ЧеширочкаиCSРауль

1. Испытание
Головная боль навязчива, она не отпускает ни на минуту, и препараты бессильны. Я называю это болью, в действительности это некая тяжесть внутри черепной коробки. Которая преследует меня так долго, что превратилась в постоянную боль. Это тревога, это раздражение, это проблема за пределами моих возможностей. Прошло три месяца, как ты отпустил свою игрушку, однако проблема осталась. Интуит и логик в равной степени, я чувствую ее и умом, и кожей. Перемены. Изменилось все: я, ты, мы, Эос. И тот, кто был выброшен, как собака, разозленным хозяином. Злость, любая, имеет привычку рано или поздно проходить. Больше никто не вызывал у тебя столь сильных эмоции. Боюсь, ты впал в зависимость от них. И не только в эту зависимость. Я прикладываю пальцы к виску, чувствуя, как быстро бьется жилка, пульс выше нормы в полтора раза.
- Рауль. С тобой все в порядке?
Ты очень наблюдателен. Ты всегда умел замечать. Особенно то, что нет желания афишировать.
- Все прекрасно. Немного волнуюсь, как тебе шоу. Тебе как будто не особенно нравится.
Я смотрю на сцену с внимательностью педантичного постановщика, отмечая твою реакцию, которой… нет. Самка обрабатывает фаллоимитатором черноволосого пэта, зафиксированного на перекладине. Заведенные за спину локти, перехваченные браслетами разведенные ноги, цепи натянуты. Оливковая гладкая кожа, развитая мускулатура, карие ясные глаза, непокорные кольца черных жестких волос, ни толики стандартной субтильности и приторности. Я выбрал его по видеосвязи из тысячи других, скованных друг с другом. Этот был в колодках как чрезмерно агрессивное животное. Единственный раз, когда я для себя лично пошел на сотрудничество с контрабандистами и взял раба с конкурирующей планеты Карам. Конечно, конкуренты они жалкие, торгуют пленниками из архаичных племен, вымирающих под давлением обрушившихся на них технологий. С некоторой издевкой я назвал свое приобретение Принц. Степной волчонок, он был сыном одного из песчаных корольков. Принц этого не помнит. Просмотрев, я почистил его память, вживил необходимые навыки, сейчас он считает себя воспитанником Академии, то же прописано в его документах. Он напряжен, но принимает насилие.
- Пытаюсь идти в ногу с модой. Ты известный ее законодатель. Какова твоя оценка?
Улыбка выходит не очень теплой. Это головная боль.
Ясон
Я просто смотрю на представление. Ты неплохой постановщик, и ты можешь получить любой нужный типаж для своих сценариев. Но сейчас я вижу, что ты решил меня в чем-то проверить.
Помню ли я историю с голо? Да. Есть ли мне дело до того, что было? Нет. Я хочу, чтобы не было, а значит…
- Не стоит. Ты отличный постановщик, это признано всеми.
Легкая тень так и не сбегает с твоего лица. Выходит, дело не в постановке. Мне бы хотелось, как когда-то в интернате, подойти сзади и размять твои плечи и шею, давая ток крови, но это выходит за рамки субординации. Для этого есть фурнитуры. Правда вряд ли хоть один фурнитур сможет так понять и почувствовать блонди, как сам блонди.
Например, я уверен, что у тебя сейчас болит голова. И не просто болит. Она как будто наполнена свинцом, и ее тянет вниз. Ты стараешься облегчить боль, массируя виски. Я знаю, что массаж не помогает, тут нужно другое...
Да, мне нет дела до твоего шоу. Оно слишком грубое, прозрачное и бесчувственное. И я теперь это очень хорошо знаю. Когда нет чувства. Даже самого простого.
Три месяца у меня никого не было. А ты очень красив.
Может ли блонди понять блонди в этой области?
Интересно. Сможешь ли ты - тот, кого я знаю, можно сказать, с рождения, понять и принять то, что я могу попытаться объяснить? Может быть, эксперимент с монгрелом был ошибкой? Может быть, действительно надо искать среди равных?...
- У тебя неплохо получается. Только… я бы добавил разнообразия. Сцена немного затянута. Но ты любишь подробности. Я бы добавил страсти.
Я наблюдаю за тобой. Я просчитываю варианты. И никуда не тороплюсь.
Рауль
- Не стоит. Ты отличный постановщик, это признано всеми.
Вежливые обтекаемые фразы. Один раз я ударяю маленькой ложкой по хрустальной ножке бокала. Чистый с идеальным звенящим эхом звук. Это значит, что можно заканчивать. Оставив вибратор, ловко придерживая его пальцами, самка перемещается, теперь она уже на коленях перед самцом, стимулирует его губами, активно лаская себя. Она сможет добиться совершенной синхронности. Смуглое тело пэта блестит, смазанное маслом, и уже от его собственного пота. Все мышцы напряжены, их рельеф создает впечатляющий гармоничный рисунок, природа в данном случае способна поспорить с самыми революционными достижениями нашей генетики, на несколько секунд я задумываюсь об этом. И все же я бы поправил его лицо, дал ему больше мягкости, так оно как будто выточено, а не слеплено, стоило бы немного приглушить это впечатление, он чрезмерно ярок. Тебе же, похоже, представление кажется тусклым. На свою трущобную находку ты смотрел иными глазами. И он смотрел на тебя так, что не оставалось сомнений. И звал тебя по имени, что раньше было лишь моей привилегией. Снова ловлю себя на том, что тру висок. Кладу руку на подлокотник, плотно прижимая ладонь к черной коже. На языке вертится, чем он хуже? Со спины их можно и спутать.
- Я бы добавил страсти.
Я бы мог предложить его тебе в качестве игрушки - подобной, только более высокого качества, какой она и должна быть. Значит, мои предположения верны, и тебе не хватает не страсти, тебе не хватает невежества твоего Z107M?
- И как бы ты добавил страсти, Ясон? Мне было бы любопытно послушать. Ты подразумеваешь так называемый реализм? Вроде того, когда ты вывел на сцену полуобученного дикаря?
Я могу поставить шоу любой степени сложности: костюмы, музыка, сюжет, спецэффекты. Где тела пэтов служат не просто превосходными образчиками плоти и покорности, призванными демонстрировать достижения и роскошь Танагуры. Где они инструменты для создания безупречных иллюзий. Все возможности к моим услугам. Я могу зажечь искусственное солнце, если захочу. В твою жизнь я не могу вмешаться ни в какой роли, не говоря уже о режиссуре. Я только зритель, не больше. Мы стали проводить время вместе не на много чаще и все так же по моим настойчивым приглашениям. Между нами опустился плотный занавес. Я не знаю, из чего он сделан. Представления с сексом, без секса, на окружающих, на меня ты смотришь одинаково. Как сейчас на это шоу с подделкой. Ты скучаешь.

- Любое шоу можно довести до абсурдного реализма.

Я помню другое шоу, ты смотрел одобрительно, как твое животное мучает мое.

- Может быть, Ясон, ты за то, чтобы дать пэтам возможность творить на сцене то, что они захотят?

Я скучаю по тебе. Самка делает глотательное движение и замирает, стон оргазма вибрирует в ее горле, сливаясь с изливающимся в ее рот семенем самца. Синхронно идеально.
Ясон
Я усмехаюсь. Ты все также не понимаешь, зачем я это сделал тогда. Ничего удивительного, я и сам порой не понимаю. Но я знаю совершенно точно, чего мне не хватает сейчас.
- Реализм, страстность и дикость для тебя синонимы? Почему ты так решил?
Я беру свой бокал и смотрю сквозь золотистое вино на сцену. Там, повинуясь твоему приказу, самка уже сменила позу и теперь идеально гармонично завершает шоу. Они кончат вместе, я уже знаю это.
- Что бы я добавил?…
Я слегка усмехаюсь, представляя. Выплеснутое вино, ювелирно разбитый об стол бокал, чтобы остался один длинный клык осколка. Подойти к паре на подиуме и, прогнав самку, заставить его кричать, рисуя на выгнутой спине тонкую линию страсти. Зная точки, несложно выверить маршрут. Другой рукой к паху...
Стоп. Я смаргиваю. Мне кажется, я уже схожу с ума от тоски. Уже просто по прикосновениям. Любым.
Конечно, я держу это под контролем. Но кто будет контролировать мои сны? Когда я просыпаюсь от того, что… мне кажется, что кто-то рядом, и...
Я отпиваю вина, не торопясь, затормаживая движения и эмоции. Точнее, не давая им выплеснуться.
- Прости. Ты прав, Рауль. Добавлять здесь нечего. Твоя постановка идеальна.
Мне хочется добавить: "Как и ты". Я гашу готовые вырваться слова улыбкой, и взгляд закрывают ресницы.
- Шоу есть шоу. Я всегда уступал тебе в этом. Возможно, все дело в моем психопрофиле. Ты же помнишь, я менее эмоционально восприимчив, чем ты.
Я старюсь погасить конфликт и… желание прикоснуться к тебе.
- Вообще-то я не против делать то, что захочется, - я с улыбкой наблюдаю за твоей реакцией, - но только в свободное от работы время. А у пэтов его нет. Так что и говорить не о чем.
Я заканчиваю фразу немного резко.
- Ты долго тренировал эту пару?
Я увожу разговор. Я прячу взгляд и улыбку. Искоса разглядывая твой профиль. Я уже начинаю воспринимать свою идею насчет тебя как не самую безумную.
Юпитер, кажется, я начинаю… просчитывать?…
Рауль
Я раздумываю, отделяя церемонные пустоты от слов, которые могут раскрыть для меня твои мысли. Когда-то понимавшие друг друга с одного взгляда, три года мы были антагонистами, я устал. Мое предназначение - не противостоять, а помогать тебе. Очевидно самец не вызывает у тебя ничего, кроме безразличия. Хорошо, если мои подозрения ошибочны, нечистоплотный опыт тебя разочаровал, и вкусы вернулись к общепринятым. Самка покорно склоняется в почтительном полупоклоне и ждет моих дальнейших распоряжений. Ассистенты освобождают карамца, он рассматривает господ снизу вверх, но без принятого подобострастия. Его дикая природа, натура варвара, врожденные качества пробивают себе путь через все программы. Хотя, конечно, он никогда не вспомнит, что когда-то сам был господином. Кивком я показываю, что доволен, и приказываю увести пэтов и убрать сцену. Круглый подиум уходит в пол, оставляя гладкую поверхность, отражающую свет множества тянущихся к потолку, как стебли высокой травы, светильников. Видимо, из-за яркого света твои глаза кажутся неестественно блестящими.
- Пэты класса А. Они прекрасно подготовлены. Их тренировал Рене.
Старший фурнитур отлично умеет реализовывать мои идеи. Как будто он сам их автор.
- Не было необходимости использовать какие-то особые методы.
Шрамы на спине могрела, его руки. Казалось, тебе все это нравилось, - распалять недоброжелателей, демонстрировать свое дрессированное животное и то, как ты добиваешься от него послушания. Я замечаю, что снова выпустил руки на свободу, и ногти скребут подлокотник. Я занимаю их бокалом, в нем минеральная вода. Вино дает выход эмоциям, мне это сейчас не нужно. И без того они овладевают мной каждый раз, когда я даже просто вспоминаю о предмете наших вечных споров. Я помню, как мои пальцы едва не раздавили стекло, если уж они не могли раздавить черные наглые глупые глаза. Больше никто не вызывал у меня таких сильных эмоций. Я не отдавал себе отчет, что все мое свободное время принадлежит тебе, пока оно не ушло к нему. Конечно, дело не в этом обыкновенном монгреле, а в твоем странном желании возиться с бешеным изгоем.
- Кажется, я несколько опоздал с нововведениями. Рад, что твоя альтернативная мода на дикарей прошла. Чем ты намерен занять cебя теперь? Снова что-нибудь вызывающее?
В моем голосе только безэмоциональная констатация. Я делаю, наконец, глоток.
Ясон
Я киваю. Равнодушно, вежливо, давая понять, что ценю твои таланты и таланты твоей прислуги. Небольшой салют бокалом как признание твоих достижений и благодарность за изысканное удовольствие.

Хотя для меня это было скорее досадным напоминанием. Обо всем. Я вновь прогоняю эти мысли. Завтра очередное заседание Совета, и мне нужно быть готовым. Я принял твое предложение потому, что почувствовал, понадеялся, что это поможет мне получить разрядку, отдых. Я ошибался. Ты устроил шоу воспоминаний.
Почему ты так ведешь себя?
Впрочем, я помню твои глаза, полыхающие ревностью и бессильной яростью. Помню сжатые на тонком бокале пальцы, ты ведь мог раздавить его тогда. Помню бледный румянец, выступивший у тебя на скулах. Злой румянец. Ты сжал губы и постарался выдавить улыбку. Уж лучше бы ты ничего не делал, этот жест только выдал тебя.

Вот и сейчас твои пальцы нервно царапают подлокотник. Я стараюсь не обращать на это внимания. Все свои, нас только двое, я буду снисходителен, даже не смотря на то, что немного раздосадован.
Как же мне сегодня уснуть?…
- Тебя так задевало мое увлечение?
Фурнитур вновь наполняет мой бокал.
- Это был всего лишь эксперимент, Рауль. Ты напрасно придаешь этому большое значение.
Я с улыбкой смотрю на тебя, слежу, просчитываю…

- У меня и правда появилось много свободного времени, и я еще не решил, как бы хотел его использовать, - минутная пауза и, стараясь говорить спокойно, я продолжаю, - Может быть, ты мне поможешь в этом? Ты умеешь изысканно занять себя. Не найдутся ли у тебя и для меня идеи?

Я копирую твой прищур, только сейчас, я знаю, мои глаза смеются. Ты, кажется, растерян?…
Рауль
Усталость становится сильнее. С каждой минутой, как ядовитый плод, она наливается нездоровым соком.
- Ты знаешь мою точку зрения. Наверно, сможешь повторить мне ее по памяти слово в слово.
На слова о легкомыслии ты ответишь, что сама Юпитер не препятствует твоим экспериментам, и мне нечего будет возразить. От нотаций о падении престижа отмахнешься, что без нового было бы скучно, и я в очередной раз вынужден буду признать, что никогда не понимал твоего подхода к инновациям. В конце концов, я бы предпочел говорить не о карманнике из трущоб, получившем незаслуженные три года сладкой жизни, а о тебе. Что с тобой происходит? Я уже понял, что истинного ответа я не получу. По крайней мере, через психологическое давление. Когда ты не хочешь отвечать, ты виртуоз софистики.
- Спасибо, что спрашиваешь у меня совета, Ясон. Это лестно...
Боюсь, прозвучало чересчур иронично. Я заражен твоим тоном. Я целенаправленно меняю интонацию. На свою собственную.
- Не забывай, пожалуйста, что я твой друг. И всегда готов помочь тебе.
Я поддаюсь вперед, протягиваю руку через небольшое расстояние между нашими креслами и кладу сверху на твой кулак. Я знаю, что могу предложить тебе.
- С недавних пор я возобновил свои занятия по фехтованию. Три раза в неделю по утрам мы занимаемся с Ваем Вици в комплексе L. Он второй ответственный за наш сейчас основной проект "Дельфин". Не думаю, что вы общались лично, но ты мог видеть его на банкете в честь подписания договора с заказчиками с Сиона. Помнишь, одно время мы тренировались в интернате?... Потом ты охладел. А я бы сказал, что тебе идет белое. Очень.
Я улыбаюсь по-настоящему тепло и легко пожимаю твою руку. Под моими пальцами кулак расправляется в рукопожатие. Правильнее будет сказать, что тебе тогда стало скучно заниматься со столь покладистым противником, как я. Я был с оружием на "вы" и почти постоянно тебе проигрывал. Одной твоей игровой агрессии, вызывающего и дразнящего взгляда сквозь перекрестье шпаг было достаточно, чтобы смутить мою руку. Для меня ты был непререкаемым авторитетом, я не мог выиграть и, думаю, не хотел. Мне самому интересно, как бы было теперь. На моей стороне преимущество регулярных тренировок, воспользуюсь ли я им?
- Что скажешь, Ясон? Мои нечетные дни свободны.
Твой взгляд необычно пристальный. Как будто ты впервые меня видишь и внимательно изучаешь. Такой же взгляд бывает еще у человека, который смотрит на другого, но на самом деле - внутрь себя. Ты вспоминаешься себя в интернате? Меня? Я опускаю голову и смотрю на наши пальцы, переплетенные друг с другом. Долгая пауза.
- По-твоему, неудачная идея?
Ты любил бить в сердце. Я хорошо это помню. Если бы не защитное поле и костюм, ты бы проткнул мое добрую сотню раз.
Ясон
Какое неожиданное предложение. И неожиданный жест. Слова доходят как сквозь стену. Я понимаю, о чем ты говоришь, но нет ни малейшего желания отвечать. Не сейчас, еще минуту, подожди. Моя рука расправляется, и пальцы переплетаются с твоими. Сенсорный голод - вот как это называется. Я могу приказать любому из моего гарема или прислуги согреть мою постель. Но... это все не то. Они холодны и бесчувственны, сердце не начинает биться чаще. И накатывают воспоминания, ведя за собой бессонницу.
Конечно, я умею засыпать и просыпаться по режиму. Но только это. Больше ничего. А я так устал не отдыхать.
Сейчас происходит что-то совсем иное. Я слышу свое сердце. Наверное, у меня странное лицо сейчас. Я не хочу отпускать твою руку.
- Фехтование? - доносится до меня мой голос, - Отличная идея. Мне давно надоели тренировки с андроидами. Что же ты раньше не говорил, что вспомнил наши детские занятия?
Я смотрю тебе в глаза. Ты не убираешь руку, и я как будто случайно глажу мизинцем ребро твоей ладони. Может же быть у меня такая привычка? Может.

- Да, я помню этот банкет. Рад, что у нас тогда так хорошо все получилось. Ты был великолепен в своей профессиональной убедительности. Иногда мне кажется, что ты можешь уговорить кого угодно.
Я немного подтруниваю над твоей манерой вести дела. Но это так естественно. Так же, как твое поведение, когда нет лишних глаз.
- Прекрасная идея, Ра.
Я разглядываю твои струящиеся волосы, падающие на лицо.
- Завтра как раз можем начать. Если ты не против.
Нет, я не отпущу твою руку, только не сейчас.
Рауль
Мое детское прозвище. Мышцы лица расслабляются. Как будто с кожи сняли гипс. Так я был напряжен все это время. Все наши последние встречи. Докучливая боль перестает давить на глаза. Я отсылаю фурнитура коротким приказом. Мы остаемся одни, огромная гостиная становится меньше, сужается до уютных размеров интернатской. Конечно, это всего лишь ощущения. Приятные и забытые.

- Как глупо вышло, Ясон. Получается, мы тренировались отдельно друг от друга.

Ты поглаживаешь мою руку в ответ, благодаря перчатке прикосновение чувствуется как наэлектризованное. В интернате без перчаток ты растирал мои плечи, я постоянно ссутулился за компьютером. Спина была моим слабым местом, мне пришлось учиться контролировать свою осанку. Теперь она у меня идеальная. Странно, я не люблю, когда меня касаются, даже случайно, всегда не любил. Ты исключение. И не люблю, когда руки закрыты перчатками, они мешают взаимодействовать с окружающей средой, предметами, при тебе я позволяю себе расслабиться и не соблюдать этикет во всех его нюансах. Это наша небольшая тайна. Как делал тогда, я стаскиваю перчатку с левой руки губами, и обнаженными пальцами накрываю наши руки в синтетической форменной упаковке. Улыбка.
- Хорошо. Просто не предполагал, что тебе интересно, как я провожу время...
Твое увлечение монгрелом дало мне понять, что все мое время так или иначе связано с тобой. Вряд ли ты знаешь, с твоими функциями это не связано, что раньше шести утра и позже девяти вечера в лаборатории молекулярной инженерии находиться запрещено. Сутками я просиживал там, бесконечно пропуская через себя потоки информации, пугая сотрудников своим рвением и бледностью, оправдывая себя занятостью в сложном и дорогом проекте. Пока меня не остановило специальное распоряжение Юпитер. Кроме экстренных случаев, девять часов в сутки я не могу попасть в собственную лабораторию. Тогда я готов был идти спорить с Матерью. Доказывать. Сейчас мне смешно. И хорошо от того, что нет никакого желания поработать сверхурочно. И необходимости. Я смотрю на наши руки. Руки гораздо тяжелее контролировать, чем осанку. Они опережают команды мозга, по ним безошибочно можно определить, если человек устал, если он счастлив. В интернате наши руки, не смотря на все наши сегодняшние достижения, были счастливы чаще. Впрочем, я давно не видел твоих.
Ясон
- Ужасно глупо, - соглашаюсь я немедленно.
Ты расслабляешься, и это хорошо. Я слежу за сменой выражения на твоем лице и невольно улыбаюсь, видя благотворные изменения.
- В последнее время нам нечасто удавалось поговорить, как бывало. Только рабочие моменты.
Я удивленно вскидываю брови. Ты решил вспомнить интернат? Этот жест с перчаткой, я вижу в нем не только функцию, ты даже не представляешь, насколько это... эротично. То, как ты это делаешь, - снимаешь перчатку. Теперь я знаю. Я замираю, боясь спугнуть тебя. Твое хрупкое доверие.
- Мне интересно. Я всегда просматриваю твои отчеты. Разве ты не знал?
Я решаюсь и улыбаюсь тебе, соглашаясь с заданной игрой. На минуту я оставляю твои руки, чтобы снять свои перчатки. Смешно, для нас это как будто великое таинство, непривычное и пугающее, - все равно, что раздеться в присутствии кого-то. Я сдерживаю смех. После опыта с Рики эта игра рук выглядит немного неестественно и глуповато. Но для тебя это все еще остается нашим детским секретом. И я не тороплюсь. Я не хочу пугать тебя и уж тем более причинять какое-то неудобство. Вот смутить - это пожалуй. Но не сейчас, еще не время.
Я беру в свои руки твою - ту, которая без перчатки - и прячу ее между ладонями, как будто согревая. Сенсорный голод. Я заставляю свои пальцы не дрожать в нетерпении.
- Вспомнился интернат? Тогда и правда было неплохо. Намного меньше ответственности и контроля. Мы могли делать все, что взбредет в голову, любые эксперименты, любой проект. Все было к нашим услугам. Да? Сейчас, конечно, не то…
Я помню, как однажды, увлекшись литературой старой Терры и найдя там много необычного, заманил тебя вечером в опустевший уже зал коллективных просмотров и включил музыку. Она тоже была из старинных сборников той далекой планеты. Полвечера я потратил на то, чтобы объяснить тебе, чего я хочу, еще полвечера - на то, чтобы попробовать, что же это такое. Мы танцевали вальс. И я все никак не мог сообразить, как же тебя правильно вести. Но ты разобрался сам. А еще фехтование, теннис, сочинение музыки, стихи. Это было прекрасное время. Но тебя все больше стали занимать твои опыты, а меня отослали стажироваться в управленческой политике. Так все и осталось... в прошлом.
Может быть, ты даешь мне шанс вспомнить, что мы все еще партнеры?

