Ракетные стрельбы

Из воспоминаний прапорщика Анатолия Яворского

В далёком декабре 1985 г стоял я в очередную пятницу дежурным по парку 811 обс. Сижу в дежурке пред обедом, чую, клонит ко сну. Ну, думаю, скоро рота уйдет на обед, после баня, и никого в парке до вечера не будет.

Кимарю, тут звонок. Полошит дежурный по батальону: «Просыпайся, Анатолий! Давай, ноги в руки – комбат вызывает!» Нихрена себе, кручу мысли в голове, это где же я так набедокурил, что вызывает срочно сам комбат?

Предупредил об отлучке наряд, иду в кабинет комбата: «Тыщ майор, прибыл!» А в кабинете мимо самого комбата сидят НШ, замполит, и ротный на стуле елозит. Мысли у меня вообще вразлёт: может быть вправду чего-то натворил, что вся инквизиция собралась в одном месте?!»

Комбат не тушуясь: «Садись к столу, слушай сюда: ты Небит-Даг знаешь?» «Знаю не знаю, но бывал!» – отвечаю. «Где воинские части стоят, знаешь?» «Знаю, пехота стоит. Лётчиков – у них столовая во дворе музыкальной школы! За чугункой артиллеристы стоят, непонятные!» «Вот-вот! – тычет пальцем в небо НШ, – Вот они-то нам и нужны!»

Комбат откидывается на спинку: «Завтра, едва брезжит рассвет, поедешь в командировку. Срок неограниченный... Понял?» «Я в наряде по парку?» «Ничего, сейчас сменим с наряда, возьмешь документики, выпишешь продаттестат, ротный машину подготовит – Р-137, на ней и двинешь!»

Радиостанция средней мощи Р-137 стояла на базе ЗИЛ-131. Покочевряжился я перед ротным для соблюдения проформы, предупреждал, что станцию не знаю совсем – два раза был внутри и только? Потом стрелки переводил на прапорщика, знающего этот агрегат, но ротный успокоил: «Там нужна будет только сама станция! Блок один вытащат, а тебе даже работать на ней не придётся!»

Ну, ладно. Сняли с наряда, выписал документы, прихожу обратно в парк. Ротный уже выгнал машину из бокса, её заправляют, канистры заливают. Водитель был с этого осеннего призыва и самое большое, что ему выпадало, это марш в 200 км для получения разрешения на управление такого вида техники. Радист тоже лишь учебку закончил. Понимаю, что греха не оберусь с такой командой, но более опытных солдат на замену не нашлось.

Пошёл на кухню, выпросил мешок сухарей. Узнав, что мне в командировку ехать, начальник столовой сунул мне ещё пару коробок сухпая. На рассвете прихожу в батальон, бойцы мои спят, и будить их никто не собирался. Растолкал, пригнал в парк, пока то да сё – выехали часов в шесть.

Бахарден проехали нормально, миновали Кизыл-Арват, за ним вдруг попадаем в туман. Да такой низкостелющий и плотный, что дороги не видать. Поползли тише тихого и в момент туман рассеивается. Озираемся, смотрим указатели и понимаем, что мы на окраине Казанджика.

На обочине прапорщик, продавец палочек, инспектор ВАИ, с раскрашенной в ёлку машиной ГАЗ-66. Машет палочкой, встаём, предупреждаю водителя, чтобы вперёд не дёргался. Пока ботинки обул, ехал я – брючки на выхлоп, в парадной шинельке, правда – с пистолетом. Пока искал бумаги, водитель выскочил и отдал обочечнику путёвку и права. Тот суёт их в карман и в стойку: тут нарушил, тут оформлено не так, да и лампочка на фаре не горит?!

Подхожу: «Что нарушили?» ВАИшнк голову задирает, у вас пропуска нет, и номера не нашего гарнизона! Машина арестовывается, следуйте за мной в комендатуру.

Приезжаем, стучу водителю по мордам: «Сиди в кабине, дыши через раз!» Захожу в камору и с порога: «Документ наши возвращай и мы поехали!» А тот тоже с гонорком: «Ты что мне тут, права качаешь? Оформлю по всем правилам, там будем решать!» «Понял тебя!» – оседаю я, тут же поднимаю трубку коммутатора, там связистка. «Девушка! – говорю, – С Линзой соедини-ка меня, пожалуйста!»

ВАИ вытащила шары: «А ты куда звонишь?» «Как куда? Начальнику штаба доложить! Я же показвал тебе – у меня открытый лист, где сказано, машина проверке не подлежит? И в командировочном тоже: На основании приказа начальника штаба ТуркВО, и вот номер приказа указан?»

