Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 4

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ


– Никогда бы не подумала, что пробуждение может быть столь приятным! – прошептала юная особа, открывая глаза. –  И прикосновение тоже.
– Прикосновение? Приятно? – переспросил я, понимая, что её рука вовсе не отстраняла мою руку, а, напротив, придержала её там, куда она проникла самым беззастенчивым образом.
Я решился слегка погладить её по плечу и расширить территорию моего посягательства, сначала прикоснувшись к её шее, затем и чуть ниже по направлению к груди. Но я остановил свою руку в нерешительности перед тем нежным возвышением, которое обозначало начало её девичьей груди.
– Вам не нравится то, что расположено дальше? – спросила она. – Почему вы остановились?
В резко встал и отвернулся от неё.
– Дитя моё, я не должен был делать того, что позволил себе, и тем более мне не следует делать то, что я чуть было не сделал, о чём впоследствии мы оба сожалели бы не без причин, – ответил я. – Прикосновения такого рода позволяют себе люди, состоящие в известной степени близости, чего между нами быть не может. Одевайся и …
– Что «и»? – спросила она.
– В ванной комнате висит полотенце и халат, – сказал я. – У меня нет женского халата, воспользуйся моим. Он чистый. Впрочем, нет смысла надевать халат, одевайся сразу в своё, мы покидаем эту квартиру, потому что здесь нечем даже позавтракать. Завтракать мы будем в кафе.
– Вы говорите это ваше «Мы» так естественно, что я чувствую себя совершенно спокойной под вашей защитой, – сказала Виолетта. – Не могли бы вы принести мне ваш халат сюда, в спальню? Я надену его, пройду в ванну, а после того, как умоюсь, я переоденусь в своё.
– Действительно, это же так естественно! – ответил я. – Надо же! Я понимал, что халат нужен, но совершенно не сообразил, для чего именно! Сейчас я его принесу.
Я чуть ли не бегом бросился в ванную комнату, схватил халат и вернулся с ним. Я полагал, что Виолетта всё ещё лежит в постели и прикрылась одеялом. Это предположение было естественным, если учесть, что она же ведь потребовала халат для того, чтобы всего лишь проследовать из спальни в ванную комнату, то есть каких-то жалких двадцать шагов! Но я ошибся.
Войдя в спальню с халатом в руках, я увидел, что она стоит посредине спальни в костюме Евы и рассматривает себя в зеркале. Так что я имел возможность рассмотреть всю её со спины, а в зеркале видел её спереди. Оба зрелища мне понравились, поскольку гармонично дополняли друг друга. Передо мной будто бы стояли две красавицы, и та, которую я видел в зеркале, смотрела на меня и вовсе не помышляла о том, чтобы прикрыть хотя бы частично то, что открывалось моему взору.
– Мне кажется, что я не настолько уж плоха, чтобы убегать от меня бегом и отводить глаза? – спросила они и пытливо взглянула в мои глаза.
– Я не утверждаю, что мне неприятно видеть тебя, дитя моё, – возразил я. – Я лишь напоминаю себе и тебе, что такое поведение осуждается современным обществом, поскольку видеть друг друга в первозданном виде лицам противоположного пола допускается лишь в случае, если они состоят в браке.
– Или являются любовниками, – добавила она.
– Такое случается, признаюсь, но подобную связь осуждает и церковь, и светское общество, – ответил я.
– Что не мешает подобной связи существовать повсеместно, – парировала она.
– Именно так, поскольку желания плоти порой преодолевают общественные запреты, – сказал я. – Именно поэтому следует избегать подобных вольностей.
– Вы боитесь, что вас не пустят в Рай, если вы будете смотреть на меня в моём естественном виде? – спросила Виолетта. – Не кажется ли вам этот нелогичным? Ведь Адам и Ева видели друг друга в своём естественном виде и находились в Раю? А когда им показалось, что нагота – это стыдно, и что наготу следует скрывать, Господь разгневался на них и изгнал из Рая! Разве не так? И поэтому если мы все хотим вернуться в Рай, разве не пристало нам вести себя так же естественно, как вели себя Адам и Ева до того, как они были изгнаны из Райских Садов?