- Ты скучаешь по тем временам? Как твоя спина? Надеюсь, твои фурнитуры достаточно внимательны к ней?
Рауль
Кожа впитывает тепло твоих рук и отдает свое. Это очень приятный обмен энергией. Я рассматриваю твои руки: ногти, костяшки, морщинки. Твои руки переменились. Откуда у меня в голове мысль, что их тоже мучает боль, как меня мигрень? Странно. Я смотрю очень внимательно. Нельзя сказать, что они огрубели, они все такие же изящные, холеные. Однако теперь в них преобладают не эти черты. Главное в них сила и власть. И держишь ты сильно и властно, я чуть двигаю свою руку назад, и твои сжимаются крепче, не отпускают. Я улыбаюсь и поглаживаю твою ладонь ногтями, внутри своей ловушки. Она закрывается еще плотнее, я усмехаюсь. Ты прирожденный лидер. Я создан, чтобы тебя дополнять. Потому мне так тяжело даются споры с тобой.
- Нам было позволено делать многое, - поправляю я. - А ты делал, что хотел...
Танцы, шахматы, фехтование, музыка, - я видел твои руки за многими занятиями. Тебе всегда нужна была новая цель, уже достигнутые ты как будто забывал. Быстро вспыхивал, добивался своего и резко охладевал. Не мог заниматься монотонно одним и тем же, как я, находивший удовольствие в совершенствовании. Твои быстротечные соревнования со своими способностями всегда казались мне расточительством. Если тратишь на что-то время, оно должно работать на тебя долго. Всегда. Я удивлен, что ты вернулся к фехтованию, но нахожу этому логическое объяснение. Это агрессивный спорт. Я и себе отдаю отчет, что занимаюсь им по этой причине. Чтобы передать шпаге свою головную боль, прессинг негативных эмоций, невозможность изменить некоторые обстоятельства. За одним только известным мне занятием я не видел твоих рук, и мне сложно это представить. Тебе взбрело в голову освоить арсенал допотопных пыточных средств. Я знаю о твоей жизни чуть больше, чем мне позволяют отчеты, сплетни и ты.
- Так очевидно, что мои фурнитуры гораздо хуже умеют обращаться с моей спиной, чем ты?
Я отрываю глаза от твоих рук.
- Хочешь, я разомну тебя? Мне несложно, Ра.
Ты говоришь так беспечно. Я же чувствую, что у меня начинает гореть лицо.
- Прямо сейчас? Здесь? Но мы уже не два ученика с отвратительными оценками по поведению.
Ты смеешься. И все удерживаешь мою руку.
- Не взирая на мои "отвратительные оценки по поведению", я Первый Консул. И я разрешаю… Нам.
Я нахожу в себе силы разве что согласно кивнуть, не могу придумать ни одной весомой причины для отказа, застигнутый врасплох твоим предложением.
Ясон
Я встаю и обхожу твое кресло, за спинку.
- Сними шарф.
Ты немного замедленно развязываешь вычурный узел и вынимаешь булавку из шелка. Я скольжу ладонями по твоим плечам, снимая драпировки верхнего сьюта. Нижний гладко облегает твое тело. Мне достаточно… пока.
Я кладу руки на напряженный треугольник мышц и стараюсь вспомнить, как это было когда-то. Но тогда твоя шея была обнажена. Ты еще минуту напрягаешься, но потом со вздохом предоставляешь себя мне. Я не тороплюсь. Мышцы упруго ходят у меня под пальцами. Я массирую шею и плечи. Гладкая ткань под пальцами. Кожа.
Ты, расслабленно положивший руки на подлокотники, не замечаешь, как стискиваешь пальцы, когда я нажимаю на мышцы сильнее.
Я откидываю твои волосы с шеи на грудь, укладываю так, чтобы не мешали.
- Конечно, для нормального массажа тебя бы надо раздеть и уложить...
Твое дыхание сбивается, я видимо, увлекся своей фантазией и нажал чуть сильнее и не так, как положено при простом массаже.
- Извини. Конечно, не сейчас. В другой раз. Может быть, занять этим то время, что ты тратишь на пэт-шоу для меня? Мне будет приятно. Я давно не давал практики рукам.
У меня сенсорный голод, и сейчас ты, может быть, не осознавая этого, даешь мне насытиться. Только ты не знаешь, как я могу быть жаден, как могу желать большего. Каким могу быть голодным.
Я в последний раз провожу ладонями по твоей спине и отхожу. Ты поправляешь драпировки на плечах и не смотришь в мою сторону. Наверно, пора прощаться. Я протягиваю руку через подлокотники наших кресел и накрываю твою, ту, которая обнажена.
- Надеюсь, тебе лучше, Ра?
Рауль
Я наслаждаюсь и раздумываю о секрете твоего массажа, - просто фурнитуры не смеют применить силу, переступить некий барьер, как ни понукай их приказами. Запреты, ты их как будто коллекционируешь, как я - антиквариат. Тебя старое не прельщает, ты нарушил все правила, ты всегда брал, что тебе хотелось, делал, что тебе хотелось. Я не помню, чтобы хотя бы единожды ты не достиг поставленной цели, до сих пор это меня в тебе только восхищало. Я помню, как ты в первый раз потащил меня в фехтовальный зал в правом крыле, тогда мы еще не фехтовали сами, вся стена там одно огромное окно. Заспанного, едва одетого, за руку ты привел меня к этому окну посреди ночи.
- Смотри. Отсюда видно лучше всего. Огни.
У тебя рот был полуоткрыт, так ты был зачарован банальным на мой взгляд зрелищем - стартующие корабли.
- Мы нарушаем правила. Мы сейчас должны спать.
Уже тогда у тебя была манера отвечать вопросом на вопрос.
- Разве тебя не нравится, Ра?
Я не решался в открытую смотреть на тебя и послушно смотрел вперед. Но не туда, куда ты, а на твое отражение на стекле. Я тронул его пальцами, твое отражение, я был совсем на тебя непохож.
- Если мы, элита, будем нарушать правила, чего ждать от других?
- Не будь занудой.
- Если я зануда, зачем ты таскаешь меня за собой?
- Прости, Рауль. Больше не стану этого делать.
И, не глядя на меня, ты смотрел, как новая ракета отрывается от земли. Каждый раз я боялся, что ты сдержишь слово, и каждый раз ты снова куда-то меня тащил. В тот раз за нарушение с тебя сняли 350 баллов, я помню точное число, ты вылетел из тройки лидеров, потом, впрочем, быстро догнал. Меня исключили из старост - потакавшие нарушителям карались строже, чем сами виновники. Тогда я злился, а теперь это очень дорогое воспоминание. Время меняет все, хочешь ты этого или нет. Сидящие на торжественных приемах или на Совете консулов, - мы все похожи. Мы больше не можем позволить себе отличаться, существует такая вещь как общественное мнение. И это гораздо более разрушительная сила, чем, как я вижу, ты себе представляешь, она способна раздавить даже тебя. Ты убираешь мои волосы вперед, твои пальцы задевают чувствительную кожу на моей шее, задерживаются там чуть больше, чем требуется, это почти поглаживание.
- Конечно, для нормального массажа тебя бы надо раздеть и уложить...
Все мое тело мгновенно напрягается от твоих действий и моей реакции. Я пропускаю глоток воздуха, чтобы затем сделать очень глубокий. Ко мне потоком возвращается старое чувство, когда я был пассивным соучастником твоих выдумок. И оно уже не отпускает, мне не удается уговорить себя, что все происходящее - нормально. Возможно, со стороны ничего ужасного не происходит, но внутри у меня все перевернуто, шокировано твоим движением и моим откликом на него. И окончание массажа я воспринимаю как окончание пытки.

- Спасибо. Если бы мы верили во что-то подобное, совершенно иррациональное, я бы сказал, что твои руки наделены магической силой. Только мне бы не хотелось тебя затруднять.
Про себя я решаю, что постараюсь всеми возможными способами избегать подобного контакта с тобой. Он делает меня гораздо более нездоровым, и это не имеет никакого отношения к осанке. А что это… я затрудняюсь и боюсь подобрать адекватное определение. Я не хочу, чтобы ты уходил, но мое решение и возникшая неловкая пауза заставляют меня думать, что так будет лучше. Моя обнаженная рука в твоей становится влажной, это смущает меня еще сильнее, я буквально выдергиваю ее.
- Я чудесно провел время, Ясон. Значит, встретимся завтра?
Какие красивые руки у тебя. Ты надеваешь перчатки.
- Девять утра? Ты все также предпочитаешь шпаги?
Голосом управлять мне еще удается.
Ясон
Я удивлен. Ты отдергиваешь руку резко, как будто давая себе шанс сбежать. Но внутри улыбка трогает мое сердце. Я ведь уже знаю, что оно так умеет.
- Тебе не понравилось, Ра?
Тонкие перчатки вновь облегают кожу, но я помню растекающийся жар под пальцами, когда я касался тебя.

Я не напугал тебя, но заставил смутиться. Хорошо.

Хотел бы я сегодня ночью заглянуть в твои сны. Жаль, что для блонди, даже моего уровня доступа, это невозможно. Пока ты остаешься для меня закрытой книгой, Рауль. Я постараюсь, чтобы это не продлилось дольше, чем... возможно. Я боюсь не сдержать свой голод и... испугать тебя. А этого бы мне совсем не хотелось. Я пообещал себе забыть о монгреле, найти что-то другое, более подходящее для себя, может быть…
И ты мой друг… Нет, мне нельзя тебя пугать.
За время моих размышлений я успел разглядеть тебя очень внимательно. Румянец, который ты постарался скрыть за волосами, не ускользнул от меня. Но это не тот румянец, что был у тебя, когда ты разозлился, нет. Эти порозовевшие скулы говорят мне совсем о другом.
Тебе понравилось то, что я с тобой делал.
Уверен, что сам себе ты в этом не признаешься. Но это уже дело времени.
- Не преувеличивай, Ра, я просто хорошо знаю техники.
Мне хочется улыбнуться.
Ты проводишь пальцами по шее, как будто для того, чтобы поправить шарф, и отводишь глаза, задавая свой вопрос.
- Для моего графика завтра в девять слишком поздно, давай в семь или в восемь. Для тебя не слишком рано, Рауль?
Задерживаясь и давая времени почти физически идти между нами, отдаляя момент расставания. Я тяну его намеренно, а ты?…
- Выбор оружия оставляю за тобой.
Рауль
Как я хотел, чтобы мы вместе провели время, так же сильно я хочу, чтобы ты сейчас ушел. Я почти готов нарушить рамки приличия и попросить тебя об этом. Но нет никаких причин для того, чтобы просить тебя уйти, чтобы в десятый раз поправлять узел шарфа, чтобы прятать от тебя глаза. Я ничего не говорю, оставляю в покое складки, смотрю на тебя, совсем не мигая, пока не пересыхает роговица. Только щеки полыхают по-прежнему, тонкая кожа горит с внутренней стороны, с этим я справиться не в силах. Всему виной твой изучающий взгляд. С секретом в нем.

- В восемь. Хорошо. Я предпочитаю рапиры. Они менее жестокие.

Стены фехтовального зала расписаны мифическими сюжетами Древней Греции. Идеальные репродукции фресок, существующих уже тысячи лет. Цирцея со своими животными. Похоть. Смотрящий в воду Нарцисс. Проклятие. Терзаемый орлом Прометей. Расплата. Парис и яблоко раздора. Соперничество. Падающий с оплавленными крыльями Икар. Любопытство. Открывающая сосуд несчастий Пандора. Любопытство. Троянский конь. Любопытство. Оглядывающийся Орфей. Любопытство. Когда проигрывает, Вици жалуется, что они отвлекают его, заставляют думать в другом направлении. Я думаю о том, что наша сегодняшняя встреча толкнула меня в одном из направлений, об опасности которых предупреждают древние легенды. Я все же выдавливаю из себя слова гостеприимного хозяина.
- Я вижу, твой бокал пуст. Еще вина, Ясон?
Чем дольше ты остаешься здесь, чем сильнее вглядываешься в меня своим секретом, тем труднее мне владеть собой. Я чувствую себя сейчас как человек, которому Сфинкс задал свою загадку. Дыхание остановилось, руки застыли, в голове пустота. Фрагменты рисунков настойчиво стоят перед внутренним зрением.
Как ты к нему прикасался?…
Ясон
- Я буду очень внимателен, Ра. К тому же защитное поле не позволит задеть кожу. Но вот одежда, конечно, может пострадать.
Я говорю это и усмехаюсь, разглядываю тебя, допиваю вино и...
- Но ведь будет форма, так?
Я отвечаю на твой кивок и улыбку. Пока еще немного натянутую, но уже более спокойную, чем пару секунд назад. Тема более безопасна для тебя?
- Насколько я тебя знаю, ты как никто другой можешь даже форму заставить выполнять функции мишени.
Это комплимент тебе как обладателю безупречного вкуса. Ты понимаешь это именно так или?… Я улыбаюсь, а ты прячешь взгляд.
- Нет, Ра. Спасибо за угощение, мне пора. Ты же помнишь, завтра Совет. Мне еще нужно кое-что доделать.
Я развожу руками, извиняясь. С тебя на сегодня хватит.
- Не переживай, завтра увидимся. Я буду рад возобновить занятия.
Я встаю и жду тебя, чтобы попрощаться, ты встаешь проводить меня до двери залы. Киваешь мне на прощанье, улыбаешься, но в твоих глазах я вижу застывшее смятение и тревогу. Ты уже жалеешь, что согласился выйти на спарринг? Теперь уже поздно.
Я слегка касаюсь пальцами твоего запястья, прощаясь. И ухожу.
Этой ночью мне надо будет многое обдумать.
Рауль
Откинувшись на спинку стула, пока фурнитур расчесывает мои волосы, я очень внимательно смотрю на себя в зеркало. Громоздкое, оно вмещает в себя всю спальню. Вглядываясь, я оцениваю, сравниваю и тоже изучаю. Мишень. Что ты хотел сказать этой своей двусмысленностью? Все блонди продуманно совершенны, тоже живая демонстрация достижений Амой. И наши мишени - те, с кем мы ведем дела, им сложно сохранять невозмутимый вид, у них потеют ладони, и разум теряет остроту, мозги размягчаются, как масло. Но ведь ты имел в виду что-то другое?
Рене делает свою работу бесшумно и безупречно. Он может расчесывать мои волосы часами, если ему дать волю, у него бесчисленное количество расчесок самой разной формы и предназначения. Случается, мне приходится буквально отбирать у него свои пряди или включать командный голос, настолько он увлекается процессом, как будто имеет дело с золотым песком. Для меня волосы просто удобство - с такой легко краснеющей от эмоций кожей. Скоро Рене нужно будет менять на другого фурнитура. Иногда его руки дрожат, а во взгляде я ловлю панику, он и сам чувствует свой возраст, почти двадцать. Мне будет жаль с ним расстаться, тем не менее, приличия требуют иметь в услужении фурнитуров не старше определенного возраста.
- Вам снова нездоровится, господин?
Головная боль утихла. Но меня беспокоит твоя загадка.
- Я плохо выгляжу, Рене?
Фурнитур уже несколько минут осторожно распутывает одну прядь. Чтобы даже ненароком я не почувствовал дискомфорт.
- Господин выглядит прекрасно…
И тихо, как будто боится говорить. Должно быть, он тоже понимает, что сегодняшнее шоу было испытанием. Рене совсем не глуп, хоть иногда и имеет привычку прикидываться таковым, как и все фурнитуры, пэты, слабые.
- …Мне показалось, господин бледен.
Это правда, с уходом Ясона огонь отхлынул от лица и скрылся внутри. Можно даже подумать, что несвойственное мне откровенное волнение было случайно, связано с бесполезным разговором о монгреле или ностальгическими воспоминаниями об интернате. Однако я хорошо себя знаю, и дело в другом.
- Только кажется. Я отлично себя чувствую. Не беспокойся попусту. Это вредно уже для твоего здоровья.
Закончив с расчесыванием, Рене занимается моими ногтями и растирает руки кремом с аменимоном. Он считает, что моей коже не хватает влаги. Я терпеливо все также напротив зеркала жду, пока он приготовит постель, переложит с места на место все шелковые подушки, с каждым новым вечером он тратит на это все больше времени. Мне совсем не хочется спать, нервы возбуждены до предела. Сбежавший от обычного рукопожатия, смогу ли я драться с тобой? Вместо былой злости забытого друга я чувствую нерешительность стеснительного старшекурсника. Наконец, я получаю возможность лечь. Я лежу с закрытыми глазами почти до самого утра. Шелк простыней льнет к голой коже. Сначала прохладный и уютный, потом влажный и душный. Как и в прошлую ночь, уснуть мне не удается.
2. Поединок
Рауль
Наконец я отрываю глаза от монитора. От единственного сочетания символов. Его не должно быть здесь! Я отодвигаю кресло и встаю, скидываю тяжелый бархатный халат. Фурнитура я не зову, самостоятельно совершая все необходимые действия, от расчесывания до одевания. Я знаю, что уже через десять минут переоденусь в форму, и все равно очень тщательно выбираю костюм. Фактура, цвет, детали, - для меня все имеет значение. Сегодня мое настроение - закрытость, ярость, красный. Ведь это не могло произойти по причине твоей рассеянности? Уж этим недостатком ты не страдаешь. Серия привычных операций должна бы успокоить мои нервы, но каждая истекающая минута, приближающая меня к нашей утренней тренировке, натягивает их все сильнее. Есть мне совершенно не хочется, и я пренебрегаю завтраком. Лифт, переход, несколько кивков по дороге. На площадке спортивного зала нет никого, кроме древних богов, героев и чудовищ. Утренний солнечный свет не может достать до всех углов огромного помещения, и некоторые боги забыты в тени. Скорее всего, зная твою привычку приходить чуть раньше, с запасом, ты уже переодеваешься. В зале пусто, но не бесшумно, со стороны раздевалок доносятся звуки, металл ударился о металл. В своей гардеробной я меняю светский костюм на тренировочный. Мне очень жаль, что он не красного цвета. Рапира ложится в руку, как будто не мои пальцы рукоятку, а оружие обхватывает меня. Прочная сталь. Старательно медленным шагом я иду в центр зала. Как же мне трудно дается сдерживать себя. Когда я останавливаюсь, я слышу твое приветствие. Мои плечи напрягаются, губы сжимаются. Я успеваю совладать с собой, пока разворачиваю корпус в сторону твоего голоса. Чуть склоняю голову. А у тебя хорошее настроение. Слова вертятся на кончике языка, скребут его.
Ясон
Утро, душ, хлопочущие фурнитуры. Все быстро, четко, слаженно, уверенно. И я уверен в своем состоянии, во всяком случае, в зеркале отражается именно это. Но внутри опасно сжатой пружиной замерло нетерпение. Как кобра перед броском.
Парадный костюм я приказываю доставить уже в фехтовальные раздевалки, переоденусь после и сразу по делам. Рапиру я выбираю из своей коллекции. Любовно провожу пальцами по сверкающей чаше гарды, стальная вязь холодит кожу. В ромбовидных зеркальцах узора я вижу свое лицо. Улыбка, пока никто не видит.
В раздевалке приписанный к ней фурнитур почтительно принимает у меня оружие и приглашает пройти переодеться. Я предупреждаю его о том, что на выходе надену другой костюм, который уже доставили. Он вежливо кивает, принимая информацию к сведению. Я раздеваюсь до черного обтягивающего трико, и фурнитур помогает мне надеть верхнюю часть фехтовального костюма. Похоже на обтягивающую рубашку с высоким глухим воротом, застегивающуюся сзади и облегающую бедра. Ноги я предпочитаю оставить как есть и использовать только щитки на особо уязвимые части: колени, бедра, надкостницы. Впрочем, вся эта мишура не более, чем дань традиции. Защитное поле блонди нашего уровня непробиваемо. Просто сейчас его радиус уменьшится до миллиметровой толщины над кожей. Я хмыкаю про себя, представляя, как Рауль и я пытаемся достать друг друга при обычном поле защиты.
Мне докладывают, что ты уже в зале. Странно, я рассчитывал, что мы будем переодеваться вместе, как было в интернате.
Я выхожу в залитый светом зал. Утро на редкость солнечное, и яркие золотые блики играют в твоих волосах, когда ты оборачиваешься ко мне. Твое лицо отнюдь не так солнечно. Кончик твоей рапиры подрагивает, ты напряжен. Тоже странно.
Я вскидываю свое оружие, салютуя и приветствуя тебя. Ты делаешь то же самое со своей стороны.
- Надеюсь, сегодня ты удивишь меня не меньше, чем всегда. Впрочем, - я отступаю на шаг, готовясь, - ты всегда великолепен. Блонди-совершенство.
Я не намерен отступать, моя улыбка говорит лучше, чем мои слова. С оружием или без него, я опасный противник, Рауль.
Я вскидываю голову.
- В позицию, Ра.
Рауль
Костюм изящно облегает твою фигуру. Да, тебе идет белое, и даже больше, чем раньше. Если это не обман памяти. Откуда же в тебе это необъяснимое желание запачкать себя? Мне нужно было отменить тренировку, тщательно проверить подготовку к субботнему торжеству и успокоиться, все взвесить и перенести рвущиеся из груди вопросы на вечер. Не стоит разговаривать во время боя и не стоит биться во время разговора. Это никогда не приведет к хорошему и тем более желаемому результату. Почему ты вводишь меня в заблуждение относительно своих планов? Поначалу тебе даже нравилось рассказывать о своих успехах, но ты довольно быстро замолчал, а потом стал и вовсе раздражаться на вопросы. Ты намерен продолжить с ним? Тебе уже удалось удивить меня сегодня, блонди-сюрприз. Я чувствую, как рапира накаляется от моей ярости, как радостно она поглощает мое настроение, большими торопливыми глотками пьет его, удивленная нежданным угощением. Нацеленная на тебя как на настоящего противника, она дрожит от предвкушения. Больше всего на свете мне сейчас нужна победа. Жалея, что не предпочел шпагу, я скрещиваю свою рапиру с твоей. Вибрация ожидания, мгновение равновесия - единственное, когда оба фехтовальщика равны. Это не шахматы, здесь невозможно просчитать, что случится в следующий момент, здесь нет времени на покой. Мы сделали уже целый круг со скрещенными взглядами. Все посторонние звуки смолкли, герои и чудовища затаили дыхание. Хотел бы я заглянуть в твои мысли, а не довольствоваться сплетнями других и твоими улыбками. Со своей вечной улыбкой ты слегка ударяешь своим оружием по лезвию моего, подначивая, и я бросаюсь вперед. Ты парируешь, я отдергиваю руку назад, чтобы отступить, но рапира снова устремляется к тебе с бешеной скоростью. Твой ответный удар уносит мою руку влево с такой силой, что острие оставляет царапину в полу. Я отскакиваю, наши лезвия разъединились. Ты улыбаешься. Если бы не эта твоя улыбка, возможно, я бы сдержался.
Ясон
Я удивляюсь тебе. В мои планы не входило злить, я хотел просто дружеского спарринга. Но ты его не хочешь. Ты идешь в ближний бой.
Где твоя изящная вязь выпадов, Рауль? Где филигранная техника движений? Где искусно скрытое двойное дно тактики? Или ты решил попробовать мою технику?
Улыбка в глазах.
- Не торопись, Ра. Сначала лучше разогреться.
И я ухожу от твоей прямой атаки, ты пролетаешь мимо меня, так силен твой удар. Не увернись я и не будь на мне защиты, ты бы пробил меня насквозь.
Ты резко разворачиваешься. Я поддразниваю тебя кончиком рапиры, металл звякает, ты сдуваешь со лба рассыпавшиеся волосы. Твои глаза злые и отчаянные. Ты так хочешь меня достать? Я чуть приоткрываюсь, и ты почти попадаешь, за долю секунды понимая, что я открылся специально, ты злишься еще больше.

