14. Великое ополчение

14. ВЕЛИКОЕ ОПОЛЧЕНИЕ. Мамая на Руси уже ждали. На срочно созванном в Москве военно-политическом совете князья из всех подвластных Дмитрию волостей и уделов постановили объявить сбор общерусского ополчения. Сбор был назначен на 31 июля у стен Коломны. Сразу же после княжеского совета в верховья Дона был отправлен сторожевой отряд сотника Родиона Ржевского в 70 всадников с приказом раздобыть информированного языка и узнать «Мамаево хотение». Сторожа ушла в степь и исчезла.

В конце июля в Москву прибыл посол Мамая с требованием выплат ордынского выхода, как при Узбеке. Дмитрий платить не отказывался, но повысить размер оговоренной девять лет назад суммы не согласился. Разговор не получился, и послы отъехали ни с чем. Вслед за ними к Мамаю отправился московский боярин Тютчев с встречными предложениями Москвы, но сойтись в цене мира вновь не удалось. Хан для себя уже все решил. Да он и сам при всем своем желании уже не смог бы остановить им же самим запущенный механизм уничтожения. В Орде московским послам удалось проведать о тайных переговорах ордынцев с Олегом Рязанским. Рязанец вновь попал в списки неблагонадежных и недостойных доверия.

Меж тем, от разведки Родиона Ржевского вестей по-прежнему не поступало, и на ее поиски пришлось снарядить еще один отряд во главе с опытным воеводой Климентом. Вместе с ним в степь ушли Григорий Судаков, Фома Гацабесов и 33 дружинника. Едва отъехав от Москвы, разведчики повстречали Василия Тупика из первого дозора, который вместе с парой дружинников вез в Москву пленного ордынца. «Язык» был знатным мурзой из Мамаева окружения. От него стало известно, что Мамай не спешит: собирает войска в кулак, подтягивает дальние орды, ждет Олега Рязанского и Ягайло. Это известие позволило отодвинуть сроки сбора полков еще на пол месяца, до 15 августа.

Дороги Суздальской Руси в те дни были в буквальном смысле слова запружены людьми. Русские ополченцы сходились к месту общего сбора несколькими путями. С далекого севера пришли с дружинами князья белозерские – Семен Михайлович и Федор Семенович. Прибыли андомские князья – Андрей Кемский и Глеб Каргопольский. Привели ополченцев Дмитрий Ростовский, Глеб Брянский и князья ярославские. От Тверской Земли прибыл Иван Холмский со своей ратью. Костромичей привел воевода Иван Родионович Квашня. Во главе коломенских ратей встал воевода Микула Васильевич. Из Рузы ополченцев привел воевода Пуня Соловей. Явились с полками Юрий Мещерский, Андрей Муромский. Из-под Переславля прискакал Андрей Серкизович с татарской конницей и пешим городовым ополчением. Герой вожской битвы воевода Тимофей Валуевич привел владимирцев. С далекого литовского рубежа пришел малый отряд ремесленников из Белева во главе со скотобоем Василием Брадиным. Несколько тысяч хорошо вооруженных ратников прислал Новгород Великий, хотя, возможно, они пришли сами, без вечевого решения.

10 августа войско, собранное в Москве, через трое ворот двинулось к Оке и уже 15 августа начало подтягиваться к Коломне. Там к общерусскому ополчению примкнул полк Ивана Тарусского.

18 августа Дмитрий покинул лагерь и ускакал в Троицу. Митрополита в Москве тогда не было, и только один человек имел право благословить великого князя и все русское воинство на ратный подвиг – отец Сергий. Князь очень спешил, но старец уговорил его отстоять литургию и оттрапезовать в монастыре. Момент требовал торжественности и, даже, некоего пафоса, и потому спешка в данном случае была не совсем уместна. Наконец, благословив князя, отец Сергий отпустил его к войскам, дав Дмитрию в провожатые двух иноков, Пересвета и Ослябю. Утверждают, что у обоих иноков до принятия пострига было боевое прошлое, и вот теперь они вновь решили взять в руки оружие, дабы принять смерть в бою во имя Господне. Вероятно, это был первый случай в истории Русской Церкви, когда священнослужители шли с войском не благословлять и вдохновлять, а сражаться. И в этом тоже был свой глубокий смысл, не лишенный пафоса, – новая Русская Церковь была готова разделить со своей паствой ее участь и вместе с ней пойти на подвиг самопожертвования.

Когда огромная рать, наконец, собралась, ей устроили смотр на Девичьем Поле близ Коломны. В тот день на небольшом участке земли собралось почитай всё боеспособное мужское население Владимиро-Суздальской Руси. «Официально» участия в общем сборе не принимали лишь Тверь, Нижний Новгород, Смоленск, Кашин и Рязань. Ратники от этих земель были – кого прислали, а кто и сам пришел – но князья остались дома. Не исключено, правда, что на них просто были возложены иные функции: нижегородцы, к примеру, могли стеречь булгар, а смоляне – литву. Что поделывал в ту пору Михаил Тверской?.. Да пес его знает!

26 августа общерусское ополчение выступило из Коломны, двинулось по берегу Оки на запад и через четыре дня подошло к Лопасне, где уже стоял со своим войском Владимир Храбрый. Началась переправа на южный берег реки.   

В последних числах августа войско закончило переправу через Оку и двинулось к верховьям Дона. По дороге к общерусскому ополчению присоединились пронские и козельские ратники. На седьмой день пути подоспели псковские и брянские полки Андрея и Дмитрия Ольгердовичей. Неожиданно для всех примчался Федор Елецкий с малой ратью, ускользнувший из-под самого носа Мамая, который в ту пору уже шел через Елецкое Княжество. Об этом степном княжестве никто на Руси уже и не вспоминал, но Федор тоже сделал свой выбор, и это было в высшей степени символично. Вот почему его немногочисленных ратников встречали так, будто бы их пришла тьма.

По преданию, при движении к Дону Дмитрию преподнесли икону Донской Божьей Матери. Ее привезли в русский лагерь «казаки» из Червленого Яра - уже изрядно обрусевшие православные подданные Золотой Орды, селившиеся по берегам Дона и находившиеся то в ведении рязанского епископа, то в ведении сарайского владыки. Никаких достоверных письменных источников с рассказом о визите казаков с иконой пока не найдено, но не исключено, что «казачки» все же были, и что они тоже влились в состав войска, пополнив собой ряды русско-татарской конницы.