Пролог
Холодно. Тоскливо вздохнув, Слайвер проследил глазами за облачком пара в воздухе и поглубже засунул нос в мохнатый воротник своего жакета. Да уж, если бы просто холодно. А тут еще с неба время от времени срывались противные белые хлопья и не таяли на промерзшем тротуаре. Дурацкая привычка Слайвера - держать волосы во рту - закончилась тем, что прядь слева превратилась в сосульку.
-Хочу обратно лето, - жалобно пробормотал мальчишка в нескольких шагах от него.
- Да ты до лета не доживешь, - отозвался грубоватый голос. - Кашляешь тут, бацилла ходячая.
- Не трогай ты его, Шон, - машинально откликнулся Слайвер. Особенно пронзительный порыв ветра заставил его скукожиться так, что заныли стиснутые зубы.
Ох, как он ненавидел такие вечера - когда ледяной воздух, казалось, злонамеренно находил любую дырку, чтобы влезть под одежду, а ноги леденели так, что даже непрерывное подскакивание на месте не помогало вернуть чувствительность ступням. "Попрыгунчики" - так их и звали за это скакание в холодное время года, которое становилось настолько привычным, что от него невозможно было избавиться и летом. Говорили, что даже те, кто в конце концов решил бросить это занятие, выдавали себя вот таким подпрыгиванием.
Впрочем, Слайвер еще не встречал никого, кому удалось бы это бросить.
Как назло, клиенты, очевидно, тоже находили это время слишком мерзким, чтобы высовывать нос из дома. Хотя чего бы им, обиженно подумал Слайвер, в машине-то тепло. Но за два часа остановилось всего несколько машин, и Слайверу пока не повезло. Зато уже пришлось отдать пятерку "за место" Длинному, которого не волновало, удалось ли им что-нибудь заработать. Другие пытались ныть и просить отсрочки, но Слайвер никогда не спорил. Платить все равно надо было - а рисковать получить в глаз ради удовольствия сказать пару слов наперекор Длинному - оно того не стоило.
- На синем море, на белом корабле,
Тебя я встретил, тебя заметил… - донеслось из караоке-бара напротив. Почему-то по крайней мере половина посетителей выбирала эту песню - и добро бы хоть у кого-то был приличный голос. Этот тип просто блеял.
- Море… - протянул кто-то, Слайвер даже не мог заставить себя оглянуться, чтобы увидеть, кто. - Кто-нибудь его видел, это море?
- Я видел - ну в этом клипе. Там еще этот тип стоит на скале, весь такой с распущенными волосами - а ему брызги в лицо.
- Да ладно, это же все в павильоне снималось, скептически заметил Шон. - Здесь же, на Амой.
Эти разговоры происходили примерно каждый вечер - привычка перетирать все то же десятки раз была такой же неотъемлемой частью ожидания, как и скакание на месте.
- Вот бы накопить денег и поехать к морю, - мечтательно сказал кто-то.
А вот это было что-то новенькое. До сих пор до таких диких фантазий дело не доходило. Наверное, кто-то себе мозги отморозил. Конечно, мечтателя ту же заткнули.
- Давай-давай, продолжай бредить. Вот вернешься в Церес, поплескаешься в душе - и представляй, что это море.
- Я, между прочим, не из Цереса.
- Ой-ой, какая цаца.
- А вы, ублюдки, вообще не имеете права здесь стоять!
- Поговори еще.
Притормозившая машина положила конец спору. Все засуетились. Слайвер шагнул вперед, привычным жестом разведя полы своей короткой курточки, демонстрируя как мало одежды он имел под ней. Голый живот от самой границы обтягивающих штанишек, расположенных так низко, что едва прикрывали лобок - и до сетчатого топика, заканчивающегося чуть пониже сосков.
Даже стекло машины не опустилось. Она проехала дальше, под разочарованные вздохи "попрыгунчиков". Слайвер торопливо запахнулся. Ну вот, старался впустую - а согреться теперь будет и вовсе невозможно, он весь покрылся мурашками.
Жакетик, который Слайвер купил весной у спекулянта за солидную - по меркам Слайвера - сумму выглядел очень теплым. "Выглядел" было ключевым словом; на самом деле, казалось, он весь состоит из дырок, через которые гуляет ветер.
Впрочем, смотрелась вещичка прикольно. Слайвер считал цвет неотразимым, а лохматый ворс напоминал ему почему-то шерсть его игрушечной собаки, которая досталась ему еще от матери и была довольно затасканная, но очень уютная.
Хочу домой, сердито подумал он.
Машина остановилась внезапно: просто ехала с обычной скоростью, а потом вдруг тормознула - так, что никто оказался к этому не готов. Затемненное окно поехало вниз.
- Ты! Я тебе говорю - ты в красном. Иди сюда.
Подавляя желание бежать вприпрыжку, Слайвер попытался придать своей походке надлежащую сексуальность, качнув пару раз бедрами.
Мужчина, перегнувшийся к нему через переднее сидение, был молод, с расчесанными на прямой пробор зелеными волосами, щедро намазанными гелем.
- Сколько?
- Минет пять. В час десять. Привозите меня обратно. И я не делаю это без резинки.
- А скидочку? Если трое? - заднее стекло тоже опустилось, и Слайвер увидел в полумраке еще двоих.
Он поколебался. Конечно, это имело смысл - больше не стоять, не терять время - да и не факт, что он найдет сегодня троих клиентов.
- Двадцать пять.
- Пойдет. Садись.
- Деньги вперед, - пробормотал он уже в машине, когда один из парней перетащил его через свои колени и посадил в середину.
- Да, конечно. Может, хочешь отдать их своему хозяину - если ты нам так не доверяешь?
- Потом отдам, - пробормотал Слайвер. - Отец возражать не будет.
Это была обычная сказочка, которую он рассказывал - и обычно она звучала убедительно. Не нужно было им знать, что он работал сам на себя - да и отца-то у него никакого не было. Конечно, другие "ястребки" предлагали ему перейти под их крылышко - но он не собирался отдавать половину заработка за малодейственную защиту. Ему нужно было все, что удавалось заработать.
Парни казались обеспеченными, если и не безумно богатыми - можно было судить по машине. И выглядели вполне цивильно, решил Слайвер. Скорее всего, им просто нужен был быстрый перетрах под настроение, по дешевке, и они не хотели возиться с более дорогими мальчиками по вызову.
Тот, что вел машину, непрерывно напевал, как будто у него было отменное настроение. Остальные двое больше молчали. Тот, что слева... глаза у него нехорошие, подумал Слайвер, снулые какие-то.
Но они не вели себя грубо - просто пощупали его, как обычно. Слайвер улыбался и издавал довольные звуки на предмет того, как ему это все нравится, делая это совершенно машинально. Ноги у него начали отходить от холода и болели отчаянно.
Ехали недолго - минут семь спустя машина свернула на все менее освещенные улицы и наконец остановилась под тусклой вывеской дешевого отеля.
Все понятно, ребята хотели это с минимумом расходов. Слайвер не возражал - ему-то они уже заплатили. Наверное, этих денег хватит, чтобы отдать часть долга за квартиру, помечтал он, и тогда старый мудак - хозяин перестанет капать им на мозги, чтобы они съезжали.
- Пойдем, красавчик, - парень к зелеными волосами ухватил его за локоть и повел за собой внутрь.
Дом был старый, лестница крутая и узкая, а в номере было промозгло, как на улице, и воняло сыростью.
- Ух ты, - один из парней потер руки, потом быстро открутил колесико обогрева до отказа.
- Да уж, бодрит, - согласился водитель.
Слайвер устроился с ногами на одной из кроватей, по-прежнему кутаясь в куртку. Он очень надеялся, что они не заставят его сразу показывать товар лицом.
Но парни, кажется, даже и подзабыли о нем. Вдруг появилась бутылка шампанского, шипучая жидкость наполнила стаканы, найденные на столике. Двое чокнулись стаканами с тем синеволосым, чьи глаза Слайверу так не понравились.
- Ну что, Грег, поздравляем!
- Давай, вытаскивай диплом, обмыть надо.
- Браво, коллега.
- Врач - это обязывает.
Несколько капель было сбрызнуто на пластиковую карточку, которая, как Слайвер полагал, и была этим самым дипломом, а потом стаканы были опустошены и наполнены вновь.
- А наш мальчик, кажется, заскучал, - наконец водитель обратил на него внимание, подтащил к себе, усадил на колени лицом к себе. Слайвер поерзал немного, пытаясь определить, насколько клиент готов. Он был вполне готов - член полностью стоял - хотя почему-то он и медлил воспользоваться услугами Слайвера.
- Мне нравится твоя курточка, маленький, - его руки скользнули по бокам Слайвера, потом вынырнули и дотронились до его лица. - Цвет подходит к твоей помаде.
Его большой палец прижался к губам Слайвера, нажимая. Слайвер привычно приоткрыл рот, готовясь облизнуть его - но он не скользнул внутрь, вместо этого растер помаду по лицу Слайвера, сначала в одну сторону, потом в другую, рисуя ему клоунский рот.
- Красный, - голос парня превратился почти в мурлыканье. - Красный, как кровь.
Ощущение косметики, растертой по лицу, было неприятным, но Слайвер вряд ли мог что-то насчет этого сделать, так что он просто терпел.
- И сладкий, - добавил другой парень, наклоняясь к нему. Его рот коснулся губ Слайвера, но язык не скользнул внутрь. Вместо этого Слайвер почувствовал зубы, смыкающиеся на его нижней губе - и потом острую боль. Он вякнул чуть-чуть, от неожиданности слезы выступили из глаз - но на самом деле он не мог возражать против такого обращения. Это было в пределах нормы - и он мог потерпеть.
Впрочем, длилось это недолго. Тот парень, что держал его на коленях, слегка оттолкнул своего товарища.
- И что ты сделал? - его голос прозвучал почти с укором. - Расстроил мальчишку.
Слайвер торопливо сглотнул кровь и лучезарно улыбнулся.
- Это… ну ерунда.
- Конечно, ерунда, - согласился парень. - На-ка, выпей.
Шампанское немножко щипало на прокушенной губе и было холодным, но парень не убирал стакан, пока Слайвер не допил его.
- Нравится? Держу пари, в Цересе ты ничего подобного не пробовал.
- Как шипучка, - сказал Слайвер, - только не такое сладкое.
Неожиданно холод сменился теплом у него внутри, и он вдруг почувствовал себя весело и томно одновременно. Слайвер умел быть милым, когда ему было весело. Он поерзал на коленях у парня еще немного, на этот раз сознательно прижимаясь к его члену.
- А давайте выключим верхний свет и включим музыкальный канал, - кивнул он в сторону старого телевизора на тумбочке. Вообще-то он предпочел бы мультики, редко удавалось их посмотреть, но мультики вряд ли подошли бы по настроению.
- Не торопись, - пальцы парня сжались на его локте, сильнее, чем нужно было бы - и Слайвер удивленно посмотрел на него. - А верхний свет нам еще понадобится.
- Действительно, - сказал второй парень. - Не пора ли?
Пальцы водителя на его руке были жесткими, стальными - но его прикосновения, когда он щекотал Слайвера под подбородком, казались почти нежными. Слегка затуманенными глазами Слайвер следил, как двое остальных вытащили откуда-то тонкую пленку и затянули ею одну из кроватей.
Что-то он такого раньше не видел.
- А это зачем?
Ему не ответили. Тот, что держал его, посмотрел на товарища.
- Вперед, Грег. Это не так страшно. Тебе просто надо доказать... что ты настоящий хирург.
- Последнее испытание - и добро пожаловать в наше братство.
- Нет проблем, - сказал синеволосый.
Внезапно плоский чемоданчик, который он притащил с собой, раскрылся - и Слайвер увидел, как желтый электрический свет отблескивает на острых лезвиях медицинских инструментов.
- Тебе понравится, Грег, - усмехнулся парень с зелеными волосами, - резать.
Слайвер почувствовал, как острый ужас охватывает его.
- Чего ты дергаешься? - внезапно ставшим грубым голосом произнес водитель.
- Я… мне в туалет нужно…
Рука на его локте не разомкнулась, наоборот, сжала еще крепче, до синяков.
- Перехочется.
- Вот уж точно, - хохотнул другой парень. - Скоро ты совсем о другом будешь думать, ангелочек.
Как легко они пристегнули держатели для рук к раме кровати, отрешенно подумал Слайвер - как будто делали это и раньше. Эта мысль болталась у него в голове абсолютно одиноко - а все остальные мысли, казалось, парализовало от невыносимого, отчаянного ужаса.
- Иди сюда, - сказал один из парней. - И открой ротик - мы не хотим, чтобы ты своими воплями мешал Грегу демонстрировать свои умения.
В руке у него был кляп.
Тот, что держал его на коленях, поднял его, протягивая Грегу. Слайвер, кажется, обмяк, почти потеряв сознание от страха - и рука, держащая его локоть, отпустила немного.
Он почти не думал, двигался на одном чистом инстинкте. Нырнул вниз, выскальзывая из захвата, бросился между ног остальных к дверям. Каким-то чудом дверь не была заперта. Он вылетел из номера, скатился вниз по лестнице. Они были прямо позади него, отчаянно чертыхаясь.
Кричать? Слайвер даже не пытался. Он знал, что мог орать до посинения в таком месте - никто бы не пришел ему на помощь.
Портье у стойки не было - и Слайвер не остановился, чтобы позвать его, выбежал на улицу и рванул туда, где вдалеке был слышен шум проезжающих машин.
Вокруг было так пусто и тихо, что единственными звуками, которые Слайвер слышал, были стук его ботинок на асфальте и срывающееся дыхание. Потом справа него раздался визг тормозов - и машина вылетела прямо перед ним, развернувшись, преградив ему путь.
Наверное, они были слишком уверены в себе - или сам процесс охоты доставлял им удовольствие. Но тех нескольких мгновений, пока они не вышли из машины, Слайверу хватило, чтобы развернуться и броситься в обратную сторону. Он снова услышал звук двигателя и нырнул в подворотню.
Ржавая труба загрохотала по земле. Он споткнулся. Боль пронзила ногу, послышался противный звук рвущейся ткани - а впереди было что-то, во что он, не удержавшись, воткнулся лицом. Он почувствовал тепло крови, брызнувшей из носа, но не издал ни звука, заполз поглубже в темный угол.
- Ты где, маленький? - это был голос водителя - и шаги, совсем близко. Все трое. - Иди сюда, мы еще поиграем.
Мама, мамочка… Слайвер зажал себе рот ладонью, чтобы зубы не стучали. Его разум подсказывал ему, что надо просто сидеть тихо, и они его не найдут - но паника сводила его с ума.
В конце концов он подпрыгнул, как испуганный заяц, и бросился бежать дальше. Их радостный крик настиг его.
Он бежал, всхлипывая и хромая, чувствуя, что больше не может, что сейчас они поймают его.
Внезапно впереди дверь какого-то здания, похоже, офисного - все окна темные - открылась, выпуская одинокую фигуру. Человек зажег сигарету, прикрывая огонек от ветра - короткая вспышка света в темноте - и направился через улицу к машине.
Слайвер сделал отчаянный рывок, и тут его нога снова подвернулась - и он практически свалился на человека, вцепился отчаянно в ткань одежды.
Он не помнил, что он бормотал - и даже умоляя бессвязно, он знал, что сейчас человек оттолкнет его, отбросит, как котенка, прямо под ноги его преследователей - и тогда это будет конец.
Но вместо этого твердые руки внезапно схватили его за локти, встряхнув и дернув вверх - и затуманенными от ужаса глазами Слайвер уставился на бледное лицо под челкой темно-рыжих волос, увидел серьезный взгляд прищуренных глаз.
Следующий день, 7:05
Рауль поднес ко рту стакан с апельсиновым соком, сделал глоток, поставил стакан на место. Оранжевая жидкость казалась нестерпимо яркой в электрическом свете - почти неприятно яркой. Странно, что он раньше этого не замечал. Рауль нахмурился, глядя на стакан, потом набрал на вилку очередную порцию еду и сунул в рот. Вкуса он не чувствовал. Подумал на мгновение, что стоило бы все-таки выяснить, что же он ест - но мысль ушла почти сразу же; вне всякого сомнения, что-то с абсолютно правильным балансом протеинов и клетчатки - насчет этого можно было положиться на Юлиуса. И уж точно можно было верить, что на тарелке было именно столько еды, сколько Раулю нужно было съесть. Голоден он был или нет, было неважно. В последнее время ему никогда не хотелось есть.
Он поморщился, отметив, что справился пока только с половиной порции, и больше не думал об этом, повернувшись к экрану ноутбука, машинально продолжая есть. Так… Сегодняшние встречи, прием делегации, подписание документов. Он выделил один из договоров, что-то слегка беспокоило его в формулировке. Кажется, гильдия торговцев слишком настаивала на его скорейшей ратификации. Что ж, им придется подождать еще некоторое время.
Они скажут, Ясон Минк решил бы эту проблему гораздо быстрее. Эта мысль не вызвала обычного приступа горечи, как это случалось на протяжении последних месяцев. Скорее всего, я просто привык, подумал Рауль. Привыкаешь ко всему - и в конце концов, не остается ничего, кроме равнодушия. Да, он не был Ясоном; никогда им не будет. Он сделает пять ошибок там, где Ясон не сделал бы ни одной.
Но Ясон был мертв - и с этим ничего нельзя было поделать. Его место теперь занимал Рауль, деля обязанности еще с несколькими другими - и так и должно было быть, пока Юпитер этого хотела. Желания остальных, в том числе и самого Рауля, не играли никакой роли.
Он снова пробежал взглядом по экрану, дочитывая список до конца. Вилка скрипнула по тарелке, издав неприятный звук. Как будто только дожидаясь этого сигнала, на пороге бесшумно возникла тонкая фигура. Краем глаза Рауль заметил, как быстрые руки Юлиуса моментально очистили стол от приборов.
У его мебели была способность оказываться там, где он был нужен, в любое время - и исчезать, как только надобность в нем проходила. Юлиус был почти идеален - точен, как машина, и деликатен, как ни один андроид не мог бы быть.
Конечно, он был не так декоративен, как мебели стоило бы быть - темно-русые прямые волосы, падающие двумя крыльями на тонкое лицо. Неяркая внешность... из-за этого он не сразу нашел хозяина, многие предпочитали более красиво выглядящую мебель. Хотя об этом, конечно, стоило подумать раньше - прежде, чем кастрировать его. Рауль купил его, когда мальчик уже был на грани отчаяния - и Рауль знал, что заслужил страстную благодарность Юлиуса таким простым способом.
Конечно, он не нуждался в благодарности или каких-либо других чувствах со стороны мебели. И если уж на то пошло, Рауль сделал это не по доброте душевной, а преследуя свои собственные цели. Ненавязчиво выглядящий мальчик в обтягивающем комбинезончике мебели - это было безопаснее всего. По крайней мере, волосы Юлиуса не напоминали ему о другом, более ярком цвете...
Он автоматически ответил на несколько сообщений. Над запиской от Леона его пальцы застыли на мгновение. Приглашение в гости, сегодня в 20:00. Ничего особенного - просто игра в шахматы и легкая беседа. У него не было ничего запланировано на это время.
"Как насчет завтра?" написал он. "Если ты будешь свободен, я заеду."
Он послал сообщение и слегка расслабился. Дело было не в том, что он не хотел видеть Леона… А впрочем - ну да, не хотел. Все еще не чувствовал себя с ним удобно. Но Рауль старался не отказываться от личных приглашений, зная, что стоит ему начать это делать, как о нем пойдет слава затворника - не слишком хорошее добавление к его репутации. Просто сегодня... сегодня он позволит себе это послабление. К тому же, пока Леон ответит, может пройти несколько часов... и в конце концов Рауль может даже забыть о приглашении.
Он встал из-за стола, заметив цифры 7:15 на часах. Юлиус уже был в дверях, с плащом Рауля наготове. Рауль протянул руку, чтобы опустить крышку ноутбука.
И в этот момент в углу экрана с легким пульсирующим звуком возник зеленый сигнал вызова.
Мгновение Рауль смотрел на него с легкой неприязнью. Личный вызов. Если бы это была срочная необходимость по работе, с ним бы связались через центральный терминал.
Неужели Леон уже получил сообщение и решил ему позвонить? Это было не принято между ними - но кто знает? Впрочем... он бросил взгляд на трейсер сигнала. Конечно, не Леон. Полицейский участок Танагуры?!
Должно быть, это была какая-то ошибка. Крайне редко, но неправильные соединения случались.
Рауль коротко ткнул пальцем в клавишу приема.
- Я вас слушаю.
Качество изображения на экране было не слишком хорошим, очевидно, аппаратура в участке нуждалась в замене. И все же достаточно хорошим, чтобы он узнал...
На секунду Рауль страстно захотел повернуть время вспять, никогда не принимать этот сигнал, просто закрыть компьютер и уехать на работу.
Человек на экране компьютера сделал глубокий вдох, откинув с лица темно-рыжую челку.
- Мистер Эм, я очень сожалею, что беспокою вас так рано. Это Катце. Катце Джонс, вы помните меня?
Какого черта… Ярость этой мысли даже удивила Рауля. Какого черта он ему звонит? Откуда он знает этот номер? Да как он смеет… как он смеет напоминать ему, спрашивать, помнит ли он…
Когда Рауль, кажется, сделал все, чтобы забыть.
- Я работал на Ясона Минка, - продолжал Катце. Рауль отметил, что в его голосе была легкая нервозность, несмотря на то, что он старался это скрыть. - Раньше я был его мебелью…
Это было невыносимо. Просто чтобы прервать его, Рауль ответил.
- Конечно, я помню. В чем дело?
Он не мог назвать Катце по имени, не мог к нему вообще никак обратиться.
- Мне действительно очень жаль, что я вынужден вам позвонить. Но у меня нет другого выхода. Меня арестовали ночью, мне нужно, чтобы кто-то за меня поручился.
Вот, в чем дело. Ясон был мертв - и, значит, больше не мог защитить своего дилера. Наверное, он знал номер от Ясона, подумал Рауль отрешенно - возможно, Ясон когда-то связывался с ним через компьютер Рауля - а он с тех пор не менял номер.
Стоило, стоило поменять!
Он по-прежнему стоял перед экраном - и чувствовал, как впивается ногтями в ладони, все глубже и глубже. Но он также был уверен, что его лицо не отражало совершенно ничего из его чувств - было спокойным и холодным, как всегда. И его молчание тоже было холодным - достаточно, чтобы Катце почувствовал себя неловко. Рауль видел, как его руки нервно двинулись, словно они не знал, что с ними делать, а потом сжались друг на друге.
- Если бы вы могли просто прислать подтверждение моей законопослушности...
Рауль усмехнулся. Закон и Катце - нужно было не иметь совести, чтобы соединить их в одном предложении.
- Мне кажется, раньше с этим не было проблем, - сказал он.
Он видел, как горло Катце судорожно дернулось, словно он сглотнул с трудом. Его выразительный рот сжался.
- Это… несколько другая ситуация, мистер Эм. Не связанная с моей... основной деятельностью.
Его голос уже звучал безнадежно, внезапно понял Рауль. Как будто он уже догадался… Что ж, Катце никогда не был глупцом.
Он сделал глубокий вдох, заставив себя взглянуть на экран прямо. Он даже не был уверен, насколько хорошо его мог видеть Катце - но это, наверное, не имело значения.
- Я не думаю, что я могу чем-то помочь.
В потемневших янтарных глазах читалось: я ожидал этого. И Рауль снова почувствовал злость - а если ожидал, то зачем было звонить?
- Полагаю, я не могу вмешиваться в деятельность полиции.
На самом деле, он не просил вмешиваться - он только просил поручиться...
- Я понимаю, мистер Эм. Просто… - Раулю даже не нужно было слушать дальше, разговор был окончен - и он не знал, зачем Катце продолжает говорить. - Просто мне больше ничего не оставалось.
- Ну все, хватит занимать линию, - откуда-то из-за экрана донесся еще один голос.
- Извините. До свиданья.
Экран погас, но еще несколько секунд Рауль продолжал смотреть на него, как будто что-то могло измениться, как будто он не успел сказать что-то важное.
Какая ерунда… Рауль сказал все, что хотел. Словно стирая застывшую перед его глазами картину, он провел рукой по лицу, отводя длинные пряди волос. Это помогло - немного. Он нажал пальцами на крышку ноутбука, опуская ее.
Все. Все, хватит. Ничего не случилось. Просто какой-то оборванец набрался наглости побеспокоить его. Катце не мог ожидать, что Рауль согласится ему помочь, правда? Ради чего? Ради Ясона? Ясон был мертв - погиб, кстати, из-за такого же ублюдка из трущоб, каким был Катце. А больше ведь их ничего не связывало.
Конечно, ничего не связывало. Рауль готов был поклясться в этом всем, чем угодно. И уж определенно он готов был поклясться, что Катце не мог ничего помнить… даже если бы и было, что помнить. А ведь не было.
Давно и неправда, да?
Словно проснувшись, Рауль двинулся с места, направился к двери. Юлиус уже ждал его на выходе, по-прежнему с плащом. Рауль бросил на него косой взгляд. Юлиус всегда исчезал в те моменты, когда Рауль вел конфиденциальные разговоры - если Рауль не указывал ему оставаться. Так что, очевидно, Юлиус ничего и не слышал.
- Позвони провайдеру, - сказал он, когда тяжелая ткань плаща легла ему на плечи, - пусть они заблокируют мой личный номер. И подготовят документы на новый номер - Дэмиен завезет их мне в офис на подпись.
Ему не нужно было видеть кивка Юлиуса, чтобы знать, что все будет сделано в точности. Натягивая перчатки, Рауль сознательно пригасил порывистость движений. Он не хотел порвать тонкую ткань - и в любом случае, все уже было в порядке.
Он все сделал правильно. Звонки больше не будут беспокоить его.
***
Ну что, наступил на грабли? Интересно, каким идиотом нужно быть, чтобы это знать - и все же сделать? Да, именно таким идиотом, каким он и был. Катце откинулся на стуле, прикусив губу. Челка упала ему на глаза, затянув прокуренную комнату каштаново-рыжей паутиной.
Черт, как же ему хотелось курить. Кажется, здесь дымили все - кроме него - и никотиновый голод был таким острым, что иногда ему казалось, все начинало кружиться у него перед глазами. Но сигареты отобрали, когда арестовывали его - и когда он попросил закурить, они сказали, что он может получить или сигарету, или один звонок. Он, конечно, выбрал звонок.
Как оказалось, это был неправильный выбор.
- Что, ублюдок, обломилось с твоим дружком-блонди? Не слишком он был рад тебя слышать?
Катце глубоко вздохнул, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
- Я хотел бы позвонить еще раз.
- С чего вдруг? - нехорошая улыбка на лице полицейского стала шире. - Или ты не понимаешь, когда тебе по-хорошему говорят?
Кажется, это было первое предложение, которое он произнес, не украсив его никаким ругательством. Углом глаза Катце следил, как он обошел его стул. Рука, вцепившаяся в его волосы, не стала неожиданностью - но он заставил себя не сопротивляться. Рывок дернул его голову назад и вниз, заставляя запрокинуть лицо. Хватка была достаточно болезненной, чтобы он сжал зубы.
- Наверное, мы с тобой слишком по-хорошему говорили, подонок, - полицейский нагнулся к нему так близко, что Катце почувствовал его дыхание.
- Эта рвань из Цереса просто заполнила улицы, - равнодушно произнес другой, до сих пор сидевший, скрестив руки на солидном животе. - Ползут и ползут, как крысы. Прятались бы у себя в дырах, никто бы их не тронул.
- Я полноправный гражданин, - ровно проговорил Катце. Сколько раз за ночь он это повторял? - Я получил гражданство четыре года назад. Мой идентификационный номер…
- Ладно-ладно, - полицейский дернул его за волосы еще раз, так, что Катце показалось, у него хрустнули позвонки. - Все мы проверили, мебель.
Его рука вдруг скользнула между ног Катце, коснулась его паха. Он дернулся инстинктивно, пытаясь освободиться. Оба полицеских рассмеялись.
- Значит, сам ты уже не можешь трахать мальчиков - поэтому ты их продаешь?
- Я уже сказал вам, я не…
Удар. Катце отбросило на спинку стула - и сам стул перевернулся бы, если бы не был прикреплен к полу. Он тряхнул головой, пытаясь разогнать туман, застилающий глаза. Рот медленно наполнялся кровью.
- У вас будут неприятности, - его голос звучал ровно, но все же несколько сдавленно. Это из-за того, что нужно было проглотить кровь, подумал Катце.
- Серьезно? - они опять засмеялись. - У тебя, конечно же, есть адвокат?
Был. Человек, с которым его познакомил Ясон. Две недели назад он отказался представлять дела Катце, сказав, что без Ясона Минка это становится слишком опасным. Катце так не считал. Конечно, ему давно надо было бы найти замену, это было даже не так трудно сделать - но он почему-то откладывал это на потом. Может быть, отказ прежнего адвоката как-то задел его... или просто... что-то мешало искать другого человека на место того, кто был связан с Ясоном. Нелепое проявление ностальгии.
Впрочем, проблема, которая возникла сейчас, даже не была связана с черным рынком. Вот это ирония. Катце улыбнулся бы, если бы ему все еще не приходилось сглатывать кровь.
- Если меня в чем-то обвиняют, мне должен быть предоставлен общественный защитник.
- Обвиняем? Пока мы тебя ни в чем не обвиняем. Так... задержали до выяснения
И это было самое плохое.
Закрыв глаза на мгновение, Катце выругался про себя. Как его угораздило в это ввязаться? Он ведь обещал себе, что никогда, никогда...
Он обещал себе. И столько лет выполнял свое обещание, не позволяя ничему, что происходило вокруг него, касаться его. Это был единственный способ выжить, он знал это - и он делал все, чтобы выжить. Все эти годы... Не вмешиваться - это было основное правило. Ничего не подпускать настолько близко к себе, чтобы это причинило боль или вред. Это был правильный подход.
Те, кто вмешивались, были мертвы - или в глубоком дерьме.
Так чего же ради он вчера не сел в машину и не уехал, когда этот обезумевший пацан бросился ему под ноги?
Он вспомнил бледное, перемазанное косметикой и кровью лицо, обращенное к нему - тощее тело, которое он приподнял - парень, кажется, весил, как кутенок - и судорожные всхлипы, вырывающиеся из горла.
- Сэр, пожалуйста, пожалуйста, сэр…
Скорее всего, даже это бы его не впечатлило. Катце приготовился оттолкнуть его и проследовать дальше - как вдруг в глазах мальчишки, глядящих в замкнувшееся лицо Катце, что-то изменилось - будто он понял, что ему неоткуда ожидать помощи. Его тонкие руки вдруг забились, выворачивая карманы дурацкой мохнатой куртки.
- Сэр, возьмите деньги, пожалуйста, только увезите меня отсюда, хотя бы несколько кварталов, я вам заплачу…
На деньгах тоже была кровь. Две десятки, кажется, это были - и какая-то мелочь. Наверное, это было все, что мальчишка заработал за ночь.
Катце даже не знал, что это было: слабость, которую он не мог себе позволить - или какая-то инстинктивная реакция, когда из-за угла вдруг показались эти трое и остановились, глядя на него. У них не было ни тени беспокойства в глазах - как будто они точно знали, что произойдет - знали это так же хорошо, как Катце сам. Сейчас он уйдет, уедет - и мальчишка снова будет в их распоряжении.
Так что, может быть, это был гнев. Какое право они имели думать, что они знают, как он поступит? Что они вообще про него знали?
Возможно, Катце сам про себя знал не слишком много - или больше не был уверен, что знает. По крайней мере, он сделал совсем не то, что ему следовало сделать.
Он сжал тонкое запястье мальчишки, резко отталкивая его за спину, становясь между ним и преследователями. Казалось, это их удивило. Один из них, с напомаженными волосами, приподнял красивую бровь.
- Это твой змееныш, что ли? Мы думали, он работает сам по себе.
Кажется, в тот момент все можно было уладить - позже Катце не раз пожалел об этом. Ему просто стоило сказать, что да, он сутенер - в конце концов, договориться с ними, заплатить им, если уж он так хотел защитить мальчишку.
Вместо этого он позволил приступу злости захлестнуть его, ударить в голову горячей волной.
- На кого он работает, вас не касается.
- Ах так, - другой парень сказал почти миролюбиво. - Тогда давай его сюда. Пускай закончит то, что начал - и нет проблем.
Катце услышал, как мальчишка за его спиной заскулил от страха.
- Я… они… пожалуйста, сэр…
- Иди сюда, гаденыш.
Хлыщ с напомаженными волосами протянул руку, как будто не сомневался, что мальчишка сейчас направится к нему.
- На сегодня работа закончена, - сказал Катце. - По крайней мере, на вас.
Он повернулся, боковым зрением контролируя ситуацию. Подонки стояли достаточно далеко, чтобы не представлять опасности. Он сжал рукоятку парализатора, одновременно подталкивая мальчишку к машине.
- Ты чего, парень? - казалось, до них только дошло, что добыча уходит. - Ты думай, что делаешь - он сегодня наш, мы ему заплатили.
- Вот это? - деньги, которые мальчишка сунул ему в руку, все еще были у него. - Сделка расторгнута.
Он уронил купюры на землю.
- Да мы тебе… Ты не знаешь, с кем ты связался…
Они двинулись ближе, когда Катце отпер дверцу машины и впихнул мальчишку внутрь. Он рассчитывал, что ему хватит времени сесть и уехать, когда один из парней вдруг сделал резкое движение, выхватывая нож.
И свалился на землю, подвывая. Это был контрабандный парализатор, с расширенным полем действия - обоих спутников парня тоже задело, и теперь они вздрагивали, держась один за онемевшую руку, другой за ногу.
Катце не считал это нечестной игрой. Зачем рисковать, если был легкий способ себя защитить?
Он уехал, никем не остановленный, не слушая ругательств, которые неслись ему вслед.
Если бы он тогда знал, что его проблемы только начинаются.
***
Мальчишка съежился на переднем сидении, кутаясь в свою едко-алую куртку. Кровь хлюпала у него в носу при каждом вдохе, и несколько раз он попытался вытереть нос ладонью. Скорее чтобы избавиться от жалкого зрелища, чем из сочувствия Катце нашарил в кармане платок и протянул пацану. Кровь и расплывшаяся тушь мгновенно сделали белую ткань красно-черной.
- Спасибо…
- Оставь себе, - Катце усмехнулся, когда измазанный платок был протянут ему обратно.
- Спасибо.
- Куда тебя?
В принципе, это был не вопрос - мальчишка, очевидно, был из Цереса. Даже если бы его занятие не свидетельствовало об этом - волосы у него были иссиня-черные, даже темнее, чем у Рики - такого цвета практически не встречалось среди граждан Танагуры. Прямые пряди длиной немного ниже подбородка - правда, сейчас они выглядели почти как перья, взъерошенные и торчашие в стороны.
- Я тебя высажу на границе Цереса - доберешься домой?
Катце не собирался рисковать, оказываясь в трущобах ночью, на этой машине.
- Конечно, сэр. Спасибо.
- Хватит уже, заладил.
На мгновение Катце подумал, не спросить ли ему, что они пытались с ним сделать такого, что так его напугало - а потом решил, что он не хочет знать. Что такие подонки могли сделать, он и так знал - видел тела, вытащенные из канализации - и слышал о пленках, которые делались на продажу, о том, как это происходило. Такие вещи, которые не сделаешь с пэтами и даже легальными проститутками.
Мальчишка послушно замолчал; только глаза его, огромные, как блюдца, продолжали смотреть на Катце с отчаянной благодарностью.
Было бы, за что благодарить, подумал Катце с неожиданным отвращением к себе. Один раз в жизни сделал что-то, чего впоследствии не нужно будет стыдиться - и тут же стал героем, если не в своих глазах, то в глазах глупого мальчика-проститутки.
А между прочим, когда завтра эти же подонки разыщут его на его обычном месте - Катце там не будет.
Эта мысль неожиданно завладела им.
- Слушай, ты… как тебя зовут?
- Слайвер.
Щепка. Подходящее имя, принимая во внимание эту тощую фигурку и тоненькие пальчики.
- Я бы на твоем месте несколько дней бы там не появлялся. Ну, там, где ты стоишь.
Дурацкий оборот "я бы на твоем месте". Он, Катце, очень хорошо позаботился, чтобы не быть на месте этого мальчишки.
Слайвер засунул в рот прядь волос и жевал ее кончик, глядя на Катце, склонив голову. Выражение глаз его изменилось; теперь он смотрел почти с сочувствием, как будто… как будто Катце сказал что-то довольно наивное.
- Я… это… ну, если я не буду стоять, так меня же оттуда выкинут, сэр.
А жить тебе хочется?
- Просто, если я их увижу - я убегу.
Отлично. Катце покачал головой, не зная, что у него вызывало большее раздражение - упрямство мальчишки или своя собственная глупость. Он ведь мог уладить это дело с клиентами по-хорошему. А вместо этого озлобил их еще больше - и кому придется за это расплачиваться?
- Мне нужно работать, - сказал мальчишка с тихой убежденностью - как будто решил, что Катце все еще расстроен из-за него. - Я не могу... прийти без денег.
Внезапно он прикусил язык и его глаза сделались круглыми и испуганными, когда он сообразил, что сказал. Впрочем, Катце сообразил тоже. Деньги, которые он так легко выкинул - в кафе в Эосе чашка кофе стоила больше - для пацана из Цереса это был заработок, на который он должен был прожить.
И этот заработок был утрачен. Катце взглянул на мальчишку с подозрением. Кажется, на лице Слайвера под косметикой расцветали пара синяков. Но замазать их будет для него не впервой. И даже пережитый испуг не заставит его быть осторожнее.
Сейчас умоется, наложит косметику - и обратно к дороге, искать клиентов. Черт.
Конечно, ничего страшного в этом не было. В конце концов, денег было достаточно… в деньгах Катце давно не нуждался.
Не прекращая вести машину, он залез в бумажник, отсчитал несколько банкнот.
- На. Этого хватит, чтобы ты остался дома?
- Сэр… я не имел ввиду… - К удивлению Катце маленькие руки с обкусанными, накрашенными ярким лаком ногтями начали отпихивать деньги. Как будто предложение Катце даже его расстроило - губы задрожали, глаза стали черными и обиженными. - Вам не нужно так делать, сэр, вы уже… вы меня спасли...
- Перестань звать меня "сэр".
- А?
- "Катце" вполне подошло бы.
- Все равно, мистер Катце, сэр, - твердо произнес Слайвер. - Мне не нужно денег от вас.
- Звучит очень решительно, - Катце прищурился на тусклые огни приближающихся трущоб. - Впрочем…
Решай, как знаешь, хотел сказать он. Что ему было за дело до того, что будет с мальчишкой завтра или даже сегодня?
- Я их не заработал.
А, мать твою.
Катце резко затормозил и вывернул руль. Слайвер сделался бледным, как мел, а глаза у него, кажется, еще увеличились, когда машина внезапно покатила по той же дороге обратно. Катце увидел, как мальчишка судорожно подтягивает под себя ноги, пачкая башмаками обивку и, похоже, не замечая этого.
Может быть, он думает, что рассердил меня, и я везу его обратно.
- Значит, ты хочешь их заработать?
Радость, которая появилась в глазах Слайвера, была почти нескрываемой. Катце увидел, как он поспешно кивает головой - как китайский болванчик.
- Отлично. Тогда едем ко мне.
Половина первого ночи, Катце подумал с отвращением. Завтра столько дел - а мне придется терпеть этого галчонка у себя в квартире - и к тому же еще придется найти какие-то аргументы, чтобы отвадить его от своей постели.
Но может быть, это того стоило… если это удержит Слайвера дома хотя бы на одну ночь.
- И возьми деньги.
Мальчишка, который к этому времени достал из кармана крошечное зеркальце и судорожно пытался привести себя в презентабельный вид, быстро отсчитал две банкноты и протянул остальное Катце.
- Вот. Я столько беру за ночь - а уже пол-ночи и прошло.
- Ты всегда такой честный?
Катце спросил это и почти сразу же пожалел, что спросил. Он знал ответ - прочитал его во внезапно ставших серьезными глазах мальчика.
- Нет. Не всегда.
- Как хочешь.
Вытирание платком наконец закончилось. Под кровью и косметикой оказалось то, что Катце, в сущности, и ожидал увидеть - бледненькое личико малокровного ребенка из трущоб.
- Сколько тебе лет?
Зачем спрашивать - он не хотел этого знать. Слайвер что-то подсчитал на пальцах, шевеля губами.
- Это… zwolf.
Катце вздрогнул. Он знал этот диалект - сам родился в том же районе Цереса.
- Двенадцать? Почему ты не в интернате?
В интернате его хотя бы научили считать нормально.
Да уж, единственная полезная вещь, которой там могли научить.
- Нет, я не хочу в приют, - голос Слайвера стал хныкающим. - У меня есть мать, брат…
Как будто это когда-либо имело значение.
- Я не хочу туда, мистер Катце, - добавил он жалобно. - Там воспитатели дерутся… и имеют без всяких денег.
Это точно, подумал Катце с ухмылкой.
- А еще могут, знаете, что? Такую операцию сделают, яйца отрежут - и все.
- Что все?
- Ну, будешь так жить.
Катце прикусил язык, сосредоточенно глядя на дорогу. Он не знал, находил ли он этот разговор забавным или неприятным. Его голос прозвучал слегка отстраненно.
- Некоторые очень добиваются, чтобы это с ними случилось.
- Может быть, - твердо сказал Слайвер. - Но я - нет.
Катце пожал плечами, машинально выбивая сигарету из пачки одной рукой и прикуривая. Он по-прежнему чувствовал на себе взгляд Слайвера, но беседа, кажется, сошла на нет. И к лучшему, подумал Катце, а то неизвестно, до чего можно было договориться.
Тонкая рука вдруг приподнялась - и только потому, что Катце продолжал поглядывать на мальчишку, он успел вовремя - перехватил узкое запястье на полпути к своей промежности.
- Держи свои руки при себе, мальчик.
- Сэр, мистер Катце, я… я не хотел…
Понятное дело, что не хотел. Просто думал, что я этого хочу, подумал Катце.
- Не мешай мне, когда я веду, - почти мягко сказал он.
Слайвер покорно сложил руки на коленях и кивнул. Катце прикусил фильтр сигареты, сдерживая кривую ухмылку. С таким отношением к работе - ему действительно придется придумать что-нибудь стоящее, чтобы Слайвер не донимал его своими услугами.
***
Впрочем, как оказалось, об этом ему беспокоиться не пришлось. Через три минуты после того, как они поднялись в квартиру Катце, в дверь раздался звонок.
Не то, чтобы Катце обеспокоился - скорее всего, что-то, связанное с работой - возможно, просто нужно было срочно решить какой-то вопрос. Он все же кивнул Слайверу, указав на дверь чулана; мальчишка послушно выскользнул.
- Откройте, полиция. Иначе мы взломаем дверь.
- В этом нет необходимости, - Катце отпер, даже не сомневаясь, что это какое-то недоразумение. И когда дверь распахнулась ему прямо в лицо и двое полицейских заломили ему руки за спину, он все еще продолжал верить, что это только небольшие неприятности, с которыми легко справиться.
- Вы арестованы за ношение запрещенного оружия, нарушение права частной собственности, нападение на законопослушных граждан...
Он не спорил - это было одно из правил поведения, которым его научил адвокат - согласился поехать в участок. Его обыскали - парализатор был при нем, но это было не такое уж серьезное нарушение - можно было отделаться штрафом. А доказать применение было невозможно - парализатор не оставлял следов.
- А что это за нарушение права частной собственности? - поинтересовался он уже в машине.
- Тебе деньги заплатили за мальчишку - а ты решил их кинуть? Нехорошо так поступать с уважемыми людьми.
Это было почти смешно.
Несколько менее смешно стало, когда оказалось, что один из тех парней, которых он встретил в начале ночи, оказался племянником начальника полиции - и все трое они твердили, что заключили сделку с Катце, заплатив ему кругленькую сумму - а потом он вырубил их, забрал мальчишку и уехал.
Они запомнили номер машины и позвонили в полицию.
Они сами знали, что врут - что он не имеет никакого отношения к мальчишке. А ведь он мог бы оказаться в гораздо большем дерьме, если бы его квартиру обыскали. Застань они там Слайвера, соорудить дело было бы легче легкого.
Впрочем, к утру оказалось, что и так все складывается не слишком удачно. Катце чувствовал резь в глазах от недосыпания и дыма и почти отчаянно мечтал о чашке кофе. Он спросил, можно ли позвонить - и вдруг понял, что звонить-то некому. У него были контакты - но эти люди не простили бы, если бы он втянул их в разборки такого рода, бросил бы тень на их имя.
Если бы Ясон был жив… Если бы Ясон был жив, Катце никогда бы не оказался в этой ситуации с самого начала, никогда бы не довел себя до такого состояния, что ему вдруг захотелось поиграть в спасителя.
Отлично; теперь за это удовольствие он и расплачивался.
А потом… потом он подумал о друге Ясона, о блонди с темно-золотыми волосами и странной манерой носить челку, закрывающую пол-лица - хотя ему-то, в отличии от Катце, не нужно было скрывать никаких дефектов. Он подумал, что Рауль Эм, занявший место Ясона, возможно, посчитает, что Катце может быть ему полезен - как он был полезен Ясону. Что Раулю стоило, в принципе - просто одно сообщение… - уж репутацию-то блонди это бы не замарало - а он должен был понимать, что Катце окажется для него выгоден.
Наверное, он повел себя с Раулем неправильно. Стоило объяснить, что Катце было, чем отплатить за услугу. Но он не ожидал… не ожидал этого выражения обиды, почти личной ненависти, которая плеснула на него из голубых глаз Рауля. Личной ненависти? Как это могло быть? Они с Раулем едва… едва ли когда-нибудь разговаривали.
Может быть, Рауль винил его в смерти Ясона - просто по ассоциации: раз один ублюдок был в этом виноват, значит, виноваты все. Но, как бы то ни было, отказ Рауля был очень неудобен.
Исключительно неудобен…
***
- Что ты дергаешься? Не нравится, когда тебя там трогают?
Ему почти удалось освободиться от назойливой руки, лезущей, куда не следует - когда второй полицейский внезапно поднялся со стула и сделал шаг к нему.
Катце успел заметить витое кольцо на мясистом пальце полицейского, когда кулак влетел в его лицо. Что-то хрустнуло, рот снова наполнился кровью, а голова ослепляющей болью.
Мать вашу… зуб. Он сплюнул густую красную слюну и белые осколки.
- Ты что, думаешь, здесь тебе Церес, чтобы плеваться направо-налево?
- По-моему, он все еще не понял, где находится, Дэйв.
- Но мы ему сейчас объясним.
Голоса звучали ехидно и казались немного отдаленными, из-за звона в ушах. Катце медленно вытер ладонью рот, покосился брезгливо на кровавую полоску. Кажется, теперь у него действительно начались неприятности. Но у них ничего не было против него - кроме большого желания выслужиться перед начальником.
- Послушайте, давайте не будем создавать проблемы - ни вам, ни мне. Если нужно заплатить штраф…
- И штраф тоже, - они захохотали. - А насчет проблем- кажется, они пока только у тебя, мебель.
Это слово Дэйв произнес с таким выражением, что оно прозвучало грязнее ругательства. Катце вскинул голову, с ненавистью глядя на толстого полицейского. Вся его решимость оставаться спокойным и пытаться контролировать ситуацию куда-то исчезла.
- Я-то мебель - но я все-таки чего-то в жизни добился. А ты так и сдохнешь на низшей должности в своем участке.
Это было глупо - но, наверное, это ничего бы и не изменило. Катце почувствовал, как наручники защелкнулись у него на запястьях, выворачивая руки за спиной - и следующий удар опрокинул его на пол.
Он уже не смог подняться - да и не пытался особенно. Сначала они использовали дубинки, потом ноги. Сквозь туман боли, Катце цеплялся только за одну, совершенно неважную мысль - как неудачно, что он сковали ему руки, он даже не может прикрыть голову.
Его тело помнило, как вести себя при побоях лучше, чем его разум. С тех пор, как он покинул интернат, прошло двенадцать лет - и с тех пор никто - кроме Ясона, тогда - не причинял ему боли. Он думал, что ему удалось оградиться от этого навсегда. Но вот он снова был на полу, прижимаясь лбом к коленям, пытаясь защитить живот и пах… глупый инстинкт, правда? - там-то ему было нечего защищать.
Он стиснул зубы, не желая доставить им удовольствие криками, и просто терпел, зная, что ничего больше ему не остается. Скорее всего, они не хотят его убить; значит, они скоро остановятся. Или по крайней мере, устанут. Это он тоже помнил из своего интернатского прошлого - рано или поздно они устают.
Но, может быть, их подкованные ботинки были слишком тяжелыми - или сам он уже был не так молод - но тяжелая волна забвения нахлынула раньше, чем удары прекратились. Катце почувствовал, как ощущение реальности ускользает от него.
***
А потом он пришел в себя, и острый край стола врезался ему в живот. И что-то еще было не так, но его затуманенный ум не сразу осознал, что. И только когда рука скользнула ему между ног, жесткие, какие-то липкие пальцы провели по шрамам, оставшимся после операции - он понял, в чем дело.
Катце дернулся, сжал ноги - но это было и все, что он мог сделать - на руках по-прежнему были наручники. Ему надавили на плечи, крепче прижимая к поверхности стола.
- Куда ты? Мы тебя не отпускали, - голос Дэйва произнес сверху. - Мне всегда было интересно посмотреть, что там у мебели между ног. Ну и мерзкий же вид, скажу я вам.
- Еще на что-нибудь хочешь посмотреть?
- Заткнись, сволочь, - удар отзвался болью во всем теле. Катце закусил губы.
- Впрочем, хорошо бы сделать эту операцию обязательной, для всех ублюдков - глядишь, через двадцать лет эту клоаку - Церес - можно будет заасфальтировать.
- Дорого получится, - хохотнул Дэйв. - Лучше просто небольшую бомбочку - и никаких проблем.
Молчи, Катце сказал себе. Пусть говорят, что хотят - слова не имели значение. Ничего не имело значения - если бы только они сейчас перестали его держать, дали бы ему одеться…
- Посоветуй это Юпитер, Дэйви - может, она тебя послушает.
Его снова ударили.
- Не смей называть меня так, мебель!
В ушах шумело.
- Осторожнее, Дэйв, мы же не хотим, чтобы он отключился.
Вода плеснула ему в лицо - немного, наверное, из стакана. Катце судорожно облизнул разбитые губы. Его дернули за волосы.
- Ты нас слышишь, мебель?
Инстинкт самосохранения подсказывал ему, что надо кивнуть - это было просто - и, может быть, это было все, что они от него хотели.
- Да пошел ты, - прошептал он.
До самого последнего момента он не подозревал, что они собирались сделать. Они ведь продолжали твердить, как он отвратителен, как их тошнит от его вида, как они презирают его. Он даже думал, что они могут сделать что-нибудь крайне болезненное - например, сунуть ему шокер между ног.
Но когда он почувствовал, как ему раздвигают ягодицы и что-то влажное и тупое прижимается к его анусу, он понял - уже не мог этого отрицать.
Зачем? Зачем они хотели это сделать? Они же видели, какой он - им было противно. Как у них вообще могло на него встать?
Конечно, он знал, как - и это не имело ничего общего с физической привлекательностью, не имело ничего общего с сексом. Просто... он привык считать себя неуязвимым для таких вещей, как будто его собственная асексуальность заставляла всех других забыть, что его можно было использовать вот таким образом.
И ведь в течение стольких лет все так и было.
Боль пронзила его, вверх по позвоночнику, и Катце судорожно втянул воздух, чудом удержавшись от вскрика. Эта боль была знакомой - и должна была бы переноситься легче, ведь он знал, как терпеть ее. Но легче не было. Была тошнота, и отчаяние, и ненависть, от которой он почти задыхался. Он ненавидел их за то, что они делали - и ненавидел себя за то, что он позволил им сделать это - ненавидел свою слабость и глупость, из-за которых он оказался в этой ситуации.
И осознание собственного бессилия было более мучительным, чем накатывающие волны боли - более тошнотворным, чем звук, с которым один из полицейских входил в его тело.
Ему хотелось, чтобы все это кончилось; ему хотелось потерять сознание - но у него не получалось - и его сопротивление им было легко преодолевать. Наверное, им даже доставляло удовольствие его дерганье.
Это продолжалось долго, а когда закончилось и, позволив ему соскользнуть на пол, один из полицейских запрокинул ему лицо, держа его за волосы, Катце сделал такую неразумную вещь, как плюнул ему в лицо. Но, может быть, это и не было так уж неразумно, потому что в следующий момент боль взорвалась у него в голове, и он смог больше не чувствовать, не думать и не ненавидеть себя.
***
16:00
Пока шли переговоры, удерживать свои мысли на правильном пути было легко. Разговор был достаточно полезным, а предложения интересными, и если Рауль выслушивал их с гораздо большей сосредоточенностью, чем обычно, это, наверное, только укрепило его имидж в глазах делегации федерального правительства.
Но деловая часть неизбежно подошла к концу, протокол о намерениях был подписан. В конце беседы Хэзалл, как обычно, насовал Раулю пачку буклетов каких-то фирм, у которых было лобби в правительстве, а теперь они хотели иметь дело с Амой и нуждались в протекции. Рауль кивал, занавесившись волосами, чувствуя себя одинаково несчастным от общения с этим типом и оттого, что всякая имитация работы была закончена - так что скоро ему не на что будет отвлечься.
Этот утренний звонок перепоганил ему весь день! Нет, это его собственная глупость все испортила. Никто не заставлял его думать - и вообще, если бы кто-нибудь из тех, что сидел сейчас с ним за одним столом, узнал бы, о чем он думает, они бы наперегонки мчались бы к Юпитер, рекомендуя промыть ему мозги - просто по-дружески, чтобы он себя не позорил.
Впрочем, они не знали - ну и ладно.
- С вами, как всегда, приятно иметь дело, Рауль, - проговорил Хэзалл, захлопывая свой ноутбук и доставая узкий инкрустированный портсигар. Его сигареты были тонкими, длинными и пахли сандалом - запах, который Рауль находил столь же неприятным, как и его привычку обращаться к нему по имени. При Ясоне этого никогда не происходило. Но когда Хэзалл предложил ему называть друг друга по имени - ведь, видите ли, они уже так давно знают друг друга - Рауль на какой-то момент решил, что это хорошая идея. - Я еще никогда не уходил со встречи с вами разочарованным.
- Контакты с вами никогда не разочаровывали и нас, - машинально ответил Рауль.
- Конечно, смерть моего дорогого друга, Ясона Минка - это серьезная утрата, но я рад, что вы оправились от нее. Надеюсь, вы будете двигаться в том же направлении, что и при нем.
- Мы не планируем никаких изменений во внутренней или внешней политике.
- А вот это хорошо. Стабильность - это главное. Кстати - у меня вышла видео-книга, я специально привез ее вам в подарок, - Хэзалл порылся с своих вещах и выложил на стол увесистую коробку. - Я назвал ее просто "20 лет в политике. Воспоминания человека, который хотел сделать жизнь других лучше." Я подпишу ее вам.
- Вам еще рано писать воспоминания - еще столько не сделано, Натан.
Имя соскользнуло с языка почти без напряжения - как и ничего не значащая любезность и слова благодарности. Рауль передал книгу секретарю. Пусть изучит, есть ли там что-нибудь полезное - но опыт подсказывал ему, что в таких вещах ничего полезного никогда не встречалось.
- Как долго вы собираетесь задержаться на Амой, Натан?
- О, дня на два максимум, - узкие глаза Хэзалла сделались мечтательными. - Себастиан тут предложил сопровождать меня на аукцион, я давно хотел купить себе пэта или парочку. Не то, чтобы ваших подарков мне было недостаточно, - он шутливо замахал руками, и Рауль вежливо улыбнулся. - Но просто хочется самому выбрать что-нибудь… может быть, даже что-нибудь совсем необычное.
- Надеюсь, вам не пришло в голову купить себе мутанта? - вмешался в разговор Себастиан.
- Ну что вы, что вы! Я поклонник красоты, - Хэзалл опять засмеялся. - Именно поэтому мне нравятся эти существа - такие прелестные… и хрупкие... как цветы, которые приятно рвать… знаете, как говорят - сломанные цветы пахнут слаще...
Он говорил что-то еще, на этот раз обращаясь к Себастиану - возможно, планируя распорядок вечера. И как только участие Рауля в разговоре перестало быть необходимым, его внимание начало непреодолимо рассеиваться. Он поймал себя на том, что тянет за одну из прядей волос, судорожным движением. Волосы удалось выпустить, но от назойливых мыслей избавиться было не так легко.
Ему поменяли личный номер, с этим было все в порядке. Теперь его вряд ли потревожит кто-нибудь из тех, кого Рауль не хотел бы слышать. Чего же еще он хотел?
- Мне больше не к кому было обратиться, - вспомнил он спокойный голос Катце - и легкую ноту нервозности под этим спокойствием.