Эмоции, Рауль, эмоции, как ты прекрасен сейчас! Настоящий злой, сильный, опасный противник. Я наслаждаюсь ситуацией и тобой. У тебя сегодня резкий парфюм и, разогревшись, он становится еще ярче.

- Мы деремся на что-то конкретное или на интерес?

Мне хочется чуть прибавить тебе рассудочности. Ты слишком отчаян сейчас, это вредит твоей технике.
Я отступаю, заставляя тебя принять мою тактику. Выпад, рапира гнется о защитное поле и задевает ткань твоего костюма, рвет. Если бы у формы была алая подкладка, это было бы похоже на порез.
- Прости, Ра.
Я снова отступаю.
- Ну, так как? Еще не решил, на что?
Я знаю, что сейчас ты обдумываешь свой ход.
Рауль
Я хватаюсь за плечо, как будто ты меня ранил. Под пальцами рваная ткань. Пока я проигрываю, и это причиняет почти ощутимую боль. Спустя секунду я понимаю, что боль и в самом деле есть, - вернувшаяся мигрень. Она бьет в виски, используя их, как барабаны. Твой голос едва перебивает их.
- Хочешь выиграть у меня обещание, что я совершу какую-то глупость?
Я уже совершаю ее, торопясь. Я заставляю себя поумерить пыл. Мои глаза прикованы к твоей побеждающей меня руке. Вчера она лечила.
- Заплел волосы в несколько кос? Выпустил всех лабораторных мышей?
Я проделывал все это и другие забавные с твоей точки зрения вещи, расплачиваясь за свою нерешительность в бою припадками безумия. Так, наверно, думали преподаватели, что я компенсирую свою обычную серьезность спонтанными выходками. Сколько тебя помню, тебе всегда было немного скучно. Твой Z107M тоже дань твоей вечной скуке? Ты выпустил его, как мышь, чтобы посмотреть, как он побегает на воле, и поймать снова? Я делаю паузу. Дожидаюсь, когда ты сам ее прервешь, парирую твой удар, делаю ложный выпад, и сталь рассекает ткань твоего черного трико. Белая полоска кожи ниже бедра.
- Прости, Ясон.
Я копирую твою интонацию.
- Я думаю о другом.
Ты вопросительно выгибаешь бровь.
- Я думаю о регистрации Z107M.
Бессонница, интуиция и проведение подняли меня утром с постели и усадили за комм.
- Она не удалена из общего реестра пэтов. Это ошибка или...
Мы снова в первоначальной позиции. Пока нет ни проигравшего, ни побежденного.
- …Интерес?
Солнечный свет играет с металлическими зеркальцами на эфесе твоего оружия. Я слежу, чтобы они не ослепили меня.
- Сразимся на него? Твой пэт станет моим.
Ровный голос. Неровное дыхание.
Ясон
- Нет.
Ты сердит на собственную невнимательность, и твои интонации тебя выдают. Я обхожу тебя по кругу, заставляя поворачиваться за собой, звенят клинки, легко, как предупреждающие колокольцы.
Косы, это было… красиво. Я бы хотел, но…
- Нет.
Я перехожу в нападение, близкое, насколько возможно при нашем оружии. В ближнем бою ты обычно спокойнее, сильнее. И это срабатывает, ты начинаешь просчитывать свои ходы. Мы как будто танцуем под аккомпанемент собственных сердец и звон рапир. Скрежет, ты идешь совсем близко со своим вопросом, глаза в глаза, грудь в грудь.
- Нет.
Я отталкиваю тебя и ухожу из-под удара. Порванная ткань раскрывает кожу. Я знаю, что мои глаза сейчас сощурены, как перед ударом, и я правда хочу ударить.
- Нет. Мой эксперимент еще не закончен.
Мой разум как будто выхолодили азотом, а потом залили кислотой, я закусываю губы изнутри. Зачем ты напоминаешь? Хочешь узнать, что?... В груди щемит, хотя двигаться я продолжаю безупречно. Вот только агрессию приходится сдерживать. Мне хочется ударить тебя. Зачем ты?…
- Почему он тебя так волнует?
Рауль
Лезвия наших рапир скрежещут друг о друга. Все это время ты фальшивил, тогда я буду прямолинеен.
- В чем суть твоего эксперимента, Ясон? В том, чтобы пэты шептались по углам, что ты проводишь ночи с монгрелом? В том, чтобы другие блонди усмехались о том, что ты делаешь с ним во время этих ночей? В том, чтобы внешники позволяли себе двусмысленные шуточки об изменении сексуальной политики Эос? То, как ты ведешь себя, унижает не только твой статус, это унижает всех нас!

Одно дело - школьные проказы, мы были детьми. Одно дело - жестокие развлечения, на тебе повышенная нагрузка. Одно дело - черный рынок, это только удвоило силу Синдиката. Другое дело - грязный монгрел, уже несмываемое пятно на твоей репутации.
- Ты больше не Ясон Минк. Ты перестал им быть, когда стал Первым Консулом Амой!
Ты отбрасываешь меня от себя так, что я чуть не падаю. Я тут же выпрямляюсь. Тяжело дыша, мы стоим друг напротив друга. Теперь я намерен выпустить наружу все свои слова.
- Веди себя, как должен вести себя Первый Консул. Чтобы на тебя могли равняться те, кто рядом с тобой.
Раньше втайне я всегда мечтал быть таким же, как ты.
- Может быть, ты сделал из этого трущобного изгоя свою игрушку. Но взгляни, что эта игра сделала с тобой.
Моя рапира замолкает. Выслушай же меня, наконец. Посмотри на ситуацию трезвыми чужими глазами.
- Тебе недостаточно? Ты хочешь войти в историю как Первый Любитель Монгрелов? Он изгой. Неприкасаемый. Социально прокаженный. Отродье. Не делай из него нечто особенное, своего…
Я не успеваю выдохнуть последнее слово и оказываюсь на острие твоей выгнутой дугой рапиры. Ты смотришь так, как будто готов меня убить. Я никогда не видел такого твоего взгляда, от которого внутри все застывает, как при мгновенной заморозке. Я перевожу глаза вниз и вижу, что рапира упирается прямо в мое сердце. Я чувствую вибрацию сопротивляющегося лезвию защитного поля. Если бы мы дрались без него, я был не смог сказать больше ни слова. Я сжимаю лезвие кожаной перчаткой и отталкиваю от себя.
- Ты не хочешь слушать.
Я швыряю не принесшее мне удачи оружие на пол. Эфес деформируется от удара. Как этого мало, чтобы унять клокочущую во мне ярость.
Ясон
Рапира подрагивает в моей руке. Я не буду ломать ее, как ты. Хотя ты смог меня разозлить даже больше, чем я предполагал.
- Ты хочешь от меня объяснений? Моих дальнейших планов? Или того, чтобы я согласился с тобой во всем, и сделал, как ты скажешь? Рауль, я уже не только Ясон Минк, я еще и Первый Консул. Ты забываешься. Не твое дело говорить мне, что можно и что нельзя. Для этого есть Юпитер.
Я делаю шаг ближе к тебе, опуская острие рапиры почти в пол. Внутри все такой же опаляющий жар, и он отражается в моих глазах. Я знаю.
- Я буду проводить свои ночи так, как мне это необходимо, пока это не мешает работе. Пэты могут шептаться, о чем угодно, это уровень их интеллекта. Внешники могут мечтать и предаваться мечтам до тех пор, пока не столкнутся с нашей экономической политикой. О да, сексуальная политика Эос стала более интересной. Только в их случае им придется принять то, что скажем мы, это очень своеобразный "секс".
Моя улыбка на мгновение становится такой, как бывает, когда у меня в руках плеть.
Мне надо успокоиться. Мне надо забыть, закрыть, заморозить ту болевую точку, по которой ты ударил сейчас, даже не подозревая, что делаешь. Я медленно выдыхаю, складывая губами другую улыбку. Еще рано, Рауль, ты еще не готов. Или?...
- Или ты просто…, - меня посещает простая догадка, - ты ревнуешь, Ра?...
В мгновение, что ты хочешь развернуться и уйти, я хватаю тебя за плечо и заставляю остаться, заставляю глядеть мне в лицо, наклоняюсь к тебе ближе, всматриваясь в твое.
- Что тебе известно и откуда? Я не понимаю такой твоей реакции на мой эксперимент. Ты скажешь мне, Ра?
Я продолжаю тебя удерживать, не смотря на твои попытки освободиться.
- Ты проиграл в этом поединке. Но я могу дать тебе фору в другом.
Рауль
Конечно, у тебя на все есть готовые ответы. В этом виде фехтования мы тренировались три года. Биться с тобой очень сложно. Ты либо давишь, либо закрываешься. Не мое дело… Твое лицо совсем близко, я пользуюсь этим, чтобы прошипеть тебе в самое ухо вещи, которые я не имею права думать как блонди, но думаю, потому что я твой друг.
- Юпитер? Юпитер?! Ты, умный политик, никогда не задумывался о том, почему тебе все позволено? Сам не стань экспериментом, подопытной обезьянкой. Какой финал будет у этой истории? Если Юпитер не сочтет результаты адекватными? Ты, который так много времени уделил монгрелу, найди время подумать о себе.
Мы стоим, кричим друг на друга и совсем друг друга не слышим. Твои глаза просто бешеные. Ты защищаешь свою свободу проводить ночи с беспородным щенком, как будто я отнимаю у тебя саму жизнь. Я совсем не узнаю тебя. Я хочу уйти. Мне тяжело это зрелище. Твоя рука впивается в мое плечо, то, на котором ты порезал одежду. Ты прожигаешь меня взглядом.
- Что ты делаешь, Ясон? Ты держишь меня?
Я не сразу даже могу это осознать, что ты совершаешь насилие в отношении меня. Рывок в сторону. Ты держишь.
- Ты Первый Консул, но я пока еще не твой пэт! Пожалуйста. Контролируй. Себя.

Я сжимаю свои пальцы на твоих запястьях, и ты отпускаешь руки.

- Посмотри, до чего дошло. Какие мы…

Бессилие. Я чувствую дурноту. Боль барабанит в ускоряющемся темпе. Вот-вот барабан лопнет.

- Спасибо за предложение. Прямо сейчас, боюсь, я не в состоянии им воспользоваться.

Я цепляюсь за слова этикета.
- Прошу извинить меня. Мы можем продолжить наш разговор позже. Ты расскажешь мне о своих планах. Если позволишь, завтра вечером.
…Фехтование есть искусство наносить удары, не получая их...
Сколько времени мне понадобится, чтобы прийти в себя? Никогда прежде не было такой ситуации, чтобы я не знал ответ на этот вопрос. На фреске Ариадна тянет свою спасительную нитку. Мне нужно потянуть за что-то привычное, что поможет дойти до выхода.
…Нужно проследить, чтобы у льда для шоу был нужный оттенок голубого...
Я иду в сторону раздевалок, в груди тоже сухой грохот. Мне не хватает воздуха. Я разрываю ворот костюма. Пальцы очень слабые, едва справляются.
…Али может испугаться толпы, нужно, чтобы он побыл с большой группой людей до субботы…
Вдруг свет как будто гасят, а пол выдергивают из-под ног, как ковер. Потеря сознания очень кратковременная - мигнувшая лампочка. Я прихожу в себя, еще не успев упасть. Но не так быстро, чтобы не ухватиться за стену. Если бы ее не было… Я осторожно встаю ровно, уже понимая, что это не случайность, и что-то внутри разладилось настолько сильно, что мне нужна посторонняя помощь. Меня шокирует это понимание, оно как обвинение в профнепригодности. Непростительно при моем уровне знаний оказаться пациентом самому. Еще больше меня шокирует то, почему я в таком состоянии. Это хуже профнепригодности - ты прав, говоря о ревности.
Ясон
Совершенно обезумев, ты шипишь мне в ухо безумные вещи и предположения. Кто же из нас сошел с ума? Я ли, что позволяю все это? Или ты, доведший самого себя до потери контроля?
Я замечаю, что все еще сжимаю твое плечо. А ты вцепился в мои запястья. Я разжимаю пальцы.
- Прости, Ра. Надеюсь, я не причинил тебе боль?
Но ты уже ничего не слышишь, ты весь в своих эмоциях. Злой, разгоряченный. Блонди может быть бешеной машиной, если потеряет равновесие. Ты чеканишь уже правильные слова. Ты отводишь взгляд и не даешь мне ни шанса. Ты не хочешь разговаривать. Ты уже сорвал горло, пытаясь объяснить мне то, что я и так понимаю. Но вот смогу ли я объяснить тебе то, что я понял сам, и хотел бы, чтобы понял ты?… Не знаю.
На почти негнущихся ногах ты отходишь от меня, и я смотрю тебе в след. Ты делаешь несколько широких шагов и, пошатнувшись, начинаешь медленно оседать, цепляясь пальцами за стену.
Идеальная машина дала сбой. Ты перенапряг нервы, пытаясь решить мою задачу. Ту, ответа на которую я и сам еще не нашел. Я почти прыжком оказываюсь рядом, чтобы не дать тебе упасть. Но ты уже выпрямляешься, даже не замечая моего присутствия. Ты очень бледен, и только скулы горят лихорадочным румянцем.
- Это нервы, Ра. Не надо так волноваться.
Тихо, но уверенно. Я решительно обнимаю тебя за плечи, не смотря на то, как ты вздрагиваешь от этого.
- Все нормально, я просто помогу тебе дойти. Фурнитур тебя не донесет, если что.
Я пытаюсь шутить, а внутри с грохотом колотится сердце. Мой тактильный голод вновь показывает хищные зубы. Даже если бы ты меня сейчас ударил, я бы не отпустил тебя.
- Пойдем. Я прикажу, чтобы мою одежду принесли к тебе. Если ты, конечно, не против.
Ты, наконец, делаешь шаг, уже не пытаясь вырваться.
- Я не хочу оставлять тебя одного сейчас. Еще есть время. Нам принесут чай, и ты успокоишься.
Так вдвоем я никогда не ходил, да и тебе, думаю, не доводилось. Но мы быстро учимся. Я опускаю руку тебе на талию, и мы идем, почти обнявшись, в твою гардеробную.
Рауль
Я сдаюсь и принимаю твою помощь. После нашего буквально на ножах разговора я вряд ли мог рассчитывать на нее, и, тем не менее, ты беспокоишься обо мне. Мне неловко, что я повысил голос, мне несвойственно такое поведение. А, похоже, оно становится для меня уже нормой. Головокружение не оставило силы на злость, за это я ему почти благодарен, но я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Я вижу наше отражение в боковой зеркальной стене, когда мы входим. Мое лицо белое, как будто во мне не циркулирует кровь, или оно накрашено театральными белилами. Дикий, неестественный и неэстетичный, контраст с пылающими скулами, как работа неумелого гримера. Все еще придерживая меня за талию, ты усаживаешь меня на диван, мы сидим почти вплотную. Я отодвигаюсь, но дальше уже подлокотник.
- Спасибо. Мне лучше. Я почти в порядке.
Ты сидишь слишком близко, невозможно. Не смотри на меня. Я наклоняю голову, и волосы рассыпаются по плечам и груди.
- Просто налей мне холодной воды, пожалуйста. С мятным кубиком. И отошли фурнитура.
Я держусь ровно, и моя речь - почти шепот. Фурнитуру точно не стоит видеть блонди в таком состоянии. Это может напрасно обеспокоить его и, что еще хуже, породить лишние домыслы. Когда фурнитур, поклонившись, оставляет нас одних, я уже свободно откидываюсь на мягкую спинку дивана, стягиваю перчатки и прикладываю подушечки пальцев к глазам. Солнечный свет, бьющий справа, мешает, лучи как спицы, хочется темноты. Я сижу так, пока ты исполняешь мою просьбу.
- Благодарю.
Холодный бокал в ладонях немного унимает дрожь. Я не знаю, что со мной, это провоцирует дополнительное напряжение, я не привык не владеть информацией всецело. Никогда не любил осмотры, помимо обязательных раз в квартал, надеюсь, ущерб не настолько серьезен, чтобы я не мог сослаться на волнение и нагрузку в связи с грядущей презентацией. И без того у меня нет желания описывать симптомы и свой режим Ваю, невозможно провести осмотр самостоятельно, сейчас этот запрет - досада для меня, любая процедура должна быть зарегистрирована. Только в данную секунду гораздо больше меня заботит другое. Конечно, это ревность, но, судя по твоему испытующему выражению лица и ехидной интонации, ты имел в виду ревность, какая бывает между любовниками. Что ты думаешь обо мне? Что я хочу занять место монгрела? Твое предположение унизительно. Никогда я не давал тебе повода, никогда не допускал таких мыслей. Как же они появились у тебя?
- Мне нужно идти, Ясон. Я не могу праздно сидеть здесь. Меня ждут.
Ты выбрасываешь вперед руку, дотрагиваешься до меня, пресекаешь мою попытку подняться. Как будто имеешь право… Хорошо, в данном случае ты действительно имеешь право старшего.
- Счет идет на часы. Прости, я волнуюсь. До субботы всего четыре дня. А как твой проект? Совет одобрил твою поправку?
Я готов обсудить что угодно, от деления клеток до очередной ноты Объединенных Галактик против рабства, - все, кроме монгрела и своих чувств. Их так много, что они вытесняют здравую логику.
- Окно. Открой. Я буду очень признателен.
Ты поднимаешься, и наши бедра перестают соприкасаться, наконец.
Ясон
- Ты слишком много работаешь, Ра.
Я встаю, чтобы взять пульт. И снова опускаюсь рядом с тобой. Мне не хочется прерывать контакт. Я чувствую твое тепло сквозь одежду. Ты стараешься не смотреть на меня, но я ловлю осторожные взгляды. Хочешь знать, что я думаю? Ты ведь никогда не испытывал такого, ты не знаешь...Один сегмент окна откидывается, и в комнату ощутимо тянет прохладным воздухом.
- Может быть, затенить освещение?
Ты массируешь веки пальцами. Стакан, уже наполовину пустой, стоит на столе.
- У тебя явное перенапряжение. Скажи, сколько ты спишь в последнее время?
Тоска по прикосновениям скрючивает мои пальцы, но я тщательно слежу за своими движениями.
- Может быть, тебе стоит немного отдохнуть? Я могу проводить тебя в твои апартаменты и вызвать врача.

Твое лицо очень бледное. Я никогда не видел тебя таким. Ты стискиваешь бокал, и, мне кажется, что он сейчас треснет. Но сейчас с нами нет Рики, откуда такие эмоции? И вообще, откуда у тебя, блонди-безупречность, эмоции?

- Ты выглядишь очень больным. Думаю, я на сегодня освобожу тебя от работы в приказном порядке. И попрошу врача присмотреть за тем, чтобы ты отдохнул. Так нельзя, Ра, ты убиваешь себя.

