Пересекая Ночь, или Навсегда Ученик, 1 градус

И Ангел мне сказал: иди, оставь их грады,
В пустыню скройся ты, чтоб там огонь лампады,
Тебе поверенный, до срока уберечь,
Дабы, когда тщету сует они познают,
Возжаждут Истины и света пожелают,
Им было б чем свои светильники возжечь.
(«Пустынник» А. Майков, 1883 г.)

Прежде чем начать мое повествование, позвольте представиться; возможно, вы ожидаете, читая надломанные строчки этой работы, что я осмелюсь назвать некоторые из определений себя. Люди часто задают вопросы несмотря на то, что у них наверняка есть заготовленный ответ на все, что они желают услышать.

«— Да кто же Вы? — Определить означает ограничить», — пишется в романе известного драматурга О. Уайльда; поэтому, мне легче сказать то, кем я не являюсь. Итак, я не обладатель сакральных знаний и не просвещенный, я не гуру и не учитель, а в моем переднике не спрятана истина. Если Вы слышите противоположное от других, мой вам искренний совет — быть предельно осторожным, хотя вы можете выразить другое мнение.

Кто же я, почему пишу и чем занимаюсь?

Я — все еще Ученик. Наподобие дервиша со старыми четками и в белом рубище, который странствует в утробах пустынь, ходит пешком по длинным и пыльным дорогам и любит общаться в местах, наподобие восточных базаров. Иногда я рассказываю притчи — о райских садах, о древних тайнах и легендарной мистике, позабытой в наше непростое время. И если эти рассказы были хороши, многие слушали, отвлекаясь от монотонной повседневной жизни и обращали свои глаза к небу. Есть разные предания; о возвышенном труде первых каменщиков, о предательстве и сердце, охваченном пламенем, о благородных рыцарях, о верности, о скитаниях и строителях Иерусалимского Храма...

Я — тот, кто готов подтолкнуть падающего, согласно мудрому совету Заратуштры. Подтолкнуть навстречу миру старых, как мир, легенд; где еще, как не там, искать Бога?..

Но сперва поговорим не об этом, а о том, кто входит в Храм, чтобы облачиться в белоснежный запон.

Что означает «свободный и добрых нравов»? Должно быть, благородный и высокий полет наших устремлений живёт в душевном воспламенении. Но это благородство непостоянно, будто свет в колебании огня. Каждому рвению сердца суждено тонуть в несовершенстве. До тех пор, пока не сотрется сама грань между пламенем и светом, и одно не станет познаваться через другое. Что это означает, я объясню в конце повествования.

Пока мы, имеющие плоть и кровь, имеем право дышать и чувствовать, душа постоянно находится в опасности. Нечестивый враждует с ней, он постоянно ранит ее сомнениями, растлевает гордыней настолько, что мы принимаем логику этого мира как свою собственную. Мы учимся лгать и предавать; не способно дрогнуть сердце, изъеденное отчаянием, и научившееся не бояться, не просить чуда, не надеяться. Возможно, каждый из Вас и правда считает себя человеком «свободных и добрых нравов». Однако, можно ли так говорить о людях, которые хоть единожды не пытались встать на защиту вечных ценностей? Те, кто сражается, прекрасно понимают, что оставаться в совершенной безопасности самому невозможно.

Комната Размышлений в этом отношении напоминает мне сцену с царем Давидом; когда он, гонимый Авессаломом, долгое время скрывался в Заиорданской стране, в бесплодной пустыне Маханаим, что расположена вблизи гор Ермонских. Лезвия скал одной из горной цепи возвышались над уровнем моря примерно на три тысячи метров, и всегда были покрыты снегом. Когда этот снег таял, бурные потоки вод смешивались с проливными дождями, и с шумом низвергались на землю, несли за собой неподъемные камни и ломали деревья. Неистовые потоки казались оттого ужаснее, что вода обрушивалась с крутых утесов. «Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною», — пишет псалмопевец, описывая те страшные мгновенья. Такой речью он описывает ужас изгнания и беды, которые так же неисчислимы и устрашающи, как потоки с высоких скал.