Но почему он решил, что он может обратиться к Раулю? Что Рауль такого сделал, чтобы заставить его так думать?!
В этом-то и была вся проблема, правда? Что Рауль сделал - и что не сделал, но хотел бы сделать. И этого-то Рауль и боялся больше всего.
Он внезапно вспомнил лицо Катце - точнее, его память выкинула с ним дурную шутку, заставляя его увидеть это лицо, вне зависимости от его желания. Моложе, чем сейчас - лицо почти мальчика, и без этого ужасного шрама - рыжая челка и опущенные глаза под длинными темными ресницами.
И другое воспоминание, о торопливо бьющемся сердце под его рукой, об ощущении покоя, которое сошло на него, когда этот бешеный стук сердца начал успокаиваться.
Лучше бы это никогда не происходило, в сердцах подумал он. Все из-за Леона - а впрочем, Леон не был виноват. Никто не был. То был просто крохотный эпизод, который почти ничего не менял.
- Рауль? - голос Хэзалла внезапно донесся до него, выдергивая обратно в настоящее - и Рауль с облегчением качнул головой, радуясь, что избавился от воспоминаний, в которых он совсем не нуждался. - Так что вы скажете?
- Насчет чего… извините, я задумался, - кажется, это прозвучало достаточно легко, хотя он и заметил, как косо на него взглянул Себастиан.
Замечательно. Кажется, с этого всегда начинается - задумался, замечтался. А заканчивается в кресле для коррекции мозга. Нет, конечно, ему этого не следовало опасаться.
- Пойдете с нами на аукцион?
- Нет, спасибо. Я не планирую никаких покупок в ближайшем будущем.
- Тогда позвольте нам откланяться.
Он пожал мягкую, унизанную кольцами руку Хэзалла и смотрел, как он и остальные направляются к двери. Что еще запланировано на сегодня? Поработать с документами? Он надеялся, что плодотворно проведет это время, и никакие воспоминания ему не помешают.
***
Тогда это была первая самостоятельная корректировка, которую он провел. До тех пор он только ассистировал - а тут ему доверили сделать это самому. Рауль знал, что не может отказаться - и он не мог ошибиться тоже.
Он не ошибся. Он все сделал правильно, не допустил ни единого промаха, и Юпитер похвалила его. Он держался до тех пор, пока не сел в машину, пока затемненные стекла не скрыли его от внимательных глаз. И тогда холодная маска его лица начала обрушиваться, соскальзывать. Он сжал руки так, что костяшки пальцев хрустнули, суставы пронзило болью - посмотрел на свои руки с удивлением. Эти руки сегодня нажимали на кнопки, поворачивали тюнеры.
Но Леон… Леон был сам виноват - сам довел ситуцию до этого, сам подписал свой приговор… как будто его не предупреждали. Рауль сделал только то, что должен был сделать.
Леон, черт тебя возьми, Леон… Рауль ненавидел его - отчаянной, нерассуждающей ненавистью - какой только можно ненавидеть тех, кого мы предали. Больше, чем Леона, он, наверное, ненавидел в тот момент только себя.
Это из ненависти к себе он не сделал единственную разумную вещь - не поехал домой и не переждал, пока ему не удалось бы восстановить контроль над собой. Вместо этого он поехал в клуб - решил, что ему надо доказать, что он действительно владеет собой - и лучшее окружение для этого были его развлекающиеся товарищи. И некоторое время Рауль действительно хорошо справлялся - беседовал, острил - он даже не ожидал от себя, что он может быть таким общительным.
Он не знал, сколько бокалов вина он выпил - хотя, кажется, ему удавалось сделать это так, чтобы никто не заметил: он переходил от одной компании к другой. Его чувства несколько притупились, но... Это было только вино, и его организм, усовершенствованный организм блонди, удачно боролся с опьянением.
Правда, ему все же удалось довести себя до такого состояния, что он отослал машину, а когда один из его знакомых предложил ему отвезти его домой... а, может быть, домой к этому знакомому, Рауль плохо понял - Рауль освободился от него возмущенно и поковылял наружу.
Он помнил прохладный ночной воздух, который, кажется, упокаивал его воспаленные глаза. Впервые он вот так просто шел куда-то по ночной улице, совершенно один - и ощущение было настолько новым, что он даже не знал, нравилось ли это ему.
Знакомые места сменились незнакомыми, а потом какой-то тип выступил из тени, пробормотав что-то вроде:
- Хочешь расслабиться? У меня есть хороший товар.
Мгновение спустя он понял, с кем заговорил, чертыхнулся:
- Юпитер твою за ногу, блонди!
Он хотел было уже опять исчезнуть в тени, когда Рауль протянул руку, ухватил его за запястье и произнес немного заплетающимся языком:
- Давай свой товар.
Это был порошок, который надо было вдыхать. Пушер назвал ему дозу - и потом следил остановившимися глазами, как Рауль превысил ее раз в пять. Он не рисковал, знал, что его организм с этим справится - и ему действительно нужно было, чтобы эта штука подействовала.
Она подействовала. Дальше все стало каким-то отрывочным, но, кажется, он согласился на предложение пушера попробовать еще что-то - и это было весело, и главное - когда мысли о Леоне снова приходили к нему в голову, они уже не были такими яркими и невыносимыми.
Возможно, он позвонил Ясону - Рауль не знал, с какой целью - то ли рассказать ему, как бывает весело, то ли продемонстрировать, как великолепно он справился с ситуацией. Он не помнил звонка - но как иначе Ясон бы оказался в этом притоне и довольно неодобрительно настроенный?
Сперва Рауль попытался сопротивляться и говорить, что ему здесь нравится, он хотел бы остаться. Но веселье все равно закончилось - один вид Ясона распугал всех. В какое-то мгновение Рауль вдруг увидел его как будто впервые - бледного, со струящимися волосами белого золота и красотой карающего ангела - посреди грязной комнаты - и это вид так заворожил его, что он позволил Ясону увести его.
В машине Ясон молчал и смотрел в окно, и это молчание было хуже, чем любые упреки, хуже, чем было бы обещание рассказать Юпитер. Рауль забился в угол и смотрел на Ясона сквозь длинную челку. Иногда ему казалось, что он не видел ничего прекраснее - и холоднее Ясона. Но иногда мысли о том, что произошло так недавно этим вечером, снова подступали - и тогда Ясон казался враждебным, казался олицитворением той боли, которую Рауль испытывал.
Машина остановилась возле дома Ясона.
- Вылезай, Рауль.
- Я не хочу… - пробормотал он. - Зачем ты…
- Затем, что ты не контролируешь себя, - голос Ясона был, как удар хлыста.
- Я котро… контролирую, - в доказательство этого Рауль вылез из машины и последовал за Ясоном в дом. - Я просто… - он засмеялся, - просто немного устал. Это было первое промывание мозгов, которое я делал, знаешь ли...
- Корректировка личности, - исправил Ясон, и эта почти автоматическая поправка заставила что-то сломаться в Рауле.
- Да какая к черту корректировка! Я ему промыл мозги, - закричал он. - Он теперь уже никогда не будет таким же, ты это понимаешь? Я сделал это ради тебя...
Не стоило этого говорить; все, что угодно, можно было сказать - но не это. Рауль понял это, увидев, как заледенели глаза Ясона - и зажал себе рот испуганно. Но было уже поздно.
- Не ради меня, - проговорил Ясон. - Ради себя.
Он повернулся, и Рауль своим затуманенным умом решил, что произошло что-то непоправимое, что Ясон уходит навсегда и больше не вернется. Он сдался, вцепился в Ясона, умоляя его, повторяя бессвязно:
- Пожалуйста, не бросай меня… у меня никого больше нет... мне холодно...
- Ты не контролируешь себя, - сухо повторил Ясон. Его тонкие жесткие пальцы с легкостью высвободили его плащ из рук Рауля - и в следующий момент его уже не было рядом.
Рауль стоял, в каком-то тупом отчаянии - не столько даже из-за того, что произошло, сколько осознавая с ужасом, что ему больше нечего было поставить между собой и воспоминаниями.
Потом перед ним возник худощавый мальчик в розовой форме, осторожно привлек его внимание.
- Простите, сэр, пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
Катце, Рауль вспомнил, его зовут Катце. Не пререкаясь, Рауль потащился за ним. Значит, Ясон перепоручил его мебели… Эта мысль была горькой, но даже в тот момент он сознавал, что Ясон был прав. Рауль был смешон, позорил себя - и стоило ли удивляться, что Ясону было отвратительно иметь с ним дело?
Понимание, до чего он дошел, оказалось слишком непереносимым - а может быть, его тело наконец всерьез начало бороться с отравляющими веществами. Они были уже на пороге комнаты, когда Рауль внезапно издал булькающий звук и зажал рот рукой. Каким-то образом Катце догадался, что с ним произошло. Его рука неожиданно обвилась вокруг пояса Рауля, направляя его в ванную.
Там, над унитазом, его долго и мучительно тошнило, и он молча проклинал Юпитер за то, что вся та гадость, которую он принял за вечер, не позволила ему просто тихо умереть.
Он чувствовал себя нестерпимо грязным после этого, сдернул одежду судорожными движениями и влез под душ. Реальность снова исчезла на какое-то время в этот момент - а когда он пришел в себя, он стоял на полу в ванной, и Катце торопливо вытирал его полотенцем.
- Я не контролирую себя, - обиженно сказал ему Рауль, передав слова Ясона. Конечно, мебель ничего не ответил; тонкое лицо Катце было спокойным, глаза опущены. Только руки его продолжали быстро двигаться, вытирая Рауля, высушивая его намокшие волосы.
- Я сам, - пробормотал Рауль - но самому не очень получалось, напротив, он только делал задачу Катце более сложной - а принимая во внимание рост и массу Рауля, все и так было непросто.
В конце концов его, закутанного в теплый халат, Катце отвел в спальню и накрыл одеялом. Что-то было не то - вероятнее всего, последстия детоксикации. Рауль дрожал, все тело ныло, свет резал глаза, а во рту был противный привкус.
- Сейчас, сэр, - снова заговорил Катце, - я принес воды.
Вода была прохладной и вкусной, и все было бы еще лучше, если бы руки у Рауля не дрожали так, что он не мог удержать стакан. В конце концов стакан удержал Катце, поднес его к губам Рауля.
Он ощутил странную благодарность к мебели в эту минуту - из всего, что произошло с ним за этот вечер, Катце был единственным, кто сделал что-то, что заставило его чувствовать себя лучше.
Он закашлялся немного, подавившись остатками воды, и всхлипнул от отвращения к себе. До чего он себя довел - Ясон был прав, когда не хотел смотреть на него. Никто не хотел на него смотреть…
Закрывшись волосами, Рауль обиженно наблюдал, как Катце поставил стакан на полку возле кровати, снова наполнил его водой.
- Еще, сэр?
- Нет. Выключи свет.
- Спокойной ночи, сэр.
Катце нажал на выключатель, который находился в изголовье - Рауль и сам мог бы это сделать, если бы хоть немного соображал. Рауль услышал его осторожные шаги в темноте.
- Нет, иди сюда.
Он сам не знал, чего хотел. В темноте было легче - на него никто не смотрел, ему самому не надо было встречать ничьи глаза. Шаги приблизились. Немного света все же проникало из коридора, и он смутно видел ожидающую позу Катце.
Чего он все-таки хотел? Ему просто было… холодно…
- Посиди со мной.
Если Ясон не хотел его - а Леона он потерял навсегда - что ему еще оставалось? Он просто хотел, чтобы рядом с ним было живое существо, пусть даже мебель. Катце легко, беззвучно опустился на колени на пол возле его кровати.
- Нет, сядь на кровать.
Он хотел чувствовать кого-то рядом. Катце был теплый, Рауль это запомнил, когда Катце вел его к кровати. Постель немного сместилась под легким весом Катце.
Рауль сделал это неожиданно для себя - вдруг выбросил руку, наощупь, но безошибочно нашел тонкую кисть Катце, потянул его к себе. Его тело действовало само, движимое каким-то инстинктом, который блонди не следовало бы иметь. Он ощутил легкое сопротивление Катце, скорее всего от неожиданности - и побороть его было совсем легко.
Руки Рауля обвились вокруг тонкого тела мебели, прижимая его к себе, наслаждаясь теплом. Катце издал только один звук, от удивления - а потом затих, его тело стало покорным. Что ж, это было естественно - он должен был служить блонди, угождать им во всем, чего они хотели.
А Рауль и хотел-то немногого - тепло другого тела под одеялом, прижатого к нему, звук другого дыхания - вот и все. Он даже и не знал, что хочет так мало - но когда он добился этого, то успокоился.
Катце ощущался совсем не так, как Леон, с его большим, властным телом - и не как Ясон - от которого даже в минуты наибольшего единения все же веяло холодом. Катце был меньше, более хрупким, более горячим. Под своей рукой, лежащей у него на груди, Рауль почувствовал быстрое биение сердца.
Как будто он испуган, подумал Рауль - и вполне возможно, что так и было. Но это чувство живого существа, притиснутого к нему, было таким приятным.
- Останься со мной, - прошептал Рауль. Эти слова он хотел бы сказать Леону - но никогда уже не скажет - а Ясон отверг его просьбу. Но Катце - Катце не мог ему отказать.
Он тихо лежал, прижатый к Раулю - и постепенно торопливый стук сердца успокоился, сделался мерным. Рауль закрыл глаза и отдался ощущению тепла и покоя, которых он давно - а может быть, никогда - не испытвал.
***
Когда он проснулся на следующее утро, он, конечно же, был один. Голова не болела, холодно больше не было - и вообще он чувствовал себя вполне готовым к работе. Метаболизм блонди все же был отличной штукой. Если бы так же можно было забыть обо всем, что он вчера натворил.
Лежа в постели, Рауль пытался вспомнить, что он сделал и сказал. Ему было стыдно - но со стыдом он надеялся справиться. Он извинится перед Ясоном - а об остальном никто ничего не знает.
Катце, вспомнил он… и вспомнил свое дурацкое поведение в темноте. Хорошо, что этого никто не знал. Конечно, ничего такого не было - ему было просто холодно, вот он и воспользовался тем, что под рукой. В конце концов, мебель и была предназначена для того, чтобы ею пользоваться. Можно было забыть, не думать об этом…
Вот только ему не хотелось забывать, внезапно понял Рауль. Дело было даже не в том, что произошло - так, пустяки. Это было ощущение - какое-то незнакомое, которое вчера ночью вдруг сошло на него. Его тело снова жаждало его испытать. Тепло, спокойно… безопасно. Даже если это и была иллюзия, Рауль все равно не мог от нее избавиться.
Юпитер бы это не понравилось, осознал он.
Почти бесконтрольно, Рауль потянулся к тому месту, где на постели осталась вмятина от тела Катце, коснулся простыни пальцами.
Впрочем, вскоре, умытый, одетый и аккуратно причесанный, он уже сидел за завтраком с Ясоном - и фантомы больше не беспокоили его. Ясон был очень приветлив с ним, странно тактичен, ни слова не говоря о вчерашнем - и Рауль был рад этому.
А когда появился мебель Ясона - как всегда, полезный и незаметный, глаза в пол, Рауль почти поверил, что он может обо всем забыть, что ничего не было. Просто рыжий мальчик, один из ублюдков, который дал себя кастрировать, чтобы выбиться в люди. Ничего интересного - не о чем думать.
Рауль продолжал не думать - настойчиво не думать - в течение нескольких месяцев. За это время он сблизился с Ясоном, и по этой или по какой-то другой причине его карьера значительно продвинулась. Было легко не замечать какую-то мебель, тем более, что Катце знал свое место, никогда не попадался под ноги, никогда не лез на глаза.
А потом однажды Рауль заметил, что он изменил прическу. Теперь длинные пряди волос прикрывали его щеку - и когда он случайно откинул их назад, Рауль заметил длинный рваный шрам на его лице.
Он так рассердился тогда, сам не зная из-за чего - едва мог говорить с Ясоном. Конечно, никто, кроме Ясона не мог этого сделать - ведь если бы это произошло по случайности, конечно, Ясон выкинул бы поврежденную собственность. Но он не мог спросить Ясона, правда?
А может быть, и мог бы. Значительно позже Рауль осознал это - естественно было бы спросить - как он задал бы такой вопрос, увидев сломанную безделушку в доме Ясона. Но тогда он просто был в смятении, не мог сообразить, что было бы правильным и естественным.
Катце был поврежден, был не таким, как раньше - и Рауль чувствовал странный гнев из-за этого - словно он был обманут каким-то образом. Конечно, это было нелогично - и какое ему вообще было дело до того, что Ясон делает со своей вещью?
И может быть, решил он, так было даже лучше. Теперь он не будет вспоминать о том, как держал в объятиях кого-то, кто настолько изуродован. Катце выглядел достаточно привлекательным для мебели до этого, но сейчас... сейчас на него было неприятно смотреть, правда?
Ясон, очевидно, тоже это понимал, потому что вскоре у него появилась новая мебель. Но от Катце он не избавился тоже, поручил другую работу. Рауль все еще видел его, иногда за рулем автомобиля Ясона, иногда получающего указания от Ясона. Он продолжал носить волосы так, чтобы они закрывали шрам - но это не очень хорошо получалось.
И иногда Рауль ловил себя на мысли, что этот шрам ему не мешает. Ему было все равно, как Катце выглядел. Он только хотел…
Вот это было уже опасно - хотеть. Не под влиянием момента, а осознанно - хотеть что-то такое от мебели. Рауль не мог себе этого позволить. Он должен был забыть. Все было хорошо в его жизни, он занимал высокий пост, секс с Ясоном был неизменно приятен. Он не мог позволить какому-то ублюдку испоганить ему жизнь!
А потом появился Рики - и сделал именно это - испоганил жизнь Ясона - и Ясон допустил это с такой легкостью.
Страх, который жил в Рауле с того самого проишествия, оказался воплощенным. То, от чего Рауль удерживал себя сознательно, Ясон отбросил с такой легкостью. И частью Рауль испытывал гнев из-за этого - на Рики, на всех ублюдков вообще, на Ясона; но частью - он почти мог признать это - он завидовал.
Ясон рискнул сделать то, на что Рауль никогда бы не решился. И Ясон проиграл.
После его смерти Юпитер провела тотальную проверку блонди, на предмет нетрадиционных привычек и слабостей. Двое или трое были безжалостно скорректированы. Рауль прошел свою проверку с честью. И вот теперь...
Что, черт возьми, он делал теперь?
***
Катце пришел в себя от холода. Несколько мгновений реальность ограничивалась жестким ледяным полом под ним и тусклым светом сквозь трепещущие веки. Потом очертания стали проясняться. Комната, по размерам напоминающая шкаф, кровать и раковина у стены. Катце чувствовал, что прижимается к какой-то металлической поверхности. Ах да, дверь.
Кажется, он был один. Облегчение нахлынуло на него - и вместе с тем, мучительное отчаяние. Он сжался в комок, пытаясь согреться, обхватив себя руками. Так, руки были не скованы больше. Значит, его отволокли в камеру и бросили у порога. Все закончилось…
Прикосновение его собственной руки к коже заставило его дернуться. Штаны спущены… Эта мысль примешалась к накатывающему отвращению к себе, усилив его. Между ног было мокро, липко и тошнотворно холодно.
Запах… Катце внезапно почувствовал его, осознал, что он исходит от его собственного тела, от их спермы, застывшей на его коже. Он помнил этот запах, помнил его до омерзения хорошо - как будто не было всех этих лет с тех пор, как его последний раз взяли силой в приюте. Он ненавидел этот запах. Иногда ему казалось, что он так добивался права стать мебелью не только потому, что это давало возможность выбраться из Цереса - а чтобы никогда больше не чувствовать этого запаха.
Что ж, не слишком хорошо удался его план.
Стиснув зубы, он переждал тошноту. Не хватало только, чтобы его сейчас вырвало; на нем и так было достаточно грязи. И вообще, долго он собирался вот так валяться, во всем этом? Находя силы в гневе на себя, Катце повернулся, оперся на руку, пытаясь встать. Боль, которая, казалось, только этого и ждала, затаившись в его теле, набросилась на него с новой силой.
Он упал обратно на пол, тупо удивляясь, как, оказывается, может болеть все - от головы до кончиков пальцев, словно он весь превратился в комок воспаленных нервов. Дышать было тяжело - вспышка горячей, ослепительной боли пронзала бок при каждом вдохе.
Всего лишь сломанное ребро. Или два. А какие незабываемые ощущения, а?
Так сильно его в интернате никогда не отделывали. А может и да - он просто не помнил. И тогда он был выносливым мальчишкой, а сейчас... сейчас он иногда чувствовал себя стариком, гораздо старше своих лет.
Но все это не имело значения… Значение имело то, что ему либо нужно было встать и привести себя в порядок - либо остаться на месте, во всем этом и замерзая.
Он не выдержал и заскулил тихонько, пытаясь встать во второй раз. Кровь из прокушенной губы наполнила рот, но ему удалось подняться на ноги и сделать два шага к раковине. Об нее он со облегчением и оперся, замерев на несколько минут. Еще одно усилие понадобилось, чтобы оторвать руку от края раковины и пустить воду.
Дальше пошло легче. Бумажные полотенца смялись в неопрятный ком, когда он намочил их - но ничего другого просто не было. Морщась, он начал вытираться. Потеки оказались густо закрашены кровью. Впрочем, Катце знал, что они порвали его, чувствовал это. Кровь беспокоила его меньше, чем ощущение их семени на его коже. Это было нелогично, но ему было плевать на логику, он просто хотел быть чистым.
Его анус казался раскрытым, очень болезненным - так, что невозможно дотронуться. Катце приказал себе не придуриваться - нужно было вымыться так, чтобы не чувствовать больше их присутствие. Снова потекла кровь, с трудом удалось остановить. Наконец он понял, что больше ничего не может сделать, и бросил грязный комок салфеток в мусорник.
Теперь одеться - и никто уже не догадается, что с ним произошло. Случайный взгляд, брошенный в зеркало над раковиной, заставил Катце содрогнуться от отвращения. Его собственное лицо в засохшей крови, было бледным, как у мертвеца и казалось ему чужим. Он механически умылся, убедился, что следов не осталось - кроме рассеченных губ и темнеющих синяков - но с этим он уже ничего не мог поделать.
Наконец он добрался до койки и лег, натянув одеяло до подбородка и все равно стуча зубами. Он был так измучен, что у него не должно было остаться сил ни на что, даже думать - и все же, казалось, его мозг был активен, как никогда, прокручивая в голове одну и ту же мысль.
Какой глупец! Как он мог позволить, чтобы это случилось с ним... Он слишком верил в свою неузвимость, забыв, кто он такой. Всю жизнь он старался отойти как можно дальше от своего прошлого, от своего происхождения - и какое-то время ему это удавалось. С помощью Ясона он достиг многого - стал гражданином, имел деньги, определенный контроль - все то, о чем уроженец Цереса мог только мечать.
И если ради этого приходилось играть по определенным правилам - Катце был согласен.
Правила все еще действовали. Он вдруг понял, что он должен делать. Они отпустят его, рано или поздно - у них не было ничего против него. А когда он выйдет и дверь участка закроется за ним, он просто забудет все, что случилось здесь. Ничего не было - и точка. Он умеет забывать - и него уже был опыт в таких делах.
***
Ему было восемь лет, когда у него появился брат. Так ему сказала в интернате воспитательница, толстая усатая брюнетка, чья мужеподобная внешность избавляла ее от постоянного внимания со стороны мужчин, которым были окружены другие женщины.
- Твоя мать родила еще одно отродье, Джонс.
Катце помнил, как пробрался в грудничковую группу, по бирке нашел нужную кроватку - и жадно уставился на маленький сопящий сверток. Брат скорее походил на гусеничку, чем на человечка - только голова у него была большая и круглая, а вместо волос какой-то серый пушок. Никакого сходства между собой и им Катце не нашел, а когда младенец открыл глаза, они и вовсе оказались какого-то мутного, серовато-голубого цвета.
Открыв глаза, сверточек сделался красным и пронзительно заорал. Звук был странным, скорее противным, и Катце сжался, ожидая, что сейчас кто-нибудь придет и ему влетит. Но почему-то на крики никто не отреагировал, хотя младенец и продолжал вопить.
Сперва Катце находил эти звуки неприятными - а потом, в какой-то момент, ему стало жалко малыша, который так старался - но никто его не слышал. Он нащупал в кроватке пустышку и сунул ее в раскрытый рот. Младенец всхлипнул еще пару раз и замолчал - возможно, просто выбился из сил. Но Катце почувствовал внезапную гордость от того, как он справился с ситуацией.
Это был его брат, думал он. У него никогда раньше не было братьев. То есть, может быть, они и были, но он просто этого не знал. Из дома его забрали в приют четыре года назад, и с тех пор он ни разу не видел мать. Наверное, ей не разрешали его навещать.
Он довольно хорошо помнил мать - ее платья с цветочными узорами и запах ее духов - и как она смеялась высоким, ненатуральным смехом, когда к ней приходил кто-то из мужчин. Тогда они запирались в комнате, а его посылали поиграть во дворе - или, если было поздно, посидеть на лестнице.
Иногда она была доброй, сажала его вместе с собой на кровать и показывала ему свои блестящие бусы и сережки - а иногда очень сердитой. Тогда ему доставалось; ее пощечины были быстрыми, хлесткими, и после них у него гудела голова. Но она все равно была хорошей, он хотел бы всегда оставаться с ней. Может быть, он бы и остался, если бы он не провинился.
Это все было из-за того мужчины, что к ней приходил. Она казалась такой веселой из-за него и иногда даже пела, ту песню, которая Катце так нравилась, про голубые глаза и короткую серую юбку. А потом однажды этот человек пришел, когда ее не было, и взял Катце на руки, и стянул с него штаны и стал тыкаться в него чем-то теплым и мокрым. В это время пришла она и закричала, на них обоих. Мужчину она выгнала, а на Катце кричала так, что он думал, она выгонит его тоже, называла его шлюхой и предателем, говорила, что он отнял любимого человека у своей мамочки.
И через несколько дней появились представители из приюта - и его увезли.
Интересно, чем провинился его брат, подумал он - он же был совсем маленький.
Внезапно осмелившись, он вытащил сверток из кроватки. Брат оказался тяжелым и каким-то мокрым - но Катце даже понравилась эта тяжесть, понравилось, как голубенькие глазки смотрят куда-то сквозь него нефокусирующимся взглядом.
Когда нянечка наконец появилась, Катце таскал брата на руках. Ему попало за то, что он влез в комнату без спроса, и за то, что взял ребенка. Но как только он вышел из карцера, он опять был возле кроватки, с обожанием глядя на младенца.
- Это мой брат, его зовут Тимми, - говорил он. - Это я его назвал.
В его собственной группе над ним смеялись - но Катце знал, что они делают это только потому, что завидуют. Другим так не повезло - у них не было братьев.
Даже старшие мальчишки, те, что любили вызывать его и остальных после отбоя в туалет и заставлять делать всякие вещи, кажется, признали существование Тимми.
- А, Катце - это тот, у которого брат, - услыхал он как-то раз и переполнился гордости.
Он знал, что Тимми делал его особенным. Потому что у других этого не было - не было брата, который вырастет, и тогда Катце заберет его из приюта - к тому времени он как-нибудь заработает денег… и они вдвоем придут домой, к матери, и она скажет: "Неужели это мои сыновья?!"
И тогда… тут фантазия у Катце раздваивалась. Или они простят ее и возьмут с собой - или Тимми скажет: "Ты нас бросила, мы тебе были не нужны - теперь и ты нам не нужна," - и они с Катце уйдут вместе… уедут куда-нибудь путешествовать. Уж он-то был уверен, что им удастся выбраться из Цереса.
Сначала Тимми плохо ел и плохо спал - и все время плакал, но Катце способен был возиться с ним каждую свободную минуту. Его брат должен был стать большим и сильным.
Конечно, за право находиться рядом с братом нужно было платить. За все нужно было платить - за разрешение попасть к малышам, за то, чтобы выкроить несколько часов свободного времени вместо нелепых, одуряющих обязанностей, которыми их загружали, чтобы они не шумели. Катце согласен был платить - готов был сделать все, что ему скажут.
Хуже было тогда, когда он все делал - а ему все равно не разрешали. Иногда он был почти уверен, что они не пускали его к Тимми не из-за того, что он провинился - а просто потому, что им нравилось, как он умоляет их. Та воспитательница особенно часто сажала его теперь в карцер - именно потому, что он этого боялся, потому, что это означало два или три дня без Тимми.
Тимми уже начинал ползать и издавал почти осмысленные звуки. А потом Катце опять оказался в карцере - практически ни за что. И когда он вышел, первым делом побежал к Тимми - в его кроватке лежал другой, бессмысленный крошечный ребенок.
Катце не мог в это поверить. Он обыскал все кроватки, просто думал, что они переложили его - но Тимми не было - и зашедший воспитатель выволок его из комнаты.
- Чего ты ищешь? Сдох этот щенок, понял? Иди отсюда.
Он не верил - как он мог поверить, ведь два дня назад Тимми был здоров!
Три дня Катце не унимался, даже запертый в карцере, даже после того, как двое воспитателей специально приходили "успокаивать" его. Потом он выбился из сил. Его выпустили. А ночью один из старших мальчиков, перед которым Катце стоял на коленях, сказал:
- А ты знаешь, куда они твоего брата дели? На органы отправили, - и когда Катце не понял, пояснил. - Они так делают, бизнес у них такой. Ну, если какой-нибудь ребенок у нормальных людей рождается больной - и ему нужна пересадка, то откуда сердце или почку там брать? Клонировать дорого - из Цереса легче доставить. Они поэтому и разрешали тебе возиться с мелким, что ты о нем заботился - пока он здоровеньким не стал. Никто же не хочет органы от каких-то хилых малышей...
Что было потом, Катце помнил плохо. Дни в карцере превратились в сплошную череду, прерываемые буйством - и даже холодная вода и шланги с песком в руках воспитателей не могли усмирить его. Потом была интернатская больничка и воспаленные вены на руках от всех лекарств, которые ему вкололи.
Он все-таки справился, пережил это, засунул воспоминания о брате в самый дальний угол. Он никогда не говорил об этом - но никогда и не забывал.
И когда, два года спустя, та же воспитательница снова сказала ему:
- Поздравляю, Джонс, твоя мамаша-сучка подкинула нам очередного ублюдка. Хочешь посмотреть на брата? - он ответил ей тихо, но с такой уверенностью, что она больше его не спрашивала:
- У меня нет брата.
Брат делал его уязвимым. Близость к кому-то делала его уязвимым. Больше они не смогут так его использовать. Больше они не смогут причинить ему боль. Он не помнил, как пообещал это себе - но никогда не нарушал этого обещания с тех пор.
И операция была естественным продолжением этого решения. Он никого не должен был любить - и никто не мог любить его. Иногда Катце думал, как нестерпимо больно было бы ему, если бы у него не было этой защиты и он позволил бы себе влюбиться в Ясона - так, как он мог бы. Не ботворить его хозяина было невозможно - но другое, личное чувство просто погубило бы Катце.
И все же в тот день, когда погибли Ясон и Рики, он плакал не только о своем хозяине, которого больше никогда не увидит. Он плакал над любовью, свидетелем которой он стал - и какой, он знал, у него никогда не будет.
А что касается того нового, безымянного брата - Катце никогда не интересовался, выжил он или умер - никогда не пытался отыскать в толпе малышей лицо, которое бы ему о чем-то напомнило. И он больше не верил в то, что уедет. Он поставил на другой, более вероятный способ выбраться из Цереса - стать мебелью. И добился своего.
***
Он вздрогнул, когда дверь распахнулась. Как ни старался Катце держать себя под контролем - если уж он не мог контролировать ситуацию - его нервы были слишком напряжены. Он резко сел, не желая, чтобы его застигли врасплох. Скорее всего, никто больше не собирался ничего с ним делать, но он не мог справиться с собой.
В камеру даже не зашли.
- На выход. Тебя отпускают.
Катце медленно разжал руку с осколком зеркала. Глупо - что он намеревался делать? Защищать себя?
Значит, он им больше не был нужен. Что ж, все произошло, как он и предсказывал - у них не было причины его задерживать.
Боль заставила его схватиться за спинку кровати и замереть, когда он встал на ноги. Оказывается, он почти забыл, как сильно ему досталось. Но это была ерунда, дайте ему только выбраться. Он доберется домой, заскочит в аптеку - и пара таблеток приведут его в норму.
Катце твердо отказывался обращать внимание на то, что тонкая струйка крови снова потекла у него по ноге, впитывая в ткань брюк.
Его проводили в комнату, где он подписал пару бумаг. Дэйва и его напарника нигде не было видно, отметил Катце с облегчением. Он не был уверен, что он смог бы вынести их вид... а впрочем, что бы он сделал? К его удивлению, чиновник, который оформлял документы, был вполне учтив. Катце отдали его бумажник, мобильник - правда, с вытащенным чипом, и даже сигареты. Он прошел по коридору, сопровождаемый одним из полицейских, стараясь не хромать. Наконец дверь открылась, и холодный воздух ударил ему в лицо.
Всего лишь двадцать часов в полицейском участке - и простые радости жизни обретают новый смысл, подумал он. Например, свежий воздух... и сигарета. Он затянулся с наслаждением, на мгновение почти все перестало для него существовать, даже боль в ребрах.
С неба опять сыпался мокрый снег, превращаясь в лужи, блестящие в желтом свете фонарей. Катце оглядел улицу; таксисты почему-то не толпились возле дверей участка в надежде на выгодного клиента. Что ж, ему придется дотащиться до более оживленной улицы.
Дверца припаркованной у тротуара темной машины бесшумно открылась, и свет упал на желтые длинные пряди, превращая их в тусклое золото.
- Ты долго.
Катце остановился, на мгновение не веря, что он слышит именно этот голос. Кажется, только утром этот же голос сказал ему: "Я не могу ничем помочь." И вот сейчас… Да полно, обращался ли Рауль к нему?
Он осторожно повернулся, не слишком рассчитывая на стабильность своего равновесия - и сомнений не было, Рауль, наклонившись, выглядывал из машины. Его длинные волосы в таком положении свешивались почти до земли - но Рауль, похоже, этого не замечал. И, в отличии от его обычного стиля, на этот раза были видны оба его глаза - полные какой-то десткой обиды и недовольства.
- Ты заставил меня ждать, - повторил он.
- Извините, - это был машинальный ответ, Катце даже не вполне мог понять, о чем он говорит. Рауль здесь… и ждет его? Неужели он…
Да, конечно, это объясняло все - почему его выпустили так быстро и так тихо. Вмешательство блонди действительно решало все дела. Но Катце просил его только позвонить, ему вовсе не нужно было быть здесь.
- Спасибо, - тихо произнес он. Больше, пожалуй, сказать было нечего.
- Я вмешался только ради Ясона, - быстро проговорил Рауль. - Он все время с тобой возился и вообще…
- Я… спасибо.
- Ну же, садись.
Катце потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать это предложение - и оно было еще более неожиданным, чем само появление Рауля. Впрочем, кто знает - должно быть, у Рауля были свои планы на него. Катце вдруг захотелось, чтобы Рауль отложил эти планы на некоторое время; ему нужно было принять обезболивающее и как-то остановить кровь. Он выдержал бы поездку в такси; но разговор с Раулем - это было немного слишком.
Впрочем, долги надо было платить - и чем скорее, тем лучше.
Он наступил на полувыкуренную сигарету и обошел машину. Дверца для него открылась автоматически. Движение, которое он сделал, чтобы сесть в низкий автомобиль, казалось, заставило острое лезвие у него внутри, в боку, вдавиться поглубже. Он закашлялся, почувствовал во рту теплую, соленую жидкость и сплюнул ее на асфальт.
- Что такое?
Рауль в действительности не хотел знать, правда? Поэтому Катце просто сказал:
- Ничего.
Тонкая рука в перчатке коснулась плеча водителя, и машина тронулась.
- Где ты живешь?
Слава Юпитер, они хотя бы ехали домой. Катце назвал адрес шоферу. Он не видел его лица, только стриженный темный затылок - и водитель не произнес ни слова, просто продолжал ехать, впрочем, взяв верное направление.
Когда-то он тоже был на этом месте… В этой мысли не было ничего логичного, Катце отнес ее скорее на счет своего вихляющего сознания. С чего бы вдруг он вспомнил об этом? Конечно, это было - он возил Ясона, а иногда даже Ясона и Рауля вместе. Иногда они отгораживались от него экраном, не позволяющим слышать их разговоры - но чаще нет, и тогда ощущение от этих двух, сидящих сзади, было словно он находился рядом с источником сильного тока - опасное и в то же время странно волнующее. Аура власти, думал тогда Катце.
Этого уже никогда не будет. Ясона никогда не будет. А Рауль...
Почему-то Рауль не начинал говорить, что ему нужно. Катце с усилием сосредоточился, повернулся к нему.
- Мистер Эм, я…
Ему показалось, Рауль слегка вздрогнул. Потом его глаза стали сердитыми.
- Что у тебя с лицом?
- Что?
- Они что, плохо обходились с тобой?
А вы как думали, мистер блонди? Но на самом деле Катце был больше удивлен, что Рауль заметил - и счел нужным спросить.
- Хотя, конечно, стоит ли этому удивляться, - похоже было, что Рауль сам опомнился от своего внезапного интереса. - Как еще они могут относиться к человеку, который занимается такими делами? Я давно говорил Ясону, что черный рынок нужно ликвидировать. Это позорная часть экономики планеты, а прибыль от него составляет не такую уж значительную часть оборота.
Вот оно что… Новая метла чисто метет. Рауль хотел убрать рынок - и, возможно, посчитал, что помощь Катце откажется полезной.
Черт возьми, чем они ему помешали?
Ему трудно было сфокусироваться, а казаться спокойным было еще труднее - и чувство собственного бессилия нахлынуло снова, отравляюще сильное.
- Церес живет контрабандой, - сказал Катце. Его голос прозвучал достаточно нейтрально, но это было совсем не то, что он чувствовал. В голове у него гудело, отчаяние становилось почти физическим ощущением.
Сейчас Рауль спросит, почему кого-то должно волновать, что происходит с Цересом - и будет прав. Почему кого-то должно было волновать... что будет с Цересом - что произошло с Катце в полиции - что могло произойти с этим мальчишкой, Слайвером, не попадись ему на дороге Катце - и вполне возможно, еще произойдет. Кого это волновало? Они были просто ублюдки, да?
И он почти привык думать о других как об ублюдках - не о себе. Должно быть, ему нужно было, чтобы это коснулось лично его, чтобы его ткнули носом в то, кем он был - чтобы он вспомнил.
И если Рауль скажет это - если он скажет, что ему наплевать на Церес... то он, Катце, выйдет прямо здесь. К черту то, что Рауль может подумать или сделать - все к черту, он просто не мог больше терпеть.
Почему-то Рауль не сказал ничего. Усилием воли заставив взгляд проясниться, Катце посмотрел на него - и едва не рассмеялся нервным смехом. Рауль выглядел так, словно Катце его чем-то обидел - может быть, тем, что перебил.
Он как ребенок, с этими бровями домиком и сердитыми синими глазами, отстраненно подумал Катце. В Рауле что-то было… как будто, несмотря на все его старания, он не вызывал такого безоглядного трепета, как Ясон - и из-за этого всегда старался казаться строже, чем был.
Хотя это все были глупости. Авторитета Рауля хватило, чтобы освободить его - хватит и чтобы растереть в порошок.
- Ясон считал, что рынок стоит сохранить, - быстро добавил Катце.
- Да, конечно.
Имя Ясона действовало. Даже после смерти он продолжал влиять на людей.
Внезапно Катце ощутил резкую, пронзительную тоску по Ясону. Ему его так не хватало. С Ясоном всегда так хорошо было иметь дело... да и... черт, ему просто не хватало Ясона. Быть рядом с Ясоном было так трудно - как будто рядом с постоянной опасностью.
И все же было так легко любить его - невозможно было не любить.
Даже боль, которую Ясон причинял, была сладкой. Катце вспомнил тяжесть хлыста и ослепляющую вспышку боли - ощущение, о котором он иногда вспоминал, дотрагиваясь до щеки, со странным чувством, которое было почти наслаждением. Ради Ясона он был бы рад вытерпеть любую боль.
Катце вдруг отчаянно захотел, чтобы сейчас он был в машине с Ясоном. Ясон, возможно, отчитал бы его за то, что он влез не в свои дела - но это было бы неважно. Он чувствовал бы себя чем-то... Даже если Ясон никогда и не воспринимал его, как человека - все равно, он знал, он был чем-то для Ясона.
Рауль… для Рауля он был никем. И от этого было немножко больно - потому что... потому что в Рауле, под его маской безупречного блонди, было что-то... что-то живое, до чего хотелось дотронуться - и что не жгло и не калечило, как у Ясона.
Но это были просто мечты, бредни, он никогда бы не додумался до такого, если бы не был ослаблен, так устал… ему просто надо было немного отдохнуть...
- Катце. Катце.
Его имя… Рауль называл его имя. Что-то случилось? Ему нужно было ответить, но он не успел - внезапно сильные пальцы Рауля сомкнулись на его предплечье и лицо блонди оказалось совсем близко.
- Что с тобой? Юпитер, откуда эта кровь?
Где кровь, подумал он… кажется, он испачкал обивку в машине, надо было об этом подумать заранее…
- Поворачивай, - приказал холодный голос Рауля. Он больше не видел лица блонди - и рука больше не держала его.
Куда, хотел спросить Катце, но, кажется, у него не получилось. В салоне машины вдруг стало очень темно, и он почувствовал, что падает. Он не знал, как он мог падать, ведь он сидел - но не мог остановить этого, пока что-то не остановило его - и тогда ему стало хорошо и спокойно.
***
- Что с ним? - произнес Рауль, когда дверь наконец открылась и на пороге комнаты появился доктор. Мгновение спустя Рауль прикусил язык - это звучало почти как будто его это волновало, как будто он провел эти полтора часа, расхаживая по гостинной и ожидая ответа. Что, в сущности, так и было. Он пытался работать, но срочных дел не было, а несрочные не могли достаточно занять его ум, чтобы отвлечь. И когда он обнаружил, что перечитывает один и тот же документ в третий раз, он просто погасил экран.
Но врачу совершенно не нужно было этого знать. Никому не нужно было.
- Состояние не опасное, - врач слегка потер переносицу. Выражение лица у него было немного усталым. Это был незнакомый доктор, Рауль никогда раньше его не видел. - Сломаны два ребра, которые я зафиксировал, и, похоже, сотрясение мозга. Небольшое кровотечение, я наложил швы. Ну и конечно, множественные ушибы - хотя внутреннего кровотечения нет.
- Его что, били?
Кажется, он сказал это слишком торопливо - как будто его это беспокоило. А может быть, его это и могло беспокоить, почему нет? Какое кому дело...
Ради Юпитер! Рауль оборвал свои судорожные мысли - он все делал только хуже. Острый взгляд врача на мгновение остановился на нем, а потом погас.
- Да, - неизвестно, что он думал до этого - может быть, что Рауль сам это сделал. Конечно, внезапно пришло ему в голову - он, наверное, видел - решил, что Катце его мебель… Хотя нет… Кстати, он ведь даже не знал, вызвал ли Юлиус врача для людей или для пэтов и мебели.
- Я не знаю, известно ли вам также… - кажется, врач немного поколебался, - что там было и сексуальное насилие.
- Что? - сперва ему показалось, что он ослышался. - Но ведь он...
- Я счел нужным провести тест на сексуально-трансмиссивные заболевания - результат отрицательный.
Ох… Раулю это даже не пришло в голову.
- Но он… - мысль, которая не давала ему покоя, снова вернулась. - Он ведь мебель…
- Простите?
Мебель не использовалась для секса - это была данность. Никто не дошел до такого извращения… Хотя…
- Я сделал ему укол, - спокойно продолжал врач, - он будет спать до утра. А завтра пусть примет вот эти таблетки. И пусть дня через два-три обратится в клинику, чтобы ему сняли фиксирующую пленку с ребер.
Рауль отстраненно поблагодарил его, подписал счет. Кажется, Юлиус проводил доктора к дверям. Он все еще не мог осмыслить того, что ему было сказано.
А что он думал? В тот момент, когда его пальцы мазнули по обивке машины и попали в кровь, он, кажется, вообще перестал о чем-то думать. И хотя он отдавал осмысленные приказания, на самом деле разумного в них ничего не было. Начиная с того, что он приказал сворачивать Дэмиену не к ближайшей клинике, где он мог бы оставить Катце и где о нем бы позаботилсь, а к себе домой. Может быть, он просто растерялся… в это легче было поверить, чем в то, что он это делал - ради чего? Катце был ему никто, даже не его собственность - и верить в то, что он старался в память Ясона тоже можно было только до определенного момента.
Ну вот, он получил то, что хотел. И нечего было теперь смотреть с таким ошарашенным видом, словно кто-то другой в этом виноват.
Но он не знал
Внезапный гнев охватил его - как в тот момент, когда он впервые увидел лицо Катце, изуродованное шрамом. Он не мог объяснить причину этого гнева - и даже на кого он был направлен. На тех, кто сделал это - вне сомнения, в полиции? На Катце, который допустил, чтобы это с ним произошло? Или на себя?
Катце звонил ему утром, и губы у него еще не были разбиты, и в глазах не было этого загнанного выражения, словно он хотел, чтобы все оставили его в покое, дали ему забиться в угол и зализывать раны. И Рауль отказал ему. А когда он все же решил, что стоит это сделать - абсолютно спонтанно, просто сорвался с места, не давая себе задуматься… было уже поздно?
Это слишком походило на признание вины, и Раулю это не понравилось. Катце заслужил то, чтобы с ним грубо обращались в полиции - он все же был преступником, нарушителем закона.
Почему же Рауль чувствовал себя так, словно его собственные интересы были нарушены? Глупости, у него не было никакого интереса к Катце...
Тихой тенью в гостинную проскользнул Юлиус, поставил на стол чашку с травяным чаем - Рауль иногда пил его по вечерам. На этот раз он не просил.
- Сэр…
- Да, Юлиус?
- Ваш ужин готов - как только вы пожелаете.
Он пожал плечами - он не был голоден. Но это могло выглядеть так, как будто он слишком нервничал, чтобы есть… Рауль покачал головой, отвернулся - и скорее почувствовал, чем услыхал, как Юлиус вышел из комнаты.
Если бы с Юлиусом случилось что-то подобное - разве Рауль не имел бы права сердиться? Никто не имел права портить его собственность. Но Катце... какое Рауль имел к нему отношение?
Как они посмели это сделать… Эта мысль оказалась настолько сильной, что заглушила все остальные. Как они посмели сделать… это... Рауль почувствовал тошноту при этой мысли.
Как они это делали? Они раздели его? В какой позе? Сколько их было? Или только один? Получал ли он от этого удовольствие - он ведь кастрат, вряд ли кто-нибудь хотел его за все эти годы... Мысли неслись сплошным потоком, и Рауль уже не мог остановить их, не мог поставить им преграду. Он знал, что это бесстыдные мысли, которые он не должен был думать - но он не мог остановить себя. На несколько мгновений он потерял контроль.
А когда момент безрассудства прошел, ему стало страшно. Было ли так и у Ясона? Знал ли он это чувство, когда понимаешь, что делаешь губительные глупости - и все же делаешь их? Рауль всегда осуждал Ясона потому, что он делал то, от чего Раулю себя удавалось удержать. Но теперь, когда Ясона уже не было - и не перед кем было кичиться своей приверженностью правилам - кажется, он понял, что это такое.
Нет, нет, это все было безумие. Рауль направился из гостинной по коридору - до самой двери, за которой, как он знал, находился Катце. Он даже не колебался, толкнул дверь и вошел.
В спальне горела только лампа на тумбочке, отбрасывая круг оранжевого света на кровать и на лицо Катце. Он спал - доктор сказал, он проспит до утра, вспомнил Рауль. Его лицо было спокойным, подумал Рауль - только очень усталым.
Свет лампы делал волосы Катце более темно-рыжими, а его лицо бледным - даже его губы были почти бесцветными, с подсохшими трещинами на них. На этот раз челка не прикрывала половину его лицо, ничто не скрывало шрам.
Такое несовершенное лицо, подумал Рауль. Ну смотри же - ты это хотел увидеть? В течение стольких лет он практически избегал смотреть на Катце, из-за своего собственного смятения. Как это глупо. В нем ведь не было ничего, что могло овладеть разумом Рауля на столько времени. Может быть, ему просто нужно было посмотреть своим страхам в глаза?
Ничего же не было - только один раз Катце оказался рядом в тот момент, когда Рауль чувствовал себя уязвимым. Никто не был в этом виноват - ни Рауль, ни Катце. И он мог забыть это, мог излечиться от этого.
Но даже в этот момент, повторяя себе это, Рауль знал, что это не так.
Наверное, в нем было что-то дефектное, что даже Юпитер пропустила на своих проверках, если он смотрел на это лицо, которое было так далеко от совершенства блонди - и даже от деликатной прелести пэтов - Катце был уже не мальчик, даже мало напоминал того Катце, которого тогда обнимал Рауль, черты стали жестче, определеннее - смотрел и хотел дотронуться до него рукой, провести пальцами по слегка изогнутой брови, дотронуться до рассеченных губ.
Рауль протянул руку, но не сделал этого. Вместо этого он сжал край одеяла - и следующим движением потянул его вниз.
Зрелище ошарашило его. Он не знал, чего ожидал. Вид Катце, с обвязанной грудью, показался ему невыносимо беззащитным. И темно-багровые синяки, которые покрывали почти все его тело, вызвали у него такую внезапную жалость, что стало трудно дышать.
Он не представлял, что все так плохо! Это было… это было чудовищно жестоко - на нем просто живого места не было. Как он мог двигаться, разговаривать - ничем себя не выдавая?
Он не хотел, чтобы это случилось. Даже когда он сердился на Катце, думал, что тому пойдет на пользу усвоить некоторые уроки - он никогда не хотел, чтобы это было так. Когда он держал Катце, прижимая к себе, Катце был сильным - хрупким, как все обычные люди - но сильным, горячим и гибким. Сейчас он выглядел как жертва какого-то несчастного случая, со своими синеватыми губами и слабо подымающейся грудью.
Рауль внезапно почувствовал стыд за то, что он сделал - открыл его вот так, смотрел на него, когда он даже не мог защитить себя. Его пах тоже был открыт, и Рауль впервые увидел его сжавшуюся, пустую мошонку и легкие шрамы на том месте, где были убраны его яички. Конечно, он осматривал мебель и до этого, например, Юлиуса, когда покупал его - и ничего в это не было - а на пэтов вообще все смотрели.
Но он уже отчаялся доказывать себе, как было правильно мыслить. Он не мог ничего поделать с собой - когда речь шла о Катце.
Отчаянно Рауль признал, что то, что он собирался сделать, когда шел сюда - избавиться от своих демонов, удовлетворив свое желание, доказав, что в Катце не было ничего особенного - не сработало.
Все стало только еще хуже.
Рауль оборвал опасную мысль, накрыл Катце одеялом и быстро вышел из комнаты.
***
Мягкий свет пробивался сквозь его веки. Несколько мгновений он просто тихо лежал, не вполне сознавая, в чем причина ощущения комфорта. Потом открыл глаза, и в сером свете, проникающем сквозь тяжелые шторы, увидел незнакомую спальню. Впрочем, обстановка ему что-то напомнила - дорогие вещи, изящные линии предметов, безупречное сочетание цветов. Такое он видел давно, в доме Ясона - и в этом не было ничего похожего на его собственную беспорядочно обставленную квартиру.
Конечно, не совсем стиль Ясона… Катце проснулся окончательно. Глупости, Ясон умер, а это… воспоминания нахлынули на него: машина Рауля, внезапная слабость, далекий голос, называющий его имя - и холодные, профессиональные руки, ощупывающее его тело - чему он пытался сопротивляться, пытался подтянуть ноги, чтобы закрыть свой изуродованный пах - пока игла не вошла ему в вену и вместе с ней пришло спокойствие. Наконец он понял, отчего так хорошо себя чувствовал - у него ничего не болело.
Только дышать было тяжело - из-за пленки, понял он, дотронувшись до груди рукой - и все тело казалось немного застывшим. На него потратили действительно хорошие лекарства…
Он сел на постели, спустив ноги на пол. Сидеть все же было больно - но ничего похожего на вчерашнее. Дверь внезапно открылась, и Катце торопливо запахнул одеяло, закрываясь.
Это был просто мебель - мальчик лет восемнадцати, с вышколенным до полного отсутствия выражения тонким лицом и длинными ресницами.
- Привет, - голос Катце прозвучал хрипло со сна.
- Доброе утро, - ответ был полностью нейтральным. Мебель даже не поднял глаз, подойдя к изголовью и поставив на тумбочку поднос со стаканом воды и двумя таблетками. - Вам нужно принять это.
- Спасибо.
- Не вставайте. Я сейчас принесу вам завтрак.
Он обходится со мной как с гостем, с некоторым интересом подумал Катце. Обслуживал его, как будто Катце родился полноправным жителем Танагуры, а не был выскочкой и бывшей мебелью, когда-то равным ему по положению. Хотя по каким-то неуловимым признакам Катце понял, что он знает. Может быть, они - мебель - узнавали друг друга чутьем.
Он все же встал, нашел в ванной халат и надел его, потом снова лег. Странное чувство охватило его - как будто все было почти нереальным. Вчера он лежал в крови на холодном полу в камере, а сегодня он был в доме у Рауля - и о нем очень хорошо позаботилсь, квалифицированный доктор. Лекарства были самые лучшие - сильные и без побочных эффектов - немногие на Амой могли их позволить, он-то знал.
Вопрос был только, в чем тут дело. И ответа у Катце не было. Не было ни одной причины, о которой он знал, почему Рауль бы привез его к себе домой, когда он потерял сознание - и так хорошо с ним обошелся. Если бы это был Ясон, Катце бы еще понял - но Рауль… Рауль, кажется, вообще никогда не признавал его существование. Иногда Катце даже казалось, что он нарочно смотрит сквозь него; впрочем, многие блонди - да и просто жители Танагуры - смотрели так, словно ублюдков не существовало.
Впрочем, пока он не хотел так уж об этом думать - слишком наслаждался чувством ушедшей боли.
Дверь начала открываться, и Катце привычным жестом поправил волосы так, чтобы они закрывали щеку. Мебель осторожно поставил ему на кровать маленький столик для завтрака в постели. Кофе, тосты… это здорово - Катце вдруг почувствовал, как голоден.
Сложив руки за спиной, мальчик остановился возле кровати.
- Если вам что-нибудь нужно…
- Мою одежду, - сказал Катце, смягчая слова улыбкой, которая осталась без ответа.
- Сейчас я принесу.
- Спасибо. Как тебя зовут?
- Юлиус.
- Меня Катце.
- Я знаю, - не добавив ни одного слова, он вышел.
Катце едва закончил есть, когда Юлиус вернулся, со стопкой одежды в руках. Это не была одежда Катце, но совершенно точно повторяла ее фасон или только немного отличалась по цвету. Наверное, его собственная одежда была безнадежно испоганена кровью, подумал Катце.
Ему удалось оборвать эту мысль, не думать дальше, но, умываясь, он все же почувствовал приступ острого отвращения к себе, увидев свое отражение в зеркале. Не думать! О нем позаботились, зашили его - теперь все можно было забыть - можно было вычеркнуть из памяти, каким предательским оказалось его тело, каким... позорным. Он знал, что даже если сейчас ему кажется, что ему никогда не удастся избавиться от ощущения грязи, это пройдет.
Знает ли Рауль, мелькнула мысль - а впрочем, с чего бы Рауля это волновало?
Он вышел из комнаты и направился вниз, прислушиваясь к тишине в доме. Юлиус сидел за маленьким столиком с какими-то счетами перед собой. Увидев Катце, он быстро поднялся на ноги.
Он был ниже Катце и, скорее, хрупкий - но что-то в его позе, даже при опущенных глазах, было вызывающим - настолько, что Катце подумал, не показалось ли это ему. Впрочем, если бы Юлиус хоть как-то проявил грубость, Катце смог бы поставить его на место - ну а неуловимый язык тела... на это даже мебель имела право.
- Если вы хотите увидеть моего хозяина, - проговорил Юлиус, опережая вопрос Катце, - то его нет дома. Он сказал, что будет поздно. Если вы хотите уйти, я вызову вам такси.
Кажется, все было довольно ясно изложено.
Впрочем, он и в самом деле хотел бы уйти. Он не был дома полтора суток и... о черт. Кажется, он ведь запер у себя в квартире этого мальчишку. Конечно, замки там были не такие, чтобы не выбраться… да за это время Слайвер мог бы уже вынести все, что хотел.
Впрочем, Катце почему-то не думал, что он так сделает. Хотя кто знает...
- Я пойду. Но я хотел бы оставить сообщение для твоего хозяина.
- Видео или записку?
- Записку.
- Пожалуйста, - Юлиус проводил его к компьютеру.
