Мухин

   Перепуганная с тёмной свалявшейся шерстью собачка прибежала с бывшей гулкой в дневное время стройки. Там она, за дырявым заборчиком в небольшом числе себе подобных, помогала ревностно сторожу охранять всяческую строительную надобность. Сторож, собирая по бакам пищевые отходы, сумрачным вечерком их подкармливал. Зато в ночное время, без особенных тревог, перелистывал красочные с картинками журналы или вволю отсыпался в тёплой уютной хибарке. Утром же, с приходом начальства, деланно позевывал и жмурил огнистые, будто от недосыпа, плутовские глазки. А немного погодя, чуть ли не бегом, мчался с коротенькой удочкой к речке наловить на ушицу зеленоватых ершей или таких же колючих краснопёрых окуньков под банку с мутной яблочной настойкой.

   Когда дом был отстроен, забор разгородили. Вместо горластых но дружелюбный работников появились нарядно одетые люди. Сообщили куда следует. Приехали «собачники» и, словом, голосистых охранников, мешавших теперь спокойно спать по ночам новоселам, не стало.

   Одной лишь собачке удалось избежать скорбной участи… У городской окраины спряталась она в зарослях крапивы, в проёме между железными с облупленной краской гаражами. Напротив, возвышался старый трехэтажный каменный дом с рядом окон, подслеповато выглядывающих из-за тучно разросшихся деревьев. Её заметили ребятишки. Приносили к лазу оставленные от завтрака блинцы, надкусанные пирожки и мало-помалу вытоптали вокруг жгучую крапиву. Расчесывая щёткой комковатую шерсть, наперебой спрашивали:

   - Тебя, как зовут?.. Жучка?.. Пальма?.. или...

   Кто-то произнёс: «Муха!» Она завиляла хвостом, радостно взвизгнула и, сделав стойку на задних лапах, проплясала.

   Потом, чтобы не заливал её дождь, ребятишки прикатили со свалки бубнящую деревянную бочку, отдающей духом квашеной капусты. К зимней суровой стуже натаскали в бочку разноцветной ветоши. А когда под ласковым весенним солнышком среди талого снега появились первые, исходящие витиеватым парком проталинки, обнаружили пополнение из трех подслеповатых щенят.

   - У Мухи народились дети! – забегали ребятишки, разнося по двору восторженную весть.

   С озабоченным любопытством стали к бочке подходить и взрослые люди с молочным питьем для счастливой мамаши.

   Неустойчивая с холодными заморозками весна переходила в лето. Неугомонно ворчливые сосунки подрастали. И уже делали первые робкие вылазки на тёплую землю, поросшую мягкой душистой растительностью… Но, случилась беда: заботливая родительница попала под тяжёлые колёса автомобиля.
 
   Вздыхая, к жалобно скулящим щенятам, приглядывались сердобольные люди. Одного - отвезли к родственникам на жительство в сельскую местность. Другого – пристроили к дачному участку. Последнего – никто не решался брать. Взрослея, он становился, будто увечной дворняжкой чёрно-белой масти, с закрученным набок в колечко хвостом. Хотя видимых признаков нездоровья в теле с гладкой, точно прилизанной шерстью не наблюдалось; морде же природа не уделила завидного участия. Начиная от кончика носа, включая и уши, разделяла как бы на двое. Белое вислое ухо покоилось на голове в бездействии, будто обмороженное. Чёрное, - напротив, – стояло остро торчком, и на малейшие звуки резво поворачивалась.
               
   - И в кого кобелёк такой выдался, – высказался как-то один из взрослых, - смотреть горько и смех разбирает?

   - Никто не знает, при каком ненастье проказливая сорока накаркала, - ответил другой, - известно только, что Мухин наследник.

   «Мухин, да Мухин», так взялась и прилипла к нему эта с лукавством, похожая на людскую фамилию, кличка.
               
   Что бы там ни было, время шло. В год, или может чуть позднее, Мухин оформился во взрослую средних размеров особь, наделенную необходимым чутьём и навыками в среде обитания известного людского коловращения. Он знал или предчувствовал, кто и когда из жителей должен выйти из дома на улицу; посидеть на лавочке или куда-то отойти по своим неотложным делам, а через определённые часы возвратиться. Сейчас же он с трепетным волнением дожидался белого, коротко остриженного, на тонких ногах пуделя Бобрика. На всех четырёх его лапах оставили шерсть, и тот казался обутым в маленькие сапожки. На голове развивался пуховый чубчик, уши свисали варежками - только глаза и нос блестели чёрными камешками, будто окропленные ранней утренней росой.
               
