Медовый месяц длиною в жизнь. Глава 1

продолжение рассказа "Программист"
http://proza.ru/2024/10/08/962



Воспоминания захлестнули Виталия Воронова…

***

В первом письме в армию мама трогательно описывала, как она, как папа, что у них обоих на работе. Что у бабушки-дедушки, про домашнее хозяйство… И вдруг ударили в глаза два коротких предложения. Шесть слов! «Надя о тебе спрашивала. Передаёт привет». Казалось, он до дыр перечитывал эти слова. И каждый раз, при каждом прочтении – и десятом, и двадцатом - чувствовал прилив тепла в груди.

Надя. Одноклассница. Даже в детском саду в одной группе вместе были.

Перед армией они не обещали ничего друг другу. Даже не планировали писать, и намека на разговор об этом не было – он боялся, что будет больно, если на полпути – где-то посередине двухлетнего армейского пути срочника - всё закончится. Она красивая, весёлая, дерзкая, шумная, видная. К ней всегда и везде - всё внимание. 



С первого класса в школе они сидели на соседних рядах, на третьих партах - между ними проход. Надя всегда ему очень нравилась, и он с удовольствием давал ей списать «домашку», подсказывал на уроках.
До седьмого класса она не обращала на него внимания, не выделяла его. То, что всегда ей дает списать «домашку» и подсказывает, неуклюже по-детски ухаживает - здорово, конечно, но ведь так и надо!

Лет с тринадцати он начал ловить её взгляд на себе. Чего не замечал раньше, чего не было раньше. Это был «особый» взгляд, никто другой такого не удосуживался - он понимал, что она «смотрит» на него. Когда он отвечает на уроке - то ли с места, то ли у доски. Когда он на физ-ре подтягивается и делает выходы силой на турнике, выполняет упражнения на брусьях, бегает, когда играет в футбол. После игры в футбол она спрашивала у него: «Забил»? Нет, не «вы выиграли-проиграли?» - это ей было всё равно. Она интересовалась, забил ли он. На организованных школой «картошке»-«яблоках»-«собирании листьев» осенью в помощь колхозу она всегда была рядом. И старалась делать так, чтобы именно он нёс её ведро и выбрасывал собранные ей картошку-яблоки в прицеп трактора. И сколько трогательной радости было в её глазах, когда на обеде на этих сельхозработах он, - заранее подсмотрев, что принесла она и что её на общем столе еды, но делая вид, что он не знает, где чьё, - съел её котлеты и громко всем сказал: «Какие ж вкусные котлетки!»

Как-то на контрольной он запутался и надолго застрял на первой задаче, потом с трудом нагонял время, а ещё и «стержень» в ручке у него закончился буквально за десять минут до конца урока. Она это заметила и моментально отдала свою ручку, взвалив бремя поиска запасной, чтобы одолжить у кого-нибудь, на себя.

На следующий день она спросила:

- Что получил?

- Пять. А ты?

- Гуся, - ответила Надя и с искренней радостью рассмеялась.

- А! – испугался Виталик. – Это из-за меня двойка…

Ему стало очень стыдно, что он эгоистично забрал у неё ручку, в итоге ему «пять», а ей «два».

- Нет! Не из-за тебя! Ну, если бы я тебе не отдала ручку, я бы все равно даже на тройбан не вытянула, - продолжала веселиться и шутить Надя. – А так, это же моя ручка получила «пятёрку»! Она у тебя заразилась «пятерками» и теперь у меня тоже будут «пятёрки»…    



И сейчас, после маминого письма в армию, он не сразу решился. Вечером следующего дня, в свободное время – сократив свои занятия на турниках и брусьях перед программой «Время» на пятнадцать минут - он всё-таки набросал Наде короткое письмо. Ничего особенного. Вот, вроде, и Германия, но здесь Советская воинская часть, и никаких немцев. Солдаты. Бесконечные построения, маршировка, танки…

