crazyhead Тень на стене

Глава 1.
Комментарий к Глава 1
Память только болью и питается: радость самодостаточна и кончается в себе самой.
Лоренс Даррелл. “Жюстин”
За окном поднималась очередная красная буря. Павел любил Марс и вообще Космос. И сейчас он долго смотрел на маленькие темные вихри, агрессивно бьющиеся в пластик окна, а потом, чертыхнувшись, потер глаза. Надо возвращаться к работе. Через три недели запуск новой шахты, а у них, как всегда — аврал и дерьмище. Как сегодня разорялся главный инженер… как будто это он, Павел, лично обвалил на вверенном ему участке целую секцию в каверну.
“Вот вы, Андрей Петрович, главный, вы и виноваты… в том, что мы наткнулись на твердые породы… что под ними пустоты… да во всем!” — спорил он где-то на периферии своего сознания с начальником.
На экране мелькали чертежи и схемы — все надо заново переделывать.
Он закончил предварительную схему уже под утро и послал ее на подтверждение. А потом решил сходить за кофе, да и заглянуть к Андрею Петровичу за одобрением лично, тот наверняка у себя торчит. Кофе был гадостный, как и вся марсианская жрачка, но он за год притерпелся уже, даже не поморщился от первого глотка.
Офис главного был закрыт, но в слуховое окошко над дверью пробивался мутный свет. Павел с минуту задумчиво смотрел на этот странный элемент дизайна, а потом распахнул дверь, она оказалась не заперта… так зачем же закрываться? Нет, все же москвичи, а Андрей Петрович Озкулов был москвич, конечно же, они все ебнутые…
У главного были гости. Павел шагнул внутрь, и картина, представшая перед ним в ту ночь, впечаталась ему прямо в мозг, навсегда. Обнаженное, заломленное тело, на черном столе оно кажется таким белым. И темно-красные разводы на нем. Павел видел все это частями, словно вспышками: локти, стянутые ремнем, на коже под ним рубцы. Широко, до боли, наверное, разведенные ноги, и человек в черном, вбивающийся между них. Закинутое лицо своего начальника, его держали за волосы, губы разбиты, глаза черные и остановившиеся.
— О, кто к нам заглянул, — сказал один из насильников, отхлебывая из бутылки, их было четверо, один трахал сзади, второй держал голову Андрея Петровича, а еще два других просто пили, сидя на крае стола.
Павел сглотнул и попятился, в животе сворачивался тугой комок, а происходящее казалось нереальным сном.
— Присоединяйтесь, молодой человек, — бандит гостеприимно махнул бутылкой на стол, а потом, видя, что ему не внимают, поднял парализатор и рявкнул: — Сюда иди, урод!
Павел вздрогнул и медленно подошел к ним, неизвестно зачем, надо бежать, звать охрану, дверь рядом, но его словно тянуло это. То, что происходило на столе. Бандит резко дернул главного инженера за волосы, ударил кулаком по лицу, тот коротко вскрикнул. Вблизи были слышны тихие стоны-всхлипы, как будто бы в ритм движению члена в заднице, Павла затошнило от этого зрелища и от запахов — пота, спирта, дерьма и крови. И секса.
— Что, мужик, хочешь начальника выебать? — спросили у него, смеясь, они все были в черных масках, только глаза стеклянно блестят из прорезей. — Он сегодня всем дает.
— Нет… — хрипло ответил он, — у меня не встанет.
Они снова заржали, как будто смешное услышали. А потом его схватили сзади за руку, плечо и кисть пронзила резкая боль, в ухо зло зашипели:
— Не встанет — отрежем.
Его подтолкнули к распростертому телу, кто-то тихо сказал “как будто у меня на эту пидорасню стояло”, в зубы сунули горлышко бутылки.
Разведенный спирт, Павел мотнул головой: “я не пью…” Ублюдки просто сложились от хохота, но он их почти не слышал, положил руку на обнаженную спину перед собой. Она была слегка загорелая, в капельках пота, длинные изящные мускулы, крупная дрожь под его пальцами. Как жеребец дрожит, там, на далекой Земле, где они ездили в конный турпоход, там был сладкий воздух, и крымские степи, и друзья… Задница у главного инженера оказалась тоже мускулистая и круглая, почему-то Павел никогда не обращал внимания, какой тот красивый мужчина… Его снова затошнило, когда он все же опустил взгляд ниже, на опухший анус, в котором поршнем ходил здоровенный член, господи, его же порвали.