Ты смотришь на меня почти в ужасе. Но я серьезен. Надо будет внимательно просмотреть все врачебные отчеты о твоем состоянии.
- Надеюсь, ты не будешь со мной спорить?
Я смотрю в глубокие зеленые глаза, мне кажется, я слышу далекий и невозможный шум моря. Проходит вечность до того, как я решаюсь вздохнуть и и сморгнуть наваждение.
- Ра?
Немного неловкое молчание, и ты отводишь взгляд. Я не успел заметить, как придвинулся ближе, еще минута, и я бы потянулся к твоим губам. Но... я не уверен, что ты не вызовешь охрану, чтобы скрутить спятившего Первого Консула.
- Тебе помочь переодеться?
Мой официальный костюм уже здесь, так что мне не составит труда проводить тебя и успеть на утреннее совещание.
Рауль
Ты перекрываешь доступ солнцу, и мы оказываемся в полумраке. Твоя близость раздражает меня, выводит из равновесия, вызывает беспокойство, тревожит - мне сейчас сложно подобрать точное определение. Снова, как вчера, я хочу остаться один, без тебя. Из-за того, как ты прикасаешься, что ты говоришь и каким взглядом смотришь, - не так, как я привык. То, что я чувствую рядом с тобой, я бы классифицировал как чувство опасности. Я находился в подвешенном состоянии, но теперь канат здравомыслия, за который я держался все это время, распался на отдельные волокна, и они по очереди рвутся. Логика. Хладнокровие. Установки. Уверенность. Расчет. Пока не остается одно лишь смятение. Я вишу над пропастью, и ты толкаешь меня вниз, я не хочу падать…
Такого не может быть - образ, который рисует мое воображение, должно быть, химера утомленного мозга. Ты мой друг, мои ощущения не более, чем бред, и нелепое обвинение мне тоже почудилось. Моя нервная система сейчас искаженно воспринимает действительность, - в этом все дело. Здесь нет твоей вины, я сам перестал воспринимать твои прикосновения как дружеские, все время я помню о том, какую черту ты переступил. Я встаю, комнату качает, но, по крайней мере, я избавился от близости твоего тела, которая меня дестабилизирует.
- Вызови Вая. Его код 1237. Обрисуй ситуацию. Пусть захватит все необходимое. Походный портативный сканер. Я понимаю твое беспокойство и не буду спорить, но, возможно, действительно достаточно одного дня отдыха. Искусственного суточного сна, я в самом деле плохо сплю от перенапряжения.
Ты говоришь, я убиваю себя. Это очень верно. Но чем? Ведь не заботой же о престиже блонди. Тем, что я и сам бы назвал ревностью?
- Думаю, я сам могу справиться с одеждой. Только, если тебе не сложно, помоги мне с замками сзади.
К сожалению, невозможно расстегнуть их самостоятельно. Я делаю то единственное, на что способен сейчас, - закрываюсь. Я даю мозгу команду не реагировать ни на что. Я чувствую, как замедляется пульс, расслабляется тело, холодеют мысли, я вхожу в состояние эмоционального анабиоза. Навык, необходимый на случай экстренной ситуации, когда по какой-то причине защитное поле не работает. Он дает возможность вытерпеть любое воздействие, болевое или психическое.
Ясон
- Я знаю его код.
Я быстро набираю на наручном браслете нужные вводные. Через мгновение приходит ответ. Я выставляю параметры ситуации и время. Подтверждение. У нас есть еще десять наших минут.
- Я, конечно, был бы рад, если бы твой отдых и сон были естественными, но поскольку сейчас нельзя поручиться, что у тебя это получится, то да, пусть будет сон, какой возможен в данной ситуации. Но потом, - я внимательно смотрю тебе в глаза, - Потом я буду настаивать на обычном отдыхе, не менее пяти дней.

Я улыбаюсь, а ты растерянно смотришь на меня. Ты так всегда делал в интернате, когда я изображал из себя старшего наставника, чтобы поддразнить тебя в чем-то.

- Конечно, я помогу тебе. Но надеюсь на взаимность.
Я киваю на мой разложенный в кресле официальный костюм.
- Да и нижний сьют надо сменить, ты порвал мой.
Я отхожу к креслу и начинаю раздеваться. Ничего сложного, просто расцепить застежку, и вся ткань сползает к моим ногам, как сброшенная вторая кожа. Я беру с кресла черный обтягивающий костюм и исподтишка бросаю взгляд на тебя. Ты ждешь. В твоих распахнутых глазах черные зрачки почти затопляют радужку. Яркий изумрудный ободок становится все тоньше. Я пугаюсь, как бы ты опять не упал, и бросив переодеваться, прямо в белье подхожу к тебе.
- Давай, я помогу тебе. Повернись.
Ты неловко отворачиваешься от меня, но спину подставляешь. Ты откидываешь волосы, выпрямляясь, и они задевают меня по лицу. Вместе с твоим особенным запахом. Я бы хотел почувствовать его ближе, но это невозможно, пока. Я запускаю пальцы в твои волосы всего лишь для того, чтобы перебросить их тебе на грудь и получить доступ к застежкам.

Нехитрые манипуляции, и вот я уже раскрываю твой защитный костюм, как скорлупу, чтобы выпустить тебя оттуда. Для того, чтобы выйти, тебя нужно сделать шаг назад, на меня. Я вытягиваю руки, чтобы дать тебе расстояние для маневра. Но ты неловок, и твоя спина упирается в мою обнаженную грудь. Мне кажется, ты пошатываешься. Я выпускаю одну сторону куртки, чтобы прижать тебя к себе и не дать упасть, другой рукой я бросаю куртку на стол и обнимаю уже двумя. Ты как будто заперт моими руками, крест на крест.
- С тобой все в порядке?
Ты делаешь попытку вырваться, и я спокойно отпускаю тебя. Шаг, и ты почти падаешь на диван.
- Я не ошибся, отдав тебе приказ об отдыхе.
Я хмурюсь и опускаюсь перед тобой на одно колено, чтобы снять щитки.
Рауль
Наши представления об обычном отдыхе в последние годы очень сильно расходились, и твои слова лишний раз напоминают мне об этом. Но выставленный щит помогает сохранить эмоциональное равновесие и не кидаться на каждое твое двусмысленное слово, как рыба на крючок с наживкой. Я даже нахожу в себе силы почти пошутить.

- После презентации я выдержу и шесть дней отдыха, если в этом будет производственная необходимость.

Ты отходишь от меня на несколько шагов, я беру со стола бокал, вода в нем уже успела принять температуру комнаты. Не совсем понимаю, зачем ты предупреждаешь меня о том, что тебе нужно переодеться, я в состоянии немного подождать, предметы обстановки приняли свои истинные формы, гул в ушах прекратился. Я рассеянно смотрю на дно бокала, с облегчением отмечая, что больше он не дрожит в моих пальцах. Поднимаю глаза снова на тебя, и мой щит лопается, как хрупкое стекло под ударом. Всего один резкий удар, роль которого сейчас играет одно плавное движение, с которым ты расстегиваешь застежку и заставляешь ткань костюма упасть тебе под ноги. Не каждый пэт умеет раздеться с таким изяществом и скрытым приглашением. Ты убираешь волосы как специально для того, чтобы моему взгляду ничего не мешало. Я отмечаю, что твои мышцы накачаны не как у блонди, предпочитающих делать акцент на руки и торс. Рисунок твоего мышечного рельефа, как у отборных самцов, бедра способны выдержать многочасовую сексуальную гонку. Я ставлю опять пляшущий в моих пальцах бокал на стол и отвожу от тебя глаза. Если у меня и были сомнения, ты развеял их окончательно. Ты так просто даешь мне это последнее знание, ты совершенно его не стесняешься, как будто действительно принятые нормы для тебе не более, чем забавный атавизм в публичном шоу, в которую ты превратил свою жизнь. А мне оно сжимает губы, ладони становятся влажными, и мой контроль, который в любой другой ситуации, не с тобой, не пробить ничем, сломан. Это делает меня гораздо более раздетым, чем ты сейчас.
Я незаметно втягиваю носом воздух, пока легкие не оказываются заполнены до отказа, когда ты берешься за мою одежду. Когда мне остается только вынуть руки из рукавов и выдохнуть, я делаю шаг, но после обморока он оказывается неверным, и ты подхватываешь меня. Я мгновенно скидываю твои руки.
…Не прикасайся ко мне…
Мне едва не приходится зажать себе рот, чтобы не сказать эти слова. Я боюсь, что через ребра, мышцы и кожу ты услышишь, как колотятся осколки лопнувшей выдержки. Я вжимаюсь спиной в диван, опасаясь снова смотреть на тебя.
…Не прикасайся ко мне больше никогда…
Твои ладони ложатся на мое колено.
Ясон
- Я рад, что ты всегда готов к испытаниям. Даже если это отдых.
Я улыбаюсь, расстегивая замки, щитки легко снимаются. Я слышу, как твое сердце готово выломать ребра. Но ты блонди, у тебя великолепный контроль. Иногда мне кажется, что лучше, чем у меня. Встав, я отхожу в свой угол, где завершаю с одеждой.
Разворачиваюсь на тебя.
- Все в порядке?
Ты сдержанно киваешь, ты уже и сам успел одеться. Моей помощи ты решил больше не просить. Я разглядываю небрежно завязанный узел шарфа. Небрежно, но идеально, как и весь ты.
Дверь с легким шорохом уходит в стену, и в проеме появляется вызванный мною по твоей просьбе специалист.
Ты поворачиваешь голову так же, как и я. Зеркальный жест, возможный только у очень близких. Но мы же близки по генокоду, к тому же ты знаешь меня чуть ли не лучше, чем я сам. Но есть вещи, которые ты сейчас уже не поймешь. Уже или еще? Я должен это решить. Для себя, для тебя, для нас.
Все-таки любовь-страсть и любовь-рассудок - это очень разные вещи. Ты не Рики и никогда не сможешь им быть. С тобой я шаг за шагом разыгрываю точную партию, как в шахматах. Проверяю твои защиты, ходы, технику, чтобы потом... решить. Будущее.
Я смотрю на твои волосы и думаю, как будет приятно пропускать их сквозь пальцы. Но говорю иное.
- Ты уже нормально себя чувствуешь? Может, перенесем медицинскую заботу о тебе в более удобное место?
Рауль
Входит Вици, традиционное приветствие, и воздух в помещении становится обычным, без электрического напряжения. Первый Консул, главный биотехнолог, ведущий нейрохирург - в комнате остаются три этих человека. Глаза Вая серые, надежный цвет гладкого камня, прочная опора. Хорошие глаза для блонди - они не сводят с ума. В них понятная задача - решить возникшую проблему. Твоих глаз, в которые не смотреть так же сложно, как в ящик Пандоры, я избегаю. Вици почти слово в слово повторяет твой вопрос, берет мою руку, пальцы скользят под рукав и ложатся на линию пульса. Я вижу, как он уже считывает симптомы, чувствую, как он напряжен. Позволив эмоциям взять верх, не отследив критический момент, я поступил не так, как имеет право поступать Советник, блонди. Перед глазами картинка, на которой ты держишь меня за плечи, опаляя своим дыханием. Это не решит проблему - тоже выходить за рамки. Но именно в тот момент, когда моя рапира лежала, покореженная, на полу, а эфес твоей давил мое предплечье, мы единственный раз были действительно похожи. Я не имею права походить на тебя. Я хочу тебя вернуть.
- Я уже вполне пришел в себя. Предлагаю подняться ко мне.
Я надеялся, что дела вынудят тебя нас покинуть, но ты сопровождаешь меня до самой спальни, поддерживаешь под локоть. По пути я, насколько возможно, подробно отвечаю на серию обычных вопросов, какие препараты я принимал последнее время, чувствовал ли себя отдохнувшим после сна, как часто работал сверхурочно, какой характер носит моя головная боль, испытывал ли физические перегрузки, что меня беспокоило. По моим ответам можно подумать, что все мои мысли и движения отданы работе. Но подготовка камерного шоу с карамцем занимала меня больше, чем роскошная презентация сионского заказа.
Быстрыми ловкими жестами Рене помогает мне снять всю одежду, в его глазах паника, моя бледность и кейс в руках моего помощника пугают его, при других фурнитур не смеет показать свой страх. Только глаза широко распахнуты, и губы подрагивают, когда Вици просит меня вытянуть руки вдоль тела и производит сканирование. Рене шумно выдыхает воздух, когда слышит диагноз гораздо менее серьезный, чем, как я предполагаю, он успел себе придумать. Я уже знаю, что мне придется прикрикнуть на него, чтобы прервать поток внушений, иногда он забывает, у кого здесь право отчитывать. Однако у меня самого тоже вырывается незаметный вздох облегчения. Оно смешано с досадой и неловкостью, но при таких симптомах нервное истощение самый безобидный и легко объяснимый вариант. На тебя я так и не посмотрел.
Ясон
Ты все время прячешь взгляд. Как только вошел твой помощник, все сразу встало на свои места, все стало, как обычно.
Обычная проверка текущего состояния, я оставляю рапиру в твоей гардеробной, давая фурнитуру приказ отнести ее ко мне в апартаменты.
Обычные слова, вежливые до картонного привкуса во рту, и мои точно округлые фразы. Обычные коридоры, лифты и переходы, и кончики моих чуть подрагивающих пальцев в миллиметре, когда я отпускаю твой локоть, и мы просто стоим плечо к плечу. Ты уже не пытаешься отодвинуться, ты чувствуешь себя в безопасности с кем-то третьим, но ты еще не знаешь, как может быть.
И я не знаю, но я буду с тобой на будущем приеме, а, значит, тебе придется понять.
Ты не монгрел, тебе не нужны тяжелые методы объяснений и доводов, ты способен уловить даже мимолетную тень в уголках губ. Я уверен в тебе. Я тебя знаю... почти.
Я уже решил для себя. Сможешь ли ты?…
В месте, которое служило бы тебе спальней, я не был уже... очень давно. И меня поражает обстановка комнаты.
Так вот каков ты на самом деле, господин Советник.
Бархат и расшитый тяжелый атлас. Шелк и золото драпировок на стенах. Вычурное дерево мебели и тонкая инкрустация. Алое, золотистое, немного зеленого, все подобрано безупречно и оставляет мягкое ощущение шкатулки для драгоценностей.
И ты посреди всего этого. Уже раздетый. Белоснежная кожа, медовое золото вьющихся волос, гибкая фигура. Вот та единственная драгоценность, что хранит эта шкатулка. Подозреваешь ли ты об этом?
Я почти в открытую, стоя за спиной Вици, ласкаю тебя восхищенным взглядом. Только теперь я могу оценить то, что так долго было рядом со мной, но у меня не было возможности оценить это до конца. Мой взгляд задерживается на твоих бедрах. О да!
Вици укладывает тебя, а я сверяюсь со временем. Мне уже пора. Я жестом прошу твоего помощника отойти и присаживаюсь на край твоей постели. Запах лаванды и мяты.
- Мне пора, Рауль. Надеюсь, что после всех процедур тебе станет лучше. Мне бы не хотелось нарушать план наших приемов, хотя я могу это сделать, если у меня не будет выбора. Или мне придется заменить тебя.
Я делаю успокаивающий жест.
- Я думаю, этого не потребуется. Я просто хочу, чтобы ты не так волновался за свой проект.
Я слегка касаюсь твоей руки, лежащей на покрывале.
- Я зайду, как только ты будешь в порядке. Если захочешь, можешь связаться со мной в любое время. Как всегда.
Я поднимаюсь, еще раз прохаживаясь по тебе взглядом. Ты не шевелишься, ни одного взгляда в ответ. Что ж, я и не ожидал быстрой победы.
- Выздоравливай, друг мой.
Я обращаюсь уже к Вици.
- У Рауля важная работа, но ему нужно отдохнуть. Я надеюсь на вас.
Он говорит успокаивающие банальности в соответствии с этикетом. Мне остается только кивнуть и выйти. Федералам не придется меня ждать. И у меня странно хорошее настроение сегодня. Надо не дать им этим воспользоваться. И я вспоминаю, что ты так и не посмотрел на меня при прощанье. Настроение падает. Все правильно.
Рауль
Я отпускаю покрывало, пальцы совсем онемели от силы захвата. С твоим уходом Вай тоже начинает чувствовать себя свободнее - ты Первый Консул, и рядом с тобой все должны быть лучше, чем они есть, идеалами себя.
- Если вовремя не взять передышку, то можно потерять все, к чему шел с таким трудом, Советник Ам.
Я прошу у своего помощника прощение за доставленное неудобство и благодарю за совет. Общаться с ним мне намного проще, мои слова не встречают преграды. Но, конечно, я никогда не скажу ему о том, что на самом деле не дает мне покоя. Это полудружба со строго обозначенными границами.
- Мне приказано проследить, чтобы вы отдохнули, и я намерен выполнить приказ. Я сделаю вам инъекцию либритума. В дальнейшем... Думаю, вы не хуже меня знаете, что делать и чего не делать. Или напомнить? Общеукрепляющий курс, никаких...
Я перебиваю лекцию по уходу за моим мозгом и переворачиваю левую руку раскрытой ладонью вверх. Ваю почти удалось рассмешить меня своим менторским тоном в сопровождении немного издевательской улыбки. Он действительно считает, что отдых - давно заслуженное наказание для меня. И, полагаю, ему приятно беззлобно помстить мне за цепкий контроль над каждой деталью, иногда - я отдаю себе в этом отчет - переходящий в паранойю. Я наблюдаю, как пустеет колба, и прозрачная жидкость, мой будущий сон, перетекает в мою кровь.
- Вай, вы справитесь без меня?
Вици берет свой реванш и усмехается.
- Не только справлюсь, но и возьму на себя часть ваших обязанностей в последующие три дня подготовки. Хватит быть тираном.
- Я тиран?
- Без сомнения.
Глаза уже закрываются. Я сам разрабатывал этот препарат, дающий мгновенный и четко рассчитанный эффект - я вернусь в сознание ровно через сутки. Очень странно использовать его для себя. Чувство неловкости так и не оставило меня.
- Позаботьтесь об Али. Больше всего он любит красный мяч.
- Я поиграю с ним. Не беспокойтесь ни о чем.
Вици укладывает портативный сканер назад в кейс, в бархатное углубление, берет на себя труд предупредить Рене и прощается. Меня еще хватает на кивок и на то, чтобы дать последние указания фурнитуру.
- Пока я не отменю эту команду, всем посетителям говорить, что я отдыхаю.

Да, мне нужна передышка. Надеюсь, я еще не опоздал с ней. Кто из нас предложил себя другому? Ты со своим приглашающим движением? Или я, глупо открывшийся в поединке? И кто проиграет? Эти мысли тяжелые, как каменные глыбы, я откидываюсь на подушки. Кристаллы искусственного покоя стыкуются в неразрушимую на 24 часа стену. Как бы ты прикасался, если… Если…
2. Поединок
Рауль
Наконец я отрываю глаза от монитора. От единственного сочетания символов. Его не должно быть здесь! Я отодвигаю кресло и встаю, скидываю тяжелый бархатный халат. Фурнитура я не зову, самостоятельно совершая все необходимые действия, от расчесывания до одевания. Я знаю, что уже через десять минут переоденусь в форму, и все равно очень тщательно выбираю костюм. Фактура, цвет, детали, - для меня все имеет значение. Сегодня мое настроение - закрытость, ярость, красный. Ведь это не могло произойти по причине твоей рассеянности? Уж этим недостатком ты не страдаешь. Серия привычных операций должна бы успокоить мои нервы, но каждая истекающая минута, приближающая меня к нашей утренней тренировке, натягивает их все сильнее. Есть мне совершенно не хочется, и я пренебрегаю завтраком. Лифт, переход, несколько кивков по дороге. На площадке спортивного зала нет никого, кроме древних богов, героев и чудовищ. Утренний солнечный свет не может достать до всех углов огромного помещения, и некоторые боги забыты в тени. Скорее всего, зная твою привычку приходить чуть раньше, с запасом, ты уже переодеваешься. В зале пусто, но не бесшумно, со стороны раздевалок доносятся звуки, металл ударился о металл. В своей гардеробной я меняю светский костюм на тренировочный. Мне очень жаль, что он не красного цвета. Рапира ложится в руку, как будто не мои пальцы рукоятку, а оружие обхватывает меня. Прочная сталь. Старательно медленным шагом я иду в центр зала. Как же мне трудно дается сдерживать себя. Когда я останавливаюсь, я слышу твое приветствие. Мои плечи напрягаются, губы сжимаются. Я успеваю совладать с собой, пока разворачиваю корпус в сторону твоего голоса. Чуть склоняю голову. А у тебя хорошее настроение. Слова вертятся на кончике языка, скребут его.
Ясон
Утро, душ, хлопочущие фурнитуры. Все быстро, четко, слаженно, уверенно. И я уверен в своем состоянии, во всяком случае, в зеркале отражается именно это. Но внутри опасно сжатой пружиной замерло нетерпение. Как кобра перед броском.
Парадный костюм я приказываю доставить уже в фехтовальные раздевалки, переоденусь после и сразу по делам. Рапиру я выбираю из своей коллекции. Любовно провожу пальцами по сверкающей чаше гарды, стальная вязь холодит кожу. В ромбовидных зеркальцах узора я вижу свое лицо. Улыбка, пока никто не видит.
В раздевалке приписанный к ней фурнитур почтительно принимает у меня оружие и приглашает пройти переодеться. Я предупреждаю его о том, что на выходе надену другой костюм, который уже доставили. Он вежливо кивает, принимая информацию к сведению. Я раздеваюсь до черного обтягивающего трико, и фурнитур помогает мне надеть верхнюю часть фехтовального костюма. Похоже на обтягивающую рубашку с высоким глухим воротом, застегивающуюся сзади и облегающую бедра. Ноги я предпочитаю оставить как есть и использовать только щитки на особо уязвимые части: колени, бедра, надкостницы. Впрочем, вся эта мишура не более, чем дань традиции. Защитное поле блонди нашего уровня непробиваемо. Просто сейчас его радиус уменьшится до миллиметровой толщины над кожей. Я хмыкаю про себя, представляя, как Рауль и я пытаемся достать друг друга при обычном поле защиты.