Катце взглянул на клавиатуру, внезапно не зная, что бы он хотел написать. Блонди не нуждался в его благодарности - и все же, что, кроме благодарности, он мог сказать? Он написал несколько фраз, которые, хотя и не покрывали того, что Рауль для него сделал, все же были лучшее, что Катце мог придумать.
- Ваше такси. И таблетки. Их нужно принимать каждые четыре часа в течение двух дней, - Юлиус протянул ему упаковку. - И результаты тестов.
Ох. Катце взглянул на листочки, увидел отрицательный результат и почувствовал, что мучительно краснеет. Он даже не подумал об этом... Впрочем, он тут же сказал себе, все к лучшему, теперь ему не нужно будет проверяться самому.
- Спасибо.
Мальчик смотрел мимо него. Катце пошел к выходу. Когда он уже был в коридоре, внезапный звук бьющегося стекла заставил его оглянуться. Он достаточно отошел от комнаты - но в сложном лабиринте зеркал он вдруг увидел отражение Юлиуса, стоящего на осколками разбитого стакана, с застывшим выражением ненависти и обиды на лице.
***
В квартире кто-то был. Звук телевизора доносился из комнаты, а в коридоре стояли высокие ботинки со шнуровкой. Ну конечно - не просто кто-то, а вполне определенный "попрыгунчик", которого Катце позапрошлой ночью привел к себе. Он даже не знал, доволен ли он был тем, что Слайвер все еще был здесь. Катце редко допускал кого-то к себе домой, предпочитая вести все дела в офисе или просто в квартирах, которые он снимал для этой цели. Ему нравилось быть одному - а точнее, одному было быть удобнее; что еще имело значение, кроме удобства?
Он вошел в комнату, и только тогда Слайвер услышал его, вскочил на ноги. Глаза у него были широкие и немного шальные, как будто в них все еще отражались дикого вида существа, за приключениями которых он наблюдал на экране.
- Что смотрим?
Слайвер моргнул, торопливо выключил телевизор. Выражение лица у него было ужасно виноватым.
- Это… "Мутантики-пушистики"… я… я не знал, когда вы придете, а вас так долго не было…
Он стоял перед Катце, ковыряя пальцем босой ноги ковер и обхватив себя руками - и выглядел так, будто уже смирился с тем, что ему попадет.
- Извини, что я тебя запер, - сказал Катце.
- Я это… - золотисто-карие глаза распахнулись еще шире - и вдруг что-то щелкнуло у него во взгляде. - Они вас отпустили?!
- Вообще-то да, - Катце усмехнулся, вытаскивая из пачки сигарету и закуривая. Слайвер продолжал таращиться на него, а потом лицо у него вдруг стало испуганным, как у зайчонка.
- Они вас… били?
Вовсе нет, хотел сказать Катце сердито. Взгляд мальчишки вдруг наполнились ужасом.
- Пожалуйста, простите, я не хотел… это из-за меня...
- Все в порядке, - Катце сказал это мягче, чем он обычно говорил - почти неожиданно для себя мягко - но Слайвер, казалось, этого не заметил. Слова посыпались еще более торопливо, а в глазах у него заметалась паника.
- Пожалуйста, я не виноват… я не думал… я не знал, что так получится...
Он боится, что я отомщу ему за это, подумал Катце.
- Все в порядке, - повторил он.
- Я отплачу, - быстро проговорил Слайвер. - Вы сможете делать со мной все, что захотите - вам понравится… Вы не думайте, пожалуйста, я многое умею... - он пытался звучать серьезно и убедительно, но губы у него прыгали. Катце не мог на это смотреть.
- Прекрати. Ничего не случилось. И я ничего тебе не сделаю.
- Я… - Слайвер осекся.
- Скажи мне лучше, как тут дела.
- Вы не сердитесь?
- Нет! Сколько раз ты можешь переспрашивать одни и те же вещи?
- Ладно, - Слайвер покорно кивнул - и вспомнил наконец, что Катце спросил его, как дела. - Ну это… тут ничего не было. Никто не приходил. У вас тепло, - неожиданно добавил он. - И красиво.
Насчет красиво - это было ужасное преувеличение.
- Но я ничего не трогал, честное слово!
- Хорошо, - впрочем, Катце не держал дома ничего, что могло бы быть опасным.
- Только вот телефон все время звонил, а эта штука, - он кивнул на автоответчик, - только пикала.
Конечно. Катце взглянул на мерцающую лампочку. Переполнен. Сколько людей сразу хотят с ним поговорить - а когда ему кто-то был нужен... Впрочем, чего это он жаловался?
- Я тогда стал отвечать - я вот, записал, кто звонил, - гордо проговорил Слайвер, протягивая листок. Катце посмотрел на разбегающиеся в разные стороны, частично перевернутые буквы. - Понятно?
- Да, совершенно. Спасибо. Ты у меня секретарем поработал, - он сам не понял, почему это сказал - как будто хотел сказать что-то приятное Слайверу. И что-то как будто шевельнулось в нем, когда он увидел, как лицо пацана осветилось.
- Я еще… готовить могу, - сказал Слайвер.
- Да, а что ты ел?
- Я… - он покраснел. - Там в холодильнике, - и тут же обрадовался. - Там еще есть хлеб и немного молока - и сыр - я могу сделать гренки.
Если учесть, что у Катце никогда не бывало запасов в холодильнике, парень действительно питался, как птенец.
- Нет, спасибо, я не хочу есть. Пойдем, я отвезу тебя домой.
- Что, прямо сейчас? - Слайвер смотрел на него почти недоверчиво.
- А когда?
Облегчение, мелькнувшее в глазах Слайвера, было почти больно видеть. Что ж, он готов был платить свои долги, подумал Катце, но это вряд ли делало его счастливым.
- Ты же здесь полтора дня просидел. К тому же на мои телефонные звонки отвечал - а это знаешь, какая работа.
Несколько минут спустя, обутый и снова закутанный в свою курточку, Слайвер стоял возле его машины, переминаясь с ноги на ногу.
- Ой правда, мать меня, наверное, убьет, что меня так долго не было.
- Я с ней поговорю, - пообещал Катце.
Кажется, это успокоило мальчишку - по крайней мере, все дорогу он жизнерадостно трещал, замолкая только когда они проезжали мимо какой-либо особенно разукрашенной витрины.
- Когда-нибудь у меня будет вот такой байк! Мне пока некогда им заниматься, поэтому зачем он нужен, чтобы ржавел? А потом я его себе заведу.
Не нужно было спрашивать, откуда он его возьмет - явно не купит.
- А вы были в Аквапарке, мистер Катце? Говорят, там горки высотой с дом - и такие ванны, где горячая вода бурлит.
Катце покачал головой, чем привел Слайвера в полное замешательство.
- Эх, если бы туда пускали без идентификационной карточки... но говорят, иногда туда можно с черного входа пробраться…
Он почти не заметил, как они въехали в Церес - пока Катце не снизил скорость.
- А откуда вы знаете, где я живу?
- Я не знаю, - сказал Катце. - Покажи мне.
Дом был трехэтажный, обшарпанный - такой, что, казалось, развалится от особо сильного порыва ветра. Но такие дома выгляледи так же неустойчиво и когда Катце был маленьким - и все же стояли, на протяжении стольких лет. Слайвер бросился вверх по лестнице - Катце услышал торопливый стук его ботинок и последовал за ним.
Дверь на верхнем этаже осталась приокрытой. Он вошел; комната, отделенная от плиты только перегородкой - обычная планировка, из-за котрой вся квартира пропитывалась запахом кухни. На плите что-то шкворчало, в комнате орал ребенок, и худая женщина, замотанная в теплый халат, трясла Слайвера за плечи.
- Ты где был? Ты где был? - ее срывающийся голос был тонким, как у девчонки - да она, наверное, и была совсем молодой, подумал Катце - женщины в Цересе впервые рожали в тринадцать и в четырнадцать лет - вот только лицо у нее было уже изношенным. - Две ночи тебя не было!
Ее тощая рука взлетела и опустилась дважды. Пощечины были оглушительными. Катце покачал головой - ну вот, он же обещал заступиться за Слайвера. Но уже в следующую минуту женщина прижимала к себе мальчишку, судорожно тиская его, а ее голос стал густым от слез.
- Ну что ты делаешь, Роми, как ты мог? Я же извелась вся, Томми вон плачет, не переставая, скучает без тебя…
Значит, у Слайвера было и другое имя. А малыш был явно еще слишком маленьким, чтобы скучать… но в этом ли было дело?
- Не делай так больше, слышишь, никогда?
- Ну мам, ну что ты, мам, - несколько секунд спустя Слайвер начал выкручиваться из ее объятий. - Я деньги принес!
- Ты глупый, глупый мальчишка…
Катце аккуратно положил несколько банкнот на столик в коридоре и тихо вышел.
***
Вдыхая холодный воздух, он задумчиво смотрел на дома вокруг - все одинаково серые и мрачные. Катце знал этот вид, эти дома и улицы - за все те годы, что прошли с тех пор, ничего не забылось. Детские впечатления самые прочные...
Он знал это место. Он не любил здесь бывать. Но раз уж ты здесь, напомнил он себе, то почему бы не сделать это. Все равно когда-нибудь надо будет.
Всего несколько кварталов вниз по улице - и очередной безликий дом, и очередная лестница. Когда-то он надеялся, что наступит день, когда он больше никогда не придет сюда. Но он всегда приходил.
Дверь скрипнула, когда она толкнул ее - и голос из комнаты, казавшийся сонным, отозвался:
- Кто там?
- Я.
- Ступай отсюда, сегодня я не в настроении.
- Это я, мама, - сказал он, входя в комнату.
Этот дом имел свой собственный запах - такой стойкий, что ему казалось, он не может избавиться от этого запаха даже после ухода. Нестерпимо сладкие духи, алкоголь и несвежая одежда. С этим запахом ничего нельзя было поделать. Если бы даже она переехала в другое место, этот запах последовал бы за ней. Впрочем, она не соглашалась переезжать - в более приличный квартал, как он просил ее - вне всякого сомнения именно потому, что он просил.
- Аа, liebe, - она приподнялась на кровати, улыбаясь, разводя руки как будто для объятия. Сигарета в янтарном мундшуке по-прежнему дымилась между ее пальцами. - Мой сын пришел… мой сын пришел меня навестить!
Он отступил назад, как будто боялся, что она действительно собиралась обнять его. Впрочем, конечно, нет - она снова откинулась на подушки.
Ее лицо было покрыто толстым слоем косметики, несмотря на то, что она сказала, что никого не ждет сегодня. Ее стиль не изменился за столько лет, внезапно подумал Катце; она все так же рисовала черные стрелки вокруг глаз, которые когда-то делали ее взгляд наивно распахнутым - и волосы у нее были все так же завиты крупными локонами. Только ей уже было не... сколько же ей было лет? Наверное, под пятьдесят.
- Спасибо, сын! Спасибо, что не забываешь свою мать!
Надрыв в ее голосе заставил его поежиться. Ну что ж, он ведь ничего другого и не ожидал. Не было ни разу, чтобы она не устраивала перед ним представление - когда бы он ни пришел.
Было бы лучше просто передать ей деньги через кого-нибудь, подумал Катце - как он иногда делал. Когда он не видел ее… он мог почти любить ее, мог забыть, какой она была, и знать только, что она его мать - больше, чем имели большинство уроженцев Цереса.
- Забирайте! Забирайте этого щенка, видеть его больше не могу! Перестань скулить, как ты мне надоел, - вспомнился ее голос - последнее, что он от нее слышал, когда его увозили в интернат.
Но он ведь простил ее за это, правда? Он разыскал ее после того, как стал мебелью и нашел работу в доме Ясона - и с тех пор не оставлял ее, помогал ей постоянно. Она ни в чем не нуждалась - по крайней мере, в последние годы он давал ей столько денег, что она могла купить все, что угодно, на черном рынке.
Однако духи у нее были все те же… и дешевые сигареты.
- Ну же, мой мальчик, подойди поближе. Дай мне на тебя посмотреть! - у нее не было проблем со зрением, это была просто игра, снова ее игра. - Красавец! И выглядишь совсем как мужчина. Кто не знает, тот и не догадается, что у тебя там между ног не хватает.
Ну да, а вдруг он забыл об этом… нужно было напомнить.
- Вот, мама, - он положил пачку кредиток на тумбочку возле кровати.
- Деньги принес? - сладеньким голосом голосом произнесла она. Катце напрягся. Иногда она униженно начинала его благодарить, называла спасителем и кормильцем. Что будет сегодня? - Откупаешься, значит? От матери откупаешься? Вот этим вот?
Ее тонкий палец с накрашенным длинным ногтем поддел банкноты, разбрасывая их веером.
- Ну что ж… если это твою совесть успокаивает, сынок... - ее интонации изменились, стали невыносимо холодными. - Сам-то ты в Танагуре живешь, жизнью наслаждаешься, в дорогих костюмах ходишь - а что твоя мать здесь голодает да замерзает - это ничего.
Он знал, что не имело смысла спорить. Она заводила сама себя, ее голос сделался пронзительным, кликушеским. Наверное, старалась, чтобы слышали соседи, хотя в хорошие дни, он знал, она гордилась им перед ними, рассказывала, какой он хороший сын.
Надо было просто переждать, пока она закончит свое представление. Катце поморщился от головной боли, которая неожиданно вернулась. Стоило выпить пару таблеток из тех, что дал ему Юлиус, перед тем, как идти сюда.
- Другой бы сын все бы отдал, чтобы для матери постараться, - продолжала она. - Другой бы сын все сделал, чтобы мать из Цереса вытащить, в нормальном месте поселить…
Когда она сказала ему это впервые, Катце не нашелся, что ответить, только оправдывался: "Ты же понимаешь, что я не могу... у меня нет такой власти..." Потом он перестал оправдываться; разве она сама этого не знала? Ей просто нравилось это делать - нравилось видеть, как он теряется и не может смотреть ей в глаза. Ей все еще удавалось добраться до него - затронуть его глубоко внутри.
- Другой бы сын ради матери…
Он внезапно услышал свой собственный холодный голос, говорящий:
- У тебя ведь есть другие сыновья.
- Что? - она осеклась. Ее лицо сделалось, как у обиженного ребенка, с поджатыми губыми и беззащитным взглядом. Он играл не по правилам!
- Сколько у тебя было детей, мама?
Зачем он это спросил? Ему просто нужно было дождаться, пока она замолчит, и уйти. Он не хотел знать ответ, это не имело значения...
- Детей? С чего бы я должна была это помнить? - она рассмеялась нервным, ненатуральным смехом - так, как она смеялась перед мужчинами. - Я никогда не хотела рожать этих маленьких ублюдков. Это все мужики-сволочи, им что - сунул-вынул - а мне рожать? Твой отец-подонок тоже таким был - ты весь в него пошел.
Иногда она говорила, что не знает, от кого его зачала, вспомнил Катце - как ей было выгодно, как она думала, ему будет больнее. Только его это давно перестало волновать.
- Всю жизнь мою вы погубили, - прошипела она.
Это была просто комедия. Катце потер виски, пытаясь отогнать боль. Ему нужно было уйти, нужно было просто выбраться отсюда. Хватит, он выполнил свой долг, теперь можно будет не появляться здесь в течение нескольких месяцев...
- Четверо, - внезапно произнесла она спокойно. Катце вскинул голову, охваченный каким-то странным чувством. - Ты второй был. Одного я родила до тебя - да он сразу умер. Тебя я дольше всех при себе держала. Могла бы сразу в приют сдать - а я нет, не разрешала им тебя забрать. Любила тебя, заботилась - разве ты не помнишь?
Он помнил - бусинки, переливающиеся на ее ладони в редких лучах солнца; помнил, как они шли куда-то по улице и ее рука крепко сжимала его ладонь. Помнил старый самокат, который она принесла ему - подарок соседей - и как мальчишка из другого дома отнял его, и Катце так плакал, что у него потекла кровь из носу, а она сделала ему пудинг с изюмом, чтобы его утешить... У него были эти воспоминания - так много их - почему же гораздо чаще он вспоминал ее ненавидящий голос, когда его запихивали в машину и увозили в приют? Он почувствовал стыд, такуй жгучий, что не мог поднять глаз на нее.
- Я тебя так не хотела отдавать - но они заставили, - продолжала она. - Это ведь правила такие, ничего с ними не поделаешь.
Перестань скулить, выродок… да заберите его…
- Следующего я сразу отдала, чтобы душу себе не травить - да и то, он родился только потому, что с абортом запоздала.
Знала ли она, что Тимми умер, подумал Катце. Скорее всего, нет - и он не собирался ей об этом говорить.
- А потом у меня еще этот был, со смешными глазами. Его я примерно до года держала, он уже ковылять начал. Такой забавный был - все мои друзья с него угорали.
Значит, тот уже был не младенцем, когда его привезли в приют, со странным сожалением подумал Катце. Он мог бы увидеть его - интересно, что бы он почувствовал, глядя на уже довольно большого мальчика, который, наверное, ходил, может, и говорил что-нибудь… забавный был, сказала она...
- С какими смешными глазами? - машинально спросил он.
- А? - она, казалось, отвлеклась. - Да глаза у него были разного цвета, никогда такого не видела.
- Что?
Он не заметил, как его рука дернулась, словно пытаясь заслониться от нее.
- Что что?
- Повтори, что ты сказала.
- У него были разные глаза - что ты еще от меня хочешь?
Конечно, это было не то. Он решительно отверг эту мысль. Да и что она помнила - она же сама сказала, что ничего не помнит. Наверное, все придумала - не было никаких разных глаз, не могло было быть. Разные глаза - это редкость, редко встречается…
В том-то и дело.
- Ничего особенного он не представляет, - всплыл в памяти голос Ясона, - но разные глаза - это более- менее интересно. Надо будет сказать Хэзаллу, что это специально выведенная порода.
- Как его звали? - прошептал Катце. Он собирался спросить это громко, но голос сел.
- Не помню, - на этот раз она, кажется, не притворялась. - Нет, не помню. Да и зачем?
Вот это был хороший вопрос.
Зачем это было ему? Чтобы после стольких лет, когда он пытался всеми силами отгородиться от своего прошлого, оно было брошено ему в лицо?
Он так жалел, что вообще задал этот вопрос, что начал все это.
- Не хочу я никого помнить, - произнесла его мать. - Ты все равно мой любимый сын, liebe, всегда будешь моим любимым сыном...
Она улыбнулась, касаясь его руки - и он вздрогнул, но не от того, что она коснулась его. Это было отвращение, которое он испытывал к самому себе. Он повернулся и торопливо пошел к двери. Ее голос все еще звучал у него в ушах, повторяя слова, который он не хотел слышать:
- Ты мой любимый сын…
***
Он остановился возле машины, слегка опираясь рукой о капот. Внезапная слабость накатила так резко, что несколько секунд он не мог пошевелиться; виски стали влажными от пота. Наконец Катце вынул сигареты, сунул одну в рот. Привычный запах дыма принес облегчение. Он посмотрел на свои пальцы - рука не дрожала.
Не было никаких причин, чтобы нервничать. На мгновение Катце почти показалось, что он может вычеркнуть из памяти ее слова, поверить, что он никогда их не слышал. Один раз он уже сделал нечто подобное, отказался признать, что у него есть брат - потому что любить его было слишком больно, а терять непереносимо.
Разве он не сможет еще раз сделать это: отказаться принять саму мысль об этом? Разве он не сможет забыть о том, что сделал?
Смутное воспоминание о нахальном мальчишке из Цереса, пытающемся урвать кусок побольше, пришло к нему. Мальчишка был самоуверенным и раздражающим, его хотелось поставить на место. Он так хотел выбраться из Цереса, что был готов ради этого на все. И в конце концов проиграл - потому что другие игроки были просто в другой весовой категории.
- Если ты хочешь утвердиться на этом рынке… тебе лучше запомнить имя Катце, - вспомнил он свой собственный голос.
Но ведь это было просто… Да, это был просто мальчишка, совсем посторонний - и другую правду Катце отказывался принимать. Лучше он забудет, что сказала его мать - он умел забывать, делал это очень хорошо. Пройдет немного времени, и у него будут другие проблемы, другие вопросы, требующие решения.
Он сел в машину, повернул ключ и снова замер. Конечно, ему нужно было ехать домой. Но мысль о том, куда он мог бы поехать, чтобы получить определенный ответ, была слишком отчетливой. Он уже не мог выкинуть ее из головы.
Ты можешь все узнать... И в то же время он с определенностью приговоренного к смерти знал, что не хочет знать.
Но, конечно, он поехал - это было недалеко - припарковался у дверей с табличкой "Интернат Кииру Майа".
Он бывал здесь за последние годы, по работе - и находил в этом даже какое-то мазохистское удовольствие. Здесь все так мало поменялось - даже цвет стен был тем же; он помнил здесь все, помнил, что с ним делали, что заставляли делать. И видеть, как воспитатели и директор - не те же самые, но все равно - пытались угодить ему, потому что от него зависили поставки интернату, контакты с нужными лицами - это было… утешительно.
Его приняли сразу же.
- Чем могу служить? - директор, маленькая крыска в круглых очках, нервно потер руки. - Какие-то проблемы с оплатой?
- Мне нужно посмотреть файлы воспитанников - девятнадцати-семнадцатилетней давности.
- Конечно, конечно, - он даже не спросил, зачем это нужно, всем своим видом демонстрируя нерассуждающую услужливость.
Конечно, Катце мог спокойно перекачать эти сведения из дома. Но скорее всего, если бы он решил так, он никогда бы этого не сделал. И к лучшему, сердито подумал он. Впрочем, было еще не поздно - пока файлы загружались, еще было не поздно уйти.
Нет, уже поздно.
Он открыл данные, скользил глазами по спискам воспитанников. Их было много, поймал он себя на мысли - больше, чем ему казалось. Дети по-прежнему рождались в Цересе - для того, чтобы прожить жизнь так, как Роми-Слайвер, как Гай и остальные. Единицам удавалось выбраться - как ему... как Рики... как...
Имя вдруг высветилось из списка, то самое, которое он боялся увидеть, надеялся, что не увидит.
"Килли Джонс. Мать Тереза Джонс. Отец неизвестен. Акцептирован в возрасте 1 год. Выпущен в возрасте 15 лет. Не рекомендован к дальнейшему развитию."
То есть, недостаточно покорен и/или сообразителен, чтобы стать мебелью.
Значит, когда Катце встречал его, ему было почти семнадцать... Что он делал после выпуска из интерната? Интересно, это его мать дала ему это имя? Помнил ли он хоть что-нибудь о том, что было до интерната?
Нет, конечно, нет… Дурацкие вопросы - и ему вообще не нужно было их задавать - нужно было контролировать себя, не дать мыслям овладеть им - о том, что он сидел в тех же классах, что и Катце, был заперт в том же карцере, его так же наказывали…
В течение семнадцати лет его это не волновало, правда? Так с чего бы вдруг сейчас…
Он судорожно раскрошил в пальцах незажженную сигарету. Нельзя было думать - нельзя было даже допускать этой мысли. О том, что все могло бы быть по-другому, если бы он знал, если бы тогда…
Он выключил компьютер торопливым, резким движением, вышел, не прощаясь. Тяжелая входная дверь захлопнулась за ним. На мгновение он даже забыл, что приехал на машине, просто пошел куда-то вдоль по улице, но почти сразу вспомнил, вернулся, тихо выругавшись.
Снова пошел снег.
***
- Снег.
Протянутая рука как будто хотела поймать несколько белых хлопьев на ладонь. Прозрачная стена стеклянного купола казалась несуществующей, а размытые огни Эоса внизу совсем близкими, словно до них можно было дотронуться.
- Я люблю снег. Чистый… чистый, как память… после корректировки... можно писать все, что угодно.
Длинные пальцы легко пробежали по резному стаканчику с подогретым вином, лаская серебристую поверхность. Он откинул белую прядь, поднося вино к губам. На мгновение в темно-красной жидкости отразилось совершенное лицо блонди, лишь слегка тронутое временем: тонкие лучики морщин возле глаз от частой улыбки.
Дверь открылась почти бесшумно, но он все же услышал, обернулся, увидел человека, спешащего к нему, с опущенными глазами. Ему достаточно было одного взгляда на открытый ноутбук.
- Ну что ж, - произнес он, и улыбка, привычно раздвинув его губы, не коснулась глаз. - Так даже лучше. Значит, теперь у нас есть средство управлять им. Он нам нужен… и мы сможем его использовать.
Часть 2
Он знал своего хозяина. Он знал, что должен служить ему, был создан для этого - и он делал все, чтобы выполнить свою задачу как можно лучше. Все остальное - то, что оставалось за смутными границами его колеблющейся памяти - было неважным и потому опасным. Он предпочитал не думать об этом.
Он любил своего хозяина. Его хозяин, если смотреть на него снизу вверх, стоя на коленях, казался таким большим и сильным - и это было правильно, ведь он был хозяин - тот, кому принадлежала его жизнь.
Он пытался угодить своему хозяину. Иногда у него получалось - его телу, такому несовершенному, все же удавалось доставить его хозяину удовольствие. Тогда хозяин был доволен, брал его в свою постель и легко трепал за ухом, приговаривая:
- Молодец, Килли, хороший мальчик…
Но иногда его губы оказывались недостаточно нежными, а его позы недостаточно грациозными - и тогда хозяин сердился. Гнев хозяина заставлял его чувствовать себя маленьким и слабым, сворачиваться в комок, закрыв уши руками. Но даже в эти моменты он знал, что он должен принимать гнев своего хозяина с такой же благодарностью, с какой он принимал ласки.
И хозяин никогда не сердился долго. Потом он сажал Килли к себе на колени, поглаживал его руки - и в этот момент, ощущая твердый жезл хозяина глубоко внутри себя, Килли чувствовал себя особенно хорошо - не страшно, не одиноко.
Ему не нравилось быть одному. Даже слуги в доме были лучше, чем одиночество - хотя они и дразнили его, называли его дурачком и говорили, что память у него дырявая, как сито. Но это была неправда. Он помнил свое имя. Он помнил, как служить своему хозяину. И больше он ничего не хотел помнить.
Конечно, были еще сны. В снах все было по-другому. Он был там другим. У него не было хозяина, не было никого, кроме нескольких таких же, как он, спутников - и с ними он летел по ночным улицам, оседлав быстрые машины, навстречу ветру.
Он просыпался после таких снов, плача - потому что не знал, как он осмелился видеть такие вещи, как вообще мог представить себе мир без своего хозяина. И все же в глубине души он хотел бы узнать, могло ли ощущение ветра, и скорости, и дороги быть реальным. И он плакал еще и от того, что знал почему-то, что этого не будет никогда.
А потом он провинился перед хозяином. Он не знал, что он сделал - помнил только, что у него болела голова, очень-очень сильно - а потом наступила темнота, сквозь которую он падал и падал. Но он знал, что это была какая-то серьезная провинность, не такая, как обычно, за что хозяин мог бы просто отстегать его ремнем.
Это что-то сделало взгляд его хозяина серьезным и грустным - и он уже не брал Килли на колени и не гладил своими мягкими, пахнущими сандалом и табаком пальцами.
Темнота приходила еще несколько раз, а потом хозяин взял его с собой в клинику. Килли помнил, как его уложили на длинный узкий стол, который вдруг поехал внутрь какой-то белой машины. Его хозяин слегка потрепал его по руке и сказал:
- Не бойся, они просто посмотрят.
Он все равно боялся, но не показал этого. После его хозяин долго разговаривал с доктором, а Килли сидел у его ног, положив голову ему на колено, и пальцы хозяина перебирали пряди его отросших волос.
Сначала доктор говорил много всяких сложных слов, значения которых Килли не понимал, а потом сказал:
- Давайте усыпим его?
Рука его хозяина замерла.
- Нет, пока нет, - сказал он.
Они вернулись домой, а через несколько дней пришел человек и увез Килли куда-то. Туда, где было много людей, которые смотрели на него и трогали его. Ему не нравились их голоса и незнакомые лица - от них у него начинала болеть голова. Он хотел, чтобы хозяин пришел и забрал его обратно домой.
Но хозяин не пришел. Вместо этого у Килли теперь было много хозяев. Он жил теперь в маленькой комнатке с запертой дверью, которая открывалась, только когда приходили его хозяева. Их было столько - и они все время менялись, что Килли отчаялся пытаться запомнить их лица. Иногда они приходили вдвоем или втроем; иногда им нравилось делать ему больно - но они никогда не ласкали его после этого.
Темнота приходила все чаще - и это сердило его хозяев. Порой он всплывал из темноты, чувствуя жестокие удары ботинок под ребра, слыша, как они кричат на него:
- Чертов придурок, что с тобой?
Он не знал, что он сделал, за что просить прощения - поэтому он ничего не говорил, только сжимался плотнее, закрывая голову руками. Иногда ему хотелось так и остаться, закрывашись, спрятавшись ото всех - даже когда его не били.
Он стал ждать прихода темноты. Она была его другом, занимала все большую часть его жизни. Он перестал бояться чувства падения. Иногда ему казалось, что он почти может увидеть то, что там - внизу: огни, светящиеся в темноте.
И иногда он думал, что когда-нибудь он останется в этой темноте навсегда. Он завершит свое падение. И может быть, там, внизу, его ждут скоростные машины, и его друзья, и ощущение ветра, бьющего в лицо.
Там он будет свободен.
***
Катце знал, что ему надо делать. Нет, он не хотел этого делать - но вариант поиска был таким простым, таким логичным - он просто не мог выкинуть это из головы. Если бы он мог сказать себе, что это было невоможно, бессмысленно - какое облегчение он бы почувствовал. Но одной твердой уверенности, что ему следует обо всем забыть, было недостаточно.
Дома, включив компьютер, Катце на мгновение дотронулся до старомодного крутяжегося календаря в металлическом футляре, стоящего возле клавиатуры. Цифры показывали позавчерашнее число. Он быстро перевернул диск, устанавливая правильную дату.
Всего два дня… как бы ему хотелось вернуться на два дня назад - и не делать всех этих глупостей. По крайней мере, одной - главной из них - никогда не задавать матери этот вопрос. Но было уже поздно.
Он открыл файл по контактам Ясона. Вот они, номера. Натан Хэзалл, федеральное правительство.
Он набрал номер, привычно закамуфлировав источник сигнала, заменил собственное изображение на экране непримечательной внешностью.
- Я могу поговорить с мистером Хэзаллом? Таможенная служба Терры.
- Мистер Хэзалл сейчас в отъезде. Могу я вам чем-нибудь помочь?
- Пожалуй, нет. Я перезвоню ему в другой день.
Я не буду ему звонить. Слава Юпитер, что его нет...
- Да, конечно. Он вернется с Амой послезавтра.
Поблагодарив услужливую девушку-секретаршу, Катце отключился, выругавшись про себя. Он не хотел этого знать, он уже поверил, что сделал все, что мог, на сегодня - а завтра… завтра он мог бы сказать себе, что у него слишком много дел, что он забыл…
Хэзалл всегда останаливался в "Парк Хайатт" - и, если он не переменил привычки, он и сейчас был там. Катце набрал номер. Впрочем, в этот час его могло бы и не быть на месте - или он мог не принять звонок.
- Хэзалл на линии.
Экран осветился, показав лицо Хэзалла, покоящееся на скрещенных руках. Поза была довольно странной, и только мгновение спустя Катце понял, что Хэзалл лежит на животе, а два молоденьких пэта, юноша и девушка, делают ему массаж. Парень не был Килли - Катце ощутил неожиданное, очень сильное разочарование - и прищурился, пытаясь разглядеть что-то позади Хэзалла, в роскошно обставленном номере. Кажется, в комнате никого больше не было.
Впрочем, он ведь не ожидал, что все окажется так легко?
- Не знаю, помните ли вы меня, - сказал он. - Ясон Минк знакомил нас. Я занимаюсь поставками пэтов.
Он быстро смоделировал изображение кольца пэт-дилера на руке, на тот случай, если оно попадет в кадр. Нехорошо, что он использовал имя Ясона для этого, но... Ясон был мертв, ему было все равно.
- Чем могу помочь? Или вы хотите что-то предложить? - довольно дружелюбно произнес Хэзалл. Он прижмуривался от удовольствия под руками пэтов. - Вы опоздали, я уже сделал покупку и завтра уезжаю. Впрочем, если вы хотите предложить мне что-то действительно особенное…
- Вообще-то я хотел предложить вам продать, а не купить, - Катце усмехнулся. - Помните, тот пэт, которого вы получили от мистера Минка полгода назад - с разноцветными глазами? Вы очень привязаны к нему? Дело в том, что у меня есть клиент, который охотно купил бы эту особь и готов заплатить хорошую цену... - что я делаю, звучало в голове у Катце - но он продолжал говорить все тем же безмятежным, полуделовым тоном. - Он выразил желание приобрести игрушку с разноцветными глазами, и я вспомнил о вас. Он предлагает действительно хорошую цену.
Хэзалл слегка покряхтел, когда руки юноши скользнули по его загривку. Девушка склонилась, проводя по его спине волосами.
- Хорошу цену, говорите…
Катце замер.
- Очень жаль, что мне придется отказаться от вашего предложения, мистер... простите, как вы сказали, ваше имя? Не потому, что оно мне не нравится, вовсе нет. Просто у меня уже нет этого пэта. Я продал его пару месяцев назад. Хотя... если ваш клиент заинтересован, кажется, я только вчера видел на аукционе самочку с разными глазами. Я обратил на нее внимание... знаете, когда я был ребенком, у меня была маленькая подружка, у которой один глаз был голубой, а другой карий. Я ужасно жалел ее, мне казалось, у нее глазки больные. Я все еще испытываю это нежное чувство, когда вижу такую аномалию…
Катце продолжал делать вид, что слушает его - и не мог понять, откуда пришло это мучительное чувство потери. Как будто он был так близко к тому, чтобы обрести что-то - и оно ускользнуло от него.
- Да, мистер Хэзалл, благодарю вас, мистер Хэзалл...
- Так подсказать вам, где я ее видел?
Катце почувствовал, что еще немного - и сохранять светское выражение станет невыносимо.
- Я… я перезвоню, - он протянул руку к выключателю.
- Значит, дело не просто в разноцвертных глазах, - с внезапным удовлетворением произнес Хэзалл. Его темные глаза больше не были дремотными, стали острыми и блестящими. - Вам зачем-то нужен именно тот пэт, что был подарен мне, Катце?
Имя заставило его вздрогнуть. Когда-то Ясон действительно представлял их, но это было мимолетно, он был уверен, что Хэзалл не запомнил его.
- Я могу предоставить вам сведения о нем, - продолжал Хэзалл, - я даже не спрашиваю, зачем вам это нужно. Просто небольшая услуга, в счет возможных будущих контактов. Вы ведь занимаетесь все тем же, о чем упоминал мистер Ясон?
- Да.
- Значит, в случае необходимости мы с вами сможем найти общий язык?
- Конечно, мистер Хэзалл.
- Отлично. Так вот, этот пэт, Килли - верно? Знаете, почему я счел нужным избавиться от него? Ясон Минк всегда делал мне безупречные подарки, но в этот раз - вне всякого сомнения, по случайности - пэт оказался с дефектом.
- У него была стерта память, - прошептал Катце.
- Это не дефект, - Хэзалл жизнерадостно отмахнулся. - У меня нет интереса обламывать пэтов с норовом. Я немолодой человек, мне нравится комфорт, - он указал на старающихся пэтов, - и покой. Тот пэт был болен. Припадки - не эпилепсия, но что-то похожее. Сначала я думал, это излечимо, но когда они стали повторяться все чаще, мне пришлось продать его. Он мне нравился, но когда пэт начинает биться в судорогах в самый интересный момент - это, согласитесь, вредит потенции.
- Что за припадки?
- Говорят, это побочное явление стирания памяти - когда стирание проведено исключительно грубо. Неужели вы об этом не знали? Мне говорили, это случается. Так вот, я продал его.
- Куда?
- В систему Реено. Разумеется, я не сообщил им о небольшом дефекте Килли, - Хэзалл подмигнул, - в остальное время он был хорош, как всегда.
- В какой филиал Реено?
Система Реено была самой большой межпланетной сетью по торговле пэтами и рабами.
- Я передал его дилеру - по-моему, это был Центральный филиал. Сожалею, что не могу сообщить вам более утешительные сведения, Катце.
- Вы исключительно помогли мне, мистер Хэзалл.
- Натан, называйте меня просто Натан. Возможно, вскоре у нас будут более тесные контакты, так что к чему столь официальное обращение?
- Последний вопрос, Натан. Вы не меняли его регистрационный номер?
- Нет, конечно, нет. Зачем бы мне было это делать?
Катце попрощался, отсоединился - и с силой ударил кулаком по столу. Пепельница подпрыгнула, перевернулась, высыпав окурки. Катце посмотрел на нее с отвращением.
Все замечательно, правда?
Все замечательно - он только два часа назад вспомнил, что у него есть брат... и вот им уже пытаются манипулировать, делают ему одолжения, за которые придется расплачиваться. Этого-то он и боялся - от этого он так пытался уберечь себя все эти годы. Как только что-то становилось важным для тебя, другие начинали это использовать, начинали использовать тебя…
Он не мог этого позволить, не мог позволить, чтобы существование Килли стало его Ахиллесом*. Черт возьми… Опершись лбом на руку, Катце снова тронул диск календаря, заставляя его крутиться. Столько лет он даже не думал... и сейчас... Для чего ему было все это? Ведь не потому, что у него были какие-то чувства - он презирал Килли, когда встретил его - а теперь… теперь это вообще был другой человек - даже и не человек вовсе, так - обломок, со стертой памятью.
- Мне пришлось продать его, - вспомнил он голос Хэзалла. - Он был болен.
Что за нелепая сентиментальность? В последние дни Катце просто не узнавал себя - как будто что-то сдвинулось в нем.
Не глядя на экран, он снова вошел в сеть, открыл базу данных регистрации пэтов. Вот, пэт номер D508M… первый хозяин Ясон Минк… передан Натану Хэзаллу, покинул Амой…
Составить запрос оказалось делом нескольких минут, а найти номер филиала системы Реено и вовсе легко. Ну вот. Теперь он действительно не мог больше ничего сделать.
Теперь можно было успокоиться. И ждать. Или забыть.
***
19:30
Туши осталось совсем на донышке. Слайвер аккуратно сплюнул в тюбик и принялся яростно тереть кисточкой по стенкам. Шаги позади него приблизились, в зеркале появилось отражение его матери.
- Не ходи сегодня на работу, а? - она осторожно, чтобы не толкнуть его, положила ему руки на плечи. Слайвер вздохнул. Это было соблазнительно - остаться дома, а не мерзнуть на улице.
- Я же вчера тоже не стоял.
- Ну и что, договоришься потом. У нас же есть деньги, - ее голос стал мечтательным.
Ну вот, опять она со своими глупостями. Эти деньги, которые они нашли на столике, дали новый толчок ее обычным фантазиям - о том, что он когда-нибудь встретит "человека", который заберет его из этой дыры. Слайвера это злило; с чего это он должен был встретить человека, если ей это так и не удалось? Не нужно было мечтать, нужно было жить - и эти деньги, которых сейчас казалось так много - через несколько дней они разлетятся: на квартплату, на лекарства для Томми, который не вылезал из простуд, на еду.
- Я поджарю кукурузу, и мы будем играть в покер, - добавила она - прекрасно зная, что против этого он не сможет устоять.
- Ну ладно.
В конце концов, кто бы не сделал такой выбор?
- Вот и хорошо, Роми, - она слегка обняла его и выпрямилась.
- Марша! Марша, ты дома? - входная дверь скрипнула, отворяясь. Слайвер скривился. Вот так, кукуруза на сегодня обломилась.
В зеркале он увидел беспомощное, заискивающее выражение лица матери, но у него не было настроения щадить ее. Обида захлестнула его.
- Чего он притащился?
- Ну Роми… ведь Томми его сын… он имеет право взглянуть на ребенка.
- Взглянуть на ребенка? Да это единственное, что он делает - взглядывает! И выпрашивает у тебя денег!
- Ну Роми…
Он не выдержал, швырнул тюбик от туши со злостью - тут же испугался, не разбил ли чего - и злость прошла, осталась только жалость. Нехорошо было упрекать ее за то, что она делала с его деньгами - с теми, что он зарабатывал.
Но гребаный Хинли… Он уже был в комнате, склонился над кроваткой Томми, делая ему козу. Когда мать Слайвера вошла, он тут же повернулся, направился к ней с широкой улыбкой, обнял ее за талию
- Ммм, ты хороша, как всегда.
Это была неправда, и Слайвер знал это - теплый халат и засаленная косынка на волосах не украшали его мать. Но именно потому, что Хинли лгал с такой легкостью, он и мог вертеть его матерью, как хотел.
Год назад, когда родился Томми, Хинли признал ребенка. Тогда Марша была на седьмом небе от счастья - и Слайвер тоже был впечатлен, потому что никто обычно этого не делал. Но теперь, год спустя, когда Слайвер стал старше и опытнее, он все чаще полагал, что Хинли сделал это, чтобы обеспечить себе место в постели Марши - не особенно-то он пользовался успехом, у женщин и у мужчин, со своим щербатым лицом и редеющими волосами, которые он носил заплетенными в косу. А кроме места в постели, его визиты обеспечивали ему бесплатную кормежку и прочие удобства.
- Как дела у моей королевы?
- Хорошо, - Марша вся вспыхнула.
- А как мой сыночек? Так вырос!
- Если бы ты уделил ему немного больше, чем пять секунд времени, ты бы заметил, что он уже третью неделю кашляет, - вмешался Слайвер.
- Аа, - Хинли обернулся, как будто только что заметил его. - Маленькая шлюшка еще дома?
Когда-то Хинли считал, что занятие Слайвера может оказаться полезным - и даже просил его обыскивать дома клиентов, которые приводили его к себе - на предмет того, не могло ли там оказаться что-то полезное для Комитета. Сперва Слайвер проникся этой идеей и даже попытался сделать это в одном месте - но его чуть не поймали, и он так испугался, что сказал, что не будет этого делать. На что Хинли назвал его трусом и предателем и с тех пор не упускал случая, чтобы задеть.
Это было нечестно, думал Слайвер - потому что ему нравилось то, что хочет сделать Комитет, он действительно верил в это - только почему Комитет должен был возглавлять такой тип, как Хинли.
- Роми сегодня не идет на работу, - вступилась мать.
- Да как угодно, - Хинли пожал плечами. - Я вот что хотел спросить, Марша. У нас сегодня заседание, а в штабе такой холод стоит - уши к голове примерзают. Я сказал нашим, что мы у тебя соберемся.
Слайвер сверкнул на него глазами. Конечно - "сказал" - не спросил, можно ли. Хотя - как будто мать ему хоть когда-то отказывала.
Впрочем, это он просто вредничал. Заседание Комитета в его доме - это было интересно. Это было захватывающе. Но какая-то глупая детская обидчивость все еще не отпускала его.
- Хорошо… - протянула мать. - А чем вас кормить-то?
- Да что дашь, то и хорошо. Чай, бутербродики какие-нибудь. Ты же у меня умница. А пока они не пришли, - плотоядно улыбаясь, проговорил Хинли, - я бы что-нибудь поплотнее бы перекусил - супчика там или что это у тебя так вкусно пахнет.
- Не подавись, - довольно громко пробурчал Слайвер.
- Роми!
- А что, тебе для отчима куска хлеба жалко? - сощурив глаза, Хинли повернулся к нему. - Мы вот для таких, как ты, стараемся - чтобы у вы равные права получили со всеми гражданами - а ты куском хлеба попрекаешь?
Слайвер почувствовал, что краснеет - и упрямо проговорил:
- Я на это зарабатываю - а ты, между прочим, никогда в жизни пальцем не пошевелил.
- Да и ты тоже вроде - все больше ноги раздвигаешь. Не сказал бы я, что тяжелая работа.
- Майкл, - мать беспомощно посмотрела на него, потом на Слайвера. - Роми! Ну что вы ссоритесь?
- Да кто с ним ссорится, с подстилкой для богатых подонков, - с презрением бросил Хинли.
Все! С него хватит! Слайвер сорвался с места, с грохотом влез в ботинки, схватил свою куртку.
- Роми, ты куда? - вскрикнула мать.
Ведь прекрасно знает, куда.
- На работу!
- Правильно, он же дня не может без этого прожить. Точнее, ночи, - Хинли хихикнул. Слайвер отчаянно воспротивился тому, чтобы слезы брызнули из глаз. Он бросился к двери, спотыкаясь - и едва не наткнулся на входящего человека. Сильная рука обхватила его за плечи и аккуратно вернула равновесие.
- Осторожнее.
- Привет, Гай.
Прикусив губу, Слайвер заглянул вверх, в спокойное лицо. Гай... вот Гай был другой - не болтун, как Хинли. Гай действительно что-то сделал - взорвал это место, Дана Бан - и настоящего блонди вместе с ним - и потерял при этом руку. Пустой рукав особенно впечатлял Слайвера - он был неоспоримым доказательством реальности проишедшего.
Если бы другие в Комитете были такие, как Гай - почему-то Слайверу казалось, все было бы по-другому. Гай был… настоящий герой, вот. Немудрено, что Слайвер таращился на него при любой возможности. Он надеялся, что когда-нибудь ему удастся уговорить Гая рассказать ему, как он взорвал Дана Бан - но пока Гай едва замечал его - да и с чего бы.
- Привет, Слайвер, - по крайней мере, он помнил его имя! Слайвер раздулся от гордости. - Привет, Марша.
Гай прошел в комнату, пропуская еще несколько человек, сопровождавших его.
- Ну вот, из-за тебя не успел перекусить, - проворчал Хинли на Слайвера.
Стоя на пороге, Слайвер колебался. В конце концов, он же решил сегодня никуда не ходить. Да и пока он доберется до центра на своих двоих, пол-вечера уже пройдет.
Он вздохнул и сдался.
- У меня есть важное сообщение, - проговорил Хинли, вставая, когда все наконец устроились - члены Комитета за столом, а Слайвер на кровати, стараясь сделаться достаточно незаметным, чтобы о нем забыли. - В деятельности нашего Комитета произошел важный прорыв. Нас заметили. И нам обещали помощь.
На некоторое время отдельных голосов не было слышно из-за общего шума - и Слайвер почувствовал то же воодушевление, что и остальные. До сих пор он не верил в реальность того, что Комитет хоть когда-нибудь мог бы чего-то добиться. Это была красивая мечта - как фантазия его матери о "человеке" - но в глубине души Слайвер знал, что она никогда не будет реальностью.
Когда-то бунт против Юпитер был подавлен - и с чудовищными результатами для бунтовщиков. Но все-таки, все-таки… кто-то пытался это сделать. Значит, это было возможно?
- Кто обещал? Какую помощь?
Несколько секунд Хинли выдерживал паузу.
- Солидные люди. Оказывается, они знали о том, что мы делаем - и теперь готовы нам помочь. И не только финансами. Нам просто нужно будет выступить в определенный момент.
- Выступить - и снова обратить внимание Юпитер на Церес?
Слайвер широко раскрыл глаза. Это сказал Гай - и таким скептическим тоном! Уж он-то должен был быть рад, что, наконец… Хинли тоже почувствовал это.
- Тебе что-то не нравится?
- Мне не нравится все. Мне не нравится чувствовать себя марионеткой в чьей-то игре. Что это за люди?
- Солидные, я же сказал.
- Солидные люди, которые связываются с ублюдками?
- Так ты про нас думаешь, как про ублюдков?
- Это то, что мы есть.
- Ты просто боишься! - прошипел Хинли и тут же осекся, поняв, что сказал что-то не то. - Конечно, то, что ты сделал в Дана Бан - это была серьезная вещь, но, Гай, мне кажется, ты изменился. Люди меняются - и ты... ты стал мягким.
Это не то, подумал Слайвер, Хинли был не прав! Гай не боялся - по крайней мере, Слайвер был почему-то в этом уверен.
Он смотрел, как Гай неторопливо достает из кармана пачку сигарет, закуривает. Казалось, его движениям отсутствие одной руки совершенно не мешало. Лицо у него было спокойное, даже отрешенное. С правой стороны в волосах у него была седая прядь, затянутая в хвост вместе с остальными, темными волосами.
Он выпустил дым из рта - и в этот момент его замкнутое, странно печальное лицо напомнило Слайверу другое лицо, которое он так недавно видел, тоже сквозь пелену сигаретного дыма. На мгновение он даже прикрыл глаза от сильного и какого-то неожиданного чувства при мысли о Катце. Вот бы снова... его увидеть. Конечно, все, что мать там себе воображала, о "человеке" - это была ерунда, не стоит и думать. Но если бы…
- Ты так говоришь, как будто тебе есть, что терять! - выкрикнул Хинли. - Как будто кому-то в Цересе есть, что терять!
- Мне-то терять точно нечего, - сказал Гай. На лице у него мелькнула улыбка, почти снисходительная - как будто Хинли был маленький ребенок, который не знает толком, чего хочет. - А остальным… Так легко… сделать еще хуже.
- Я лично ничего не боюсь! - заявил Хинли. Несколько голосов поддержали его. - И осторожность здесь неуместна! Мы выступим, когда нам скажут.
- Кто скажет?
Несколько секунд Хинли выглядел так, словно он сомневается, стоит ли ему отвечать. Но, видимо, ему очень хотелось сказать.
- Это люди… из Партии.
- Блонди? - опрокинутый стул загрохотал по полу, когда Гай вскочил на ноги. Спокойствия я на его лице больше не было ни следа.
- Это не такие блонди, - недовольно проворчал Хинли.
- Ты идиот.
- А ты думай, что говоришь!
- Ты идиот, - казалось, Гай не слышит его. - Даже не думай - не думай о том, чтобы втягивать других в это. С чего тебе пришло в голову, что ты можешь верить блонди?
- Мы нужны им… они помогут нам - а мы поможем им.
- Насчет того, что мы нужны им - это, может быть, и правда. А вот насчет того, что они нам помогут… Ни один блонди - ни один блонди еще не сделал ничего ни для одного ублюдка, - казалось, ему трудно выговорить эти слова, что-то мешает ему.
- Это твое мнение, - обиженно пробормотал Хинли. - Мы будем решать вопросы голсованием.
- Без меня, - голос Гая снова стал пустым, холодным. Он направился к выходу.
- Подожди, ты не можешь так уйти, ты будешь нам нужен! Нам нужно будет взорвать пару вещей…
Дверь хлопнула. Хинли повернулся к столу, обвел оставшихся глазами и медленно расправил плечи.
- Ну что ж. Надеюсь, он одумается. А если нет… то нам лучше было избавиться от малодушных в самом начале. Кто-нибудь еще хочет уйти?
Никто не поднялся, а Слайвер еще глубже вжался в спинку кровати.
- Тогда будем голосовать, - сказал Хинли.
***
Где-то далеко что-то звенело. Не открывая глаз, Катце попытался нашарить будильник и заставить его заткнуться, но потом сообразил, что не устанавливал его - и вообще, похоже, что было вовсе не утро. Катце сощурился на желтый электрический свет. Звонили в дверь.
Пятнадцать минут двенадцатого. Вот здорово - он заснул прямо в одежде, на диване. Обычно у него не было такой неряшливой привычки. Естественно, что после этого он чувствовал себя отвратительно.
Он потащился к двери, пытаясь хоть минимально привести себя в порядок - и из-за этого даже не задумавшись, кто это мог бы быть. Ему следовало бы опасаться вечерних визитов, после того, что произошло позапрошлой ночью, но он успел подумать об этом, только уже открыв дверь.
Рауль. Катце судорожно втянул воздух. Отделенный от него только порогом, стоящий на плохо освещенной лестничной клетке, Рауль казался особенно впечатляющим - некое существо из другого мира, со своим ростом, длинными струями золотистых волос и надменным изгибом губ. Почти что можно было принять за продолжение сна.
Нескольких мгновений, которые понадобились Катце, чтобы прийти в себя, хватило, чтобы Рауль высказал нетерпение.
- Мне можно зайти?
- Да, конечно… добрый вечер.
Катце отступил, пропуская его в квартиру, бросил на себя взгляд в зеркало. Отлично выглядишь, приятель. Вид определенно заспанный. Он прошел вслед за Раулем, торопливо застелил диван пледом. Впрочем, Рауль, разумеется, не обратил внимание на такие мелочи.
-… - Катце опять не знал, что сказать. - Спасибо за все.
- Я просто заехал узнать, все ли в порядке.
Голос был холодным - но слова имели странный смысл. Заехал узнать? Как будто это было так естественно.
- Да, спасибо. Я оставил записку…
- Я еще не был дома.
Катце бросил на него странный взгляд. Это как-то не стыковалось. Впрочем... Наверное, Рауль знал, что делает. Наверное, это все имело смысл.
Рауль молча стоял посреди комнаты, глядя в пол - и Катце тоже не знал, что сказать, ожидая продолжения - и в то же время чувствуя себя странно завороженным присутствием Рауля. Ясон никогда в жизни у него не был, и Рауль... он настолько не соответствовал всему, что его окружало! Катце никогда не волновало, как выглядит его квартира. Но сейчас она показалась ему уродливой. Такой же уродливой, каким был он сам по сравнению с Раулем. Впрочем, так и должно было быть.
Несколько нервным жестом Рауль стянул перчатки и слегка потер руки, как будто ему было холодно.
- Хотите кофе? - Катце вспомнил о своих обязанностях хозяина. Конечно, он не думал, что Рауль захочет пить у него кофе - это было бы что-то неслыханное - но он должен был предложить.
- Лучше чай.
- Сейчас.
Скрывшись в кухне, Катце вдруг вспомнил, что забыл предложить Раулю сесть. Но когда это блонди нуждался в чьем-то предложении, чтобы расположиться удобнее? Какие глупости… Он включил чайник, сдернул чашки с полки - слишком резко, чуть не разбив - открыл дверцы шкафа и нахмурился. Дожили: нечего на стол подать, когда блонди в гости пришел.
Он прикусил язык, сдерживая нервный смех. На самом деле, ничего забавного в этом не было. Скоро он узнает, с чего это Рауль ходит вокруг да около - и Катце мог поклясться, что ничего хорошего его не ждет. Но даже если так - все равно, лучше было знать, чем дергаться в ожидании… и позволять своим мыслям сворачивать на какой-то непонятный путь… при взгляде на золотую паутину волос Рауля.
Он внес поднос в комнату. Рауль не сидел, а стоял возле стола, вертя в руках резную фигурку, которую Катце подарил кто-то еще в приюте - три обезьянки - ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу - одну из немногих нефункциональных вещей, которыми Катце владел. В его длинных пальцах фигурка казалась крошечной - запросто можно растереть в порошок - но его прикосновения, внезапно подумал Катце, были осторожными, почти задумчивыми.
Ему показалось, Рауль хотел что-то сказать, но промолчал.
- Пожалуйста, чай.
Рауль со вздохом поставил фигурку - не на то место, откуда взял - и направился к креслу. Катце наполнил его чашку и сел в противоположное кресло, с другой стороны маленького столика.
- Вы не возражаете, если я закурю?
- Вовсе нет, - Рауль кинул на него странный взгляд - и продолжил, как будто отстраненно. - Ты собираешься предпринимать какие-нибудь юридические действия? Против полиции.
Катце вздрогнул, едва не сломав зажженную сигарету, усилием воли заставил себя расслабиться. Он не хотел об этом слышать - не хотел - пожалуйста, давайте оставим это все в прошлом, давайте не будем вытаскивать это на свет...
- Если нужно, Юлиус сообщит тебе номер врача, который...
- Я не буду ничего предпринимать.
- Почему? - отрешенность в голосе Рауля сменилась удивлением.
- Ну… как вы правильно заметили, мистер Эм, я работаю на черном рынке. Начинать это дело против полиции будт значить привлечь внимание к моей основной деятельности. И к тому же - стоит об этом заговорить - это не пойдет на пользу моей репутации. Кстати, - внезапно решился он, - коль скоро мы заговорили о рынке - правильно ли я полагаю, что вы пришли поговорить о его ликвидации?
Он поднял глаза; Рауль сидел совершенно прямо, с кусочком сахара, полуопущенным в чай, в руке. Сахар медленно таял, пока не раскрошился совсем. Рауль посмотрел на свои пальцы, как будто первый раз видел их, и облизнул их.
- Если вы хотите уничтожить то, что Ясон Минк считал перспективным, - продолжал Катце решительно, - то кто может вам в этом помешать? Но я... я очень благодарен вам за все, что вы сделали для меня - и все же я не буду в этом участвовать.
Давай, вперед, насмешливо поощрил он себя. Выведи его из терпения, поспорь с ним. Это так разумно. А впрочем… он, кажется, вообще перестал делать разумные вещи.
- Простите, мистер Эм, но я не могу…
- Да что мне за дело до рынка? - золотистые брови Рауля съехались на переносице. Он поднес чашку ко рту, отхлебнул чай и поморщился - обжегся - сердито поставил чашку обратно на блюдце.
Катце смотрел на него, сознавая опасность рассердить его прямым взглядом, и все же не в силах почему-то отвести глаз. Что-то в лице Рауля, с нахмуренными бровями и покрасневшими от горячего чая губами, было такое, что почти зачаровывало его.