— Твоя очередь, — сказали ему, и, словно загипнотизированный видом этой точенной, мучительно изогнутой спины, полуоткрытой окровавленной дыркой промеж таких белых ягодиц, он расстегнул ширинку и вытащил свой полувставший… когда успел, и на что, главное? В паху разливалось постыдное тепло, он погладил правую ягодицу, такая круглая и теплая, ткнулся головкой в мягкий влажный анус. Главный инженер вздрогнул всем телом от этого прикосновения и всхлипнул, едва слышно прошептав что-то похожее на “пожалуйста…” И от этого умоляющего шепота, тепла, страха, бьющих запахов и слишком яркого света, от всего этого невыносимого насилия у него встало твердо до боли, а каждое ощущение било прямо по нервам.
***
— Пожалуйста, не убивайте меня, — прошептал Андрей в облепившую его тишину.
Он лежал на своем столе, было холодно и больно везде. А еще страшно — вдруг те вернутся, чтобы все-таки убить его, как хотели в начале… Какое-то время он не шевелился, не веря, что все закончилось. Надо бежать отсюда, они могут вернуться…
Подняться удалось на удивление легко, боль почти не усилилась, и какое-то время он удивленно рассматривал маленькую лужицу на зеркально-черной поверхности стола. Андрей поднял валяющийся пульт и запустил программу генеральной уборки кабинета. Вот так, не останется никаких следов, и никто не узнает, что произошло. Черт, если бы он знал, чем все закончится, ни за что бы не соглашался на то, самое первое предложение. А как красиво все вышло, Андрей хихикнул, сморщившись от боли, всего лишь задержали запуск второй шахты на девятнадцать дней, и сумма, равная его полугодовой зарплате, оказалась на специально открытом по такому случаю счете. Его нервный смех закончился судорожным вздохом.
Натянув кое-как брюки на голое тело и накинув китель, Андрей похромал в сторону лифтов. Остальные вещи он сунул в пластиковый конверт для документов, и сейчас судорожно сжимал его под мышкой. Дома надо будет все спустить в утилизатор, чтобы никаких следов, повторял он себе, безуспешно пытаясь унять подступающую дрожь. Не хватало еще разрыдаться прямо здесь. Он жив, это главное, ведь в какой-то момент Андрей поверил, что не выйдет из своего кабинета, и тогда стал просить не убивать его, он все-все сделает. Ну и мудак…
К себе он добрался перед самым рассветом, долго не мог найти ключ, потом вспомнил, что в кармане рубашки есть запасная карта доступа. Пришлось рыться в пакете прямо перед входом в жилой сектор, хорошо, что ранним утром все спят.
Андрей зашвырнул изгаженные шмотки куда-то в угол, согнувшись пополам от резкой боли в груди и где-то в боку. Охнув, он уселся на пол, в заду жгло и ныло, черт, на столе точно была кровь, вот твари. Пришлось искать аптечку, обезболивающее, и для регенерации поврежденных тканей, самое то для задницы. Для его бедной оттраханной задницы…
А потом он долго мылся в ванной и пытался заплакать, теперь это можно, но у него не получалось, изо рта вырывался только хрип вперемешку с матом. Тогда он попробовал выть, но это тоже не помогало. Он слышал свой вой будто бы со стороны, ненатурально как-то, фальшиво. Андрей сделал воду еще горячее, он все еще мерз, и царапина на лице снова начала саднить. В боку тупо ныло, а про зад было страшно и думать, хотя там ничего не беспокоило, почти. Лекарства значит подействовали.
***
Вот долбоеб, твердил себе Андрей, надо было сразу обратиться в службу безопасности, еще когда к нему подкатили с самым первым предложением. На работу он сегодня не вышел, взяв отгул, и теперь сидел на залитом искусственным светом балконе, за окнами шумели ненастоящие сосны, он переключил картинку на морской пейзаж и продолжил ковыряться в тарелке. Андрей пытался съесть завтрак, или обед, не важно, мысли его раз за разом возвращались к одному и тому же.
Чтобы отвлечься, он стал просматривать с домашнего терминала рабочие документы, устраивая поудобнее в кресле пострадавшую задницу. На лице синяки почти сошли, Андрей в четвертый раз намазал их регенерационной мазью, болел только бок. Он застонал и даже выругался вслух, а потом увидел время отправки последнего сообщения – 4:30 утра. Как раз, когда его… когда с ним… короче, когда все это случилось. Значит, Безлапчук тоже был в здании, вдруг он слышал что-нибудь? Волосы на затылке взмокли и, кажется, зашевелились, он сделал несколько глубоких вдохов, успокоился немного и вдруг вспомнил, как последний насильник перевернул его на спину, было так больно, и Андрей просил не убивать, а тот все гладил его по лицу, когда трахал. Эстет ***в. Андрей зажмурился, как тогда, и по щекам наконец-то потекли слезы.
***
Павлу снилась какая-то муть: он бродил и карабкался между толстых веревочно-кишечных змеищ, и все не мог найти чего-то нужного. Зато проснулся сразу, ровно в одиннадцать, и с каким-то странным чувством свершения, словно бы нашел это нужное. Он лежал в постели и бессмысленно таращился в потолок, на экранчике, изображающем окно в небо, темнели грозовые облака, и расплывались якобы капли. Опять эта дрянь включилась. Вот интересно, есть ли у нее программы с марсианскими пейзажами?
Ему нравились настоящие окна и красный песок в них, но, к сожалению, в его апартаменте было только одно подобное, остальные все фальшивые, как в коробке, ей-богу. Надо все-таки попросить Генку-программиста подобрать ему соответствующие пейзажики, все равно ведь хренью мается, Павел однажды засек того за стрелялкой. Пусть отрабатывает. Слегка улыбаясь, он направился отлить.
И тут его накрыло воспоминанием. Твою ж… Он даже задохнулся, замерев от ужаса над унитазом. Во что же он вчера влип? И Андрей Петрович… Нет, по-хорошему, Павел, как законопослушный и крайне порядочный гражданин, должен сообщить о происшедшем в полицию. А может, даже в службу безопасности корпорации. Ведь просто в голове не укладывается чудовищность преступления, и, главное, то, что это происходило на родной российской станции, под триколором, гордо развевающемся на шпиле главного здания, а не где-нибудь там… в вестерне.

Но… это теперь невозможно, поступить по закону, совершенно. Ведь он помнил, помнил, как ему велели отвязать главного от стола, даже нож в руки сунули, шикарный тульский, с хищными зубчиками. Им Павел перепилил пластиковые фиксаторы на лодыжках и кожаный ремень на локтях, Андрей Петрович безвольно обмяк на столе, даже ноги не свел, и все продолжал шептать свое “пожалуйста, не убивайте…” А Павел перевернул его, хотел сказать, что все кончено, бандиты сваливают, вон, застегиваются уже, и подзатыльник ему на прощание влепили, потерпите, Андрей Петрович, еще чуть-чуть… Но увидел его лицо, страдальчески сведенные брови и зажмуренные глаза, такое беззащитное с разбитыми губами, и то, как он скребся пальцами по столешнице, даже не думая закрываться. А Павел погладил его по щеке, тот как-то доверчиво на мгновение прижался, словно понравилась ему ласка, и тогда Павлу снесло крышу просто. Он накрыл ладонью съежившееся достоинство своего начальника, то было тоже теплое и мягкое, так захотелось слегка стиснуть его. Ну, он и сделал это, а потом снова вошел в истерзанную плоть, как зазомбировало его тогда, совсем не соображал… Трахал и трахал, даже не заметил, что бандиты ушли, очнулся, только кончив. Как посреди кошмара очнулся, пустой офис, окровавленная жертва насилия на столе, и он со спущенными штанами. Он отскочил тогда, подскользнулся, взгляд упал на нож, валяющийся на полу, и Павел, не зная зачем, сунул его в карман, а еще электронный ключ от жилой зоны, тот рядом лежал. И сбежал, как преступник, да собственно говоря…

Павел застонал, от воспоминаний окатило жаром в паху, аж прервалась струя. Он несколькими резкими движениями довел себя до разрядки, заляпав белым стену. Перед глазами стояло выгнувшееся от боли загорелое тело Андрея Петровича. Павел отдышался, а потом принялся усиленно вспоминать невесту, ждущую его в Питере. Нет, он вовсе не дрочил сейчас на мужика, нет. Наташенька, где же ты, ждешь ли, почему же не рядом, с тобою рядом не случилось бы подобной мерзости. Черты невесты расплывались, ну, конечно, год не виделись.
Глава 2.
***
На работе главный инженер не появился, сказался больным. Павла бил мандраж, но вскоре ночные переживания вытеснились дневным бедламом. Все были на взводе от того обвала, главный подтвердил его предварительную схему работ, даже поправки некоторые прислал. И Павел распределял между подчиненными подзадания, пинал стыковщиков и всячески носился-суетился. А потом сцепился с Максимом, первым замом Андрея Петровича. Конфликт их все набирал обороты. И ближе к вечеру они, совершенно разругавшись, отправились на квартиру к главному инженеру. Все же некоторые вопросы можно разрешить только в присутствии начальства.
В голове у Павла поселилась звенящая пустота, а в животе и груди — стая скребущихся хомяков, как только он осознал, что увидит его. А может, начальник уже заявил на него в полицию, и скоро его встретят бравые стражи закона с фиксирующими лентами наготове. И некуда идти, на станции он как в ловушке… может, самому признаться? Но страшнее всего было заглянуть в глаза Андрею Петровичу и увидеть там… что? Отвращение и ненависть, которые он заслуживает.
Андрей Петрович встретил их в непривычном виде — в мягких домашних брюках и водолазке, тоже какой-то чуть ли не плюшевой на вид, так и хотелось потрогать. Павел вздрогнул, поймав себя на этом желании, и отвел глаза. Максим, эмоционально напирая пузом, первым принялся излагать свое видение проблемы. Андрей Петрович отрешенно-холодным тоном его переспрашивал, ну, это как всегда, словно ничего и не было ночью, и не умолял он вот этими самыми губами…
Павел все смотрел на эти губы, когда пришла его очередь говорить, они были слегка припухшими, так и не заметишь, не приглядываясь. Максим вот не заметил следов… да и кому придет в голову пялиться на губы мужика?! Только ебнутому извращенцу.
Они сидели рядом за столом, смотрели в экраны и обсуждали, все шло как обычно, и Андрей Петрович был такой же уверенный в себе и властный, и ни жестом ни словом не намекнул на случившееся. Это выводило Павла из себя, заставляло сбиваться с рабочего настроя, замирать, изучая его четкий профиль, завиток коричневых волос на шее, сильную линию плеч. Такое совершенство, оказывается, как он раньше не обращал внимания. И над этим высокомерным совершенством вчера надругались. Он, Паша, и надругался, терзал это красивое тело и ломал гордый дух, хоть и не по своей воле, но как же сладко отдавалась та иллюзорная власть.
Член его снова пульсировал в постыдном желании, то набухал, то снова засыпал. А потом Максим вышел, и они остались наедине. Главный инженер совершенно не смутился этой интимности, принялся что-то у него спрашивать, неужели он и правда не помнит? Ведь нельзя же так играть. И Павел подошел совсем близко, отвечая, а потом взял и положил как-бы невзначай ладонь на начальственную ягодицу и сильно стиснул.
Андрей Петрович замер на полуслове, его взгляд остановился, а тело едва заметно содрогнулось. И все то время, которое Максим провел на толчке, он не шевелился, а Павел безжалостно, с острым наслаждением мял его задницу. Они оба не произнесли не звука, только тяжело дышали.