И хотя Давид томился, существуя впроголодь в удалении от Храма, ни одна из скорбей не сумела разбить его надежду на Всевышнего. Из последних сил жил, полагаясь на милосердие Творца. Он поет: «Слезы мои были для меня хлебом день и ночь, когда говорили мне всякий день: где Бог твой? Вспоминая об этом, изливаю душу мою, потому что я ходил в многолюдстве, вступал с ними в дом Божий со гласом радости и славословия празднующего сонма. Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего. Унывает во мне душа моя; посему я воспоминаю о Тебе с земли Иорданской, с Ермона, с горы Цоар...» (Пс. 17).

Камера Размышлений стала моей бесплодной пустыней, окутанной антрацитовой ночью; странный покой и белый свет горящего пламени отвлекают от суеты мира и бездны тяжелых размышлений, подавая надежду на то, что однажды кончается даже смерть. Бездна призвала Бездну; и все, что осталось от того, чем наполнена моя жизнь, можно отыскать в этой комнате. Череп, скелет, коса... бумага, что способна терпеть от меня очень долго: и наспех составленное завещание, и бездарные стихи, и что-то еще, что уже не в силах мне вспомнить. Солью земли, чёрствым хлебом и сырой водой пусть следующий Ученик помянет мое имя всуе.

Поднимается странный шум, и кажется, я слышу неторопливые шаги Брата Обрядоначальника, идущего ко мне. «Прислушайся», — говорю я себе, «что ты слышишь? Этот ветхий стук часов, по кому он считает секунды? Эта промерзлая вода, что обильно струится за стенами, будто дождь, бьющийся о стекло — чьи это слезы? По кому они проливаются?»

Ливанский философ Х. Джебран некогда произнес: «Ваша боль — это разбивание скорлупы, в которой сокрыто ваше понимание». Приходилось ли тебе, Ученик, испытывать на себе удары этого раздробления? Приходилось ли тебе искренне вспоминать: «Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27:46; Мк. 15:34).

Хуан де ла Крус, один из видных испанских мыслителей XVI в., также рассуждал в своей книге «Темная ночь души»: «Тень смерти, страданий и мук ада чувствуется особенно остро, и это приходит из ощущения, что ты покинут Богом... и в душе возникает ужасное предчувствие, что так будет всегда... Душа видит себя в самом центре разнообразнейших форм зла, среди жалкого несовершенства, опустошенной, жаждущей понимания и брошенной во тьму». Все существо и весь мир существуют в этой густой темноте; в сиянии, что скрывается под покровом ночи. Св. Григорий Нисский — один из величайших религиозных философов — соотносил состояние «ночи души» с образом ночи в Песне Песней. Третья глава этой поэтической жемчужины описывает: «На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его. Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям, и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: не видели ли вы того, которого любит душа моя; искала я его и не нашла его. Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в дом матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей» (Песн. 3:1-4). Итак, человек ищет Всевышнего, очнувшись ото сна и отправившись на поиски, потому что не хочет и не умеет жить без Возлюбленного. Ночь есть состояние боли от разлуки с Ним, и возможность начать поиск.

Таким образом мрак — не есть отсутствие света. Эта великая сила, что хранит в чреве каждую звезду, и каждый луч, исходящий из нее. Темнота — это на самом деле забытый свет, Ученик; подобно тому, как сильное чувство богооставленности быстрее приводит к метанойе, перемене ума, чем относительно спокойная жизнь. Возможно, вы в первый раз слышите такое понятие — «бездымное пламя». Это огонь, раскаленный до предельной температуры. Сперва он перестает исторгать дым, а затем наступает время, когда он не излучает, а поглощает свет. «И мрак сделал покровом Своим», — мы помним из Псалтири (Пс. 17). Огонь становится предельно горячим настолько, что мы не в состоянии воспринимать его высокое качество; наш разум отказывается и отрицает, не имея, на что опереться. Свет без поверхности отражения видится, как мрак. Лишь отталкиваясь от своего Богоподобия — и только от осознания этого качества — возможно расширить свое понимания до той степени, что тьмы не останется вовсе.