- Ты хочешь спросить, зачем я тогда пришел? - внезапно с силой произнес Рауль. Глаза у него казались совсем темными, как осеннее небо - и светлая прядь, свешивающаяся через лицо, совсем не смягчала этого запальчиво-уязвимого взгляда. - Ты мне скажи!
- Что?
- Ты мне скажи, зачем я пришел! - Рауль повысил голос. Катце расширил глаза, и почему-то это окончательно вывело Рауля из терпения. - Не притворяйся, ты прекрасно понимаешь, о чем я! Ты знаешь, что я имею ввиду - конечно, ты не мог забыть. Что это такое было? Что ты сделал со мной, что я столько лет...
Лет? Катце готов был сказать, что он не знает, о чем речь - черт, это, конечно, выведет Рауля из себя еще больше, но он ведь действительно не знал... А потом ему внезапно пришло в голову, и он осекся на полуслове. Не может быть...
Не может быть. Ведь это было почти десять лет назад - давно, так давно - когда Катце еще был наивным, глупым мальчиком, которому казалось, что вокруг столько интересного - протяни руку и возьми. До того, как Ясон поймал его - и пометил его - и завоевал его сердце навсегда.
И в любом случае, все это не имело никакого значения... Катце никогда не придавал никакого значения тому, что произошло - он был не настолько глуп, чтобы даже думать об этом. Но больше ведь ничего не могло быть? Ничего такого, что вызвало бы такой личный гнев Рауля на него. Кроме той ночи, когда Рауль вел себя, как избалованный ребенок - и мог бы казаться смешным, если бы глаза у него не были такими страдающими. И когда его тошнило в ванной, Катце внезапно ощутил острый приступ жалости к нему - чувство, которое блонди вряд ли ему бы простил.
Он помнил расстроенный вид Рауля и его трясующеся губы, а потом, в темноте, он так дрожал - хотя его руки, сомкнутые вокруг груди Катце, были словно сталь - неумолимо сильные, казалось, способные сломать ему ребра, надави они чуть сильнее - и все же не причиняющие боли.
Он никогда не думал об этом потом, на следующий день и во все остальные дни - запретил себе. Но, наверное, что-то все-таки изменилось тогда. С тех пор Рауль никогда не мог стать для него просто еще одним блонди.
Конечно, из соображений собственной безопасности Катце не собирался ничего ему об этом говорить.
- Я не помню ничего, чего бы мне не стоило помнить, - произнес он, опустив глаза на чашку с чаем. И, после крошечной паузы. - Я не помню ничего, чего бы вы не хотели, чтобы я помнил.
- Не ври мне!
Одним махом сахарница оказалась на другой стороне комнаты, ударилась о стену и разбилась на несколько кусков. Катце почувствовал, что не может поднять глаз - словно близость Рауля вдруг стала физически ощутима, словно его гнев придавил Катце. Теперь он действительно почувствовал страх. И еще какое-то расстройство - он не хотел огорчить Рауля, хотел успокоить его, дать понять, что его тайна была в безопасности.
- Мне просто нужно знать!
Знать что?
И в следующий момент Рауль вдруг был над ним, его руки сжались на плечах Катце, дернули его вверх. Сопротивляться было бесполезно, он даже не успевал среагировать - оказался прижатым к стене, и прядь волос Рауля едва не касалась лица Катце. Глаза Рауля - огромное и синие - были очень близко, смотрели на него как будто не узнавая.
Он чудовищно… красив, подумал Катце - и цеплялся за эту мысль, старался удержать ее - потому что его тело, прижатое к стене, пойманное в стальной захват рук Рауля, реагировало совсем по-своему, судорожно дернулось в безумной панике. Что он себе вообразил? Вспомнил, как вчера его держали и он не мог освободиться? Что за ерунда…
Но он не мог с собой справиться. Свет внезапно потемнел, во рту появился металлический привкус. Он почувствовал, как пальцы Рауля еще сильнее впиваются в его предплечья - но на самом деле он просто начал соскальзывать вниз.
- Эй, что такое?
Прекрасное лицо изменилось, теперь на нем было непонимание.
- Катце?
Руки отпустили - Рауль шагнул назад. Ощупью Катце нашарил подлокотник, опустился на него, с трудом удерживаясь от того, чтобы не согнуться, как сломанная куклы. Виски у него взмокли.
- Я сделал больно? - голос Рауля достиг его сознания. Обеспокоенный голос? Торопливо пытаясь оправдаться, он пробормотал:
- Нет… просто голова… закружилась.
- Я… извиняюсь.
Катце вскинул голову, не веря. Рауль извинялся? Ощущение паники уходило, оставляя после себя слабость. И стыд. Какой дурак, не смог справиться с собой, смутил Рауля… но в это ведь невозможно было поверить - что Рауль смущен из-за него?
Он посмотрел на Рауля, в открытую, пользуясь тем, что блонди отвернулся, снова пристально изучая предметы на столе Катце. Руки у Рауля были скрещены на груди, как будто он пытался отгородиться от чего-то. Казалось, он медлит - может быть, на грани того, чтобы повернуться и уйти - и Катце почувствовал мучительную раздвоенность, одновременно желая, чтобы он ушел - и сожалея об этом.
- Я всегда считал, что губительная слабость начинается тогда, когда потворствуешь своим желаниям вместо того, чтобы поступать так, как должен.
Рауль обернулся - голос у него был чужим и спокойным - но в лице не было этого спокойствия - лицо не обманывало.
- Так случилось с Ясоном. Я не так глуп, чтобы делать свои собственные ошибки - я способен учиться на чужих.
- Разумеется, - подтвердил Катце нейтральным голосом. - Это самое разумное.
- И если бы у меня были желания, которые противоречили бы здравому смыслу, у меня хватило бы силы воли, чтобы не дать им превратиться в Ахиллеса, правильно?
- Конечно, мистер Эм.
Кажется, все было сказано очень понятно. Тем неожиданнее для него было, когда следующая фраза, которую произнес Рауль, равнодушным, деловым голосом, была:
- Мне нужен полный отчет о состоянии черного рынка и его перспективах. Завтра.
***
Две недели спустя, 4:00
Знаете ли вы, что…
Знаете ли вы, что в 20% случаев насильственного стирания памяти объект не выживает после вмешательства?
Знаете ли вы, что из оставшихся в живых 5% не могут контролировать собственные жизненные функции, а еще 15% оказываются непригодными к исполнению даже простейших заданий?
Знаете ли вы, что 20% из подвергшихся насильственному стиранию памяти умирают в течение года? И ни один не выживает дольше пяти лет?
Что-то похожее на чудовищную статейку для любознательных. "Занимательная статистика." Катце откинулся на стуле, сжав пальцами переносицу. Глаза пульсировали резкой болью. Воздух в комнате был густо-серым от дыма.
У него заняло почти две недели, чтобы докопаться до этих сведений - они были так засекречены, что иногда он думал, они и вовсе не существуют. Но они были - Юпитер обожала цифры. Существовал даже определенный отдел, который обрабатывал эту информацию.
Он не стал бы этим интересоваться - зачем ему? Только рискуешь нарваться на неприятности. Но больше ему было нечего делать - ответы на его запросы из системы Реено приходили отрицательные. Катце посылал новые запросы, в другие филиалы. Это была просто механическая работа: отослать сообщение, ждать ответа - обнаружить отрицательный ответ. Ничего больше.
Его энергия требовала выхода.
А скорее, даже не энергия, а какое-то мучительное неспокойствие, с которым Катце поначалу пытался бороться, говорил себе, что есть строго определенное количество глупостей, которые он способен сделать - и он не будет преступать черту.
Но его любопытство - которое когда-то заставило его влезть в секретные файлы Танагуры с терминала в доме Ясона и едва не погубило его - заставило его шарить по сети, пока он не нашел то само…
Впрочем, почему бы он был так удивлен? Наверное, об этом знали и так - Хэзалл упоминал об этом - конечно, не в точных цифрах, но тем не менее. Просто... кому было какое дело до тех, кто имел несчастье навлечь на себя стирание памяти? И если с ним что-то случалось, то кто бы стал жаловаться из-за этого? Может быть, владельцы фабрик и поместий, на которых работали рабы со стертой памятью? Ведь именно туда большинство объектов и отправлялось после процедуры. Стать пэтами удавалось совсем немногим. Можно сказать, Килли повезло, с иронией подумал Катце.
Чего еще он не знал до этого - так это как много таких "обработанных" объектов переправлялось с Амой на другие планеты. Он был уверен, что пэты были основным предметом экспорта. Похоже, что был еще один предмет. А впрочем... это все, возможно, было просто требование утилитарности. Если уж кто-то подвергся стиранию памяти - то почему бы не использовать его, не получить от него прибыль на полную катушку?
Именно это и сделал Ясон с Килли… О нет, именно это и сделали Катце с Ясоном. Вот так вот.
Ты это сделал.
Теперь живи с этим. Расхлебывай то, что натворил. Исправляй свои ошибки - если можешь.
На самом деле он не хотел об этом думать; не мог - потому что если бы он позволил себя сосредоточиться на этом - на чувстве вины, - то как бы он смог справиться? Так что Катце просто поставил какой-то барьер у себя в мыслях и отказывался переступать его. Просто делал то, что мог - и все. И получение информации было тем, что он мог делать - что он делал лучше всего.
Катце машинально поднес к губам чашку с холодным кофе. Вкус был отвратительным. Ну да, он же стряхивал туда пепел. Он достал очередную сигарету, закурил.
Плохо то, что… если эта статистика верна, то у него оставалось не так много времени. Точнее, у Килли оставалось не так много времени. А у него, Катце...
А что он вообще собирался делать? Что он уже мог изменить? Вернуть своему брату память? Этого не мог бы сделать даже Рауль…
Ничего нельзя было исправить. Наверное, ничего нельзя было исправить уже тогда, почти семнадцать лет назад, в приюте - когда он отвернулся от забавного, как говорила его мать, малыша - и позволил ему превратиться в то маленькое чудовище, с которым Катце говорил шестнадцать лет спустя.
- Если ты откажешься, я не могу ничего гарантировать.
А теперь и этого беспринципного мальчишки больше не существовало. Ничего не было. Он крутнул диск календаря, с такой силой, что числа защелкали, сбились, пока в отверстиях не оказались одни нули. Зеро.
Живи с этим.
Впрочем, что ему еще оставалось делать? Он и жил - днем занимался своими делами, вечерами встречался с Раулем - а что он делал ночью - так ночь и была для этого. И пока Катце удавалось держать эти две половинки жизни по отдельности.
Интересно, знал ли Рауль о последствиях стирания памяти? Конечно, какое ему было дело до того, что происходит с людьми - а по блонди и статистики никакой не было. Может быть, для блонди и не было никаких последствий. Только если так, почему в тот вечер - много лет назад - Рауль был так расстроен... так потрясен - что вся его защита обрушилась, оставив его открытым, уязвимым?
Катце обещал себе - и Раулю - что никогда не будет вспоминать о том вечере. Но, конечно, обещания такого типа невозможно было выполнить. По крайней мере, видя Рауля каждый день.
А именно это и происходило. С того самого дня, когда Рауль потребовал отчет, у него всегда находилось то одно, то другое, что Катце должен был ему представить. Катце знал, что он едва ли читает все эти бумаги - но что он мог сказать? Если Рауль хотел, чтобы он их готовил - он это делал. Пока, пару дней назад, коротко взглянув на него, Рауль не сказал:
- Я тебя выматываю с этими документами? Ты выглядишь так, будто не спишь.
Вина в этом была вовсе не Рауля, но Катце не успел ничего сказать - Рауль добавил:
- Не надо больше ничего готовить. Придешь завтра, мы обсудим...
Обсудим что-то. Не важно. Они оба понимали, что дело не в этом. Но только понимание это надо было запрятать как можно дальше и даже не намекать на его существование.
Все было просто, не так ли? Рауль считал, что у него есть какая-то слабость - и чтобы держать ее в рамках, ему почему-то казалось, что Катце должен быть перед ним. Что ж, Катце не возражал. Если Рауль хотел использовать его как средство успокоить свои нервы - в этом не было ничего странного. Катце привык к этому. Он был превращен в мебель, чтобы быть удобным для блонди. Что ж, он больше не был мебелью - но так ли это? Может быть, это было то, чем он останется навсегда.
Он говорил себе, что его это не волнует - что бы Рауль ни делал, это будет только небольшой оплатой за долг Катце перед ним. А Рауль ничего и не делал. Да и что он мог делать? Смешно! Он был блонди, Катце был мебелью - настолько разные уровни, что даже предполагать что-то было бы нелепо. Катце знал, что временный интерес к нему у Рауля пройдет - и, очевидно, довольно скоро.
Он говорил себе, что единственное, что он может позволить себе чувствовать по этому поводу - это вообще никаких эмоций. Пока Рауль хотел его видеть - пусть так и будет. Бывать в доме Рауля было приятно - и не более того. Смотреть на него, с его убийственной красотой блонди, было более, чем приятно. Смотри... но не трогай. Не думай ни о чем, не желай больше ничего.
Странно, ему даже однажды пришло в голову, что в этом они с блонди были на равных. Блонди тоже могли смотреть - на всех других - могли испытывать что-то при взгляде на пэтов. Но не трогать, не хотеть.
Что-либо еще было бы одинаково безумным и со стороныРауля, и с его стороны.
Когда-то Ясон нарушил все подобные правила. А Рики никогда и не признавал правил. И они оба погибли. Хороший урок, чтобы не повторять ошибок.
Внезапное воспоминание нахлынуло на него - об одном из вечеров, когда Рауль подошел к столу, рядом с которым стоял Катце - и потянулся за чем-то - и их руки соприкоснулись, случайно… и замерли. Катце не знал, почему он позволяет этому продолжаться - наверное, отдернуть руку было бы невежливо - и он делал вид, что ничего не замечает, увлеченный бумагами на столе - и то же самое делал Рауль - и Катце чувствовал запястьем своей руки, как быстро и глубоко бьется пульс на внутренней стороне запястья Рауля.
Ему казалось, он чувствовал эти удары так долго - целую вечность. Но ведь этого не могло бы быть? Они соприкоснулись всего лишь на минуту, пол-минуты. Они отдвинулись друг от друга, когда дверь открылась и на пороге появился мебель Рауля, Юлиус, с подносом в руках.
- Я не просил подавать чай, - сказал Рауль жестко. На скулах у мебели вспыхнул лихорадочный румянец - и он кивнул в сторону Катце, опустив глаза:
- Вот он… просил.
И почему-то Катце ничего не сказал на это.
Глупый мальчишка… Не нужно было быть особенно наблюдательным, чтобы заметить ревность Юлиуса. Но что Катце мог сделать? Сказать ему, что его опасения были беспочвенны - он не представлял для Юлиуса никакой угрозы? Или напомнить ему, что для мебели питать какие-либо чувства к своему хозяину - кроме желания угодить ему - было самоубийством?
Впрочем, кто мог запретить чувствовать? И когда сам Катце был мебелью - разве иногда… даже если только в снах иногда он не думал о Ясоне... о том, каким невыносимо прекрасным Ясон выглядел с хлыстом в руке, когда Катце смотрел на него с колен, а по пальцам у него текла теплая кровь - и он думал, что это последнее, что он чувствует в своей жизни?
Этот страх, этот трепет… иногда он сливался в его воображении с другим трепетом, с жаром у него в груди и внизу живота. Конечно, это было не физическое ощущение - но почти…
Странно - Рауля он никогда не боялся. Рассудком он понимал, что блонди есть блонди - и все же… к Раулю он испытывал другое чувство. Куда более опасное.
Потому что ни один блонди не простил бы его, если бы узнал, какая печаль охватывает Катце иногда, когда он покидал дом Рауля, шел сквозь все эти анфилады комнат, оставив Рауля далеко позади, склоненным над компьютером. Иногда ему казалось, что Рауль хочет позвать его обратно - и не делает этого. Иногда ему хотелось остаться. Потому что ему не нравилось, что Рауль оставался один - и он знал, что Рауль чувствует это одиночество. Ему было... жаль Рауля.
Но он ведь не мог ничего сказать об этом? Да и что он мог предложить Раулю? Себя? Он был бракованным товаром, с поврежденным телом - и еще более поврежденной душой.
Пусть лучше все остается, как есть. Пусть лучше он побыстрее надоест Раулю - и тогда все закончится.
***
Катце зажег еще одну сигарету и почувствовал, что его сейчас стошнит. Докурился. На столе было две смятых пачки и еще одна початая - а это уже было много даже для него. И почти пять утра.
Он выключил компьютер, встал, подошел к окну. Вентиляция не справлялась со всем этим дымом, надо было проветрить, пока он примет душ... и спать. Он повернул ручку окна, открывая его - и замер на мгновение.
Небо за окном было все еще темным - в эти дни светало поздно - но улица внизу была залита желтеньким светом фонарей. И между двумя фонарями, напротив его дома, маленькая фигурка с поднятым вверх лицом переминалась с ноги на ногу.
Не может быть!
Катце едва не захлопнул форточку от удивления. И... черт, черт, черт, какого черта… торопливо выскочил из квартиры, сбежал вниз по лестнице. Может быть, ему померещилось, а?
Но ничего ему не померещилось - маленький ублюдок все так же торчал посреди улицы, засунув руки в рукава своей коротенькой курточки.
Глаза у него широко распахнулись, когда дверь хлопнула и Катце появился на улице. Посмотрите на него… длинющие стрелки на веках и ослепительно перламутровый блеск на губах. Просто во всеоружии.
- Кого-то ждешь?
- Ой, мистер Катце…
Ой, какое совпадение. А я тут шел мимо, в пять утра, остановился... шнурки завязать… а тут вы…
Вместо ответа с силой выдохнув воздух, Катце схватил его за руку повыше локтя и подтолкнул к дому. Мальчишка покорно потопал, как заводной солдатик. На ворсе его куртке был тонкий слой ледка.
Катце молчал в лифте, чтобы, ради Юпитер, соседи не услышали - и даже старался не смотреть на мальчишку - хотя и чувствовал его испытующие, широко раскрытые глаза на своем лице.
И только впихнув Слайвера в квартиру и захлопнув дверь, Катце наконец позволил себе сорваться.
- Что ты делаешь? Ты соображаешь, что ты делаешь?
Мальчишка смотрел на него, потирая плечо, и Катце подумал, неужели он схватил его так крепко. Но, может быть, это было просто нервное движение. Варварски накрашенные веки Слайвера удивленно хлопали.
- Какого черта ты там стоял?
- Я… я…
- Разве ты не работаешь ночью?
- Я… у меня работа уже закончилась…
- И что? Ты решил пройтись? Хорошая погода, да? Тепло?
Маленький придурок был весь синий от холода, это даже сквозь макияж было заметно.
- Ты что, не знаешь, что с тобой могут сделать в этом районе, если поймают? Ты не помнишь, кто ты такой? Да если тебе прямо на улице кишки выпустят, они будут в своем праве!
Катце затрясло. Он знал, что это так и было бы. Если бы не он посмотрел в окно, а кто-то другой… в лучшем случае они вызвали бы полицию. В худшем решили бы сами проучить наглого ублюдка. Если бы он не посмотрел в окно...
- Да в это время спят все, мистер Катце, - сказал Слайвер мягко, словно это должно было успокоить Катце. - Только ваше окно и горит все время...
Все время? Внезапная мысль пришла ему в голову - а сколько раз до этого Слайвер здесь появлялся? Катце ведь никогда не подходил к окну среди ночи. Вот поганец…
- И что? - успокоившимся, даже мирным голосом произнес он. - Зачем ты сюда приходил? Чтобы смотреть на окна?
Он увидел, как Слайвер вдруг вспыхнул, чуть ли не до слез, и его намазанные толстым слоем туши ресницы задрожали. Его рот приоткрылся, он набрал воздуха, как будто собирался выдать длинную порцию оправданий - и не сказал ничего.
Да и что он мог сказать? Все и так было понятно.
- Послушай меня, - Катце дотронулся до его плеча. Он не старался говорить мягко; пусть мальчишка поймет, что его мелкие хитрости разгаданы - и ничего у него не получится. - Не надо пытаться мной манипулировать. Или давить на жалость. Я прекрасно знаю, что у тебя в голове, - он слегка постучал кончиками пальцев по лбу Слайвера. Мальчишка вздрогнул. - Не рассчитывай на меня. Ты не знаешь, что я за человек - и я хочу тебе сказать, что я совсем не тот человек, о ком тебе стоит думать. Если ты думаешь, что, увидев тебя, я так умилюсь, что позволю тебе вертеть мной как хочешь - ты очень ошибаешься.
Губы у Слайвера были закушены - так сильно, что, казалось, он сейчас прокусит их до крови, а его глаза, пойманные взглядом Катце, становились все более отчаянными. Катце покачал головой. Может быть, мальчишка сам не сознавал, что и зачем он делал…
- Поверь мне. Если тебе нужен постоянный клиент при деньгах - поищи его в другом месте.
- Я не… - внезапно Слайвер дернулся, как заяц, освобождаясь от руки Катце. Его лицо стало злым и несчастным - но слезы не пролились. - Я не хотел ничего! Мне ваши деньги не нужны! Мне от вас вообще… ничего не нужно!
Он рванулся, мимо Катце, к дверям, судорожно задергал защелку, пыхтя так громко, что, Катце понял, он был на грани того, чтобы начать всхлипывать. Катце смотрел на его узкие плечи и черные пряди волос, падающие на тоненькую шейку - и на отчаянную порывистость его движений.
Рики, неожиданно вспомнил он. Разве Рики не был таким же? Конечно, он был старше, когда Катце встретил его - но разве в нем не было такой же болезненной гордости и тайного желания быть не как все, вырваться из Цереса? Разве не этого хотели они все? Рики был готов выполнять самые опасные задания, чтобы удержаться в Танагуре. Но не полиция, не конкуренты погубили его.
Он погиб тогда, когда блонди вмешался в его жизнь - человек, который был так далек от него по положению, как если бы их разделяла пропасть. Все время, пока Ясон владел Рики, Катце тайно и явно упрекал Рики - за то, что он "опустил блонди на уровень жалкого смертного". Но если Рики и погубил Ясона, то то же самое Ясон сделал с Рики - и гораздо раньше.
С той первой встречи Рики уже был отравлен близостью блонди. Он мог бы бежать - но он сам искал Ясона, сам навлек это на себя. Но как его можно было винить?
Как можно было винить Слайвера, что он принял Катце за то, чем он не был - и, возможно, надеялся изменить свою жизнь? Не всем так повезло, как Катце, которому ради этого пришлось только пройти через небольшую операцию...
- Подожди! - он поймал Слайвера за плечи. Он не собирался применять силу - но мальчишка извернулся, как уж, отчаянно сопротивляясь. Лицо у него было слепым, неузнавающим - казалось, он даже не понимает, кого он отталкивает. - Ну ты что?
- Пусти… пусти… - его маленькие руки упирались в грудь Катце, а сам он пытался вырваться из захвата, как будто в панике. Катце не намеривался держать его слишком крепко, сжал руки чисто инстинктивно - и услышал короткий заячий вскрик. Он отпустил тут же, но Слайвер не набросился на дверь, как прежде, а уселся на пол в углу, кутаясь в свой жакетик.
- Ну все? - спросил Катце мягко. - Все? Успокоился?
Голова мальчишки была опущена, растрепанные волосы занавешивали лицо. Он понуро кивнул.
- Вот и хорошо, - Катце присел на корточки рядом с ним, осторожно протянул руку, колебаясь, попробовать ли отвести его волосы от лица. Глаза Слайвера вспыхнули сквозь челку, когда он поднял голову.
- Я не хотел ничего…
- Ну хорошо, хорошо, я знаю.
- Нет, правда!
- Я тебе верю.
- Просто я все время думал… может быть, это то самое... хотел узнать...
- Извини.
Он подумал, будет ли это выглядеть неправильно, если он возьмет Слайвера на руки. Мальчишка выглядел, как птенец, зажатый в углу - и казался еще меньше, чем обычно. Конечно, он не был ребенком - двенадцать лет в Цересе уже давно был возраст, когда каждый отвечал за себя сам. Но все же... на мгновение Катце подумал, что если бы Слайвер был его сыном... которого у него никогда не будет… то он бы сумел его защитить.
В конце концов он слегка потянул Слайвера за плечи, поднимая его на ноги.
- Пойдем. Ты весь дрожишь. Тебе нужно согреться.
Он подозревал, что мальчишку трясет не только от холода, но решил не возвращаться к этой теме.
- Иди умойся - и прими ванну. Знаешь, где ванная? - хотя конечно, он знал. - А я пока тебе сделаю чай.
Почему-то Слайвер не высказал никаких возражений, только кивнул и потрусил в ванную.
Слушая доносящийся шум воды, Катце заварил чай и, порывшись в холодильнике, сделал пару горячих бутербродов. Наверняка после рабочей ночи Слайверу нужно было подкрепиться. Вода в ванной перестала бежать, и только время от времени был слышен всплеск. Катце составил припасы на поднос и подошел к двери.
- Если ты в воде, то так и сиди там, понятно? Я вхожу только чтобы принести тебе ужин… то бишь завтрак.
Он осторожно открыл дверь. К счастью, Слайвер действительно сидел в ванной - точнее, среди холмов розовой пахучей пены - Катце даже не представлял, что у него есть что-то такое персиково-душистое. Лицо у Слайвера было вымытым, и он смешно сморщил нос, увидев Катце.
- Что смешного?
- Завтрак в ванну… это круто.
- Расслабляйся.
Он поставил поднос на перекинутую через ванну полочку и направился к выходу.
- Мистер Катце…
- Что?
Рука плеснула в воде.
- Я уже чистый.
- Я понимаю.
- Ну, я имею ввиду…
- Я знаю, что ты имеешь ввиду. Давай ешь.
Слайвер вздохнул, зашлепав в воде, как рыбешка, и сел. Его узкие плечи показались из воды. Катце бросил на него короткий взгляд и замер, почувствовав, как желудок у него сжался. Все левое плечо Слайвера было черно-багровым - сплошной синяк, который распростанялся и ниже, на предплечье. Неудивительно, что ему было больно, когда Катце держал его…
Слайвер потянулся к подносу, не видя взгляда Катце.
- Что у тебя с плечом?
- А? Да сейчас все в порядке. Ну… заметно немного, - добавил он, - но ведь это же ничего, правда?
- Это клиент? Ведь не дома? - какое это имело значение...
- Угу, - потвердил Слайвер, уткнувшись в чашку с чаем. - Не дома.
Зачем было спрашивать? Как будто это что-то меняло. Как будто он что-то мог сделать.
- Ну хорошо, - Катце вздохнул. - Когда поешь и отмокнешь, наденешь вот это, - он положил на стул пижамную куртку. Все остальное для Славера было бы слишком длинным - а это будет в самый раз.
- Я быстро, - пообещал Слайвер.
- Можешь не торопиться.
В комнате, застилая диван для Слайвера, он кинул взгляд на компьютер. В последние дни у него вошло в привычку проверять, нет ли сообщений из Реено, при любой возможности. И сейчас, как загипнотизированный, он снова проверил почту, обнаружил ящик пустым.
Что и следовало ожидать.
Ради Юпитер… для чего он все это делал? Внезапный приступ разочарования накатил на него - ощущение абсурдности его действий было таким острым, что он почувствовал слабость. Пустой экран все еще мерцал перед его глазами; он оперся на спинку стула, ожидая, когда это почти физическое чувство ошибочности всего, что он делает, пройдет.
Зачем он так пытался найти Килли? Какого искупления он искал? Здесь уже было поздно что-то менять - он не мог помочь, мог только как-то облегчить положение.
Но вот через стенку от него в воде плескался другой мальчишка из Цереса - и для него еще не было поздно. Ему еще можно было помочь - для него Катце еще мог что-то сделать, что-то изменить. Так почему же он упрямо отметал все, что не имело отношения к Килли? Ради каких братских чувств?
Он даже не любил Килли - а теперь уже поздно было пытаться. Если уж на то пошло, Слайвера он мог бы полюбить… гораздо проще - не в сексуальном смысле, а как брата…
Но он не мог остановиться. Не мог бросить Килли. Каким бы Килли не был до их встречи, то, чем он стал сейчас, было целиком на совести Катце. И он знал, что не сможет с этим жить - жить, не сделав все возможное, чтобы вытащить его оттуда, где он сейчас был. Это было даже не ради Килли... ради него самого.
Он не мог предать своего брата еще раз.
Шлепанье босых ног по полу заставило его оглянуться. Слайвер стоял посреди комнаты и смотрел на него. Пижамная куртка была стратегически расстегнута, прикрывая только самое необходимое. Катце проигнорировал это, как и призывный взгляд Слайвера.
- Быстро в постель. На диван. И спать.
Он дождался, пока Слайвер подчинится, потом выключил свет и пошел в душ.
- И когда я вернусь, чтобы ты уже спал. На диване. Понятно?
- Хорошо, - пробормотал Слайвер.
Катце был уверен, что после длинной ночи мальчишка уснет, едва коснувшись головой подушки, поэтому старался не шуметь, возвращаясь из ванной. Небо за окном уже начинало сереть.
Он с облегчением нырнул в кровать, устало вытянулся.
- Мистер Катце…
В серых сумерках он мог видеть темную голову Слайвера, приподнятую с подушки. Что-то в его голосе не дало Катце прикрикнуть на него и отправить спать.
- Что?
- Я вам совсем… совсем не нравлюсь?
Катце вздохнул. Рука сама потянулась за сигаретой, и он удержал себя. Хватит на сегодня.
- Это из-за моих волос? Потому что они черные?
- У тебя красивые волосы.
- Тогда что?
Он не знал, что сказать. Ему никогда никто не задавал таких вопросов.
- Просто… ты еще маленький…
- Вам нравятся мужчины постарше?
О Господи.
- Да… наверное.
- Но я умею… все, что угодно, умею! У меня опыт есть!
- Дело не в этом…
- Если бы вы мне дали только один шанс!
Его голос звучал так настойчиво - словно он действительно хотел этого... но Катце знал, почему Слайвер так отчаянно просит об этом. Это было единственное, что он мог предложить - единственное, чем, как он считал, он мог привлечь.
- Не думайте, я не болен, я этого не делаю без резинки... ну, почти никогда.
Кроме тех случаев, когда какой-нибудь подонок, вроде того, что изуродовал ему плечо, заставит его.
- Просто я не ваш тип? - тихонько добавил Слайвер.
- Да.
- А, - и от этого звука, такого понимающего, такого обреченного, казалось, что-то надломилось в Катце. - Я понимаю.
- Нет, ты не понимаешь, - он привстал на локте, щурясь в темноту. - Дело не в тебе. Дело во мне.
Ты же не собираешься ему сказать… ему совершенно не нужно этого знать...
- Я просто не тот человек, что тебе нужен. Я не тот человек, который кому-либо может быть нужен. Я… разочаровал бы тебя.
На див
- Поверь мне, - сказал Катце. - Я просто не тот человек, который может сделать кого-либо счастливым. И давай спать.
Слайвер, кажется, собирался что-то сказать, но потом промолчал. Катце закрыл глаза.
А когда открыл снова, за окном стояло серенькое утро. Слайвер завозился на диване. Катце подумал, что его нужно отправить домой. Но вместо этого еще пол-дня провозился с ним - сначала завтракая, потом затащив в магазин и заставив выбрать себе что-то потеплее из одежды. Это было нелепое времяпровождение, но почему-то Катце чувствовал, что ему это нравится.
Он вернулся домой после обеда - и автоматически нажал на клавишу, проверяя сообщения, почти не надеясь. И там был этот ответ - о том, что да, пэт D508M находится на Дайгоре, в одном из публичных домов.
Несколько мгновений Катце смотрел на экран, не думая ни о чем. Это не должно было оказаться неожиданностью - это ведь был просто результат его поисков, он хотел этого. Почему тогда он чувствовал, как будто не может сдвинуться с места, как будто все внутри у него превратилось в кусок льда?
Впрочем, это продолжалось всего несколько секунд. Потом он погасил экран и выпрямился. Ну что ж, он сделал все, что мог сделать с Амой. Теперь ему надо было ехать.
***
- Пожалуйста, сюда, мистер Рауль, - молодой мужчина с розовыми волосами указывал ему путь его между столиками. Не андроид - в этом месте не держали на службе андроидов - считалось, что таким образом проявляется особое уважение к гостям. Впрочем, Раулю было все равно. Он коротко поблагодарил, увидев на втором ярусе, в затененном углу аркады, человека с сигаретой в руке. Дым тонкой струйкой поднимался перед лицом Катце, делая его как будто более далеким.
Рауль положил руку на перила, на мгновение замедлив шаги. Катце все еще не видел его - смотрел куда-то вдаль чуть прищуренными глазами. Ему так редко удавалось застать Катце вот так, ничего не подозревающим - так редко Рауль позволял себе смотреть на него, не опасаясь быть заподозренным... хотя если кто-то и мог кого-то в чем-то подозревать - так это он сам. И он сам себя ограничивал... как будто можно было одновременно быть рядом с Катце и говорить себе, что это ничего не значит.
Движение Катце, которым он загасил сигарету, было резким, нервным - интересно, что раньше Рауль не обращал на это внимания; а может быть, рядом с ним Катце вел себя по-другому? Сейчас он выглядел каким-то... отрешенным - его ресницы полуопущены, насмешливый рот крепко сжат. Он вынул очередную сигарету, слегка тряхнул головой, отводя волосы, чтобы они не попали под огонек зажигалки - и Рауль подумал, что за последние недели он научился узнавать этот жест... как будто знание привычек и жестов Катце, интонаций его голоса имело какое-либо значение.
Катце вскинул на него глаза.
- Я опоздал.
- Это ничего, - впрочем, что еще Катце мог ответить? Да Рауль и сам сказал это просто для того, чтобы начать разговор.
Странно, вчера идея встретиться не дома казалась ему заманчивой. Это было нелогично - вместо того, чтобы скрывать свое общение с бывшей мебелью Ясона, он как будто хотел, чтобы это стало известно. И дело было вовсе не в том, что на людях он чувствовал себя менее склонным ко всяким нелепым поступкам.
Нет, ему хотелось побыть с Катце где-то, где их могли видеть. Словно Рауль испытывал от этого какое-то извращенное чувство гордости. Пусть смотрят... Пусть видят их вместе. Конечно, все решат, что это по работе, никто не осмелится предположить ничего другого.
Катце осторожно сказал вчера, что лучше выбрать какую-то более конфиденциальную обстановку - и именно поэтому Рауль, из чистого упрямства, выбрал этот роскошный клуб, где они так часто проводили время с Ясоном.
Глупо, конечно. И вот теперь, глядя через низкий столик на Катце, который, казалось, не замечал вокруг себя ни блонди, ни прочих высококпоставленных личностей Танагуры - похоже, он и Рауля-то не слишком замечал - Рауль не знал, что сказать. Спасительных документов, насчет которых можно было вести псевдо-деловые беседы, под рукой не было.
- Ты что-то заказал себе?
Катце указал на чашку кофе перед собой.
- Что-нибудь еще?
- Нет.
Что с ним такое? Катце никогда не был невежлив... впрочем, он и сейчас не был невежлив. Просто как-то… далеко. Как будто между ним и Раулем была стена - и Рауль не только не мог пробиться сквозь нее, но и перестал чувствовать Катце рядом.
Ощущение потери, которое охватило его при этой мысли было удивительным. Он ведь действительно не собирался думать о том, что там произошло с Катце, из-за чего он казался таким… и отчего выкурил очередную сигарету в рекордное количество затяжек.
- Ясону нравилось это место, - вместо этого сказал он.
Казалось, Катце на мгновение опомнился, обвел взглядом стеклянные аркады, ярко освещенный зал.
- Да, - сказал он. - Я помню.
Бесшумно подошел официант с бокалом вина для Рауля. Он даже не притронулся к вину, с раздражением глядя на Катце. Ради Юпитер, что с ним такое? Как будто он здесь - и одновременно не здесь? Раулю это не нравилось. Конечно, с чего бы ему это нравилось - в его присутствии Катце должен был уделять все внимание ему. Он был блонди, а Катце… И все же это было не просто негодование по поводу нарушения приличий. Это было оскорбленное ожидание. Рауль хотел, чтобы этот вечер был особенным - он сам не знал, каким, но особенным.
Перестань, сказал он себе. Если тебе что-то не нравится - уходи, никто тебя не заставляет здесь оставаться. Уходи - и больше не назначай никаких встреч этому ублюдку, этому неблагодарному…
- Мне нужно будет уехать на несколько дней, - внезапно произнес Катце.
Рауль прикусил губу. То, как сильно и болезненно у него все сжалось внутри, оказалось неожиданным.
- Куда?
- На Дайгор.
Зачем он туда собирался? Бизнес? Рауль не помнил, чтобы это название упоминалось в документах по черному рынку. И если бы это был бизнес... то с чего бы Катце был вот такой - как в воду опущенный?
- Зачем?
- Мне надо… встретиться там кое с кем.
- Я не разрешаю тебе.
На этот раз его слова действительно дошли до Катце. Его взгляд на Рауля сделался таким удивленным, что стал почти беззащитным. Рауль нахмурился, торопливо подыскивая объяснение для своих слов. Объяснения не было - кроме того, что он вдруг понял, что совершенно определенно не хочет отпускать Катце. Но с другой стороны, почему он должен был что-то объяснять?
А вдруг… внезапно эта мысль пришла ему в голову: вдруг Катце собирался встретиться там… вдруг у него кто-то был на Дайгоре? Конечно, Катце был кастратом, но мало ли какие извращенцы могли существовать? А вдруг кто-то заинтересовался Катце… и Катце отвечал на этот интерес?
Только почему это должно было волновать Рауля? Он напомнил себе, что, конечно же, его это не должно было волновать, ему было совершенно все равно, чем Катце занимался в свободное от их встреч время. Катце был никто - это даже было ниже достоинства Рауля думать о таких вещах, это было нелепостью.
Он не опустится до этого. Ведь ему так хорошо удавалось справляться с собой, все эти дни. Его тактика сработала. Он виделся с Катце, но и только - и рано или поздно ему это должно было надоесть. Рано или поздно он должен был справиться с этим чувством нарушенного равновесия, которое охватывало его каждый раз при мысли о Катце.
В это миг равновесие стало неустойчивым, как никогда. И все разумные, правильные мысли - Рауль не мог сосредоточиться на них, не мог додумать их до конца. Все, что он чуствовал, былая горячая, болезненная обида.
Это было нечестно! Катце не мог... ни с кем... не имел права!
- Я могу запретить тебе выезжать с Амой. Внести тебя в черный список. У меня есть право это делать - руководствуясь соображениями безопасности планеты.
- Мистер Эм… - голос Катце звучал так осторожно - словно он пытался не нарушить шаткого спокойствия даже своим тоном… словно он ожидал от Рауля взрыва в любой момент. - Это всего на несколько дней. Мне действительно нужно уехать.
Нужно? Он сказал "нужно" - не "хочется"?
- Это не имеет ничего общего с безопасностью Амой, поверьте мне, мистер Эм. Это… - на мгновение Раулю показалось, что Катце сейчас скажет ему, все объяснит. Но вместо этого он произнес. - Это личное.
Раулю показалось, что боль взорвалась у него в голове. Оглушенный, он отчаянно цеплялся за холодную и чужую мысль: тебя это не должно волновать, нет причины так чувствовать - но он не мог ничего сделать, это захлестывало его. Он чувствовал себя комком измятой, изорванной бумаги, которую несет ветер - и не может остановиться.
Резко выпрямившись, Рауль произнес:
- Оставь свои личные дела при себе. Я не желаю слушать про твои... интрижки.
Ты же сам хотел узнать, ты сам спрашивал…
Почему-то он не видел ничего перед собой, только услышал, как Катце втянул воздух, словно Рауль сказал что-то, что шокировало его или причинило боль.
- Убирайся, - равнодушным голосом проговорил Рауль. - Я не желаю тебя больше видеть.
Вот так. Это было правильно. Давно пора было это сделать. Теперь он больше не совершит подобной ошибки, не позволит какому-то ублюдку завладеть частью его жизни. Он будет поступать правильно, так, что у Юпитер будут все основания гордиться им.
В глазах у него все еще было темно, но он почему-то видел, как Катце поднялся - молча, без колебаний - и пошел прочь.
- Нет! Вернись.
Катце обернулся; его длинная темно-рыжая челка качнулась от движения, и пряди снова упали на глаза. Его лицо было таким спокойным - как будто ему было все равно, что там Рауль говорил
- Если ты хочешь, чтобы я разрешил тебе уехать, - мстительно сказал Рауль, - ты будешь делать все, что я захочу. Это разрешение... надо заработать.
Взгляд Катце сделался застывшим - таким, что Рауль на мгновение испытал потрясение: оказывается, его слова имели такое влияние на Катце. И до этого момента он даже толком не знал, что он собирается делать. Но эффект, который его слова оказали на Катце, опьянил его. Он вдруг почувствовал, что это действительно было так - что не только Катце будет делать все, что Рауль прикажет - но и сам Рауль как будто получил разрешение делать все, что хочет. Как будто тайный страх схлынул с него, оставив ему чувство нестерпимой легкости.
И эта легкость была смешана с жестоким чувством радости.
Катце не произнес ни слова, просто стоял перед ним - и даже поза его не изменилась. Но каким-то чутьем Рауль видел, что при этой кажущейся неподвижности тело его почти вибрирует.
- Ты понимаешь это?
- Да, - сказал Катце.
- Пойдем, - Рауль встал.
Он был слишком нетерпелив, чтобы ждать, пока они доберуться домой - прошел к кабинетам в западной части аркады. Катце шел рядом с ним, опустив глаза - выглядел совершенно спокойным. Но Рауль знал, что это был не покой. Скорее он был заледеневшим - и его лицо, очень бледное, казалось маской под свешивающимися прядями рыжих волос
Они вошли в кабинет, и Рауль запер дверь. Катце стоял перед ним, глядя в пол - и при взгляде на это почти безжизненное лицо Рауль ощутил такой гнев, что ему захотелось ударить его. Просто чтобы вызвать какую-нибудь реакцию - кроме вот этого вот мучительного подчинения.
Катце боялся… впрочем, ему стоило бояться. И Раулю нравилось это.
Всю жизнь он принимал страх и раболепие обычных людей как должное. Он был блонди - и все другие, те, кто не относился к элите, должны были трепетать перед ним. Но Катце… видеть его страх было совершенно другим ощущением. Это было... волнующе. Казалось, это заставляло горячие волны струиться сквозь его тело. И ниже, внизу живота, он чувствовал знакомое томление.
Это ощущение он никогда раньше не испытывал вот так - просто от близости... и даже не блонди, а какого-то… какого-то ублюдка, калеки. Что с ним происходило? Но гнев и сладость возбуждения были нестерпимыми.
- Раздевайся, - сказал он.
На миг Рауль даже сам удивился, что потребовал именно этого. Он ведь уже видел Катце без одежды - только Катце не знал этого. Тогда Катце не бросал ему вызов, не делал ничего, чтобы разгневать его. Он был слаб - сломан и унижен - совершенно беззащитный против всего, что бы Раулю не пришло в голову сделать.
Унижение… может быть, в этом и был весь смысл? Рауль знал, что для Катце это было хуже всего - и именно поэтому он заставлял его это сделать?
Катце не сказал ни слова; Рауль заметил только, как он сжал зубы. Размеренным движением он стянул пиджак и положил его на спинку дивана.
Он не смотрел на Рауля. Его взгляд был словно обращен куда-то внутрь себя. И на его лице не было негодования; скорее, какая-то обреченность. Он выглядел так, словно он всегда знал, что это случится.
Но как он мог знать? Как он смел… Рауль сам еще не думал об этом несколько минут назад.
Вот так быстро… так быстро это произошло - он захотел причинить боль - делал это и наслаждался этим. Может быть, он хотел отомстить за ту боль, что испытывал сам при мысли о Катце. За всю боль, которую он когда-либо испытывал.
Катце потянул через голову свитер. А Рауль уже понукал события, уже мог представить, как Катце стоит перед ним, обнаженный, с этими мучительно прямо развернутыми плечами, с тем же отсутствующим взглядом - стоит, зная, что Рауль может видеть его всего.
Он уже представлял, как он прикажет Катце нагнуться через стол - и тогда... тогда он сможет найти облегчение этому горячему биению между его ногами, сможет ощутить тепло принимающего тела вокруг своего пульсирующего от притока крови члена.
Тогда Катце не будет иметь никакого значения. В этом не будет нарушения правил Юпитер. Он будет просто предметом, в который Рауль войдет - просто вещью, которую Рауль использует, чтобы получить удовольствие. Вещью, которую можно порвать, сломать, быть как угодно грубым - не заботясь о последствиях.
Он хотел этого. Он хотел превратить Катце просто в вещь.
Как это сделали те, кто изнасиловал его там, в полиции.
Он вспомнил кровь Катце на своих пальцах - и как внезапно Катце обмяк на сидении автомобиля, соскользнул бы вниз, если бы Рауль не подхватил его. Он вспомнил этот затравленный взгляд Катце, его голос, звучащий так старательно ровно в попытках не выдать себя.
Хотел ли Рауль снова увидеть этот взгляд? Он ведь знал, что произойдет. Катце даст ему сделать все, что угодно - а потом уйдет отсюда, как будто ничего не случилось - даже если ему будет больно, даже если Рауль порвет его... а это могло случиться, легко. И что потом?
Что ты будешь делать потом?
Катце все еще стоял, запутавшись руками в свитере, как будто до последней возможности пытаясь закрыть себя - и Рауль шагнул к нему, вытянул руку - сжал его лицо, заставляя смотреть себе в глаза.
Он ощутил эту особую хрупкость человеческих костей под своими пальцами, и знание того, что он может с легкостью сломать Катце челюсть, раскрошить кость, заставило его сжаться от наслаждения, которое прокатило сквозь его тело - и он странной грусти, которая наполнила его при этой мысли.
Глаза Катце все еще были такими же пустыми - словно он почти отсутствовал в этом теле, которое продолжало дышать и двигаться. Но нет, он, конечно, все чувствовал, все сознавал. Его губы были сжаты так плотно, что казались бесцветными - и все его лицо было бескровно-белым. Рауль смотрел на это лицо, на шрам, пересекающий щеку - смотрел, пока не почувствовал, как Катце делает маленькие, судорожные движения - словно неосознанно пытаясь освободиться от него.
Рывком Рауль еще приподнял его лицо, не позволяя ему двинуться.
- Тебе действительно это так важно - ехать на твой Дайгор?
Он не знал, какого ответа он ожидал - и изменило ли бы это что-нибудь? Белые губы Катце шевельнулись.
- Ради Юпитер, - его голос был слабым, как будто ему не хватало дыхания. - Делайте все, что хотите. Только, пожалуйста, делайте это быстрее...
Руки Катце, запутанные в рукавах свитера, были между ними - но Раулю вдруг показалось, что он может чувствовать жар и дрожь, исходящие от тела Катце, чувствует, как ходят его ребра при судорожных вдохах. Под тонкими ветками этих ребер Рауль почти мог почувствовать, как бьется его сердце.
Этого он и хотел. Это и была правда. Он не хотел причинять Катце боль. Он просто хотел быть рядом. Зачем же тогда он…
Он отступил; даже не мог поднять глаз, пробормотал, глядя в пол:
- Я не хочу ничего делать. Ты можешь одеться.
Он не мог смотреть на Катце. Ему было больно. Это была та боль, предвестие которой он ощущал уже давно - но только сейчас она накрыла его с головой. Одиночество.
Он всегда был один. И его связи с Леоном, с Ясоном ничего в этом не меняли, только позволяли создать иллюзию близости. А сейчас и иллюзии не было. Он был один и знал это - и знал, что так будет всегда.
Рядом с ним Катце торопливо влез обратно в свитер. Сейчас он возьмет пиджак и уйдет. Но почему-то шагов не было слышно. Рауль осторожно повернулся.
Катце сидел на полу у стены, подняв колени - словно он больше не мог стоять, словно облегчение лишило его последних сил. Его лицо, обращенное вверх, было совершенно белым, а глаза черными, как растекшиеся капли чернил - и от этого Катце выглядел каким-то поразительно юным, почти мальчишкой.
Рауль увидел, как он судорожным движением потянулся ко внутреннему карману за сигаретами - и обнаружил, что они в пиджаке - а пиджак на спинке дивана. Движимый каким-то непонятным чувством, Рауль подошел, взял пиджак и подал его Катце.
- Спасибо, - сказал Катце.
И вдруг Рауль почувствовал, как что-то сломалось в нем - как будто физически. По крайней мере, он не намеревался этого делать - не понял, что случилось - когда ноги у него подломились и внезапно он оказался на коленях, прямо перед Катце, обхватив себя руками, словно ему было холодно. Он задрожал - тоже как от холода - и эта дрожь почти мгновенно стала такой сильной, что его дыхание стало прерывистым - почти как всхлипывания.
Нет, Рауль не мог плакать, это была ерунда, блонди не плачут, тем более из-за... он даже не умел плакать, это были сухие, отрывистые звуки - но грудь у него словно разрывалась от боли. Он пытался стискивал себя крепче, пытаясь подавить эти неподобающие блонди звуки - но от этого было только хуже.
И вдруг руки обвились вокруг его тела, горячие и сильные, притягивая его ближе - и Рауль не знал, почему он не сопротивляется, но идет на поводу у этих рук. Внутри у него, казалось, был только холод - но тело Катце, к которому он прижался, было теплым и живым. И руки держали его, заменяли объятие его собственных рук. Ладони Катце скользили по его плечам, гладили его, перебирали пряди его волос - как будто Рауль был маленький ребенок, которого нужно было гладить по голове.
Но что было делать, если ему это действительно было нужно - если от этого ему было хорошо?
- Рауль, - услышал он голос над собой, такой же ласковый и настойчивый, как и руки, которые гладили его. - Ну что ты, Рауль...
Он скрипнул зубами, пытаясь успокоиться. Действительно, что это он? Но хотелось не сдерживаться - хотелось просто дать себе волю.
- Рауль…
Его имя. Катце звал его по имени. Но это было хорошо, это было так правильно - он снова чуть не всхлипнул от наслаждения, которое ему принесла эта мысль.
- Скажи это еще, - пробормотал он.
- Рауль. Рауль.
Пальцы ласкали его виски, осторожно перебирали пряди - и, прислонив голову к груди Катце, Рауль закрыл глаза.
Неужели так могло быть? Так хорошо... Неужели этого он так боялся? Он не боялся больше.
Он не знал, сколько это продолжалось. Наконец Катце осторожно отодвинул его от себя. Рауль видел его бледное, улыбающееся лицо сквозь пелену своих растрепавшихся волос. Как он красив, когда улыбается... только улыбался он совсем нечасто. А потом Катце ладонью отвел пряди волос с горящего лица Рауля.
- Ну что, все?
Рауль покорно кивнул и прижался щекой к его ладони. Его пальцы, стиснутые на свитере Катце, тоже не разжались. Ну что ж, он вел себя по-дурацки и знал это, нарушил все нормы поведения. Только ему было все равно.
- Поедем ко мне? - нерешительно спросил Рауль. Он наполовину ожидал, что Катце откажется.
- Хорошо.
***
В машине он снова прижался к Катце, положил голову ему на плечо - и почувствовал, как рука Катце легла вокруг него.
Только держи меня, пожалуйста, не отпускай…
Дэмиан был слишком хорошо вышколенным водителем, чтобы как-то проявить интерес к тому, что происходило на заднем сидении. Рауль подумал было о том, чтобы поднять экран, но ему не хотелось шевелиться, не хотелось даже на мгновение отпускать Катце. Впрочем, ничего же такого и не происходило, Катце просто перебирал его волосы… хотя и этого было бы достаточно, чтобы опозорить Рауля среди элиты на всю жизнь.
Он усмехнулся; эта мысль мелькнула и пропала. Теплые подушечки пальцев Катце слегка касались его виска, и он не мог думать ни о чем другом.
- Ты не сердишься на меня? - прошептал он, но на самом деле ему хотелось спросить больше: тебе хорошо со мной? ты будешь со мной? Катце слегка замер, и Рауль притих, неожиданно ощутив неуверенность в ответе. Потом Катце снова прижал его к себе.
- Что ты делаешь со мной… - проговорил он.
- Я так долго хотел этого, - сказал Рауль и вдруг понял, что это была правда.
Они вышли из машины; Рауль все еще не мог разомкнуть рук - да и незачем было. Дома никто не мог их увидеть, кроме нескольких андроидов и Юлиуса.
- Так чего же ты хотел? - уже в спальне Катце остановился, повернулся к Раулю. Его ладони осторожно обняли лицо Рауля, а его внимательный взгляд казался почти черным.
- Я… не знаю… - прошептал Рауль. - Но ты не уйдешь?
- Нет, - он услышал смешок в голосе Катце. - Куда же я уйду?
И этого было достаточно. Рауль позволил ему уложить себя в постель. Свет погас - и внезапно он почувствовал, что Катце ложится рядом с ним, позади него - и его рука обвивается вокруг Рауля, прижимая его к себе. Рауль услышал шепот, почувствовал теплое, влажное прикосновение к виску - и это было самое лучшее, что произошло с ним за вечер:
- Спи.
***
Во сне он был в прошлом. В одном из тех вечеров, в переливающейся голубым гостинной Ясона - и пальцы Леона ласкали ножку бокала с вином, словно это было что-то живое, словно касаясь теплой кожи.
- Ты удивляешь меня, Леон, - голос Ясона был холодным, спокойным - словно постоянно пронизанным нотками иронии. - Такое чувство, что ты сам не знаешь, чего хочешь. Ты же не имеешь ввиду, что готов утратить часть привилегий блонди ради… я так и не понял, ради чего?
- Я не спорю, жесткий контроль над геномом сделал нас совершенными. Но из-за него мы утратили способность совершенствоваться самостоятельно.
- Тебе не хватает каких-то свобод? - ядовито осведомился Ясон. - Ну же, поделись, что такого важного у тебя нет по сравнению с обычными людьми? Возможности иметь детей?
- Пожалуй, можно быть только благодарным Юпитер, что Она позволила нам не связывать секс с необходимостью размножения, - хмыкнул Леон. Его длинные пальцы коснулись волос Рауля, провели по ним тем же снисходительно-нежным жестом, которым он гладил ножку бокала. - Правда, мой маленький?
Рауль вспыхнул, опустил глаза, надеясь, что его покрасневшее лицо не было замечено - надеясь, что, может быть, Ясон не обратил внимание на этот жест. Зачем Леону было постоянно напоминать…
Впрочем, зачастую Раулю это даже нравилось. Его наставник был великолепен - и можно было только гордиться таким любовником. Ему нравилось, что Леон так открыто признает их связь. Вот только в присутствии Ясона... почему-то это нравилось Раулю меньше.
- Я просто хочу сказать, что наше совершенство сделало нас слишком... ленивыми, - продолжил Леон. - Слишком довольными жизнью. У нас нет стимула становиться лучше.
- А конкуренция?
Раулю показалось, Ясон сделал особенное ударение на этом слове.
- Ах, конкуренция… Разве это не самый примитивный стимул из всех?
Леон вытянул руку и поймал за запястье ближайшего пэта, одного из нескольких грациозно ласкающих себя и друг друга посреди гостинной, притянул к себе. Глаза у мальчика были круглыми от возбуждения и страха, когда он почувствовал руки блонди на себе.
- Возьмем пэтов…
- Куда мы их возьмем? - дурашливо переспросил Ясон.
- Все знают, что они готовы перегрызть друг другу горло, если чувствуют угрозу со стороны другого пэта. Это не свидетельствует об их стремлении к совершенству.
Пальцы Леона пробежали по спине пэта, скользнули между ягодиц в коротком ласкающем жесте - потом он подтолкнул пэта обратно к участникам мини-представления.
- Но даже у пэтов возможность развития больше, чем у нас, - закончил Леон.
Рауль замер, глядя на него широко раскрытыми глазами. Наверное, в этот момент вид у него был такой же испуганный, как у пэта, которого Леон выдернул из группы.
Леон не переставал удивлять его. Вообще, его многое удивляло. Их учили одним вещам, одним правилам - а в реальной жизни оказалось, что некоторые из правил можно и считается хорошим тоном нарушать, зато существуют другие, неписанные. Это было почти так же сложно, как применить теоретические знания по корректировке, полученные на занятиях, в реальной жизни.
Впрочем, на работе у него были учителя - а в светской жизни им занимался Леон, за что Рауль не переставал быть ему благодарным. Леон водил его в клубы, представлял его нужным людям, позволял Раулю сопровождать его, нанося визиты.
Приглашение от Ясона Минка пришло на имя их обоих.
Ясон… Рауль знал его - восхищался им давно и тайно. Одного возраста с Раулем, Ясон закончил обучение на два года раньше. Конечно, у них не могло быть дружбы в школе, слишком быстро Ясон шел вверх - вряд ли он даже знал Рауля - что ему был какой-то младшеклассник?
Но и сейчас, когда Рауль уже был самостоятельным, взрослым человеком... конечно, ему было далеко до Ясона все равно.
И был Леон.
Хотя какая между этим была связь?..