А потом вернулись к обсуждению. Уходя, Павел жал его руку и, не отрываясь, смотрел в лицо, но тот изображал равнодушие, лишь опустил веки. А Павел думал — ничего… у меня есть ключ от твоей квартиры, нам еще надо поговорить…. наедине. Андрей.
***
Надо успокоиться и во всем разобраться, говорил себе Андрей. И главное, решить, что делать дальше. Это дерьмо началось еще четыре месяца назад, Андрей внезапно встретил своего однокашника, почти приятеля. Константин прибыл на станцию с научной какой-то экспедицией, или с экологами, хотя что они здесь забыли… Андрей не уточнял, ему было не интересно все это, и почему Костик работает не по специальности, и как он вообще попал в эту компанию. Пока однажды во время очередной дружеской попойки не согласился в шутку отодвинуть сроки ввода в эксплуатацию новенькой шахты. А потом согласился уже всерьез, переговорив по-трезвому и услышав названную сумму. Все равно из-за его подчиненных-идиотов объект никогда не удается сдать в срок. Взять хотя бы Пашу. ****ь. Как же он сразу не понял.
Неужели Паша Безлапчук — один из них? Не может быть… Одному богу известно, чего Андрею стоило сдержаться, не заорать и не забиться куда-нибудь за кресло, когда он почувствовал руку на своей заднице. Как только дверь за коллегами закрылась, Андрей заблокировал оба замка, сменил код и долго сидел под этой самой дверью, обхватив себя руками. Невозможно… Те были скорее всего из внутренней службы безопасности, точно, вот почему не сработала тревожная кнопка, Андрей нажал на нее сразу, как только незваные гости вошли в его кабинет. Он бесстрашно препирался с ними еще минут десять, делая вид, что не понимает, о чем речь, пока его не начали бить.
Он заскулил, отгоняя воспоминания, и пополз на четвереньках в сторону пищевого блока, в его апартаментах была самая настоящая кухня, стилизованная под 20-е годы прошлого века, странная прихоть прежнего жильца. Андрей напился холодной воды, аж в животе забулькало, и забрался в кровать прямо в одежде, убрав перед этим все фоторамки, висевшие рядом на гладкой розоватой стене — он и Инна на ее яхте, опять они на фоне знаменитого музея, и сам Андрей с друзьями и огромной рыбиной в руках. Зеркало на потолке в спальне тоже досталось Андрею по наследству, как и пошлые розовые стены, сам он, как въехал полтора года назад, так ничего и не переделывал. Оно было настоящим, и отключить его было нельзя. Андрей сто раз пожалел, что оставил его, и пошел спать в другую комнату, на диван. Там тоже было зеркало, на этот раз нормальное, он сделал его под цвет стен и убрал отражающий эффект, и только после этого смог заснуть.
***
— Вас генеральный к себе требовал, Андрей Петрович.
— Спасибо, Женечка, — проходя мимо, он слегка погладил ее по круглой попе, обтянутой форменной юбкой, а Женечка отбросила его руку и сделала вид, что страшно возмущена. Тогда он помял еще немного ее ладошку, мягкую такую, с острыми ноготками, нежную, не то, что у Павла лапища, еще и с волосами рыжими. Так, не думать.
Надо, сказал себе Андрей, надо пойти и покаянно выслушать, что скажет начальство. А потом вернуться и трахнуть Женечку, вот на том самом столе и трахнуть. Он зашел в свой кабинет, в котором был полный порядок, стулья ровным рядком, черный стол… Андрея затрясло, и он почти с радостью пошел на выволочку к генеральному. Тот про пустоты ничего не желал слушать, проорался как следует и выгнал Андрея вон, дав сроку две недели.

— Андрей Петрович, — Женечка ждала его там, где он ее и оставил, в кабинете, — я вам сметы принесла.

— Ага, — Андрей бегло их просмотрел и теперь теснил ее к столу, ненавязчиво так, откуда-то снова взялся липкий страх, и пока Женечка запирала дверь, он стащил штаны и зачем-то сам улегся на стол. И когда его спина прижалась к гладкой холодной поверхности, он вдруг физически ощутил, что не может пошевелиться, яркий свет бил прямо в глаза, мешая вдохнуть, Андрей зажмурился, и стало только хуже. Женечка что-то говорила, но он не слышал, а потом она погладила его по щеке:
— Что с тобой, Андрей?
Он прижался губами к ее ладони, в груди что-то мучительно скрутилось в узел, а член начал наливаться и тяжелеть. Андрей потянул девушку на себя, бормоча что-то о том, какие у нее красивые ручки, не прекращая их целовать, но в голове крутилось совсем другое. Ор генерального смешивался с издевательским смехом насильников, Андрей лежал на столе такой беззащитный, а все они хотели… Он замычал Женечке в рот и кончил, и тут же устыдился, как он мог о таком думать, нет, просто совпало, он давно не трахался, а тут еще эти неприятности.
— Ты иди, Женя… работы полно.
Она убежала, обиженно хлопнув дверью, та даже приоткрылась немного, и надо бы встать и привести себя в порядок, но Андрей натянул штаны и продолжал лежать на столе, ну что за псих… Точно, как только контракт закончится, он вернется на Землю и сразу же найдет хорошего специалиста. О том, чтобы воспользоваться услугами местного докторища, не могло быть и речи. Откуда на станции взяться нормальному психологу. А на Земле ему помогут, осталось-то всего годик потерпеть.
***
Павел нервничал все больше и больше, мысли постоянно возвращались к Андрею. Черт! Окровавленная задница начальника внезапно встала перед его мысленным взором даже во время самого интимного события его марсианской жизни: составления пятничного послания Наташе.
Он застонал и уткнулся лбом в клавиатуру. Его чистая, невинная невеста была словно опорочена этим, он сам чувствовал себя невыносимо грязным, но… от этого было просто не избавиться, закрываешь глаза и видишь — страх и страдание на его лице, внутри что-то ёкает, пальцы ощущают тепло и твердость его тела… Павел поднял взгляд, на экране мерцало бессмысленное “бдыщь”, напечатанное его лбом, а слова разбегались, как тараканы в голове. “Любимый мой мышонок”, напечатал он, снова бессмысленно потаращился, потом вскочил и забегал по кабинету.
Надо поговорить… поговорить с Андреем Петровичем, выяснить, что тот предполагает делать. Ведь не может же он оставить это все без реакции? А Павел ни в чем не виноват, его заставили же. Надо идти в полицию. Или… или главного инженера связывают с подонками некие темные делишки? Мысль была почти крамольная — ведь если связывало, то это значило, что некая гниль пробралась в корпорацию… и на таком уровне…