Пока об этой цели пусть тебе напоминает единственная свеча, горящая в Комнате. Ты ошибочно полагаешь, что с помощью этого слабого мерцания невозможно разглядеть внешнюю обстановку. Но то, на что ты смотришь, Ученик, не существует всерьез; ты способен видеть только то, чем являешься сам. На этом и будет строиться твое мистическое размышление о символах; разговаривая о них, и обнаруживая неочевидные смыслы, ты, наконец, поймешь, что говоришь о своем лирическом герое. Он будет сражаться, побеждать и сокрушаться, а вместе с ним ты обнаружишь, что стал иным человеком. Не таким, как прежде. Подобно тому, как пустынники беседуют с ангелами, отшельники — находятся в общении со Святыми, мы же, Вольные Каменщики, ведем диалог с Великим Архитектором посредством символов и аллегорий, пытаясь достучаться до Святая Святых нашего сердца: «и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21). Бог не в бревнах, а в ребрах — так говорят. Этому и будет посвящен первый и главный труд Ученика: освобождения от той шероховатости, что отделяет переживание Божественного от тебя самого.

Это несовершенство — все, что удерживает тебя в страхе. Мужество Вольного Каменщика состоит не только в том, чтобы рыть могилу пороку и отстаивать ценности братства, свободы и равенства. Это следствие, а причина кроется совершенно в другом.

Итак, обычный человек нуждается в воде и пропитании; он желает размножаться, властвовать, воевать. Он изобрел своими руками плуг и молот, он создал троны и колыбели; наконец, он научился ткать паруса и одежду, ковать искусные украшения и оружие. Он научился убивать. Но если движущий мотив каждого человека — это сохранение и продолжение своего рода под страхом смерти, ценой сохранения и продолжения рода других — то каким образом ему пришла идея поднять глаза на Творца, возносить Ему сердце и разум? Какие чувства могут зиждиться в плотском существе, чтобы их было невозможно выразить ничем осязаемым — ни изваянием, ни музыкой (которую, как известно, могут производить и птицы), ни зданием? Что такое может зародиться в ветхой душе — какая тайна, которую невозможно передать письмом или неуловимым словом, а необходимо тщательно и долго изучать символы и размышлять над ними половину жизни для того, чтобы достучаться до своего каменного сердца, а следующие полжизни — научиться такой дисциплине, заставляя душу то сокрушаться, то ликовать, то испытывать томление поиска, то плыть в реках безмолвия?

Это можно назвать умозрительной-сердечной молитвой; ведь молитва — таинство общения человека и Создателя сущего. У каждого она своя; если у одних такая безмолвная речь преисполнена неиссякаемой радостью, то у других это — неутолимая и бессмертная надежда, у иных — плач, у третьих — любовь, о которой писал апостол Павел в своем Послании к Коринфянам... Но важно то, что подобная молитва соединяет разных людей в едином устремлении, приобщая к общему возвышенному переживанию. Масон учится такой молитве особенным образом: в своей повседневной жизни, отвесом определяя неровности своей натуры — грубого камня — а далее резцом и молотом отсекая ненужное. Подобно одному изречению Микеланджело: «Я видел ангела в куске мрамора; и резал камень, пока не освободил его...».

Изучающий символы с намерением не просто собираться вместе с Братьями и Сестрами «во славу Великого Архитектора Вселенной», не может оставаться «человеком материи». И хотя грубые инструменты и тяжелый труд – вполне под его сильную руку независимо того, мужчина ли, женщина ли это, но всякая упрощенная, эгоистичная, вульгарная или злая мысль и чувство — пусть останется за порогом внутреннего Храма. От лица всего человечества — будь это сострадающая мать, успокаивающая младенца на коленях, или воин, или другой человек с натруженными плечами — один лишь человек Духа способен перелить свое, личное переживание Его славы в простое сказанное или письменное слово, в каждое свое действие. Остальные же, наблюдая, согласны с тем, что подобная молитва бывает нужнее хлеба и зрелища... а реальность внутреннего труда подчас не менее достойна, чем физического.