Мне докладывают, что ты уже в зале. Странно, я рассчитывал, что мы будем переодеваться вместе, как было в интернате.
Я выхожу в залитый светом зал. Утро на редкость солнечное, и яркие золотые блики играют в твоих волосах, когда ты оборачиваешься ко мне. Твое лицо отнюдь не так солнечно. Кончик твоей рапиры подрагивает, ты напряжен. Тоже странно.
Я вскидываю свое оружие, салютуя и приветствуя тебя. Ты делаешь то же самое со своей стороны.
- Надеюсь, сегодня ты удивишь меня не меньше, чем всегда. Впрочем, - я отступаю на шаг, готовясь, - ты всегда великолепен. Блонди-совершенство.
Я не намерен отступать, моя улыбка говорит лучше, чем мои слова. С оружием или без него, я опасный противник, Рауль.
Я вскидываю голову.
- В позицию, Ра.
Рауль
Костюм изящно облегает твою фигуру. Да, тебе идет белое, и даже больше, чем раньше. Если это не обман памяти. Откуда же в тебе это необъяснимое желание запачкать себя? Мне нужно было отменить тренировку, тщательно проверить подготовку к субботнему торжеству и успокоиться, все взвесить и перенести рвущиеся из груди вопросы на вечер. Не стоит разговаривать во время боя и не стоит биться во время разговора. Это никогда не приведет к хорошему и тем более желаемому результату. Почему ты вводишь меня в заблуждение относительно своих планов? Поначалу тебе даже нравилось рассказывать о своих успехах, но ты довольно быстро замолчал, а потом стал и вовсе раздражаться на вопросы. Ты намерен продолжить с ним? Тебе уже удалось удивить меня сегодня, блонди-сюрприз. Я чувствую, как рапира накаляется от моей ярости, как радостно она поглощает мое настроение, большими торопливыми глотками пьет его, удивленная нежданным угощением. Нацеленная на тебя как на настоящего противника, она дрожит от предвкушения. Больше всего на свете мне сейчас нужна победа. Жалея, что не предпочел шпагу, я скрещиваю свою рапиру с твоей. Вибрация ожидания, мгновение равновесия - единственное, когда оба фехтовальщика равны. Это не шахматы, здесь невозможно просчитать, что случится в следующий момент, здесь нет времени на покой. Мы сделали уже целый круг со скрещенными взглядами. Все посторонние звуки смолкли, герои и чудовища затаили дыхание. Хотел бы я заглянуть в твои мысли, а не довольствоваться сплетнями других и твоими улыбками. Со своей вечной улыбкой ты слегка ударяешь своим оружием по лезвию моего, подначивая, и я бросаюсь вперед. Ты парируешь, я отдергиваю руку назад, чтобы отступить, но рапира снова устремляется к тебе с бешеной скоростью. Твой ответный удар уносит мою руку влево с такой силой, что острие оставляет царапину в полу. Я отскакиваю, наши лезвия разъединились. Ты улыбаешься. Если бы не эта твоя улыбка, возможно, я бы сдержался.
Ясон
Я удивляюсь тебе. В мои планы не входило злить, я хотел просто дружеского спарринга. Но ты его не хочешь. Ты идешь в ближний бой.
Где твоя изящная вязь выпадов, Рауль? Где филигранная техника движений? Где искусно скрытое двойное дно тактики? Или ты решил попробовать мою технику?
Улыбка в глазах.
- Не торопись, Ра. Сначала лучше разогреться.
И я ухожу от твоей прямой атаки, ты пролетаешь мимо меня, так силен твой удар. Не увернись я и не будь на мне защиты, ты бы пробил меня насквозь.
Ты резко разворачиваешься. Я поддразниваю тебя кончиком рапиры, металл звякает, ты сдуваешь со лба рассыпавшиеся волосы. Твои глаза злые и отчаянные. Ты так хочешь меня достать? Я чуть приоткрываюсь, и ты почти попадаешь, за долю секунды понимая, что я открылся специально, ты злишься еще больше.

Эмоции, Рауль, эмоции, как ты прекрасен сейчас! Настоящий злой, сильный, опасный противник. Я наслаждаюсь ситуацией и тобой. У тебя сегодня резкий парфюм и, разогревшись, он становится еще ярче.

- Мы деремся на что-то конкретное или на интерес?

Мне хочется чуть прибавить тебе рассудочности. Ты слишком отчаян сейчас, это вредит твоей технике.

Я отступаю, заставляя тебя принять мою тактику. Выпад, рапира гнется о защитное поле и задевает ткань твоего костюма, рвет. Если бы у формы была алая подкладка, это было бы похоже на порез.
- Прости, Ра.
Я снова отступаю.
- Ну, так как? Еще не решил, на что?
Я знаю, что сейчас ты обдумываешь свой ход.
Рауль
Я хватаюсь за плечо, как будто ты меня ранил. Под пальцами рваная ткань. Пока я проигрываю, и это причиняет почти ощутимую боль. Спустя секунду я понимаю, что боль и в самом деле есть, - вернувшаяся мигрень. Она бьет в виски, используя их, как барабаны. Твой голос едва перебивает их.
- Хочешь выиграть у меня обещание, что я совершу какую-то глупость?
Я уже совершаю ее, торопясь. Я заставляю себя поумерить пыл. Мои глаза прикованы к твоей побеждающей меня руке. Вчера она лечила.
- Заплел волосы в несколько кос? Выпустил всех лабораторных мышей?
Я проделывал все это и другие забавные с твоей точки зрения вещи, расплачиваясь за свою нерешительность в бою припадками безумия. Так, наверно, думали преподаватели, что я компенсирую свою обычную серьезность спонтанными выходками. Сколько тебя помню, тебе всегда было немного скучно. Твой Z107M тоже дань твоей вечной скуке? Ты выпустил его, как мышь, чтобы посмотреть, как он побегает на воле, и поймать снова? Я делаю паузу. Дожидаюсь, когда ты сам ее прервешь, парирую твой удар, делаю ложный выпад, и сталь рассекает ткань твоего черного трико. Белая полоска кожи ниже бедра.
- Прости, Ясон.
Я копирую твою интонацию.
- Я думаю о другом.
Ты вопросительно выгибаешь бровь.
- Я думаю о регистрации Z107M.
Бессонница, интуиция и проведение подняли меня утром с постели и усадили за комм.
- Она не удалена из общего реестра пэтов. Это ошибка или...
Мы снова в первоначальной позиции. Пока нет ни проигравшего, ни побежденного.
- …Интерес?
Солнечный свет играет с металлическими зеркальцами на эфесе твоего оружия. Я слежу, чтобы они не ослепили меня.
- Сразимся на него? Твой пэт станет моим.
Ровный голос. Неровное дыхание.
Ясон
- Нет.
Ты сердит на собственную невнимательность, и твои интонации тебя выдают. Я обхожу тебя по кругу, заставляя поворачиваться за собой, звенят клинки, легко, как предупреждающие колокольцы.
Косы, это было… красиво. Я бы хотел, но…
- Нет.
Я перехожу в нападение, близкое, насколько возможно при нашем оружии. В ближнем бою ты обычно спокойнее, сильнее. И это срабатывает, ты начинаешь просчитывать свои ходы. Мы как будто танцуем под аккомпанемент собственных сердец и звон рапир. Скрежет, ты идешь совсем близко со своим вопросом, глаза в глаза, грудь в грудь.
- Нет.
Я отталкиваю тебя и ухожу из-под удара. Порванная ткань раскрывает кожу. Я знаю, что мои глаза сейчас сощурены, как перед ударом, и я правда хочу ударить.
- Нет. Мой эксперимент еще не закончен.
Мой разум как будто выхолодили азотом, а потом залили кислотой, я закусываю губы изнутри. Зачем ты напоминаешь? Хочешь узнать, что?... В груди щемит, хотя двигаться я продолжаю безупречно. Вот только агрессию приходится сдерживать. Мне хочется ударить тебя. Зачем ты?…
- Почему он тебя так волнует?
Рауль
Лезвия наших рапир скрежещут друг о друга. Все это время ты фальшивил, тогда я буду прямолинеен.
- В чем суть твоего эксперимента, Ясон? В том, чтобы пэты шептались по углам, что ты проводишь ночи с монгрелом? В том, чтобы другие блонди усмехались о том, что ты делаешь с ним во время этих ночей? В том, чтобы внешники позволяли себе двусмысленные шуточки об изменении сексуальной политики Эос? То, как ты ведешь себя, унижает не только твой статус, это унижает всех нас!
Одно дело - школьные проказы, мы были детьми. Одно дело - жестокие развлечения, на тебе повышенная нагрузка. Одно дело - черный рынок, это только удвоило силу Синдиката. Другое дело - грязный монгрел, уже несмываемое пятно на твоей репутации.
- Ты больше не Ясон Минк. Ты перестал им быть, когда стал Первым Консулом Амой!
Ты отбрасываешь меня от себя так, что я чуть не падаю. Я тут же выпрямляюсь. Тяжело дыша, мы стоим друг напротив друга. Теперь я намерен выпустить наружу все свои слова.
- Веди себя, как должен вести себя Первый Консул. Чтобы на тебя могли равняться те, кто рядом с тобой.
Раньше втайне я всегда мечтал быть таким же, как ты.
- Может быть, ты сделал из этого трущобного изгоя свою игрушку. Но взгляни, что эта игра сделала с тобой.
Моя рапира замолкает. Выслушай же меня, наконец. Посмотри на ситуацию трезвыми чужими глазами.
- Тебе недостаточно? Ты хочешь войти в историю как Первый Любитель Монгрелов? Он изгой. Неприкасаемый. Социально прокаженный. Отродье. Не делай из него нечто особенное, своего…
Я не успеваю выдохнуть последнее слово и оказываюсь на острие твоей выгнутой дугой рапиры. Ты смотришь так, как будто готов меня убить. Я никогда не видел такого твоего взгляда, от которого внутри все застывает, как при мгновенной заморозке. Я перевожу глаза вниз и вижу, что рапира упирается прямо в мое сердце. Я чувствую вибрацию сопротивляющегося лезвию защитного поля. Если бы мы дрались без него, я был не смог сказать больше ни слова. Я сжимаю лезвие кожаной перчаткой и отталкиваю от себя.

- Ты не хочешь слушать.

Я швыряю не принесшее мне удачи оружие на пол. Эфес деформируется от удара. Как этого мало, чтобы унять клокочущую во мне ярость.
Ясон
Рапира подрагивает в моей руке. Я не буду ломать ее, как ты. Хотя ты смог меня разозлить даже больше, чем я предполагал.

- Ты хочешь от меня объяснений? Моих дальнейших планов? Или того, чтобы я согласился с тобой во всем, и сделал, как ты скажешь? Рауль, я уже не только Ясон Минк, я еще и Первый Консул. Ты забываешься. Не твое дело говорить мне, что можно и что нельзя. Для этого есть Юпитер.
Я делаю шаг ближе к тебе, опуская острие рапиры почти в пол. Внутри все такой же опаляющий жар, и он отражается в моих глазах. Я знаю.
- Я буду проводить свои ночи так, как мне это необходимо, пока это не мешает работе. Пэты могут шептаться, о чем угодно, это уровень их интеллекта. Внешники могут мечтать и предаваться мечтам до тех пор, пока не столкнутся с нашей экономической политикой. О да, сексуальная политика Эос стала более интересной. Только в их случае им придется принять то, что скажем мы, это очень своеобразный "секс".
Моя улыбка на мгновение становится такой, как бывает, когда у меня в руках плеть.
Мне надо успокоиться. Мне надо забыть, закрыть, заморозить ту болевую точку, по которой ты ударил сейчас, даже не подозревая, что делаешь. Я медленно выдыхаю, складывая губами другую улыбку. Еще рано, Рауль, ты еще не готов. Или?...
- Или ты просто…, - меня посещает простая догадка, - ты ревнуешь, Ра?...

В мгновение, что ты хочешь развернуться и уйти, я хватаю тебя за плечо и заставляю остаться, заставляю глядеть мне в лицо, наклоняюсь к тебе ближе, всматриваясь в твое.
- Что тебе известно и откуда? Я не понимаю такой твоей реакции на мой эксперимент. Ты скажешь мне, Ра?
Я продолжаю тебя удерживать, не смотря на твои попытки освободиться.
- Ты проиграл в этом поединке. Но я могу дать тебе фору в другом.
Рауль
Конечно, у тебя на все есть готовые ответы. В этом виде фехтования мы тренировались три года. Биться с тобой очень сложно. Ты либо давишь, либо закрываешься. Не мое дело… Твое лицо совсем близко, я пользуюсь этим, чтобы прошипеть тебе в самое ухо вещи, которые я не имею права думать как блонди, но думаю, потому что я твой друг.
- Юпитер? Юпитер?! Ты, умный политик, никогда не задумывался о том, почему тебе все позволено? Сам не стань экспериментом, подопытной обезьянкой. Какой финал будет у этой истории? Если Юпитер не сочтет результаты адекватными? Ты, который так много времени уделил монгрелу, найди время подумать о себе.
Мы стоим, кричим друг на друга и совсем друг друга не слышим. Твои глаза просто бешеные. Ты защищаешь свою свободу проводить ночи с беспородным щенком, как будто я отнимаю у тебя саму жизнь. Я совсем не узнаю тебя. Я хочу уйти. Мне тяжело это зрелище. Твоя рука впивается в мое плечо, то, на котором ты порезал одежду. Ты прожигаешь меня взглядом.
- Что ты делаешь, Ясон? Ты держишь меня?

Я не сразу даже могу это осознать, что ты совершаешь насилие в отношении меня. Рывок в сторону. Ты держишь.

- Ты Первый Консул, но я пока еще не твой пэт! Пожалуйста. Контролируй. Себя.
Я сжимаю свои пальцы на твоих запястьях, и ты отпускаешь руки.
- Посмотри, до чего дошло. Какие мы…
Бессилие. Я чувствую дурноту. Боль барабанит в ускоряющемся темпе. Вот-вот барабан лопнет.
- Спасибо за предложение. Прямо сейчас, боюсь, я не в состоянии им воспользоваться.
Я цепляюсь за слова этикета.
- Прошу извинить меня. Мы можем продолжить наш разговор позже. Ты расскажешь мне о своих планах. Если позволишь, завтра вечером.
…Фехтование есть искусство наносить удары, не получая их...
Сколько времени мне понадобится, чтобы прийти в себя? Никогда прежде не было такой ситуации, чтобы я не знал ответ на этот вопрос. На фреске Ариадна тянет свою спасительную нитку. Мне нужно потянуть за что-то привычное, что поможет дойти до выхода.
…Нужно проследить, чтобы у льда для шоу был нужный оттенок голубого...
Я иду в сторону раздевалок, в груди тоже сухой грохот. Мне не хватает воздуха. Я разрываю ворот костюма. Пальцы очень слабые, едва справляются.
…Али может испугаться толпы, нужно, чтобы он побыл с большой группой людей до субботы…
Вдруг свет как будто гасят, а пол выдергивают из-под ног, как ковер. Потеря сознания очень кратковременная - мигнувшая лампочка. Я прихожу в себя, еще не успев упасть. Но не так быстро, чтобы не ухватиться за стену. Если бы ее не было… Я осторожно встаю ровно, уже понимая, что это не случайность, и что-то внутри разладилось настолько сильно, что мне нужна посторонняя помощь. Меня шокирует это понимание, оно как обвинение в профнепригодности. Непростительно при моем уровне знаний оказаться пациентом самому. Еще больше меня шокирует то, почему я в таком состоянии. Это хуже профнепригодности - ты прав, говоря о ревности.
Ясон
Совершенно обезумев, ты шипишь мне в ухо безумные вещи и предположения. Кто же из нас сошел с ума? Я ли, что позволяю все это? Или ты, доведший самого себя до потери контроля?
Я замечаю, что все еще сжимаю твое плечо. А ты вцепился в мои запястья. Я разжимаю пальцы.
- Прости, Ра. Надеюсь, я не причинил тебе боль?
Но ты уже ничего не слышишь, ты весь в своих эмоциях. Злой, разгоряченный. Блонди может быть бешеной машиной, если потеряет равновесие. Ты чеканишь уже правильные слова. Ты отводишь взгляд и не даешь мне ни шанса. Ты не хочешь разговаривать. Ты уже сорвал горло, пытаясь объяснить мне то, что я и так понимаю. Но вот смогу ли я объяснить тебе то, что я понял сам, и хотел бы, чтобы понял ты?… Не знаю.
На почти негнущихся ногах ты отходишь от меня, и я смотрю тебе в след. Ты делаешь несколько широких шагов и, пошатнувшись, начинаешь медленно оседать, цепляясь пальцами за стену.
Идеальная машина дала сбой. Ты перенапряг нервы, пытаясь решить мою задачу. Ту, ответа на которую я и сам еще не нашел. Я почти прыжком оказываюсь рядом, чтобы не дать тебе упасть. Но ты уже выпрямляешься, даже не замечая моего присутствия. Ты очень бледен, и только скулы горят лихорадочным румянцем.
- Это нервы, Ра. Не надо так волноваться.
Тихо, но уверенно. Я решительно обнимаю тебя за плечи, не смотря на то, как ты вздрагиваешь от этого.
- Все нормально, я просто помогу тебе дойти. Фурнитур тебя не донесет, если что.
Я пытаюсь шутить, а внутри с грохотом колотится сердце. Мой тактильный голод вновь показывает хищные зубы. Даже если бы ты меня сейчас ударил, я бы не отпустил тебя.
- Пойдем. Я прикажу, чтобы мою одежду принесли к тебе. Если ты, конечно, не против.
Ты, наконец, делаешь шаг, уже не пытаясь вырваться.
- Я не хочу оставлять тебя одного сейчас. Еще есть время. Нам принесут чай, и ты успокоишься.
Так вдвоем я никогда не ходил, да и тебе, думаю, не доводилось. Но мы быстро учимся. Я опускаю руку тебе на талию, и мы идем, почти обнявшись, в твою гардеробную.
Рауль
Я сдаюсь и принимаю твою помощь. После нашего буквально на ножах разговора я вряд ли мог рассчитывать на нее, и, тем не менее, ты беспокоишься обо мне. Мне неловко, что я повысил голос, мне несвойственно такое поведение. А, похоже, оно становится для меня уже нормой. Головокружение не оставило силы на злость, за это я ему почти благодарен, но я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии. Я вижу наше отражение в боковой зеркальной стене, когда мы входим. Мое лицо белое, как будто во мне не циркулирует кровь, или оно накрашено театральными белилами. Дикий, неестественный и неэстетичный, контраст с пылающими скулами, как работа неумелого гримера. Все еще придерживая меня за талию, ты усаживаешь меня на диван, мы сидим почти вплотную. Я отодвигаюсь, но дальше уже подлокотник.
- Спасибо. Мне лучше. Я почти в порядке.
Ты сидишь слишком близко, невозможно. Не смотри на меня. Я наклоняю голову, и волосы рассыпаются по плечам и груди.
- Просто налей мне холодной воды, пожалуйста. С мятным кубиком. И отошли фурнитура.
Я держусь ровно, и моя речь - почти шепот. Фурнитуру точно не стоит видеть блонди в таком состоянии. Это может напрасно обеспокоить его и, что еще хуже, породить лишние домыслы. Когда фурнитур, поклонившись, оставляет нас одних, я уже свободно откидываюсь на мягкую спинку дивана, стягиваю перчатки и прикладываю подушечки пальцев к глазам. Солнечный свет, бьющий справа, мешает, лучи как спицы, хочется темноты. Я сижу так, пока ты исполняешь мою просьбу.
- Благодарю.
Холодный бокал в ладонях немного унимает дрожь. Я не знаю, что со мной, это провоцирует дополнительное напряжение, я не привык не владеть информацией всецело. Никогда не любил осмотры, помимо обязательных раз в квартал, надеюсь, ущерб не настолько серьезен, чтобы я не мог сослаться на волнение и нагрузку в связи с грядущей презентацией. И без того у меня нет желания описывать симптомы и свой режим Ваю, невозможно провести осмотр самостоятельно, сейчас этот запрет - досада для меня, любая процедура должна быть зарегистрирована. Только в данную секунду гораздо больше меня заботит другое. Конечно, это ревность, но, судя по твоему испытующему выражению лица и ехидной интонации, ты имел в виду ревность, какая бывает между любовниками. Что ты думаешь обо мне? Что я хочу занять место монгрела? Твое предположение унизительно. Никогда я не давал тебе повода, никогда не допускал таких мыслей. Как же они появились у тебя?
- Мне нужно идти, Ясон. Я не могу праздно сидеть здесь. Меня ждут.
Ты выбрасываешь вперед руку, дотрагиваешься до меня, пресекаешь мою попытку подняться. Как будто имеешь право… Хорошо, в данном случае ты действительно имеешь право старшего.
- Счет идет на часы. Прости, я волнуюсь. До субботы всего четыре дня. А как твой проект? Совет одобрил твою поправку?
Я готов обсудить что угодно, от деления клеток до очередной ноты Объединенных Галактик против рабства, - все, кроме монгрела и своих чувств. Их так много, что они вытесняют здравую логику.
- Окно. Открой. Я буду очень признателен.
Ты поднимаешься, и наши бедра перестают соприкасаться, наконец.
Ясон
- Ты слишком много работаешь, Ра.
Я встаю, чтобы взять пульт. И снова опускаюсь рядом с тобой. Мне не хочется прерывать контакт. Я чувствую твое тепло сквозь одежду. Ты стараешься не смотреть на меня, но я ловлю осторожные взгляды. Хочешь знать, что я думаю? Ты ведь никогда не испытывал такого, ты не знаешь...Один сегмент окна откидывается, и в комнату ощутимо тянет прохладным воздухом.
- Может быть, затенить освещение?
Ты массируешь веки пальцами. Стакан, уже наполовину пустой, стоит на столе.
- У тебя явное перенапряжение. Скажи, сколько ты спишь в последнее время?
Тоска по прикосновениям скрючивает мои пальцы, но я тщательно слежу за своими движениями.
- Может быть, тебе стоит немного отдохнуть? Я могу проводить тебя в твои апартаменты и вызвать врача.
Твое лицо очень бледное. Я никогда не видел тебя таким. Ты стискиваешь бокал, и, мне кажется, что он сейчас треснет. Но сейчас с нами нет Рики, откуда такие эмоции? И вообще, откуда у тебя, блонди-безупречность, эмоции?
- Ты выглядишь очень больным. Думаю, я на сегодня освобожу тебя от работы в приказном порядке. И попрошу врача присмотреть за тем, чтобы ты отдохнул. Так нельзя, Ра, ты убиваешь себя.
Ты смотришь на меня почти в ужасе. Но я серьезен. Надо будет внимательно просмотреть все врачебные отчеты о твоем состоянии.
- Надеюсь, ты не будешь со мной спорить?
Я смотрю в глубокие зеленые глаза, мне кажется, я слышу далекий и невозможный шум моря. Проходит вечность до того, как я решаюсь вздохнуть и и сморгнуть наваждение.
- Ра?
Немного неловкое молчание, и ты отводишь взгляд. Я не успел заметить, как придвинулся ближе, еще минута, и я бы потянулся к твоим губам. Но... я не уверен, что ты не вызовешь охрану, чтобы скрутить спятившего Первого Консула.

- Тебе помочь переодеться?