   Наконец-то в подъезде дома отворились двери. Чудесный приятель Бобрик появился.  Мальчик держал его на крепком поводке. Бобрик был очень стеснен в движениях. Мухин с заливистым лаем ринулся навстречу. С игривым урчанием они крепко обнялись и начали бороться. Мухин бормотал: «Как я р-рад, что у тебя есть хозяин, и только его одного полагается слушаться!» Бобрик хотел что-то ответить. Тем-то временем неподалёку с возгласами веселья, играя в мяч, появились дети. Друзья прервали борьбу, раздумывали: "Отчего, когда мячик подбрасывали вверх, он, стукаясь о землю, охал от боли? Но следом, все ниже и ниже отскакивая, катился сам по себе, будто посмеиваясь: "А-ха-ха!" Мухин не удержался, схватил в пасть упругий мячик и под забавную разноголосицу ребятишек стал гоняться от них по двору. Теперь-то ему завидовал Бобрик, потому что не может так свободно и когда захочется, вволю набегаться.
               
   Когда исчезало солнце и на землю опускались сизые блуждающие сумерки, во дворе становилось тихо. Мухин выбирал для лучшего обозрения, прогретую за день и изрытую детворой сыпучую горку с песком. Укладывал на лапы двухшерстную мордашку, поглядывал на припозднившихся прохожих. Если кто-то был ему не знаком и шел развязной покачивающейся походкой, он, взъерошив на холке шерсть, рычал: дескать, иди себе прямо и не ротозейничай по сторонам. Бродячих сородичей он так же отваживал здесь появляться: сердито заявлял о правах на обжитую им территорию. Хотя, бывало, лютым непрошеным гостем с пустыря, заросшего колким непролазным кустарником, наведывался лохматый пёс с огромной рыжей головой. Не признавая обыкновенных собачьих правил, злобно оскаливался и пожирал оставленное для него добрыми людьми пищу. Мухин пытался противостоять дерзостным выходкам. Однако сил не хватало: свирепым чужаком был не раз сильно покусан. Но вот показался высокий мужчина: в шляпе на бочок и с пышными подкрученными кверху усами. Присел на корточки, протянул открытую руку, произнёс:

   - Здравствуй, полуночник!
               
   Мухину доводилось наблюдать: как очень близкие по духу люди привычным рукопожатием приветствуют друг друга. Он с робким смущением кладёт свою холодную лапу в широкую тёплую ладонь. Мужчина крепко и с приятным потряхиванием пожимает лапу, приговаривает:
               
   - Ах, умный пёсик!.. Вот придёт утречко и дочурка Маша какой-нибудь вкуснятинкой угостит… Ну, пока-пока, дружище. Домой меня с работы заждались.
               
   Несколько погодя из подъезда выскочил на поводке, но только не маленький Бобрик, а другой четвероногий комнатный сородич: лупоглазый и бесхвостый бульдог. И хотя внешне казался суровым на вид, в отношениях всё-таки был общительным псом. Если бы не его грубого нрава владелец.
               
   - Фу! – цыкнул он бульдогу. - Не рвись к беспородной твари. Не то, в случае чего, к ветеринару не поведу, а брошу по среди дороги. И будешь не в квартире на мягком коврике полёживать… Вали, вали отсюда! – притопнул он. - Свезти бы тебя, как-нибудь с глаз долой, в лес к волкам.
               
   Опустив голову, Мухин пошёл прочь. Может не всё он полностью понял, что высказал ему злой нехороший человек. Всё-таки, с каким пренебрежением во взгляде и с грубой интонацией в голосе это выразилось, о многом догадался. Взвизгнув от горести, направился к канаве с застоявшейся дождевой водой. Увидал рядом со своим отражением круглую луну, сродни его миски, вылизанной до чистого оловянного блеска. 
               