Сегодня, когда придет смерть для человека pro fanus, каждый из нас услышит звон мечей и шпаг — и пока сияет их сталь, ее блеск ослепляет противника, и он не в состоянии нас увидеть. Но если, не приведи Великий Архитектор, покроются сии мечи ржавчиной — Всевышний будет смотреть на нас и сокрушаться, а противник — торжествовать. Моя беспечная свобода — от юности каждый вздох бунтующей души — оказалась черной пеленой, что сделала меня полуглухим человеком и накрыла глаза настолько, что разглядеть что-либо истинное оказалось предельно сложно. Об этом напоминает мне повязка, под которой меня однажды введут в Храм. Поэтому я, все еще Ученик, стою между столов Мудрости и Силы, охваченный страстями и неверием. Мне предстоит стать третьим столпом — Красотой, однако я склоняюсь, будто в первый раз, под тяжестью завтрашних скорбей и волнений. Которым, я знаю, не будет конца в этом веке...

Судьба человека — это странный мираж, который тем сильнее отдаляется от рук, чем больше их протягиваешь навстречу тому, о чем мечтаешь и что желаешь принять. Я не знаю, что меня ждет, когда я сделаю следующий шаг. Знаю только одно: кто погрузился в мираж, обязательно от него очнется, и найдет себя, подобно шуту, полубосым и полуодетым. Но лишь на первый, неопытный взгляд — это шутовское одеяние. Одежда служит лишь покровом для тела, а тело, в свою очередь, покрывает душу; соответственно, обнаженное плечо, наиболее близкое сердцу, и босая правая нога — это готовность ступать чистым путем и с открытым сердцем, о чем мы должны помнить постоянно. Все мы наги перед ветрами истины. «О, бедный Ученик», — повторяю себе, — «все, что имеешь, лишь слабая тень того, чем обладает Всевышний. Ничего своего не имеешь — плоть дана от отца и матери; служение твое предназначено то людям, то Богу; мысли о том, как устроен свет, сложились от опыта и остального, что невольно приковало наше внимание в перепутье лет. Что говорить о биении жизни в клетке из ребер – и это дано Всевышним как бесценный дар. Ученик, не сколько твоя судьба, сколько ты сам — ускользающий мираж, выглядящий так, будто существуешь. Если ты поймешь эту правду, тебе станет легче избавиться от неверного взгляда».

Голос Всевышнего, что способен прервать слепоту сумерек, называется тишиной и молчанием. Пусть это напомнит тебе о твоем первом уроке. Думай только о Великом Архитекторе Вселенной и молчи. Не осуждай людей, что испытывают тебя сейчас, и не суди о том, что тебе не дано видеть. Учись молчанию, и тогда тебе будет дана видеть по-другому и слышать иное, а затем — разговаривать по-иному, ангельским языком. Учись молчанию для того, чтобы тебе открылось иное видение — бесконечное в отличии от того, что видят твои глаза и слышат твои уши. Этому знанию открыто все. Однажды в самый неожиданный момент перед тобой предстанет обнаженная истина, ради которой ты явился сюда; о, это время обязательно настанет. И если ты, ввиду гордости, ступишь на те вершины, на которых не ступала до тебя нога человека, если будешь на вершине мира... тогда истина посмотрит на тебя и скажет, что ты отрекся от себя, как Луна, согласно древней легенде, отреклась от Солнца. Она скажет тебе: превозноси себя сколько угодно, все равно твоя душа не способна вкусить красоту небес, разум — вместить его мудрость, а твоя плоть — выдержать искушения, не повреждая себя. И как с первым вдохом ты получил таинство жизни, так и каждый новый вздох может лишить тебя всего, чем ты обладаешь.

Посему, не воспринимай благодать Всевышнего как свои собственные достижения; но сделай их свершение частью Его славы. Сохраняй скромность перед Ним и запомни навсегда этот миг, когда стоишь приготовленный особым образом, и оставайся преданным тому долгу, который взял на свое усмотрение. Иными словами, «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Мк. 14:38).

Я пишу тебе об этом, читатель, как вечный Ученик, что не имеет право скрывать: да, мне не в силах быть совершенным, как и тебе. Человеческая душа — это несмелый костер на перекрестках рая и преисподней. На этих дорогах можно встретить розовые кусты, сладчайшего аромата и нежных листьев, и сточные воды. Родники и сырую кровь, пролитую на плодородную почву. И говорят, что глаза — это зеркало души. Заглядывая в них, я погружаюсь все дальше в ад и вижу сотворенное зло; падение моего прошлого не имеет конца. Она следует по пятам всю земную жизнь. Пролитая устами ложь, яд ревности и ярость, обжигающая гортань; несправедливость, отчаяние вдруг встают перед тобой во всем масштабе. Когда-то от ясного сердца, а потом нарушенные слова — даже самые небольшие, и даже перед самим собой, — станут следовать за тобой по пятам, словно бессмертные тени. И тогда тебе станет ясно: стоит лишь раз человеку сказать: «Я даю слово...», — нечестивый оставляет все свои дела и не отпустит душу до тех пор, пока не заставит нарушить сказанные обеты.

