Ночь, река, песня

   
Была не столь давно на ТВ программа "В нашу гавань заходили корабли", которую создал и вёл Эдуард Успенский. Тот самый, придумавший в числе много чего другого и Чебурашку, и дядю Фёдора, а монологи из Простоквашина разошлись на цитаты. И пока не могут последователи так же интересно и с умным юмором продолжить похождения героев мульта, всё получается как-то не так. Но...не о том.

Напомнила о прошлом схожая программа, но теперь под руководством бывшей соведущей автора. Те же поиски полузабытых песен прошлых лет, подаваемые иногда талантливыми исполнителями, чаще бесхитростные, но старательные запевы любителей. И поют все гости, поют явно увлечённо и с удовольствием.

Но вот очередной выпуск и певцы... не попали в песню. По предложению некогда знаменитой дикторше ТВ и с её запева начали, было, несправедливо поругаемую песню "Шумел камыш". Начали, но... слышу, что-то не то, "не туда" повела запевала. Переглядываемся с женой. "Так это же... мотив "Тёмно-вишнёвая шаль". Песня шла, пели, но... переглядки, жесты, удивлённые глаза понявших "уклон", да исправить уже не получалось.    "... А поутру они проснулись...", а по мелодии слышалось "...Кто-то мне судьбу предскажет..."

Ведущая, понявшая всё в самом начале, попыталась исправить - "давайте первый куплет ещё раз", начала "как надо", но "народный хор", под предводительством профессионала-диктора, вновь "завернули" шумящий от негодования "камыш" в "тёмно-вишнёвую шаль".

 И вспомнилось похожее из уже далёкого далека.

 Вечерело, когда мы приехали на наше заветное место на речном обрыве. Все четверо, товарищи по работе, и любим рыбачить, именно донками, а это надо на глубоких местах, под обрывами. Быстро поправили осыпавшиеся ступени спуска к воде, вырубленные нами ещё весной.Пока светло запасли сушняка для костра, благо лес - вот он, травы под палатку, чтобы было на чём чуть подремать, ночи-то уже не короткие - август.

На "той" стороне, на широком пляже, с зарослями ивняка перед береговым лесом, видим, располагается подъехавшая на "Москвиче", четвёрка рыбаков.
- Это заводЁшники, будут сейчас заводь строить - уверенно
говорит Володя.
Видим как они дружно натаскали горку зелёных веток, забили несколько кольев в ряд, и заложили ветками ивняка. Готова заводь. Двое встали с удочками перед ней, а другая пара разошлись по берегу, размахивают спиннингами, блеснят.

Подальше, там где на той стороне кончается пляж и вновь подступает лес, у турбазы, чуть видной отсюда, ярким пятном проявился автобус. Вечер субботний, наверное, очередную группу отдыхающих привезло от какого нибудь предприятия городское турбюро. 

Наконец устраиваемся со своими донками. Может, что-то на ушицу сумеем зацепить, чтобы костерок не зря жечь...
И не оскудела ещё наша река. Когда августовское, уже устающее солнце зашло за заречные поля, у нас было чего для ухи. В сумерках над костром, отогнавшим по кругу густеющую темноту, кипела и аппетитно пахла настоящая уха

И вот оно та, из много чего другого, и прелесть рыбалки, которая неудержимо тянут на берега рек и озёр тех, кому повезло быть посвещённым. Смотри в любую сторону - красота земная, простая да дорогая и понятная. Последние отблески заката над темнеющей рекой, по ней светлые струи от мелей и перекатов, распахивающееся звёздное небо, тишина, непередаваемый воздух от леса и реки, настоеный теплом ушедшего дня; а ещё и настоящая уха, круг хороших товарищей,  сто граммов, как же без них, и разговоры "за жисть"...

У рыбаков на пляже мерцает костерок, и разговоры всё громче, "процесс", похоже, тоже пошёл. Засветились огоньки у турбазы. Хоть там всё и оборудовано, да есть, конечно, и желающие, вот так, у костра... .
- Скоро запоют - глядя в сторону турбазы, говорит Палыч, наш признанный лидер по уловам, самый удачливый да умелый рыбак. Пока только бухающие звуки магнитофонов, но вот, сначала негромко, всё увереннее, повели женские голоса про рябину, "что стоит качаясь"...Нестройно, прилаживаются, да всё как-то...

