 8

Глава 8

Любовь Ильинична была не в своей тарелке с того дня, когда в журнале регистрации постояльцев прочла данные Зои.
– Зоя Эдуардовна Иконникова. Неужели это она?
Обида, которую она заглушала в себе много лет, как змея, изрыгающая смертельный яд, обвила её сердце. Все эти дни воспоминания не покидали её.
Всё своё беззаботное детство Клара Иконникова провела в маленьком хуторе на берегу Чёрного моря, откуда была родом её мама - заведующая учебной частью одной из школ Геленджика. Отец Клары занимал одну из высоких должностей для того времени в администрации города. Так что заниматься маленькой, часто болеющей малышкой, они не могли. Так она и росла в чудесном месте на берегу небольшой бухты с субтропическим климатом, окружённая заботой и любовью бабушки и деда.
Когда настало время поступления в школу, Кларе пришлось со слезами на глазах оставить наполненный добротой бабушкин дом и переехать в кажущийся ей тогда большой город к родителям. Квартира, в которой ей теперь предстояло жить, блестела лакированной импортной мебелью. Солнечный свет преломлялся в хрустальной люстре и таких же красивых бра радужными брызгами. Всё в этом доме, где хозяйничала помощница по хозяйству Валентина, удивляло и пугало Кларочку. Да и к родителям она долго не могла привыкнуть. Раньше они не старались радовать маленькую дочь своими приездами и вниманием.
– Что поделать,  – гладя внучку по голове, успокаивала её бабушка, – они работают. Как без работы? Вот  мама твоя долго училась, в люди выбилась. А отец твой так вообще большим человеком стал. Стараются, чтобы у тебя всё было. И ты учись.
Но учеба в маминой школе у Кларочки не задалась. А домашние задания с вечно раздражённой и кричащей на неё матерью делали её ещё более замкнутой. Мать иногда могла и ударить дочь за её несообразительность, что удивляло Клару и вселяло уверенность в то, что мама её не любит. 
Если с матерью ей приходилось общаться и дома, и в школе, то отца она почти не видела. Только в короткие утренние часы встреч за завтраком он мог мельком ей сделать какое-то замечание и опять погрузиться в чтение утренних газет. Возвращался он всегда очень поздно.
С годами Клара поняла, что, родив её в уже зрелом для того времени возрасте отцу и матери тогда было под сорок, отдав её почти сразу на попечение бабушки и занявшись своим карьерным ростом, они не успели полюбить своего ребёнка. А потом и вовсе отвыкли от неё. А сейчас, когда они вынуждены были заниматься её жизнью, её воспитанием, делали это не по любви, а по необходимости. Дочь раздражала обоих. Они с радостью отправляли её на все каникулы и праздники к бабушке, куда она всегда стремилась, и откуда ей никогда не хотелось возвращаться.
Так они и жили. Время летело. Родители по-прежнему относились к Кларе немногим лучше, чем к посторонним детям. А она росла, и ей, особенно в подростковом возрасте, хотелось получать от них больше внимания. Она хотела видеть  заинтересованность родителей в её жизни. Чувствовать любовь, ласку. Но они только требовали от дочери хорошей учёбы и постоянно читали нотации по любому поводу.
Новое, перестроечное время и последующие тяжёлые годы изменений в стране внесли свою коррекцию и в отношения в семье Иконниковых. Раньше отец часто задерживался на своей работе, из-за чего мать Клары, Марина Михайловна, устраивала ему громкие разборки. Теперь он, после её выяснений и оскорблений, вообще не возвращался на ночь домой. Стало ясно, что у Эдуарда Мироновича есть любовница.
Мать Клары, понимая, что в её пятьдесят два года остаться одной с дочерью не лучшая перспектива, сменила свою гневную тактику в отношении мужа на милость. Используя все способы и ухищрения, она старалась удержать мужа и в этом стремлении совсем не заметила, как изменилась дочь.