- Браво, Леон, - Ясон несколько раз сухо хлопнул в ладоши. - Я все ждал, до чего же ты договоришься. Значит, нам следует завидовать пэтам? Обратите внимание, какая оригинальная мысль… Да, Рауль, обрати внимание, - добавил он неожиданно более мягко. - Потому что весь этот бред, который только что нам изложил Леон, был именно для того, чтобы произвести на тебя впечатление.
От неожиданности Рауль взглянул на Леона. Тот улыбался, но улыбка была несколько застывшей.
- Театр для одного зрителя, можно сказать.
- По крайней мере, я знаю, где остановиться, Ясон, - проговорил Леон.
- Я надеюсь, что знаешь, Леон.
Они не любят друг друга, внезапно с удивлением понял Рауль. Ходят друг к другу в гости, ведут светские беседы - и все же… Он не знал, почему - еще не совсем понял, каким образом начальник безопасности Леон Тэн и советник Ясон Минк были связаны по службе.
- А что касается твоих пэтов, то они действительно милы, - сказал Леон, и в его голосе не было ничего, кроме любезности. - Ты не продашь мне вот этого, с голубыми глазками?
- Я тебе его подарю, - сказал Ясон.
- Не стоит. Подари лучше Раулю - ему следует начать заводить свой гарем, а он не знает, с кого начать - с мальчиков или с девочек.
Рауль опять покраснел. Леону надо было выставить его идиотом, да?
Ночью, в постели, в перерыве между близостью, он все же спросил, не выдержав:
- Тебе действительно кажется, что блонди чего-то не хватает?
Леон опрокинул его на кровать, подмял под себя, держа нежно, но крепко - так, как всегда. Его руки закопались в волосы Рауля, набирая полные горсти, сминая их.
- Ну что ж, есть по крайней мере один блонди, которому точно всего хватает, - жарко прошептал он, целуя Рауля - и эти смешные слова, и горячий вес Леонова тела снова заставили медленно тлеющий огонь внутри него вспыхнуть. Он застонал в рот Леона, когда пальцы того коснулись его сосков. И больше вопросы не имели значения.
А потом он получил приглашение от Ясона. Он думал, Леон тоже будет там, приехал вовремя - но Ясон был единственный, кто встретил его в гостинной.
- Еще раз спасибо за пэтов, - неловко поблагодарил Рауль. - Они замечательные.
- Я рад, что они тебе понравились.
- Что-то Леон задерживается.
Ясон встал, подошел к нему - и Рауль почувствовал себя, как заяц, пойманный в огни фар - ослепленный, неспособный двигаться. Со стороны Ясон был нестерпимо красивым. Вблизи его красота была разрушающей.
- Леон сегодня не придет, - сказал он, беря Рауля за руку - и Рауль покорно поднялся с кресла. - Но разве мы не обойдемся без него?
И когда рот Ясона прикоснулся к его рту, это был лед и расплавленный металл, и Рауль перестал думать, перестал бояться - просто забыл обо всем.
Тот первый раз… позднее он даже не мог сказать, как это было. Все было как в тумане, а когда он пришел в себя, все уже было кончено, и Ясон держал его в объятиях, целуя его, подбирая волосы, чтобы они не щекотали лицо Рауля.
- Тебе пора идти. Леон будет искать тебя.
Потом были другие встречи. Ясон входил в его кровь, как яд, как наркотик. Иногда Раулю казалось, что он готов отдать все за ощущение шелковых прядей, касающихся его кожи - и за то, как мягко и серьезно Ясон произносит его имя:
- Рауль… - словно Рауль действительно что-то значит для него.
А с Леоном, по-прежнему поддаваясь его настойчивым ласкам, он чувствовал такой стыд, что иногда он думал, он больше не выдержит ни минуты. Физически ему никогда до этого не было лучше… и он думал, что ему никогда не будет так плохо в душе.
Но оказалось, все может быть гораздо хуже.
Ясон Минк выдвинул против Леона обвинения в несоответствующем поведении. Леон выдвинул ответные обвинения. Оба они назвали Рауля свидетелем.
Юпитер вызвала его. Сперва он все отрицал. Эти разговоры с Юпитер... он никогда не знал, что бывает так страшно, когда не можешь дать Ей то, что Она хочет.
Обнимая его в постели, Леон говорил:
- Правильно, что ты не даешь показаний сразу. Твоя лояльность таким образом не вызовет сомнений, когда ты, наконец, назовешь Ясона.
Но Рауль сопротивлялся не потому, что у него был какой-то хитрый план - а потому, что просто не мог ничего сказать - не мог отказаться от одного из них. Они оба нужны были ему!
Ясон не оказывал на него давление. Рауль и вовсе не встречал его, проводя все время с Леоном.
А потом Юпитер предложила сканнирование мозга - если свидетель отказывался дать показания. Рауль знал, что это не пройдет без последствий, могут быть нарушения - кому еще, как не ему, было об этом знать? Он боялся утратить частичку себя, своего интеллекта, своей памяти.
Последний день он провел за городом, на руинах базы ученых на Амой. Ветер был особенно сильным здесь, даже стоять было трудно. Но ему нравилось это, нравился холод и сопротивление воздуха.
Ему нужно было выбрать… пожертвовать собой, надеясь, что сканнирование обойдется без последствий? Что ж, он был трусом - он не мог пойти на это. Пожертвовать Леоном, который всегда был добр к нему? Или Ясоном? Ясон - ослепительный, холодный - и именно поэтому редкие проявления нежности от него были особенно неотразимыми.
Леон был прекрасен… но перед Ясоном никто не мог устоять.
Рауль касался своих губ, своего тела, вспоминая другие руки, которые касались его.
Шлюха… подстилка… предатель.
Но все же… Юпитер - в кажущейся объективности Ее вопросов Рауль чувствовал, какого ответа Она хочет от него.
На следующий день Рауль дал показания. И Юпитер поручила ему провести свою первую самостоятельную корректировку личности. На кресле для корректировки был Леон.
***
Он застонал, вспоминая взгляд огромных, черных-в-голубом глаз Леона в прорези шлема. Шлем прикрывал рот, и тогда Рауль подумал, что это было хорошо, что он не сможет говорить. Хотя, конечно, были и такие, кто пытался говорить и в эти моменты, просто слова выходили приглушенными, малопонятными. Но Леон молчал - только смотрел - пока машина не заработала, и тогда его взгляд стал тусклым - далеким и пустым. Такими его глаза и оставались, когда процедура закончилась, и ассистенты помогли ему подняться с кресла и увели на восстановление, чтобы попытаться вернуть ему часть того, что им было потеряно.
Тогда Леон просто скользнул по Раулю взглядом, не узнавая. И с тех пор Рауль не знал, что причиняло ему больше боли, что вызывало его кошмары - тот обвиняющий взгляд Леона - или это забвение.
Он проснулся, вздрагивая, привычно закусив прядь волос, чтобы не издать ни звука. Никто все равно не услышал бы его, но ему была противна собственная несдержанность, он не хотел слышать своего крика. Только его дыхание все равно вырывалось громкими, срывающимися выдохами.
Внезапно в темноте чьи-то руки обвились вокруг него, прижимая ближе к теплому, узкому телу - и он услышал шепот, такой же быстрый и нежный, как пальцы, которые касались его волос:
- Ну все, все, не надо…
Не надо… в этих словах не было смысла, но была странная сила - и каким-то образом Рауль начал расслабляться, позволяя этим рукам обнимать и поддерживать его.
Никогда… никогда он не просыпался от своих кошмаров вот так - оказываясь в тепле, оказываясь не один. Даже когда Ясон был жив, еще до Рики... они почти никогда и не спали-то вместе, не оставались в одной кровати на ночь...
Рауль повернулся, ловя Катце в объятия, поднимаясь над ним, опершись на локти. Он не мог видеть почти ничего, мог только чувствовать тепло и твердость худого угловатого тела под ним, ткань, скрывающую кожу. Катце был одет. Но это было не так важно… гораздо важнее было ощущение шелка его волос, когда Рауль опустил голову, погрузив лицо в его волосы, прижавшись щекой к его щеке.
Он снова мог слышать - чувствовать стук сердца Катце, отзвуком отдающийся в его собственной груди - и на какое-то время он забыл обо всем остальном, только слушал этот звук. Волосы Катце немного пахли сигаретами, но сильнее этого запаха был собственный запах постели Рауля - и это сочетание показалось ему таким нестерпимо волнующим, что он содрогнулся.
Томительная тяжесть внизу живота вернулась.
Он почувствовал, как напряглось тело Катце в его руках, когда он почувствовал возбуждение Рауля. Что-то сжалось у него в груди. Неужели ничего не получится... неужели Катце отвергнет его? Он знал, что не будет настаивать, если это случится - просто не сможет. Он был сильнее Катце, знал, что, если захочет, он сможет сделать все, что угодно. Но он не будет этого делать.
В тот вечер, когда он приходил к Катце домой - он вспомнил, как его прикосновение едва не заставило Катце потерять сознание. Было ли это из-за того, что случилось в полиции? Что, если и сейчас Катце так же отреагирует?
Он торопливо коснулся лица Катце - его кожа была сухой, глаза открыты - Рауль ощутил дрогнувшие ресницы. И губы были полуоткрыты тоже, дыхание, выходившее между ними, было теплым и быстрым.
- Я не сделаю тебе ничего плохого, - прошептал Рауль, гладя его лицо. - Если хочешь… я отпущу тебя.
Даже если все мое тело, весь мой разум просит не делать этого...
В темноте тонкая рука сверкнула белизной, поднимаясь к лицу Рауля; пальцы дотронулись до его щеки.
- Я… - прошептал Катце.- Я верю тебе.
Его губы были сухими и горячими - и разомкнулись почти без сопротивления, когда Рауль нагнулся, проникая языком в его рот. Его собственное сердцебиение стало таким сильным, что он не слышал ничего, кроме шума крови в ушах. И этот теплый рот, соприкоснувшийся с его, был единственным, о чем он мог думать - его язык сливался с языком Катце. Он почувствовал руку, вплетенную в волосы - не отталкивающую его, но прижимающую ближе - и понял, что все в порядке.
Он смог отпустить Катце только для того, чтобы начать сражаться с его одеждой. Под тканью, кожа Катце была горячей и гладкой, как шелк. На мгновение от этого ощущения у Рауля закружилась голова, он замер. Осторожно, словно нерешительно, пальцы Катце коснулись его плеч.
И эта едва ощутимая ласка заставила Рауля вскрикнуть, как от боли - так сильно было наслаждение.
- Что? - быстро спросил Катце. Его пальцы отдернулись.
- Нет, - прошептал Рауль. - Трогай меня, пожалуйста. Или ты не хочешь?
- Я хочу, - сказал Катце. - Но ты… я не понимаю...
Впервые голос у него прозвучал так уязвимо, что у Рауля сердце зашлось. Он склонился к лицу Катце с торопливыми поцелуями, его руки гладили грудь Катце, следуя по тонким твердым линиям его ребер к провалу живота.
- Ты такой… - прошептал он. - Ты чудесный.
Он почувствовал, как Катце засмеялся - и руки его снова коснулись кожи Рауля, легко провели по его шее.
- Я так хочу тебя… а ты?
Этот вопрос был рискованным - и Рауль почти знал на него ответ, чувствовал ненапряженный член Катце под своим, болезненно твердым.
- Не обращай внимания, - прошептал Катце. - Это всегда так. Это не потому, что я не хочу…
Мысль об этом, неожиданно очень болезненная, обожгла его. Неужели Катце не мог ничего чувствовать?
- Ты никогда совсем никогда?
- Ну в общем, - Катце усмехнулся. - То, что получается, не стоит усилий.
Значит, все-таки может получиться? Это показалось Раулю вдохновляющим. Катце поймал его запястье.
- Не надо, - прошептал он. - Мне хорошо и так.
Рауль почувствовал грусть из-за этого - и все же он был слишком возбужден, ему слишком нужно было продолжать, чтобы он мог настаивать. Он склонился к груди Катце, целуя его соски. Небольшое движение, которое Катце сделал, словно прогибаясь навстречу ему, наполнило его радостью.
- Эта одежда, - выдохнул Рауль. - Сделай же что-нибудь.
Катце усмехнулся - и сделал, разделся без колебаний, пока Рауль сбросил остатки своей одежды. Руки Катце обвились вокруг него. На мгновение Рауль замер, ошарашенный этим соприкосновением тел - и в этот момент Катце взял инициативу, его пальцы и губы заскользили по телу Рауля, перемещаясь ниже, пока горячий влажный рот не обхватил головку его члена.
Рауль вздрогнул, судорожно двинув бедрами, неосознанно вцепившись в волосы Катце, прижимая его голову теснее. В следующую минуту он опомнился, отпустил, но рот Катце по-прежнему скользил по его члену, тесный и горячий.
Почему ему казалось, что так у него никогда еще не было? С другими... Рауль делал всякие вещи, в том числе и это - и все же он был уверен, что никогда в этом не было такого нетерпения, почти болезненной необходимости. Он задыхался, всхлипывая, повторяя:
- Катце, Катце… - и в какой-то момент все его тело сжало судорогой - и он почувствовал, как будто жидкий огонь выплескивается из него, принося нестерпимое наслаждение - и облегчение.
Теперь он уже различал отдельные ощущения - язык Катце, скользящий по его обмякающему члену, осторожно касающийся отверстия в головке. Он гладил волосы Катце, пока Катце не отпустил его - и тогда Рауль потянул его вверх, в кольцо своих рук.
На языке Катце он чувствовал слабый привкус соли. Он вздохнул от удовольствия, ощущая тепло и податливость открывшихся для поцелуя губ. Этот рот, это худое тело, которое он сжимал, прохладная мягкость гениталий Катце, прижатых к его собственному чуть влажному члену - он хотел насладиться каждой секундой этого, хотел запомнить каждое крошечное ощущение.
Но ведь это был не последний раз? Будет и еще. Никому не нужно было об этом знать - но Катце больше не отвергнет его, ведь правда? Он подумал, что должен пообещать, успокоить Катце - чтобы Катце продолжал чувствовать себя в безопасности с ним.
- Я никогда не сделаю ничего такого… чего ты бы не хотел.
Я никогда не буду делать так, как прошлым вечером... или как они сделали это с тобой в полиции… только когда сам ты согласишься...
Губы коснулись его виска.
- Хорошо, - сказал Катце. - Я знаю.
***
Что-то мягкое и щекотное упало на его щеку. Все еще не просыпаясь, Катце попытался отвести это, и пальцы запутались в длинных шелковых нитях. Тогда он понял, что ощущает запах, окутывающий его - свежий, лимонный, чуть горьковатый. Как море, подумал он, хотя и не знал, как пахнет море.
Потом он открыл глаза - и взгляд, который встретил его, был тоже, как море - синим и ясным. Рауль торопливо подобрал пряди своих волос, рассыпавшихся по лицу Катце.
- Я не хотел тебя будить.
- Но ты разбудил.
Катце улыбнулся, и в следующий момент Рауль уже обнимал его, прижимая к холодному шелку своей одежды. Он был полностью одет, волосы уложены, как обычно - и это запах его духов Катце ощущал вокруг себя.
- Ты уже уходишь?
- Мне пора.
- Тогда почему ты не разбудил меня раньше?
Рауль слегка пожал плечами; жест получился немного виноватым.
- Мне нравилось на тебя смотреть, пока я одевался. И тебе ведь... не надо спешить? Ты можешь еще спать.
Его пальцы коснулись щеки Катце - и Катце захотелось повернуть голову, чтобы поцеловать ладонь Рауля. Но делать это при свете, когда Рауль смотрел на него - когда он снова сознавал несовершенство своего лица, своего тела - это было трудно, почти невозможно. Рауль вздохнул.
- Когда ты уезжаешь?
- Не знаю точно, зависит от рейса. Сегодня или завтра.
- А когда вернешься?
- Надеюсь, что в течение нескольких дней.
Хочешь поехать со мной? Внезапно ему пришла в голову мысль спросить это - но, конечно, он не спросил. У элиты были обязанности, Рауль не мог так все бросить…
И Катце не мог попросить его. Он должен был сделать это один, сам.
- Хорошо, - тихо сказал Рауль. Улыбка, мелькнувшая на его лице, была слабой. Он снова склонился, на этот раз коснулся губ Катце, потом вышел и притворил дверь.
Хотя Рауль и сказал ему продолжать спать, конечно, Катце не собирался этого делать. Он сел на кровати, внезапно осознав, что нем нет ни клочка одежды.
На какое-то время его обычное стремление не видеть собственное тело, прикрыться как можно скорее, отступило. Он смотрел на свои обнаженные руки, вспоминая ощущение пальцев Рауля на них. Кожа у него все еще немного горела от поцелуев Рауля.
Как Рауль мог хотеть его? Рауль, который был так безупречен - Рауль, который когда-то был с Ясоном… как он мог находить удовольствие от тела Катце?
Это было удивительно. Но это было. Он мог просто поверить в это. Он поднес ладони к лицу и вдохнул запах волос Рауля.
Как во сне… Нет, даже во сне он никогда не смел представлять это, даже во сне он контролировал себя. Когда-то он видел сны о Ясоне - но его подсознание не смело идти дальше реальности, не давало ему вообразить ничего, кроме того момента, когда Ясон должен был убить его, но сохранил ему жизнь. Близость Рауля в последние недели тоже заставила его видеть сон или два, в которых Катце бы никогда не признался.
Но то, что случилось… Катце упал обратно на подушки, закрыв глаза, позволяя себе пережить эти моменты еще раз.
Он никогда этого не забудет. Даже если это было в последний раз - а он должен был быть готов, что это было в последний раз - он будет помнить об этом всю жизнь.
Он оделся и выскользнул из дома, не позавтракав. Наверное, Юлиус подал бы ему свежую одежду и обслужил бы его, но Катце чувствовал, что он не смог бы смотреть в глаза маленькой мебели - а может быть, не хотел знать, что он увидит в ответном взгляде Юлиуса.
Он должен был заехать домой, переодеться и заказать билет на Дайгор. Если есть возможность вылететь сегодня, он это сделает. Черт, ему не хотелось никуда ехать… вот только каждый день задержки обозначал для Килли еще один день в том месте, еще пять или шесть клиентов…
Он вышел из машины и направился к подъезду, когда стекло припаркованного у тротуара автомобиля поползло вниз.
- Катце Джонс?
Он обернулся, нахмурившись. Слышать свое имя от незнакомца не предвещало ничего хорошего. Мужчина за рулем был непримечательной внешности, такой, что легко было забыть - но Катце был уерен, что никогда раньше не видел его.
- Да?
- Вам не имеет смысла лететь на Дайгор.
- Что?
- Вашего брата больше нет там.
Рука Катце, подносившая ко рту сигарету, застыла. Сигарета упала на асфальт, так и незажженная.
- Откуда вы это знаете?
- Если вы хотите узнать больше, сядьте, пожалуйста, в машину. Я вас отвезу.
Он почувствовал - мужчина был просто пешкой, не имело смысла давить. На мгновение Катце заколебался. Он мог отказаться - мог просто сделать то, что собирался, никого не слушая. Но если он приедет на Дайгор, а Килли там нет... что он будет делать после этого?
А если это ловушка? Но кому нужно было бы придумывать что-то столь сложное, если бы его просто хотели убить?
Он сел в машину. Экран поднялся, отделяя его от водителя, лишая возможности задавать вопросы.
Машина шла совершенно бесшумно, только легкое покачивание напоминало о том, что она движется - да меняющиеся за окном городские ландшафты.
Эос? Они ехали туда? Машина остановилась перед многоэтажной башней. Дверь открылась автоматически. Катце вышел, взглянул вверх. Прозрачный купол, венчающий здание, казался охваченным огнем на фоне серого неба.
- Сюда, пожалуйста.
Внешний лифт - и поездка, кажущаяся почти бесконечной - на самый верх. Его впустили в странную комнату, заставленную стеклянными экранами, ловящими лучи света, преломляющими их под причудливыми углами. Сперва он не увидел ничего, кроме этих экранов и своих размытых отражений.
- Вы разумный человек, Катце, я должен отдать вам должное.
Голос прозвучал из ниоткуда - и только мгновение спустя Катце различил силуэт возле окна. Высокая фигура, длинные белые волосы, бокал вина в затянутой в перчатку руке. Его сердце упало, сжатое нестерпимой болью. Ясон?
Но голос был другим, слова звучали по-другому - а потом блонди повернулся в профиль, и иллюзия вовсе исчезла. Только легкое сходство, не более - этот блонди был старше, его глаза бледнее по цвету.
- Вы не тратите время зря, задавая вопросы тем, кто не может на них ответить, - продолжил он. - Впрочем, я в вас не сомневался. Если бы не ваша похвальная разумность, мы вряд ли бы обратили на вас внимание.
- Мне сказали, мой брат больше не на Дайгоре.
Каким-то боковым зрением блонди уловил его судорожное движение за сигаретой.
- Курите, курите, - сказал он, но Катце так и не достал пачку. - Да. Ваш брат больше не там. Вас не удивляет, что мы это знаем? Хотя, наверное, вы догадались. Мы следили за вами. Мы искали вашего брата. И наши поиски оказались чуть более успешными.
- Где он теперь?
- У нас, - холодный, прямой взгляд в сеточке морщин остановился на нем. Взгляд, который было трудно выдержать, но Катце ничего больше не оставалось. - Кстати, вы должны быть нам благодарны - мы спасли ему жизнь, в последний момент. Хозяин борделя устал от его болезни и собирался передать его для видео-съемок. Я полагаю, вы знаете, что я имею ввиду - эти видео для любителей острых ощущений. Для них обычно используются слишком непокорные или изжившие себя пэты - по крайней мере, таким образом на них можно заработать деньги в последний раз.
Неторопливый голос звучал, как будто гвозди забивались в виски. Катце не мог думать о том, что это действительно могло произойти, что он мог опоздать. Возможно, то, что говорил блонди, было неправдой - лучше бы это было неправдой…
- Где он?
- В специальной клинике. Его состояние крайне тяжелое, если вам это интересно.
Пауза продлилась несколько секунд. Катце знал, что должен задать этот впрос - ради этого все и говорилось. Но было так трудно произнести это.
- Что вы хотите?
Бледные глаза блонди сверкнули синим пламенем.
- Сначала вам, возможно, стоит увидеть это.
Один из зеркальных экранов затемнился - и на нем проступило изображение. Какой-то парк, массы зеленых деревьев - явно не Амой, но Катце недостаточно знал о других планетах, чтобы определить, где это. Камера двигалась по направлению к белому зданию в глубине парка. Потом палата - кровать посредине, лежащий на кровати человек. Рыжеватые вьющиеся волосы вокруг бледного лица с голубоватыми тенями под закрытыми глазами. Тонкие руки-веточки - и игла, вставленная в вену.
Катце плохо помнил, как выглядел Килли. Обычный мальчишка с норовом - наверное, достаточно симпатичный, чтобы сойти за пэта. Катце смутно помнил его - ведь никогда не было нужды запоминать. И это был он? Это истощенное создание с восковым заострившимся лицом?
- Надеюсь, вы его узнаете, - в голосе блонди была легкая насмешка, и Катце дернулся, как от удара.
Женщина в униформе вытащила катетер из руки Килли и прикрепила к игле другой шприц, ввела какое-то лекарство. Несколько мгновений спустя полупрозрачные веки дрогнули, поднялись.
Конечно, это был Килли. Катце знал это не только по разноцветным глазам, странному сочетанию, из-за которого взгляд казался немного диким. Он просто знал. Глаза Килли были расширенными и темными под трепещущими ресницами - такими усталыми, словно даже находиться в сознании для него было трудно.
- Его в основном держат на снотворных. Это позволяет приостановить процесс, - прокомментировал блонди.
- Что вы от меня хотите? - произнес Катце, отворачиваясь от экрана.
- Вы прямо переходите к делу. Мне нравится такое отношение. Ну что ж, отвечу. Нам необходим ваш талант хакера.
Катце промолчал в ответ - да и что было говорить?
- В Танагуре много отличных специалистов, но вы, Катце - вы просто лучше других. У вас есть талант, чутье - и удача, что тоже немаловажно.
- Я, конечно, очень признателен за комплимент, но...
- Я понимаю, я понимаю. Но вам незачем отрицать это - нам известны ваши способности.
Он говорит о тех файлах, которые Катце вскрыл, когда был мебелью Ясона? Он думал, об этом никто не знает. И это было так давно...
- В последнее время вы были особенно осторожны, но это и понятно. Ясон Минк больше не может прикрывать вас. Все же интересно, как быстро вы могли бы войти в систему безопасности Амой сейчас, обладая усовершенствованным оборудованием?
Это звучало, как риторический вопрос, и Катце не сомневался, что ему сообщат, как быстро ему лучше суметь это сделать.
- Вы хотите проникнуть в конфиденциальные планы правительства Амой?
- Не совсем, - блонди усмехнулся. Его усмешка казалась неправильно надетой маской - мускулы сокращались, но глаза оставались холодными. - Мы хотим, чтобы вы проникли в интерфейс связи с Юпитер.
Вот эти слова были смертным приговором для них обоих, подумал Катце. За одно намерение его превратили бы в безмозглого раба со стертой памятью, а блонди бы отправился на такую корректировку, что от его сознания остались бы только осколки.
- Это возможно? - спросил он.
- Это необходимо сделать.
- Не думаю, что ваше давление повлияет на исполнимость задачи.
- Давление… - губы блонди опять слегка раздвинулись в улыбке. - Я согласен с вами, грубое давление часто оказывается бессмысленным. Некоторые из нас так не считали - поэтому примите мои извинения за тот эпизод в полиции. Впрочем, все к лучшему, не так ли? Если бы не это, вы не наладили бы контакт с Раулем Эмом.
Значит, то, что произошло в полиции, было не случайностью. Катце почувствовал, как краска заливает его лицо. Он должен был догадаться. Он бы и догадался, если бы справился со своим отвращением и задумался об этом.
Слова блонди о Рауле Эме наконец дошли до него.
- У нас с мистером Эмом чисто деловые отношения, - поверят ему или нет, но он должен был попытаться. - Я просто выполняю для него различные поручения, как для моего бывшего владельца, Ясона Минка.
- О, - небольшая знающая улыбка мелькнула на лице блонди. Белые пряди, откинулые с лица, упали на шелк одежды. - Они ведь невероятно похожи, Ясон Минк и Рауль Эм, неправда ли? Совершенно тот же характер, тот же тип личности, да? Хотя какое это имеет значение... Мы хотим, чтобы вы заблокировали связь с Юпитер, - вновь ставшим деловым голосом продолжал блонди. - Вам будут обеспечены самые современные устройства. Вы установите прграмму, активирующую блокировку при введении определенного кода.
Это бунт против Юпитер, подумал Катце. В глазах у него было темно. Он смотрел на свои руки, пытаясь утвердиться в реальности. Пальцы дрожали, совсем чуть-чуть.
- Изолируйте Юпитер, - закончил блонди.
- Зачем? - прошептал Катце. Это был вопрос, ответ на который он не хотел бы услышать.
- Зачем? Вы ведь знаете, зачем, правда? Власть Юпитер изжила себя. Уже давно Она контролирует ситуацию за счет жесткой диктатуры, а не потому, что Ее управление необходимо. Известно ли вам, что Амой единственная планета из всех бывших колоний Терры, которая управляется компьютером?
- Вы скажете, Она создала нас, - продолжил блонди. Его цепкий взгляд остановился на Катце. - Но мать, которая губит своих детей - это мать, которую следует устранить. Вспомните, что сделал древний Юпитер со своим отцом Кроносом. И я не поверю, что мысль о разрушении господства Юпитер может казаться вам такой отвратительной. Разве не Юпитер превратила ваших предков в ничто, в бесправных, беззащитных существ - и вас вместе с ними? Вы ведь сами из Цереса, Катце. Сколько несправедливости вы видели в жизни?
- А вы собираетесь построить мир равноправия и счастья для всех?
Блонди рассмеялся.
- А вы полагаете, что может быть что-то хуже, чем то, что происходит сейчас? По крайней мере, Цересу-то уж точно нечего терять.
- Не надо о Цересе, - Катце сам удивился резкости своего ответа. - Я никогда не поверю, что вы думаете при этом о Цересе.
- Ну что ж, - вежливо произнес блонди, хотя глаза его заледенели. - Это ваше право - не верить. Ясно одно - если Амой изменится, Церес изменится тоже. Разве вы не хотите в этом участвовать?
А что, у меня есть возможность выбора, хотел сказать он. Если бы ему оставили возможность отказа, ему бы не сообщили все эти сведения.
Катце перевел взгляд на экран. Глаза Килли все еще были открыты, но ресницы стали тяжелыми и взгляд сделался далеким, отрешенным.
- Похоже, все уже решено, - пожал он плечами.
- Я рад, что вы так хорошо нас понимаете, - кивнул Леон. - Итак, вы должны будете сделать это с компьютера Рауля Эма. У вас ведь есть доступ в его дом, Катце?
Слова обожгли, как удар. Катце пошатнулся, неосознанным жестом поднимая руку к щеке, как будто снова почувствовал хлыст на своем лице.
- Но почему… Это можно сделать из любого места - если вообще можно сделать. К чему рисковать, используя чужой компьютер?
- Я не предлагал вам давать мне советы, как и что лучше делать, - блонди сказал холодно. - Вы используете для этого терминал в доме Рауля - это необходимое условие.
Его голос звучал как будто издалека. Катце чувствовал, как в ушах у него шумит кровь. Но странно, мысли обрели внезапную четкость.
- Так в этом все и дело, да? Вы вовсе не хотите низвергать Юпитер. Вам даже лучше будет, если я не смогу этого сделать - главное, чтобы произошла попытка. Это просто ваша борьба за власть - вы пытаетесь избавиться от тех, кто встал у власти после смерти Ясона. И скомпрометировать Рауля - самый легкий выход...
- Молчать! - голос блонди стал острым, как нож - столь громким, что Катце замолчал. Глаза блонди вспыхнули. Катце подумал, что сейчас он ударит его. - Что ж… - внезапно взгляд смягчился. - Вы действительно сообразительны. Но должен вам сказать, что для вас лучше, чтобы ваша попытка проникновения увенчалась успехом. А уж как мы распорядимся результатми, вас не должно касаться. Просто сделайте то, что от вас требуется.
- Нет, - сказал он.
- Что нет?
- Я не сделаю этого. Я не сделаю ничего, что может погубить Рауля.
- Я не сделаю тебе ничего плохого… - вспомнил он вздрагивающий голос Рауля, легчайшие прикосновения его пальцев к своему лицу.
- Мы ожидали этого, - блонди пожал плечами. Казалось, ответ Катце не разгневал его, только вызвал скуку. Он нажал кнопку на маленьком пульте, и пленка на экране начала быстро прокручиваться вперед. В какой-то момент блонди остановил ее, вернув прежнюю скорость.
Та же медсестра появилась на экране, с еще одним шприцом в руке. Катце смотрел, как она ввела лекарство в синеющую вену на руке Килли.
Эффект был чудовищным. Его глаза вновь распахнулись - и Катце увидел, какими невероятно расширенными стали его зрачки. А потом страшная судорога выгнула его тело. Он закричал - сдавленным, каким-то нечеловеческим голосом - как кричит раненое животное, и этот крик продолжался так же долго, как и судорога. Потом Килли обмяк, рухнув на кровать.
Но это было только начало.
Судороги следовали одна за другой, ломая его тело - и теперь он кричал, не переставая - пронзительно, отчаянно. На губах у него выступила пена, а его руки мучительно скребли грудь. Катце заметил взгляд Килли - совершенно черные глаза и почти безумие в них.
- Это лекарство активизирует гиперчувствительность нервов, - проговорил блонди, и его голос, спокойный, низкий, был различим даже сквозь крики Килли. - Грубо говоря, он становится настолько чувствительным к малейшим раздражителям, что обычный свет, прикосновение ткани к коже вызывает у него нестерпимую боль. А вы можете себе представить, как он будет реагировать на более сильные ощущения. И это может продолжаться в течение нескольких часов, пока он не потеряет сознание. Или до тех пор, пока ему не введут лекарство, нейтрализующее действие первого.
- Пожалуйста… пожалуйста… - Катце не мог смотреть, не мог слушать это - он просил уже побежденно. - Введите ему это лекарство.
Крики внезапно прекратились, но когда Катце открыл глаза, он увидел, что блонди только отключил звук.
- Особо удачное свойство этого лекарства, - продолжал блонди, - в том, что его можно использовать повторно. Я не знаю, сколько вашему брату осталось жить - но даже этот срок мы можем сделать невыносимо длинным для него. Точнее, вы можете, Катце. Вы возьмете на себя эту ответственность?
- Ради Юпитер… прекратите это.
Только сейчас он осознал, что перед ним запись - и независимо от того, что он скажет, как он будет просить - это длилось именно столько, сколько длилось - сколько они хотели. И даже если бы он не спорил, сразу дал бы согласие - они все равно уже сделали это с Килли…
- Впрочем, возможно, я ошибаюсь относительно ваших эмоций по этому поводу. Насколько я знаю, вы встречались с вашим братом всего несколько раз. И это при вашем участии он оказался в нынешней ситуации.
Это было почти… применение средств избыточной мощности. Катце и так был побежден…
- Возможно, вы сможете продолжить спать со своим любовником и наслаждаться жизнью даже после того, как ваш брат пройдет через этот ад.
- Откуда я знаю, что Килли еще жив? - онемевшими губами прошептал он.
На экране медсестра в конце концов ввела другое лекарство - чтобы она смогла это сделать, двоим мужчинам пришлось держать Килли. Килли обмяк. Глаза у него закатились. Медсестра аккуратно стерла платочком кровавую пену с его губ.
- Эта запись была сделана сегодня, - на экране появился маркер времени. - Зачем нам нужно было бы убивать его? Если мы это сделаем, вы будете этому свидетелем, Катце.
О да. Он вдруг услышал, что смеется, нервным смехом.
- Как только вы выполните наше поручение, вы получите билет на рейс и указания, как найти эту клинику. Вы сможете забрать своего брата. Скорее всего, вы не захотите вернуться на Амой, но это уже не наше дело, вы сможете отправиться, куда пожелаете.
- Почему я должен вам верить?
- Потому что у вас нет выбора, Катце. А Рауль... - блонди отвернулся к окну, и его голос прозвучал немного глуховато. - Я мог бы не говорить этого вам - но я скажу. Я сделаю все, чтобы мой маленький Рауль не пострадал.
***
То, чего ты боишься больше всего, всегда случается. Он так боялся, что, узнав о его слабости, им захотят манипулировать. Ему казалось, он ощутил предвкусие этого, когда Хэзалл намекнул ему на ожидаемую ответную услугу. Ему казалось, это происходило вчера, когда Рауль сказал ему, что право уехать нужно заработать. Но то были фантомные страхи. Когда это произошло по-настоящему, у него не было ни выбора, ни защиты.
За слабость нужно было платить. За ошибки нужно было платить. Ему или Килли.
Остановившись, Катце поднял лицо, глядя на серое низкое небо над головой. Выйдя из башни с куполом, он не взял такси, не заметил, куда он, в сущности, шел. Да и какое это имело значение.
Наверное, потеплело. С неба шел холодный дождь, а не снег. Сигарета в руке размокла и погасла. Он уронил ее.
Килли. Второй раз Катце не мог предать его. Блонди был прав - он не смог бы с этим жить. Впрочем, так ли уж нужно было жить? Только это тоже был не выход... он не мог умереть, зная, что тогда они все равно сделают это, отомстят вот так за его бегство.
Значит, выбора не было.
Выбор был семнадцать лет назад, когда он отвернулся от своего брата. Выбор был еще в прошлом году, когда Килли пришел предлагать свои услуги Ясону. А теперь... теперь ему приходилось жить с тем выбором, который он сделал раньше.
Это был долг, который он не мог не заплатить.
***
У него заняло пять часов, чтобы уладить свои дела на Амой. Это нужно было делать быстро - пока слухи не разошлись. У него несколько раз сжалось сердце, когда он передавал в чужие руки то, что создавал годами - контакты, заказы, досье.
Впрочем, что до этого… теряли и больше.
В конечном итоге, он не мог взять с собой ничего, кроме денег - и только на те деньги, что у него будут, он сможет рассчитывать, когда заберет Килли из клиники. Часть средств он перевел на анонимные счета, с которых он сможет их получить, находясь в любом месте; часть вложил в покупку небольшого дома на планете, с которой Амой не имела договора о выдаче преступников. То, что он станет преступником после того, что сделает, Катце не сомневался. А ему и Килли нужно будет место, где они смогут укрыться.
В промежутке между встречами он заехал домой. Настойчиво замигал сигнал вызова. Включился автоответчик.
- Значит, ты все-таки уехал, - голос Рауля старался казаться спокойным - и все не сумел скрыть разочарования. - Ну ладно. Мог хотя бы позвонить.
Что ты делаешь… ты разрываешь мне сердце.
Катце сжался, словно каким-то образом Рауль мог почувствовать его присутствие.
Он должен был сделать это. Уже делал. А Рауль... Рауль найдет выход из ситуации. Он был сильным - Рауль сам не знал, каким сильным был. Катце не мог думать о нем. Не смел. Он думал о других делах, о неотложных делах, которые должен был закончить.
Перед последней встречей со своим самым верным контактом он заехал в Церес. В какой-то момент он подумал о том, чтобы зайти навестить мать - но посмотрел на часы. Времени не было.
Он вложил деньги в два конверта и передал контакту, указав адреса, по которым их надо отнести. Адрес его матери контакт знал - а дом Слайвера он найдет легко. Этих денег было недостаточно, Катце знал это, но все-таки - хоть на какое-то время…
***
16:00
Было еще одно место, куда он должен был заехать. "Должен" - это было именно правильное слово - он подумал, что не может покинуть Амой, не побывав там в последний раз.
Ветер ударил с пронзительным свистом, острый, как лезвие, когда он вышел из машины. Стальные балки издавали непрерывный, тонко звенящий звук, и казалось, что земля под ногами, устланная металлом, тоже дрожала. Катце прищурился - ветер был таким резким, что глаза начинали слезиться.
Он приезжал сюда всего два раза за последние месяцы. Иногда он думал, что это неправильно, что ему нужно бывать здесь чаще - разве когда-то ему не хотелось умереть прямо на этом месте, вместе с теми двумя? Но он остался жив. А Ясону и Рики было все равно, и Дана Бан... когда он смотрел на развалины, он видел только это: обрушивщиеся конструкции, обломки бетона. Не памятник, не монумент - только камни и металл. Он не мог думать о Ясоне, стоя здесь. В другое время, в другом месте, он вспоминал Ясона и Рики гораздо ярче, иногда настолько отчетливо, что это было почти непереносимым. Но Дана Бан - это место, казалось, отделяло его от них.
Просто если он никогда больше не вернется на Амой - ему следовало заехать сюда. Если уж он не мог проститься с живыми - то хотя бы простится с мертвыми.
Ветер резал глаза, и он сморгнул влагу - и только в этот момент заметил темную фигуру на сером фоне. Длинный хвост темных волос, развевающийся на ветру - и пустой рукав куртки. Катце замер, на грани того, чтобы повернуться и уйти, оставшись незамеченным.
Он не хотел никого видеть - тем более, видеть Гая. Тонкое жало ненависти привычно кольнуло в груди - хотя и не так осторо, как пять месяцев назад, когда гнев - и горе - были единственными вещами, которые он чувствовал. С тех пор ощущения притупились.
Кусок щебенки скрипнул под каблуком. Гай обернулся. Поздно. Катце медленно пошел по направлению к Дана Бан.
Несколько секунд Гай просто смотрел на него - в его лице ничего не изменилось, глаза остались все такими же... пустыми. На мгновение Катце почувствовал удивление - это был не тот Гай, которого он помнил - взгляд того Гая был каким угодно, только не погасшим.
Но люди меняются. У него была белая прядь над виском, заметил Катце за миг до того, как Гай отвернулся.
Наверное, он так же не хотел видеть Катце. Они оба пришли сюда, чтобы побыть в одиночестве. Просто так случилось, что они встретились.
Он не знал, винит ли Гай его за потерю руки. Этого могло бы не произойти, если бы рукой Гая занялся другой врач, более профессиональный. Конечно, речь о клинике не шла, это было бы слишком опасно - но Катце мог бы постараться и найти другого врача, который тоже смог бы сохранить тайну. Просто он не хотел стараться. Маленькая уступка той отчаянной ненависти, которую он испытывал - маленькая, жалкая месть, осуществленная даже не своими руками. Рики хотел, чтобы он позаботился о Гае… Рики, который получил право умереть рядом с Ясоном. Ну что ж, Катце выполнил его просьбу - какая разница, как.
Впрочем, вполне возможно, что Гай ничего и не знал. Они даже не говорили после этого, Катце отвез его в Церес, едва он отошел от наркоза. Хотя, наверное, Гай предполагал, что он чувствует. По крайней мере, тогда - после единственного вопроса о Рики - он больше ничего не говорил.
Ненавидеть Гая было легко. Обвинять его во всем было естественно - что Катце и делал, не рассуждая, не сомневаясь. Только намного позже к ненависти стало примешиваться что-то, похожее на жалость.
А сейчас, когда они стояли бок о бок и смотрели на место, где потеряли тех, кто никогда им не принадлежал - ненависть и вовсе ушла. Должно быть, они были похоже больше, чем Катце хотел бы признать.
И в любом случае, то, что сделал Гай, не шло ни в какое сравнение с тем, что сам Катце собирался сделать.
Гай шевельнулся, сунул руку в карман, вынул пачку сигарет. На какой-то момент Катце отвел глаза - а когда посмотрел, открытая пачка была протянута ему.
Он хотел было отказаться; но кто он был такой, чтобы отказываться брать что-то из рук Гая? Его собственные ошибки и преступления висели на нем. Он взял сигарету. Гай щелкнул зажигалкой. Ветер сдул огонек, и Катце поднял ладони, защищая пламя.
- Ты часто здесь бываешь? - спросил он, неожиданно для себя. Его голос прозвучал чужим - и на какой-то момент ему показалось, что Гай не ответит. Гай неловко пожал плечами, жест получился какой-то однобокий.
- Нет, - сказал он. - Зачем? Я никогда об этом не забываю.
Эти слова… Катце вдруг понял, что Гай сказал именно то, о чем он сам думал, но не смел выразить.
Им обоим сюда не нужно было ходить. То, что произошло, всегда было с ними.
И то, что Катце собирался сделать, тоже всегда будет с ним.
- Но я так и не научился с этим жить, - добавил Гай.
Это было сказано словно и не для Катце - и он удивленно вскинул глаза. Снова пустота в лице Гая изумила его.
- Моя жизнь, - сказал Гай, - все еще лежит здесь.
Наверное, это было верно, подумал Катце - наверное, Гай действительно винил его. Но не за то, что остался калекой, а за то, что Катце спас его - не оставил под этими обломками. Не думая об этом, Катце все же отомстил ему - наказал его самым жестоким образом.
- А ты? - внезапно спросил Гай.
Что я? Но Катце знал, о чем он спрашивает. Как ты справляешься с этим? Нашел ли ты что-нибудь, для чего жить?
Да, хотел сказать он. Я нашел любимого человека. И я нашел брата. И поэтому я делаю то, за что мне никогда в жизни не расплатиться.
- Не знаю, - прошептал он. Это был не ответ, но Гай кивнул, как-то странно.
- Это ничего. Может быть, осталось недолго.
Катце нахмурился. В этих словах было что-то... как будто Гай что-то знал - что-то большее, чем горечь их личной трагедии. Но разве это могло быть? Просто воображение разыгралось. Гай был все тем же безумцем из Цереса, чьим звездным часом стало убийство - и теперь он просто доживал те годы, что ему остались - в одиночестве, в пустоте.
- Мне пора идти, - сказал он, хотя мог бы и не объяснять ничего. - Прощай.
Гай поднял руку в прощальном жесте.
И только когда Катце уже сделал несколько шагов, внезапно окликнул его.
- Катце.
За ревом ветра Катце мог бы не расслышать - но он оглянулся. Лицо Гая перестало быть похожим на маску, стало странно уязвимым, каким-то растерянным.
- Катце, мне нужно тебе кое-что рассказать. Я не знаю, что с этим делать - и можно ли вообще что-то сделать. Может быть, ты сможешь.
Было ли это что-то важное? Гай никогда раньше не просил его ни о чем.
- Давай, рассказывай.
- Нет, - Гай покачал головой. - Не здесь. Мне... мне еще надо подумать.
- Как угодно.
- Давай встретимся вечером. В восемь.
- Хорошо. В восемь у Демо Уно.
Гай кивнул. Катце пошел к машине.
В восемь. Это было удобное время - он как раз успевал забрать приспособления, которые ему обещал блонди, и проверить, как они работают. А после встречи с Гаем, он сможет поехать к Раулю.
Он ждал Гая в Демо Уно до без четверти девять. Гай не пришел.
***
Холодные капли дождя ударили по векам, стекли к уголкам глаз и покатились вниз, как слезы. Но он не плакал; боль была тупой и далекой, существовала как будто отдельно от его тела. И таким же тупым и далеким было разочарование. Он не сделал этого - не смог. Он не рассказал Катце...
Гай попытался открыть глаза, но ресницы казались слишком тяжелыми, неподъемными. Он был таким слабым - его силы уходили - почти ушли - вместе со струйками крови, стекавшими из-под его тела в канализационный сток.
Тупиковая улица, мешки с мусором вокруг. Удачное место, чтобы умереть. Впрочем, это было подходящее завершение жизни - его жизни. Странно, он всегда так хотел, чтобы это случилось как можно скорее - делал все для этого, рисковал, как мог - ввязался даже в эти игры с подпольем. Единственное, чего он не делал - так это не пытался оборвать свою собственную жизнь, не смел сократить свое наказание вот таким образом.
Но когда это все-таки случилось, оказалось, что он не был готов. И он не успел. Какой-то час до встречи с Катце… а ведь он мог рассказать обо все еще там, возле Дана Бана. Только он этого не сделал - и уже никогда не сделает. И он даже не знал, будет ли это иметь какое-то значение.
Кровь под его ладонью была горячей, но холод уже проник под куртку, въелся в кости, заставив его дрожать. Боль накатила волной - острой, пронзительной и сладкой - и снова схлынула, оставив металлический привкус во рту.
Один удар в спину, два в живот - и они так и не сумели его прикончить. Он вспомнил железный носок ботинка Хинли, врезающийся в его бок, когда он упал на асфальт - руку в волосах, которая повернула его лицом вверх - и влажность плевка на щеке:
- Сдохни, предатель.
Он не успел стать предателем - только собирался. Если бы он рассказал обо всем возле Дана Бана… Наверное, тогда он тоже был бы мертв, но это было бы уже не важно. Просто он не знал, что за ним следили, не знал, что Хинли подозревает его.
Если бы… В его жизни было так много этих "если бы". Иногда Гай представлял, как все могло бы быть, если бы он не сделал всех этих ошибок. Или если бы его вообще не было. Этакий альтернативный вариант истории. Просто Рики был бы жив. Просто не было бы этого непрерывного раскаяния.
И даже сегодня… все могло бы быть по-другому, если бы он договорился встретиться с Катце пораньше… если бы не свернул на эту пустую улочку, сокращая путь... если бы, услышав шаги позади себя, доверился бы своему инстинкту и приготовился к драке.
Но он просто обернулся - и увидел Хинли и еще двоих - и ведь они были товарищами, делали одно дело - или думали, что делали. Гай позволил им подойти. Хинли улыбался.
- Из супермаркета?
- Да, - Гай слегка приподнял пакет. А потом были ножи - и хриплое дыхание Хинли:
- Хотел нас выдать… думал, мы не узнаем...
Они оставили его на асфальте, даже не удосужившись нанести еще один удар, перерезать ему горло. Он думал, что, может быть, еще не все кончено, он сможет добраться до людей… до Катце. Но он сумел одолеть только несколько метров - оставляя позади себя черный блестящий след на асфальте - и это было все.
Позор… он всегда был слабым, никогда не мог ничего довести до конца. Рики тогда вытащил его из Дана Бана, несмотря на боль, несмотря на то, что Гай с ним сделал. А он не мог справиться даже со своим собственным телом. Но он действительно не мог.
Катце никогда не узнает, что он хотел рассказать. Может быть, это бы ничего и не изменило. Может быть, это были глупости - просто фантазии - и он вообразил угрозу, которой не было. Может быть, Катце все равно ничего не смог бы сделать. Впрочем, Гай не знал никого другого, кто смог бы.
Force majeur… Он помнил эти слова с тех пор, когда они еще казались просто таинственным сочетанием звуков. Ему было тринадцать, и он сбежал из приюта, решив, что лчше попытается выжить на улицах Цереса, чем останется в этом гадюшнике еще хоть на день. Церес был неприветлив, за слабость били больнее, чем в приюте - а голод и холод изматывали.
Он шел, в поисках сам не зная чего - какой-нибудь еды или теплого места - или просто шел, потому что боялся сесть и заснуть. Каким-то образом он вышел к Дана Бан, пробрался внутрь. У него всегда было чутье на тайники. Он нашел место, где когда-то был штаб заговорщиков.
Сначала это было просто укрытие, где можно было переждать дождь - а галеты в вакуумной упаковке даже и через несколько десятков лет оказались съедобными. Было только странно, что он ел припасы, заготовленные людьми, которые были давно мертвы. Потом, когда он отогрелся, ему стало интересно.
Он нашел бумаги - записи, планы. Пластиковый пакет сохранил их почти неповрежденными. Гай начал читать. В приюте он никогда не был любознательным, но эти записки… Все, что он знал - он узнал из них. Он помнил наизусть почти все, что там было написано - и порой, годы спустя, какое-то место в записях вдруг становилось понятно ему.
Из этих записей он узнал, что внутри Дана Бана невозможно было отследить сигнал. Из этих записей он узнал, как готовить взрывчатку - и как расположить ее, чтобы обрушить стены Дана Бана - один из планов повстанцев на случай поражения. Тогда он не знал, зачем ему это нужно… но вот, понадобилось.
Обладание секретом сделало его сильным. Он выходил из своего убежища и завоевывал место на улицах Цереса. Скоро у него появились друзья, он стал членом банды. Он переселился в Церес - и только изредка возвращался в свое укрытие.
Гай рассказал о своей находке одному человеку - тому, кого считал своим лучшим другом - как его звали? Кевин? - да, Кев. А потом, через несколько дней, придя на место, он нашел там Кевина и еще несколько мальчишек, рассматривающих вещи, трогающих все вокруг.
Он ничего не сказал, даже не показался - да и что он мог сказать? Но его тайна - единственное, чем он обладал - была осквернена. То, до чего могли дотронуться все, не нужно было ему.
Ночью Гай вернулся и сжег все - все бумаги, все вещи, что там оставались. Он смотрел на огонь и глотал слезы - ему было так жалко всего того, чем он владел. Но лучше пусть это не принадлежало никому - если не могло принадлежать ему одному.
Он стал врагом Кевина с тех пор, вражда продолжалась до тех пор, пока, два года спустя, Кев не разбился на своем байке. А потом Гай встретил Рики. И Рики - живой, настоящий и сильный - заставил его забыть об утрате мертвых вещей.
Вот только Рики он потом тоже унижтожил - превратил в мертвую вещь - из-за своей ревности, из-за взбесившегося чувства собственности. Может быть, Рики и мог бы простить его за это - Рики всегда прощал его. Но сам он никогда себя не мог бы простить.
Он взорвал Дана Бан, используя знания, полученные из тех записок. Эти знания покоились у него в голове, ожидая своего часа. Но там были знания и о других вещях - вещях, которые он вспомнил теперь.
Условие force majeur - причина, по которой повстанцы тогда отступили, утратили единственный шанс на победу - условие, внесенное учеными в кодекс. В случае бунта, восстания, гражданской войны, массовых волнений... единственным законом являются приказания Юпитер. Если осуществление функций Юпитер находится под угрозой, Она запрограммирована на крайние действия, вплоть до применения средств массового уничтожения.
Повстанцы не рискнули довести Ее до этого - и решили тем самым свою судьбу.
Гай вспомнил об этом на очередной встрече с Хинли - он все же вернулся в Комитет, просто некуда больше было идти. То, что готовил Хинли по приказу кого-то сверху - это было именно то, что могло спровоцировать Юпитер.
Когда-то Хинли сказал, что Цересу нечего было терять. Но терять всегда было что. Даже если это была всего лишь жизнь.
Впрочем, его жизнь была столь бессмысленной, что он не сумел сделать даже такой простой вещи, как передать информацию кому-то, кто мог бы ею распорядиться. Слишком долго колебался, был слишком нерешительным.
Ну что ж, Гай никогда не узнает, к чему привела его ошибка.
Впрочем, почему-то эта мысль не была утешительной.
Боль толкнула его изнутри, как живое существо - и он почувствовал, как кровь вылилась на подбородок сквозь сжатые зубы. Осталось недолго... Так, кажется, он сказал Катце сегодня. Только вот имел ли он в виду эту заваленную мусором улицу и проклятый дождь?
Легкие шаги донеслись до него - всплеск воды под каблуком. Он не знал, кто это - может быть, Хинли вернулся, чтобы завершить дело. Или кто-то, кто мог помочь. Гай хотел позвать, но не смог, только подавился кровью. Шаги были все ближе - и внезапно он понял, что узнает эту легкость, эту почти танцующую походку. Отчаянным усилием он разлепил веки - и сквозь тьму и туман ясно увидел сияющее лицо и темные серьезные глаза.
- Рики?
- Конечно, это я.
Ему так много нужно было спросить, сказать, но кровь наполняла его рот - и все, что он сумел, было:
- Ты ждал меня?
- Да, - сказал Рики. - Конечно, я всегда ждал тебя.
Гай увидел, как что-то темное мелькнуло в его руках, раскрываясь, как крылья - и он знал, что это. Куртка Рики - прикрывающая его от дождя - как тогда, когда Рики встретил его у дверей полицейского участка. Дождя больше не было - было тепло и спокойно - и боль тоже ушла.
- Пойдем со мной, - сказал Рики. - Теперь мы всегда будем вместе.
***
Катце взглянул на часы, положил на стойку несколько монет и направился к выходу. Он дал Гаю шанс - очевидно, ждать дольше не имело смысла. Да у него и не было времени.
Темнота наступала рано в это время года. Небо казалось черно-желтым, отсвечивающим огнями вывесок и уличных фонарей. Катце сел в машину, оглянулся в последний раз - проверить, не идет ли Гай - и еще раз взглянуть на места, которые он, наверное, больше никогда не увидит.
Он остановил машину перед домом Рауля, мгновение смотрел на освещенные окна. А что, если его все же не было дома? Внезапно Катце настолько остро захотел, чтобы это было так, что почти готов был умолять какое-то божество об этом - только не знал, кого - уж точно не Юпитер?
Не думай об этом. Просто делай то, что должен.
Он вошел в дом - увидел Юлиуса с потемневшими глазами и плотно сжатыми губами, вставшего у него на пути.
- Разве вы договаривались о встрече?
- Он примет меня.
Катце знал это - Юлиус тоже это знал, - поэтому когда Катце слегка отодвинул его, он почти не сопротивлялся, только зашипел, как рассерженный кот. Катце пошел через комнаты, прямо в кабинет.
Рауль сидел, склонясь над экраном ноутбука - и короткое время, пока он еще не заметил Катце, Катце смог наблюдать за ним. Его лицо с сосредоточенным взглядом и слегка нахмуренными бровями казалось странно беззащитным. Пальцы Рауля непрерывно закручивали длинную прядь волос - и от этого почти десткого жеста сердце у Катце сжалось.
Не думай. Не смотри.
В следующее мгновение Рауль поднял глаза - и вскочил на ноги. Катце не ожидал этой порывистости, этих рук, которые обвились вокруг него, прижимая теснее.
- Ты уже приехал? - торопливо прошептал Рауль.
Он мог кивнуть - это не имело значения - но почему-то он не мог солгать.
- Не совсем.
Впрочем, Рауль, кажется, не заметил - был слишком доволен, чтобы обратить внимание. Доволен? Пожалуй, это было неправильное слово. Если бы Катце дал себе задуматься об этом, он сказал бы, что Рауль был счастлив. Конечно, это был абсурд, было невероятно - что такой, как он, мог заставить Рауля чувствовать себя счастливым.
И это уже не имело значения, потому что скоро все закончится. Как бы Рауль не относился к нему сейчас, завтра утром он будет лишь ненавидеть его.
В постели, поднявшись над ним, опираясь на руку, Рауль долго смотрел на него.
- Что?
- У тебя такое интересное лицо.
- Ну конечно, - Катце хмыкнул, слегка поерзал, пытаясь освободиться. Кончики пальцев коснулись его щеки.
- Нет, правда. Ты не похож на других. Мы блонди - все какие-то одинаковые. А ты особенный.
Действительно особенный. Не каждый способен улыбаться, принимая поцелуи - зная, что ночью разрушит твою жизнь.
Он целовал широкую грудь Рауля, чувствуя под своими губами его учащенное дыхание, легкую дрожь, сотрясающую его - и короткий стон, почти вскрик, который Рауль издал, когда губы Катце обхватили его член, заставил его на мгновение застыть.