И вдруг чисто, высоко и звонко в песню вошёл явно молодой, голос. И пела неведомая девушка не просто громко, а с  душой, с пониманием, сочувствием, о том,что "нельзя рябине, к дубу перебраться"... . По речной воде, отдававшийся эхом в прибрежном лесу, в тишине позднего вечера, в подпевке осмелевшего хора, вёл девичий голос песню от имени женщин, в злых метелях войн и бедствий, с лихвой выпавших на долю России, не дождавшихся своей любви, своей доли.

 Вспомнилось как моя мама, на редких праздничных застольях родовы, при этой песне украдкой смахивала слёзы. Погиб её муж,наш с братом отец, не дожив чуть до Победы. Только вот к "дубу перебраться" - не  про неё. Совсем мальчишкой слышал как она отвечала подруге на намёки найти себе пару. "У меня был Иван, Богом дан. Другого не надо".

Песня, замирая и стихая, испелась, оставив в душе светлую печаль, тревожила память.

- Хорошо... Чертовски хороша песня, душу очищает - вздохнув,
сказал Володя.
- Это ты ещё выпить отказался, ещё лучше бы была - подначил
Палыч. Володя водитель, опасается, да и не падок на водку.
- Не, ребята! Это химические чувства, а вот когда вот так, послушать, душу навстречу открыть, дорогого стоит.
 
 Рыбаков на той стороне, видно, песня тоже растрогала. Тишина какое-то время, а потом сначала негромко, невидимый артист зачал песню, известную всем живущим и не только в наших краях. "Степь да степь кругом...". И повёл, хорошо повёл явно хорошим голосом, набирая звук, но... как-то не так. Ему начали, было, подпевать сотоварищи, но тут же... "Ну куда ты? Мотив какой-то, не тот". Мы переглянулись. И точно, похоже, но не та песня. Певцы снова попытались, повели первый куплет, и Володя догадался.
- Так они на мотив "Ой мороз, мороз..."
И точно. А там, на пляже, опять спор. "Ты песню испортил". "Чего испортил, нормально пою, не мешай" и попытался продолжить.

И тут неожиданно, я даже вздрогнул, Володя, во весь голос, завёл.
- "Умирая он, чуя смертный час, и товарищу..." И мы, подстраиваясь, подхватили. Песня пошла над водой, и на следующем куплете услышали как из-за реки, хорошо и слаженно повели наши соседи, и песня заиграла. Это не в глухой степи, здесь лес, берега, река - всё ловило звук, усиливало и несло в звёздное небо, в недальнюю степь, что раскинулась по обоим сторонам реки на много-много верст во все стороны, в степь, где когда-то и зародилась песня и ушла на века в народ.

И как в песне про рябину, в нашем хоре вёл нас точно по мелодии, хороший голос Володи. Давно слышал от своего деда, а он от своих предков, изречение "не стоит село без праведника". А на мои расспросы рассказывал, как их род, другие односельчане, в поисках лучшей доли, переселялись в эти степи из воронежских краёв, где надвигалось малоземелье. Как ставили хутора, деревни. И не все поселения сумели выстоять. Росли и развивались там, где были хотя бы один умный и крепкий, умелый работник, сильный человек, живущий по совести. Вокруг таких и вставало и крепло "обчество".

Вот и наша песня зажила от умеющего вести её. Зажила и повела каждого в свои воспоминания, тревожа и очищая душу.

И мы пели, испытывая единение и радость от песни, грустной, но в ней и память об ушедших, и о том, что жизнь не кончается, всё должно быть, всё будет хорошо. И шла песня на два берега, во все наши возможности, не стеснённые условностями привычной жизни, и сливались голоса, разные, но в том и секрет русской песни, что каждый, даже не умеющий петь, находит в ней своё местечко. Сливались, и шла песня далеко по воде, поддержанная эхом от лесных чащ по обоим берегам...

"Да ещё скажи, пусть не печалиться, а кто сердцу мил, с тем венчается" Это допел один Володя, мы не очень знали слова, потому молча сидели, стараясь сберечь в себе чувство единения, силу власти над людьми хорошей песни, над теми, кто может понять эту силу.
С той стороны:
- Эй, Шаляпин! Ты молодец, от души говорим.
А из далека, по реке, от турбазы,  донеслось до нас звонкое, похоже от той самой девушки-запевалы: "Ребята! Вы настоящие!"