   «Уж так-то всё на свете устроено, - тоном равнодушия молвила луна: – и солнце, и звезды для всех одинаково светят. Но каждому отпущено жить по-разному».
               
   Выпустив ковшиком длинный язык, он стал лакать холодную воду, по которой, волнуясь, начали разбегаться сверкающие круги. Луна, раскачиваясь и зеркально пластаясь, теперь казалось одарила его светлой добродушной улыбкой.
               
   Ушло в безвозвратное прошлое ещё какое-то время. Плохое забывалось. Зато надолго оставались в памяти счастливые жизненные моменты, где проявил он себя старательным участником в поисках утерянной связке ключей. За что был в самом лучшем виде вознагражден: свежей и полной, ни сколько не надкусанной, румяно поджаренной мясной котлетой. И как помог, согбенной годами старушке, донести до порога, взяв в пасть за лямку, тяжёлую сумку. А его незабвенные любимцы дети даже за малую оказанную услугу, а часто и просто так, из славного воздушного настроения, делились с ним хрустящими кукурузными хлопьями, душистым печеньем, а замечательнее всего: в жаркий день оставляли полизать, будто комочек талого снега, сладкое сливочное мороженое. «Ах, как много в жизни случалось хорошего!» 
               
   Однажды в яркий солнечный полдень, когда с высоких безоблачных небес спустилась во двор душная нестерпимая жара, он, ни о чём не думая, лежал с прикрытыми истомлёнными глазами в прохладе дающего спасительную тень дерева. Вдруг он услыхал острый пронзительный крик. Выскочил из укрытия. Представилась страшная картина: на жёлтой песчаной горке, обхватив от испуга голову трясущимися ручонками, лежало плачущее навзрыд дитя. А вокруг, поднимая тучей пыль, носился вскачь разъяренный рыжий пёс с пустыря. Мухин кинулся вперёд. Враг, лязгнув острыми клыками, тут же набросился на защитника ребёнка; мощными когтистыми лапами сшиб с ног и с остервенением взялся грызть. Мухин отчаянно сопротивлялся, но силы были далеко не равные. С минуту, не более, и с беднягой было бы всё кончено. Кровожадный хищник подбирался к хребту, чтобы уже напрочь его перегрызть. Неожиданно, зверски покусанный Мухин, собрался с последними силами, изловчился и вцепился тому зубами в низ шеи. Лохматый разбойник высоко подпрыгнул: пытаясь сбросить Мухина наземь. Но хватка была мёртвой, в самое горло. Тот прохрипел, завалился на бок, и, вскоре, откинув палкой хвост, затих навечно...
               
   Мухин только помнит, как его окровавленное с тяжким судорожным дыханием беспомощное тело кто-то бережно взял на руки и куда-то скоро-скоро понёс. Там ему прочистили раны, старательно перевязали бинтами. Прикрытый мягким бархатным пледом, он погрузился в долгий непробудный сон...
               
   Очнулся он в толстых глухих стенах с высоким белым потолком. Здесь не слышался обычный людской уличный гомон. От нашедшей тревоги он тоненько взвизгнул. А когда увидел над собой счастливо улыбающееся лицо Маши, успокоился. Девочка в трудную болезненную пору заботливо за ним ухаживала: остерегала покой, прикладывала к дрожащим его губам бутылочку с тёплым питательным молоком... Вскоре он повеселел и поправился, что даже как-то невзначай оказался на открытом удивительно свежем воздухе с яркой зелёной растительностью в широких и вольных просторах родного двора. От прыткой безудержной радости Мухин рванулся, чтобы вволю набегаться. Но, расшвыривая лапами комья земли, он почему-то оставался на месте. Шея будто удавкой была туго схвачена; он захрипел и чуть было не взвыл от жуткого собачьего расстройства. Когда же как следует осмотрелся: от его ошейника тянулся крепкий кожаный поводок, за конец которого удерживал, весело посмеиваясь, Машин папа... Он обо всём догадался.

   Тем-то временем, также будучи на поводке, с ним повстречался любезный приятель Бобрик. Барахтаясь с ним и ворча от удовольствия, он поведал ему о своем очень опасном и удивительном приключении. О том, как теперь он стал несказанно счастлив, потому что у него появился заботливый и добрый хозяин, которого с радостью всегда готов слушаться...