Прапор сразу поубавил, а я нагнетаю: «А после доклада, ты рядовой через пять минут и со свистом вылетаешь из армии. Уйдешь так, что на работу нигде не возьмут! Ты борзый, а я борзее! Нарываешься на скандал – будет тебе скандал, и я его тебе обеспечу!.. Так я звоню?»

Прапор забледнел как кумач Страны Советов, протянул мне бумаги. Беру документы, продолжаю: «А теперь, чтобы и дальше вопросов не было, находишь лампочку в фару, меняем на сгоревшую, дальше провожаешь меня своею ёлкою до места, откуда забирал!» ВАИшник и лампочку быстро нашёл, и до места с мигалками проводил...

Приехали в Небит-Даг, я в комендатуру. Узнал точное расположение артиллеристов. Время к обеду, думаю, что приеду, а там никого вообще не будет. Всё-таки суббота? Подъезжаю к КПП, клаксоном фа-фа, двери открываются.

Захожу в штаб, а там цельный полковник. «Здра желаю, товарищ полковник! Прибыл из Ашхабада!» Полковник руку жмёт: «Слава богу, доехали вовремя, ждём! Бензина тебе надо?» «Да нет, – напрягаюсь, – Есть у меня бензин!» А полковник как не слышит: «Давай, заправлю, и поедешь на Красноводск, развилку дорог там знаешь? Тебя с девяти утра на том месте ждут!» «А мне бы командировочный штампануть?!» «Всё сделаем, езжай на заправку!»

Заправили меня снова под завязку, поехал. Подъезжаю к указанному повороту – никого! Озираемся, видим, из-за бугра выезжает бортовая ГАЗ-66. Подъезжает, соскакивает мужик в танковом комбезе, в валенках, шапке. А я, фраер, стою в ботиночках, фуражечке, в парадной шинельке.

Он смотрит: «Ты куда же такой едешь-то?» «Как куда, намерялся Небит-Даг, в командировку, а с Небит-Дага послали сюда!» «Значит, тебя ждём! Давай, езжай за мной!» И за той шишигой попёрлись мы на север Туркмении.

Проехали посёлок Кизыл-Кая мимо лечебницы прокаженных, скоро выскочили на плато, где располагался высокогорный полигон с палаточным лагерем. На самом высоком месте стоит 137-я аппаратная, все другие машины расставлены по капонирам и прикрыты массетями.

Мне велели загнаться в пустующий капонир рядом с их 137-й, и натянуть массеть. Пошёл представляться, захожу в штаб-палатку, два полковника сидят. Один постарше с виду, маститее, я к нему: «Прапорщик прибыл!» Полковник встаёт, здоровается: «Командующий ракетными войсками и артиллерией округа полковник (такой-то)!» Второй полковник тоже представляется: «Командир зенитно-ракетного полка полковник (такой-то)!»

Ну, думаю, как не влипнуть в историю между стольких звёзд? «А что ты, прапорщик, на учения вырядился, как на парад?» – замечает командующий. «Я командировочный, но меня прямым ходом на учения завернули! – отвечаю, – Ехал из Ашхабада в Небит-Даг, а там у меня тёща живёт. И как, по-вашему, в полевой форме к любимой тёщеньке заявлюсь? Подумает, война началась, рюмашки не нальёт?» 

Посмеялись, конечно. Командующий велел обеспечить меня полевой обмундировкой. С провожатым поднимаемся на взгорок, где стоит моя станция. Заходим, радист мой сидит, рядом чужой старлей сидит, меня ждёт: «Ну, что, запчасти прибыли – блок берём?!» «Берите, – соглашаюсь, – Для того я из Ашхабада и прибыл?!»

Блок выдернули, переставили – их Р-137 станция заработала. Спрашиваю из любопытства, а с кем вы, дескать, вообще работаете? С Капьяром, отвечают. Ракетами мы пуляем отсюда, а там встречают и сбивают!

Показали палатку, койко-место – палатка нормальная, утеплённая. Старшина батареи выдал комбез, валенки и шапку. Причём, солдатскую. Приодели меня, бойцов моих к своим солдатам пристроят, сказали – всё, ждём стрельб! «А с машиной, что и как? – волнуюсь, – У меня же вода залита, а не антифриз?» «Ого! Придётся, – говорят, – Твоим бойцам в машине ночевать. Антифриз мы тебе не дадим!»

Началась у них работа. Артиллеристы подготовили ракету к стрельбам, смотреть первый пуск вышли все. Внимание, старт – пошла, родная! Ракета огромная, дымище от неё, пылища, но все пялились на это диво дивное в оба глаза. Смотрим: на какой высоте первая ступень отработала, упала километров в десяти. Видно было, как она отвалилась, а ракета на маршевом движке ушла на север.

