Дар. Глава 2 Редактированная

               

  Мои дебютные литературные упражнения совпали с вынужденным переходом сына в новую школу – лингвистическую гимназию.  Одним из первых его домашних заданий была былина,  на любую тему (не прочесть – написать!).
  Таких творческих заданий в прежней школе не припомню. Ударить лицом в грязь в новом классе  было совершенно немыслимо. И, бегло снабдив ум теоретическими знаниями, я... принялась за былину.
 «Былина про школяра» не стала шедевром. Живописав трагический переезд в другой района и  трагический переход в другую школу, как великие испытания и великий подвиг, я совершила  и свой первый – литературный.
     Долгие годы я не подозревала, какие  на самом деле выпали испытания моему ребёнку в этой  «школе заносчивого снобизма». Он не делился.  А то былина моя приобрела бы иное звучание. Чем больше сейчас об этом думаю, тем больше подозреваю в себе не такую уж хорошую мать, и то, что сын мой вырос хорошим человеком – во многом – промысел Божий, а не моя заслуга. Что мы получили тогда  за былину – не помним ни он, ни я. 
    Далее последовал литературный перевод французского стихотворения о мотыльке. По-моему, я справилась отлично.
    Вот так, шаг за шагом, я двигалась.
    Впрочем, соврала.  Первыми опытами, не считая здравиц ко дням рождения коллег, стало наше совместное с сыном творчество, ещё догимназическое. Так сказать, «из раннего». Он написал, как мне казалось тогда, и как кажется сейчас (я же – мать!) шедевральные детские строки. Но они требовали шлифовки. Чем я и занялась с великим усердием и удовольствием, огранивая эти наши маленькие фамильные бриллиантики. Вот один из них:

    Одинокая избушка. За избушкой – лес;
    Звёзды светят над опушкой. Краткий день исчез.
    Ночь набросит покрывало, потемнеет лес:
    Осторожно я вступаю в этот мир чудес.
    Слышу рядом тихий шорох. Чу: трещит сверчок! –
    Примостился у порога, чешет свой бочок.
    Много книг стоит на полке. Вот огромный том.
    Раскрываю эту книгу, а часы: «бим-бом». 2001г.
 
   Да! Ведь не просто срифмовал первое, что на ум придёт! Всё точно подметил: и про книги из родительской библиотеки, и про том словаря Ожегова,  и про любимцев дома –  настенные часы с их неизменным, круглосуточным « бим-бом» каждые полчаса. Когда пару лет назад они, стариковски  покряхтев и захлебнувшись, встали, жизнь в доме словно встала тоже.  Мы их около года продержали тогда в ремонтной мастерской, до такой степени больной был болен.
   Порой мне думается, что в сыне тоже притаился дар, и выжидает своего часа. Даже его самое первородное "Муха-муха-муха! Пожужжи мне в ухо!"кажется мне не лишённым смысла. Впрочем,  Свыше одаривают всех. Только дары бывают
разные. Кто-то, например,  отлично готовит на зиму закатки. Для меня же собственноручно закатать  крышку на банке с огурцами – былинный подвиг.

   Итак, мой дар, наконец, пробился через толщу моего прежнего прозаического существования. И я осознала это. Что же с ним делать? – Говорить с миром? Говорить тем языком, каким я могу внутри себя – смело, свободно, уверенно, с оборотами, с цитатами, с аллегориями, сравнениями – используя всю красоту и полноту нашего языка и моих знаний.  Говорить смело и свободно!
   Свободна!..
   Когда я стала публиковать свои первые стихи, я  ёжилась при мысли, что кто-то сейчас читает то самое сокровенное, что я никогда не произнесла бы вслух. И тем языком, которым я не говорила вслух, но говорила лишь внутри себя, либо вслух, но наедине с собой.
   – Что там они сейчас обо мне думают? – Посмеиваются за спиной? Обсуждают?  Крутят у виска всем известный штопор – синоним лёгкого или даже не совсем лёгкого безумия?
   А мне стало свободно и весело. Ну и пусть себе крутят! Зато не надо набирать чей-то номер, посягать на чужое время, извиняться, если не ко времени, принимать  встречные  потоки, сокрушаться, что вновь не поняли!
   Помните, детское, Валентина Берестова?
 