– Видно, дитя моё, что твоим образованием никто не занимался, а твои собственные размышления заводят тебя на опасный путь, – сказал я. – Прошу тебя, накинь этот халат и давай поскорее забудем о том, что я видел тебя в естественном виде.
– Если вам не нравится, можете не смотреть, но мне тепло, и мне не нужен халат для того, чтобы дойти до ванной комнаты, – резко ответила она. –  Не бойтесь, я никому не скажу о том, что вы видели меня голой. Кто она – та, которой не положено об этом знать? Жена?
– Глупышка! – ответил я со смехом. – У меня нет жены!
– Значит, любовница? – спросила Виолетта. – Пусть убирается. Теперь вы – мой.
– У меня нет любовницы, – ответил я, слегка покривив душой.
На самом деле у меня были несколько знакомых дам, весьма приветливых и чувствительно оценивающих мои скромные литературные таланты, с которыми я иногда проводил свободные часы, вечерние и не только, но под утро я, как правило, покидал их до новых встреч. Ни с одной из них я не разделял жильё. Так что у меня ещё никогда не было содержанки или сожительницы, а насчёт термина «любовницы», пожалуй, я солгал.
– Я знаю, почему вы опасаетесь близости со мной, – сказала вдруг она. – Вы считаете меня малолеткой. Связь со мной предосудительна. Об этом нельзя будет никому рассказать. Это надо будет скрывать. А ведь вы – писатель! Вы не угомонитесь до тех пор, пока не опишете всё, что произошло с вами, особенно, если речь идёт о чём-то интересненьком, наподобие того, что сейчас с вами происходит! Вам хочется стать моим любовником, но вы не готовы платить ту цену моральной ответственности, которую придётся за это заплатить.
Я поразился, насколько точно она угадала мои чувства, о которых я и сам не подозревал.
– Ты права, малышка, – ответил я. – Если бы я воспользовался твоей доступностью, общество осудило бы меня.
– Моей доступностью? – воскликнула Виолетта. – Кто вас надоумил о том, что я – доступная девица? Если я работала белошвейкой, значит, по-вашему, я – доступная девица?! Да, я знаю, что кое-кто из молодых и красивых девушек в моём возрасте и даже младше меня, допускают до себя мужчин, получая за это деньги! Но я – не такая! У меня ещё не было мужчин, потому что я никого не любила! И вам не удастся стать тем, кто получит меня в обмен за предоставленный мне ночлег и за завтрак в кафе! Я всего лишь полагала, что могу не опасаться за свою невинность, и…
Она осеклась и остановилась.
– Что «и»? – спросил на этот раз я, в точности повторив её фразу.
– И вы правы, я хотела вас соблазнить, –  призналась она. – Я хотела проверить, насколько смогу предсказать ваше поведение и даже управлять им. Что же вы хотите? Ведь я – девушка, и не такая уж наивная, как вы полагаете! У меня не было связи с мужчиной, но из этого не следует, что я не знаю вовсе о том, что это такое и как это происходит! Я не какая-нибудь монашенка, воспитанная в неведении и во лжи! Кое-что я знаю. Быть может, мало, но, то, чего не знаю, о том догадываюсь. Я знаю, что все мужчины обожают разглядывать обнажённых женщин, чем моложе, тем для них привлекательней. И я знаю, что я не уродка. Так что вид моего тела для вас – лакомство! Уж это-то мне не надо объяснять. Но мне нравится, как самоотверженно вы сопротивляетесь соблазну.
Эта её тирада была бы весьма поучительна, если бы она не оставалась при этом обнажённой. Признаюсь, что я почти и не слушал её, и восстановил её речь лишь приблизительно, на основе последующих совместных воспоминаниях об этом утре.
В тот же момент, я просто продолжал пожирать её глазами, уже не притворяясь, что мне это не нравится. Тут она и сама поняла всю неуместность её поучительной речи при условии её чрезмерно открытого одеяния, состоящего в отсутствии такового. Она гордо проследовала в ванную комнату, а я остался стоять посреди спальни дурак-дураком, чувствуя, что эта девушка уже начала вить из меня верёвки.