В машине в аппаратной сидит офицер с Капустина Яра, считает секундомером время от момента запуска. Столько секунд полёта, столько секунд полёта, в течение ближайших минут с Капьяра летит сообщение: всё, цель сбита. Начальство довольное, руки всем жмёт – плюсик есть!

Вторую ракету готовят к пуску. Готовили, готовили её, бегали-прыгали вокруг пусковой установки – подготовили. Всё, запуск! Ступень отвалилась, и вдруг сама ракета отклонлась в бок. И тоже видим, где и как она упала. Все на ушах, технари попрыгали в машину, и газуют в сторону падения. Взрывчатыми веществами боевая части снабжена не была, остреливались болванками, – и то хорошо.

А с Капьяра который, сидит в КУНГе и всё секунды отсчитывает, ничего о падении изделия не ведая. Как выяснилось, на второй ступени на топливном баке прогорел бок, ракета и завалилась. На месте падения её довзорвали.

Третья ракета ушла без нареканий по направлению на север. Офицер с Капьяра считает секунды, до пяти минут уже досчитывает, но подтверждения поражения цели нет и нет. После десяти минут пустого счёта от командующего летит вводная на отбой запусков до выяснения. Куда подевалась ракета, никто на полигоне не знал, информации о происшествиях ни откуда не поступало.

Время к обеду, отложить который ни один неудачный запуск не в силах. Пошли, а идти нам где-то с километр, спуститься с бугра. Откушали, выходим из столовой, готовые по палаткам, по курилкам разбрестись, но встаём и наблюдаем: садится вертолёт Ми-8. Оба-на, остаёмся, посмотрим, что же случилось! Вылезает из вертолёта целый полковник из летунов: «Где командование?»

Все в ожидании, что будет происходить? Как оказалось, третья ракета упала на взлетную полосу военного аэродрома, расположенного где-то под Шевченко. Самолёт садился, по полосе ещё катится, и тут позади ракета падает. Куча искр, по полосе что скачет... Все на ушах, думали, от самолёта что-то отвалилось? От пустой железной болванки не бывает взрывов? Кинулись, рассмотрели, почесали репы – это вообще не от самолёта запчасти. Пока выяснили, позвонили, сравнили с обводами средств поражения, и вот, прилетел к нам целиковый командир полка.

Командующий даёт стрельбам полный отбой: «Сколько ракет осталось?» «Две остались!» – донесли воеводе, а все уже рассчитывали, что Новый год на полигоне встречать будем. На календаре было двадцать шестое или седьмое декабря. «Хрен с ними! Отправить остатки на базу хранения, и будем готовить документы на списание всей партии. А то одна ракета сгорела, вторая в своих упала? Учения сворачивать!» – порешил командующий ракетными войсками и артиллерией округа, и все тому были рады.

Но в эту ночь мои охламоны заморозили машину. Картер вывалился. Что делать? Советуюсь с зампотехом этой артиллерийской батареи, тот успокаивает, что справимся: «Епоксидки полно, нужного тряпья найдём – заклеим!»

Хорошо, что не выкинули выломанные куски картера. Собрали их, мастрячили-мастрячили – вроде бы заклеили. Раскочегарили паяльную лампу, бойцам приказываю сидеть под машиной и сушить заплатки до утра.

Где-то после ужина пришёл проведать, пожрать им артиллеристы приносили – нормально, говорят, греем. Ну, всё, я спокоен. Утром прихожу, под машиной нет никого. Открываю КУНГ, а он чёрный. Светло-салатовый должен быть, а тут весь покрытый копотью. У меня глаза на лоб, а бойцы спят, как суслики. Лампа уже прогорела вся.

Пенделями поднял их и под машину. Залезаем, проверяем, заплатки не держат. Отковыряли, а колонна выходит уже, вытягивается. Ну, что теперь делать? К командиру пошли, доложились. Он предложил поставить нас на отдельную платформу, в Ашхабаде оцепить. Я отказался, попросил дотащить до Небит-Дага. Попробую заклеить ещё раз, рассуждаю, а нет – с пехотой договорюсь, они меня там до Кизыл-Арвата дотащат, где свои подхватят.

Оттащили машину на базу хранения к артиллеристам. Загнал бойцов под движок, сам с ними долго лазил, всё заклеили. Хорошо, артиллеристы снова дали эпоксидную смолу и паяльную лампу. Комбез тоже дали, но не зимний, а просто летний, в котором под технику лазить. Наругал солдат, чтобы в этот раз отнеслись к делу по-хорошему. Приду, проверю – не заклеится, будете впереди машины бежать до Ашхабада, а там под расстрел пойдёте.