А Клара, которой исполнилось пятнадцать лет, влюбилась. Соседский хулиганистый мальчишка, ожидающий призыва в Армию, смог стать для Клары эталоном мужской красоты и мужественности. Но первая безрассудная любовь сродни безумству. Любимый сам догадался, что вскоре может стать отцом, но на его руках уже была повестка из военкомата.
– Не вздумай избавляться от ребёнка. Дождись меня, – просил он Клару, – я скажу своим, что у них будет внук.
У Клары глаза не просыхали от слёз. Пока обо всём не догадалась Валентина. Мать только с её поддачи  поняла, что с дочерью что-то не так. Но когда постоянно рыдающая Клара стала мучиться от токсикоза, предотвращать неизбежное было уже поздно.
С этого дня настали совсем черные для Клары дни. Мать сообщила отцу о беременности дочери в надежде, что это остановит его от окончательного разрыва с ней. Но он только обрушился на дочь гневной тирадой.
– Как ты посмела опозорить мою фамилию? Иконникова! Тебе это о чём-то говорит? Ты должна быть примером во всём! А ты… Я презираю тебя! Ты мне больше не дочь!
– Надо что-то делать! – соглашаясь с отцом, говорила Марина Михайловна, заламывая руки.
И они сделали. Запуганная, измученная оскорблениями и самыми грустными предсказаниями родителей о своей дальнейшей судьбе, с ребёнком на руках, Клара  согласилась на прерывание беременности.
И хотя врач знала, чью дочь она оперирует, она своими высказываниями и последующими действиями довела Клару до полного психического истощения.
– Ну что, карусель поехала? – спросила она её после укола с анестезией.
– Говори, не молчи, – попросила медсестра, когда перед Кларой действительно каруселью закружилась люстра.
– Что говорить, – еле проговорила Клара, потому, что язык совсем её слушался.
– А то! Как это ты решила убить своё дитя? Сладенькое любишь, а как ответ держать, так всё! Вот, смотри! Это ручка твоего ребёночка!
– Гульнара Рамилевна, зачем вы так, – медсестра погладила Клару по голове,  которая, увидев окровавленный кусочек плоти своего ребёнка, разрыдалась.
– Зачем? Чтобы в следующий раз головой думала, а не одним местом. Смотри, смотри, а это ножка твоего мальчика! – с большим акцентом говорила она.
– Сейчас и ей будет плохо, – пыталась остановить врача медсестра.
– Хуже, чем этому дитю, ей не будет. Ничего, переживёт. О, вот этого человечка уже никогда не будет. Ни его, ни его могилки.
Клара несколько недель не могла спать по ночам. Перед её взором постоянно всплывала ужасающая картина растерзанной плоти уже сформировавшегося тельца её ребёночка.
Когда она немного пришла в себя, её настиг ещё один удар. В один из дней Валентина осторожно сообщила ей о гибели любимого. Клара кинулась на кладбище, где родители оплакивали прибывшего в цинковом гробу сына, не успевшего повоевать в Чечне.
– Зачем пришла? Ты убила нашу кровиночку! Родила, было бы нам утешение на старости лет. Уходи, – категорично заявил грек, отец любимого.
Клара хотела ему ответить, спросить, почему он раньше ей этого не говорил? А наоборот, укоризненно смотрел на неё при случайных встречах. Но у неё не было сил ему ответить. Вместо слов лились одни слёзы от обиды, безысходности её положения. Хорошо, что сердечно к ней относившаяся и опекавшая её после смерти бабушки Валентина находилась рядом и не оставила ей возможности сделать необдуманный поступок.
После всего перенесённого она боялась выходить на улицу. Казалось, что весь маленький городишко с осуждением показывает на неё пальцем. Хотя в курортном городке и не такое случалось.
– Не обращай внимания на осуждающих тебя, – успокаивала её Валентина,  – пойми, хвалит тебя человек или осуждает, он озвучивает своё состояние ума, а не тебя. А на самом деле, если что-то случилось или не случилось, значит, так было нужно.