Он никогда не забудет этот звук - не забудет ничего из того, что он ощущал сейчас - как тело Рауля прогибается в кольце его рук, как пальцы блонди вплетаются в его волосы, как Рауль снова и снова повторяет его имя. Он никогда этого не забудет - но никогда не посмеет вспомнить.
Рауль заснул, прижавшись к нему - и под его весом Катце почти не чувствовал свою руку. Но ему не хотелось двигаться. Он лежал, осторожно перебирая волосы Рауля, глядя на безмятежное лицо и чуть трепещущие золотистые ресницы.
Но он не мог ждать до бесконечности. Он высвободился, встал, оделся и пошел вниз.
В доме стояла тишина, свет был погашен. Экран компьютера замигал голубым в темноте. Он сел, коснулся клавиатуры, чувствуя знакомое покалывание в кончиках пальцев.
Когда-то он сказал Рики, что проникновение в секреты Танагуры вызвало у него иллюзию эрекции. Тогда это было единственное возбуждение, которого он хотел. Но и сейчас, несмотря на то, что все внутри у него сжималось от ненависти к себе за то, что он делал - его разум все же находил хмельное удовольствие в трудности задачи, которую ему предстояло выполнить - и в том, что он знал, он может это сделать.
Когда-то ему понадобилось пол-года для выполнения менее сложной задачи. Но он стал лучше - и устройства, переданные ему блонди, творили чудеса. Его пальцы стремительно побежали по клавиатуре, бесшумно в полном безмолвии дома.
Он не знал, сколько времени прошло. По легкому чувству оцепенения в теле он полагал, что несколько часов. Но до рассвета еще было время. Голубоватый экран был единственным источником света в комнате - единственным, что Катце видел, даже когда прикрывал глаза на мгновение.
Потом ему показалось, что он видит еще что-то - кого-то. Он вскинул голову, охваченный внезапным чувством опасности - и увидел тонкую руку, направляющую на него шокер.
Юлиус… Ему стоило ожидать этого - при том подозрении, с которым мальчишка относился к нему. Какой-то миг Катце смотрел на побледневшее лицо с раздувающимися ноздрями, в темные, жаркие глаза.
Слава Юпитер, подумал он, мне все же не удастся этого сделать...
- Я всегда знал, что ты только используешь его, ты мразь, - прошептал Юлиус. И этих нескольких мгновений было достаточно, чтобы Катце успел сунуть руку в карман. Он выстрелил из парализатора сквозь ткань - увидел, как глаза Юлиуса стали огромными и удивленными, как он все еще пытается активировать шокер. Но уже в следующую секунду он обмяк, свалился на пол, как ватная кукла.
Катце снова склонился к компьютеру. Он не мог тратить время.
Еще полчаса спустя все было закончено. Катце переплел пальцы, разминая суставы, глядя на экран в последний раз.
Что ж… если он сравнивал хакерство с половым актом... то почему было бы не продолжить аналогию?
Он встал. Юлиус по-прежнему лежал на ковре, тонкие руки и ноги беспомощно скрещены. Ну что ж - еще час-полтора - и он сможет двигаться. Парализатор выводил из строя и его голосовые связки, так что он не мог издать ни звука - но какой-то звук Катце все же слышал.
Он опустился на одно колено, заглянул ему в лицо. Струйки слез непрестанно стекали по щекам Юлиуса. Его рот был приоткрыт, кончик языка между зубами слабо подрагивал, и Катце подумал, что он знает, что Юлиус пытается сказать.
- Ненавижу тебя, ненавижу…
- Прости, мальчик.
Он коснулся мокрой щеки Юлиуса, поднялся и вышел. Никто больше не задержал его.
Он набрал номер из уличного автомата - и получил в ответ номер и код ячейки, где лежали нужные документы. Он покинул Амой в 5:30 утра.
Часть 3
6:00
Разноцветные молнии вспыхивали на непогашенном мониторе. Издалека, сквозь биение пульса в ушах, он слышал горькие, отчаянные всхлипывания Юлиуса.
- Это я виноват… я не смог его остановить...
Мелькнула мысль ответить, сказать, что если уж Катце решил что-то сделать, то остановить его вряд ли было возможно. Рауль промолчал; внезапно комната пошла кругом. Он оперся пальцами об угол стола - и тут же выпрямился. Нет, у него не было времени на слабость.
- Я дал ему себя обмануть…
Не только ты, эхом отозвалось у него в мыслях. Он провел по лицу рукой, откидывая волосы, стараясь не слышать захлебывающиеся слова Юлиуса. Оцепенение прошло. Рауль знал, что ему надо делать. Надо сесть к компьютеру и попытаться понять, что именно сделал Катце - оценить ущерб. Надо думать только об этом - и ни о чем больше.
Он пододвинул к себе клавиатуру; пальцы не дрожали. Вот так, хорошо... только не думай о нем. Только не задавай вопросов.
Ряды цифр высветились на экране. Идеальная работа. Рауль даже не знал раньше, что Катце так хорош. Хотя, помнится, Ясон говорил что-то - но тогда Рауля куда больше занимало его собственная одержимость Катце. Но сейчас он видел результат того, что Катце сделал. Его программа взрезала защиту, как узкое лезвие, безупречно, почти безболезненно. Тонкую, как волос, брешь почти можно было не заметить. До того момента, когда программа сработает. И тогда все будет кончено.
Впрочем, разве все уже не было кончено? Юпитер не простит того, что произошло - не простит Раулю его неосторожности. Его будет ждать такое дознание, которое не оставит целой ни одной частички его мозга. Рауль не вздрогнул, просто тупо напомнил себе об этом.
Хотя - если за ним до сих пор не пришли - значило ли это, что Юпитер пока ничего не знает? Возможно… вероятно… но почему для него было так легко выяснить, что произошло? Неужели Катце сделал это специально? Может быть, это было что-то вроде предупреждения - чтобы он, Рауль, имел шанс подготовиться?
Он почувствовал холод.
Нет, прекрати, оставь эти дурацкие надежды. Он предал тебя, холодно и спокойно. Отвечал вчера на твои поцелуи, сплетал твои пальцы со своими - и все это время готовился… Рауль резко оборвал мысль. Все равно. Это не имело значения. Важнее было найти другие ответы.
Например, кому это было нужно. И можно ли было что-то сделать - хотя бы попытаться сделать.
Небольшой значок полученного сообщения вспыхнул внизу экрана. Рука Рауля дернулась, его сердце подпрыгнуло - в противоречие всем приказам быть спокойным. А если… если Катце сейчас все ему объяснит, если все это было всего лишь каким-то чудовищным недоразумением?
Он увидел отправителя, и надежда улетучилась, оставив после себя пустоту и горький привкус. Да, конечно, саркастически подсказал он себе - всего лишь недоразумение. Как тебе хочется верить в это.
Он все же нажал на значок, открывая письмо.
"Ты уже знаешь, да? Приезжай. Леон."
Мгновение он просто смотрел на экран, а маленькие буковки прыгали у него перед глазами, не желая собираться в слова.
Ну что ж - ты хотел объяснений?
Рауль встал. Случайно, его взгляд упал на скорчившуюся на коленях фигурку в розовом комбинезоне - и удушающий приступ гнева нахлынул на него. Когда-то был другой мальчик, с темно-рыжими волосами, который носил такую же форму. Но этого мальчика больше не было - и каким-то образом Юлиус должен был заплатить за это. Рауль почувствовал желание ударить его, ощутить, как пощечина бросит несопротивляющееся тело на пол. Он поднял руку - и остановил себя.
Отлично. Давай ударь его. Накажи его - ведь он это заслужил, правда? Он ведь ожидает этого - примет твой гнев без удивления, без слова протеста.
Неожиданный стыд охватил его. Он знал, что не должен был этого чувствовать - вообще не должен был бы испытывать никаких эмоций по отношению к чему-то столь низкому, как мебель. И он ведь знал, чем заканчивается такой стыд, такая слабость. Но было уже поздно. Как будто что-то в его перспективе изменилось, как будто в глаза ему попал осколок стекла, который заставил его видеть по-другому.
Он не мог ударить Юлиуса.
Вместо этого он приподнял за подбородок покрасневшее, залитое слезами лицо мальчика.
- Скажи Дэмиану, чтобы подавал машину.
Ему было, о чем подумать в дороге - и он думал. Сначала старательно изгонял из мыслей другие вопросы, другие воспоминания - а потом, когда части головоломки стали складываться в целое, ему уже не нужно было нарочно отвлекать себя
Он понял почти все. Только поверить в это было практически невозможно.
Воздух был сырым, немного колючим от крошечных капелек дождя - и пока Рауль дошел от машины до подъезда, его волосы покрылись тонкой пленкой влаги. В зеркальной стене лифта он видел свое отражение, с этими сверкающими капельками на волосах. Он встряхнул головой, почувствовав, как пряди намокают, теряют блеск - и отвернулся. Лучше было смотреть вниз, на уносящийся под ним город.
Он прошел по освещенным разноцветными огнями пустым комнатам, до купола с прозрачными стенами.
- Леон?
Блонди оглянулся - белый шлейф волос и светло-голубой лед глаз, сверкнувших с таким торжеством, что Рауль не мог больше отрицать то, что подозревал.
- Ты помнишь?
Он увидел, как рука Леона слегка дрогнула, ставя стаканчик с вином на стол - а потом он шагнул вперед, и его руки обвились вокруг Рауля, подтягивая его ближе, прижимая к себе - сильно, почти больно. И оказаться пойманным в это объятие, лицом к гладким прядям волос - это было так знакомо, так привычно. Словно всех этих лет не было, словно Рауль опять был наивным, покорным мальчишкой.
Волосы Леона пахли сиренью и миндалем, как всегда - и его участившееся дыхание так же звучало над ухом Рауля, его шепот был таким же теплым и чуть хрипловатым, как раньше.
- Я помню… мой маленький.
Рауль попытался освободиться - но руки сжались еще немного сильнее, настойчиво удерживая его. Он почувствовал ладонь Леона у себя на щеке, прижимающую его голову к своему плечу. В такой позе Рауль едва мог видеть склоненное лицо Леона, легкую улыбку на его губах.
Не может быть… это все не происходит, в отчаянии подумал он.
- Каким… каким образом?
- О, - губы Леона дрогнули, раздвигаясь в улыбке. - Это не твоя заслуга, ангел. Ты выполнил свою работу отменно, стерев из моей памяти все, что мешало Юпитер... что мешало тебе.
- Ты ненавидишь меня? - это был неправильный вопрос - как он мог надеяться, что Леон ответит отрицательно. - Как же ты, должно быть, меня ненавидишь...
Сильная рука с длинными пальцами прижала его голову крепче, поглаживая по волосам - словно успокаивая. И когда Рауль вздрогнул, услышав ответ, это рука не дала ему высвободиться.
- Я ненавижу тебя, мой маленький. Ты не представляешь, как я тебя ненавижу.
- Тогда ты можешь быть доволен.
Его собственный смешок прозвучал вымученно. Хотя то, что он сказал, было правдой. Как только Юпитер узнает о взломе - узнает, откуда было произведено вторжение - он окажется в том же кресле, где когда-то сидел Леон. Только от памяти Рауля после этого вряд ли что-то останется
Но знал ли Леон, насколько действительно полной была его месть? Эта мысль почему-то ударила Рауля сильнее, чем откровения Леона. Знал ли он о них с Катце? Нет, вряд ли - вряд ли Леон предположил бы, что Рауль - Рауль, правильный до отвращения, мог что-то чувствовать к бывшей мебели. Как говорится, there is no prude like a reformed whore… да?
Он торопливо выбросил эту мысль из головы - как будто даже подумав о Катце, он рисковал, что Леон догадается. Нет уж, он сам справится с этим... это будет его собственный секрет.
- Доволен, Рауль? - Леон рассмеялся почти весело. - Я только начинаю получать удовольствие.
- И ты не боишься играть с Юпитер ради этого?
- Хмм… с чего ты взял, что это игра? - наконец Леон отпустил его, отступил на пол-шага. Рауль жадно вдохнул воздух, словно руки Леона действительно не позволяли ему дышать. Но запах - сирень и миндаль - все еще был на нем. - Поверь, мой маленький, это было бы слишком бессмысленной тратой ресурсов, если бы все это было сделано только для того, чтобы отомстить тебе. Катце действительно блестящий хакер - он осуществил то, что мы подготавливали годами.
- Мы?
- Конечно. Я не один. Ты оставил меня одного - верно; но я уже давно не один. Кто, ты думаешь, вернул мне мои воспоминания - сохранил то, что ты так старательно пытался уничтожить? О, несколько лет я действительно жил в счастливом неведении о… нашем общем прошлом. Но потом мне вернули утраченное. Можешь ли ты представить себе, что я чувствовал? Глядя на тебя, на Ясона? Этот был ад, во много раз хуже того, что я чувствовал, когда узнал, что ты дал на меня показания.
- Мне вернули мою память, - продолжал он. - С тем, чтобы я стал частью организации. И я стал. Мне больше не хотелось быть одному.
Кровь пульсировала в его венах, горячо и сильно. Рауль чувствовал, как щеки у него горят от мучительного стыда, от понимания. Уже несколько лет Леон все помнил. Все эти годы, когда он принимал Рауля у себя, вел с ним светские беседы…
Даже мысль о том, что это была за организация, о которой говорил Леон, на мгновение показалась менее значимой. Впрочем, Рауль тут же опомнился.
- Что вы собираетесь сделать?
- Ведь это понятно, Рауль. Мы хотим покончить с Юпитер.
- Это безумие.
- Почему?
- Потому что… - потому что Она всегда была - казалась незыблемой, как земля Амой. Но это был плохой аргумент.
Ясон, внезапно подумал он - Ясон смог бы с этим разобраться. Рауль вдруг почувствовал себя таким одиноким и беспомощным - каким он не чувствовал себя с тех первых дней после смерти Ясона.
Но что если… что если Ясон думал бы так же, как Леон? Что если в своем бунте против норм, установленных Юпитер, он пошел бы так далеко?
- Что вы можете предложить взамен Юпитер? Почему вы считаете, что можете управлять лучше, чем Она?
- Лучше - хуже… - смех Леона был презрительным, почти грубым. - Ты думаешь, меня это волнует? Мы будем управлять. Это все, что имеет значение. Она превратила меня в безмозглую куклу, декоративного блонди с мозгами пэта...
- Это неправда…
- Не смей меня перебивать. Ты превратил меня в это. Но теперь мы запрем Юпитер в ее собственной келье - в этакой разновидности гарема, а мы будем у власти. Знаешь, я все-таки должен благодарить тебя за ту промывку мозгов, Рауль. До нее я был наивным романтиком, старым доверчивым дураком. Ты избавил меня от иллюзий.
Значит, это я все сделал, подумал Рауль. Но это было действительно так. Это была его вина - и он платил за нее.
- Теперь я точно знаю, что сколько стоит. И сейчас я собираюсь предъявить счет.
Голос Леона сорвался; Рауль вздрогнул. Этот надлом в голосе испугал его чуть ли не больше, чем смысл слов Леона. Он все же изменился, действительно изменился - когда-то он ни за что не позволил бы себе такой срыв.
Он… не совсем нормален. Эта мысль оглушила Рауля, заставила его сжаться от растерянности и горя. Леон был полу-безумен. И это тоже была его, Рауля, вина.
Внезапно Леон вытянул вперед руку - что-то сверкающее блеснуло в ней - и мгновение спустя Рауль задохнулся от боли, брошенный на колени неистовым спазмом. Светящаяся дуга ошейника опоясала его горло, пронзая его пиками мучительной агонии.
Он захрипел, пытаясь сорвать ошейник, но только раня себе пальцы. Сквозь пелену он видел силуэт Леона, возвышающегося над ним. Потом боль прекратилась. Некоторое время он все еще вздрагивал, хватая ртом воздух, ощущая тонкую полоску неактивированного ошейника вокруг горла.
Он чувствовал себя таким слабым, что не мог даже попытаться встать. Перед глазами все казалось мутным.
- Болевой ошейник, - мягко прокомментировал Леон. - Мне привезли его с Камааса. Блестящее приспособление.
Рауль не мог ответить. Его дыхание все еще было отрывистым, судорожным. Он оперся руками о ковер, пытаясь выпрямиться.
- Ну что ты, - пальцы Леона приподняли его подбородок - и со стыдом Рауль осознал, что его лицо мокро от слез. - Очень больно, да? Но все же не так больно, как было мне, когда я узнал, что ты изменял мне с Ясоном Минком - когда ты предал меня ради Ясона.
Его язык кровоточил - он прикусил его, когда ошейник сработал. Рауль облизнул пересохшие губы.
- Ты… сумасшедший.
- Да что ты? - голос Леона стал таким резким, что Рауль ожидал очередного приступа боли, сжался от инстинктивного страха. Вместо этого Леон склонился к нему, осторожно помогая ему встать. - Ты считаешь, что я сумасшедший, потому что мне больно? Что ж, если ты не понимаешь этого, я покажу тебе, что такое боль. На Камаасе они используют эти ошейники, чтобы обучать дхаати - диких животных, которых они ловят. Наверное, ты тоже такое вот глупое животное, Рауль.
Слова были оскорбительными - но губы, которые коснулись лица Рауля, были мягкими и теплыми. Язык провел по его щеке, слизывая слезы.
- Пойдем, - сказал Леон.
Его рука легла вокруг талии Рауля. Большой палец другой руки все так же покоился на кнопке активатора.
- Куда? - прошептал Рауль.
- Со мной.
По дороге он понял, куда они шли. Истерический смех сорвался с его губ.
- Когда-то ты не беспокоился о том, чтобы добраться до спальни.
Ему показалось, что это почему-то задело Леона.
- Ну, я не становлюсь моложе. Теперь меня больше заботят удобства.
Из-за всей нелепости этой ситуации - а может из-за натянутых от фантомной боли нервов Рауль не мог перестать хихикать. Юпитер, они собирались заниматься сексом. Плевать на Амой, на новую попытку бунта, которая - о ужас! - может увенчаться успехом. Леон хотел от него - постели.
- Ты мог бы мне сказать, что тебе это так нужно, - пробормотал он. - Должно быть, я бы тебе не отказал.
- Я и не ожидаю, что ты мне откажешь.
Тон Леона заставил его сжаться в ожидании очередной вспышки боли. Рауль почувствовал, что по спине у него стекает струйка пота. Он боялся этой боли - она была слишком сильной… такой, что к ней нельзя было быть готовым. Но Леон не нажал на кнопку. Он открыл дверь и втолкнул Рауля в комнату.
Все так же, как и раньше - блестящий шелк бледно-лиловых простыней - и запах сирени был здесь таким сильным, что Рауль невольно приложил руку к виску. Лихорадочная веселость пропала. Внезапно то, что Леон хотел от него, не показалось таким уж незначительным.
Леон развернул его к себе, ладони обняли лицо Рауля - с одной стороны тепло кожи, с другой прохладный корпус пульта ошейника, прижатый к его щеке. Рауль чувствовал острую металлическую грань, неосознанно пытался уклониться - но в следующее мгновение рот Леона накрыл его губы, властно сминая, раздвигая их. Его язык с легкостью преодолел сопротивление, вошел в рот Рауля.
Поцелуй был болезненным - губы, прижатые к зубам - а рука на затылке не давала освободиться, прижимала все крепче. Не хочу... Рауль понял это с неожиданной ясностью - и эта мысль смыла все другие, оставив только чисто инстинктивное стремление освободиться. Он вырвался, оттолкнул Леона, задыхаясь. Почти без гнева, Леон шлепнул его по лицу.
Это было не больно, только оскорбительно.
- Ты забываешься, Леон…
- Мне кажется, это ты забываешься, мой маленький. Мне напомнить тебе, кто сейчас контролирует ситуацию?
Черная коробочка пульта сверкнула в белых пальцах.
- Нажать?
Рауль не мог смотреть на эту проклятую вещь. Чтобы вот так усмирить блонди, превратить его в покорное животное - это было нестерпимо унизительно. В этом было что-то извращенное.
Но он знал, что проиграл. Леон сделает это, стоит Раулю дать ему повод. А может быть, он сделает это и без повода - просто потому, что ему это нравилось.
- Ну давай, - Рауль вскинул голову. Дурак, не надо злить его... ногти до крови вошли в ладони. - Это, конечно, поможет.
Несколько долгих секунд ничего не происходило, потом Леон рассмеялся и опустил руку.
- Мне нравится, когда ты показываешь характер. Ты стал таким... самостоятельным за эти годы. Десять лет назад ты был просто смешным щенком - с этими пушистыми кудрями. Ты вырос, мой маленький - и ты вырос без меня. F-14!
Движение в комнате позади него заставило Рауля оглянуться. Только сейчас он заметил, что в спальне был еще и андроид, до этого стоявший у стены, а теперь двинувшийся на голос Леона.
- Я не стану делать тебе больно, - прошептал Леон. - По крайней мере, пока.
Он не успел отступить, почувствовал, как руки андроида сомкнулись на его запястьях. Это был андроид усиленной конструкции, даже блонди не мог с ним справиться. Рауль все же попытался, в бешенстве стараясь выдернуть руки из зажимов.
- Ты хоть соображаешь, что ты делаешь, Леон? Как ты смеешь?
- Тише, успокойся, ты сломаешь себе запястья, - но Рауль не мог успокоиться. Ошейник - это было унизительно; но чувствовать на своих руках захват андроида - это было еще хуже! Только те, кого Юпитер приговорила к наказанию, подвергались этому.
О… от понимания этого Рауль даже перестал бороться. Рот у него приоткрылся, но он ничего не сказал. Конечно… Леон хотел, чтобы он почувствовал это. Это была хорошая месть.
Почувствовав на себе взгляд Леона, он поднял глаза, как загипнотизированный. Пальцы снова пробежали по его щеке.
- Помнишь, когда меня усадили в кресло… ты знаешь, почему я ничего не пытался сказать тогда? Я мог бы попробовать - докричаться до тебя. И мне хотелось кричать. Но я ждал, что ты сам что-то скажешь. А ты не сказал ни слова. Ты даже не смотрел на меня.
Я не мог, хотел было сказать Рауль - но оправдания не имели уже никакого смысла. Сейчас-то он должен был смотреть в глаза Леона, не мог отвернуться. Леон дернул ворот его туники. Рауль услышал треск ткани. Рука Леона проникла в разрыв, скользнула по его груди.
- На кровать, F-14.
Сопротивление могло только вывихнуть ему руки. Его бросили на кровать, навзничь; адроид все еще сжимал его запястья, заставив вытянуть руки над головой. Неторопливо, Леон опустился рядом.
- Не смотри так, Рауль, пожалуйста. У меня сердце ноет, когда ты смотришь таким раненым взглядом. Я не сделаю ничего, что тебе не понравится. Ведь раньше тебе это нравилось?
Его руки скользнули под ткань туники, поглаживая грудь, сжимая соски. Рауль прикусил губу, пытаясь сосредоточиться на боли, отвлечься от бесконтрольной реакции своего тела. Леон просто манипулировал им - как заводной куклой - нажми здесь, погладь там - и все получится. Но в том-то и дело, что все получалось - так легко, как будто Рауль был запрограммирован отвечать на эти ласки.
- Тебе и сейчас это нравится, - улыбнулся Леон, склоняясь к его груди.
Его губы были теплыми и бархатными, его зубы сдавливали с чуть большим усилием - и Рауль дернулся, до острой боли в запястьях - но на этот раз не пытаясь освободиться, а выгибаясь, стремясь навстречу рту Леона. Он услышал шелковый, свистящий звук открывающегося зиппера - и знал, что за этим последует - и задрожал от ожидания - и от отвращения к себе. Рука Леона обвила его горячий, напряженный член.
Нет...
- Нет... - он услышал, как сказал это вслух.
- Почему? - Леон провел рукой по его вискам - и это была такая невинно-короткая ласка, что можно было почти поверить, что никаких десяти лет не прошло - и ничего не случилось между ними.
Почему? Рауль не знал, что ответить - и что бы изменилось, если бы он ответил? Леон отпустил бы его? Рауль закрыл глаза - рука снова начала скользить по его члену.
- Ты расскажешь мне, как Ясон ласкал тебя, хорошо? Потом, когда мы закончим. Ты расскажешь мне все.
Ясон… почему он спрашивает о Ясоне? Но это было хорошо, это ему не нужно было защищать. Если ему не придется делиться другими воспоминаниями... На мгновение в его памяти мелькнуло бледное лицо в разметавшемся круге темно-рыжих волос, медленно поднимающиеся полукружья темных ресниц над насмешливо-нежными, странно задумчивыми глазами цвета темного янтаря.
Не думай об этом!
Его тело выгнулось, и, застонав, он кончил в руку Леона - и снова упал на кровать, задыхаясь.
Прядь волос Леона касалась его щеки, и, открыв глаза, Рауль встретил улыбающийся взгляд.
- Отпусти его, F-14, - мягко произнес Леон. - Он больше не будет сопротивляться, ведь правда?
Стальной захват на его запястьях разомкнулся, и Рауль непроизвольно подтянул руки к груди, хотя защищаться было уже поздно.
- Не спрашиваю, было ли тебе хорошо, - Леон показал ладонь, измазанную белым. Рауль почувствовал тошноту, отвернулся. - Теперь моя очередь, чтобы мне было хорошо, правильно? Ну же, повернись - так, как мне нравится.
Если он не будет смотреть, будет легче… Он повернулся на четвереньки, уткнулся головой в подушку. Так он мог не видеть ничего, кроме паутины собственных волос.
Он сжал простыню в руках, когда Леон вошел в него. Его тело отвыкло от вторжения, но он помнил все - этот ритм, эти руки у него на бедрах, эти толчки, заставляющие его прижиматься лбом к сплетенным рукам.
Через несколько минут все было кончено. Он почувствовал, как Леон встал с кровати. Рауль начал натягивать на себя одежду.
- Ты не хочешь принять душ?
- Я… мне надо идти…
- Как угодно. О, - казалось, Леон впервые заметил разорванный ворот. - Извини, что испортил тебе одежду.
- Ничего.
- Рауль?
Подчиняясь невысказанному приказанию, он встал перед Леоном. Взгляд бледно-голубых глаз был почти нежным.
- Что бы ни произошло между нами когда-то, Рауль, я хочу, чтобы ты знал - я всегда ценил тебя. Я и сейчас ценю. Так что, у тебя есть шанс - один-единственный шанс. Ты можешь присоединиться к нам - и это спасет тебя. Ты должен быть на нашей стороне, когда все произойдет. Нет, даже не так - ты должен быть на моей стороне. И тогда я смогу защитить тебя. Ты понимаешь, мой маленький?
Чего уж тут было не понять?
- Так ты согласен?
- По-моему, у меня нет выбора, - криво улыбнулся он.
***
Зеркало в лифте отражало растрепанного блонди, кутающегося в плащ, словно ему было холодно. Блонди выглядел взъерошенным и больным. Рауль почувствовал, как его желудок сжался. Отлично; если его сейчас вырвет, это только дополнит картину. Но ему удалось сдержаться - сделал несколько глубоких вдохов, и тошнота отступила.
Почти против воли он поднес руку к шее, дотронулся до тонкой розовой полоски обожженной кожи.
- Как бы мне ни хотелось оставить тебе мой подарок, это все же может вызвать подозрения, - вспомнил он голос Леона. С легким щелчком ошейник разомкнлся и свернулся в крошечное кольцо, скрывшись в ладони Леона. - Ты еще наденешь его - потом, позже…
Кажется, его действительно сейчас стошнит. Рауль прикрыл ладонью рот. Но лифт уже остановился, и холодный воздух привел его в себя. Несколько мгновений он стоял, судорожно вдыхая - пока не поймал на себе странный взгляд прохожего.
Осторожнее. Нет необходимости вести себя так заметно - все еще не кончено. Он нырнул в полутьму машины.
- Домой.
Дома на него хотя бы никто не будет смотреть. Он стянул плащ поплотнее вокруг себя. Конечно, думать, что дома безопасно - это была ошибка. Безопасно теперь не было нигде.
- Мы свяжемся с тобой, - сказал ему Леон.
И только когда Рауль уже вышел из квартиры Леона, он вспомнил, что не задал один вопрос - что с Катце. Он мог бы спросить и о другом - как им удалось заставить Катце сделать это? Или все было запланировано заранее - с того звонка из полиции? Катце звонил тогда потому, что ему нужно было... войти в доверие к Раулю?
Нет, нет… Он сжал виски - боль от этой мысли была почти такой же сильной, как от ошейника. Ведь Рауль сам захотел - сам вытащил Катце из полиции, сам хотел видеть его. Им не могли манипулировать вот так!
Могли, наверное. Леон знал его достаточно хорошо, когда они были вместе - и кто знает, как ему удалось изучить Рауля за последние годы, наблюдая за ним со стороны.
Может быть, именно поэтому Рауль и не спросил ничего - потому что боялся услышать, что все было запланировано, что Катце просто играл с ним.
Юпитер, он-то думал, что слабость Ясона оказалась губительной. А куда привела его собственная слабость, когда он допустил, чтобы бывшая мебель...
Да, верно - именно так ему и нужно было думать о Катце. Что можно было ожидать от ублюдка, от мебели? Рауль сам навлек на себя это. Ублюдкам следовало оставаться там, где они были - в Цересе. И неужели он был настолько безумен, что допустил одного из них в свою постель?
Допустил - и не только. Наслаждался этим - плакал от удовольствия, чувствуя, как волосы Катце щекочут его бедра…
Он рванул плащ, распахивая его. Дышать было трудно. Машина въехала во двор, и Рауль торопливо вышел, прошел в спальню, не останавливаясь. Он бросил одежду на пол, открыл воду в ванной.
Наконец-то… и он не знал, что именно он старается смыть со своего тела - следы близости с Леоном или память о прикосновениях Катце. Он успел заметить, что простыни на кровати были чистыми - слава Юпитер. Теперь ничего не останется, даже запахов.
И он сможет забыть, что он позволил себе делать, что он позволил с собой делать… если нужно, он вытравит это из себя кислотой - память о нежном рте Катце, обнимающем его член, об этих неуверенных, осторожных ласках, с которых они начинали - об их близости.
Все это было временным опьянением - и Рауль всегда знал, что Катце не заслуживал даже того, чтобы о нем думать. Он был всего лишь эпизодом в жизни Рауля - постыдным эпизодом, который надо забыть.
Его тело горело - так сильно он тер его мочалкой. От пара он едва мог видеть собственные руки - но это было даже лучше, он не хотел ничего видеть.
Как тогда, в ночь после того, как он скорректировал Леона. Но тогда Катце пришел и вытащил его из-под душа.
Ты все еще хочешь, чтобы он пришел?
Рауль повернул кран, закрывая воду. Тонкие струйки стекали с его волос и падали на дно ванны с мелодичным звоном. Он застыл, опираясь о стену.
Нет, он не хотел, чтобы Катце возвращался. Все было кончено. В конце концов, у него же была хоть какая-то гордость?
Да, очень забавно - гордость блонди сломана... мебелью.
Он вылез, вытерся. На кровати в комнате уже лежала свежая одежда. Ощущение прохладного шелка на разгоряченной коже заставило его чуть-чуть вздрогнуть. Но теперь, когда он был соответствующим образом одет, взять себя в руки оказалось легче.
Рауль провел расческой по волосам. Пряди были еще влажные, но быстро сохли. Он взял флакон с духами и брызнул на себя. Чувствовать только свой собственный запах было облегчением.
Ну что? Блонди, который смотрел на него из зеркала, был тщательно одет, красиво причесан - но глаза у него были затравленные - и это не понравлось Раулю больше всего.
Они не оставили ему выбора, да? Леон и Катце - они сделали все для этого. Ерунда. Выбор был всегда. Только нужно было решиться на это.
Даже если это убьет его. Даже если ему придется заплатить любую цену. Он не будет играть в их игры.
Флакон с духами сверкнул хрустальными гранями в его ладони. Он метнул его в зеркало, увидел свое собственное отражение, расщепленное на длинные осколки, обрушивающееся на пол.
Запах цитруса и морской соли сделался невыносимым. Рауль развернулся и вышел, стараясь не наступать на осколки.
Юлиус встретил его в коридоре, с тревожным выражением лица.
- Уберешь там. Я уезжаю.
Юлиус кивнул - и Рауль добавил, неизвестно, зачем - может быть, чтобы у него не было обратного пути:
- К Юпитер.
***
Три месяца спустя.
Когда ты отпустишь его, сука?
Он не произнес этой фразы, даже не прошептал ее про себя. Она сверкнула у него в мозгу, ослепляющая, как молния - но лицо у Юлиуса не дрогнуло, даже взгляд не изменился. Он все так же стоял неподвижно, с плащом в вытянутых руках.
В зеркале он видел Ее отражение - как Она неторопливо поправила тунику, провела пальцами по волосам, позволив одной пряди небрежно упасть на лицо. Юлиус сжал зубы до боли. Этот жест… Она присвоила его - как присвоила и все остальное. В зеркале Ее взгляд упал на него - холодно-насмешливый - такой, что он понял, что ему не удалось ничего скрыть. Она прочитала его мысли - как всегда.
Длинные золотистые ресницы Рауля опустились - и его лицо, без этого безмятежно-ледяного взгляда, вновь стало ранимым и таким знакомым.
Юлиус набросил плащ на его плечи. Рука с длинными пальцами открылась ладонью к нему, и он привычно вложил в нее перчатки.
- Машина готова?
- Да, сенатор Юпитер.
Синева Ее глаз была почти нестерпимо яркой, а взгляд далеким, как будто Она могла видела то, что другим было недоступно - и то, что Она видела, ей нравилось.
- Замечательно, - Она улыбнулась. - У нас сегодня много дел.
У Нее всегда было много дел, не так ли? И Она с блеском успевала все. Юлиус мог бы восхищаться Ею, если бы… если бы он не ненавидел Ее так.
И это было самое мучительное: смотреть в лицо, которое он так любил, и знать, что, кроме прекрасных черт, от его хозяина не осталось ничего. Это было невыносимо… это убивало его.
А его хозяин - был ли он уже мертв?
Все произошло в тот чудовищный день - начавшийся так ужасно, что Юлиусу казалось, хуже не может быть ничего. Он с радостью умер бы, если бы ему удалось предотвратить предательство Катце. Но когда это все же случилось, в глубине своей маленькой души он испытывал тихую, тайную радость. Теперь Рауль понял, кто такой был Катце. Теперь Катце больше не будет в его жизни. Теперь никого не будет между Раулем и ним, Юлиусом.
Каким глупцом он был…
Он помнил, как Рауль вернулся откуда-то, завернувшись в плащ - и Юлиус подобрал его одежду после того, как Рауль скинул ее. Он касался пальцами разорванной ткани, словно это было что-то опасное, что-то непостижимое. Юлиус слишком хорошо знал запах своего хозяина, чтобы не почувствовать, что на этой одежде он был смешан еще с чьим-то запахом.
А потом Рауль снова потребовал машину - и в его комнате аромат разбитых духов был таким, что Юлиус чуть не потерял сознание, когда зашел туда.
Рауль сказал, что едет к Юпитер - это Юлиус запомнил. Его не было до следующего утра. За это время все на Амой изменилось.
И когда Рауль в конце концов вернулся, это был уже не он - Она.
Иногда Юлиус думал, знал ли его хозяин, что все так произойдет. Возможно, он полагал, что это будет временная мера - только чтобы подавить бунт. Или Рауль все знал и на все согласился заранее - потому что ему невыносимо было жить, потому что даже это не-бытие было лучше, чем причинящая боль реальность?
Позже Юлиус узнал, что произошло - читал официальные сводки, которые на этот раз, кажется, соответствовали действительности. Заговор с целью изолировать Юпитер… лишить Ее связи с Ее народом… угрожающие стабильности действия... И верный сын Юпитер, сорвавший заговор, предоставивший свое собственное сознание для слияния с Ней.
Больше Ее никто не мог запереть - Она вышла из своей защищенной лазерами комнаты. Интеллект компьютера получил воплощение в теле одного из тех, кого Она сама создала.
Кажется, Она давно хотела это сделать - переселить свое виртуальное сознание в физическое тело. Все было почти готово - вот только "заговор высших", как его стали позже называть, заставил Ее поспешить.
Переход сознания потребовал такого расхода энергии, что большая часть Танагуры погрузилась во мрак. Наверное, заговорщики поняли, что происходит. Они пытались взорвать энергетические коллекторы - но было поздно. Юпитер уже ничто не могло удержать.
Это была безумная ночь. Юлиус помнил погасшие огни - вибрацию отдаленных взрывов - всполохи огня. А потом горизонт как будто занялся красным. Горел Церес.
Говорили, что блонди-заговорщики использовали ублюдков для организации взрывов. И когда из-за короткого замыкания в Цересе начались пожары, Юпитер отдельным указом запретила их тушить.
- Они сами навлекли это на себя.
В конце концов пожары потухли сами - когда пошел дождь. Выгорело почти пол-Цереса - и несколько дней спустя некоторые дома еще тлели.
Юлиус вспомнил интервью, которое Юпитер давала одной из федеральных ТВ-компаний.
- Вы считаете, это нормально, что вы допустили гибель сотен ваших граждан, даже не попытавшись ничего сделать для их спасения?
- Жители Цереса не являются гражданами Амой.
- Но они люди. Это геноцид.
- Разрешите напомнить федеральным правительствам, что вмешательство во внутренние дела независимых колоний противоречит межпланетной декларации.
Юлиус смотрел, как пальцы Рауля отводят с лица пушистую прядь волос до смерти знакомым жестом - и сердце у него, казалось, сейчас разорвется.
Юпитер нравилось давать интервью. Ситуация на Амой привлекла внимание - так что желающих было хоть отбавляй. Юпитер вообще нравилось появляться на публике, позировать для снимков… Юлиусу было поручено собирать все, что было сказано или написано о Ней. И с десятков фотографий на него смотрело безупречное - лицо прекрасной куклы - лицо Рауля.
Юлиус мог бы уйти - снять кольцо и вернуться в обугленные развалины Цереса, попытаться выжить там. Может быть, у него бы даже получилось. Он мог бы уйти - и не видеть как взгляд Юпитер делает лицо Рауля чужим и холодным. Уйти и забыть обо всем, чему ему пришлось стать свидетелем, служа Ей.
Ей так нравилось Ее новое тело, что Она хотела испробовать все возможности, которые оно Ей предоставляло. И Ей на все хватало времени: на работу, на секс, на развлечения с пэтами… нет, Она не нарушала правила, хотя могла бы сделать это с легкостью, ведь Она сама их устанавливала.
И были те дни - недели - когда, надевая белоснежные перчатки Рауля, Она уезжала в Лимб - к арестованным заговорщикам, вести дознание - и приезжала с пьяными, шальными глазами, в синеве которых, казалось, прятался алый отсвет... слухи о том, как сенатор Юпитер расправлялась с теми, кто пытался покуситься на Ее власть, были такими, чтобы Юлиус едва мог в них поверить - но в то же время знал, что все они могут быть правдой.
Он не уходил не из-за боязни последствий. Как-то Она обратила на него внимание - не просто воспользовалась его услугами, а посмотрела на него, и Юлиус замер, как кролик перед удавом. Она положила ему руки на виски и сжала.
Боль была настолько страшной, что он даже не смог закричать - вывернула его наизнанку, разбила его сознание на тысячи пронзающих осколков. Наверное, это длилось совсем недолго - Ее руки разжались, и он упал на пол, пытаясь свернуться, как зародыш. Его униформа была мокрой - он обмочился.
Юпитер смотрела на него сверху вниз, улыбаясь.
- Так ты настолько любишь его?
Юлиус не мог говорить, только вздрагивал.
- Хорошо, - сказала Она. - Значит, будешь верен.
Она назначила его секретарем вскоре после этого, и Юлиус сменил свой розовый комбинезон на серую униформу. Он не знал, почему Она так повысила его. Ведь, выворачивая его сознание, Она не могла не прочесть там его ненависть, его отвращение к Ней. Решила не обращать внимание - зная, что он никогда не сделает ничего против Нее?
Она была права - Юлиус ничего бы не сделал - по той же причине, по которой он оставался рядом с Ней, даже если иногда это было почти так же больно, как сканнирование мозга, которому Она его подвергла.
Он верил, что Рауль был жив. Иногда, на короткий момент, из-под маски Юпитер - в дрожании ресниц, во взгляде - Юлиус снова видел своего прекрасного хозяина. И тогда в синих глазах Рауля были не холод и насмешка - но такая боль и одиночество, что Юлиус не сомневался: Рауль там - и ему нужна помощь. И ради веры в то, что когда-нибудь Юпитер все же отпустит его - когда-нибудь Рауль вернется - Юлиус готов был ждать сколько угодно.
***
Шаттл приземлился в четверть восьмого утра. В салоне было всего несколько человек, в основном бизнесмены и дилеры. Планета, представлявшая интерес для политиков, стала не очень популярной среди туристов - так что посещающих Амой в последнее время было немного. Катце вышел последним, прошел по длинному рукаву внутрь космопорта, встал в очередь. Из пяти идентификаторов работал только один.
- Гражданство?
- Амой.
- Введите идентификационный номер.
Две буквы и четыре цифры - он никогда не забыл бы их. Когда-то, получив с помощью Ясона гражданство, он любовался этим номером - цифры казались ему самой прекрасной комбинацией в мире.
- Проверка кода радужки.
Он услышал легкий щелчок, с которым сработал идентификатор кода.
- Гражданин K1418D, окэй.
Двухсекундная пауза, и турникет перед ним раздвинулся.
На какое-то мгновение Катце не мог поверить, что это произошло. Вот и все? Его впускали обратно? Он же был уверен, что его арестуют сразу же, как только он введет свой номер. Но тревога не зазвучала, никто не собирался его останавливать.
- Проходите же, не задерживайте, - раздраженно произнес кто-то сзади.
- Извините, - Катце шагнул вперед.
Ну вот. А ведь он так рассчитывал на то, что его задержат сразу по прибытии, что его планы не шли дальше этого момента. Но он, очевидно, даже не был в розыске. Что, посчитали его слишком мелкой сошкой, чтобы тратить на него время и силы? Впрочем, Юпитер никогда не отличалась снисходительностью к низшим, а Рауль...
Что ж, наверное, это и было самое лучшее "fuck you" со стороны Рауля.
Здание космопорта была полутемным из-за нехватки энергии - последствия той аварии все еще не были полностью ликвидированы. Впрочем, свет был пригашен в довольно изысканной манере - а на стенах мерцали огромные экраны.
- Сегодня сенатор Юпитер встречается с делегацией Республики Терры. Это первая встреча такого уровня за десятки лет...
Темно-синий шелковый плащ, золотистая прядь волос, небрежно падающая на лицо. Катце замер; желание смотреть на это лицо было почти таким же сильным, как желание отвернуться, избавить себя от боли, от понимания, что это больше не был Рауль.
Он напомнил себе: нет, смотри. Это твоих рук дело.
Он вышел из здания, остановился перед стоянкой такси. Резкий порыв ветра ударил в лицо - знакомый ветер Амой. Он думал, что никогда сюда не вернется. Но вот - он снова был здесь; преступник на месте преступления.
Дверца такси приоткрылась.
- Куда вам?
Он сел в машину. Что ж, ему, конечно, было куда ехать. Например, квартира, которую он снимал, была оплачена за пол-года. Очевидно, он все еще мог туда вернуться.
- Поезжайте...
Дорога, мокрая от дождя, блестела в сером утреннем свете, как черный шелк. Таксист сделал музыку погромче - какая-то классическая мелодия, ужасно знакомая.
Пустые ландшафты пригородной дороги сменились улицами.
- Поворачивайте в Церес.
Таксист не выразил удивления. Наверное, ему и в голову не пришло, что Катце может иметь отношение к ублюдкам - а в остальном пассажир мог делать все, что угодно.
- Хотите взглянуть, что там осталось? Интересное зрелище. Некоторые туристы-экстремалы такое особенно ценят. Правда, в одиночку я бы вам не посоветовал...
- Ничего.
Машина свернула. Впереди, как гнилые зубья, торчали обгорелые дома Цереса.
Впрочем, он ведь все это уже видел - и Церес, и все остальное, что случилось на Амой - в новостях, когда был на Линеа.
Ему так и не удалось увезти Килли в тот дом, который он купил для них двоих. Состояние Килли было таким, что лучше было оставить его в клинике. Наверное, специалисты там действительно были отличные - именно поэтому Килли и прожил так долго. Почти три месяца.
Катце знал, что так будет. Знал, что процесс необратим - необратим с того дня, как было проведено стирание памяти. Но, наверное, он все-таки на что-то надеялся - на какое-то чудо.
Как будто то, что он сделал, должно было выкупить право Килли на жизнь.
Только было уже слишком поздно.
Он вспомнил, как впервые вошел в клинику. Он был почти готов, что блонди - Леон Тэн, теперь Катце знал это имя - имя "предателя Амой" - обманул его, что Килли не было - и что сам Катце, должно быть, умрет. Его это не слишком волновало - умереть было бы лучшим вариантом.
Но его провели в палату, как будто не удивившись его приходу - и спящий человек на кровати был Килли - Катце узнал его безошибочно, хотя глаза Килли и были закрыты.
Черт… он не хотел видеть этого мальчишку! Катце не чувствовал ничего к нему. Когда-то давно было раздражение и презрение - и он полностью одобрял решение Ясона убрать наглого ублюдка с дороги. В конце концов, чего еще заслуживал Иуда, предавший своих друзей?
Наверное, было бы справедливо, если бы плата Катце за предательство не была бы выплачена так уж честно.
Почему он сделал то, что сделал? От этого вопроса было не уйти - не важно, как старательно Катце пытался не думать об этом. Предал ли он Рауля ради Килли? Ради брата, к котрому он не испытывал никаких чувств?
Или он сделал это потому, что подсознательно все время был готов к тому, что ему не суждено быть с Раулем? И думать об этом было так невыносимо, что он предпочел уничтожить все сам - таким образом, чтобы не оставить себе даже тени надежды?
Возможно, Килли был вовсе не при чем. Тогда зачем Катце приехал сюда? Он уже выполнил свой долг - чего же еще? Может быть, оплаты больничных счетов будет достаточно - и он сможет никогда больше не видеть Килли.
Медсестра - не та самая, другая, Катце обратил внимание - спросила:
- Хотите поговорить с ним?
Нет, собирался сказать он, с него было достаточно. Но паузу она приняла за ответ, ввела лекарство.
Тело Килли слегка дернулось, глаза открылись, с трудом фокусируясь. Взгляд остановился на медсестре, и в нем мелькнуло узнавание. Катце увидел, что он улыбается.
- Ну же, мальчик, - мягко сказала она. - Смотри, кто к тебе пришел.
Килли перевел взгляд на Катце - и Катце почувствовал, как будто что-то толкнуло его в грудь. Все его рассуждения, самоуговоры внезапно показались такими бессмысленными, пустыми.
Катце сделал шаг вперед. Медсестра отступила, подпуская его ближе.
- Ты помнишь меня? - спросил он, зная, что это звучит нелепо, не имеет смысла. - Я твой брат.
Очень внимательные, серьезные глаза Килли изучали его несколько мгновений. Потом он кивнул.
- Я помню. Я видел тебя во сне.
Катце никуда не уехал. Деньги у него были - он мог оставаться здесь, сколько было нужно.
На какое-то время, Катце не знал, почему - Килли стало лучше. Он находился в сознании более длительные периоды времени - они даже иногда проводили время вместе, в парке. Они не очень много разговаривали - не о чем было. Та жизнь, которая была доступна Килли, была совсем короткой, а Катце не хотел ничего рассказывать из своего прошлого.
Потом память Килли стала уходить, как вода в песок. Так доверчиво встретивший Катце при первой встрече, Килли порой переставал узнавать его.
- Вы ведь от моего хозяина, да? Вы приехали, чтобы забрать меня?
Сначала память возвращалась, и он снова радостно встречал Катце. Но потом "пустые" периоды стали все длиннее - а после и вовсе не прерывались. И когда Катце входил в палату, его встречал далекий, равнодушный взгляд.
Оставаться в сознании Килли стало трудно - и что толку было мучать его? Последние дни он почти все время спал. А как-то утром Катце пришел - и по расстроенному лицу медсестры все понял.
- Это только что произошло, неожиданно - мы как раз хотели вам сообщить. Он даже не пришел в себя…
Конечно, это должно было случиться, рано или поздно. Катце не ожидал, что это ударит его так сильно. Он вошел в палату и увидел пустую кровать - и внутри у него все сжалось в такой болезненный комок, словно его сердце отказывалось биться.
Круг замкнулся. Он потерял своего брата - и у него не было никого в жизни.
Он выполнил все формальности, связанные с кремацией - и купил билет на Амой.
Хотел взглянуть на результаты своего предательства?
Конечно, если бы тогда Катце не сделал этого, блонди нашли бы кого-то другого, кто мог бы выполнить их поручение. Катце напоминал себе об этом; но только это ничего не меняло. Может быть, если бы это сделал не Катце, Рауль бы не пошел на такую крайнюю меру. Может быть, заговор даже оказался бы успешным.
Все равно. Предполагать, что могло бы быть, не было смысла. Катце сделал это - и должен был жить с последствиями.
Например, вот с этим…
Машина остановилась на окраине Цереса. Катце расплатился и вышел. Под ногами у него была жидкая, черная грязь, и она понял, что это сажа, размоченная дождем.
Теперь здесь все выглядело по-другому. Когда-то ему казалось, что Церес не изменится и за десятки лет. А сейчас он едва мог найти путь среди полуразрушенных домов.
Он знал, что за ним следили - внимательные, оценивающие глаза, взвешивающие, насколько выгодной добычей он мог оказаться. Он сунул руку в карман, зная, что жест был замечен - и, скорее всего, никто не рискнет напасть - разве только совсем отчаявшись.
Разрушенные кварталы сменились менее пострадавшими, и он почувствовал какой-то всплеск надежды. Но потом он обогнул почти неповрежденный дом и... дальше были одни руины. Дома, в котором он родился, просто не было.
А чего он ожидал? Что судьба будет благосклонна к нему - после всего, что он сделал? О чем он думал по дороге сюда? Как он расскажет матери, что увиделся со своим братом, что брат умер у него на руках?
Никогда он ей уже ничего не расскажет. Да ей и было бы все равно.
Позади него раздался шорох. Он оглянулся - сердце упало при виде закутанной в лохмотья фигуры с развевающимися прядями седых волос. Ему показалось, это может быть его мать.
- Эй, сэр… - женщина остановилась, пристально глядя на него. - У вас не найдется десяти кредитов - для погорельцев?
Он вынул несколько бумажек, почти автоматически. Цепкие грязные пальцы схватили деньги - но она все продолжала приглядываться к нему.
- Это… сдается мне, я вас раньше встречала… вы, часом, не сын Терезы?
Он вздрогнул, обернулся к ней.
- Она жива?
- Нет, нет, что вы - сгорела, как головешка - из нашего дома все сгорели - одна я осталась. А я вас видела, как вы ее навещали - да и она всегда говорила, какой у нее хороший мальчик вырос…
Он сунул ей в руку еще несколько бумажек, не ожидая, пока она начнет просить - лишь бы она замолчала.
- Спасибо, спасибо, - она сжимала деньги и кланялась, повторяя ему вслед. - Жаль Терезу, жаль - славная женщина была… а осталось от нее - ну точно головешка...
Ветер отнес ее голос в сторону - Катце больше не слышал ее.
Дом Слайвера был такой же грудой обуглившихся кирпичей и полусгоревших балок. И здесь никто не вышел к нему - хотя Катце стоял достаточно долго, как будто надеясь, что мальчишка может быть жив, может увидеть его и выйти к нему. Он вспомнил свой гнев в ту ночь, когда обнаружил Слайвера, стоящего под его окнами. И вот теперь он стоял перед домом Слайвера - но никто не спустился к нему.
Наверное, Катце знал, что так будет. Он ведь заслуживал этого.
Да, он заслуживал - но мальчишка… но все остальные, погибшие здесь?
Давай, продолжай думать, что даже если бы ты не сделал этого, кто-то другой сделал бы это все равно.
Он дошел до дороги и поймал такси, на этот раз все отправился к себе домой. В его квартире все было по-прежнему, только слой пыли на экране компьютера, на крутящемся календаре, на фигурке, вырезанной из кости.
Машинально он включил телевизор - иначе тишина была невыносимой. На экране дежурно улыбающийся диктор частил, сообщая последние новости. Катце сел прямо на пол, нашарил в кармане пачку сигарет и сунул одну в рот.
После первой затяжки он скосил глаза на сигарету. Белая. В пачке оставалось еще пять штук. Одна из них была "Black Moon" - и рано или поздно до нее дойдет очередь.
***
- Когда ты отпустишь меня?
- Когда ты больше не будешь мне нужен.
- Разве я все еще нужен тебе?
- Конечно.
- Но ведь все уже под контролем, никто больше не угрожает тебе...
- Неужели тебе так плохо со мной, мой Рауль?
Ее голос вплетался в его сознание, ласковый и чуть ироничный. Кроме Ее голоса, у него не было ничего - там, где он был - в глубине. Только звук Ее голоса подтверждал, что он все еще существует.
Он сам хотел этого - хотел потерять контроль, отказаться от самого себя - потому что надеялся, что это позволит ему обрести покой; потому что иначе жить было слишком горько - невыносимо. И вот он был заперт здесь, сознавая все, что Она делает, используя его тело - но неспособный ничего предотвратить.
Он не нашел покоя - только утратил себя.
Впрочем, Она всегда отзывалась, когда Рауль обращался к Ней. Да и что Ей стоило - Она могла это делать в любой миг, не отвлекаясь, не прерывая разговора - и со стороны Ее - его - лицо казалось все таким же безмятежным, брови все так же чуть насмешливо приподняты.
Она владела им лучше, чем Рауль когда-либо владел собой.
- Почему ты так обеспокоен, мой мальчик? Разве я что-то делаю неправильно?
Даже сейчас, когда ему, казалось бы, нечего было терять - и когда Она и без того знала все его мысли, он все же не мог ответить откровенно. И Она понимала это, наслаждалась его нерешительностью.
- Я не наношу никакого вреда твоему телу. Напротив, я забочусь о нем. Оно мне нравится - оно прекрасно. И мне нравится быть его частью. Я никогда не знала, что от этого можно получить столько удовольствия.
Он знал, что это правда - Она получала удовольствие от каждой минуты своей свободы. И ожидать, что Она откажется от этого ради того, чтобы вернуться в клетку виртуальной реальности - было нелепо.
- Разве ты не чувствуешь то же, что и я, Рауль? Эту радость от того, что ты одинаково можешь коснуться и разума, и тел своих подданных? Я даю тебе возможность испытать это.
Верно. Но, может быть, ему было бы легче, если бы Она не делилась с ним этими ощущениями, если бы окончательно похоронила его сознание в глубине своего собственного. Тогда его просто не стало бы. Не было бы даже надежды на возвращение. Не было бы этих моментов, когда Ее контроль вдруг соскальзывал, как перчатка - и Рауль обнаруживал себя на поверхности, одинокого и растерянного.
Эти мгновения были очень короткими, конечно - обычно одна-две секунды, не более - но именно они напоминали ему, что он все еще существует.
- Откуда же такая горечь, мой Рауль?
Ее глазами он видел свое собственное отражение в зеркале - спокойное, идеально правильное лицо - струящиеся золотые волосы - блестящий шелк одежды. В Ее глазах он видел легкий оттенок удовлетворения. Ей нравилось то, на что Она смотрела.
- Я устал.
Выражение лица Рауля в зеркале не изменилось.
- Устал? Мой бедный мальчик.
Юлиус накинул плащ на Ее плечи. Тонкие пальцы мебели застегнули пряжку. Ах нет, Юлиус ведь больше не был мебелью - в какой-то момент Юпитер решила, что он достаточно сообразителен, чтобы выполнять и более сложные поручения.
На какой-то миг присутствие Юпитер исчезло - и Рауль ощутил тепло рук Юлиуса сквозь ткань одежды. Мальчик поднял глаза - встретился взглядом с Раулем. В глазах у Юлиуса было отвращение, смешанное с горем.
Не думай так громко, захотелось попросить Раулю, Она не прощает такие вещи - но контроль Юпитер возобновился.
- Замечательно, - произнесла Она вслух. - Сегодня у нас много дел.
Ему хотелось закрыть лицо руками, хотелось свернуться в комок и не видеть, не слышать никого - но вместо этого он направился к машине; Юлиус тихо последовал за ним.
- Я не могу больше, Юпитер.
Он не ждал, что Она поймет. То, что он находил невыносимым, Она считала правильным - даже приятным. Ей нетрудно было жить с этими воспоминаниями.
Но как ему было жить с тем, что он сделал?
Выжженный Церес. Темные улицы и дома. Крики Леона, когда Она разрывала его сознание в клочья - и его всхлипывания, когда рука Юпитер - рука Рауля - перебирала его волосы, а из ушей у Леона медленными струйками сочилась кровь.
Леон был мертв; как и остальные заговорщики. Юпитер не решилась ограничиться корректировкой, последствия которой можно было бы устранить. Впрочем, для них смерть была скорее облегчением.