Каждый человек испытывает чашу доброй судьбы или злого рока. Это чаши человеческой жизни. Мне было дозволено испить лишь малую часть ее сладости, в то время как терпкую горечь вкусила до дна.

Напиток из чаши горечи имеет множество смыслов. Множество людей, обманувшись чувственными удовольствиями, сделали свое эго наивысшим идолом; и только ему одному возносили почести, и ему единственному служили. И в жертву этому идолу, за мгновенное удовлетворение этой ненасытной алчности к наслаждениям, приносили абсолютно все: свободу, имущество и честь, доверие и судьбы близких людей. Эта ложь, кажется, господствует всюду, подчиняя своему влиянию все. Как многие люди, долго бредущие в ночи и ослепленные внезапным источником света, стараются загасить этот источник, так и не следует забывать, что многое восстает против человека Духа. Вставая лицом к лицу с этими враждебными силами, лучше предпочесть выдержать и закончить лично на себе эту нечеловеческую злобу, нежели применить аналогичные методы в сопротивлении. Сопротивление нечестивым поступкам не имеет смысла, если не сопрягается с преображением испорченного сердца человека — а этого грубой силой достичь нельзя. Когда ты, Ученик, испытываешь чашу горечи, ты идешь навстречу этому несовершенному миру и учишься любить его; потому что иначе служить Богу, как исправляя себя и помогая другим — всем, кто создан по Его Образу и Подобию — невозможно.

Тяжко даже одно несовершенство человека; а если таких шероховатостей больше, чем песка на морском берегу?.. Много раз тебя захотят видеть на вершине земной власти, и тотчас же отвернутся, когда поймут, что владения Вольного Каменщика — не от мира сего, и лежат в плоскости духа, исправления и философии. Ты познаешь, каково это — видеть всю вопиющую неблагодарность тех, кому ты когда-либо помог. Ты поймешь, что нет ничего мучительнее того душевного состояния, когда на бескорыстную дружбу тебе заплатят ненавистью, за помощь ответят презрением, а за доброе дело отомстят с чудовищной озлобленностью. И может так оказаться, что ты останешься один, отвергнутый тем, чем жил; и этот мир, в осатанении своем против Невыразимого Слова, подвергнет тебя мучительной гибели... символически я готовлю тебя к легендам, которые ожидают тебя далее; но как пишет А. Пайк, «горе тому, кто ропщет и впадает в отчаяние, когда надлежит ему до дна осушить чашу страданий земных! Он недостоин самого звания человека. Посему надлежит вам, ежели, паче чаяния, постигли вас беды, испросить совета у своей совести. И ежели она осудит вас, подчинитесь ее велению, смиритесь и измените себя сами. Но ежели она не найдет в деяниях ваших ничего недостойного... поднимите голову... и да поможет вам сие осознание извлечь силу из своей слабости».

Эту горькую чашу сердечных терзаний, причиненных грубостью всего мира, Ученик пьет до дна. Все безобразие, всю гнусность перед святостью Алтаря; чашу, в которой растворились предстоящие страдания, совершенные проступки, осуждение людей и гнев небесный. Не собственную скорбь, но общую; подобно тому, как в ночи Гефсиманского сада Иисус Христос совершал Моление о Чаше, «говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет» (Лк. 22:42). Так молился Сын Человеческий под тяжестью неутолимой печали; так молится человечество в лице Вольного Каменщика с чувством благоговейным, но чувством земным. Все, что терпит весь мир через свое беззаконие, вся эта тяжесть, как и прежде, испивается по доброй воле и согласно чистому нраву.