“Нет, — оборвал он сам себя, — гниль пробралась мне в мозг, а Андрея наверняка шантажируют неизвестные подонки”.

Он решительно направился в офис главного инженера, так решительно, что чуть не зашиб по дороге бодро бегущую куда-то Женечку-сметчицу.

— Ой, простите, Евгения, главный у себя? — спросил он, сердечно обнимая милую барышню. Та кокетливо трепыхалась и таинственно хихикала, якобы вырываясь:

— У себя, у себя…

Павел с удовольствием притиснул ее к себе, а потом вздохнул и отправился на свою голгофу. Голова у него была пустая и легкая, а ладони вспотели, когда он толкал знакомую дверь. Вот ведь дурак…

— Андрей Петрович… — Павел осекся: начальник лежал на столе, бессмысленно глядя в потолок.

Как тогда, только одетый… И руками вцепился в столешницу. И резко приподнялся на локтях, заслышав его голос, но так и застыл, молча глядя на приближающегося медленно Павла.

— Я… — завороженно сказал Павел, подойдя к нему совсем близко, он снова был загипнотизирован этими ярко-серыми глазами с невозможно расширенными зрачками, его бледностью и молчанием.
Рука сама протянулась к обтянутому серебристой формой начальственному бедру.
От прикосновения Андрей дернулся и коротко врезал ему кулаком по морде. Павел успел слегка увернуться, и удар прошел по касательной, по скуле. Он схватил начальника за руки, прижимая к столу, а тот молча извивался, точно, как необъезженный жеребец, горячий и сильный. Они пыхтели и боролись, а потом он очень удачно заехал Андрею локтем под дых, и тот скорчился, задыхаясь. Павел отпустил его, наваждение спадало.
— Вы что деретесь… сразу… — он с трудом перевел дух. — В полицию… хотите? Вместе пойдем.
— Нет, не надо полиции, — Андрей выпрямился и помотал головой: — не надо.
— Вот как? Чего вы боитесь?
— Будто не знаешь… с-сука…
— Ты… — разозлился на оскорбление Павел, хватая его за плечи.
Но Андрей больше не отбивался, лишь слабо уперся ему ладонью в грудь и закрыл глаза, его снова трясло. Павлу захотелось унять эту дрожь, он слегка погладил его по руке, а потом по спине. Андрей не сопротивлялся, и Павел провел ему по бедру, его снова затягивала близость этого тела и запах — тонкого парфюма, слабая нотка секса, и острая — страха. И вседозволенность. Его ладонь остановилась на пахе Андрея, ширинка у того была расстегнута, и оттуда выглядывал темно-розовый кусочек плоти. Павел запустил в нее руку, там было все влажно и липко, как тогда ночью, когда Андрей был весь в чужой сперме и своей крови. Он мял вялое достоинство своего начальника, и то постепенно наливалось кровью, а сам Андрей тяжело дышал ему в шею, все так же зажмурившись.
Павел сунул руку глубже, пробираясь, неизвестно зачем, к анусу, просто помнил, как там было мягко и податливо, Андрей изогнулся, судорожно втягивая воздух сквозь сжатые зубы, и захлопал ладонью по столу, искал пульт, чтобы запереть дверь. А Павел просто не мог остановиться, воспоминания о бывшем здесь, на этом столе, мешались с реальностью, и хоть сейчас задница Андрея была плотно сжата, он все равно давил и давил на вздрагивающий проход, а потом вообще толкнул мужчину на спину, стянул штаны и попытался втиснуться. Было узко и больно, его изнывающий член вошел в смуглое тело только головкой, Андрей кусал до крови губы. Они снова опухнут, думал Павел, сминая этот красный рот рукой. Андрей теперь кусал его пальцы и глухо, мучительно стонал на грани слышимости. А Павел все протискивался и протискивался в глубину его тела, голова кружилась от его покорности, наслаждение было каким-то безумным, совершенно не связанным с привычным удовольствием. Нет, это было грязное, извращенное наслаждение, и он сам себя ненавидел за него.
А когда все закончилось, после того, как Андрей, зарычав, кончил себе в руку, забрызгав им животы, а Павел еще несколько раз глубоко вбился в безвольную плоть, впитывая в себя его болезненную гримасу… После этого они вытирались гигиеническими салфетками, не глядя друг на друга. А затем Павел сказал:

— Я посылал вам утром запрос, Андрей Петрович… вы сказали, у вас есть замечания.

— Да, — с тихой злостью ответили ему.

Потом Андрей что-то показывал ему на экране и разносил в пух и прах его предложения, а пальцы у него подрагивали, и Павел думал о том, какие красивые у него руки, вот, наверно, у Атоса были такие же, он в детстве не понимал, когда читал про красивые руки… А еще — что Андрей заслужил, сам виноват, раз полиции боится.

Он вернулся к себе, до сеанса передачи данных на Землю оставалось десять минут, и за это время он успел накатать два листа послания для Наташи. Слова любви лились из него легко и свободно.
Глава 3.
Андрей вздрогнул от хлопка туалетной двери и обернулся резко. Не Паша. Хотя что бы тот ему сделал сейчас, получил же свое… Он не сразу смог сделать воду холоднее, суетливо тыча пальцем в регулятор температуры и чувствуя, как подступает злоба. ****ь, если им так надо, пусть хоть вся станция провалится к чертям, какая ему разница, он и так почти в аду.
Тщательно вымыв руки, Андрей опять заперся в кабинке и принялся вытирать задницу, оттуда противно подтекало, никак невозможно было избавиться от этого ощущения. Было больно, и опять розоватое на салфетке… Андрей на всякий случай закинул в рот две таблетки универсального регенератора, подумав вскользь, что превысил за последние дни допустимую дозу. И самое гадостное было то, что ему понравилось, вся эта мерзость понравилась, и невозможность что-либо изменить только придавала остроту этому животному удовольствию. Совсем не такому, как раньше, когда они с Инкой иногда… гм… страпоном баловались, Андрей вспомнил их игрища и ткнулся лбом в матовый пластик дверцы. Вот теперь он настоящий пидорас, все, как Инночка и предсказывала…

Отправившись на объект, чтобы проверить выполнение очередного этапа работ лично, Андрей все время вспоминал ощущение члена в заднице, и что-то противно и сладко подрагивало внутри.