Рауль не хотел об этом думать. Но что ему еще оставалось делать?
Это все была плата за то свое решение, принятое в минуту гнева - когда он готов был разрушить весь мир, чтобы расквитаться за боль, которую ему причинили. Ну что ж, он подошел близко к этому - разрушил весь мир.
Может быть, к лучшему, что Юпитер не отпускала его. Он вряд ли бы смог жить сам по себе, после всего этого.
- Я не хочу делать тебе больно, дитя мое, - на этот раз Ее голос не был насмешливым - он был почти просительным. - Не хочу, чтобы ты страдал.
- Мы едем в Кибелу, - Она слегка тронула водителя за плечо. Машина свернула на одну из боковых улиц. - Это не займет много времени, мой Рауль.
Автомобиль затормозил возле высокого темного здания с зеркальными окнами. Кибела была районом офисов и предприятий - и этот дом выглядел практически так же, как все другие.
- Я хотела, что это было для тебя сюрпризом. Но я не стану мучать тебя.
Она кивнула Юлиусу:
- Жди в машине.
Здание охранялось. Второй уровень безопасности - андроиды, лазеры, идентификаторы. Первый уровень до сих пор был только в обиталище самой Юпитер... А Рауль даже ничего не знал о том, что могло бы происходить здесь.
Седоволосый мужчина с молодым лицом склонился, увидев Ее.
- Сенатор Юпитер.
- Как объект?
- Все в порядке. Прошу вас, сэр.
В полутемной комнате свет исходил только от огромного, во всю стену экрана с медленно кружащимися разноцветными фигурами на нем. На полу, обняв колени, сидел человек - подросток. Его волосы длиной до плеч были серебристо-белыми.
Ясон? Боль, как ослепляющая вспышка, пронзила сознание Рауля, настигла его даже в глубине его изоляции. Он узнал эти черты, это светлые глаза. Это был Ясон-почти мальчик - такой, каким Рауль помнил его еще в школе - но это был он, ошибки быть не могло.
Глаза Ясона, не моргая, смотрели на светящийся экран. Он даже не повернулся.
- О Господи…
- Да, мой Рауль, да. Это его клон. Работы начались давно - еще два года назад.
От шока он не знал, что сказать - беспомощно искал слова - и не мог оторвать взгляда от сидящего перед экраном мальчика.
Ясон был жив - Юпитер сохранила его! Но…
- Два года?
- Да, именно так. Не удивляйся - еще тогда, когда мой Ясон был жив. Глядя, как он совершает ошибку за ошибкой, я знала, что рано или поздно потеряю его. Тогда я подстраховалась. Клона пытаются довести до нужного возраста ускоренным способом - но все равно, он еще не достиг зрелости. Еще год - может быть, меньше - и тогда… тебе просто нужно немного подождать.
- Я так любила моего Ясона, - грустно произнесла Она. Она шагнула к мальчику, коснулась его волос - и на миг Рауль отчетливо ощутил шелк белых прядей под кончиками своих пальцев.
Прекрасное лицо Ясона осталось безмятежным, глаза не перестали смотреть на экран.
- Что с ним? Почему он такой?
- Его мозговая деятельность подавлена.
- Что?!
- Подумай сам, Рауль. Зачем ему разум, если все, чем он должен стать - это носителем моего сознания? Я сама стану душой этого восхитительного тела.
Этого не могло быть… Она не могла этого сделать с Ясоном, не имела права... Его рассудок отказывался это принимать.
- И тогда я отпущу тебя, Рауль. Я переселюсь в это тело - а ты будешь свободен. Мой Ясон… я всегда считала его самым совершенным из моих детей.
Ее рука сжалась на волосах Ясона, запрокидывая его голову - и Ее губы накрыли его рот, язык скользнул внутрь. Сквозь призму Ее чувств Рауль ощутил тепло и податливость полуоткрытого рта… какое счастье, что Она не перестает контролировать его, что он не может почувствовать это по-настоящему...
Глаза Ясона оставались открытыми. Когда Юпитер выпустила его, он снова повернулся к экрану.
- Но он там, внутри…
- Это уже просто оболочка, Рауль - ничего больше. Но я понимаю, мой мальчик - ты боишься, что, когда у меня будет Ясон, я буду любить тебя меньше? - Ее голос стал снисходительным, нежным. - Нет же, глупыш. Когда я буду Ясоном, ты по-прежнему останешься со мной. Ты самый прекрасный из блонди после Ясона. И ты мой самый верный сын. Ты будешь моим консортом, Рауль - навсегда.
***
Он не хотел просыпаться - зажмурил глаза покрепче, словно мог этим обмануть уходящий сон. Но все было бесполезно, и он знал это. Медленно, он поднял ресницы. Потолок над ним был исчерчен черными волнами сажи - зрелище, к которому он должен был бы привыкнуть за эти дни, но которое неизбежно вызывало у него тошноту.
Запах… не думай о запахе… Слайвер сжал кулаки так, что ногти поцарапали ладони. Это помогло. То, что он видел перед собой, была просто обугленная штукатурка. Огонь давно погас.
Стекла в окне не было - проем загораживал лист фанеры, пропускающий неровный утренний свет в щели. Ветер тоже проникал сквозь эти щели, достаточно холодный, чтобы Слайвер натянул одеяло до самого носа.
Ну зачем, зачем он проснулся так рано? Но ничего уже было не поделать - как только он пытался закрыть глаза, они распахивались, словно на пружинках.
Единственным звуком в комнате был размеренный, негромкий храп Хинли. Он лежал в своей обычной позе - на спине, руки раскинуты; ему почему-то никогда не было холодно. Его косица была расплетена, волосы рассыпались по подушке. Горло у него вздрагивало и клокотало при каждом вдохе.
Тихонько, Слайвер пододвинулся к нему, лег головой на вытянутую руку. От Хинли пахло дешевыми сигаретами и мускусом - и Слайвер все еще мог чувствовать этот запах на своем теле. Этот запах, казалось, заглушал тот, другой запах, который Слайвер больше всего боялся ощутить.
И рядом с Хинли было тепло.
Слайвер вздохнул, потерся щекой о руку Хинли. Хинли был сильный и добрый - почему Слайвер раньше этого не замечал? Хинли не бросил Слайвера, не прогнал его - остался с ним, когда все остальные…
Грудь Хинли дрогнула, храп оборвался. Слайвер увидел, как его веки затрепетали, но не поднялись. Ощупью рука Хинли нашла голову Слайвера.
Слайверу не надо было указаний, что делать. Он скользнул под одеяло, торопливо облизывая губы. Член Хинли был еще не полностью напряженным, но когда Слайвер обнял его ртом и лизнул отверстие головки, он быстро затвердел полностью. Слайвер провел языком по всей длине, вдоль слегка выпуклого очертания вены, и улыбнулся довольно, услышав, как Хинли хрипло застонал.
Вкус был горьким - неудивительно, после вчерашнего Хинли не помылся - но Слайвер не возражал. В конце концов, это был его собственный вкус. А через несколько секунд, когда Слайвер начал работать ртом всерьез, горечь и вовсе исчезла.
Здесь, под одеялом, было даже жарко - и мускусный запах, исходящий от паха Хинли, был оглушающе резким. Слайвер почувствовал, как рука Хинли легла на его голову, надавливая - и наклонился еще ниже, пропуская член Хинли в горло. Хинли не нужно было им управлять - он сам делал это так глубоко и так быстро, как мог.
Наконец пальцы в его волосах сжались, и горьковато-соленая струя ударила ему в рот.
К этому вкусу он не привык - он ведь всегда делал это с резинкой. Но от Хинли он, конечно же, не мог ничего подхватить, поэтому резинки были не нужны. Его горло невольно сократилось от приступа тошноты, но Слайвер подавил позыв усилием воли, проглотил все, что попало ему в рот.
Когда он вынырнул из-под одеяла, Хинли широко улыбался.
- Вот это способ будить меня, малыш - уверен, многие о таком бы мечтали.
Он потрепал Слайвера по волосам, и Слайвер благодарно прижался к его ладони.
Когда-то, слушая комплименты Хинли его матери, он думал, что это просто слова, которые ничего не значат. Он не знал тогда, насколько приятно было слышать эти слова, когда они обращены к тебе - даже если ты знаешь, что совсем их не заслужил.
Он выскользнул из постели, знаками показал, что сейчас приготовит завтрак. Хинли кивнул, откидываясь обратно на подушки.
Дом, в котором они жили, пострадал от пожара только частично - но почему-то его хозяева не вернулись сюда. Может быть, они были мертвы. По крайней мере, никто не возражал, когда они с Хинли заняли эту квартиру - и никто не беспокоил их с тех пор.
Кухня обгорела хуже других помещений, но Хинли принес откуда-то газовую плитку, на которую Слайвер и поставил чайник и ковшик с двумя яйцами. Продукты они тоже нашли в брошенной квартире, что было кстати, потому что оба супермаркета в Цересе все еще не работали.
На плитке было только две горелки, поэтому ему пришлось ждать, пока закипит чайник, чтобы поставить сковородку и сделать тосты. На мгновение, когда масло зашипело и запахло, он замер, почти отключившись.
Нет, конечно, это другой запах - даже ничего похожего... Ничего не горело... Клади быстрее хлеб, если хочешь, чтобы все было готово вовремя.
За последние недели такое с ним случалось все реже. Наверное, он начал успокаиваться, по крайней мере, ему хотелось так думать. Может быть, когда-нибудь он и вовсе забудет.
Если проживет достаточно долго.
А он вообще не должен был остаться жив. Если бы не этот конверт с деньгами, который они получили в тот день - толстый конверт без единого слова приписки.
Слайвер помнил, как его мать высыпала кредитки на кровать - и пересчитывала их, и пальцы у нее слегка дрожали, а лицо было такое, каким он очень давно ее не видел - лицо девчонки.
- Это точно нам? - говорила она. - У нас ведь не отберут?
- Это точно нам.
Слайвер знал, от кого эти деньги. Ну, нетрудно было сообразить - даже если не было написано ни слова - даже если этому не было никакого объяснения.
Его мать, сияя глазами, говорила, что теперь Слайверу не надо будет работать, что этих денег хватит надолго, если они будут экономными. А они будут экономными - а потом Слайвер подрастет и его примут в какую-нибудь банду...
А может быть... тут она умолкала, скрещивала пальцы и говорила приглушенным голосом, что, конечно, ничего не имеет ввиду... но все эти красивые вещи из дорогих магазинов, которые для ее Роми купил человек из Танагуры - и теперь эти деньги... может быть...
Но Слайвер сразу понял, что значат эти деньги - что никакого продолжения не будет. Он не знал, почему - но он знал, что больше никогда не увидит Катце. Эти деньги означали, что все кончено.
Улыбаться, слушая радостную скороговорку матери, было невыносимо - но он все же вытерпел целый день. А вечером выскочил из дома, сказав, что ему нужно куда-то… забежать на бывшее место работы, отдать фенечку... А вместо этого он знакомым путем пошел к дому Катце.
Окна квартиры были темными - и это не удивило Слайвера. Он ожидал этого - но все равно, он должен был убедиться. Он поднялся наверх и звонил, долго звонил в дверь, хотя и чувствовал, что за дверью никого нет.
Может быть, Катце вернется позже? Слайвер повторял себе с упрямой надеждой, что Катце мог уйти куда-то, в клуб или в ресторан - ему же необязательно было торчать дома. Сев на пол, Слайвер оперся спиной об дверь и стал ждать.
Он не заметил, как заснул, а когда открыл глаза, была, должно быть, глубокая ночь. И Катце не возвращался - не смог бы пройти мимо Слайвера незамеченным. И эта мысль будто заставила Слайвера осознать всю нелепость своего поведения. Он встал и вышел на улицу.
Он сразу понял, что проспал что-то важное - увидел погашенные фонари и услышал звуки сирен. Но только на пол-пути он осознал, что зарево, которое он видит на горизонте - это не какое-то природное явление, а пожар.
Он бежал почти всю дорогу - но даже тогда он не думал, что то, что случилось, может как-то коснуться его. То, что дома горели, было жутко - но это, конечно, происходило не рядом с его домом - в каком-то другом районе.
А потом он увидел свой дом - и балки с шумом обрушивались в полыхающее пламя. Но даже тогда Слайвер верил, что мать и Томми успели выбраться - обязательно успели. Он тыкался в толпу, как слепой кутенок, пытаясь разыскать их. А потом рука легла на его плечо, развернула - и он увидел скорбное лицо Хинли, залитое потом и измазанное сажей.
- Да, - сказал Хинли грустно. - Вот так мы и потеряли их.
Он прижал Слайвера в себе, несмотря на сопротивление - и в этот момент Слайвер впервые осознал, что это был за запах, который он чувствовал, не переставая, с тех пор, как вошел в Церес. Угли и горящий пластик, конечно - и сильнее этого был другой, сладкий и тяжелый запах.
Он забился, пытаясь вырваться от Хинли, пытаясь сказать, что этого не может быть, это неправда. Но когда он поднял голову, глядя в лицо Хинли, и открыл рот, он понял, что не может издать ни звука.
Его речь так и не вернулась к нему с тех пор - но Слайвер не слишком расстраивался из-за этого. Ему незачем было говорить.
Завтрак был готов. Он выложил яйца и тосты на тарелки, поставил их на поднос и принес в комнату.
- Спасибо, малыш, - Хинли одарил его улыбкой, сел, потирая руки с аппетитом. Слайвер устроился на краешке кровати, глядя, как он ест. - Ты чудо, - пробурчал Хинли с набитым ртом. - Кстати, пойди пока прими душ, хорошо?
Горячей воды не было, поэтому Слайвер влез под холодные струи, стуча зубами. Выдержать это он мог всего несколько минут, поэтому постарался вымыться как можно быстрее. Когда он вернулся обратно в комнату, Хинли уже покончил с завтраком, оделся и собирался куда-то.
Слайвер схватил его за руку в отчаянии, заглядывая в глаза - и его взгляд, должно быть, был достаточно выразительным, чтобы Хинли понял.
- Да, мне надо уйти, - он улыбнулся успокаивающе. - Нет, тебе со мной нельзя. Но я скоро вернусь. Не волнуйся, я не оставлю тебя. Ты же веришь мне, правда?
Слайвер кивнул. Он должен был верить Хинли - больше ему некому было верить.
- Вот и хорошо, - широкая ладонь Хинли легла поверх его рук, чуть задержалась. - А пока меня не будет, потренируйся с этим.
На колени Слайвера упал тяжелый, поблескивающий темным металлом пистолет. Он сжал его, чувствуя, как холодная сталь нагревается в его руках. Хинли вышел.
Как завроженный, выполняя указание Хинли даже когда тот не видел, Слайвер сжал пистолет в руках и поднял его. Он уже начал привыкать к этому весу, с этому ощущению. На противоположной стене углем был нарисован силуэт - и штукатурки была уже украшена дырами во многих местах.
Почувствуй пистолет, как продолжение своих рук. Не целься - просто направь его. Мягко спусти курок.
Легкий свист и щелчок попадания - и еще одна дыра расцвела с левой стороны груди силуэта. Последнее время он не промахивался.
Целься в голову, говорил Хинли, это будет наверняка. Но Слайвер хотел попасть именно в сердце.
У тебя будет время только для одного выстрела. Даже если не попадешь, все равно беги.
Слайвер не собирался бежать. Он будет стрелять - пока не попадет. Или пока его не убьют. Впрочем, его скорее всего убьют - и тогда все закончится.
Это ведь не человек - это компьютер, у него сверхбыстрая реакция.
Все равно. Он сможет.
Силуэт на стене был крайне условным - но, прикрыв глаза, Слайвер, казалось, мог видеть шлейф золотых волос, струящихся по голубому шелку плаща - высокомерно-прекрасное лицо с плотно сжатыми, нежно-розовыми губами.
Еще один свист и щелчок. Новая дыра - почти там же, где и предыдущая.
Если почувствуешь, что дело кончено, постарайся не сдаться живым, ладно? Пальцы Хинли перебирали его волосы. Впрочем, ты все равно им ничего не скажешь...
Слайвер знал, что они ничего не добьются от него - знал это так же твердо, как свое имя.
Он обнял пистолет, прижал его к груди и свернулся на кровати, на одеяле. С пистолетом ему тоже не было холодно.
Он сможет отомстить. За свою мать, за Томми, за всех остальных. Компьютер или блонди - ему было все равно; он знал, кто виновен в смерти его семьи.
Реальность поплыла - так с ним случалось в последнее время - и когда он пришел в себя, Хинли уже вернулся, стоял и смотрел на него, улыбаясь. В руках у него был какой-то длинный футляр.
- Рад, что тебе так нравится этот пистолет - но не прострели себе ногу. Сегодня у нас особенный день, малыш. Ожидание закончилось. Ты сможешь сделать это.
***
В спускающихся сумерках экран телевизора отбрасывал белые блики на ковер и на его лицо. Катце посмотрел на погасшую сигарету в руке и бросил ее на пол. Вставать не хотелось. Не хотелось делать вообще ничего - может быть, просто лечь, закрыв глаза и уши - как те обезьянки, что стояли у него на столе. Впрочем, именно так он ведь и старался прожить всю жизнь - и смотрите, куда его это привело.
Боль пронзила его, физически ощутимая и такая сильная, что заставила его сжаться. Но он не издал ни звука; он заслужил эту боль - и не имел права жаловаться. И все же… из серии Жизнь замечательных блондей из серии Жизнь замечательных блондей это было почти невыносимо - его рука снова потянулась к пачке, на этот раз, чтобы уже определенно найти нужную сигарету. Тогда все будет в порядке. Тогда уже ничего не будет.
Его пальцы дрогнули, но он не позволил себе дотронуться до сигарет. Ему нужно было сделать еще одну вещь - такую же горькую, как взгляд на развалины Цереса. Он должен был увидеть полностью, в подробностях, что именно он сделал.
И может быть, он хотел это увидеть.
На экране опять были новости - встреча с делегацией Терры прошла успешно, запланирован обед в одном из элитных клубов Эоса... На экране появилось несколько мужчин с замкнутым выражением - представители Терры. Камера лишь слегка задержалась на них, как будто что-то ее отвлекало...
Прекрасное лицо в окружении волн золотых волос, розовые губы раздвинуты в легкой улыбке.
Сенатор Юпитер была совершенна - и в жизни, и на экране.
Катце должен был убедиться, что это была именно Она - что ничего в Ней не осталось от Рауля. Он должен был увидеть его... Ее... все равно - должен был. Хотя бы еще один раз.
И он ведь знал, в каком именно из элитных клубов Ясон обычно обедал с важными людьми. Вряд ли Рауль изменил этим привычкам... и вряд ли Юпитер обрела новые привычки.
Он встал, поднял с пола сигареты, бросил их на стол. Он закончит все, когда вернется. Тогда все обязательства будут выполнены.
Такси довезло его до Эоса. Он отпустил его за несколько кварталов и пошел пешком. Ну конечно… его предположение оказалось верным. Возле клуба уже выстроилось несколько андроидов, загораживавших путь.
Разумеется, Катце был не единственным любопытным - и хотя андроиды приказывали людям проходить, все же небольшая толпа собралась вокруг. Но так было даже лучше - он не будет привлекать к себе внимание.
Засунув руки в карманы, Катце остановился в гуще людей, ожидая. Толпа была приличной, вполне респектабельной - впрочем, другие в этом районе и не появлялись - и голоса звучали приглушенно, с достоинством.
- А правду говорят, что иногда сенатор Юпитер просто гуляет по Танагуре, вообще без охраны - для того, чтобы поговорить с людьми? Ну как бы, блонди - они же все похожи - иногда сразу и не заподозришь, что это Он.
- Правду - только это не Он, а Она.
- Да, никак не могу привыкнуть - с этой внешностью...
- Ну что вы, надо привыкать…
- А правда, что Церес скоро окончательно снесут - и там будут продавать участки для застройки по девять кредитов за метр?
- Скорей бы…
- Едут! - чей-то голос перекрыл приглушенный диалог. Почти бесшумно три низких длинных автомобиля подъехали к зданию клуба.
Непроизвольно Катце сделал шаг вперед. Он вдруг вспомнил, как однажды на холодной улице Рауль окликнул его, выглядывая из машины - тогда, перед полицейским участком - как светлые пряди блестели в желтых тусклых лучах фонарей…
Тогда у него все еще было впереди - вся эта томительная, дурманящая нежность, которую он ощущал к Раулю - их близость… Больше этого не будет никогда. Один раз в жизни у него было что-то, что стоило помнить - и он все разрушил своими руками… разрушив и Рауля при этом.
Его толкнули - он отступил, пропуская вперед человека - тощего мальчишку в короткой курточке, держащего руки в карманах. Иссиня-черные волосы падали на тонкую шею. Внезапно Катце узнал его.
Не может быть. Слайвер?
Радость накатила на него вместе со страхом - вдруг он ошибся, принял желаемое за действительное? Сколько таких парнишек в обтягивающих штанишках и с отчаянно независимой осанкой бродило по улицам Танагуры? Катце хотел окликнуть его, убедиться - и в этот момент дверцы машин открылись.
Впрочем, вряд ли кто-то видел остальных. Рядом с блонди обычные люди всегда казались незаметными - серыми. А рядом с сенатором Юпитер, когда Она хотела быть заметной - контраст был еще сильнее.
Боль снова пришла - от узнавания, от того, что Рауль был так близко, всего лишь в нескольких шагах - и от того, что Катце знал, что это не Рауль. Она... Ее глаза - ярко-синие даже при свете фонарей - скользнули по толпе - и остановились на нем.
Нет, не Она. Рауль! Должно быть, это была иллюзия - но на какой-то миг Катце вдруг показалось, что это Рауль смотрит на него - настоящий Рауль - и что он узнал Катце.
То, что произошло дальше… наверное, это случилось мгновенно - и Катце не знал, каким образом ему удалось запомнить столько деталей. Как будто время для него остановилось.
Он увидел, как мальчишка - Слайвер - вынимает что-то из-под курточки - и еще до того, как он поднял этот предмет в вытянутых руках, Катце понял, что это пистолет.
Безумец, что ты делаешь?! Катце знал, что сейчас произойдет - за миг до того, как ударит выстрел, вспыхнет белым защитный экран - отразив пулю, послав ее в стрелявшего. Мальчишка будет мертв - через мгновение.
Катце вытянул руку, пытаясь задержать Слайвера - но его движения тоже были замедленными - он знал, что не успеет. Он видел улыбающееся лицо Юпитер, знал, что Она заметила наведенный на Нее пистолет - и Она не боялась. Это доставляло Ей удовольствие.
Экран не вспыхнул. Вместо этого Юпитер вытянула руку и поставила перед собой хрупкую фигурку в серой униформе. Раздалось шипение - человек дернулся, как марионетка, и на груди у него появилась воронка выжженной плоти.
Это не Слайвер сделал, мелькнуло в голове у Катце - это не был выстрел из пистолета, это плазменная винтовка… А андроиды уже выстроились, загораживая Юпитер и остальных, наводя оружие.
Катце наконец смог дотянуться до плеча Слайвера, дернул его к себе. Пистолет выпал из рук мальчишки. Катце сорвал с себя куртку, обмотал ее вокруг Слайвера и потащил его из толпы.
Он знал, что не успеет, что сейчас андроиды уложат всех, кто был там - а потом будут разбираться, кто прав, кто виноват.
- Не стреляйте! - крикнул кто-то рядом - и потом - другой голос, голос, который он узнал:
- Не стрелять.
Нескольких мгновений замешательства было достаточно, чтобы Катце удалось вырваться из толпы, нырнуть в слабо освещенный переулок. Закутанный в куртку, мальчишка слепо бился в его руках.
Ему некогда было разговаривать. Он сдернул куртку с головы Слайвера, залепил ему две пощечины - таких, что голова у мальчишки мотнулась. Слайвер перестал сопротивляться, стал послушным и податливым.
- Веди себя тихо, - сказал Катце.
Из переулка проход вел на оживленную улицу - Катце знал это - как знал такие ходы в большей части Танагуры, изучал их для работы. Пройдет несколько минут, и район будет оцеплен. Но еще можно было успеть.
Он остановил такси, затащил Слайвера на заднее сидение. Таксист бросил любопытный взгляд.
- Мальчика сняли?
- Да уж, - Катце повалил Слайвера на сидение, нагнулся, накрывая его рот своим.
Если ему придется ехать всю дорогу, изображая похоть - лишь бы таксист не увидел лица Слайвера - он был согласен. Потому что через пол-часа портреты Слайвера будут по всему городу.
Рот Слайвера покорно и мягко открылся, пропуская его язык. Но Катце вовсе не собирался его целовать. Их лица были так близко, что открытые глаза Слайвера казались огромными и нестерпимо черными. Катце осторожно погладил его по волосам.
К счастью, радио в такси не было включено - они доехали без приключений. Катце остановил машину достаточно далеко от дома, расплатился. Отсюда они доберутся пешком.
Он по-прежнему держал руку Слайвера в своей - сжимал так, что, должно быть, мальчишке было больно - но Слайвер не издавал ни звука. Он шел рядом с Катце, тихий и какой-то весь… как будто он до сих пор не понимал, что случилось.
Им повезло - они никого не встретили на пути. Катце втолкнул Слайвера в квартиру и запер дверь.
Всю дорогу он думал, что стоит им добраться до дома - и тогда уж он выскажет все, что он думает о Слайвере. Но сейчас, глядя на оцепеневшего мальчишку, уставившегося в пол, он не мог заставить себя сказать ни слова. Да и что можно было сказать? Отчитать его и заставить пообещать больше так не делать? Это был не пустяковый проступок, за который можно было отделаться выговором. Он пытался стрелять в Юпитер - и этим подписал себе смертный приговор. Они не остановятся, пока не поймают его.
Чувствуя, как будто внутри у него что-то оборвалось, Катце обнял узкие плечи и прижал мальчишку к себе.
Несколько мгновений руки Слайвера все так же висели как плети вдоль его тела - а потом вдруг взметнулись, обняли Катце, судорожно-сильно - и Катце почувствовал, как мальчишку начала бить дрожь.
Слайвер не просто обнимал его - он цеплялся за него, конвульсивно перебирая пальцами, словно пытаясь убедиться, что Катце был реален. Его трясло так, что зубы у него стучали, а его лицо все глубже вжималось в куртку Катце.
Продолжая гладить его по плечам, Катце присел перед ним на корточки, пытаясь заглянуть ему в лицо. Глаза у Слайвера были сухие и непереносимо жаркие - и Катце едва не отшатнулся, так сильно его поразило то, что он прочитал в этом взгляде: как будто видеть Катце одновременно доставляло ему мучение и радость.
- Ну что ты наделал… - прошептал Катце, касаясь его волос. Слайвер вздрогнул и замотал головой как от боли.
Зачем, хотел было спросить Катце - но он знал ответ, он ведь видел сгоревшие кварталы в Цересе. Только Слайвер не знал, что тот, кто действительно был во всем виноват, был сейчас перед ним.
Господи, но Слайвер ведь даже не выстрелил! Кто-то просто использовал его как прикрытие, чтобы отвлечь внимание - кто-то с плазменной винтовкой...
Слайвер продолжал все так же пристально смотреть на него - а потом губы его разомкнулись, и он что-то прошептал - но Катце не услышал ни звука.
- Что?
Взгляд у Слайвера был виноватым - его губы снова попытались что-то произнести.
- Ты не можешь говорить? Подожди, открой рот! - Катце внезапно запаниковал, испугался, что те, кто дал Слайверу пистолет, могли отрезать ему язык, чтобы он не выдал их. Язык был на месте. - Это только что случилось? Или давно?
Слайвер качнул головой, потом кивнул. Катце не сдержался, снова прижал его к себе. Он никогда не думал, что будет так рад сжимать в руках это хрупкое тело, будет хотеть, чтобы ему никогда не пришлось отпускать от себя Слайвера. Горячая щека Слайвера прижалась к его плечу.
- И что мы теперь будем делать? - пробормотал Катце.
Он почувствовал, как Слайвер снова вздрогнул, освободился от него. Он пытался что-то сказать, потом отчаялся, нашел на столе у Катце листок бумаги и начал писать. Буквы выходили кривые, падающие друг на друга.
Я не хотел - хотел убить Ее - не другого человека...
Катце поднял глаза от бумаги. Слайвер посмотрел на него горьким взглядом, покачал головой.
- Но ты ведь не успел выстрелить? - сказал Катце. Слайвер вздрогнул - и глаза у него стали широкими и изумленными - словно до того он об этом не думал. - Ты ведь не успел выстрелить.
Слайвер втянул воздух с удивлением - посмотрел на свои руки - а потом кивнул. В глазах у него застыл вопрос.
- Ты не убивал его, - сказал Катце. Внезапно, как на фотографии, он вспомнил мотнувшиеся темно-русые пряди волос человека, которого Юпитер поставила перед собой - и понял, что он знает, кто это был. - Но все равно, тебя ищут. Ты пытался убить Юпитер - этого достаточно, чтобы...
Замолчи, чего ты его пугаешь… Но взгляд у Слайвера был не испуганным, а каким-то покорным. Да и что было его пугать - это была реальность - то, что он был обречен.
Слайвер кивнул, словно подтверждая, что он понял и недосказанные слова - а потом освободился от Катце и направился к двери.
- Куда? - Катце поймал его. Серьезные глаза Слайвера ответили красноречивее слов. Он слегка развел руки, как будто говоря - что же еще делать? - Никуда ты не пойдешь.
Снова бумажка и разбегающиеся слова.
Они тогда и вас убьют.
- А вот об этом позволь позаботиться мне, - сердито сказал Катце.
Он поднялся на ноги, подвел Слайвера к дивану и надавил ему на плечо.
- Сиди здесь.
Он не включил телевизор - так было проще всего узнать ситуацию, но он подозревал, что если Слайвер увидит, что там говорят, это может разрушить шаткое равновесие. Поэтому он включил компьютер - в Сети была та же информация.
О нет… Все было именно так, как он предполагал. Портрет Слайвера - снимок настолько четкий, что узнать его не представляло никакого труда - и даже пистолет в его вытянутых руках…
Пятьсот тысяч кредитов за информацию, которая приведет к поимке. Ну что ж, никто не скажет, что Юпитер себя недооценивала. Впрочем, внизу не было обычного добавления о том, что его нужно взять живым или мертвым. Катце не знал, хорошо это или плохо. Наверное, попасть в руки Юпитер живым было еще хуже.
Где бы Слайвер не появился, его опознают. И пятьсот тысяч - это была сумма, которая соблазнит любого. Катце даже не мог надеяться на то, что ему удастся подкупить кого-нибудь, вывезти Слайвера тайно.
Не было никаких шансов. И это был только вопрос времени, когда разыщется водитель такси - и опишет Катце - и начнут проверять окружающие кварталы...
Черт… черт возьми! Он смел со стола все, что там лежало - календарь, фигурку - обезьянки упали на пол и раскололись. На диване Слайвер дернулся, глядя на него потрясенными, испуганными глазами.
Катце вздохнул.
- Извини. Это я так…
Это я так… от отчаяния, от того, что я не могу тебя спасти - от того, что моя жизнь настолько никчемна, что даже пожертвовав ею, я не смогу защитить тебя... от того, что все это моя вина.
Из Сети он мог бы стереть портреты Слайвера - или заменить их другими. Но что было делать с телевидением… он ничего не мог.
Но что, если… Нет, конечно, это была просто мысль, продиктованная отчаянием... Его разум хватался за соломинку - тоньше, чем соломинка - струйка дыма, фантом. Что, если… Тогда, на какой-то миг, это были глаза Рауля, смотревшие на него.
Что если Рауль все еще там - вместе с Юпитер? Что если до него можно будет добраться - докричаться?
Это все равно ничего бы не меняло - Рауль ненавидел его, имел все основания ненавидеть.
Но если Катце предложит ему месть - взамен на жизнь Слайвера? Ведь мальчишка действительно ничего не сделал, какой смысл был наказывать его? Рауль должен был это понять.
Он отказывался продолжать логическую цепочку - отказывался задуматься о том, что Рауль - или Юпитер - могли сделать и то, и другое - получить и Катце, и Слайвера. Ему нужно было что-то делать - он не мог просто сидеть и ждать.
Он встал. Слайвер смотрел на него снизу вверх, отчаянным взглядом.
- Я попробую что-нибудь придумать, - сказал Катце. - Оставайся здесь.
Ледяные хрупкие пальцы вцепились в его руку до боли. Слайвер мотал головой так неистово, словно надеялся этим заменить убедительность слов.
- Пожалуйста, - Катце отцепил его руки, с трудом. - Поверь мне. Я сделаю все, что могу.
Если не получится… значит так оно и будет.
Слайвер смотрел на него с таким горем, что Катце испугался. А что если, когда он уйдет, мальчишка сделает что-нибудь с собой? От Слайвера можно было это ожидать.
- Пообещай мне, - сказал он. - Пообещай, что дождешься меня.
Он ждал, не отводя глаз - и в конце концов Слайвер кивнул.
- Помни, ты обещал, - сказал Катце. - Я скоро вернусь.
***
- Как ты могла?!
- А что я должна была сделать? Я защищала себя.
- Почему ты не использовала щит?
- На Амой все еще дефицит энергии. Затраты на защитный экран были бы слишком велики.
Его гнев был столь неистовым - как волна - что ему казалось, он должен был достичь Ее, повлиять на Нее. Но Рауль был бессилен. Голос Юпитер, звучащий в его сознании, не дрогнул, не изменил тембр.
- Ты убила его.
- Я не могу поверить, что ты обвиняешь меня из-за... какой-то мебели.
Юлиус не просто мебель… но как он мог оспорить справедливость Ее слов? Он даже должен был бы считать так же, как Она - что жизнь мебели стоила меньше, чем расходы на создание экрана. Только почему-то он не мог так думать.
Почему-то горе и гнев, охватившие его, ощущались почти физически. Даже сейчас он не переставал видеть, чувствовать, как тело Юлиуса обмякло перед ним, ткань его одежды вплавлена в черные зияющие раны.
Рауль застонал. Но Юпитер, владеющая его телом, даже не изменилась в лице, все так же любезно беседовала с делегацией Терры, извиняясь перед ними за сорванный обед.
- Выпусти меня!
- Зачем, мой мальчик?
- Я хочу увидеть его.
- Уже поздно - он уже умер.
- Нет, он еще жив.
Юлиус был жив, когда его увозили на "скорой" - но даже врачи знали, что это бесполезно.
- Прекрати, Рауль, - впервые в Ее голосе послышалось раздражение. - У нас есть обязанности, которые мы должны выполнять.
- Я хочу увидеть его, - упрямо повторил он.
Она не ответила - и на мгновение ему показалось, что Она вообще больше не ответит, будет игнорировать его, пока он сам не перестанет сознавать свое существование. Ярость, вызванная этой мыслью, удивила его самого. Он не позволит Ей…
- А как ты собираешься мне помешать, Рауль? - Она спросила это почти мягко. - И кстати, почему ты тогда приказал андроидам не стрелять?
На короткий миг он выскользнул из-под Ее контроля - чтобы отдать этот приказ. Значит, Она не поняла, почему он это сделал? Возможно, Она даже не знала, что именно он увидел… Неужели в эти кратчайшие промежутки времени Она была невластна над ним?
Рауль торопливо оборвал эту мысль.
- В этой толпе были не ублюдки, а полноправные жители Танагуры. Я не хотел лишать тебя нескольких десятков твоих подданных.
- Похвальное намерение, - он так и не понял, уловила ли Она ложь. - Ну что ж, если ты так хочешь взглянуть на свою мебель, я позволю тебе это.
Он не ожидал Ее согласия; именно поэтому Она его и дала, подумал Рауль.
Он следил, как Юпитер прощается с представителями Терры, садится в машину, отдает приказ водителю.
- И ты дашь мне с ним поговорить. Мне самому.
- Не могу тебе отказать, мой мальчик. Делай, как хочешь.
Ее тон почти обманул его - когда Она добавила, со все той же легкостью в голосе:
- Разумеется, ты понимаешь, что если бы любой другой блонди высказал бы такую привязанность к мебели, он тут же отправился бы на корректировку личности? Ты другое дело, Рауль… по крайней мере, пока мы с тобой вместе.
Он понял, что Она имела ввиду. Но перспектива корректировки - потом, когда Она отпустит его - была такой далекой. Это не могло его пугать.
Андроиды кучно держались вокруг Юпитер, когда Она входила в клинику - на случай еще одного покушения. Врачи и сестры на мгновение замерли в шоке при виде Ее, потом засновали с удвоенной энергией.
- Что с моим секретарем?
Вытянутое лицо доктора стало еще более минорным.
- К сожалению… вы же понимаете, такие повреждения... мы делаем все возможное…
- Он умер?
Ей бы хотелось, чтобы все уже было кончено, не так ли, саркастически подумал Рауль.
- Еще нет, но…
- Юпитер, ты обещала.
- Проводите меня к нему.
Рауль осознал, что он сам произносит эти слова - что Ее присутствие больше не довлеет над ним. Впервые за эти месяцы он оказался один и свободен на достаточно долгий срок. Она ушла - он почти не чувствовал Ее.
Все ощущения казались новыми - даже воздух, который входил в его легкие, даже острый больничный запах. Он последовал за врачом.
Над Юлиусом склонились несколько человек - Рауль не знал, что уж там они пытаются сделать, когда сделать ничего было нельзя - и по жесту врача они вышли, без единого слова. Рауль оглянулся - доктор отступил под его взглядом, вышел из комнаты и притворил дверь.
Юлиус лежал на высоком столе, укрытый до середины груди простыней. В рот у него была вставлена трубка - и в тишине комнаты звук, с которым работала машина, присоединенная к его телу, казался нестерпимо громким. Но был еще один звук - и через мгновение Рауль осознал, что это воздух, выходящий из полусожженных легких Юлиуса через раны на его груди.
К его телу были присоеденены и другие машины - очевидно, его действительно пытались спасти. Но конечно, он ведь был человек из окружения Юпитер - даже если он и был мебелью… и даже если Она сама убила его.
С откинутыми назад волосами лицо Юлиуса смотрелось совсем детским - и было таким бледным, что казалось восковым. Как будто он уже был мертв...
Рауль не думал… он не думал, что будет так.
Он протянул руку и коснулся лба Юлиуса. Кожа была теплой и чуть влажной - и волосы тоже были немножко влажными. Рауль провел по ним пальцами.
- Прости меня, - прошептал он.
Он никогда не думал, что будет просить прощение у своей мебели - у Юлиуса, мальчика-мышонка, которого он выбрал когда-то именно за то, каким незаметным - обыкновенным - тот был. Он никогда не думал, что будет чувствовать такое горе - такое одиночество…
Юлиус был последним, кто верил в него - последним, кто помнил о нем - как о Рауле, а не о сенаторе Юпитер… может быть, именно этого Юпитер ему и не простила.
И вот теперь Юлиуса тоже не будет.
Бледные ресницы Юлиуса внезапно дрогнули, поднимаясь - и его взгляд распахнулся навстречу Раулю. У него были темно-зеленые глаза - зеленые, как вода; Рауль никогда раньше не замечал этого.
Он отвел руку, не желая пугать Юлиуса - каково ему было чувствовать прикосновение того, кто в действительности убил его - но в глазах Юлиуса не было страха, а только огромная, невероятная радость.
Трубка дрогнула, когда Юлиус попытался сдвинуть ее языком. Рауль хотел было остановить его, но не успел. Слова вышли нечеткими, и все же Рауль понял.
- Это вы? Это действительно вы?
- Да, - он опустил голову, не в силах видеть эту отчаянную радость.
- Она отпустила вас? Насовсем?
- Нет, только на время.
- А, - радость немного угасла. - Но все равно… может быть, потом она отпустит вас.
- Тебе нельзя говорить, - сказал он и тут же понял, что это уже ничего не изменит.
- Это ничего, - прошептал Юлиус, - уже можно.
Его глаза смотрели на лицо Рауля жадно, не отрываясь - словно он пытался насмотреться в счет всего того времени, когда ему приходилось опускать глаза, находясь рядом с Раулем. Словно пытался насмотреться на всю жизнь... но так оно и было.
- Прости меня, - снова повторил Рауль, - если можешь.
Хотя как он мог ожидать прощения? Что у этого мальчишки было, кроме его жизни - и ту Рауль у него отнял, вот так, бессмысленно, по дешевке.
- Не надо… - Юлиус покачал головой; глаза у него стали умоляющими. - Это хорошо… что она это сделала… я бы и сам хотел… но не успел бы.
Рауль не мог ничего ответить - не знал, что сказать - и казалось, даже если он найдет слова, он все равно не сможет их произнести.
Внезапно рука Юлиуса приподнялась, потянулась к его руке. Его взгляд стал сосредоточенным - вопрошающим - как будто он ожидал, что Рауль не даст ему до него дотронуться, отдернет руку. Вполне возможно, что когда-то так бы и случилось. Когда-то Юлиус просто не осмелился бы прикоснуться к нему.
Но теперь, Рауль понял, ему нечего было бояться.
Холодные пальцы Юлиуса обвились вокруг его руки - и его глаза стали удивленно-счастливыми, словно он все еще не мог в это поверить... словно все, что ему было нужно - это вот так держать руку Рауля в своей.
Никто никогда не хотел от Рауля так мало… И от стыда, от того, что ничего уже нельзя было исправить, кровь зашумела у него в ушах. Его пальцы дрогнули - но Юлиус, кажется, ничего не заметил. Он поднес руку Рауля к своей щеке, прижался к ней. Он больше не пытался говорить; его глаза сияли, обращенные к Раулю. А потом стали меркнуть - и Рауль понял, что все кончено.
Он был мертв, а машина продолжала качать воздух. Рауль осторожно освободил свои пальцы из руки Юлиуса и выключил аппарат. Наступившая тишина казалась оглушающей, нереальной.
Он провел рукой по лицу Юлиуса, закрывая ему глаза. Трубка нарушала спокойствие лица - но об этом позаботятся другие.
Рауль встал, осторожно проверяя присутствие Юпитер внутри. Он знал, что Она была рядом - но смотрела ли, слушала ли Она? Сколько у него было времени, пока Она вернется?
Он оглянулся, увидел поблескивающие на тележке инструменты - взял один из скальпелей и сунул его за манжету рукава - все это стараясь не думать, не фиксировать в мыслях, что именно он делает.
Он вышел из палаты - и снова вокруг были люди, снова склонялись перед ним. Она действительно умела вызывать уважение, Юпитер…
К нему протолкался один из его ассистентов.
- Портрет готов, мы передадим его по телевидению, по Сети, развешаем листовки - все, как необходимо.
Ему была протянута бумага; на какой-то миг Рауль не понял, что он него хотят - потом взглянул. На фотографии был изображен черноволосый мальчишка с вытянутым вперед пистолетом. Наверное, снимок был сделан одним из андроидов - качество было прекрасным.
- Судя по цвету волос, один из ублюдков, - произнес ассистент.
Юлиус ведь тоже был ублюдком, не так ли?
Впрочем, кто скажет, что мальчишка не имел причины желать смерти сенатору?
- Однако выстрел, убивший вашего секретаря, был сделан из плазменной винтовки, а не из пистолета, - вмешался врач.
Все понятно. Там был кто-то еще. Кто-то, кого, отвлеченные на мальчишку, не заметили - кому дали ускользнуть.
Возвращение Юпитер было таким внезапным, что Рауль почувствовал головокружение. Мгновением раньше он был один в своем теле - и вот он уже слышал как со стороны, как Она произносит:
- Взять мальчишку живым. Через него мы сможем выйти на остальных.
- Именно это я и собирался сказать, - ответил он Ей.
- Я знаю, мой мальчик, - кажется, Она улыбалась.
Пожалуйста, пожалуйста, не дай Ей ничего заподозрить...
***
Он молчал - затаился - пока Она вернулась в машину и отправилась домой. И когда они вошли в дом и Она привычно сбросила плащ, он даже не напомнил Ей, что Юлиуса, который мог бы подхватить его, больше не было. Ей нужно будет искать другую мебель, другого секретаря.
Он ждал - пока Она заканчивала дела, занималась обычными мелочами. Сегодня Она была одна - и это было удачно. Он знал, что придет момент, когда контроль соскользнет - как это обычно бывало. И тогда он сделает это - он будет готов. Он не сомневался ни в чем. Все было так просто - он должен был остановить Ее. А если не получится… Если не получится - то чем дороже он заплатит за свою попытку, тем лучше. По крайней мере, где-то там его наверняка ждет покой.
Он просто не мог больше, вот и все.
Первый раз Она утратила над ним контроль только на миг - слишком короткий, чтобы успеть что-то сделать - и Рауль не пытался. Он знал, что у него будет только одна возможность - и надо было распорядиться ею наилучшим образом.
Но потом проходили часы, и ничего не происходило - и он начал было бояться, что Она решит ложиться - разденется и заметит спрятанный скальпель. Но все произошло даже лучше, чем он задумывал.
Она была в ванной, смотрела на себя в зеркало - как Она часто проводила время, любуясь своим лицом - и в этот момент Рауль почувствовал, как Ее сознание уходит, оставляя его в одиночестве. Он видел свое отражение своими собственными глазами, знал, что это он стоит здесь.
Тогда он выдернул скальпель из-за манжеты и торопливо провел лезвием по лицу.
Он успел сделать это трижды - до того момента, как Она вернулась. От Ее ярости его тряхнуло. Рука со скальпелем остановилась в дюйме от его лица, отдернулась - и, как Рауль ни старался, он уже не мог ничего сделать.
На какой-то миг воцарилась тишина. Не было ничего - ни мыслей, ни гнева, ни даже боли. Ее глазами он смотрел, как тонкие линии порезов на его лице вспухают кровью, как алые струйки начинают сбегать вниз по коже. Кровь попала ему в глаза - он моргнул.
Боли не было - ну, может быть, чуть-чуть. Но ущерб, который он нанес, был неисправим. Торжество нахлынуло на него.
- Зачем… зачем ты это сделал? - Ее голос был тихим, мучительным. Она не кричала в ярости и агонии, как когда-то, потеряв Ясона - но он мог чувствовать Ее боль с той же ясностью.
Внутри у него звенела натянутая струна триумфа и ненависти. Господи, он ведь действительно ненавидел Ее - ненавидел так же, как самого себя.
- Ну что - как я тебе такой нравлюсь? Как ты там говорила - "самый прекрасный блонди после Ясона"? Ты по-прежнему так считаешь?
- Как ты можешь быть таким жестоким? - произнесла Она с упреком. Но в беспомощности этих тихих слов он почувствовал предвестие бури.
А ты? Ты разобрала мою жизнь по кусочкам…
- Тебе нравилось в этом теле, да? - он не внял предупреждению, не хотел останавливаться. - Ты так любила позировать перед камерами! Что ты теперь собираешься делать? Куда ты поместишь свой разум - обратно в запертую комнату? Это все же будет лучше, что жить так, верно? Все будут шарахаться от тебя. Ты будешь самым безобразным блонди из всех!
- А как тебе понравится это?! - вот теперь Она закричала - закричала в голос - и Ее вопль, смешанный с внутренним криком, оглушил его.
Скальпель все еще был в его руке - и Рауль почувствовал, как его рука поднимается, как лезвие прижимается к его веку, надавливает.
На этот раз боль сверкнула горячим всплеском - и кровь потекла широкой струей. Наверное, кровь ослепила его наполовину - он не мог видеть. Ее рука стискивала скальпель, снова резала и резала.
Он не кричал, не пытался сопротивляться - пусть Она делает, что хочет... Он был согласен на все - лишь бы в конце концов это закончилось. А это закончится, ведь правда?
Крови было столько, что она стекала ему в рот, и он закашлялся. Смутно он видел, как ярко-красные струи бегут по белым стенкам раковины. Потом Она выпустила скальпель.
Ее руки были залиты кровью - как будто одеты в скользкие, блестящие перчатки. Она оперлась о край раковины, глядя в зеркало - но Рауль не знал, что Она там видела. Все казалось ему красным - а его левый глаз... и вовсе не видел.
Кажется, Она пошатывалась. Наверное, Она тоже чувствовала боль и слабость. Но Она контролировала это тело гораздо лучше. Она выпрямилась и пошла в комнату.
Телефон… как Ей удалось набрать номер, этими скользкими руками, не глядя на цифры?
- Питер? Немедленно привозите объект. Да, в дом Рауля Эма. И все оборудование.
Она уронила трубку, и Рауль услышал, как Она смеется - захлебываясь кровью.
- Ну что ж, я всего лишь сделаю это раньше, чем планировала.
Я не буду отвечать тебе, думал он - но Она достигла его мыслей, коснулась его почти ласково.
- Прощай, мой Рауль. Надеюсь, именно этого ты хотел.
Они приехали удивительно быстро - четверо ученых и с ними светловолосый высокий мальчик с отрешенным взглядом.
Три месяца назад Рауль уже проходил через это - провода, подсоединенные к его вискам… но только сейчас им пришлось повозиться, из-за льющейся крови. И сейчас его соединяли не с машиной - с другим человеком.
Надеюсь, Она сказала правду, была его последняя мысль, Ясона действительно нет в этом теле.
А потом пришла боль. Тогда, три месяца назад, это тоже было мучительно - но это было нельзя сравнить с тем, что происходило сейчас. Тогда Она берегла его. Сейчас Она просто выдирала свое сознание из его, не заботясь о том, что Она оставляла за собой.
Он не слышал ничего, кроме своих криков, и не видел ничего, кроме алой пелены, застилающей глаза - а потом и это все раскололось на мелкие кусочки - кусочки головоломки, сметенные со стола небрежной рукою. Он перестал чувствовать, перестал понимать - он забыл, кто он такой и что сделал. Его просто не было.
Он не знал, что лежит на ковре, свернувшись в комок, зажимая лицо руками, а тонкий мальчик с серебристо-белыми волосами стоит над ним - и его глаза цвета светло-голубого льда уже не кажутся пустыми. Хрупкая полудетская рука вплелась в его волосы, сжалась, как будто хотела повернуть Рауля лицом вверх - но, видимо, раздумала.
- Глупец.
Мальчик вышел из комнаты до того, как струйка крови успела добраться до его ботинок из светлой кожи.
***
Большинство улиц было перекрыто. Впервые за последние месяцы улицы Танагуры были освещены ярко, как раньше. Сигнальные огни казались почти иллюминацией, а над головой слышался постоянный стрекот вертолетов. Но Катце использовал такие улицы, которые не хватило людей перекрыть - даже не улицы - переулочки. Он не знал, известно ли им о том, что он казался вовлечен - но лучше было не рисковать.
Путь до дома Рауля занял полтора часа - и все это время Катце упрямо отказывался думать, что будет, если все пойдет не так - если ему просто показалось, и Рауля вовсе нет там - есть только Юпитер. Или если Рауль откажется его выслушать.
Наверное, это была бы лучшая месть с его стороны.
Тогда Слайвер просто умрет. Катце тоже умрет - но это его не беспокоило - это было именно то, что он в любом случае собирался сделать. Мальчишка... он не заслужил этого.
А кто заслужил
Из темноты узкой улочки он вышел к ярко освещенному дому Рауля. Кажется, здесь все было, как раньше - Юпитер нравилось пользоваться вещами Рауля так же, как Ей нравилось пользоваться им самим.
Он приблизился к дому, насколько мог, стараясь оставаться в тени. Далекое, почти фантомное ощущение боли пришло на мгновение. Когда-то в этом доме он был счастлив - так, как не думал, что может быть счастлив. Но все это было в прошлом. Он потерял то, что ему было дано.
Странно, кажется, охраны не было? Впрочем, в любом случае - Юпитер могла постоять за себя - не важно, используя щит… или используя для этого чье-то тело.
Юпитер… Рауль… он не мог думать о том существе, которое увидел сегодня, как о Рауле - и все же его надежда основывалась только на одном: что Рауль все еще был там… и что ему было все еще больно от того, что Катце сделал.
Он решил рискнуть - направился к дому - и внезапно увидел, как свет в окнах гаснет. Темнота сгустилась мгновенно - словно дом был единственным источником света вокруг. Катце застыл. А потом двери открылись - несколько человек вышли оттуда, направились к стоящей у дома машине.
Все они были обычные люди - уже немолодые - кроме одного. Этот один был блонди - его невозможно было спутать, хотя по росту он и был лишь чуть выше других. Мальчик…
И в следующее мгновение Катце узнал его.
Конечно, Ясон был старше, когда Катце начал работать на него - но только немного старше - и эта осанка, это холодно-совершенное лицо под крылом светлых, почти белых волос - все это невозможно было спутать.
Это был его хозяин - его господин - прекрасный, как прежде... живой.
Катце рванулся вперед, чувствуя, как сердце у него падает, пропуская удары. Радость была такой пьянящей, такой острой, что трудно было дышать - и невозможно было думать ни о чем другом. Ясон вернулся! Катце принадлежал ему, душой и телом. И больше ничего не имело значения.
Мальчик остановился, позволяя одному из своих спутников накинуть на его плечи плащ. Пурпурно-алый блестящий шелк - ослепительно яркое пятно даже в сумраке. Мгновение он стоял, словно вдыхая ночной воздух полной грудью - а потом опустил на глаза широкие радужные очки.
Его лицо в этих светлых очках без оправы стало еще более знакомым - безошибочно лицом Ясона - и все же именно в этот момент Катце понял, что это не Ясон. Он замер на самой границе тени и света, за миг до того, как люди у машины могли заметить его. Он поднял руку ко рту, чтобы даже по случайности не издать ни звука - чтобы не допустить стона разочарования.
Катце не знал, как он смог понять это - может быть, что-то было во взгляде, в изгибе губ - а может быть, он просто чувствовал это... инстинктом, чутьем? - так же, как он чувствовал Ее в Рауле. Тело Ясона было лишь оболочкой. Внутри была Она.
Он следил, как Она села в машину - хрупко-прекрасная и кажущаяся такой юной и уязвимой - но он видел, как, склонив головы, остальные выслушивают Ее приказы. Машина тронулась с места.
Да, уезжай, уезжай! Ее близость внезапно показалась ему невыносимой - как будто дышать с Ней одним воздухом было невозможно. Видеть Ее в лице Ясона... в этом было что-то кощунственное.
Катце ощутил такую слабость, что осел бы на землю, если бы не прислонился к стене. Холодные струйки пота стекали у него по вискам. Он уже не мог понять, слышит ли отдаленный шум вертолетов или это кровь пульсирует у него в ушах. Он закрыл глаза - и вздрогнул, когда воображение снова напомнило ему полудетское лицо Ясона, вид тонких рук, затянутых в перчатки.
Он помотал головой, пытаясь избавиться от этого воспоминания - и зная, что ему это не удастся.
Как ни странно, эта мысль напомнила ему, зачем он пришел - и тут же понимание пронзило его. Если Она теперь была в теле Ясона.. то что было с Раулем?
Его желудок сжался от почти физического ощущения чего-то непоправимого. Дом с темными окнами казался тихим и пустым. Но этого не могло... это было не то, что он подумал!
Разочарование, которое он ощутил, когда понял, что перед ним не Ясон, было мучительным. Но то горе - тот страх - что он испытывал сейчас, на пути к дому Рауля, ожидая, что он найдет там - это чувство было сильнее, более разрушительным.
Никто не остановил Катце, не встретился ему, когда он вошел в дом - как будто там никого не было. Но ведь должны были быть - мебель, пэты, слуги, в конце концов! Впрочем, в панике он утратил способность контролировать свои действия - просто шел по комнатам, включая свет, не зная, что он пытается найти - может быть, убедиться, что Рауля здесь не было.
Но Рауль был - Катце нашел его, в одной из комнат, на полу - и замер, как будто наткнулся на невидимую преграду. Его мозг отказывался верить - это не мог быть Рауль - его волосы не могли так вымокнуть в крови... он не мог так лежать - сжавшись в комок, с лицом, закрытым руками - и со стекающей между пальцами кровью.
Те несколько секунд, когда Катце думал, что Рауль мертв, что все кончено, были самыми страшными. Потом он увидел, как свернувшееся тело Рауля вздрогнуло - услышал судорожный, мучительный вздох-всхлип. От облегчения у Катце закружилась голова. Что бы Она не сделала с ним - Она оставила его в живых. Значит, все еще можно было исправить!
Он упал на колени рядом с Раулем, осторожно попытался отвести его руки от лица. Кровь не прекращала литься - и все тело Рауля было заледеневшим, сопротивляющимся. Катце не мог убрать его руки.
- Рауль, пожалуйста, - он вдруг понял, что Рауль даже не видит его, не знает, что он здесь. - Я хочу тебе помочь. Пожалуйста, позволь мне.
Конвульсивное вздрагивание не прекратилось, и эти отрывистые редкие вздохи - слова Катце не оказали никакого влияния. Да и почему они должны были оказать, подумал он. С чего Рауль должен был почувствовать себя лучше в его присутствии?
- О Господи, Рауль… я понимаю… но пожалуйста, поверь мне сейчас - пожалуйста, не отвергай меня…
Запястья Рауля были скользкими от крови - но наконец Катце удалось отвести его руки. Он прикусил губу, чтобы не вскрикнуть. Крови было столько, что он не сразу заметил длинные линии порезов.