Нужно ли Ученику подобное знание? За этим ли он приходит? Пусть лучше уйдет, если праздное любопытство привело его к нам; ибо теперь не станет ему покоя среди потомков Вдовы. Но если он идет далее — значит, «свершилось!»; и пусть в продолжении многих часов, проведенных в стенах масонского Храма, и в течение своей жизни, переносит горечь, с победоносной стойкостью, с величием молчания, со словом любви о других, а не сожаления о своей судьбе. И пусть с достоинством носит белый запон из кожи ягненка: уподобляясь Божественному Агнцу, Который принял на Себя честь служения и примирения человека и Всевышнего. Тут мне будет уместно вспомнить слова Я. ван Рэйкенборга, исследователя Традиции Розенкрейцеров: «Если вы сможете достичь этого духовного состояния, наши существа объединятся в единой духовной общине, независимо от расстояний. Всё так называемое знание и культивирование «Я» отпадёт. Тогда, возможно, вы услышите мягкий шепот Авроры, богини Утренней Зари. Она обещает вам золотое сокровище Света, который идёт вслед за ней. Это Свет, который может низойти только в подготовленные сердца, в тех, кто совершенно пуст в состоянии незнания и не-обладания, и кто выбросил весь свой балласт за борт».

О, Великий Архитектор Вселенной! С третьим ударом молотка Ученик удостоился твоего милосердия. Словно птица с небесной сферы, пусть снизойдет иное. Глазам Ученика да откроется чертог, построенный согласно Твоим чертежам. Ученик устремлен ввысь в поиске Тебя. Благослови его, через торжественную акколаду, понять Твою небесную красоту, или хотя бы не прогоняй его от своих покоев в наказание за дерзость, за это странное душевное рвение.

***

Итак, ты спросишь меня, дорогой читатель, — какой смысл быть Вольным Каменщиком? По происшествии лет со дня моего первого стука в двери Храма, я осмелюсь ответить впервые, отвечая лишь за себя. Масоном не становятся на основе одного акта посвящения. Масоном становятся при совокупности внутренних качеств, в результате применения над ними сознательной воли и серьезного пересмотра ценностей.

Масонство отличается от религии — еще одного пути поиска — тем, что в масонстве отсутствуют религиозное сознание, и в строгом смысле — сотериология, эсхатология, экклезиология и общие стандарты экзегетики и герменевтики. В масонстве вы также не увидите агиографии, единого источника вероучения и четкой догматики. Вам предстоит искать и осмысливать каждое явление самостоятельно, исходя из свободы совести — отправной точки, откуда и начнется ваша рефлексия. Пусть вас не смутит многочисленное использование разноплановых духовных трудов; каждое упоминание имеет цель откликнуться в сердце и вызвать повод к размышлению, в качестве наиболее подходящего инструмента, по моему субъективному мнению, здесь и сейчас.

Казалось бы, что еще необходимо для Кандидата, что является человеком «свободных и добрых нравов»? Я напомню одни мудрые слова: итак, «если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19:21). Чтобы это понять, нужно снять все металлы в Комнате Размышлений. А для того, чтобы там оказаться, достаточно понять, что Ученик, будучи профаном, из нее и не выходил. Это первый урок выбора и различения. Это важнейший урок приоритетов. И когда на первое место в жизни становится Великий Архитектор Вселенной, и каждое действие свершается в Его славу — не только на словах при каждом собрании, но и на протяжении остальной отмеренной жизни — вы, возможно, поймете слова из того великого Светоча, на котором принесли слово чести. И сумеете отыскать Неизрекаемый Логос самостоятельно. Первое очищение Землей начинается с данного акта. И, быть может, вам повезет. Мне остается верить, что ваша смелость найдет достойную награду и позволить увидеть Свет для тех, кто о нем просит так же, как в свое время просила об этом я сама.

Устремление стать Вольным Каменщиком возникло из самых потаенных глубин души. Не столько потребность в беседе, и не столько желание войти в общество «наиболее достойных» позволило моей смелости совершить данный шаг. Я вспомню слова Фридриха Ницше. Он говорил, что «человек есть стрела тоски, брошенная на тот берег». Необъяснимая боль и тревожная тоска по тем духовным состояниям и качествам, тем явственнее разрывающая сердце, чем старше становлюсь и чем сильнее отдаляюсь от той чистоты, привела меня. Когда-то наши далекие предки, Ева и Адам, обрели друг друга. Земля и семя; дыхание Жизни и образ Всевышнего. Они узнали друг друга раньше остальных, придя чистыми и совершенными; мы же, спустя несколько тысяч лет, неприкаянно ищем то, что было утеряно целую вечность. Нам остается чувство ревности и беды на губах; вечного выбора между черной и белой клеткой и горький талант познавать одно через другое.