– Кому нужно? – спрашивала в отчаянии Клара.
– Знаешь, девочка, – горько вздыхая, отвечала ей Валентина, – жизнь как дорога, по которой тебе предстоит идти. А кого ты выберешь в попутчики, где сделаешь остановку в пути или поворот всё зависит от тебя.
Через некоторое время, когда отец, оставив им с матерью квартиру, всё же ушёл к симпатичной Зинаиде, лет на десять младше его, да ещё удочерил её десятилетнюю дочь, Кларе стало совсем невыносимо выходить из дому. Теперь ей казалось, что вместе с её историей люди обсуждают и уход отца, и то, что мать из-за всего произошедшего чуть не сошла с ума и на нервной почве угодила в больницу. Из-за длительной депрессии матери пришлось оставить работу.  От настоящей нищеты их спасала квартира, которую они в сезон сдавали отдыхающим, и бабушкин дом, в котором они поселялись, переезжая на хутор на время сдачи квартиры.
Сообщение знакомых о том, что отец вместе с новой семьёй перебрался в Москву, не прибавило здоровья матери. Кларе тоже стало не по себе. Отец, всегда безразлично относящийся к ней, по слухам «добрых» друзей, очень заботился о дочери новой жены. В девяносто пятом мать вышла на пенсию, на которую жить было совершенно невозможно. Да она особо и не влияла на их финансы. За сдачу квартиры они получали намного больше.
Жизнь постепенно стала налаживаться. Мать успокоилась. Клара со своим совершеннолетием преобразилась. Поменяла некоторые свои взгляды на жизнь. Да и с матерью стали меняться отношения к лучшему. Теперь она иногда даже делилась с ней своими мыслями, мечтаниями. А с заселением в одну из комнат квартиры нового отдыхающего москвича, приехавшего на бархатный сезон, Марина Михайловна совсем ожила, расцвела и помолодела.
Илья Борисович Лисовский был на два года младше бывшего мужа Марины.  Вдовец, не имеющий детей, завоевал истерзанное сердце матери Клары. А она тоже полюбила этого неунывающего, эрудированного и доброго человека и обрадовалась сообщению матери об их женитьбе. С этого дня Илья Борисович стал называть её дочерью. И что радовало Клару больше всего, что он действительно относился к ней, как к своей дочери. Он расспрашивал её о прошедшем дне, интересовался планами на жизнь. Давал советы, когда она просила об этом. Делал небольшие милые подарки. И что для Клары было основным в их отношениях, он искренне любил её маму. Относился к ней совсем не так, как относился к матери отец. Ей было интересно наблюдать за отношениями двух любящих сердец. Незаметно для себя она стала называть Борисовича, как любя называла его Валентина, папой.
Но по закону подлости счастья много не бывает. В девяносто седьмом Марина Михайловна заболела. Онкология - подлая змея. Укусила тогда, когда в семье наступил пик счастья. Наступили тяжёлые годы лечения. Это стало для Клары большой трагедией. Борисович находил утешение для всех. Ни на минуту не оставлял жену. Когда по настоянию врачей мать нужно было перевезти на лечение в Москву, он сначала поехал сам, чтобы освободить свою квартиру от арендаторов и сделать в ней ремонт и только тогда перевёз к себе жену. Вскоре Марину Алексеевну положили в клинику, где сообщили, что нужна операция, но её могут сделать только в Германии. Подсчитав финансы, стало понятно, что денег не хватит. Тогда Клара решила пойти к отцу с просьбой о помощи. Разузнав у знакомых его адрес, она поняла из разговора с ними, что отец совсем не бедствует и имеет большие средства, занимаясь законным и незаконным бизнесом. Клара надеялась на его сочувствие. Но ошибалась.
У него образовалась стойкая ненависть к прежней семье.
– С какой стати я должен помогать чужим мне людям? У неё теперь новый муж, пусть у него голова болит, – пренебрежительно сказал он у входа в свой офис.