Мой официальный костюм уже здесь, так что мне не составит труда проводить тебя и успеть на утреннее совещание.
Рауль
Ты перекрываешь доступ солнцу, и мы оказываемся в полумраке. Твоя близость раздражает меня, выводит из равновесия, вызывает беспокойство, тревожит - мне сейчас сложно подобрать точное определение. Снова, как вчера, я хочу остаться один, без тебя. Из-за того, как ты прикасаешься, что ты говоришь и каким взглядом смотришь, - не так, как я привык. То, что я чувствую рядом с тобой, я бы классифицировал как чувство опасности. Я находился в подвешенном состоянии, но теперь канат здравомыслия, за который я держался все это время, распался на отдельные волокна, и они по очереди рвутся. Логика. Хладнокровие. Установки. Уверенность. Расчет. Пока не остается одно лишь смятение. Я вишу над пропастью, и ты толкаешь меня вниз, я не хочу падать...
Такого не может быть - образ, который рисует мое воображение, должно быть, химера утомленного мозга. Ты мой друг, мои ощущения не более, чем бред, и нелепое обвинение мне тоже почудилось. Моя нервная система сейчас искаженно воспринимает действительность, - в этом все дело. Здесь нет твоей вины, я сам перестал воспринимать твои прикосновения как дружеские, все время я помню о том, какую черту ты переступил. Я встаю, комнату качает, но, по крайней мере, я избавился от близости твоего тела, которая меня дестабилизирует.
- Вызови Вая. Его код 1237. Обрисуй ситуацию. Пусть захватит все необходимое. Походный портативный сканер. Я понимаю твое беспокойство и не буду спорить, но, возможно, действительно достаточно одного дня отдыха. Искусственного суточного сна, я в самом деле плохо сплю от перенапряжения.

Ты говоришь, я убиваю себя. Это очень верно. Но чем? Ведь не заботой же о престиже блонди. Тем, что я и сам бы назвал ревностью?

- Думаю, я сам могу справиться с одеждой. Только, если тебе не сложно, помоги мне с замками сзади.

К сожалению, невозможно расстегнуть их самостоятельно. Я делаю то единственное, на что способен сейчас, - закрываюсь. Я даю мозгу команду не реагировать ни на что. Я чувствую, как замедляется пульс, расслабляется тело, холодеют мысли, я вхожу в состояние эмоционального анабиоза. Навык, необходимый на случай экстренной ситуации, когда по какой-то причине защитное поле не работает. Он дает возможность вытерпеть любое воздействие, болевое или психическое.
Ясон
- Я знаю его код.
Я быстро набираю на наручном браслете нужные вводные. Через мгновение приходит ответ. Я выставляю параметры ситуации и время. Подтверждение. У нас есть еще десять наших минут.
- Я, конечно, был бы рад, если бы твой отдых и сон были естественными, но поскольку сейчас нельзя поручиться, что у тебя это получится, то да, пусть будет сон, какой возможен в данной ситуации. Но потом, - я внимательно смотрю тебе в глаза, - Потом я буду настаивать на обычном отдыхе, не менее пяти дней.
Я улыбаюсь, а ты растерянно смотришь на меня. Ты так всегда делал в интернате, когда я изображал из себя старшего наставника, чтобы поддразнить тебя в чем-то.
- Конечно, я помогу тебе. Но надеюсь на взаимность.
Я киваю на мой разложенный в кресле официальный костюм.
- Да и нижний сьют надо сменить, ты порвал мой.
Я отхожу к креслу и начинаю раздеваться. Ничего сложного, просто расцепить застежку, и вся ткань сползает к моим ногам, как сброшенная вторая кожа. Я беру с кресла черный обтягивающий костюм и исподтишка бросаю взгляд на тебя. Ты ждешь. В твоих распахнутых глазах черные зрачки почти затопляют радужку. Яркий изумрудный ободок становится все тоньше. Я пугаюсь, как бы ты опять не упал, и бросив переодеваться, прямо в белье подхожу к тебе.
- Давай, я помогу тебе. Повернись.
Ты неловко отворачиваешься от меня, но спину подставляешь. Ты откидываешь волосы, выпрямляясь, и они задевают меня по лицу. Вместе с твоим особенным запахом. Я бы хотел почувствовать его ближе, но это невозможно, пока. Я запускаю пальцы в твои волосы всего лишь для того, чтобы перебросить их тебе на грудь и получить доступ к застежкам.
Нехитрые манипуляции, и вот я уже раскрываю твой защитный костюм, как скорлупу, чтобы выпустить тебя оттуда. Для того, чтобы выйти, тебя нужно сделать шаг назад, на меня. Я вытягиваю руки, чтобы дать тебе расстояние для маневра. Но ты неловок, и твоя спина упирается в мою обнаженную грудь. Мне кажется, ты пошатываешься. Я выпускаю одну сторону куртки, чтобы прижать тебя к себе и не дать упасть, другой рукой я бросаю куртку на стол и обнимаю уже двумя. Ты как будто заперт моими руками, крест на крест.
- С тобой все в порядке?
Ты делаешь попытку вырваться, и я спокойно отпускаю тебя. Шаг, и ты почти падаешь на диван.
- Я не ошибся, отдав тебе приказ об отдыхе.
Я хмурюсь и опускаюсь перед тобой на одно колено, чтобы снять щитки.
Рауль
Наши представления об обычном отдыхе в последние годы очень сильно расходились, и твои слова лишний раз напоминают мне об этом. Но выставленный щит помогает сохранить эмоциональное равновесие и не кидаться на каждое твое двусмысленное слово, как рыба на крючок с наживкой. Я даже нахожу в себе силы почти пошутить.
- После презентации я выдержу и шесть дней отдыха, если в этом будет производственная необходимость.
Ты отходишь от меня на несколько шагов, я беру со стола бокал, вода в нем уже успела принять температуру комнаты. Не совсем понимаю, зачем ты предупреждаешь меня о том, что тебе нужно переодеться, я в состоянии немного подождать, предметы обстановки приняли свои истинные формы, гул в ушах прекратился. Я рассеянно смотрю на дно бокала, с облегчением отмечая, что больше он не дрожит в моих пальцах. Поднимаю глаза снова на тебя, и мой щит лопается, как хрупкое стекло под ударом. Всего один резкий удар, роль которого сейчас играет одно плавное движение, с которым ты расстегиваешь застежку и заставляешь ткань костюма упасть тебе под ноги. Не каждый пэт умеет раздеться с таким изяществом и скрытым приглашением. Ты убираешь волосы как специально для того, чтобы моему взгляду ничего не мешало. Я отмечаю, что твои мышцы накачаны не как у блонди, предпочитающих делать акцент на руки и торс. Рисунок твоего мышечного рельефа, как у отборных самцов, бедра способны выдержать многочасовую сексуальную гонку. Я ставлю опять пляшущий в моих пальцах бокал на стол и отвожу от тебя глаза. Если у меня и были сомнения, ты развеял их окончательно. Ты так просто даешь мне это последнее знание, ты совершенно его не стесняешься, как будто действительно принятые нормы для тебе не более, чем забавный атавизм в публичном шоу, в которую ты превратил свою жизнь. А мне оно сжимает губы, ладони становятся влажными, и мой контроль, который в любой другой ситуации, не с тобой, не пробить ничем, сломан. Это делает меня гораздо более раздетым, чем ты сейчас.

Я незаметно втягиваю носом воздух, пока легкие не оказываются заполнены до отказа, когда ты берешься за мою одежду. Когда мне остается только вынуть руки из рукавов и выдохнуть, я делаю шаг, но после обморока он оказывается неверным, и ты подхватываешь меня. Я мгновенно скидываю твои руки.
…Не прикасайся ко мне…
Мне едва не приходится зажать себе рот, чтобы не сказать эти слова. Я боюсь, что через ребра, мышцы и кожу ты услышишь, как колотятся осколки лопнувшей выдержки. Я вжимаюсь спиной в диван, опасаясь снова смотреть на тебя.
…Не прикасайся ко мне больше никогда…
Твои ладони ложатся на мое колено.
Ясон
- Я рад, что ты всегда готов к испытаниям. Даже если это отдых.
Я улыбаюсь, расстегивая замки, щитки легко снимаются. Я слышу, как твое сердце готово выломать ребра. Но ты блонди, у тебя великолепный контроль. Иногда мне кажется, что лучше, чем у меня. Встав, я отхожу в свой угол, где завершаю с одеждой.
Разворачиваюсь на тебя.
- Все в порядке?
Ты сдержанно киваешь, ты уже и сам успел одеться. Моей помощи ты решил больше не просить. Я разглядываю небрежно завязанный узел шарфа. Небрежно, но идеально, как и весь ты.
Дверь с легким шорохом уходит в стену, и в проеме появляется вызванный мною по твоей просьбе специалист.
Ты поворачиваешь голову так же, как и я. Зеркальный жест, возможный только у очень близких. Но мы же близки по генокоду, к тому же ты знаешь меня чуть ли не лучше, чем я сам. Но есть вещи, которые ты сейчас уже не поймешь. Уже или еще? Я должен это решить. Для себя, для тебя, для нас.
Все-таки любовь-страсть и любовь-рассудок - это очень разные вещи. Ты не Рики и никогда не сможешь им быть. С тобой я шаг за шагом разыгрываю точную партию, как в шахматах. Проверяю твои защиты, ходы, технику, чтобы потом... решить. Будущее.
Я смотрю на твои волосы и думаю, как будет приятно пропускать их сквозь пальцы. Но говорю иное.
- Ты уже нормально себя чувствуешь? Может, перенесем медицинскую заботу о тебе в более удобное место?
Рауль
Входит Вици, традиционное приветствие, и воздух в помещении становится обычным, без электрического напряжения. Первый Консул, главный биотехнолог, ведущий нейрохирург - в комнате остаются три этих человека. Глаза Вая серые, надежный цвет гладкого камня, прочная опора. Хорошие глаза для блонди - они не сводят с ума. В них понятная задача - решить возникшую проблему. Твоих глаз, в которые не смотреть так же сложно, как в ящик Пандоры, я избегаю. Вици почти слово в слово повторяет твой вопрос, берет мою руку, пальцы скользят под рукав и ложатся на линию пульса. Я вижу, как он уже считывает симптомы, чувствую, как он напряжен. Позволив эмоциям взять верх, не отследив критический момент, я поступил не так, как имеет право поступать Советник, блонди. Перед глазами картинка, на которой ты держишь меня за плечи, опаляя своим дыханием. Это не решит проблему - тоже выходить за рамки. Но именно в тот момент, когда моя рапира лежала, покореженная, на полу, а эфес твоей давил мое предплечье, мы единственный раз были действительно похожи. Я не имею права походить на тебя. Я хочу тебя вернуть.

- Я уже вполне пришел в себя. Предлагаю подняться ко мне.

Я надеялся, что дела вынудят тебя нас покинуть, но ты сопровождаешь меня до самой спальни, поддерживаешь под локоть. По пути я, насколько возможно, подробно отвечаю на серию обычных вопросов, какие препараты я принимал последнее время, чувствовал ли себя отдохнувшим после сна, как часто работал сверхурочно, какой характер носит моя головная боль, испытывал ли физические перегрузки, что меня беспокоило. По моим ответам можно подумать, что все мои мысли и движения отданы работе. Но подготовка камерного шоу с карамцем занимала меня больше, чем роскошная презентация сионского заказа.
Быстрыми ловкими жестами Рене помогает мне снять всю одежду, в его глазах паника, моя бледность и кейс в руках моего помощника пугают его, при других фурнитур не смеет показать свой страх. Только глаза широко распахнуты, и губы подрагивают, когда Вици просит меня вытянуть руки вдоль тела и производит сканирование. Рене шумно выдыхает воздух, когда слышит диагноз гораздо менее серьезный, чем, как я предполагаю, он успел себе придумать. Я уже знаю, что мне придется прикрикнуть на него, чтобы прервать поток внушений, иногда он забывает, у кого здесь право отчитывать. Однако у меня самого тоже вырывается незаметный вздох облегчения. Оно смешано с досадой и неловкостью, но при таких симптомах нервное истощение самый безобидный и легко объяснимый вариант. На тебя я так и не посмотрел.
Ясон
Ты все время прячешь взгляд. Как только вошел твой помощник, все сразу встало на свои места, все стало, как обычно.

Обычная проверка текущего состояния, я оставляю рапиру в твоей гардеробной, давая фурнитуру приказ отнести ее ко мне в апартаменты.

Обычные слова, вежливые до картонного привкуса во рту, и мои точно округлые фразы. Обычные коридоры, лифты и переходы, и кончики моих чуть подрагивающих пальцев в миллиметре, когда я отпускаю твой локоть, и мы просто стоим плечо к плечу. Ты уже не пытаешься отодвинуться, ты чувствуешь себя в безопасности с кем-то третьим, но ты еще не знаешь, как может быть.
И я не знаю, но я буду с тобой на будущем приеме, а, значит, тебе придется понять.
Ты не монгрел, тебе не нужны тяжелые методы объяснений и доводов, ты способен уловить даже мимолетную тень в уголках губ. Я уверен в тебе. Я тебя знаю... почти.
Я уже решил для себя. Сможешь ли ты?…
В месте, которое служило бы тебе спальней, я не был уже... очень давно. И меня поражает обстановка комнаты.

Так вот каков ты на самом деле, господин Советник.

Бархат и расшитый тяжелый атлас. Шелк и золото драпировок на стенах. Вычурное дерево мебели и тонкая инкрустация. Алое, золотистое, немного зеленого, все подобрано безупречно и оставляет мягкое ощущение шкатулки для драгоценностей.

И ты посреди всего этого. Уже раздетый. Белоснежная кожа, медовое золото вьющихся волос, гибкая фигура. Вот та единственная драгоценность, что хранит эта шкатулка. Подозреваешь ли ты об этом?

Я почти в открытую, стоя за спиной Вици, ласкаю тебя восхищенным взглядом. Только теперь я могу оценить то, что так долго было рядом со мной, но у меня не было возможности оценить это до конца. Мой взгляд задерживается на твоих бедрах. О да!

Вици укладывает тебя, а я сверяюсь со временем. Мне уже пора. Я жестом прошу твоего помощника отойти и присаживаюсь на край твоей постели. Запах лаванды и мяты.

- Мне пора, Рауль. Надеюсь, что после всех процедур тебе станет лучше. Мне бы не хотелось нарушать план наших приемов, хотя я могу это сделать, если у меня не будет выбора. Или мне придется заменить тебя.

Я делаю успокаивающий жест.

- Я думаю, этого не потребуется. Я просто хочу, чтобы ты не так волновался за свой проект.

Я слегка касаюсь твоей руки, лежащей на покрывале.

- Я зайду, как только ты будешь в порядке. Если захочешь, можешь связаться со мной в любое время. Как всегда.

Я поднимаюсь, еще раз прохаживаясь по тебе взглядом. Ты не шевелишься, ни одного взгляда в ответ. Что ж, я и не ожидал быстрой победы.

- Выздоравливай, друг мой.

Я обращаюсь уже к Вици.

- У Рауля важная работа, но ему нужно отдохнуть. Я надеюсь на вас.

Он говорит успокаивающие банальности в соответствии с этикетом. Мне остается только кивнуть и выйти. Федералам не придется меня ждать. И у меня странно хорошее настроение сегодня. Надо не дать им этим воспользоваться. И я вспоминаю, что ты так и не посмотрел на меня при прощанье. Настроение падает. Все правильно.
Рауль
Я отпускаю покрывало, пальцы совсем онемели от силы захвата. С твоим уходом Вай тоже начинает чувствовать себя свободнее - ты Первый Консул, и рядом с тобой все должны быть лучше, чем они есть, идеалами себя.
- Если вовремя не взять передышку, то можно потерять все, к чему шел с таким трудом, Советник Ам.
Я прошу у своего помощника прощение за доставленное неудобство и благодарю за совет. Общаться с ним мне намного проще, мои слова не встречают преграды. Но, конечно, я никогда не скажу ему о том, что на самом деле не дает мне покоя. Это полудружба со строго обозначенными границами.

- Мне приказано проследить, чтобы вы отдохнули, и я намерен выполнить приказ. Я сделаю вам инъекцию либритума. В дальнейшем... Думаю, вы не хуже меня знаете, что делать и чего не делать. Или напомнить? Общеукрепляющий курс, никаких...

Я перебиваю лекцию по уходу за моим мозгом и переворачиваю левую руку раскрытой ладонью вверх. Ваю почти удалось рассмешить меня своим менторским тоном в сопровождении немного издевательской улыбки. Он действительно считает, что отдых - давно заслуженное наказание для меня. И, полагаю, ему приятно беззлобно помстить мне за цепкий контроль над каждой деталью, иногда - я отдаю себе в этом отчет - переходящий в паранойю. Я наблюдаю, как пустеет колба, и прозрачная жидкость, мой будущий сон, перетекает в мою кровь.
- Вай, вы справитесь без меня?
Вици берет свой реванш и усмехается.
- Не только справлюсь, но и возьму на себя часть ваших обязанностей в последующие три дня подготовки. Хватит быть тираном.
- Я тиран?
- Без сомнения.
Глаза уже закрываются. Я сам разрабатывал этот препарат, дающий мгновенный и четко рассчитанный эффект - я вернусь в сознание ровно через сутки. Очень странно использовать его для себя. Чувство неловкости так и не оставило меня.

- Позаботьтесь об Али. Больше всего он любит красный мяч.

- Я поиграю с ним. Не беспокойтесь ни о чем.
Вици укладывает портативный сканер назад в кейс, в бархатное углубление, берет на себя труд предупредить Рене и прощается. Меня еще хватает на кивок и на то, чтобы дать последние указания фурнитуру.
- Пока я не отменю эту команду, всем посетителям говорить, что я отдыхаю.
Да, мне нужна передышка. Надеюсь, я еще не опоздал с ней. Кто из нас предложил себя другому? Ты со своим приглашающим движением? Или я, глупо открывшийся в поединке? И кто проиграет? Эти мысли тяжелые, как каменные глыбы, я откидываюсь на подушки. Кристаллы искусственного покоя стыкуются в неразрушимую на 24 часа стену. Как бы ты прикасался, если… Если…
3. Предсказание
Рауль
Наш столик стоит строго по центру, среди моря других, заставленных деликатесами и вином умопомрачительной выдержки. Я скольжу взглядом по лицам своих соседей по столу. Мой помощник удовлетворен как человек, наслаждающийся триумфом и предвкушающий новую задачу. Куратор заказа Виктор Ги проглатывает одну порцию выпивки за другой, возбужденно потирает пальцами ножку бокала, все время откидывает с глаз жидкую челку. То и дело сионец вскакивает и аплодирует зрелищу. Каждый раз, когда я смотрю в твою сторону, я натыкаюсь на твой взгляд. Я чувствую, что ты наблюдаешь за мной, постоянно. Мы не виделись со дня нашей стычки в фехтовальном зале.
Для презентации был выбран зал морской тематики с аквамариновыми стенами, окнами в виде иллюминаторов, плавными изгибами синих диванчиков по периметру, с приглушенным светом, имитирующим призрачную атмосферу океанской глубины. Сион полностью покрыт водой, мне показалось логичным и благодарным ходом использовать воду в шоу - декорации выполнены изо льда. Огромная сцена представляет собой целый мерцающий город. Традиционное пэт-шоу давно сменили фигуристы в полупрозрачных обтягивающих костюмах с плавниками, нашитыми на ткань. Конечно, не было никакого экономического смысла обучать пэтов фигурному катанию, был приглашен самый известный балет на льду, большие звезды. Танцовщики исполняют сложные номера с поддержкой. Пары напоминают раскрывшиеся бледные подводные цветы. На невидимых тросах они взмывают вверх, скользя по воздуху так же грациозно, как по льду, легко удерживая на ногах три килограмма железа. Они как будто занимаются любовью на высоте в несколько метров, и вместо простыней - воздух.
Лица танцовщиков закрыты полумасками, чтобы не отвлекать от Али, нашей главной гордости. Министерство вооруженных сил Сиона заплатило баснословные деньги за создание амфибии, которая внешне ничем не отличается от человека и способна любые сроки существовать как на суше, так и в воде. Обманчиво беззащитная внешность, неспособность к речи, интеллект ребенка, безукоризненное подчинение командам - полагаю, мы подготовили новый тип камикадзе, очень своеобразный, могущий служить и приманкой. Я назвал перый выживший экземпляр Али, теперь я уже жалею о своей шутке, мне будет жаль расстаться с ним. За образец его внешности я взял полотна Ренессанса, эта эпоха всегда занимала меня своей задумчивостью, свежестью и гармонией. Помещенный в огромный шар, Али смотрит на зрителей любопытными, совсем не испуганными глазами, переплывает от стенки к стенке, прижимает ладони к стеклу. В воде мелькают крупные блестки, они кружат вокруг него, Али пытается их ловить, полудлинные волосы голубым шлейфом плывут за ним. Идею с блестками я подсмотрел у антикварного сувенира - встряхиваешь шарик, и рождается иллюзия, что наблюдаешь зимний пейзаж с падающим снегом. На ледяной город тоже падают белые хлопья. Для Танагуры, где не бывает снега, - это новое развлечение.
Ясон
Ты не подпускал меня к себе до самого шоу. Отговаривался всем, чем мог: работой, отдыхом, самочувствием и даже намеками на сюрприз. Тебе было страшно? Почему? Когда я успел и чем?…
Я просматривал все записи о тебе за день, все видеофайлы и медицинские отчеты. Чем-то мне это напоминало наблюдение за хищником перед тем, как войти в клетку. Я должен был понять, чем ты дышишь. Но ты не дышал. Ничем. Я отфильтровал несколько твоих новых привычек и черт характера, но все остальное было таким же, как в интернате, таким, как было записано в твоем профиле развития. Ты его тоже читал и, видимо, эта схема тебе нравилась. А я ведь собрался ломать твои схемы. Точнее, приспособить их под себя, прогнуть.