— Генеральный сроки сократил, — говорил он Максиму, и рот его кривился сам собой, перед глазами стояла веснушчатая Пашина рожа, как легко тот заставил его слушаться… В животе обдало жаром, Андрей отвернулся и засунул руки в карманы. — Две смены надо ставить, по двенадцать часов.

Максим резво обошел его:

— Андрей Петрович, и восьмую секцию в разработку бы, некогда ждать, да и нет там никаких пустот, во всем секторе нет, откуда им там взяться…

А хорошо бы были, вдруг ясно подумал Андрей, и внутренний жар сменился такой же черной пустотой, что ждала своего часа глубоко под ним. Пусть Максим носится со своей безумной идеей, ему останется только поставить Павла ответственным, отправить на объект и ждать. Точно, а пока он будет делать вид, что сдался, и не станет сопротивляться. И тут же Андрей устыдился своих мыслей, нельзя, нельзя отправлять на смерть невинных людей, другие-то ни в чем не виноваты, и родные на Земле их ждут…

Он думал об этом до самого вечера, то представляя Пашу похороненным заживо под толщей красноватой марсианской породы, то горячо раскаиваясь, разве можно желать чьей-то смерти, какой же он все-таки гад…

В офисе удалось кое-как отвязаться от Женечки, и теперь он сидел дома один, изучая отказ на свой запрос о досрочном расторжении контракта. Не предусмотрено в одностороннем порядке, статья такая-то, параграф… Надо было как-то выбираться из этого дерьма, Андрей обязательно придумает как. Он набрал номер Костика и с мрачным удовольствием отметил малиновые синяки на скуле и под глазом товарища и соучастника.

— Давай я к тебе приеду, или сходим куда-нибудь, выпьем, поговорим.

— Ты на свиданку меня еще позови, — перебил его Костик, может быть, его тоже, как и Андрея… — не о чем нам говорить, а если не терпится, так с тобой и без меня пообщаются!

Уже общаются, чуть не ляпнул Андрей и отключился. Вот же ****ь! А через неделю он узнал о трагедии — исследовательский катер вместе с группой ученых пропал на бескрайних просторах красной планеты. Прощайте, Константин Иванович, вам, можно сказать, повезло…

С Павлом в те дни они не встречались, решая вопросы по внутренней корпоративной связи, если не считать того позорного случая в душевой бассейна. Он заметил Павла первым и затаился в кабинке, страх внезапно накрыл с головой, заставляя сползти вниз по стене. Дверь несколько раз дернули снаружи, хилая защелка просто согнулась, и Андрей открыл глаза, сделав над собой усилие. На большее сил не было, он просто сидел на теплом шершавом полу, а Паша стоял перед ним. Теплая вода лилась сверху, Андрей вздрагивал и дышал через рот, пытаясь вжаться в стену.

А потом донесся чей-то смех, радостные голоса, как из другого мира все.

— Простите, я не знал, что здесь занято, — услышал Андрей как сквозь вату, дверь мягко закрылась, а он все сидел и думал, что у Паши волосы в паху рыжее, чем на голове, и член такой большой… точно больше, чем у него.

Все это не шло из головы, Андрей уже сам ждал, когда к нему подойдут с очередным предложением, от которого нельзя отказаться.

И дождался, днем пришло сообщение по личному закрытому каналу, где ему настоятельно рекомендовали не отказываться от сотрудничества, про Костика напоминали. А вечером, когда он уже разделся и собирался лечь спать, он услышал негромкий щелчок входной двери. Андрей замер и вспомнил про ключ, потерянный в ту самую ночь, вот же черт, забыл внутреннюю блокировку поставить. Он заметался между спальней и ванной, споткнулся о дурацкий пушистый коврик, а чьи-то осторожные шаги неотвратимо приближались, Андрей едва успел залезть под кровать. Комнату залил яркий свет, Андрей увидел тяжелые ботинки, а потом его схватили и потащили наружу, а он принялся изо всех сил отбиваться, пока ему не удалось отползти немного.

— Нет, — он разглядел нож в руках у Павла, ну конечно, все как он и предполагал… — не надо, пожалуйста, я все сделаю…

Павел подошел совсем близко, все так же не выпуская нож, а другую руку запустил Андрею в волосы, притягивая к себе, и не оставалось ничего другого, только повиноваться этому безмолвному приказу. Андрей расстегнул его ширинку и потянулся губами, открывая пошире рот и впуская крепко стоящий член своего мучителя. В паху стремительно наливалось, только бы Павел не заметил, пусть уже трахает его и уходит. Но тот не спешил, двигался медленно, и Андрей стал ласкать языком головку, так ему самому нравилось, и сильнее сжал губы.
— Ах ты… — Павел не договорил, сбивчиво задышал и со значением шевельнул ножом, так что пришлось проглотить солоноватую гадость, в избытке выплеснувшуюся в рот.
Его с легкостью вздернули на ноги, и Андрей опять прошептал, закрывая глаза:
— Не надо, пожалуйста…
— Как это не надо, — Паша стянул с него трусы и схватился за стояк, двигая рукой.
Этой грубой ласки было недостаточно, Андрей укусил его со злости, вот скотина, спустил ему в рот и даже отдрочить нормально не хочет. За это он получил по лицу, отчего внутренности вдруг скрутило сладкой судорогой, Андрей бы точно кончил, если бы, падая, не стукнулся головой о спинку кровати, черт, до чего же больно. Послышался треск разрываемой ткани, а в задницу ему уперлось холодное и твердое, рукоятка ножа, догадался Андрей и сильнее уткнулся лицом в покрывало. Какая же он тварь, раз ему это нравится, нормальному человеку не может быть хорошо от такого, скорее бы, скорее бы Паша ему вставил.
Когда рукоять сменилась членом, Андрей охнул и принялся дрочить себе, не в силах больше выносить это удовольствие, щедро приправленное стыдом. Павел еще долго его драл, после того как он кончил, все продолжал вбиваться, не отпуская, и Андрей покорно принимал его, не сопротивляясь, потому что это может быть в последний раз, ведь скоро, скоро все прекратится.
***
Павел часто думал об Андрее, но не решался к нему подойти с очередным разговором. Боялся… боялся сорваться, да, как в прошлые разы, когда из добропорядочного и успешного молодого человека вдруг превращался в похотливое животное. Как так получилось? Это наверняка все из-за ****ской рожи его начальника, из-за этих чувственных губ на тонком лице…
Павел судорожно выдохнул и отвернулся слегка от экрана, на котором Андрей Петрович как раз шпынял его на радость остальным коллегам. Главный инженер в последнее время предпочитал видеоконференции обычным совещаниям и летучкам. Что ж… его можно было понять, наверняка ему столь же неприятно видеть пашину рожу в живую, как самому Паше — страшно к нему приблизиться. Хотя, если вспомнить, как тот кончил от засада в жопу… Яйца сладострастно заныли, а сам он аж взмок.
— Виноват, Андрей Петрович, все поправим, — пробормотал он уже привычно, как только начальство успокоилось.
Андрей на мгновение задержал на нем взгляд, а потом отвел.