– Но я-то тебе какая никакая дочь,  – чуть не плача сказала она, но не смогла договорить фразу, он перебил её.
 – Вот именно, что никакая. Когда всё хорошо, даже не вспоминала о родном отце. Чужой мужик тебе папой стал? К нему и обращайся! А вообще, все мы смертны. Только у каждого свой срок, – сказал он и открыл дверь своего офиса, оставив опешившую Клару на улице.
– Ненавижу. И тебя ненавижу, и твою приёмную доченьку. Будьте прокляты, – в сердцах ответила она застывшему от её слов в дверях отцу.
– В твоём положении не тебе разбрасываться проклятиями,  – ответил Эдуард Миронович, окинув Клару взглядом, и скрылся за дверьми офиса.               
 Обида от этой встречи долго грызла душу Клары. Но надо было срочно где-то искать деньги на операцию. Клара предложила продать квартиру и дачу в Геленджике. Дачей они называли новый небольшой дом, который смогли построить на месте бабушкиного домика после её смерти. Для Клары эта продажа была сравнима с предательством бабушки. Она любила этот хуторок с необыкновенно красивой природой. Всегда тёплое море, вода которого на мелководье была как тёплое топленое молоко, которое томила бабушка для неё. Она любила воспоминать счастливые, беззаботные дни детства, когда жила там.
Но другого выхода собрать недостающую сумму не было. Клара выехала в Геленджик. Пока она занималась продажей недвижимости, а дело оказалось очень хлопотным и нервным, матери становилось всё хуже и хуже. Когда она перечислила последнюю сумму на счет отчима, он сообщил ей о кончине матери.
Капсулу с прахом жены Илья Борисович не захотел захоронить на московском кладбище, решив вернуться в Геленджик и похоронить Мариночку, как он её всегда называл, в родной земле.
– Поедем и купим хорошую квартиру в Геленджике. А эту, московскую, я перепишу на тебя.
– Пусть пока всё останется, как есть, – ответила ему Клара, – я не хочу возвращаться назад, но и в Москве я задыхаюсь, зная, что здесь живёт отец со своей семейкой. Ненавижу.
Как не уговаривал и не убеждал её отчим, Клара была уверена, что если появится такая возможность, а она обязательно появится, то она непременно отомстит отцу за его зло, её испорченную юность, за убитого в её чреве ребёнка, зародившегося от первой чистой и светлой любви.
Имея регистрацию в Москве, она устроилась официанткой в ресторан, где вскоре познакомилась с похожим на свою первую любовь парнем. Никита был из новых русских бизнесменов из Владивостока. Занимался закупкой и отправкой на Большую землю японских автомобилей. Как-то быстро они сошлись. Отчим был рад преображению дочери и благословил влюблённых на брак. Молодые решили расписаться в Москве, а свадьбу сыграть во Владивостоке, где у Никиты было много друзей. Мать Никиты погибла в автокатастрофе, а отец выжил и вскоре женился, чего Никита никак не мог ему простить, узнав, что новая жена отца много лет была его любовницей.
Рассказав Никите свою историю, Клара согласилась взять его фамилию с тем, что поменяет своё имя и отчество. Они с Никитой подобрали новое для неё имя. Имя выбрали по состоянию своих душ. Любовь. Отчество она взяла Ильинична, от чего отчим прослезился.
– Я всегда не любила своё имя, – объяснила она паспортистке, – в новую жизнь, с новым именем. А отчим  мне стал настоящим отцом. Я меняю отчество по справедливости.
После долгой процедуры обмена документов молодожёны улетели во Владивосток.
Но и новое имя не помогло счастью стать долгосрочным. Двухтысячные годы не улучшили криминальную обстановку как в автомобильном бизнесе, так и во всей стране. Никиту убили при очередном дележе территорий влияния. Клара вовремя успела скрыться в Китае с оставшимся от мужа приличным остатком валюты. Оттуда она перебралась в Москву, где и затерялся её след для преследователей.