Ответ от Нади прилетел максимально быстро, быстрее, чем от мамы. Кроме скорости поразило то, с какой тщательностью было написано письмо. Нет, в самом тексте ничего особенного - про СельхозПТУ, учёбу, девчонок-одногруппниц, погоду (выпал первый снег) ... Но «как» это было написано! Ни одной помарки. Сто процентов до этого был черновик, а может, и не один. Она старалась для него, хотела произвести хорошее впечатление…

Они переписывались все два года службы. Время на приход писем от неё к нему занимало раза в два меньше времени от него к ней – она всегда отвечала почти сразу. Ему нравилось, как она писала. В школе она не блистала красотой сочинений – но в переписке у неё получалось здорово. С каждым письмом – всё лучше и лучше, всё душевнее и интереснее. Всё веселее и веселее. Нить юмора прошивала каждую тему, которую она описывала. Смешно получалось про всё. Про деревню. Что и как у кого из одноклассников. Как она ездила с мамой-папой и прочими родственниками в город. Даже про своих коров в колхозной ферме (куда она пошла работать после СПТУ). Как и почему она их назвала, - Клякса, Малая, Рыжуха и даже Хрюша… - как они себя ведут, характеры. Получив от неё письмо, он начинал улыбаться, даже не успев начать читать, ещё не распечатав.

Она ждала его из армии…
Хоть это ни разу не было ни произнесено, ни написано.
Но она ждала…

Два года прошло. Конец октября.
Он не решился идти к ней в «парадке» дембеля. Готовился-готовился, ушивался, выглаживал, всё тщательно подгонял по фигуре. Старший сержант на погонах, значки все в полном порядке – Специалист 1 класса, «Гвардия», Отличник Советской Армии, Воин-спортсмен I степени, Спортивный I разряд, ВЛКСМ ГСВГ. Но пока ехал из Германии домой, тысячу раз прокрутил в голове встречу с Надей. И он точно знал, что ей скажет. И значки здесь были ни при чём. Да, он выглядит в парадной форме солидно и важно. Но это всё не то.

Добравшись до деревни, – два года здесь не был, - с электрички он побежал домой, быстро переоделся в «гражданку» и сразу на ферму.

Надя в коровнике убиралась в загоне молодой тёлки Хрюши. Вся грязная – и это была не только «грязь» - в фермерской робе, резиновых сапогах и резиновых перчатках, она только что прибрала пол, подсыпала соломы и сейчас щеткой чистила бока грязнули Хрюши. Она услышала быстрые шаги и обернулась. Он был в джинсах, модных кроссовках и кожаной куртке. Гротескно - по сравнению с ней - чистый, весь сияющий и лоснящийся.

Их глаза встретились, и они начали смеяться друг с друга. Целую минуту они не могли остановить свой смех – он нарядный, как на дискотеку, а она почти закончила чистить «авгиевы конюшни». Они с трудом успокоились, и она сказала:

- Ты только не подумай, что ты не вовремя.

Они снова принялись давиться от смеха, держась за животы.

На непонятный шум подошла коллега Нади Лидия Ивановна.

- О! Виталик вернулся, - удивилась и обрадовалась она. – Привет.

- Здравствуйте, - ответил Виталий.

- Так! – повернув голову к Наде, строго продолжила Лидия Ивановна. – Давай, Надюха, дуй переодеваться! Хватит тебе на сегодня, вон кто вернулся. Я уже сама твою Хрюшу дочешу, тем более, ты уже почти закончила.

- Спасибо! – в один голос выпалили Виталик и Надя и поспешили к раздевалке.

Он подождал её в коридоре, пока она умывалась и приводила себя в порядок. Она быстро.
Она вышла переодетая, остановилась, и они какое-то время стояли друг напротив друга, стеснялись и улыбались. Наконец, Надя обняла его.

- Ты пахнешь молоком, - сказал он, прижавшись щекой к её волосам.

