11. Необъявленная война

11. НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА. Сортируя пленников, взятых в бою на берегу Возжи, русские «спецслужбы» внезапно наткнулись на подозрительного бородача в монашеской рясе. После допроса с пристрастием выяснилось, что он является человеком Ивана Вельяминова. Какого черта этот монах приволокся на Русь, не известно. После пыток его обвинили в намерении при помощи «зелья» извести великого князя Дмитрия, а потом, уважая сан, угнали в какую-то глухомань в ссылку. Впрочем, никаких веских доказательств против него, судя по всему, не нашлось, иначе одной только ссылкой он бы вряд ли отделался. А чуть позже удалось выманить из Орды и самого христопродавца Ваньку. Взяли его в Серпухове, где он якобы пытался отравить Владимира Храброго. С этим же обвинением его потом и отправили на плаху. Казнили Ивана Вельяминова 30 августа в 4 часа пополудни на Кучковом поле. У всей Москвы на глазах палач мечом отрубил изменнику голову. Народ не смеялся, не улюлюкал и пальцами на Ваньку не показывал. Народ плакал.

Очень многие историки уверены, что все обвинения против Вельяминова были ложными, специально подогнанным под заранее известный приговор. Впрочем, и ответить на вопрос, какого ляда беглый Вельяминов притащился в Серпухов, они не могут. 

Сразу после свершившегося правосудия засобирался, наконец, в Константинополь на поставление непринятый Землей, но принятый властью местоблюститель московской митрополии Митяй. Он на удивление легко миновал ставку Мамая, получив из рук темника ярлык, так, будто бы тот заранее знал, что патриарх кандидатуру Митяя обязательно утвердит, и это в преддверии большой войны с Москвой. Какие темные дела творились за спиной Дмитрия Московского, и чьи именно интересы должен был защищать на Москве коломенский поп Митяй, назначенный Дмитрием в митрополиты, - сие никому не ведомо. До Константинополя Митяй все равно не доехал. На подступах к столице Империи он внезапно для всех вдруг взял да благополучно помер. Пожелав покойнику Царствия Небесного и дороги скатертью, послы московские почесали макушки и вписали в княжеские грамоты имя переславского архимандрита Пимена, что плыл вместе с ними. Его и повезли потом к патриарху на поставление. А чего такого? Как говаривал Кот Матроскин: «Главное – не нарушать отчетности!». Митрополита заказывали? Получите и распишитесь. А что зовут его не Митяй, а Пимен, так это уже детали. И смех, и грех, право слово! Чудны дела твои, Господи!

На Руси, меж тем, продолжала набирать обороты необъявленная война Москвы с Мамаевой Ордой и Ягайловой Литвой. Разъяренный истреблением одного из самых боеспособных своих корпусов Мамай ответил Руси набегом небольшого отряда татарской конницы на Рязань, чьи полки принимали участие в битве на Возже. Олег, не успевший ни ратей собрать, ни в Москву за помощью послать, укрылся в лесах, бросив свою несчастную землю на произвол судьбы. Разграбив пустые рязанские города и села, татары ушли в степь, и на какое-то время все стихло. Тогда, пользуясь затишьем на всех фронтах, встала на дыбы Москва, решившая, что засиживаться в обороне ей сейчас нет никакого смысла, и пора бы перейти в наступление, дабы вбить клин между владениями Ягайло и кочевьями Мамая. 9 декабря 1379 года из Москвы вышла в поход мощная рать под командованием князей Владимира Храброго Серпуховского, Андрея Ольгердовича Псковского и Дмитрия Боброка Волынского. Двигаясь по восточному краю литовских владений, московская рать вступила в Черниговскую Землю и без боя овладела Трубчевском и Стародубом. Сын Ольгерда, Дмитрий Трубчевский, перешел на службу к московскому князю и получил в кормление Переславль. Так же без боя сдался и Владимир Ольгердович Киевский. Во все освобожденные от литовских наместников города сели московские воеводы. Ягайло, погрязший в склоках с Орденом и в междоусобной грызне с дядей Кейстутом, помешать Москве не смог.

Такой неожиданный поворот событий заставил крепко призадуматься митрополита Киприана, который пережидал в Киеве кровавую литовскую смуту, вызванную кончиной Ольгерда. Киприан довольно быстро пришел к выводу, что Москва все же сильней, чем Вильно, а значит, есть смысл поменять хозяина. К тому же, митрополит и сам уже не верил в возможность спасения литовского православия от нарастающего католического натиска. Не исключено, что именно вмешательство Киприана помогло Дмитрию Московскому перетянуть православных сыновей Ольгерда на свою сторону без драки. По крайней мере, 5 февраля 1380 года духовник московского князя, Федор Симоновский, лично отправился в Киев звать митрополита на Москву. Для скорейшего примирения с Киприаном у Дмитрия были и иные, куда более веские, чем желание самого первосвященника, причины. Против «ручных» митрополитов восстало «черное воинство» - старцы. Сергий Радонежский, его племянник Федор Симоновский, братия знаменитого на всю Русь Троицкого Монастыря и многие другие начали роптать. Дмитрию пришлось признать свое поражение, унять княжескую гордыню и отказаться от своих планов раздела Русской Церкви на «свою» и на «чужую».

Именно в эти пропитанные напряженным ожиданием войны дни на Руси произошло чудесное знамение, всколыхнувшее богобоязненную страну похлеще всяких там затмений, солнечных пятен, чумы и пожаров. С быстротой молнии по Владимирской Земле начали разлетаться вести о чудесном явлении Богородицы радонежскому игумену Сергию. Дева Мария явилась старцу не во сне и не голосом свыше, а наяву, во время молитвы, да еще и в сопровождении двух апостолов. Сказывали, что тому были свидетели, и что Богородица обещала Сергию свое неотступное покровительство Земле Русской и призывала православный народ к стойкости. Чего-то подобного, таких вот слов ободрения, произнесенных с Небес, ждала сейчас вся страна – страна, изготовившаяся к смертельной схватке со своим самым главным и самым страшным врагом. Радостному известию народ поверил сразу и безоговорочно. Уставшие от бесконечных жизненных передряг люди ждали от Всевышнего помощи, надеялись на его помощь и были уверены, что он поможет, обязательно поможет. Скептики – а такие, разумеется, были и в ту эпоху, особенно в среде иерархов, – предпочли промолчать, ибо настроения, царившие в обществе, были не в их пользу.

Весьма символично и то, что в те же годы на Русь по приглашению нижегородских властей прибыл основоположник целого направления русской иконописи византийский художник Феофан Грек. Вдохнув полной грудью терпкий обжигающий холодом воздух незнакомой Земли, он решил остаться здесь навсегда, ибо в этой стране жили люди, которому его искусство было понятно и необходимо. Не менее символично и то, что в эти же мрачные, но одновременно и светлые годы повсеместного духовного пробуждения народился на Руси мальчик, которого звали Андрей Рублев.