Но ведь поговорить надо было. Выяснить — кто эти люди, и что они хотели. Вдруг чего-то совершенно ужасного, не просто слива экономической информации, а… а чего-нибудь с человеческими жертвами, катастрофы жуткой, снесшей их станцию под корень. “Американцам это было бы выгодно, если Россия облажается с разработкой месторождения, они наверняка развоняются и… и… захапают как-нибудь”, — размышлял Павел. Во внешней (да и внутренней, если честно) политике он был как-то не очень, больше международным футболом интересовался, причем болел всегда за немцев, если они не с нашими играли, естественно.
Еще он размышлял о том, что вдруг это все происки “ГазИридия”, их основных конкурентов. Но это… это уже ни в какие ворота не лезло, несмотря на то, что бандюги были соотечественниками явно… Павел целыми сутками не спал практически, занимаясь кроме своих непосредственных обязанностей всякими изысканиями — просто бессистемно искал что-либо подозрительное. В документах или в трепе за стойками барного комплекса. Андрей, источник всего подозрительного, его успешно избегал.
Однажды удалось заловить его в бассейне, но разговор не сложился, главный инженер спрятался от него в душевой, а когда Павел, наплевав на все, вломился-таки туда… Все чуть не началось по новой, голый Андрей сидел на полу и так боялся, а Павел смотрел на это мокрое сжавшееся тело и никакой мысли не было в голове. Только одно желание — смять его, увидеть, как он снова извивается от боли и кончает, кончает словно тоже от боли. Рядом засмеялись ребята, обсуждая свои дистанции — кто больше проплыл. И Павел как очнулся, попятился и захлопнул кабинку, словно из искаженной реальности вырвался.
А на выходе из спорткомплекса к нему подошел охранник.
— Пройдемте, Павел Юрьевич, разговор есть.
Он сморщился, подумав, что сейчас к нему будут прикапываться за сломанный запор в душевой.
— Может, на месте решим, что там у вас?
— Нет, никак невозможно на месте, извините.
А в комнате охраны его ждали еще трое, Павел застыл, живо вспомнив ту ночь, четверо насильников в масках. Его толкнули в спину, заставляя выйти на середину. Неужели… сейчас и его как Андрея… По спине пополз липкий страх от вида их дегенеративных рож, и не в масках еще… Ищущий да обрящет, и он нашел злодеев, а они оказались из собственной службы безопасности. Что делать теперь? Это с ним сейчас сделают все, и никто не узнает.
— Что же вы это, Павел Юрьевич, поделиться не хотите? — ласково спросили у него.
— Чем?
— Баблом! Думаете, использовали нас разок, а теперь сами все сливки снимете? Мы, значит, и не нужны, так? — лицо говорящего с ним охранника исказилось злобой, Павел не был с ним знаком, так, может, встречал иногда мельком, но как вообще подобных типов взяли на службу?

“А тебя самого как взяли?” — мелькнула холодная и трезвая какая-то мысль.

— Очевидно, пока не нужны, — согласился он на автомате.

— Вот как, тогда, может быть, вот это убедит вас поговорить с заказчиком?

И ему включили запись. Ту, первую, когда он насиловал Андрея в кабинете, после всех них. Только их, предыдущих, не записали, был только он, Паша, с потной мордой и стеклянным взглядом. И Андрей, умоляющий не убивать… А потом еще раз тот же кабинет, и снова он бьет, а потом насилует…
— Да, — сказал он, облизнув пересохшие губы, — нас с Андреем Петровичем связывают отношения нестандартные и даже предосудительные… с моральной точки зрения… Но отнюдь не с точки зрения закона.
— И что же, он это тоже подтвердит? — с издевательскими смехуечками спросили у него.
— Еще бы, — на голубом глазу брякнул Павел и злобно зыркнул исподлобья: ну, давайте, приступайте.

Ему было страшно, очень страшно — грядущей боли и унижения, а еще его наверняка убьют и выкинут в красную пустыню, недаром же даже масок не надели, как с Андреем. Не надо было лезть не в свое дело.

— Ну, так вы походатайствуйте, Павел Юрьевич, там… А то как-то нехорошо получилось… — вдруг сказали ему почти просительно.

Он даже не сразу сориентировался, стоял и долго сверлил их взглядом, а бугаи как-то мялись неловко. Потом, наконец, дошло. Их использовали вслепую, четырех дебилов, наняли, наверно, проучить упрямого главного инженера, а теперь позабыли и не связываются. А дебилы волнуются, опасаются, да и переживают за случившийся ****ый стыд наверно… Вот как сам Паша переживает. А вдруг они Андрея тоже… навещают?! Он почувствовал жаркий гнев от этой мысли, аж затрясло от внезапного перехода — вот только что боялся, а теперь бесится.
— Вам же заплатили?
— Ну, да…
“Так какие претензии?” — захотелось рявкнуть Паше, как будто на недобросовестных подрядчиков, но он сдержался, все же тех четверо, могут и вломить. Да и голову пора включить — ведь четыре ключика к зловещей тайне прямо сами в руки пришли… Как вытянуть из них информацию?
— Я предполагаю, у вас был другой контакт, ребята, — он постарался сделать голос как можно безразличнее, лишь бы не дрогнул. Мысли крутились, как бешеные хомяки. — Сами понимаете, нехорошо получится, если я не в то дело полезу. Кто вас вел?
— Все-то вам скажи…
— Как хотите.
— Да что там скрывать, мудак из научного корпуса, доктор Мышкин членоголовый! — вдруг сорвался молчавший до того в углу бугай. — А теперь съебался и с концами.
— Он сказал — припугнуть надо, а то Петрович должен ему, мол, немало. Как согласились, не знаю даже, но деньги пообещали такие…
— Хорошо припугнули, — процедил Павел, вспоминая.
— Самим тошно, как накатило, веришь, нет?! И зачем подвязались… А потом еще вы прие… пришли, мы не сообразили сразу, что проконтролировать, ну, и… Что теперь будет, а? Витек говорит — кинули нас, стопудово, на следующий шаттл — бесплатный билет вне очереди и с наручниками…
Витек угукнул из своего угла.
— Ничего не могу обещать, — сказал им Павел. — Но разузнать попробую.
Он вышел из караулки, пережитое медленно отпускало. Здесь была открытая площадь с полностью прозрачным куполом, фонтанчиком-русалкой посередине и деревьями в кадках. Все так чисто, и ясно, и правильно. Павел присел на скамейку около карельской березы, засунул трясущиеся руки в карманы и нащупал там тот самый нож. Оружие было запрещено на станции, а он все время таскал с собой это. Какая глупость этот запрет, как будто нож из столовки или плазменный резак со стройки — совсем не оружие… А тульский десантный ножик ему полюбился, он как будто придавал ему уверенности, его было приятно поглаживать.
Он увидел Андрея, тот вышел из спорткомплекса и медленно шел к фонтану, тоже засунув руки в карманы и опустив голову. “Какой жалкий, — подумал Павел, вспоминая его на полу душа, в паху мучительно заныло. — Наваждение какое-то… Может, нас всех загипнотизировали… Американцы, например… И я вовсе не пидор!” Он вскочил и побежал к себе, обойдя фонтан с замершим около него главным инженером по широкому кругу.
В бессмысленную злобищу американских гипнотизеров верилось с трудом.
Еще несколько дней он пытался выяснить про доктора Мышкина, тот оказался доктором философии, как это ни смешно, археолог какой-то, и он и вправду смылся — ушел в экспедицию. А потом всю марсианскую колонию потрясла трагедия — гибель экспедиции. Той самой, с Мышкиным. Ниточка оборвалась, остался только Андрей. А еще тульский нож. Какая-то дикая история.
Павел не знал, чего больше было в его желании навестить Андрея дома — разобраться в непонятном, или вновь ощутить его горячую боль… Но он пришел к нему домой, вот и пригодился подобранный тогда ключ… А потом и нож пригодился, он так похабно поблескивал из смуглой задницы начальника, а тот развратно стонал и дрочил себе, как будто все происходящее стало приносить ему удовольствие… Павел совершенно не помнил себя с того момента, как вытащил Андрея из-под кровати и погладил его по голове — хотел сказать, что бояться не надо, он только поговорить. Но Андрей принялся сосать, и Павел словно в пропасть провалился.
А потом, оттрахав начальника, он долго прижимал его к себе, гладил по волосам, лицу, плечам, и думал о том, что этот человек уже сломан, ничего почти не осталось от гордого и самоуверенного Андрея Петровича Озкулова… Тот даже на вопросы не отвечал, лишь твердил потухшим голосом — “я согласен, все сделаю”.
Павел затащил его в ванную, тот отвернулся и уперся лбом в стенку, пока его поливали из душа.
— Не слишком горячо? — Павел ладонями водил по смуглой коже, раздвигал ягодицы, чтобы промыть внутри.
Там было воспалено все, даже немного крови смешалось с его спермой в бледно-розовую гущу. Он забрался тоже под душ, поцеловал Андрея в шею, где-то под линией волос, рядом с мокрым завитком, оказывается, он давно хотел сделать это. Андрей тихо вздохнул и прижался к нему спиной, так доверчиво… и голову на плечо откинул. Лицо у него разбито было, Павел его притиснул к себе крепко-крепко, вот бы так все и осталось, и этот красивый мужчина всегда принадлежал ему, полностью, как сейчас.
А потом он аккуратно смазывал и заклеивал разбитую скулу Андрея. А еще здоровенную шишку обработал на затылке и запустил палец в жаркую тесноту задницы, там тоже надо было полечить. Андрей вздохнул и вытянулся.