     Как хорошо уметь читать!
     Не надо к маме приставать,
     Не надо бабушку трясти:
     «Прочти, пожалуйста, прочти!»
     Не надо умолять сестрицу:
     «Ну, прочитай еще страницу».
     Не надо звать, не надо ждать,
     А можно взять и почитать!
 
   У меня – зеркально.  Как хорошо уметь писать!  И тоже не ждать и не просить.
   Обычные  стихотворные формы  мне надоели довольно скоро. Впрочем, и с ними я первоначально помучилась. Не получив  литературного образования, я всё же имею врождённое чувство ритма (в музыкальную школу без него не принимают). Но  в стихах с понимания ритмики не было. Не имея понятия ни о ямбе, ни о хорее (слышала, конечно: Евгений Онегин, например, их друг от друга  не мог отличить), я инстинктивно чувствовала ритмическую фальшь, и во избежание её  бесконечно удлинять строку изнутри,  «выводя» в итоге на нужный уху ритм. Строки получались порой до нелепости длинными. Спустя время я изрядно перекроила те стихи, и, став причёсанными, они неизбежно утратили первозданность звучания. 
    Но!
    От главной темы, в самом деле,
    Я отвлекаться не должна,
    И так плетусь уж еле-еле,
    Свои слагая письмена.
    Вернусь к своей начальной цели:
    Пишу про то, как надоели
    Стихи. И я, едва ль боясь,
    За пьесы храбро принялась.