Скажи мне, читающий! среди каких таинственных книг и звездных карт, среди каких формул и Арканов нам искать то самое счастье с запахом горького ветра?.. Как найти ответы на вопросы в четных и нечетных числах, в стройной гармонии золотого сечения, в сплетении мистических символов среди россыпи сновидений?.. Я смотрю в зеркало раз за разом и пытаюсь, помимо врага, отыскать в своем облике черты родителей, изгнанных из Эдемского сада; но память с годами становилась все тише, и больше всего я боюсь, если она умолкнет навсегда. И когда я обнаруживаю это, вспоминаю слова прп. Силуана Афонского, который писал в «Адамовом плаче» — этой поразительной поэме с глубоким содержанием о трагедии павшего Адама, разлученного с Творцом, Возлюбленным своего сердца: «Скучает душа моя о Господе и слезно ищу Его. Как мне Его не искать? Когда я был с Ним, душа моя была весела и покойна и враг не имел ко мне доступа; а теперь злой дух взял власть надо мною, и колеблет, и томит душу мою, и потому скучает душа моя о Господе даже до смерти, и рвется дух мой к Богу, и ничто на земле не веселит меня, и ничем не хочет душа моя утешиться, но снова хочет увидеть Его и насытиться Им. Не могу забыть Его ни на минуту, и томится душа моя по Нему, и от множества скорби стоном плачу я: "Помилуй, меня, Боже, падшее создание Твое"». Он же пишет: «Так рыдал Адам, и слезы лились по лицу его на грудь и землю, и вся пустыня слушала стоны его; звери и птицы замолкали в печали; а Адам рыдал, ибо за грех его все потеряли мир и любовь...». Многим знакомы эти слова по канону А. Критского в Великий Пост; и знаете, нет ничего более выразительного для человека, что имеет понятие о Ночи Души.

Мое устремление родилось из отчаяния. И стало закономерным следствием глубинных и, возможно, мрачных размышлений после множества лет внутренней тяжбы и поиска; хотя, оказалось, что правда — на расстоянии вытянутой руки. Говорят, что друзей стоит держать близко, а противника – еще ближе. Больше всего я ценю верность и преданность; я знаю, что мой зеркальный враг будет мне верен до конца жизни, а значит, беспокоиться не о чем. Лепестки его губ усиленно стараются не лгать; улыбка безупречна и как всегда очаровательна, осанка прямая и гордая. Смотреть в поволоку его зеленых глаз означает находиться всего лишь в одном шаге от гибели. Чувствовать ее осторожное и смертельное дыхание у себя за спиной. Холодное, как лезвие ножа у слабой артерии на горле. Но как же это совместить со светлыми чувствами? Отвечу словами известного философа, чей полет мысли мне близок: «Вера в жизнь, в самого себя, в других должна быть построена на твердой основе реализма, так сказать, на способности видеть зло везде, где оно есть, видеть разрушительность и эгоизм не только там, где они очевидны, но и под многими масками и в различных модификациях. В самом деле, вера, любовь и надежда должны идти рядом с такой страстью видеть реальность во всей ее наготе, что посторонний будет склонен назвать это цинизмом» (Э. Фромм).

Порой моя душа наполняется болью и гневом; я будто чувствую этот железный привкус во рту. Закрадываются многочисленные сомнения, и вот тогда, отложив старое зеркало, я немедленно открываю ту Священную Книгу, на которой произнесла клятвы, чтобы вновь вспомнить себя. Такие воспоминания о совершенном посвящении сродни внезапному исцелению; до тех пор, пока меня не озарял Свет, мое существо представляло собой не более чем расстроенную скрипку, что не знала своего голоса и пела лишь об одних звёздах...

