Профессиональная деформация
– ?
– Ты его не знаешь. Его преследовали картины этой девушки, обнажённой на секционном столе в полной его власти, с желанием осмотреть её до всех мелочей, что он и делал в навязчивом воображаемом пространстве, и ему трудно было от этого избавиться.
В ответ наш хирург скривился и перебил меня.
– Патология у патологоанатома?
– Нет, он просто человек с развитым воображением, с тенденцией с застреванию. Думаю, у таких чаще всего и бывают профессиональные деформации. Пришлось с ним повозиться.
– А у меня сосед ветеринар, – перехватил инициативу в разговоре хирург, –когда крепко поддаст, ловко так собак изображает на четвереньках, прям квадробер натуральный. Да… профессия накладывает свой отпечаток, да…
И он хитро и пристально посмотрел на меня, потом добавил:
– Вот у нас у хирургов, в отличие от некоторых, никаких деформаций не бывает: увидел, разрезал, вырезал, зашил, словно и не было ничего, и забыл.
Мне не хотелось переходить к обсуждению профессиональной деформации психиатров, и я решил сменить тему.
– Володя, – предложил я, – давай махнем ещё по одной, и хотелось бы услышать твоё мнение об Окраине и об СВО.
Я намеренно произнёс название страны 404 именно так, вспомнив, как в Германии в нашем санатории на берегу Северного моря, немки сотрудницы морщились, когда я к ним первоначально обращался – «фраУ» такая-то. Им не нравилось моё произношение, видимо, для них мой звук «У» звучал грубовато. Со временем, осваивая их язык, стал говорить: «фраО» – такой вариант им был привычнее. По этой причине считаю, что «Окраина» произносить правильнее. Мы выпили ещё, сокращая по традиции промежуток между третьей и второй.
– Ну что тебе сказать, – медленно начал наш хирург, задумавшись.
Было видно по лицу, что третья стала его «забирать в туманные дали».
– Скажу по совести, к Украине я относился всегда как к аппендиксу... Ты ведь знаешь, аппендикс по-латыни: придаток, дополнение, приложение... Украина, заметь – не Киевская Русь – а Украина, всегда была придатком России, находящимся юго-западнее пупка нашей когда-то огромной страны. Несколько раз этот придаток воспалялся, особенно в начале XX века. Ну, ты помнишь?
– Помню, Володя, ты закусывай. Скоропадский, Петлюра, Бандера…
– Всё это перешло в вялотекущую форму, – стало понятно, что мой друг запьянел. – Короче хронический аппендицит с тошнотой, пученьем, поносами, запорами, дискомфортом и ноющими болями, – и после паузы добавил задумчиво, – юго-западнее пупка.
– Ты имеешь введу их стало тошнить от всего советского, пучило и поносило от олигархов, они стали испытывать дискомфорт от своей страны и страстно захотелось в Европу до боли, – поправил я его.
– Ну да… ну да, – согласился со мной Володя.
Мы махнули ещё по одной.
– Так вот, – продолжил наш хирург, – хронический процесс, если его запустить всегда может обостриться. Сначала этот придаток воспалился.
– Катаральная Окраина, – уточнил я.
– Затем начал превращаться в локальный гнойник, – продолжал Володя.
– Окраина флегмонозная, – снова вставил я.
– И так они дошли до гниения, – наконец закончил опьяневший хирург, многозначительно подняв указательный палец вверх
– Гангренозная Окраина, – подыграл я.
– Нет подожди, кто из нас хирург? – возмутился Володя. – Я хочу закончить… Нами был диагностирован перитонит… Гнилостно-гнойный процесс готов был выйти из локального… юго-западнее пупка… и распространится дальше. Этого допустить было нельзя. Ты, понимаешь, Сергей, нельзя! И мы начали… ОПЕ-РА-ЦИЮ.
Последнее слово он произнёс по слогам.
Некоторое время мы замолчали, обдумывая сказанное, а затем произнесли дуэтом: «Выпьем за наших… ХИРУРГОВ!!!»
И я увидел на лице Володи счастливую улыбку. Так закончилась наша околонаучная беседа о профессиональной деформации.
Фото из интернета, т.к. во время беседы некому было нас сфотографировать.
Свидетельство о публикации №224101100693