– Отец, почему я такая несчастливая?
– Всё наладится, дочка. Но сначала надо что-то решить с квартирой.  Ты в курсе, сколько стоит эта сталинская трёшка? Ко мне уже наведывались тихой сапой чёрные риелторы. Семьдесят - это возраст.
– А если меня вычислят владивостокские бандиты? И квартиру заберут, и не факт, что в живых оставят.
– Я думал об этом. Меняй опять паспорт, дочь.
– Каким образом?  Я замуж не собираюсь. С меня хватит.
– Ничего. Ещё один раз сходишь.
– Ага, я с кем-то распишусь, а потом что? Опять проблемы?
– Замуж выйдешь за меня. Оформишь квартиру на себя и разводись, если тебя это напрягает. Чего ты на меня так смотришь? Телевизор не смотришь, всё видики ваши. А криминальную хронику смотреть надо. Сейчас сплошь и рядом все так делают. Не дай Бог со мной, что квартира пропадет, и ты бездомная будешь. Деньги вместе с разваливающимися банками растворятся, как туман.
– Так я могу квартиру себе купить…
– А фамилию на законных основаниях поменять сможешь? Всё! Решено! Дай мне спокойно на тот свет уйти.
Так она осталась в Москве под фамилией отчима, который вскоре заболел и слёг.
– Мариночка всё по ночам зовёт меня к себе. Скоро я уйду. А ты не оставайся одна, дочка. Одной тяжело.  Всё что тебе пришлось пережить - это большое горе. Но всё пройдёт. Ты должна быть счастлива.
Клара, давно привыкшая к своему новому имени, долго переживала кончину отчима. Она искренне считала его своим настоящим отцом, но и ему она не могла до конца раскрыть свою давнюю горькую тайну.
***

Пока в столовой происходила «битва интеллектуалов», как такие словесные перепалки называл Сергей, в номере, который хозяйка гостиницы выделила для Вячеслава, так как номер Зои был опечатан, разгорался тихий скандал.
Любовь Ильинична, увидев, что все отдыхающие собрались в столовой, тихо постучалась в номер Вячеслава, который через стенку соседствовал с номером писателя. Зная, что Аркадий Юрьевич отсутствует неизвестно где, она не стала просить Славика закрыть балконную дверь, выходящую на террасу, где вернувшийся к тому времени писатель, удачно устроившись, слышал весь их разговор.
– Вы что-то хотели? – спросил у Любови Вячеслав.
– Хотела, Вячеслав Мстиславович. Давно хотела посмотреть в твои бесстыжие глаза.
– Не понял, – он внимательно всматривался в лицо Любови.
Он, как  только увидел хозяйку гостиницы, вспоминал, кого напоминает ему эта женщина? Но у него столько было романов - и долгосрочных, как с Зоей, и совсем коротких, что разве можно всех запомнить? Но с хозяйкой гостиницы он явно не встречался. Стресс, который он получил из-за смерти Зои, встреча со следователем и Наталией не дали ему возможности порыться по уголкам памяти и вспомнить, что Любовь Ильинична напоминает ему милую девушку Кларочку, с которой у него давным-давно был роман.
– Клара? – удивлённо произнёс он.
– Наконец! А то я уж подумала, что ты никогда не встряхнёшь свою память.
– Подожди, подожди! А почему у тебя другое имя?
– Представляешь, у меня и фамилия другая.
– Ты что, в розыске?
– А ты ещё нет? – с издёвкой спросила его она, – я то думала, что нашлась хоть одна нормальная женщина и прищемила тебе хвост. Отомстила альфонсу за всех поверивших ему.
– Ну зачем ты так, Кларочка? Успокойся. Ты стала такой красавицей. Такая яркая дама. В тебя можно опять влюбиться.