- Это не самый худший запах в коровнике.

Они снова засмеялись, и она, совсем осмелев, подогнула ноги и повисла у него на шее, сжимая его крепче. Наобнимавшись, так и не решившись поцеловаться, - тем более и до Армии у них до этого так и не дошло, - он поставил её на пол, сделал шаг назад и очень серьезно, глядя в глаза, сказал:

- Поехали со мной в Москву.

Она тоже стала серьёзной и буквально сразу, кивнув, ответила:

- Поехали.

- Нужно твоих родителей просить.

- А когда ехать?

- Да, хоть завтра. У меня учеба уже идёт.

- Поехали.

- Нужно тебе увольняться тогда быстро.

- Я думаю, что Василича уговорим. А жить где?

- У меня наводчик в моем танке, со мной служил два года вместе, коренной москвич. У него бабушка и дедушка в Москве живут вдвоём в трехкомнатной квартире, нам комнату готовы сдать.

- Поехали, - словно заговоренная, снова повторила Надя…

Всё это было невероятно сильно. Виталий осознавал это в тот момент. Ведь это даже не просто «выходи за меня замуж». Это было нечто гораздо более глубокое и мощное. Без раздумий и сомнений. Это именно то самое – «с тобой хоть на край света», «с милым рай в шалаше».

***

Секретарь Лиза любезно пропустила Виталика и Надю в кабинет Заведующего животноводческой фермой, они скромно зашли и остановились сразу у входа.

- Так, что у нас здесь? – удивленно поднял брови Виктор Васильевич. – С чем пожаловали, красавцы? Проходите. Виталик – с возвращением.

- Спасибо, - кивнул Виталий и без предисловий выпалил. – Мы с Надей в Москву уезжаем. Вот, хотим уволиться…

- О! В Москву? – ещё больше удивился Заведующий фермой и, повернувшись к Наде, спросил. – Родители отпускают?

- Да, - тихо сказала Надя.

- В Москву… Хм… Забираешь, значит, её? – снова обратился Василич к Виталику и нажал кнопку на сложном телефонном аппарате-станции.

- Угу, - ответил Виталик.

Зашла секретарь.

- Так, Лиза, оформи, пожалуйста, увольнение Надежды Соколовой с завтрашнего дня. По собственному желанию.

- Хорошо, Виктор Васильевич, - Лиза тут же удалилась.

- В Москву – это хорошо, - тон и манера, с какими говорил сейчас Заведующий фермой, были похожи на тон и манеру И. В. Сталина. – Ну. Езжайте! – Васильевич наклонил голову, прищурился, показал пальцем на Виталика и многозначительно добавил. – А ты молодец!.. 

***

Через два дня Виталик и Надя были в Москве. С тремя огромными клетчатыми «баулами челнока», по спортивной сумке у каждого на спине, от вокзала на метро и дальше пешком – благо дом, где они собирались снимать комнату, был недалеко от станции.

Дедушка и бабушка сослуживца Виталика встретили их с Надей радушно, показалось, даже с неким облегчением со своей стороны – обнаружив далеко не самый худший вариант квартиросъемщиков.

Виталик с Надей зашли в свою комнату. Три на четыре метра. Полутороспальная кровать, древний стол-книга, два стула ровесника стола, маленький такой же немолодой шкаф.

Виталий чувствовал прилив безграничного счастья. Оно буквально переполняло его.
Спустя десятки лет, он всё равно помнил, насколько пронзительно сильным тогда было то чувство Счастья. Он вдвоем с Надей в Москве. На краю света. На другой планете. Только он и она.

Очень похоже, что такое же чувство счастья было сейчас и у Нади. Она залезла с ногами на полуторку, повернулась к Виталику, протянула к нему руки и сказала:

- Давай прыгать!

И начала пружинить на матрасе, изображая прыжки, стараясь, конечно, чтобы ничего не разломать.

