Взросление фанфик

(Фанфик по рок-опере "Икар" А. Круглова и Н. Макуни; написан на спецквест, тема спецквеста "Ритуалы и обряды".)

— А как у вас отмечают взросление?

— М-м… Ну, рост перестаёт меняться, ширина тела в некоторых местах тоже, у парней щетина расти начинает…

— Да нет, я не об этом. Я имел в виду какой-нибудь праздник перехода во взрослые, какие-то испытания, которые надо пройти, чтобы доказать, что ты уже большой, или ещё что-то вроде этого?

Пошевелив палкой угли в костре, паренёк в новеньком гладком и почти не запылившемся комбинезоне вновь поворачивается к девушке в добротной, но местами штопанной одежде из какой-то плотной материи. Свет пламени как будто придаёт ещё больше добродушия его искренне заинтересованному светлоглазому лицу. Паренёк садится обратно на бревно, поближе к девушке; та полушутя чуть отодвигается и пожимает плечами, недоумевая:

— Ну… Даже не знаю, что ответить. Никак специально это не обставляют, зачем тут какие-то праздники? Это обычное будничное дело, да и происходит не сразу. И тратиться лишний раз не пойми на что — зачем? Испытаний тоже нет, не проводим: у нас тут и так почти вся жизнь — испытания сплошные. Никто вообще о том специально не думает. Парень вырос и научился сам добычу приносить — всё, может жениться. Девчата учатся с малых лет готовить, штопать, шить, вязать, травы собирать и применять их правильно при разных хворях, поэтому обычно как кто посватается — так девушку замуж и выдают, ну, если не сильно против она, конечно, и если не больна ничем серьёзно. Да у нас и свадьбы не сильно гуляют, не до того как-то. Вот первые успешные роды — да, празднуют почти всем лагерем. Это молодым матерям нелегко даётся, а новые помощники нам всё-таки нужны. Поэтому благополучно родившийся первенец — праздник у всех, кто эту семью знает. А у вас как?

— Не, у нас рождение празднует только семья ребёнка. Ну, если эта семья есть… — обладатель комбинезона чуть смущается и слегка призадумывается о чём-то своём. Опять встряхивает головой:

— Но каждого ребёнка, почему только первенца? Я видел, отмечали дни рождения тех детей, которые вторые и даже третьи в семье. У них же равные права!

— Права-то равные, но всё время праздновать — никакой еды не напасёшься. Первые роды у женщины обычно самые трудные, поэтому их и отмечают особо, ну, если все живы и более-менее здоровы остались. А последние в жизни женщины зачастую праздновать совсем не хочется. Многие от них помирают… — опустив взгляд на колени, переходит на шёпот девушка.

Возникшая неловкая пауза заполнена только треском веток в костре. Паренёк не пойми зачем опять шевелит палкой в костре и восклицает:

— А у нас целая церемония, посвящённая взрослению!

— То есть? И после этого вы сразу взрослые и сами по себе?

— Нет, ну, не совсем так… Это, скажем так, означает переход в юность, а взрослыми мы становимся потом…. — паренёк явно воодушевляется, готовясь к подробному рассказу, но девушка нетерпеливо перебивает:

— Так сразу или потом? Что у вас вообще там происходит?

— Муз, сейчас я всё объясню. В четырнадцать лет все мы сдаём своего рода экзамен. Он — главное, но мнение тех, кто наблюдал за нами с нашего детства, тоже учитывается. Короче, у нас самые главные решают в итоге, кому какой браслет выдать. Браслеты бывают медные, серебряные и золотые. Чем добрее, терпеливее, спокойнее и умнее подросток, тем более «благородный» браслет ему дадут. И окончательно повзрослеет он уже с этим браслетом.

— А потом его снимет? — тёмные глаза девушки искрятся не только отражённым светом костра, но и любопытством с капелькой озорства.

— Не-ет, никто не снимает, браслет — это на всю жизнь, —тянет паренёк, опершись на бревно и чуть потягиваясь назад. Видит недоумение на лице собеседницы и пару щелчков искр костра спустя продолжает:

— Браслет помогает различать, кто на какую работу способен. Для обладателей медных браслетов самые простые работы, они не смогут большего. У самых умных и изобретательных браслеты золотые.

— А твой?

— Мой платиновый. Но такие только у меня и правителя.

— То есть? — в глазах Музы опять пляшут озорные искорки.

Зарумянившись, опустив глаза и против воли улыбаясь, рассказчик поясняет:

— Ну, вот так меня ценят.

Оба они непринуждённо смеются; отсмеявшись, Муза потягивается ближе к костру, будто греясь (хотя ночь не холодная) и вполоборота к собеседнику говорит, следя из-под полуопущенных ресниц:

— Хочется надеяться, что ваши горожане с этим не ошибаются.

По-прежнему смущённый паренёк поднимает глаза на девушку, перестав хохотать; та, смеясь, восклицает «Икар!», быстро чмокает его в щёку и опять садится на бревне по-прежнему, пытаясь принять чинный вид. Сложив руки на коленях, поворачивается к костру, но задорными глазами косит на Икара. Тот, весь сияя улыбкой, говорит:

— Я тоже надеюсь.

Муза подкидывает в костёр ещё пару каких-то веточек. От них идёт уютный чуть терпкий аромат. Горожанину он напоминает дорогой парфюм Правителя, ставшего для него символом отеческой заботы; Музе же — аромат диких трав на пригретом холме на исходе лета, когда погожий закат и вот-вот соберут богатый урожай. Им хорошо молчать сейчас рядом, даже не думая, а просто ощущая уют мгновения. Круговерть их жизни разная, но оба мечтают обрести чуть больше надёжности, капельку спокойствия, немного тепла, которое будет только для них…

Костёр догорает, и пора прощаться. Муза, провожая Икара до поворота дороги, задумчиво говорит:

— Странно как… У вас цивилизация, просвещение, а при этом какие-то обряды. И металлическая полоска на всю жизнь определяет, куда вы друг друга пустите, а куда нет. Как клеймо. У нас человек всю жизнь меняется. Он думает, он мыслит… Он живёт… Он постепенно становится другим, год от года. Как можно раз в жизни определить, каким он будет всегда?

— В чём-то можно, Муза. Не во всём люди меняются. Лучше не становятся.

— А хуже?

Икар пожимает плечами, стоя уже на повороте:

— Не знаю. Ладно, пока, и… спасибо за приятный вечер. Удачи!

— Спокойной ночи! Пока! — Муза машет ему маленькой мускулистой ладонью.

Икар удаляется к городу, а Муза задумчиво смотрит вслед:

— То есть они взрослеют, получая браслет и принимая своё значение средь остальных. А мы — понимая, что браслет ничего не значит.

Она ещё раз машет Икару и спешно возвращается в лагерь. Укладываясь спать средь отцовских книг, она думает о том, что эти книги в их лагере может брать и читать любая душа, они доступны всем.

Она спит и не замечает, что только в её доме все эти книги есть постоянно.