— Тихо-тихо, я сейчас, ты хороший, раздвинь ноги, — шептал ему Павел, член снова встал и упирался Андрею в бедро, но нет, он не будет снова…

Зубы у Андрея стучали о стакан с водой, когда он запивал таблетки. Павел его за плечи отвел в постель и погладил по лицу. Андрей же лежал, обхватив себя руками за живот и смотрел на него глазами замученного животного. В этой невозможно розовой спальне, с жутким настоящим зеркалом на потолке… Павел кивнул на фотографию на стене:

— Невеста?

Андрей зажмурился и промолчал, и тогда Павел ушел, практически сбежал, даже нож там оставил, на полу. Обнаружил пропажу только в коридоре меж блоками жилой зоны. Но возвращаться было выше его сил.

А в своем апартаменте на него обвалились ужас и раскаяние, в который раз он с отвращением смотрел на себя и не понимал — как мог поддаться своим низким желаниям. “Я урод, извращенец, — думал он, — не заслуживаю находиться рядом с нормальными людьми”. Снова вспомнилась Наташа, в нечетком сиянии своей чистоты… “Надо написать ей… написать, что мы расстаемся”.

Глава 4.
***
Утром Андрей убрал нож и порванные трусы в пакет к тем шмоткам и запихнул все это между шкафом и креслом. Потом разберется, что с этим делать, выкидывать в утилизатор с органическими следами было опасно, вдруг анализаторы системы распознают кровь, тогда это точно заинтересует полицию. Он наконец-то смог нормально покушать, вернее, просто запихнуть в себя пищу без рвотных позывов. Андрей все доел, он чувствовал спокойствие и уверенность впервые за последние десять дней, решение было принято, оставались детали. Теперь он точно знал, что Павел был в его кабинете в ту ночь, но который из тех четверых? Сейчас, значит, не боится, один ходит…
С Максимом он связался из дома, попросил подготовить проект по восьмой секции и отправить ему как можно скорее.
— Через четыре дня будет готово, Андрей Петрович, — из постели он, что ли, поднял заместителя, тот был растрепанный, помятый какой-то. Андрей взглянул на часы — полшестого утра.
Днем пришло предварительное заключение экспертов и запрос на дополнительное исследование. Андрей оформил отказ и перечитал заключение еще раз: вероятность обнаружения пустот очень велика, по-хорошему, туда вообще нельзя лезть. Он опять представил Пашу под толщей камней и песка, голого, а себя под Пашей. Может, позвать его в кабинет, как Женечку, а что такого… руки дрожали, и Андрей обнаружил, что у него бодро так встает от этих мыслей, Паша его наверняка ударит, треснет лицом о стол пару раз и опять трахнет на кровь. Он сжал себя сквозь серебристую ткань, черт, его же практически насиловали вчера, а он сам подставлялся, только что еще не просил, позорище. Паша его точно за человека теперь не считает, Андрей расстегнул штаны, хоть дверь не забыл закрыть, извращенец несчастный.

Все закончилось быстро, он отдышался и вытер ладонь, как раз успел перед совещанием. И во время совещания все всматривался в Пашино лицо, доброе такое, как будто только сейчас его разглядел, и вспоминал, как тот купал его и лечил, Андрею тогда хотелось встать на колени и целовать ему руки, он не осмелился просто.
— Андрей Петрович, — его переспросили что-то, заставляя очнуться, и Андрей почувствовал, что щеки и уши начинают гореть, как он даже думать может о таком. Он извращенец, извращенец и моральный урод, лечиться надо, если не поздно… Андрею вдруг показалось, что все вокруг догадываются о его тайных пристрастиях, просто ужасно, он взмок и еле-еле довел совещание до конца. Рубашка прилипла к спине, хорошо, что не видно под кителем, но Павел наверняка все понял и смеется над ним.
На следующий день был выходной, и всю станцию охватило будто бы предчувствие праздника — прибывал транспорт с Земли. Андрей провалялся в постели почти целый день, спал, замотавшись в одеяло, а под вечер пошел в космопорт забирать свой контейнер. Хотя какой это порт, небольшая пристройка к огромному куполу и относительно ровная посадочная площадка, которую каждый раз усердно чистят от красного песка.
Может, пробраться на корабль и улететь, он читал о таком в детстве, о счастливчиках, путешествующих в космосе зайцами. Жаль, что это все сказки, Андрей смотрел на силовые ограждения, на охранников в форме, пока ждал. Потом оплатил доставку и решил пройтись по станции. Логотип корпорации издевательски бросался в глаза, напоминая о предательстве, и Андрей все старался придумать себе оправдание.