- Давай, - согласился Виталик и взял её за руки. – Только я тут на полу, а то кровать точно не выдержит мои прыги.

И они как четырехлетние счастливые дети, в своей крохотной комнате, беззвучно смеялись и прыгали от бесконечной радости, - она на кровати, а он на полу, - стараясь не шуметь и не вызывать подозрение у дедушки и бабушки. 

Устав от прыжков, она, словно медведь на дерево, залезла на него и прижалась, обхватывая руками и ногами.

- А давай, не ругать друг друга за косяки, - неожиданно предложила она, не отрываясь от него. - Ну, вот неважно, кто накосячил. Просто, вот случилась какая-то ерунда. И мы такие оба – «опана! что у нас тут? ёмоё». И оба вместе вылезаем из ерунды. И неважно, кто виноват в этой ерунде. Просто она есть, эта проблема-ерунда, и мы её вместе решаем. Давай так? Никто, конечно, специально не косячит!

- Давай, - согласился Виталик, поддерживая свою «медведицу» за ноги, чтобы ей удобно было на «дереве» - на себе - сидеть.

- И ещё. Давай никогда не обижаться друг на друга. Ну, оно ж понятно, что для кого обидно, а что нет. И, конечно, никто специально ничего обидного не говорит и не делает. Но если вдруг кому-то показалось, что обидно… То он всё равно не обижается! Не дуется и не мстит…

- Ну, это легко! - согласился Виталик, зная, что он совсем не обидчивый, тем более на Надю, тем более что на неё никогда и не за что.

Он поставил её на пол, медленно осознавая, что вот прямо сейчас, здесь, как бы невзначай, во время дружного, беззаботного и бестолкового веселья были предложены и закреплены очень серьёзные вещи. Правила, как им жить. Классные правила.

- Красивые ты законы придумала, - сказал он ей, впечатлённый.

- Правда? – улыбнулась Надя. – Ну, я рада, что тебе понравилось.

***

Старательно и аккуратно, - без особых сложностей, - они поставили на рельсы большой паровоз под названием «семейная жизнь», подтолкнули, запрыгнули в него и уверенно поехали. Весело и дружно. По своим правилам: «не ругаться», «не обижать - не обижаться», «твоя проблема - и моя проблема», «твоя радость – и моя радость». И уже когда их «поезд» был на ходу, сверхусилий, чтобы ехать плавно, не требовалось. Если не привык обижаться-ругаться, то даже и не хочется, и не знаешь, как это делать. Не умеешь, и мыслей таких не возникает. Если произошла какая-то неприятность, возникла трудность, то лучше просто побыстрее вместе всё исправить, чем пинать друг друга никчемными упрёками - «надо было», «это всё из-за тебя», «опять ты такой сякой, а ты такая разэтакая».

Виталию вспомнилось, - уже лет десять прошло как Надежда Соколова стала Надеждой Вороновой, - как они совершали покупки в крупном хозяйственном гипермаркете товаров для дома, сада и строительства. В отделе скобяных изделий он копался с шурупами и дюбелями, она прибежала к нему из соседнего отдела, при всех обняла и поцеловала в губы. Он посмотрел на неё удивлённо и подозрительно.

- Ты у меня самый замечательный, самый лучший, - она улыбалась, её глаза сияли.

- Это да, - согласился он на всякий случай, хотя не понимал, что к чему и почему.

Она притянула его к себе и прошептала в ухо:

- Они там все так жутко ругаются! Пары. Мужчины и женщины. Которые вместе сюда пришли покупать что угодно. Выбирать кухни, люстры, обои. Столько злости! Как будто они дома терпели-терпели, добрались, наконец, до хозяйственного магазина и сорвались с цепи, и вывалили друг на друга кучи дерьма… Как хорошо, что ты у меня не такой! - она взяла его за руку и крепко сжала…



продолжение следует


Рецензии