   На пьесы меня сподвигла Марина. Марина Цветаева. Никогда я не читала таких пьес-загадок, пьес-игр, пьес-символов. Читая её  «Повесть о Сонечке», я метнулась к упомянутой там пьесе «Метель». От неё – к «Концу Казановы», к «Приключению»… Ах!  До чего же всё это – моё!
   И пусть  мои пьесы «Очень женская», «Харчевня», «Королевская невеста» –  всего лишь детские игрушки в сравнении с несравнимым и несравненным!
   Мои герои, как и Маринины,  тоже живут где-то далеко, в неопределённых столетиях. Не считая «Очень женской пьесы», в которой я через век девятнадцатый от души и с саркастическим наслаждением  прошлась по неверной и лицемерной женской дружбе – явлению, присущему всем временам.
   «Таверна»  же – настоящее приключение: с завязкой, с загадкой, с бегством и с поисками. Венчает пьесу, благодаря романтическому образу Девочки-Ангела,  всё преодолевающая Любовь.
   «Королевская невеста»  –  уже чистейшей воды  волшебная сказка о любви. На любителя, словом.
   Я перечитывала свои пьесы, я лелеяла их, я …  любила их. Но читателей было немного.  Кто же читает пьесы в наше время?  Разве что тот, кто их пишет?  И преимущественно – лишь свои.
    Диалоги в  «Кофейне»  – не пьеса, скорее - драматический этюд, короткий и динамичный. Он пришёлся по нраву, потому что … короток и современен.
   Но я люблю свою «Харчевню» той любовью, какой любит мать своё не похожее ни на кого другого дитя.
   Сколько себя помню, всегда была фантазёркой. Обычно все мои фантазии  жили   внутри. Лишь однажды, в раннем детстве, живя в маленьком городке и мало видя и ведая, я нафантазировала  вслух. Зафантазировалась, если можно так сказать: о каком-то аквариуме с птичками, который,  якобы, есть в моей квартире. Заметьте: не про птиц в клетке, не про рыб в аквариуме, а вот прямо про аквариумных  птичек. На просьбы показать эту нелепицу я не знала, как вывернуться из патовой ситуации.  С той поры свои фантазии я держала строго при  себе, не отпуская их на встречи с любопытствующими слушателями.
    Все мои школьные влюблённости и любови были бесконечной чередой фантазий о свиданиях, признаниях, о словах, о соприкосновении рук и… Что с этим делать дальше – я не знала.  Но так сладостно было мысленно тянуть эту тянучку.
   Ощущая себя  начинающим поэтом, я первым делом воплотила в стихи одну свою неудачную (по правде, они все – такие)  любовную историю. Воплотила в форме баллады, в форме иносказания, наделив героев созвучными, но не реальными именами, переместив их со дня вчерашнего в  романтический век рыцарей и прекрасных дам (это– ещё до  цветаевской «Метели» и до моих пьес). Ну и потешилась же я, описав моего героя вероломным  мерзавцем!  То  была настоящая месть от леди Аланы. Я упивалась своей властью: наказать недостойного, ни словом не выдав истинную тайну. То был бледноватый труд с вяло выраженной кульминацией. Но я-то была начинающим автором!  Баллада возымела целебное свойство – мои горючие слёзы высохли, и о низверженном мной герое я вспоминала с той поры лишь с улыбкой.
   Так может, настала пора запечатлеть себя в любовных историях: повестях, рассказах? Тем более, поэзия закономерно повлекла за собой прозу. Фонтан моих фантазий поэзия не вмещала. И я принялась за повести. Как правило, со счастливым финалом, с минимальным ущербом для второстепенных героев, с элементами упражнения в лёгком, изящном  остроумии  героев, (то, чего так не достаёт в реальной жизни - люди скучны, ум их неповоротлив и ленив, галантный век минул). Череда неслучайных случайностей, встреч, совпадений, стечения обстоятельств (чего в реальной жизни так мало).  И главное –  мои  герои говорили моим языком.
   Но, боюсь, героиня моя – не современна. Она не пользуется сленгом, хотя и остра на язычок,  слишком начитанна, слишком романтична, слишком созерцательна.  В ней что-то от Элизабет Беннет – моей любимой героини от моей любимой Джейн Остен, от … всё того же осьмнадцатого века (так назвала я одно из стихотворенией цикла  «Стихи одной Дамы»  – из уже не дебютного, третьего сборника «Моё закулисье».
    Мои повести читали, хвалили, но с профессиональной оценкой хвалила лишь пара человек, один из которых  –  самый преданный читатель, В.Ч. Он отмечал и стиль, и язык.  Тот самый В.Ч.,  который  вселил в меня веру в себя и подарил идею публикации первого сборника стихов и совсем малой прозы.
   Сама я влюблена в них – в свои повести и в их героинь. «Вот это амбиции!" – воскликнет с улыбкой читатель.  Видя залогом успеха своё лёгкое перо, я надеюсь достичь многого. Я люблю свои повести ещё и потому, что там всё так, как я хочу в настоящей жизни, и чего в ней так мало случилось.  Но повести мои, почти дневник моих желаний (и во многом – моей реальной жизни),  канули в море  прозы, насытившей интернет, как и стихи мои нашли лишь узкий круг читателей. "Писателей много – мало читателей", – говорит В.Ч. Они (стихи) – умны, сложны, глубоки, порой немного слишком философичны.  Впрочем, они и веселы, и остроумны, случается. Однако мой минорный, созерцательный склад ума берёт своё: шальные и шаловливые стихи встречаются реже мудрых и серьёзных.
    Натешившись повестями, я, как истинный Близнец, резко сменила амплуа, перейдя на юмористические зарисовки и миниатюры, понимая, что это – не моя цель, но пробовать надо всё.  Вряд ли я стану новой Тэффи. Это – скорее промежуточный шаг к чему-то более глобальному.
    И вот теперь, дав себе передышку, я взялась за мемуары.  Быть может, кому-то они покажутся интересными. Жизнь коротка.  Успею ли я создать труд своей жизни? Так пусть хоть воспоминания помогут раскрыть меня читателю, настоящему, и, может быть, будущему.
    Я не прощаюсь…

12.10.2024