– Во-первых, я Любовь. Во-вторых, ты меня научил на всю оставшуюся жизнь. Только в толк не возьму, как же такая умная женщина, как Зоя, не смогла раскусить тебя?
– У нас Зоей была любовь, – Вячеслав подошёл и приобнял Любовь.
– Так и у нас с тобой она тоже была. Только ты как узнал, что я жду ребёнка, и что маме требуются деньги на операцию, и что мне придётся продать недвижимость и самой остаться ни с чем, быстро сделал ноги, – она высвободилась из его объятий и села в кресло, обдуваемое слабым сквозняком.
Слабый ветерок шевелил её локон у виска, приглушённый свет торшера делал её образ таинственным и ещё более прекрасным.
– Да ладно! Клара, то есть Люба, кто старое помянет, – но Любовь перебила его.
– Ты так и остался мерзким типом. Зоя ещё не похоронена, а ты уже замену ищешь? Только не в моём огороде. Со мной у тебя ничего не получится.
– Прекрати. Я и не собирался.
– Конечно. На земле много дурочек при деньгах. Только я не пойму, как это ты на Наташу позарился?  Милая, наивная, но не при деньгах? Как она попалась на твою удочку?
– Тебе не понять.
– Ты прав. Мне это не понятно, как и то, как так вышло, что ты женился не на ком-то, а именно на приёмной дочери моего отца?
– Что? Зойка… и ты? Ну и дела! А в чём ты меня подозреваешь?
– После твоего бегства прошло двенадцать, нет, тринадцать лет. А вы с Зоей жили пять лет. И все предыдущие пять лет ты её искал? Или как?
–  Что такое или как? Естественно, я никого не искал. Это случайность. Чего ты сочиняешь!
– Случайностей у тебя не может быть. Ты тот человек, который  всё продумывает. Ты знал мою историю. Выуживать нужную тебе информацию ты мастер. Ты знал, что мой отец состоятельный человек и души не чает в падчерице. Ты разыскал их. Ты выследил Зою.
– Бред, бред! – чуть не закричал Вячеслав, – я любил Зою! И познакомились мы случайно. Как, как я мог узнать, что это та Зоя? Я и фамилию твою забыл.
– Не шуми. Ещё не хватало, чтобы нас кто-то слышал.
– А я не преступник! Мне нечего скрывать! Я не менял свои документы на чужие имена, как ты!
– Так и я поменяла на данные своих любимых людей, потому что… Да! Я ненавидела и отца, и всю его новую семью. Поэтому и поменяла имя, чтобы избавиться от воспоминаний о них. Слушай, а как всё получилось так для тебя удачненько? У давней любовницы встретились очередная любовница и настоящая жена. И что интересно, они подружились. И главное, жена призналась очередной любовнице мужа, что собирается с ним развестись и оставить его без копейки. Наташа, как повторила Зоино обещание: в чём пришёл, в том уйдёт? А вот интересно, Зоя успела узнать, что Наташка побывала в твоих лапах?
– Чего ты несёшь? Наташка убила Зою! Она мне отомстить хотела.
– Ага, а убила не тебя, а ту, с кем подружилась. Ох и Наташка! Будет она из-за тебя такой грех на душу брать! Мне почему-то кажется, что это ты убил свою жену.
– Ты… ты… Зачем? Мне это не выгодно, если ты хоть что-то понимаешь. Не развелась бы Зоя со мной. Я бы смог её уговорить. А теперь я не знаю, что и как. Возможно, я получу что-то. Но львиная доля уйдёт её дочери и родителям.
– Что у вас есть дочь?
– Не от меня. Зоя её удочерила. Кстати, твой отец души не чает в инвалидке.
– Что? Ты как о ребёнке? Что с девочкой?
– В три года выявили порок сердца. С тех пор и нянькаются с ней. Из-за этого она их в Германию хочет отправить на лечение. 
– Значит, мой отец за внучкой ухаживает, – тихо проговорила Люба, – за чужой  внучкой, а родной внучке даже родиться не позволил. Сволочь.