Я поправил складки одежды перед зеркалом и вошел в зал. Конечно, как и положено радушному хозяину, ты ждал меня у входа. Я надеялся, что ты, как всегда, предпочтешь наше уединение, но ошибся. Это и был твой сюрприз? За столиком на четверых мне тесно. Но если твой помощник терпимо самодоволен, то заказчик-внешник не в меру активен. Он меня почти раздражает. И своим бурным проявлением эмоций, и явным акцентом, и сальными взглядами. И больше всего меня раздражает, как он смотрит на тебя, как заговаривает с тобой, пытаясь хоть немного сократить расстояние. Но ты блонди-совершенство, ты умеешь держать лицо. И в конце концов разочарованный внешник обращает все свое внимание во вне нашей компании. Последний его взгляд, брошенный на тебя, перехватывается мною, крошится о мой внимательный прищур. Он не выдерживает. А ты чуть удивленно вскидываешь бровь. Но и это уже много - ты заметил. Я едва уловимо склоняю голову, можешь расценивать это, как угодно. Но, надеюсь, я дал тебе понять достаточно.

Красивое шоу, великолепные танцоры, дорогие пэты, и, конечно, твое произведение, забавное и гармоничное. Ты, как всегда, на высоте, господин Советник.

Легкая усмешка не сходит с моего лица, но разгадать ее можешь только ты. Ты знаешь ее очень давно. Мне скучно вот уже полчаса. То есть как только закончилась официальная часть, и началось представление. Я видел подобное уже более тысячи раз. Шоу, рассчитанное на федералов. Безупречная гармония, но ничего, что может заинтересовать блонди, избалованного эксклюзивными шоу для своей касты.
- Отлично подготовленное шоу, Рауль. О нем будут еще долго говорить. Стоит подумать об увеличении заказов.
Я говорю это вполголоса, чтобы не привлекать особого внимания. Внешник косится на меня с натянутой улыбкой и кивает. Твой помощник довольно улыбается, соглашаясь.

Я улыбаюсь в никуда, не глядя на тебя, занятый бокалом в своих руках. Я ни разу за сегодня не посмотрел на тебя прямо, только вскользь, но постоянно. Я вижу, как к твоему лицу приливает кровь от моего взгляда. Но ты сдержан. Еще бы, не хватало устроить блонди-шоу прилюдно. Но мне нравится тебя дразнить, все равно никто, кроме тебя, ничего не поймет.
Мне бы хотелось увести тебя куда-нибудь, где мы сможем побеседовать, где я смогу задать мои вопросы, скопившиеся за время твоего отчуждения. Где ты будешь мне отвечать, а не увиливать. Где…
Я останавливаю мою фантазию на полном ходу. Я бы не удивился, если бы бокал в моих руках вспыхнул, потому что все, что плескалось в моем взгляде, досталось ему.
Я медленно перевожу дыхание и стараюсь смотреть на сцену, не выпуская тебя из виду. Один ты сегодня не уйдешь.
- Как ты себя чувствуешь, Рауль? Уже готов к продолжительному активному отдыху?
Это я говорю почти беззвучно, уверенный, что за музыкой и накалом сюжета на мои слова никто не обратит внимания. Я даже наклоняюсь чуть ближе к тебе, ограничивая наше личное пространство. Я помню твою шутку и стараюсь пошутить в тон, ведь работа над заказом закончена, и ты обещал...
Думаю, что это будет самым удачным ходом. Дать тебе отдых. Я смогу навещать тебя под предлогом заботы о твоем здоровье, мы даже сможем куда-нибудь выбраться, если мои дела не отвлекут меня. Я постараюсь использовать свои возможности по максимуму.
В любом случае, возможностей у меня может быть, сколько угодно. Мы жители Эос - ты не сможешь избегать меня вечно.
И ты мой партнер, так решила Юпитер.
Рауль
Пышное многобюджетное действо уже подходит к концу, настает время финала - фурнитуры разносят по столиками бутылки из темно-зеленого стекла, стаканы и ложечки с сахаром. Наш столик обслуживает Рене. Ты щуришься, возможно, ты знаком с этим напитком-легендой. На три дня я отгородился от тебя работой и отдыхом, я продумал все свои сегодняшние действия до мелочей, я вступил в игру, которую ты предложил. Ведь я твоя новая цель. Я читаю это в твоих полувзглядах, об этом говорят твои жесты. Но и старую ты не оставил. Ты тоже моя цель - я должен разобраться, что двигает тобой. Ты обвинил меня в ревности, другими словами, ты обвинил меня в любви. До сих пор любовь была для меня проблемой, связанной исключительно с пэтами: нельзя допускать, чтобы самки заводили незапланированные связи, чтобы самцы тратили силы для шоу на собственные желания. И вот я столкнулся с этой проблемой в себе самом - мне нельзя позволить себе растеряться. Не могу сказать, что я действительно отдохнул за эти несколько дней. Все делалось мною как будто через силу: и отдых, и еда, и завершение проекта. После твоих звонков я подолгу держал в руке трубку, уже нажав на сброс, и думал. Я многое понял о себе, каким я могу быть, почему и для кого. Про себя я прошу у тебя прощения за то, что моя игра будет нечистой, но незнание сейчас - мой самый страшный враг. Бег от себя - это бег на одном месте. Я меняю тактику - я не буду себе врать, но я не хочу, чтобы правда сделала меня безумцем. Только шестичасовые дозы либритума избавляли меня от снов, в которых ты повторял свой соблазняющий жест: нижний сьют падает к твоим ногам, я встаю с дивана и подхожу, чтобы узнать, такая ли у тебя чувствительная кожа на пояснице, какой она кажется на вид. Я знаю, как бы я прикасался.
- Как ты себя чувствуешь, Рауль? Уже готов к продолжительному активному отдыху?
В твоих словах мне слышится намек на тот вид отдыха, который ты предпочитаешь. Я склоняюсь к тебе сам, твои волосы почти задевают мою щеку.
- Мне сложно приобрести вкус к подобному времяпровождению. У меня нет твоего... опыта.
Первый раз за весь вечер мы смотрим друг на друга прямо. Взглядом ты как будто хочешь проникнуть в мой мозг, не без труда я подавляю вызванное твоим взглядом странное чувство беспомощности. Я сам не знаю, чего в моей шутке больше, насмешки или… Я беру маленькую ложечку с крохотными отверстиями, кладу на свой стакан, в который уже налита изумрудная жидкость и привлекаю всеобщее внимание.

- Господа, хочу вам представить напиток, который называют кровью поэтов, зеленой феей - абсент. Он возбуждает фантазию и вызывает эйфорию. Ему поклонялись художники древности. Это - сюрприз нашего сегодняшнего вечера. Приглашаю всех вас принять участие в древнем ритуале!
Сегодня все комнаты для гостей будут стонать - Танагура торгует мечтами самого высокого сорта. Большинство присутствующих так называемых VIP-персон с нетерпением ждет завершения вечера, чтобы убедиться в этом. Тонкой струйкой через сахар я лью в абсент ледяную воду. Эфирные масла, высвобождаясь, заставляют напиток мерцать. Поэты одинаково страстно благословляли и проклинали это сияние.
- Также… абсент называют… зеленоглазой музой, - Ги берет свою ложку кончиками наманикюренных пальцев и повторяет мои действия с видимым умением.
Ты берешь свою, в сахаре для твоей порции аналог сыворотки правды. Безотказное средство, разработанное под моим началом и запрещенное к применению без специальных санкций. Через час я смогу задать тебе свой вопрос.
- О, господин Ги, вы знаток древних обычаев.
Я улыбаюсь с деланным воодушевлением, стараясь быть оптимально любезным.
- Признаюсь, я коллекционер. Не хочу хвастаться, но моя коллекция - одна из самых известных. Абсент занимает в ней свое заслуженное место, - сионец нервничает и постоянно поправляет бриллиантовые запонки на своих манжетах, расстегивает их и снова застегивает. - Должно быть, вы знаете, что после древнеримских гонок на колесницах победителю давали напиток из полыни, чтобы напомнить о том, что даже в победе есть горечь. Позвольте мне еще раз восхититься вашим искусством, господин Ам. И пусть ваши победы будут только сладостными!
- Спасибо. Но этот проект - также работа господина Вици и еще около тридцати сотрудников, - Выпьем за всех них. За наш общий успех!
Тост оставляет горький осадок, более горький, чем сам абсент. Я наблюдаю, как ты делаешь первый небольшой глоток.
Ясон
Твои слова задевают притихшую боль. Твои слова и прямой жесткий взгляд. Вот как? Господин Советник все понял правильно? Я знаю, что это твое отчаяние толкает тебя.
Я мог бы научить тебя летать. Но для этого нужно сначала упаcть с обрыва.

Ты опускаешь ресницы. Отчего-то мерцающая зелень твоих глаз сейчас не маняще притягательна, а осколочно опасна. Ты явно что-то задумал. И тут ты объявляешь о бонусе-сюрпризе. Фурнитуры спешат с подносами, на которых плещется зеленая мечта, - так ты ее, кажется, назвал. Я не могу обидеть тебя и улыбаюсь вполне благосклонно и спокойно. Но внутри я как сжатая пружина. Это может быть, что угодно. Лично для меня. Ты мастер на эксклюзивы.
Внешник опять раздевает тебя своим масляным взглядом. Я думаю о том, как легко его позвонки хрустнули бы под моими пальцами. Но блонди так не поступают. Поэтому мне остается только мечтать. И... надо будет сказать Катце, что у меня есть заказ. Только все должно быть тихо и чисто, он все-таки клиент. Для себя я решил эту проблему, и мышцы моего лица расслабляются.
Я слушаю обычную пьяную пафосную чушь сионца и наблюдаю за ним, как за забавным зверьком как за еще дергающимся трупом. Даже улыбаюсь. Ты тоже, но твоя улыбка отличается от моей, ты умеешь улыбаться... Нежно? Так это называется? Мне очень хочется попробовать на вкус эту твою улыбку...
Я киваю на тост и едва пробую изумрудный напиток. Он мне сразу не нравится. Я сдержанно морщусь и отставляю стакан. Правила приличия соблюдены, но допивать меня никто не заставит. Ты с тревогой косишься на меня.
- Все в порядке. Просто не люблю полынный привкус.
Очень тихо. Я успокаиваю. Ты киваешь.
Рауль
Я замечаю между тобой и сионцем некоторую конфронтацию. Признаться, я удивлен и ему, и тебе. Обычно с такими буквально дорогими гостями ты, по крайней мере, вежлив. Но и Ги неадекватен, ваш короткий разговор похож на обмен булавочными уколами, а не на светскую беседу.
- Если Федерация все же признает за клонами права человека, а рано или поздно это случится, что вы будете делать, господин Первый Консул?
Ты отвечаешь вопросом на вопрос.
- А что будете делать вы, покупатели наших клонов, господин Ги?
Ги тушуется, я не совсем понимаю природу вашего конфликта, который создает за столом ощутимое напряжение. Ги назойлив, но не больше, чем любой турист, Танагура кружила головы и покрепче. Впрочем, временами под градом его вопросов я чувствую, как будто Ги интересуется не достопримечательностями, а берет интервью лично у меня. Вероятно, он считает, что за те деньги, которые заплатило Министерство, с их чиновником могут и понянчиться, но сумма действительно весьма и весьма круглая. Из-за того, что Сион находится в состоянии непрекращающейся войны, каждый мой взгляд на Ги сопровождается мыслью, каково это - жить, когда в любой момент жизнь может прерваться. В таком случае цели должны быть конкретнее, и всегда есть риск, что результата не увидишь. У него нет бровей и ресниц, как будто его лицо опалило огнем, и они обуглились и облетели навсегда. На лицо Ги смотреть неловко и, наверно, кому-то и неприятно. Я снова переключаю свое внимание на тебя, бросаю взгляд на твой отодвинутый стакан. У тебя отсутствующий вид.
- Разве ты не выпьешь за наш успех, Ясон?
Я чувствую себя преступником, которого выдает его чересчур радушная улыбка.
- Просто не люблю полынный привкус.
А вот эту мелочь я не предусмотрел. Чтобы скрыть разочарование, я отворачиваюсь к блюду с фруктами и тянусь за виноградом.
- Позвольте, я за вами поухаживаю.
Ги выбрасывает руку в ту же сторону, подцепляет гроздь, тянет ее на себя и опрокидывает полупустую бутылку, стоящую рядом. Белая атласная скатерть мгновенно промокает, фурнитур подбегает, бросает на красное пятно несколько салфеток и извиняется, как будто это его вина. Ги тоже извиняется. Бесконечно.
- Простите. Как же так вышло. Я случайно. Я так неловок. Ради бога простите. Как досадно. Я чувствую себя ужасно.

Я успокаиваю его. Виноград все еще в его руке. Гроздь подрагивает.

- Это просто несчастный случай. Вы не должны извиняться.
- Я так разволновался. Мне нужно на воздух. Вы не составите мне компанию, господин Ам? О, пожалуйста.
Как гостеприимному хозяину мне приходится встать. Ги повисает на моей руке. Видимо, от выпитого ноги держат его уже с переменным успехом, он так наваливается, что я могу прикинуть массу его тела, примерно 80 кг. На балконе он хватается за мраморные перила и старательно глотает вечерний воздух. Вода в небольшом фонтанчике внизу журчит и переливается цветными огнями подсветки. Все мои мысли остались с тобой за столиком с невыпитым абсентом. Как мне тебя узнать?…
Реплика Ги выводит меня из задумчивости.
- …ничего подобного не видел. Я восхищен. Обязательно я должен сделать вам что-нибудь приятное взамен.
Возможно, я что-то упустил, речь сионца кажется мне лишенной логики. Я поворачиваюсь к нему, пытаясь поймать потерянную нить беседы. Это не очень приятное занятие - лишенная заботы солнца, кожа сионцев выглядит серой, как пыль. Из-за существенной разницы в росте Ги все время запрокидывает голову. Он чуть ли не встает на цыпочки, ища контакт с моими глазами. Я немного наклоняюсь, чтобы ему было удобнее говорить.
- Вы ничего мне не должны, господин Ги. Я и моя команда были рады сотрудничать с вами. Вы ведь остались довольны результатом?

- Вне всяких сомнений! И образец, и шоу, и прием выше всяких похвал! Если позволите, у нас тоже есть древний обычай. Все сионцы обладают даром предвидения, но он работает только с теми, кто вызывает настоящую симпатию. Такие предсказания всегда счастливые. Вы хотите знать свое будущее?

- Я знаю свое будущее, господин Ги. И, боюсь, я не верю ни в суеверия, ни в волшебство…
Слова превращаются в льдинки, слетая с моего языка.
- Мы общаемся уже столько времени, и вы до сих пор зовете меня Ги. Я чувствую себя глубоким стариком, когда меня называют господином Ги. Вы можете звать меня Виктором?
Ги не дожидается моих ответов уже ни на что. Скороговоркой, не давая мне себя перебить, он начинает тараторить про то, что отказаться от гадания нельзя, что это дурная примета, что отказ сделает дружбу враждой. И я уже согласен, только бы он прекратил свою трескотню, только бы гость не посчитал себя оскорбленным, только бы вернуться уже назад в зал.
- Вы должны снять перчатку. Это гадание по руке. Позволите?
Ги смотрит на мою правую руку, которую я положил на бортик. Я снимаю перчатку, немедленно он как-то по-собачьи хватает мое запястье, указательный палец почти упирается в мою ладонь.
- Что это?! Я не могу вас коснуться!
Уголки его губ разочарованно ползут вниз. В голосе обида и недоумение.
- Это обычная защита. Прошу меня извинить. Таков обычай Эос.
Я стараюсь скрасить неловкую паузу хотя бы немного искренней улыбкой.
- Вы не доверяете мне, Рауль?
Не вяжущиеся с его статусом протяжные нотки. Меня передергивает от того, что сионец называет меня по имени.
- Еще раз примите мои извинения. Это не имеет никакого отношения к вопросу личного доверия.

Палец Ги медленно скользит в миллиметре от моей кожи. Он наклоняется ближе, всматриваясь.

- Ваша рука говорит… о том… что совсем скоро вы влюбитесь или уже влюблены.

Хотя я рискую нарушить законы гостеприимства, я выдергиваю руку и надеваю перчатку назад.
- Тогда. Моя рука. Лжет.
- Как жаль. Я надеялся, что… Рауль, вы мучаете меня!
- Я мучаю вас? О чем вы?
- Вы дали мне столько авансов!
- О чем вы говорите, господин Ги?
- Иначе не было никакой необходимости проводить со мной cтолько времени! Объяснять все так детально! Показывать!

Ги льнет ко мне, я отвожу его руки и держу сионца на расстоянии. Ощущение нереальности происходящего. Ги морщится от боли, но снова прижимается ко мне верткой пиявкой. Резкий запах алкоголя заставляет меня задержать дыхание и сделать вдох ртом.

- Почему сейчас ты меня отталкиваешь? Ты бог. Мой золотой бог. Неужели мы так и расстанемся? И это все?!

То, что происходит, - омерзительно. Секунду я нахожусь в шоке, что мой вежливый прием принят за интимный интерес. Кровь бросается мне в лицо, я нажимаю на его запястья. Он сдавленно визжит. Спохватившись в последний момент, я выпускаю его, отступая назад. Ги падает на четвереньки. Его подобострастие сменяется злобой.

- Потому что ты с ним трахаешься?
Он что, говорит о тебе?
- Ты столько таскался со мной! Завлекал! Ты хочешь меня! Я знаю! Сколько нужно еще заказать уродов? Скажи. Сколько? Я устрою!
Твой спокойный голос вклинивается в дикую сцену.
 

Ясон

- Я вижу, твой сюрприз, Рауль, дал интересный результат.

Вы слишком долго отсутствовали, и я решил, что мое появление будет кстати. Тем более, что взгляды сионца мне не нравились абсолютно.

Я оставил твоего помощника за столиком наслаждаться зрелищем, а сам вышел за вами и… получил зрелище не менее захватывающее, чем то, что происходило недавно на подиуме. Но гораздо менее эстетичное - это точно.
Пьяный мужчина на четвереньках выкрикивал тебе в лицо какие-то нелепости, а ты, белый, как мел, сжимал кулаки, видимо, решая, что делать.

Да, внешники иногда не знают, когда нужно остановиться, чтобы сохранить свою жизнь. Можно сказать, что этот человек только что сам подписал себе приговор. Последние сомнения относительно него у меня исчезли.

Я подхожу ближе к нему и рывком за воротник ставлю его на ноги, разгибаю и склоняюсь к его лицу. Неприятный запах разлагающегося алкоголя. Мгновенно покрасневшая кожа и выпученые глаза, кажется, я чересчур пережал ему шею воротником. Я ослабеваю хватку, и он начинает с жадностью глотать воздух. Хрипло кашляя, пытается что-то сказать, но выходит неразборчивый набор звуков. Только бы его не стошнило, мне будет неудобно перед тобой. Я бросаю взгляд в твою сторону, чтобы убедиться, что ты согласен с моими действиями. Ты молчишь, как будто находишься в шоке. Ладно, я разберусь сам. Вряд ли этот внешник так тебе дорог, чтобы ты стал его защищать. А разбирать конфликты - моя прямая обязанность. Я даю внешнику отдышаться и принять вертикальное положение без моей помощи. Он прислоняется спиной к перилам балкона и напряженно смотрит на меня.
- Мне очень жаль, что этот тип алкоголя подействовал на вас таким прискорбным образом, господин Ги. Но господин Ам не мог знать о такой вашей слабости, так ведь? Я думаю, вам будет лучше сейчас поехать домой и отдохнуть. Мы можем прислать к вам медика, чтобы он вас осмотрел. Или будет лучше, если он вас сейчас проводит.
Рауль
Ты хватаешь сионца так, как будто сейчас оторвешь ему голову, я четко представляю, как фатально его голова разворачивается к плечу. Ги, возможно, представляет то же самое, потому что и не думает сопротивляться, только вращает глазами с мольбой в них, и его губы дрожат от страха. Для него твое появление также неожиданно, как и для меня. Может быть, для меня оно еще более неприятно, краска непонятного стыда сменяет холодящую бледность. Ты манипулируешь его телом и его движениями так, словно сионец не человек, а кукла. Булькающие звуки в горле Ги приводят меня в чувства. Приходится смириться с тем, что все происходящее вполне реально. По комму я вызываю Рене. Господин Ги достаточно пользовался здешним гостеприимством и обойдется без специальных услуг. Я не отправлю с ним никого, у кого может быть собственное мнение, неизвестно, как поведет себя сионец, когда немного придет в себя, что еще ему взбредет в голову делать и говорить.
- В отеле, в котором остановился господин Ги, вне всяких сомнений, есть врач. А пока, господин Ги, я помогу вам вернуться в состояние, более способствующее мыслительному процессу, чем алкоголь, ударивший вам в голову.
Из внутреннего кармана сьюта я достаю миниатюрный футляр с капсулами. Там есть и те, которые пригодились бы мне после нашего поединка в зале для тренировок, и те, которые я использовал сегодня. Полностью нейтрализующие действие алкоголя, любой самый крепкий напиток пьянит не больше, чем вода, я принимаю их до того, как пить. Я буквально приказываю Ги открыть рот.
- Это вас освежит.
Он глотает, и через несколько секунд его лицо принимает осмысленное выражение. Хотя, предполагаю, это связано не со стремительным действием препарата, а с тем, что ты уступил право разбираться мне, и отошел в сторону. Теперь кукла может двигаться сама. Надеюсь, Ги хватит ума контролировать себя без того, чтобы ему ломали шею.
- Прошу прощения, Советник Ам… Прошу…
- Не нужно. Довольно. Мы все готовы забыть об инциденте. Не так ли?
Ги заторможено кивает. В дверях балкона появляется мой фурнитур.
- Рене, позаботься, пожалуйста, о том, чтобы наш почетный гость со всем комфортом добрался до своего номера.
Они уходят. Свежий воздух кажется мне душным.
- С тобой все в порядке, Ра?
Такие вопросы всегда предполагают положительный ответ. Я киваю и извиняюсь перед тобой за случившуюся дикость. Мы выходим в зал, сцена уже пуста, и церемония перетекла в режим неформальной вечеринки. За нашим столиком никого нет, я вижу, что в через три столика от нас Вици беседует с постоянными заказчиками. Судя по его лицу, он принимает комплименты. Хорошо. Мы занимаем свои места. Один вопрос не дает мне покоя, мысль крутится в голове. Я отбрасываю волосы назад. В моем голосе растерянность и напряжение.
- Разве я веду себя таким образом, что мне можно делать интимные предложения?
Тут же я сжимаю губы и жалею о своих словах. По привычке я обратился к тебе как к другу, но мой вопрос не по адресу. Ведь наша дружба перестала быть дружбой в традиционном понимании этого слова. И я еще не нащупал, как мне вести себя с тобой. И как мне себя вести, если ты ответишь, что я каким-то образом провоцирую подобное поведение? Посторонний человек заподозрил нас в связи, может быть, я смотрю на тебя слишком пристально. Или это возможно почувствовать интуитивно. Как я всегда, с самого начала, чувствовал твою связь с монгрелом. Твой стакан с абсентом так и остался нетронутым. Я делаю движение подняться.
- Думаю, приличия уже позволяют мне покинуть презентацию. С твоего позволения, Ясон
Я пожимаю плечами и предоставляю тебе возможность разбираться самому.
- Тебе лучше знать, конечно.
Я киваю и отхожу, наблюдая, как ты разбираешься с ситуацией. Фармакология у тебя всегда была на высоте, странно только, что ты стал носить с собой препараты.
Сионец меня больше не волнует, я наблюдаю только за тобой. Тебя, видимо, нервирует мой взгляд, ты странно сжимаешь пальцы, и я спрашиваю, все ли с тобой в порядке. Ты киваешь и чересчур эмоционально извиняешься. А я думаю о том, что не дам тебе сегодня уехать одному. Но просто провожу тебя и зайду на бокал вина, обещаю я самому себе.
Наконец, вопрос решен, и мы уходим с балкона. Наше отсутствие было деликатно не замечено, а твой помощник, видимо, заскучав, занялся своими прямыми обязанностями и пошел обрабатывать одного из потенциальных заказчиков, а также получать комплименты. Он еще не настолько привык к ним, чтобы не обращать внимания, мне видно, как ему лестно.