Ушёл к тёще, покушал, помылся. Тёща мне сто грамм налила, потом добавила – нервишки успокоились. Прихожу утром, бойцы из-под машины вылезают как черти закопчённые. Проверил заплатки – вроде взялись. Принесли воду, залили в радиатор, подождали – капает.

Подходит полковник, интересуется, чем помочь? Говорю, мне бы на обратную дорогу маслица литров двадцать. «Двадцать – нет, но десять дам!» «И горчицы мешок, а то система охлаждения двигателя дала течь?» «Горчица-то тебе зачем?!» – недоумевал артиллерист.

Послали бойца к начальнику продсклада, боец всё принёс, как было оговорено. Засыпаю три кружки горчицы в радиатор. Полковник шары навыкат: «Ты что делаешь?» «Радиатор капает? – отвечаю, – А горчица, это такая субстанция, которая забьёт все мельчайшие дырки и прочие трещинки – одной неисправностью будет меньше, если посчитать?» Прошло время, заводим, ничего нигде не капает. Полковник морщит нос: «И чему только нас в академиях учат? Про такие хитрости я даже и не знал!»

Всё, ремонты закончились, всякие разные бумажки со штампиками на руках, вышли на обратный путь. Подъезжаем к первой гражданской заправке, заправщица – женщина строгая. Я ей, слушай, мол, так и так, на дорогу мне надо десять литров масла. «Масло наливаем только на талон!» – отвечает хранительница горюче-смазочных веществ. Когда баба в позе «нет!», помогают предварительные ласки. Я перед ней: «Слушай, красавица моя – ну, нет у меня талона! Хочешь, вот два рубля последние остались (хотя у меня где-то рублей 10 было) – оба отдам?!»

На два рубля красавица не клюнула, форма моя впечатлений не произвела, зато подъехала пара 131-х Туркмен-геологии. Шофера спешились: «В чём проблема, прапор?» «Маслица бы надо литров десять, а без талона красавица не даёт?» «Нам даст! – засмеялись водители от геологии, – Иди, наливай. Расплатимся своими талонами!»

Едем дальше. Кизыл-Арват – температура на датчиках нормальная, с маслом тоже всё хорошо. За Кизыл-Арватом останавливаю – стоим, говорю, кушаем, дырки смотрим. Задираем капот, достаю щуп – на щупе капли воды. Говорю водителю, съезжай с дороги, сливай масло, заливай новое. Водитель молодой, неопытный, всю дорогу за ним присматривал, учил, вставлял, когда требовалось.

Дальше по пути заезжаем в Геокчу, в придорожный ресторанчик «Солнышко». Ресторан пустой, буфетчик сидит один, грустит. Подхожу: «Сто пятьдесят налей!» Хряпнул, постоял: «Ещё сто пятьдесят налей!» Буфетчик заинтересовался: «Эй, брат, ты хоть закуси чем-нибудь?» «Слушай, – отвечаю, – Не поверишь, пролетает как вода!»

Рассказал ему, что еду на машине, которая аварийная. Картер вывалился, подчинённые с призыва и едва с учебки – всю дорогу весь на нервах. «А откуда ты?» «С Небит-Дага путь держу!» Расчувствовался буфетчик, и водки мне ещё налил, и чебуреков в дорогу дал за счёт заведения.

Заезжаю вечером в родной парк, никого на службе из начальства уже нет, все разбежались по домам. Машину поставил около бокса, дежурному по парку доложил, что приехал, солдат отправил в казарму, сам ушёл домой.

Утром направился сразу к комбату, перед построением, перед разводом. Товарищ майор, докладываю, мол, товарищ прапорщик прибыл. С машиной случилось то и то. А зампотехом у нас уже был Серёжа Уваров. После развода комбат приглашает в кабинет обоих.

Пока ждали из парка Уварова, рассказал комбату всю подноготную моей поездки. Только более детально, чем накануне буфетчику ресторана «Солнышко!». Майор Маронов Владимир Иванович батальоном тогда командовал. Заходит Уваров, валит на меня, что движок испортил, машину угробил, и за всё буду платить из своего кармана.

Послушал я его и прямо при комбате отповедую: «Ты, Серёжа, губки-то закатай. Вот акт, подписанный зампотехом батареи управления и командиром батареи управления! Посмотри, здесь всё указано. Сколько ржавчины, состояние двигателя и прочих агрегатов – столько за неделю не накопишь. Кто на машине раньше ездил?» «Он дембельнулся уже!» – оседает Серёжа, читая бумаги.

Число на календаре уже было двадцать восьмое декабря. Маронов послушал нас, прочитал акты и отправил меня в отгулы до 2 января. Машину на меня не повесили, а вскоре пришло письмо с благодарностью от командующего ракетными войсками и артиллерией Краснознамённого Туркестанского военного округа.