– Да уж! Он вообще … Я еле уговорил Зою зарегистрироваться. Он до последнего не разрешал ей это делать.
– И что? Потом разрешил? – вяло спросила Люба. Казалось, что она лишилась последних сил.
– Надо знать Зойкин характер.
– А ты в курсе, что и у тебя была дочь? Я тогда от тебя родила недоношенную девочку? Настеньку.
– Ты родила? Когда? И где она теперь?
– Ты сбежал, когда я была на третьем месяце. Потом хлопоты, переживания за маму. Потом я вернулась в Геленджик, чтобы продать квартиру, дачу и … преждевременные роды. Девочку мою Настеньку, поместили в барокамеру. Потом позвонил отчим и сообщил о смерти мамы. Я срочно выехала в Москву и больше в Геленджик не вернулась.
– Ты оставила нашего ребёнка в роддоме?
– А тебе нужен был ребёнок и нищая жена? Ты же был уверен, что деньги от продажи недвижимости уйдут на лечение мамы. А она не дождалась моей помощи. В Геленджик я сразу не могла вернуться. А когда вернулась, мне сообщили, что у Насти выявили патологию, и она умерла. Потом я встретила хорошего парня. Не стала ему говорить о Настеньке. Вышла за него замуж, взяла его фамилию, изменила имя и отчество и уехала с ним на край света.
– Так это фамилия твоего мужа? А где же он?
– Не твоё дело.
– Послушай! А Зойкина дочь тоже Настя.
– И что?
– А то, что она привезла её из Геленджика. И девочку зовут Настя. И у неё тоже патология. Сердце с правой стороны. Представляешь? Оказывается, и такое бывает.
– Значит, нам с Зоей нравилось имя Настенька.
– Зоя оставила её настоящее имя. Да, да, да! Слушай! А девочке сейчас двенадцать лет. Тебе это ни о чём не говорит?
– Ты что гад душу мне рвёшь! Думаешь, я не проверяла ещё раз? Мне сказали, что она действительно не выжила.
– Так тебе и сказали правду. Столько лет прошло.
– Представь, за большие деньги пока ещё можно всё вспомнить.
– А! За деньги, да ещё большие можно вспомнить и что было, и чего не было.
– К чему ты всё клонишь?
– А ты уверена, что наша дочь умерла? Слушай, а вдруг Зойкина Настя наша с тобой дочь?
– Ты думаешь, что говоришь? А вот оно что! Или… Ты узнал, что девочка наша Настя, и убил Зою?
– Ты бредишь! Может, наоборот, ты узнала, что у Зои есть дочь твоя дочь, и …– Вячеслав закашлялся.
– Замолчи!
Любовь придвинула к себе тяжёлую стеклянную пепельницу в виде ракушки и нервно потушила очередную сигарету.
– Чего это я буду молчать? Это больше похоже на правду. Я понял. Это ты, а не Наташка всё подстроила. Не удивлюсь, если выяснится, что у тебя уже готовая ДНК. По-нят-но!
– Пошёл ты! Откуда у меня ДНК. Но ты подал мне хорошую идею.
Люба оттолкнула от себя Владислава и хотела выйти из его номера. Но тут заскрипела входная дверь.
– Что это? Там что, кто-то был? – испугано и тихо спросила Любовь.
– Стой, я посмотрю.
Владислав выглянул и заметил, как мелькнула за угол коридора Наташа, которая собиралась подняться по лестнице в свой номер.
– Это сквозняк, – сказал Владислав.
Люба, выйдя из его номера, вошла в свой, который находился через две двери от этого.
Вячеслав проследил, когда она войдёт в комнату, взял пепельницу с окурками и быстрым шагом пошёл за скрывшейся за углом Наташей.
Писатель тихо и незаметно приоткрыл входную дверь своего номера и увидел, как Вячеслав, оглядываясь, пошёл в сторону лестничного пролёта, куда завернула Наташа.