Мы возвращаемся за наш столик. На нем все, как и было, когда мы уходили, только фурнитуры убрали за неловким внешником. Я уверен, что ситуация с вином была только предлогом, чтобы вытянуть тебя на приватный разговор. Я искоса наблюдаю за тобой, размышляя, насколько ты сам об этом догадывался. И тут ты просто ошеломляешь меня вопросом. Я не могу скрыть своего удивления и смотрю на тебя в упор, приподняв бровь. Степень крайнего удивления. Я отвечаю, даже не раздумывая.

- Разве ты не знаешь, насколько ты красив? Красив, как мечта. Ничего удивительного, что у всех ум заходит за разум.

Я поднимаюсь вместе с тобой.

- Если ты не против, я хотел бы проводить тебя. Заодно можем обсудить и эту, видимо, волнующую тебя проблему.

Я оглядываю зал. Конечно, никому и в голову не придет нас остановить или, еще хуже, попытаться присоединиться к нашей паре. Я могу только догадываться, насколько прозрачно угрожающ сейчас мой взгляд. Этот вечер мой, с тобой, и я никому не позволю в него вмешаться.
- Уже и правда становится скучновато. Поедем к тебе. Я думаю, нам есть, о чем поговорить.
Я не собираюсь вскрывать карты… не собираюсь… если только ситуация не сложится так, что у меня не будет выбора… или у меня не закончится желание играть с тобой и терпение тянуть время.
Рауль
Как всегда, твое предложение носит такой характер, что отказаться от него невозможно.
- Конечно, Ясон.
Мне не нравится твоя идея проводить меня. С моего крючка ты сорвался, иначе я мог бы завести непринужденный разговор, как будто твой эксперимент с могрелом интересует меня как нестандартное, но всего лишь исследование. Подвести аккуратно к твоим истинным мотивам. Ко мне возвращается страх остаться с тобой наедине, без фона из музыки и разговоров, снова ощутить это состояние, когда я не могу владеть ни своими мыслями, ни своим телом, ни своим будущим, и не понимаю, почему ты такого состояния не боишься. Вици видит, что мы поднимаемся, оставляет гостей и идет к нам.

- Уходите? Как ваше самочувствие, Советник Ам?
Он всматривается в мое лицо с искренним беспокойством.
- Спасибо. Все хорошо. Но я чувствую, что надолго меня не хватит. Останьтесь, пожалуйста, за главного, Вици. Вы меня очень обяжете.
В его взгляде понимание, у него и мысли нет, что я могу лгать, глядя спокойно в глаза. Когда мы садимся в твой лимузин, и машина трогается с места, я опускаю перегородку между водительским местом и задним сидением, между ушами шофера и нашими словами. Из ошибки тоже можно извлечь выгоду. Иногда именно ошибка, то, что сначала казалось досадной случайностью, приносит искомый результат. Я продолжаю прерванный разговор, не реагируя на твои намеки.
- Я знаю, что моя модель сексуально привлекательна. Как и твоя. Все блонди отличаются исключительной привлекательностью. И, конечно, на федералов это влияет. Красота, интеллект, образование, такт, - это наш уровень. Мы - оптимальный набор лучших качеств. Но я не могу представить, чтобы в подобной ситуации оказался, например, ты. Можно предположить, что куратор - человек, склонный к истерикам. Это проще всего. Меня никогда не удовлетворяли объяснения, лежащие на поверхности. Как правило, они лишь вводят в заблуждение. Ты, как человек, знающий меня столько лет, как наблюдательный дипломат, скажи мне, в чем может быть моя ошибка? Или…
Я щурю глаза и откидываюсь на спинку сиденья.
- Или авторитет блонди уже действительно не тот, что раньше?
Ясон
За твоими словами, кроме озвученных вопросов, я слышу тревогу и совсем другие вопросы. Я раздумываю несколько минут. Стараясь не глядеть на тебя, я начинаю издалека.
- Надеюсь, ты помнишь наши сравнительные характеристики?
Ты киваешь немного удивленно, и я продолжаю.
- Это могло бы стать поводом для серии любопытных лекций. Мы одинаково сильны и имеем более высокий уровень привлекательности и интеллекта по сравнению со всеми, кто не является блонди. Но мы разные.
И я впервые за весь разговор решаюсь взглянуть на тебя. Но только в глаза.
- Куратор всего лишь человек, воспитанный людьми. Я всего лишь блонди, который знает и, значит, понимает больше, чем принято. Никакой опасности для нашего статуса. Возможно, ты не замечаешь, Рауль, хотя я уверен в обратном... Ты... тоже меняешься…
На лице ни тени эмоций, ни движения мускулов, кроме привычной мимики.
- Но давай все-таки уточним, что тебя конкретно интересует. Твоя привлекательность и предположительные мотивы поступков этого внешника? Разница между моей и твоей привлекательностью? Почему то, что произошло с тобой, никогда бы не произошло со мной? Изменения в нашем обществе, в том числе связанные со статусом блонди, после моего эксперимента? Сам эксперимент?... Или нечто иное?…
Я не обращаю внимания на свои руки, одна из них уже накрыла твою. Никто ничего не видит, не замечает, это просто руки… ведут свой разговор. Движение от прохладного металла браслета до самых кончиков твоих пальцев, шелк скользнул по шелку. Как будто участливо моя ладонь ложится сверху твоей, и я чувствую, как сквозь двойной шелк перчаток пульсирует через кровь твое сердце.
Рауль
Ты сам идешь на откровенный разговор? Это на тебя не похоже. Или мне это только кажется, так я этого хочу. Я терплю твою руку на своей, все тело обратилось в сплошное напряжение с очертаниями моей фигуры. Одно движение, и может возникнуть некая новая ситуация, все может сдвинуться, это чувство и тягостное, и притягательное. Ты говоришь медленнее, чем обычно, продумываешь каждое слово. Мой взгляд застыл на твоих губах. Я смотрю на твой рот, как ты говоришь, что мы разные. Я всегда буду беречь старое, а ты - желать нового. Вот только друг для друга мы и то, и другое. Наш личный парадокс.

В машине Первого Консула нет камер, жучков, я мог бы двинуть свою руку навстречу твоей. Именно я, сейчас совершенно неподвижный, управляю ситуацией. Ты не набросишься, как глупый внешник, но, стоит мне показать малейший интерес, как тебя будет уже не остановить.
- Рауль, ты слушаешь?
- Да… Ясон, конечно.
Я перевожу взгляд на твои глаза. Однажды, очень давно, мы были детьми, ты вынудил меня слизнуть соринку. Интересно, была тогда соринка? Или ты хотел посмотреть, как я буду мучиться, в конце концов соглашаясь, потому что тебе больно?
- Да, куратор всего лишь человек. И он решил, что мы тоже обычные люди. Что он может быть ровней нам. Что… Он может на что-то рассчитывать. Не буду скрывать, я считаю, - это социальный эффект твоего безрассудного эксперимента с монгрелом. И где-то я рад, что ты наблюдал этот эффект воочию.
Я сжимаю руку, до которой не смог дотронуться сионец. Я не верю в предсказания, варварскую чушь. Всегда счастливые билеты, беспроигрышная лотерея на планете, захлебнувшейся в несчастьях. Традиция, компенсирующая постоянное состояние обреченности. Но как точно это предсказание совпало с реальностью. С тем, что я открыл в себе, с тем, что ты открыл во мне. Так и не шелохнувшись, я продолжаю отодвигаться от тебя словами.
- Или, в ином случае, вина все же моя, и я вовсе не "блонди-совершенство"?
Быть совершенным, таким, как нужно, - это просто безопасно. Это спокойствие. Это никакой боли. Это самодостаточность. Как иронично, что как раз ты любишь называть меня так: блонди-совершенство. Я перестал быть совершенным, когда понял, что ты нужен мне. Почувствовал. Тревогу. Боль. Одиночество. Я изменился, это правда. Кто я для тебя? Новый этап твоего эксперимента? Или ты просто не справляешься с его последствиями?
- Я вижу недостатки, но я не вижу ни одного плюса твоих достижений с монгрелом.
Ясон
Я прижимаю твою ладонь к сиденью, тебе не вырваться, и улыбаюсь, слушая твои слова, твои вопросы, за которыми кроется так… Многое.
- Ты не ответил мне. Хорошо. Я попробую ответить тебе. Только прошу, давай все-таки будем последовательными.
Я откидываюсь на сиденье всем корпусом, закрывая глаза. Голос звучит ровно, размеренно, как будто я объясняю тебе очередной урок дипломатической соционики. Только тогда ты еще не боялся сидеть ко мне ближе и не напрягал руку под моей ладонью. Ты тогда больше доверял мне? Или себе?…
- Ты блонди-совершенство, и это неоспоримо. Но ты правильно упомянул, что сионец всего лишь человек и меряет все своими, чуждыми нам мерками. Ты можешь смеяться, но он действительно окрашивает твою вежливость и рабочую заинтересованность своими, не существующими для тебя чувствами. Он не очень умен, но очень предприимчив, поэтому его и назначили куратором. Тебе стоило бы внимательнее читать досье наших заказчиков.
Мой указательный палец слегка постукивает по выступающей косточке твоего. Когда мне хотелось что-то выделить для тебя, я всегда поступал именно так.
- Он просто вожделеет тебя, как и многие другие, которых ты просто не замечаешь. Но, уверяю тебя, остальным это вполне заметно. И я, и мои эксперименты тут совершенно ни при чем. Эос полон пэтов и их хозяев. Твое же совершенство недоступно, а стало быть привлекательно. А поскольку они не знают ни тебя, ни подоплеки твоего поведения, то могут думать все, что им заблагорассудится. Что же до того, почему он посмел предпринять такие неосторожные действия, то тут, я думаю, есть еще один момент. Он просто хотел узнать, насколько ты свободен.
Твоя рука дергается, но я удерживаю ее и улыбаюсь.
- Надеюсь, теперь он понял, что нет. И впредь, я думаю, ты будешь избавлен от глупых приставаний. Я могу согласиться с тобой, что способ, выбранный мною, был не оригинален. Но с каждым нужно говорить на его языке. Зато теперь мало кто сможет позволить себе нечто большее, чем просто мечты…
Больше ты не пытаешься выдернуть руку.
- Ра, я много раз говорил тебе, что нет той задачи, с которой не могут справиться блонди. И меньшая из них - это сплетни. Они были и будут всегда. Мы созданы таким образом, что будем будоражить и задевать умы и чувства простых людей, это наш статус, наша элитарность. И только от нас зависит, во что могут вылиться те или иные слухи.
Я поворачиваю голову в твою сторону и чуть приоткрываю глаза, изучая твой профиль.
- Тебе так хочется узнать результаты моего эксперимента? Материалы, правда, еще не до конца обработаны, но кое-что из практики я уже могу тебе показать. Я еще точно не уверен в широком применении, но тебе я могу предоставить и полусырой вариант. Только ты ведь не будешь относиться серьезно к незавершенному эксперименту, так ведь?

 

Рауль

Твоя поза настолько расслабленная, что мне легко представить, как ты лежишь в постели. И черная кожа сиденья лоснится также, как шелк белья. Нажим на мою руку такой же сильный, как в спортзале, когда ты не отпускал меня, ты чувствуешь, что я сопротивляюсь. Ты закрываешь веки, как будто специально, чтобы я мог безнаказанно вернуться глазами к твоим губам, к твоему лицу, ко всему... Одежда повторяет контуры твоего тела, четко выделяя грудную клетку, колени, локти. Мой взгляд способен проникнуть под складки ткани, я помню твою кожу, матовую и гладкую. Развитый торс переходит в узкие бедра, мышцы крепкие, как мраморные. Даже древние греки не вывели столь точную формулу телесной красоты, и, даже будь она у них, вряд ли бы они смогли достичь столь высокого идеала во плоти. На тебя хочется смотреть, разглядывать во всех нюансах, пока у меня нет такого права. Я сознался себе, что хочу его получить, но не любой ценой. При необходимости я умею подавлять свои желания. Хотя я уже не так сильно уверен в этом, когда твои пальцы крадутся по моей руке выше и выбивают ритм уже около моего локтя. Небрежные легкие касания посылают волны по всему моему телу, внутри вибрирует желание ответить, перехватить твою руку, пустить волны по твоему. Я отворачиваюсь и начинаю смотреть на дорогу. Изредка я киваю на твои слова, давая понять, что продолжаю слушать, и только один раз даю свой комментарий.
- Надеюсь, теперь он понял, что нет…
- Конечно. Мы принадлежим Юпитер…
Глядя на тебя, я чувствую опасное смятение - желание изменить свою жизнь, что невозможно. Свободная рука сама скользит под шарф, я дотрагиваюсь до металла контроль-струны. Я давно перестал замечать ее, сейчас она сковывает шею, хочется ее снять, но это невозможно. Ты прав, напоминая мне, что для простых смертных мы недоступные сексуальные объекты, Танагура делает деньги на человеческой глупости и похоти. Однако мне не нравится, что человеческой глупостью и похотью ты хочешь прикрыть свои ошибки. С некоторых пор надобность в буйных фантазиях насчет блонди отпала, правда превзошла самые грязные вымыслы, которые когда-либо достигали моего слуха.
- Из практики, Ясон? На выставке и на приватном пэт-шоу у тебя, ты считаешь, я видел недостаточно?
У меня не выходит сдержать ироничную усмешку.
Ясон
Усмешка, и я кошусь на тебя, на твой упрямый профиль. Ты уже понял, что отбирать свою руку у меня бесполезно, и просто отвернулся к окну. Чувственная линия шеи, длинные подрагивающие ресницы. Я ловлю себя на том, что втягиваю ноздрями воздух, чтобы уловить твой аромат. Ты взволнован. Чем же именно?
- А ты считаешь, что это и есть выводы и практика? Думаешь, результат моего эксперимента может быть применен только в области низших? Рауль, разве ты забыл, что я предпочитаю… все?
На этих словах моя рука вновь накрывает твою ладонь.
- Но это долгий разговор. Тебе может быть скучно. Я не настаиваю. И мы все-таки говорили о тебе. О том, какие мысли и чувства ты можешь вызывать. О нашей разнице и возможных последствиях. Или тебе это уже неинтересно?
Моя поза становится менее расслабленной. Я, все также повернув голову, пристально изучаю тебя. Слежу за каждым движением.
- Скажи, о чем ты бы хотел поговорить, и я постараюсь быть хорошим собеседником. Ты же знаешь, я умею.
Я улыбаюсь более открыто, когда говорю о твоих желаниях, и прошу открыться мне. Это не просчитанная улыбка дипломата, мне и правда интересно.
- К тому же, не забывай, с сегодняшнего дня у тебя пять законных дней отдыха. Я уже подписал приказ.
Я еще не говорю, какую программу я наметил для тебя на эти пять дней. Для тебя, для нас…
Рауль
Лента несущихся огней за стеклом становится шире и роскошнее. Мы уже подъезжаем.
- Ты не представляешь, как бы я был рад ошибаться и оказаться, как ты говоришь, занудой, который все привык ставить под сомнение.
На дорогу потрачено от силы двадцать минут, но у меня чувство, что прошла не одна вечность. Мои мышцы уже начинают болеть от напряжения, в котором меня держит контакт с тобой. Я надеялся прервать его, но ты, кажется, намерен продолжить вечер. Меня ждет новый сеанс противостояния. Я раздумываю, придумать ли мне благовидный предлог для отказа или попытаться вывести тебя на действительно откровенный разговор. Я взвешиваю свои силы. Хаос света превращается в череду фонарей, машина останавливается, наша беседа прерывается на время, водитель открывает дверцу. Я вопросительно смотрю на свои сжатые твоими пальцы, могу ли я, наконец, получить свободу движений. С улыбкой ты оборачиваешь все так, как будто помогаешь мне выйти из машины, берешь меня под руку, наш контакт не прерывается ни на секунду. Мое сердце колотится.
- Пять дней отдыха. Ясон, за это время можно обсудить целую жизнь. В мельчайших деталях.
Необходимость отвечать на приветствия и поздравления задерживает мой ответ еще на несколько минут. Когда все кивки, улыбки и комплименты остаются позади, лифт несет нас в мои апартаменты.
- Говоря откровенно, я чувствую себя неловко, когда речь идет обо мне. Извини за то, что в состоянии некоторой растерянности спрашивал об очевидных вещах. Я, видимо, никогда не научусь получать удовольствие от той части стратегии Юпитер, в которой мы - соблазнительная приманка, дезориентирующее средство и демонстративное совершенство…
Я делаю паузу, чтобы ты обратил на эти фразы больше внимания. Нет даже шанса для двусмысленности. В мифологии Эос - ревнивая коллекционерша самых красивых самцов. Федералы с образованием и эрудицией, для которых такие архаичные названия не пустой звук, должно быть, не устают смеяться, я бы смеялся.
- Не в интересах Ги распространяться о его несостоятельности в должности куратора, уверен, единственным последствием происшедшего станет завершившийся для меня не самым приятным образом банкет…
Загорается цифра нужного этажа.
- Мы можем исправить это, Ра. Выпьем по бокалу вина. Ты говорил о каких-то чудесных сладостях, привезенных тебе с Циреры. Пригласишь?
Дверцы лифта расходятся. У встречающего нас фурнитура перепуганное лицо. Вопрос вырывается сам собой.
- Себастьян, что случилось?
Молоденький фурнитур мнется, бросает растерянный взгляд на тебя, делает шаг ближе и шепчет мне на ухо свои новости. Я оборачиваюсь к тебе, удивленный услышанным.
- Чрезвычайная ситуация, связанная с двумя моими пэтами. Мне нужно разобраться и дать указания, как поступить с ними. Боюсь, с поздним ужином ничего не получится.

Странно, но, не смотря на страх перед твоими возможными действиями и моим возможным бездействием, отказываясь, я чувствую сожаление.
- Я подожду. Мне несложно.
Ты решительным тоном отметаешь мои извинения. Но мою руку тебе приходится отпустить. И снова оно, чувство сожаления. Теперь из-за того, что я больше не чувствую твой захват. Я велю фурнитуру проводить тебя в комнату для гостей, подать легкого вина и позвать группу мальчиков, если ты захочешь скрасить свое ожидание шоу пэтов.
Ясон
Я твердо решил не выпускать тебя из моего поля зрения сегодня вечером. Я с интересом выслушиваю тебя и уже собираюсь продолжить столь многообещающую тему, как встречающий фурнитур своим беспокойством вклинивается в мои интересы. Эти пэты, видимо, очень дороги тебе. Дороже, чем я? И ты мне еще пеняешь на увлеченность Рики? Конечно, ты бы ответил, что наши интересы имеют большую разницу, но все одно это время, которое отобрано. Твое - у меня, и мое - у тебя.
Я неохотно отпускаю тебя, все твои попытки отговориться от сегодняшнего совместного отдыха мною пресекаются. Я ведь не сообщил тебе самого интересного. Предвкушаю, как ты удивишься, узнав.
Я хорошо ориентируюсь в твоих апартаментах, меня не нужно провожать. Они почти точная копия моих. Только интерьер у нас кардинально разный. Я предпочитаю прохладные тона и эргономичность обстановки во всем, кроме, пожалуй, спальни. Но и там царит стиль хай-тек. У тебя же - благородная роскошь натуральных материалов и дизайнерских шедевров. Ты предпочитаешь тона солнца, я - луны.
Твое вино мне подают всегда чуть подогретым, у меня же в привычке пить прохладное, иногда даже со льдом. Только тебе мои фурнитуры, зная твои пристрастия, греют его.
Гостиная, где мне приходится ждать, не так уж велика. Широкие диваны вдоль стен создают впечатление, что комната может служить временной спальней для гостей. Для любого блонди они все же узковаты. Низкий овальный столик, уставленный легкими закусками, сладостями и вином, подкатывается фурнитуром ближе. Группа пэтов в привычных твоему гарему легких газовых одеяниях, впархивает в комнату, как стая бабочек-однодневок, и устраивается в центре комнаты, садясь полукругом, лицом ко мне.
Их пятеро. Все изящны, тонкокостные, с высокими бледными скулами, умеренной косметикой и длинными волосами. Фурнитур наливает мне вина. Я усаживаюсь как можно удобнее, опираясь на диванные подушки. Среди пэтов нет ни одного дарка, даже брауна, жаль.
Ладно, пусть покажут, на что способны.
Я оцениваю юного пэта с пепельными завитыми локонами, чем-то он неуловимо напоминает мне… того, кого я жду. Я указываю на него фурнитуру, пусть именно этот будет в центре внимания.
Я надеюсь, пэты не успеют закончить свое шоу, когда ты вернешься. Мне интересно взглянуть на твое лицо, когда ты их увидишь в самом разгаре представления…