Если тебе все еще интересно, дорогой читатель, как мне лучше обозначить себя после всего повествования (и я надеюсь, что ты не отложил его в дальний ящик), то отвечу на языке символов. Одна суфийская притча гласит о мотыльке, что кружит вокруг пламени. Я и есть тот самый мотылек. Однажды боль и сомнения той Ночи Души, которая объяла меня, пройдут; и в последнем, отчаянном рывке мне предстоит прильнуть к этому пламени, таким образом, став живой искрой. Некоторые будут ждать, что глупый мотылек вернется и расскажет то, что он видел в огне, поскольку ему было недостаточно того, что говорили о пламени. Однако он сам... исчез в нем, чтобы не осталось ни тела, ни звука, ни имени, ни опознавательного знака. И, собственно, возвращаться нет смысла тогда, когда соединение с Возлюбленным совершилось.

А пока этого не случилось, вот мой вопрос: что за истину скрывает тьма, в которой мне было суждено блуждать полжизни, согласно древней формуле: «Посети недра земли: очищением обретешь тайный камень»? Что утопает в вскипевшей крови; перемешанной в смутной надежде? Это руки мои, которых коснулось острое орудие, как вызов — имею ли смелость ценой жизни выкупить принесенные клятвы. Уж не та ли кровь, что течёт из самого сердца?..

Лишь одной судьбе известно, сможешь ли ты понять, Ученик, что именно собственной кровью смывается несовершенство подобно тому, как пламенной кровью был умыт череп Адама. Но это позже, а сейчас подумай: будет ли сердце твоим компасом и сможешь ли найти путь домой, не забыв дороги, по которой твоя душа проходила раннее?

Вернуться — это не возможность, а необходимость, Ученик. Если ты любишь кого-то или что-либо, значит, становишься целым с этим. Подумай, кем ты хочешь видеть себя, и Кого желаешь любить настолько горячо, чтобы, наконец, сделать шаг далее. Как ты считаешь: означает ли любить Единого — значит, сделать Его Единственным?.. Подумай.

Существуют такие тайны, раскрытие которых ты будешь искать годы сознательной жизни между строк и во взгляде каждого встречного Брата или Сестры. Ты можешь полагать, что твои старания не приносят ощутимого результата. Но когда ты перестаешь испытывать нетерпение и просто делаешь то, что обязан по факту клятвы, то, что является не твоим достижением, а простым выполнением долга, — именно тогда разгадки приходят сами собой. Все эти тайны открывают сердце одна за другой.

Многие называют это мудростью или даже чудом. Но достаточно просто знать, что цветок, закрывший лепестки под куполом ночного неба, однажды раскроется с первым вздохом утреннего солнца для того, чтобы снова сомкнуться в покрове мрака. Великий Архитектор Вселенной сначала проявляет себя через обратное — через то, что мы ясно можем ощутить как «богооставленность»; затем — как присутствие и видение Света. И уже после, намного после — Бездну мрака, но совершенно другой природы, нежели ранее, потому как соединение с Творцом является путем, превосходящим видение. Он — за пределом разума; там, где больше не существует знания как такового и остаётся только Милосердие. Иным образом, где свет гнозиса растворяется в пламени агапэ; как тьма Комнаты Размышлений и ее мрачные тайны растворяются в пламени единственной свечи. Когда, все еще Ученик, возвращается к тому, с чего начинал. Но уже немного по-другому; не стремясь к земному величию, но видя все свое утешение в пробуждении высокого переживания и стремления в сердцах окружающих людей.

Когда тень перестанет быть тенью, ты заметишь, что путеводная звезда находится в своей наивысшей точке, нанизанной на черный бархат небосвода. Там, где она и находилось всегда и терпеливо ожидала твоей смелости. Все сильнее желая достигнуть Великого Архитектора Вселенной, душа неизменно возрастает, выходит из себя и превосходит; ее Любовь становится самоотверженной и неугасимой, все более пламенной. И однажды та самая Невеста из Песни Песней сочетается со своим Возлюбленным в понимании, что этому соединению не будет конца; что ее восхождению к Творцу нет границ, и что великая радость — это беспредельное возрастание.

Когда ты поймешь, Ученик, что внешние тайны уже не являются тайной для твоего сердца — это лучшее, что может случиться.

Да будет так.