- Как… как это произошло…
Но он знал, что не получит ответа - и какое, в сущности, это имело значение?
Катце встал, намочил в ванной полотенце, прижал его к лицу Рауля. Едва ему удавалось смыть кровь, как новые струйки начинали сочиться из разрезов. Он даже не мог понять, сколько ран там было.
Рауль содрогнулся в его руках, застонал мучительно - и Катце усилием воли заставил свои руки не дрожать. Слабость не поможет ему - нужно было действовать.
Он снова намочил полотенце, положил его на лицо Рауля - порезы в основном шли через его переносицу, перекрещиваясь. Рауль продолжал вздрагивать, как будто от нестерпимой боли - и Катце с отчанием осознал, что дело не в этих ранах - в чем-то другом, чего он даже не знает.
Что ты сделала с ним, Юпитер?
- Рауль, - он провел рукой по волосам Рауля, ощутив на кончиках пальцев густую, застывающую кровь. - Рауль, я заберу тебя отсюда.
Он почти не надеялся, что его жест или слова достигнут Рауля - но все же сердце его сжалось, когда он понял, что так и случилось, Рауль не слышал его. Как будто он был так далеко - или между ними была непреодолимая преграда.
О нет, он не мог потерять Рауля вот так!
На какой-то момент эта мысль стала такой невыносимой, что Катце утратил контроль, просто прижал Рауля к себе, чувствуя под своими губами влажные от крови волосы. Когда-то его прикосновение могло успокоить Рауля - когда-то он имел эту власть, но потерял ее, по своей собственной вине.
Сейчас Рауль не чувствовал его объятий, все так же вздрагивая он боли, источника которой Катце не знал.
Нельзя было здесь оставаться. Мускулы Рауля были как камень - отчаянным усилием Катце заставил его разогнуться, перебросил его руку через свое плечо и потащил к выходу. Что угодно, но он не оставит его здесь - где Юпитер могла вернуться в любой момент.
В гараже стояло несколько машин - он выбрал одну из них, уложил Рауля на заднее сидение.
- Я сейчас.
Все-таки люди в доме были - несколько перепуганных слуг, притихших на кухне. Они встрепенулись, увидев Катце - и похоже было, что они ожидали увидеть кого-то гораздо более пугающего. Должно быть, они слышали что-то из того, что происходило - и боялись выйти.
Катце встряхнул того, что носил водительскую униформу - это был не Дэмиан, кто-то новый.
- Ключи.
Парень даже не спорил - глаза у него были глупые и широко распахнутые. Он вложил ключи Катце в руку.
Катце вернулся в гараж, сел за руль - стиснул его так, что костяшки пальцев побелели. Каждый судорожный вздох Рауля отдавался в нем мучительной болью.
- Потерпи, пожалуйста - мы скоро приедем. Скоро тебе помогут.
Он вывел машину, одновременно нашарил мобильный телефон, набрал номер знакомого врача - того, на чье молчание он мог рассчитывать. Тот обещал быть через пол-часа, у Катце дома.
Всхлипывания Рауля стали тише - но Катце боялся, что это было просто потому, что он измучился - не потому, что боль утихла.
- Пожалуйста… - он не знал, кого умоляет, зачем вообще говорит это вслух. - С тобой все должно быть в порядке. Я смогу помочь тебе... все будет хорошо.
Дорога была перекрыта. Полицейский замахал рукой, приказывая остановиться. Катце торопливо поднял экран, скрывая Рауля от их глаз. Его лицо приняло привычное, презрительно-холодное выражение, которым он так часто пользовался, когда возил Ясона.
- Это машина сенатора - разве вы не заметили?
Полицейский мигнул, взглянул на номер и судорожно сглотнул воздух. Катце не сводил с него глаз, чуть улыбаясь.
- Извините… проезжайте.
- Спасибо, - он поднял стекло и нажал на газ. Больше его не останавливали.
***
Дверь за Катце закрылась с сухим щелчком - и Слайвер так и остался с поднятой рукой и приоткрытым ртом. Несколько секунд он смотрел на дверь, словно это могло заставить Катце вернуться. Потом плечи его обвисли, и он съежился, обняв колени.
Какой же ты глупец - глупец и неудачник - не смог даже остановить его! Ну почему ты не говоришь - если бы ты мог говорить... Слайвер шлепнул себя по губам, но это была слишком слабая боль, чтобы заставить его чувствовать себя лучше. Все было безнадежно… нет, это он, Слайвер, был безнадежен.
Слепо, он потянул на себя плед, брошенный на диван. Он даже не знал, было ли ему холодно - раньше ему никогда не было холодно в этой квартире. Плед немножко пах пылью, но он пах Катце тоже; Слайвер закрыл глаза, вдыхая этот запах, едва ощутимый.
Он так мечтал - все время так мечтал снова быть здесь. Даже в самые худшие моменты, не признаваясь себе, он все же думал, что если бы Катце вернулся, если бы он опять принял Слайвера - все могло бы быть хорошо.
И вот Катце вернулся; но хорошо уже ничего не могло быть. Слайвер сжал кулаки от ненависти к себе - так сильно, что ногти стали белыми. Он все испортил. Он убил человека - обычного человека, никакой ни компьютер и не блонди. Хинли говорил, что блонди заслужили смерть, так же, как сама Юпитер - потому что они предали Комитет. Но тот человек - он не был блонди, просто какой-то парень, кажется, только на несколько лет старше Слайвера.
Он был мертв по вине Слайвера - а теперь и Катце тоже погибнет. Зачем он начал помогать Слайверу… и зачем Слайвер допустил это? Ему нужно было оттолкнуть его, сбежать - ради самого Катце. Но Слайвер, в своем безумном эгоизме, не сделал этого - напротив, цеплялся за него, как будто отпустить Катце означало, что он снова исчезнет.
Там, в такси, Катце целовал его… В тот момент Слайвер не осознал это, но сейчас он осторожно прикоснулся к своим губам, словно все еще мог чувствовать теплый рот Катце на них. Если бы все было по-другому... если бы не все, что он натворил - он мог бы сохранить этот поцелуй в памяти, возвращаясь к нему и снова переживая его, наслаждаясь им. Так, как он делал с воспоминаниями о том дне, когда Катце взял его в город, и они завтракали в настоящем ресторане, и никто даже не решился сказать Катце, что они не обслуживают ублюдков.
А потом Катце привел его в магазин и купил Слайверу куртку из настоящего меха - такую легкую и теплую - и длинные перчатки, и новые ботинки - и все это выглядело не менее, а даже более привлекательно, чем алый жакетик Слайвера.
- По крайней мере, тебе не нужно будет мерзнуть, - пожал плечами Катце.
После этого он отвез Слайвера домой - и не запретил Слайверу приходить снова. Ну, по крайней мере, он ничего не сказал тогда - так что, можно было это толковать, как угодно. Слайвер верил в это - до того, как ему передали тот конверт с деньгами.
А сейчас… сейчас он сам все погубил. Слайвер застонал, но в этом стоне не было звука - и тишина вдруг показалась ему невыносимой. Он вскочил, уронив плед на под, щелкнул пультом. Телевизор ожил. То, что он увидел, было его собственным лицом с чуть прищуренными глазами и прикушенной губой. И только в следующий момент он заметил в своих руках пистолет.
Это был именно тот момент, когда он приготовился стрелять! Слайвера затошнило. И у него был такой холодный - сосредоточенный - вид. Как будто он точно знал, что делает, да?
Он не помнил, как нажимал курок - помнил только, что увидел, как перед высокой фигурой блонди вдруг оказался кто-то еще. Может быть, Катце был прав - и он действительно не выстрелил? Но кто тогда?
Слайвер не успел додумать до конца, потому что слова, произносимые диктором, наконец достигли его сознания.
Пятьсот тысяч… Ого! На мгновение Слайвер просто застыл, сраженный значимостью того, что он сделал. Он действительно был настоящим преступником, иначе за него не предлагали бы такие деньги! Ему было даже трудно представить эту сумму - но он полагал, что пятьсот тысяч пригодились бы в хозяйстве даже какому-нибудь очень обеспеченному человеку.
Но он вовсе не хотел бы, чтобы эти деньги достались какому-нибудь человеку, правда? Вот если бы Катце сдал его в полицию и получил эту сумму! Это было бы здорово.
И в следующий момент Слайвер бросился в ванную, зажимая ладонью рот. Он ничего не ел сегодня, так что его вырвало почти всухую - жестокими болезненными спазмами.
Нет, неправда: если бы Катце сдал его - это было бы ужасно! Он не хотел этого! Вот таким скверным он был - что даже не хотел, чтобы человек, всегда так помогавший ему, заработал бы немного денег. Но почему-то мысль о том, что Катце мог бы привести сюда полицию, была невыносимой.
Только Катце никогда бы этого не сделал. Он сказал, что попытается помочь - и именно ради этого он ушел. Слайвер не знал, как одновременно можно чувствовать такое облегчение и такой стыд - но это было так.
Он вышел из ванной, вытирая лицо рукавом - и почувствовал, что в комнате кто-то есть. Этот кто-то был не Катце. Слайвер не успел испугаться. Жесткие руки обхватили его, прижимая к себе.
- Что мы в тебе нравится, лапочка, так это то, что ты не верещишь, - прошептал ему на ухо Хинли.
Его руки стискивали плечи Слайвера так сильно, словно он ожидал, что Слайвер начнет сопротивляться. Но он даже не шевельнулся; все внутри у него как будто застыло - и ощущение разочарования и горя, которое вдруг охватило его, было неожиданно сильным.
Он не хотел, чтобы Хинли был здесь - здесь, в доме Катце. Здесь все должно было быть по-другому. Здесь Слайвер иногда даже мог поверить, что все, что было с ним раньше, не имело значения.
Он стоял, чувствуя жаркое дыхание Хинли на своем затылке. Потом рука, сжавшая его предплечье, развернула его.
- Ты что, не рад меня видеть?
Слайвер вздрогнул: Хинли догадался, что это было именно так. Изрытое мелкими шрамиками лицо Хинли было совсем близко, а Слайвер даже не мог поднять глаза, чтобы взглянуть на него.
- Ты боялся, я тебя брошу, да? Не думай, я товарищей не бросаю.
Почему-то ему не хотелось слышать самодовольный голос Хинли. И как... как он здесь оказался? Как будто Слайвер произнес этот вопрос вслух, Хинли ответил:
- Замки-то тут - пальцем откроешь. А за вами я следил - за тобой и этим типом. Откуда ты его подцепил? Впрочем, Марша мне что-то говорила, что ты там кого-то из Танагуры очаровал. Это он и есть?
На мгновение Слайвер ощутил гнев, что мать сочла нужным рассказать обо всем Хинли - и тут же устыдился своей мысли… она же умерла, как он мог сердиться на нее? Он поднял глаза на Хинли, но не кивнул.
- Удачно получилось, - Хинли рассмеялся, - я имею в виду, что он там под руку подвернулся, возле ресторана. Он от тебя, видно, действительно торчит - так что на него можно рассчитывать.
Слайвер не знал, почему эти слова вызвали у него такой гнев, такое желание опровергнуть их. Уже несколько месяцев он не испытывал к Хинли ничего, кроме благодарности - но сейчас та неприязнь, которую он чувствовал в той жизни, до пожара, вернулась.
- Он за полицией ушел, - четко артикулируя слова, произнес он. Хинли был единственным, кто мог читать по губам то, что Слайвер говорил - и сейчас он тоже понял.
- За полицией? - некоторое беспокойство отразилось на его лице, а потом он усмехнулся. - Испугать меня пытаешься? Зачем ему было идти за полицией - как будто он ее из дома не мог вызвать? Нет, у него какие-то ходы есть - и он тебя пытается вытащить. Пусть и ради меня поработает.
Но для чего Хинли нужно было… Внезапно Слайвер понял - вспомнил продолговатый кейс, который Хинли принес с собой сегодня - Слайвер видел по телевизору, что именно в таких носили оружие.
- Это ты стрелял в него, да? Это ты его убил?
- Умный мальчик, - широкая ладонь Хинли похлопала его по голове. - Только мы оба с тобой облажались - не того подстрелили.
Слайвер не знал, что больше вызвало его злость - этот легкий тон Хинли или то, что он все это запланировал заранее. Он вывернулся из-под ладони, лежащей у него на голове, сверкнул глазами.
-Ты меня использовал, - никогда он не старался говорить четче. Он знал, что Хинли понял - но не ответил, вместо этого снова поймал Слайвера за плечо, подтянул ближе. На этот раз Слайвер задергался, попытался освободиться, но пальцы впились в его руку до боли.
- Даже не знаю, как ты мне больше нравишься, куколка, - прошептал Хинли ему прямо в лицо; Слайвер попытался отшатнуться от запаха перегара. - То ли когда ты весь такой ласковый и подмахиваешь, то ли когда ершишься.
Его губы накрыли рот Слайвера, язык скользнул внутрь. В этом не было ничего особенного, Хинли столько раз делал это раньше - но сейчас Слайвера почему-то замутило. Он уперся Хинли в грудь, отталкивая его.
Тот завершил поцелуй, потом выпрямился.
- Что, целочку решил из себя поизображать? Давай, мне это нравится.
От этих слов Слайвер ощутил себя невообразимо глупым. Действительно, чего это он - как в первый раз? Этих нескольких секунд было достаточно, чтобы Хинли снова обхватил его, бросил на диван.
Правда была в том, что Слайвер позволил ему это сделать - почти не сопротивлялся. Он мог бы попытаться заехать Хинли между ног, выскользнуть - но он не сделал этого. Хинли перевернул его на живот, стянул с него штаны.
- А что так сухо? Я думал, он тебе первым делом засадил, как привел сюда.
Слайвер вздрогнул, когда палец Хинли нашел путь внутрь него. Легкий звук расстегивающейся ширинки - и Слайвер почувствовал тупое давление члена Хинли. Режущая боль возникла только на несколько секунд, а потом осталось лишь ощущение вторгающегося в него члена. Слайвер опустил голову на руки и стал ждать, пока Хинли кончит.
Он не хотел, чтобы это было вот так. Он думал, что когда-нибудь ему удастся уговорить Катце - и тогда они сделают это - может быть, здесь, на этом диване. А получилось, что Хинли имеет его вот так... Он закусил губу, чтобы не дать подняться очередной волне тошноты. Хинли пыхтел позади него, его пальцы впивались в бедра Слайвера. Впрочем, он всегда кончал довольно быстро. Вот и сейчас…
Теплые струйки жидкости потекли у Слайвера по внутренней стороне бедер; Хинли вытащил свой член, похлопал Слайвера по заду. Пружины дивана слегка зазвенели, и Слайвер понял, что Хинли поднялся.
Он торопливо натянул штаны обратно, все еще чувствуя, что между ногами у него мокро, чувствуя запах Хинли на себе, на своей коже, на волосах. Голос Хинли заставил его обернуться.
- Так вот, насчет того, кто кого использовал, кукленок. По-моему, все совсем наоборот. Когда у тебя никого не было, так старый Хинли был достаточно хорош для тебя. А теперь ты, значит, от меня нос воротишь?
Слайвер дернулся, как будто от удара. Это было так... Хинли был прав. Ему было стыдно, так стыдно…
- Впрочем, дырочка у тебя такая же сладкая, как всегда, - добавил Хинли. - И не скажешь, что тебя имели все, кто хочет.
Вот эти слова почти не затронули его - он уже ненавидел себя слишком сильно. Его снова зазнобило, и он обхватил себя руками, пытаясь согреться. Почему-то он не мог опять взять плед - ему казалось, что он осквернит любую вещь, принадлежаю Катце, если дотронется до нее.
Хинли прошелся по комнате, поднял что-то с пола и сунул в карман, потом ткнул пальцем в кнопку компьютера.
- На пароле… черт. Ну да ладно.
То, что Хинли трогал вещи Катце - это было плохо, было нечестно - и Слайверу хотелось, чтобы он прекратил это. Хинли открыл ящик стола, оглянулся, услышав, как Слайвер зашевелился.
- Что такое?
- Не лазь у него в столе.
- Извини, не понимаю, что ты там шепчешь. Говори вслух, золотце.
Все получилось только хуже - Хинли выдернул один ящик, высыпав на пол то, что там лежало - потом еще один. Опять прикарманил пару вещичек. Слайвер не мог на это смотреть.
- О, а это что?
Он не видел, что Хинли держал в руке, пристально рассматривая - а потом Хинли вдруг снова оказался возле него, толкнул его на подушки, крепко прижав. На его лице было удовлетворение и насмешка.
- Так что, малыш, расскажи мне еще раз, как тебя там трахал твой любовничек, - рука Хинли притискивала его к спинке дивана, не давая вывернуться. - Он тебя хорошо отымел, да? И в зад, и в ротик? Тебе нравилось у него в рот брать, да?
О Господи… какое-то упрямство заставило его кивнуть.
- Он лучше, чем ты, - прошептал он.
- Я так и думал, - довольно усмехнулся Хинли. - Только вот, что интересно... почему это твой такой замечательный любовничек хранит у себя дома вот это?
Какой-то браслет? Слайвер не знал, что это - прищурился, пытаясь рассмотреть. На браслете были какие-то буквы, но так их было много, что он не мог прочитать.
- А ты случайно не заметил, что у него чего-то не хватает - когда обслуживал его? Например, между ног? Интересно, как это ты трахался с мебелью, а?
В первый момент слова Хинли не имели смысла - а потом Слайвер решил, что он не собирается этому верить. Хинли лгал - пытался сделать ему больно, отомстить. Этого не могло быть, просто не могло... Катце не был...
- Какой сюрприз, да? Твой покровитель из Танагуры оказался кастратом. Ну, тебе ведь всегда везет, маленький принц.
Хинли захохотал. И этот презрительный, несомневающийся смех был именно тем, что заставило Слайвера поверить.
- Связался с кастрированным ублюдком…
Слайвер бросился на него. Один удар - в пах - все же достиг цели - Хинли взвыл. Но уже в следующую секунду пощечина отбросила Слайвера на диван. В голове у него зазвенело. Хинли ударил снова, разбивая ему губы, потом еще и еще, пока Слайвер не скорчился от боли, задыхаясь. И все же слабость была не только от этого. Слабость была внутри него.
Значит, вот почему… Он вспомнил спокойный, задумчивый голос Катце, доносившийся до него в темноте:
- Я просто не тот человек, который может сделать тебя счастливым - который может сделать кого-либо счастливым.
Вот почему… вот почему он не хотел иметь дело со Слайвером... он... он вообще не мог…
- Ты что это? - рука Хинли вплелась в его волосы, развернула его лицом вверх. - Плачешь? Первый раз вижу, чтобы ты плакал. Из-за кастрата, что ли? Не волнуйся, от меня ты получишь все, что тебе не хватает.
Он снова чувствовал, как Хинли стягивает с него штаны - но эти ощущения были смутными, как будто это происходило не с ним. Он даже не вздрогнул, когда Хинли вошел в него. На диване перед ним лежал серебристый тонкий ободок браслета - и теперь Слайвер мог прочитать, что там было написано: “Мебель F103M, собственность Ясона Минка.”
Слайвер вытянул руку, коснулся браслета кончиками пальцев и не отпускал его, пока Хинли не кончил.
- Впрочем, кастрат или нет, а он может быть полезен, - проговорил наконец Хинли, закуривая. - И если он хочет вытащить тебя отсюда, то ему придется постараться и ради меня. Ты мой билет в лучшее будущее, малыш.
Он сел в кресло, расставив ноги, поманил Слайвера - и тот послушно опустился на колени, склонился к паху Хинли, вылизывая его обмякший член. Хинли потрепал его по голове.
- Давай, работай. По крайней мере, будет нескучно ждать, пока твой дружок вернется.
Браслет Слайвер продолжал сжимать в руке.
- Рауль, ты слышишь меня? - Катце не ждал ответа; просто звук его собственного голоса помогал ему бороться с горячими волнами паники. Он притормозил на перекрестке, обернулся; лицо Рауля, с промокающей кровью повязкой на глазах, казалось восковым. Его зубы были сжаты между полуоткрытых губ. - Черт, черт возьми, ну почему…
Что же Она сделала с ним? Это было хуже всего - не знать. И еще думать, что если бы он, Катце, не задержался, не ждал так долго возле дома - то, может быть, что-то можно было бы предотвратить.
- Рауль, прости, что я говорю с тобой. Я знаю, ты меня ненавидишь. Но это хорошо, ненавидь меня - только пожалуйста, пожалуйста, приди в себя.
***
Он знал, что то, что он говорит это, не имеет никакого значения. Да, Рауль ненавидел его. И он не нуждался в разрешении Катце. Так что, ничего не могло измениться. Но Катце больше не мог думать логично. Каждый раз, когда он слышал судорожный вдох-всхлип Рауля, он сжимал руль так, что пальцы немели - и все же машина виляла; к счастью, улицы были почти пусты.
Что, если Рауль умрет? Он не мог думать об этом - но мысль билась назойливо, как попавшая в паутину муха. Умрет вот так... даже неизвестно, что с ним - невозможно помочь.
Блонди нелегко было убить. Но иногда это получалось.
Я не могу потерять его, отчаянно подумал он. Напомнил себе: ты уже его потерял. Нет, не так… если Рауль никогда в жизни не посмотрит на него, это ничего, пусть будет так. Только пусть Рауль придет в себя, пусть с ним все будет в порядке.
Он затормозил возле дома. Автомобиля врача все еще не было - но Катце надеялся, он будет с минуты на минуту. Он открыл дверцу, склонился к Раулю. Его снова затрясло - видеть Рауля в таком положении - в этом было что-то чудовищно неправильное, что-то ненормальное. Катце провел рукой по мягким волосам, приобретшим какой-то грязновато-бурый цвет от крови. Если бы Рауль был в сознании, он никогда бы не позволил этого - никогда бы не позволил Катце дотронуться до него. Эта мысль кольнула, как иголкой, но еще более шокирующем было ощущение промокшей повязки под его пальцами. Катце отдернул руку. Рауль мучительно изогнулся, забился на сидении; Катце подхватил его, ощутил сопротивление. Зубы у Рауля были оскалены - очередная судорога сотрясла его.
Катце держал его, прижимая к себе, пока это не закончилось. Руки у него заныли от усилия.
- Шш, все будет хорошо, любимый…
Он ощутил странное чувство, когда необходимость держать Рауля, прикасаться к нему, прошла. Кажется, он назвал Рауля “любимым”... конечно, разве он мог бы сказать что-то еще.
- Все будет хорошо, - повторил он. - Я знаю, ты сможешь - ты сильный. Ты справишься и с этим.
Он снова забросил руку Рауля себе через плечо, вытащил его из машины. Тело Рауля, опирающееся на него, было тяжелым и обмякшим. Голова Рауля упала на плечо Катце; сердце у Катце сжалось от этого бессознательного жеста. Он больше не сдерживался, прижимал Рауля к себе все время, пока они ехали в лифте. Наверное, это был последний раз, когда он мог держать Рауля - хотя бы так...
Он повернул ключ в двери, заметил, что замок щелкнул как-то странно, но не успел задуматься об этом.
- Стой смирно. Слышишь, что я говорю?
Этого человека он никогда раньше не видел. Потрепанное лицо и тонкая косица, перкинутая через плечо. На полу, возле ног незнакомца - Слайвер, глаза широко распахнуты. Рука человека оттягивала голову мальчишки назад за волосы, а кончик ножа упирался прямо в ямку между ключицами Слайвера.
- И лучше не дергайся - если не хочешь, чтобы я отпилил ему голову, как куренку.
Губы у Слайвера были рассечены, под глазом свежий синяк - Катце поморщился. Он замер, поддерживая Рауля, чувствуя, как блонди снова начинает дрожать в преддверии судорог.
- Значит, это ты стрелял.
- Ага, я, - мужчина хохотнул. - Немного не вышло.
Катце увидел, как Слайвер вздрогнул - и под острием ножа показалась капелька крови. Взгляд у мальчишки был почти безумный - такой отчаянный, и Катце внезапно понял, что еще чуть-чуть - и он просто рванется вперед, насадит себя на нож.
- Слайвер, не двигайся. Пожалуйста.
- Да, малыш, осторожнее, я не хочу тебе повредить, - подтвердил мужчина. - Если он меня к этому не вынудит, конечно.
- Что тебе нужно?
Что он еще мог сделать? У него был парализатор в ящике стола, но до него было слишком далеко - слишком большой риск. И врач должен был быть здесь в ближайшее время - так что ситуацию надо было уладить как можно скорее.
- Вот это другой разговор, - мужчина усмехнулся. - Я был уверен, что мы поймем друг друга. В конце концов, мы же земляки.
Катце был слишком напряжен, чтобы задуматься над этими словами.
- Так что именно ты хочешь?
- Ты наверняка догадываешься, что. Я хочу смыться отсюда, с этой планеты.
- С чего ты решил, что я могу это сделать?
Он не мог этого сделать для Слайвера, ничего не добился - и этот сукин сын, этот ублюдок полагал, что для него…
- Придется постараться. И мне, конечно же, нужны будут деньги. Я ведь отказываюсь от пятисот тысяч ради этого.
Дерьмо собачье. Конечно, это был блеф - и они оба это знали: он не смог бы сдать Слайвера без всесторонней проверки со стороны Юпитер - и ему был бы конец. Но в том, что он успеет убить Слайвера, Катце не сомневался.
Дыхание Рауля снова стало прерывистым, захлебывающимся. Катце сжал руку вокруг его талии.
- Хорошо, давай обсудим это. Но сначала мне нужно сеть на диван. Я не собираюсь делать никаких глупостей, мы просто подойдем к дивану и сядем.
Он увидел, как глаза ублюдка, словно червяки, ощупали Рауля.
- Ты еще кого-то сюда приволок? Ну ты совсем сдвинулся, парень.
Катце облизнул губы; он не собирался реагировать. Следя за ножом, он двинулся к дивану, уложил Рауля. Тот вздрагивал; голова у него моталась по подушке - и Катце снова начал гладить его по волосам, полуосознанно.
- Смотрю, ты на короткой ноге с этим блонди, да?
Только сейчас Катце осознал, что этот тип, очевидно, не узнал Рауля. Впрочем, это было понятно - почти все лицо Рауля было закрыто... а волосы - на то они были и блонди, чтобы их волосы выглядели почти одинаково.
- Послушай… я смогу сделать так, чтобы ты выехал с Амой - не волнуйся. Насколько я понял, они не знают, что ты в чем-то замешан, правильно?
Он услышал нервный смешок в ответ.
- Похоже, что так. Они ищут кое-кого другого... малыша. Вот только есть люди, которые знают куда больше.
Ну конечно. С чего бы ему было пытаться убить сенатора, если бы кто-то не управлял им?
- И эти люди считают, что я им что-то должен. После “заговора высших”, ты понимаешь. А я считаю по-другому.
- Что тебе должны.
- Именно так. И эти долги придется платить тебе, мебель.
Кажется, это прозвище будет преследовать его всегда - здесь, на Амой. Хотя... не за этим ли он вернулся?
- Я заплачу, - собственные долги или чужие - все равно. - Я обещаю. Отпусти его - не бойся, я не причиню тебе вреда.
- С чего ты взял, что я боюсь? - однако нож только слегка отодвинулся от горла Слайвера. Катце глубоко вздохнул.
- Хорошо. Тогда…
Он видел, как это приближается - как тело Рауля начинает прогибаться в судороге - и прижал его к дивану - оглянулся на ублюдка.
- Не обращай внимание, это просто…
Потом он уже не мог говорить - ему нужны были все силы, чтобы удержать Рауля - а в висках у него непрерывно билась одна мысль: пожалуйста, пожалуйста, пусть это закончится, пусть ему не будет больно. Он не видел ничего, кроме искаженного рта Рауля, не слышал ничего, кроме его прерывистого, неглубокого дыхания - до тех пор, пока все не закончилось - и Рауль обмяк в его руках, как и прежде.
А потом до него донесся издевательский смех.
- Что, у блонди проблемы? Мне это нравится. Но ты, парень - ты действительно попал. Дефектный блонди - да еще пацан - что ты собираешься с ними делать?
Катце сжал зубы, чтобы не сказать ничего, что могло бы обозлить ублюдка. И если уж на то пошло, тот был прав: он действительно не знал, что ему делать.
Мужчина внезапно перехватил Слайвера за шею, подтянул ближе - и впился в его губы поцелуем. Рука с ножом опустилась на колени, и Катце подумал, что он мог бы рискнуть… Но нет, он не успел бы - он знал это. Горло Слайвера судорожно дернулось, когда язык мужчины скользнул ему в рот слишком глубоко.
- Я буду скучать по тебе, маленький принц, - проговорил мужчина, отпуская его. Слайвер снова скорчился на полу, обнимая колени. - А теперь давай решим, как ты меня будешь отсюда вытаскивать.
Это было сказано для Катце - и в голосе мужчины не было сомнений, что все будет по его. Даже его хватка на ноже ослабла. Он вытащил из кармана сигареты, достал одну.
Пачка показалась знакомой. Торопливо, Катце обшарил глазами стол, комнату. Кажется, он оставил ее на столе… или на полу... а теперь она была в руках у ублюдка… и сигарета, которую он сжимал между губ, была черной. Огонек зажигалки вспыхнул в руке.
- Не кури это.
Катце сам не знал, почему он сказал это - ради Юпитер, у него не было оснований желать добра этому подонку. Просто еще одна смерть на его совести... смерть, которую он приготовил для себя - это было бы слишком.
На мгновение рука с зажигалкой застыла в воздухе. Ехидный голос:
- А что, пожалел сигареты? Небось дорогие, да? У нас в Цересе такие не достать.
А может быть, Катце знал, что если попытается его остановить, то тем вернее заставит ублюдка закурить. Конец сигареты вспыхнул оранжевым пламенем. Затяжка; струя дыма, выпущенная в воздух.
Когда-то он уже делал это - передал другому сигареты, приготовленные для себя. Когда-то он уже убивал вот так - позволил Рики умереть, потому что не хотел, чтобы Ясон оставался один в те последние минуты. Сколько раз он думал с тех пор, что ему стоило самому вернуться тогда к Ясону, вместо Рики. Он думал, что Ясон хотел, чтобы Рики был вместе с ним, что это сделало его счастливым. Но разве это возможно?
Видеть, как человек, которого ты любишь, умирает вместе с тобой - кого это могло сделать счастливым?
- Мне нужно триста тысяч. Ты должен будешь перевести их на счет в межпланетном банке.
- В каком именно банке?
У него не было трехсот тысяч, но это не имело значения.
- Не играй со мной, парень. В банке, где я смогу добраться до них.
- “Пасифик Тайм” подойдет?
Дилер, продавший ему сигареты, показал ему пленку, как убивает Black Moon. Это было безболезненно - ты просто засыпаешь. Веки становятся тяжелыми, реальность расплывается - но ты не чувствуешь ничего.
- И не пробуй меня обмануть - ты понял, мебель?
- Хорошо. Сейчас я подойду к компьютеру и сделаю трансфер.
- Без резких движений. Я слежу за тобой.
Катце поднялся. Рауль вздрогнул, словно что-то побеспокоило его.
- Я передумал - пусть это будет четыреста тысяч. За мальчишку ведь обещают пятьсот.
- Хорошо.
Хоть миллион - он мог обещать все, что угодно. Человек потер глаза тыльной стороной руки, как будто веки у него саднило.
- Не думай, что ты можешь меня обма…
Он не закончил. Его тело внезапно обмякло, нож выскользнул у него из руки - и недокуренная сигарета упала на ковер. Катце сделал шаг, наступил на нее, растаптывая. Все было кончено.
Несколько мгновений он просто стоял, глядя на обвисшее в кресле тело - на спокойное лицо, ставшее почти привлекательным в смерти. Наступившая тишина была оглушительной - неглубокое дыхание Рауля было единственным звуком, казавшимся таким далеким.
А потом он услышал короткий вздох Слайвера.
Глаза у мальчишки были огромные, как блюдца - и взгляд застыл на безжизненном теле, словно он не мог не только поверить в то, что произошло, но и понять это. Он сидел у ног человека, глядя вверх - судорожно ловя ртом воздух. Внезапно Катце испытал приступ ужаса. Ему сказали, что выдыхаемый дым безвреден - но что, если это было не так - что если мальчишка тоже получил дозу яда?
Он схватил Слайвера за плечи, рванул вверх, заглядывая ему в лицо. Несколько секунд мальчишка, казалось, не узнавал его - и за это время Катце успел пройти через ад. Потом глаза Слайвера сфокусировались на нем - и очередной судорожный вздох превратился в всхлип.
- Все в порядке? - Катце не знал, спрашивает ли он или пытается убедить себя. - Ты в порядке, да?
Руки Слайвера рванулись, обхватывая его - и мальчишка прижался к нему, с силой, которую Катце даже не подозревал в нем. Он чувствовал, как маленькие пальцы вцепились в его куртку, как будто Слайвер пытался притиснуться к нему еще ближе. Всхлипывания мальчишки отдавались в его теле.
Его снова охватил страх - другого рода - как тогда, когда он держал в своих объятиях всхлипывающего Рауля - что он не знает, что ему делать, что он не заслужил такого доверия. Всю жизнь он пытался сделать так, чтобы не подпустить к себе никого на достаточно близкое расстояние - он просто не умел быть ни с кем рядом. Но теперь у него не было выбора, да?
Он поднял Слайвера - мальчишка казался почти невесомым. Горячий лоб Слайвера прижался к его плечу, а тонкие руки по-прежнему обнимали его за шею.
- Пожалуйста, - прошептал Катце, - прости меня.
Он почувствовал, как Слайвер дернулся - и внезапно в его всхлипываниях появился другой звук, попытка выговорить что-то. Это не очень хорошо получалось, какое-то время Катце не мог понять ничего - и только потом он стал улавливать слова:
- Я не хотел, чтобы он приходил… он следил за мной... я не хотел, чтобы он вредил тебе…
- Все хорошо, не бойся, - все вовсе не было хорошо, но что он еще мог сказать? - Все закончилось.
- Он умер?
- Да.
Он почувствовал, как Слайвер снова всхлипнул, на это раз почти беззвучно. Он не знал, был ли это все еще шок - или горе от того, что мужчина, кем бы он ни был, был мертв. Он держал Слайвера на руках еще немного, пока мальчишка почти не перестал дрожать, потом поставил его на пол, заглянул в заплаканное лицо.
- Мне нужна твоя помощь, хорошо?
Кажется, он сказал то, что нужно - Слайвер кивнул, серьезно.
- Сейчас сюда придет один человек - надо убрать этого...
- Его зовут Хинли… звали.
- Хинли.
Мысль о том, чтобы делить квартиру с трупом, была не слишком приятной - но что было делать? Катце подтащил Хинли к чулану, запихнул туда. Он увидел, как Слайвер наклонился за ножом, поднял его. Что-то соскользнуло у него с руки, упало с мягким стуком на ковер. Браслет мебели.
Ну конечно… вот, откуда Хинли узнал. На мгновение Катце встретил глаза Слайвера и понял, что тот знает. Но времени думать об этом не было. Дверь чулана захлопнулась, скрывая Хинли. Катце вернулся в комнату и сел на диван рядом с Раулем. Теперь нужно было только ждать.
Узкая тень упала на него - он поднял глаза и увидел Слайвера, заметил его застывший взгляд, обращенный на Рауля. Если Хинли не узнал бывшего сенатора, то Слайвер каким-то образом сумел это сделать.
- Не говори ничего, - Катце услышал предупреждение в своем голосе. - Это не сенатор… то есть, он другой человек, он не виноват ни в чем.
Конечно; это я виноват во всем, добавил он.
Широко распахнутые глаза Слайвера остановились на его лице - все такой же говорящий взгляд. Мальчишка покачал головой и не произнес ничего.
Стук в дверь. Катце быстро указал на соседнюю комнату. Слайвер вышел.
***
Резкий порыв ветра, неожиданно холодный, ударил в лицо. В рассветных сумерках медленно гасли тусклые огни. Катце притворил окно. Курить хотелось почти невыносимо, он, казалось, мог ощутить знакомый привкус дыма. Но вряд ли он мог бы взять незаконченную пачку сигарет с трупа Хинли. Может быть, он вообще бросит курить. Если только у него будет для этого достаточно времени.
Позади него тихо, безостановочно мурлыкал телевизор. Перемена носителя сенатором Юпитер была главной новостью - даже отодвинула на второй план поиски Слайвера. Впрочем, никто не отменил награду.
Мальчишка сидел в кресле, поджав ноги, с чашкой кофе в руках и хрумкая печеньем - единственное, что нашлось у Катце из еды. В любом случае, кажется, он не замечал, что ест - взгляд у него был почти отсутвующий, направленный на экран, где юный Ясон, позируя в своем алом плаще, объяснял причины необходимости переноса сознания в другое тело.
Иногда Катце видел, как Слайвер переводил странно вопросительный взгляд на лежащего на диване Рауля.
Врач ушел час назад. За что Катце ценил его - так это за то, что он не задавал лишних вопросов. Единственное, что он сказал, когда смыл кровь с лица Рауля:
- Мне было интересно, что произошло с предыдущим носителем. Вот оно, значит, как.
Но его любопытство не сделало его движения менее точными и ловкими.
- Восемь порезов, достаточно глубоких. Я наложу фиксирующую пленку, но должен предупредить - шрамы все равно останутся.
Катце повел плечами, как будто ему внезапно стало тесно. В этом было что-то чудовищно несправедливое, что утонченная, фарфоровая красота Рауля должна была быть повреждена. Шрамы - это было для обычных людей, для таких, как он. С Раулем этого не должно было случиться.
Он будет страдать, когда узнает, подумал Катце - а потом другая мысль пронзила его, жгучая, как огонь. Если только Рауль узнает... если только он придет в себя.
- И он не будет видеть левым глазом, - добавил врач.
Катце хотелось, чтобы он ослышался - чтобы это было не то, что он произнес. Но не было никакой ошибки. И все же... даже с этим можно было жить - Рауль справится с этим; если только он сможет справиться с тем, что разрушает его изнутри.
- Но что с ним - почему он вот такой?..
- Не знаю, - голос врача стал более холодным, словно он пытался отгородиться от вопросов. - Я не умею лечить блонди с поврежденной психикой. Я дал ему успокоительное - так что пока он будет спать. Может быть, он справится сам. Может быть… ему нужна будет помощь квалифицированных специалистов.
Квалифицированных специалистов? Типа корректировщиков личности? Я не отдам его Ей, отчетливо подумал Катце. Он не верил в Ее помощь - после того, что Она сделала с Раулем, выбросила его, как использованную вещь.
Хотя, может быть, у него не будет выбора
И вот теперь Рауль, с узкой повязкой, закрывающей верхнюю часть лица, лежал на диване, укрытый пледом - такой бледный, что, если бы грудь у него слегка не поднималась от дыхания, можно было бы принять его за мертвеца.
Впрочем, что если так оно и было? Что если его сознания было мертво? Успокоительные сняли судороги, но кто знает, что происходило у него внутри, что невозможно было видеть.
Нет, Катце отказывался думать об этом. Он сжал кулак, остановил себя за мгновение до того, как ударить по стеклу - только вонзил ногти в ладони поглубже. В кресле Слайвер зашевелился, глубоко вздохнул.
- Вы его любите, да?
Катце чуть не рассмеялся. После всего, что произошло - это действительно был самый важный вопрос, не так ли?
- Да, - сказал он. Не потому, что Слайвер ожидал ответа - а потому что ему самому хотелось это сказать.
- А он вас?
- Я думаю, он меня ненавидит. Видишь ли… - он не знал, как это сказать - слишком много пришлось бы говорить, чтобы сказать всю правду. - Я... погубил его. Я вообще сделал слишком много всего… люди погибли из-за меня... в Цересе… может быть, это все равно бы произошло, даже если бы я и не сделал того, что сделал. Но может быть… может быть и нет.
- Ты тоже должен меня ненавидеть, - неловко закончил он. Он знал, что именно Слайвер ответит, еще до того, как тот начал отчаянно мотать головой, словно пытаясь избавиться от слов, произнесенных Катце.
Наверное, это было хуже всего - что мальчишка ему так доверял. Когда-нибудь Слайвер поймет, что Катце говорил правду… то есть, если у него будет время понять.
- Если бы я знал, - сказал Слайвер, - что он тот, кого вы любите... я бы не стрелял. Правда.
Несколько мгновений Катце смотрел на него - пока значение этих слов не дошло до него. Слайвер уткнулся в чашку, чуть ли не загородился ею - как будто стыдился того, что сказал. Катце сделал несколько шагов к нему, коснулся его щеки - и мальчишка прильнул к его руке, торопливо и жадно.
- Спасибо, - проговорил Катце.
На мгновение ему показалось, что ничего больше не существует - только это место, только они втроем - и что вот так, рядом с Раулем, рядом со Слайвером, он мог бы остаться навсегда. Островок тишины в бурю. Но он знал, что так им уберечься не удастся.
Ему нужно было сделать что-то, нужно было вытащить их отсюда - пока не поздно. Слайверу больше не на кого было рассчитывать, а Рауль... Катце должен был их спасти.
И будь он проклят, если он не сделает этого.
Экран компьютера замигал бледно-голубым. Он коснулся клавиш и почувствовал привычную легкость соединения с машиной. За компьютером ему не надо было сомневаться ни в чем, он доверял себе - он знал, что все делает правильно.
Он хорошо помнил, где находился тот файл; хотя за десять лет он ни разу не прикоснулся к нему, даже не чувствовал желания сделать это. Один из двух файлов, которые ему удалось тогда открыть из дома Ясона. На мгновение руки Катце застыли над клавиатурой; он снова вспомнил ту ночь, когда Ясон должен был уничтожить, но только отметил его. Ясон никогда не спрашивал его, что он успел сделать с теми файлами, что открыл; если бы он спросил, Катце ответил бы ему - страх и благодарность не позволили бы ему утаить. Но Ясон, наверное, думал, что Катце едва успел взглянуть на них.
Катце никогда бы не использовал их. Но сейчас... у него не было другого выхода.
Файл был на месте. Он прикрепил его к письму, запустил программу и откинулся в кресле. В действительности он не колебался; просто на мгновение ощутил такую слабость от того, что собирался сделать. Но может быть, Ясон простил бы его. Он нажал кнопку вызова.
- Я хочу поговорить с сенатором Юпитер.
Позади него Слайвер издал короткий удивленный вздох.
- Оставьте свое сообщение.
- Нет, я должен поговорить с Ней лично. Речь идет о безопасности Танагуры.
Он знал, что разговор фиксируется, что трейсер уже определили источник звонка. Но это не будет иметь значения, они все равно не успеют.
- Передайте Ей, что файл 786 направлен федеральному правительству.
Пауза. Сколько времени у них займет, чтобы проверить это... и понять, что они не смогут это предотвратить? Они попытаются, конечно, он знал. Но Леон ведь не зря так настаивал на том, чтобы воспользоваться его услугами - Катце действительно был лучшим здесь, на Амой. Секунды проходили в молчании.
- Скажите еще раз, что вы хотите.
- Свяжите меня с сенатором.
- Сенатор Юпитер на совещании.
- Я думаю, что уже нет.
Он ждал этого, рассчитывал на это - и все же, когда на экране перед ним возникло тонкое юное лицо с прозрачно-голубыми глазами, он вздрогнул.
- Гражданин K1418D пытается шантажировать свою родную планету?
Голос был чуть насмешливым - тот голос, которым Ясон иногда говорил с кем-то, кто делал какую-нибудь смешную глупость - ничего такого, что заслуживало бы наказания - просто мелочь. Голос был немного выше и еще по-ребячьи колеблющимся - но тон, выражение… каким образом Ей удалось овладеть им?
Он не мог думать об этом, не должен был; даже смотреть на это лицо, в его душераздирающей красоте, было невыносимым. Ясон... Катце был готов умереть за одну его улыбку, за его одобрение - умер бы с радостью, если бы Ясон захотел этого.
Это не Ясон; это Она.
- Федеральное правительство получит этот файл через... 56 минут 32 секунды. Вы не сможете остановить передачу. Если каждые две минуты я не буду вводить новый пароль, передача данных произойдет автоматически.
Наверное, Она уже знала все это - Ее люди уже попытались и поняли, что не справляются - иначе Она бы не разговаривала бы с ним. Две минуты - он специально сделал промежуток таким крошечным - чтобы у Ее людей не было шанса атаковать.
- Файл десятилетней давности. Гражданин уверен, что федеральному правительству интересно будет это узнать?
- Насколько я помню, единственным основанием для вмешательства во внутренние дела Амой явялется угроза безопасности другим планетам. Сепаратные переговоры с Келлой - это достаточная угроза.
- Переговоры никогда не были завершены.
- Верно. Возможно, федеральное правительство предпочтет игнорировать факт переговоров. Но что, если нет? Что, если они только ждут повода, чтобы вмешаться?
Он видел, как тонкая морщинка пересекла чистый лоб Ясона, как светло-голубые глаза потемнели в задумчивости. Это мальчишеское лицо было более выразительно, чем лицо взрослого Ясона - и от этого еще более прекрасно. На него было больно смотреть.
Когда-то он скорее позволил бы разрезать себя на кусочки, чем вызвал бы огорчение Ясона. Но… но это был не Ясон; Катце снова напомнил себе об этом - должен был напоминать ежеминутно, иначе он просто не смог бы завершить то, что делал.
- Гражданин K1418D готов подвергнуть опасности целую планету?
- Надеюсь, что мне не придется этого делать.
Всего несколько часов назад он сам был объектом шантажа, когда Хинли пытался играть им. И вот теперь они поменялись местами; Хинли был мертв... а Катце почему-то надеялся, что ему удастся вытянуть это.
Тонкое лицо Ясона на экране снова стало спокойным, как будто он даже находил это чуть забавным.
- И что же хочет мой гражданин?
- Мне нужно, чтобы с мальчика были сняты обвинения в покушении на сенатора. Мне нужно разрешение на выезд. Для него, для меня и...
- Он с тобой, я так понимаю?
Не было смысла отрицать это. Катце кивнул. Он ждал, что Она скажет, что преступления такого рода не могут быть прощены, ждал даже, что экран может погаснуть - и начнется штурм. Вместо этого легкая улыбка пробежала по Ее губам.
- А мой Рауль - тоже у тебя?
Он вздрогнул. Она слегка склонила голову набок; светлые пряди упали на алый шелк плаща. Ясон никогда не носил красного…
- Я помню твое лицо - видела его в мыслях Рауля. Он пытался скрыть это, глупый малыш. Как там твое имя… Катце? Ты причинил ему боль.
Я знаю… о Господи, я знаю.
- Мой бедный Рауль… как мотылек на пламя. Позволил себе то, что не нужно было позволять - и обжег крылышки.
А что с ним сделала ты? Катце бросил взгляд на утекающие секунды, ввел пароль.
- Мне нужно разрешение и на выезд Рауля. Мы трое должны беспрепятсвенно покинуть Амой.
- Ты многого просишь. И что ты предлагаешь взамен, мебель?
- Я остановлю передачу данных, когда мы будем вне территории Амой.
- Но как я могу тебе верить?
Это было почти смешно. Юпитер торговалась - с ним?
- Я не обману. У меня просто… нет выбора.
- Выбор есть всегда
Улыбка сделала лицо Ясона прекрасным - чуть задумчивая улыбка, словно он прислушивался к чему-то внутри себя.
- Ну что ж, гражданин K1418D. Возможно, мне просто придется поверить тебе.
Сигнал пришедшего сообщение показался ему оглушительным. Катце открыл его. Пропуска.
Он больше не мог терять время, торопливо распечатал их, потом перевел передачу кода на свой мобильный телефон, повернулся к Слайверу.
- Мы уходим.
Глаза у мальчишки были полубезумные, но он только послушно кивнул, вскочил на ноги. Катце подошел к Раулю, перекинул его руку себе через плечо. Все та же кататоническая покорность в теле блонди. Он слегка провел по волосам Рауля.
Я не знаю, хочешь ли ты этого… Прости, если я делаю не то, что ты хочешь.
Их не остановили ни разу - система оповещения работала отлично. Но всю дорогу Катце сжимал руль с такой силой, что его пальцы оставили следы на прочной обшивке.
Их ждали в здании космопорта. Одной рукой Катце продолжал поддерживать Рауля, другую держал на клавише телефона. Если они попытаются что-то сделать, он все же успеет…
Чего он не ожидал - так это увидеть, как андроиды расступились, пропуская вперед улыбающегося мальчика со струящимися серебристыми волосами. Чего он не ожидал - так это то, что видеть Ясона так близко, встретить его взгляд - не с экрана, а вот так - будет так болезненно.
- Значит, вы уезжаете?
Голос сенатора был почти мягким; уж лучше бы Она угрожала - с этим он знал бы, что делать. Но эта улыбка - так Ясон никогда не улыбался ему. Перед этим Катце был почти бессилен.
- Пожалуй… Я отпускаю вас.
Она сказала это так, как будто он не вынудил Ее - как будто это было Ее собственное решение - и с мгновенным ужасом Катце осознал, что это было именно так. Неужели он действительно думал, что может переиграть Юпитер? Она могла бы остановить его - если бы захотела. Возможно, Она все еще хотела этого.
- Ты позабавил меня, мебель. Возможно, мне стоит подумать о том, чтобы уделить немного больше внимания ублюдкам. В конце концов, они заплатили за то, что их предки пытались сделать. А если среди них есть настолько сообразительные особи…
Он не верил Ей. Но от него уже ничего не зависило. Он никогда больше не вернется на Амой - никто из них не вернется. Он чувствовал, как Слайвер вцепился в него - как испуганный маленький ребенок, как будто Катце действительно мог защитить его.
- Что ж, - светлые пряди чуть мотнулись, когда Она покачала головой, словно в раздумьи. - Идите.
Он сделал несколько шагов к пропускному пункту, когда Она снова окликнула его.
- Впрочем, вы ведь можете остаться. Я гарантирую вам неприкосновенность - всем из вас. Даже маленькому неудавшемуся убийце.
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Он не собирался покупаться на это - и по Ее насмешливому взгляду он понял, что Она знает это.
- Что - не веришь? А я поверила тебе.
- Нет, пожалуйста, нет, не надо, - он чувствовал, как Слайвер дергает его за рукав в панике, тихонько бормочет умоляющие слова.
- Я могу помочь вам. Могу даже восстановить психику моего прекрасного Рауля - если ты думаешь, что кому-то другому удастся это сделать - то ты ошибаешься.
Он бросил взгялд на занавешенное волосами, перечерченное белой повязкой лицо Рауля, ощутил тяжесть опирающегося на него полубессознательного тела. Если Она говорила правду… и если Рауль не придет в себя… что он будет тогда делать?
Почему ему захотелось верить Ей? Возможно, Она вмешивалась в его сознание... Он вдруг почувствовал так ясно - представил, как будто это действительно происходило - как Она подходит к ним - и он подчиняется Ей… и на миг ему показалось, что он испытал бы при этом облегчение.
Как он будет жить, если Рауль так и останется запертым в руинах своего собственного сознания? Как он будет жить, зная, что подвел его - в последний раз?
Мальчик-Ясон вытянул тонкую руку в белой перчатке, ладонью вверх - словно ожидал, что Катце положит в нее свою жизнь. И ему хотелось это сделать - хотелось почти непреодолимо.
- Пожалуйста, пожалуйста, не слушайте ее, - дрожащий голосок Слайвера доносился словно издалека - Катце почти не понимал слов. Он не видел ничего, кроме небесно-синих глаз Ясона. И он не хотел видеть ничего другого.
Разве он не мечтал умереть ради Ясона? Разве он хотел чего-то еще?
Да. Он хотел. Он хотел спасти Рауля - и спасти мальчишку… хотел, чтобы им больше не причиняли боли. Он хотел быть вместе с ними. Даже если он этого не заслуживал - он хотел быть с ними.
- Дайте нам пройти.
Легкая улыбка на лице Ясона не погасла - как будто ответ Катце был именно то, что Она ожидала.
- Да, конечно, - рука в перчатке опустилась. - Это твое решение. Желаю тебе никогда не пожалеть о нем.
Он слышал Ее голос все время, пока шел к выходу.
- Желаю тебе никогда не думать о том, что было бы, если бы ты остался - что, если бы я не обманула тебя. Желаю тебе никогда не вспоминать, что ты мог бы быть здесь - рядом со мной, служить мне всю свою жизнь - что ты мог бы смотреть в лицо Ясона до самой своей смерти. Желаю тебе быть счастливым с теми, кого ты выбрал… вместо меня.
***
Шаттл вышел за пределы территории, контролируемой Амой, когда до конца назначенного срока оставалось полторы минуты. Катце остановил передачу. Несколько минут он сидел, оценев, ожидая, что шаттл повернет обратно. Этого не должно было случиться - это была независимая транспортная компания - но что, если Юпитер удалось организовать это?
Ничего не произошло. Хрупкая стюардесса подошла к ним с подносом с напитками.
- Мальчик хочет посмотреть мультфильмы?
- Думаю, что хочет, - Катце улыбнулся ей.
Слайвер так и заснул, с наушниками на голове и разноцветными бликами от экрана, пляшущими на лице. Катце украдкой смотрел на его худенькую фигурку, скорчившуюся в слишком просторном кресле, на полуокрытый рот и темные ресницы, отбрасывающие тень на бледное личико.
В его руках длинные пальцы Рауля были холодными и безжизненными - лицо блонди запрокинуто, волосы падают, полузакрывая повязку.
- …если ты думаешь, что кому-то другому удастся это сделать - то ты ошибаешься, - слова Юпитер всплыли в его памяти, невыносимо отчетливые.
Она знала, как подобрать свои прощальные слова. Наверное, это было лучшее возмездие с Ее стороны.
Почти не сознавая, что он делает, он поднес пальцы Рауля к губам. Он знал, что не имеет права это делать, пользоваться тем, что Рауль не чувствует, не может оттолкнуть его. Но он просто не мог противиться этому желанию. Даже если он больше никогда не осмелится это сделать - сейчас ему нужно было чувствовать Рауля.
Неподвижные пальцы, которые он прижимал к губам, были мягкими, несопротивляющимися. Закрыв глаза, Катце поцеловал подушечки пальцев, вспомнив, как когда-то, так легко, Рауль касался его лица. Если бы была возможность повернуть время вспять, не делать всех ошибок, которые были сделаны...
Но он должен был жить с тем, что совершил - жить, потому что Слайвер нуждался в нем… и, может быть, Рауль тоже нуждался в нем.
- Я всегда буду с тобой, - прошептал он. - Пока ты не отвергнешь меня.
Когда пальцы в его руке дрогнули, он почти упустил этот момент, почти не поверил в это. А потом узкая сильная рука сжала его ладонь - и тогда он уже не мог сомневаться. Жаркая волна радости и паники затопила его.
- Рауль…
Лицо, полузанавешенное волосами, чуть изменилось, брови сдвинулись, как от боли. Катце ждал, затаив дыхание.
- Катце?
Он не знал, что сказать, мог ли он просить прощения, как было заставить Рауля выслушать его?
- Катце, ты здесь? Почему так темно, я ничего не вижу.
- Все будет хорошо, - прошептал он, - это просто повязка, ее скоро снимут.
Он увидел, как словно ток пробежал сквозь тело Рауля - его рука сомкнулась на ладони Катце с еще большей силой, почти ломая ему пальцы. Рауль нагнулся в его сторону, устремился вперед, как будто пытался увидеть его.
- Ты вернулся.
Да… ты можешь делать со мной все, что хочешь. Ненавидь меня; только не уходи опять в себя!
Он вздрогнул; не от боли в сжатой как тисками руке - этой боли он почти не чувствовал. Куда большую боль причиняла мысль, что сейчас Рауль отпустит его - никогда больше не захочет дотронуться до него.
Рука разжалась - и Катце едва не вскрикнул, так невыносим был этот прерванный контакт. А потом пальцы Рауля потянулись к его лицу, провели легко по губам, по щеке, коснулись век. Это было именно то прикосновение, что он никогда не мог забыть - легкое, как крыло, нестерпимо острожное.
- Это ты. Это действительно ты.
Что-то острое оборвалось у него в груди, раня осколками. Лицо Рауля расплылось у него перед глазами; но Катце ведь не плакал, он не имел права плакать. Пальцы Рауля дотронулись до его ресниц.
- Что это? Мокро.
Он покачал головой; бессмысленный жест, Рауль не мог его видеть - но Катце знал, что если он попытается произнести хоть слово, то не выдержит.
- Что-то случилось? Где мы?
Ему нужно было ответить; он сумел справиться с собой.
- На корабле. Мы улетели с Амой. Юпитер… отпустила нас.
- Мы вместе? - голос у Рауля прозвучал как-то странно, словно он не был уверен в том, что слышит.
Катце кивнул; он знал, что Рауль почувствовал его жест - ладонь Рауля все так же касалась его щеки.
- Если ты хочешь, - добавил он. - Если ты хочешь, мы будем вместе.
конец.
Juxian Tang Форс Мажор
© Copyright: Анна Феникс 2, 2024
Свидетельство о публикации №224100801826
Свидетельство о публикации №224100801826
Рецензии