В жилой сектор возвращаться не хотелось, вот бы устроить вылазку на поверхность, Андрей видел однажды бескрайний терракотовый простор с борта катера, завораживающее зрелище. Он бездумно бродил по транспортному сектору и на выходе столкнулся с Павлом, тот, видимо, тоже пришел получить груз с Земли, стоял у платежного терминала и жал на кнопки, и у Андрея привычно скрутило живот. Он прошел мимо, низко опустив голову, и направился в сторону туалетов, по пути сжевав таблетку обезболивающего, теперь все время их носил с собой.

Павел зашел в туалет вслед за ним и провел рукой по регулятору света. Стало темно, Андрей вздохнул, вцепившись руками в край раковины, в ушах зашумело. Шагов он не слышал, просто стоял в темноте один и ждал, а потом почувствовал прикосновения.

— Стой так, — сказали ему, продолжая оглаживать, по бокам, животу, было так страшно, ноги подкашивались. — Не бойся, не бойся, — Паша его успокаивал, кажется, говорил, что не сделает больно.

Живот прошел, теперь болело где-то в груди, сзади прижималось сильное тело, он терся об него и дышал через раз. Вокруг была тьма, но Павел держал его крепко, одновременно стаскивая штаны, Андрей застонал, когда почувствовал, как к его анусу прижалось горячее и твердое.
— Не больно? — Павел притиснул его к себе крепче.
Андрей откинул голову ему на плечо, как тогда, в душе, и на ощупь нашел на стене дозатор с жидким мылом, выдавил немного на ладонь, и так же на ощупь постарался себя смазать, хоть как-то. Снаружи задергали дверь, даже пару раз стукнули, Андрей вздрогнул от этого шума и одновременно от вторжения, Паша засадил ему сразу, не церемонясь. А потом возбуждение волнами накатывало изнутри, боль отступала, он прогибался и подстраивался под ритмичные движения, боже, как он оказывается этого хотел.
— Тихо-тихо, — шептал ему Павел на ухо, а сам все трахал и трахал, пока у Андрея не замельтешили перед глазами разноцветные круги, а по спине прошла сладкая судорога, он с трудом подавил крик, сказали же, тихо…

Его еще потряхивало после оргазма, когда в дверь заскреблись, Павел затолкал его в кабинку и осторожно вытирал салфетками, а Андрей все цеплялся за его куртку.

— Верни мне ключ, пожалуйста, — он потерся носом о Пашину щеку, колючая, и прижался сильнее.

Вспыхнул свет, кто-то выматерился и чихнул. А Паша все продолжал поглаживать его по спине, пока все вновь не стихло и не хлопнула дверь.

— Выходим, — скомандовал Павел, и добавил: — а ключа у меня с собой нет, я вам его потом домой занесу, Андрей Петрович.
До начала работ в восьмой секции оставалось три дня.
Павел не соврал, принес ему ключ через пару дней, просто вошел в квартиру и, не раздеваясь, потащил Андрея в спальню и оттрахал, завалив на спину. Зеркало на потолке отражало все это непотребство, Андрей смотрел, не мог оторваться, на движения пашиной белой задницы, тут уж можно было не сдерживаться, всласть покричать.
— Ты же не жрешь ничего, — ругался Паша в ванной и тыкал мыльным пальцем ему под ребра, — одни кости…
Андрей гладил его по плечам, ощущая сильные мускулы под руками, и вдруг подумал, что никогда до Паши он не спал ни с кем настолько волосатым. А еще он ясно ощутил, что сегодня последний раз, когда они вместе, завтра генеральный подпишет график работ, планы и схемы, и Пашу скорее всего он больше живым не увидит.
— Останешься на ночь? — Андрей нервно облизал губы и начал усиленно намыливать Павлу живот.
Паша остался и совершенно измотал его, а утром тихонько ушел, не стал будить, положив ключ на прикроватный столик. Вот и все, теперь действительно все закончилось. Он так и не сказал Паше о предстоящем назначении, зачем, выйдет приказ, тот сам все узнает.
***
Андрей разбирал контейнер, полный разного барахла, неужели он все это заказывал полгода назад? Еда какая-то замороженная, кофе… Он с удивлением пялился на комплект белья, который явно был ему мал, и вдруг осенило — Женечка! Точно, они же вместе каталог тогда смотрели.
— Приходи в гости, Женя, — сказал ей Андрей в коммуникатор, — прямо сейчас приходи.
Работы в восьмом секторе велись уже несколько дней, Пашу он не видел, но постоянно ждал известий о нем. С Женечкой они как всегда обсудили успехи и достижения, обосрали генерального, а потом любопытная Женечка нашла пакет с ножом и одеждой в крови.

— Что это, Андрей, откуда?

— Это мусор, все никак не выкину, — он забрал у нее из рук зазубренный нож и опять вспомнил Пашу.

Андрей вытолкал растерянную девушку за дверь, никто ему не нужен, ни Женечка, ни Паша, никто, думал Андрей, пытаясь засунуть ножик себе в зад как тогда. Паша не отвечал на его вызовы, ни на один из двадцати не ответил, неужели смена еще не поднялась на поверхность, пора уже. А если… Он порезался, кровь такая красная, очень красиво, и настоящая. Неужели он все время боялся именно этого, вот этой кровищи, совсем ведь не больно, Андрей засмеялся и порезал другую руку, для симметрии, когда услышал, как открывается входная дверь.

— Паша, — он вышел в коридор, улыбаясь и пряча руки за спиной, — я тебя так ждал.

Но пришли опять люди в масках, Андрей заорал и кинулся прочь от них, его скрутили и повалили на пол.
— Полиция Станции Москва-11, вы арестованы, — говорил ему один из этих страшных людей, но это была ложь.
Андрей задергался, и ему укололи в руку пониже локтя, все как тогда, кошмар вернулся и спастись в этот раз не получится.
***
— И вот поддеваю я эту черную ***ню щупом, а она… — проходчик обвел всех торжественным взглядом, явно намереваясь выдать нечто поразительное.
— На тебя *** точит, Геныч? — хмыкнул Павел, не сдержавшись. — Мужик-то ты еще ого-го!
Все заржали: “девки-то гроздями небось на гвоздик вешаются?” Проходчика давным-давно задавило при обвале, и был он на половину теперь из металлизированного биопластика. Нижнюю половину, что придавало придурковатому Генычу особой пикантности в глазах работяг, а также давало повод для бесконечных философских рассуждений о природе сексуальности полуандроидов. Обсуждения эти были несколько однообразны, зато ужасно веселили участников.
Павел фыркнул, слушая обиженное бурчание на тему “вот вечно вы, Пал Юрич… ничего святого…” Ему протянули флягу, он отхлебнул обдирающего пойла и вспомнил вдруг Андрея, как тот смотрит на него снизу, по телу расползался нервный жар. Надо будет навестить начальника после смены, тот такой ласковый в последний раз был…
— Хороша буриловка, — прохрипел он, продышавшись. — Врешь, Геныч, твоя железная задница для меня — святее всех святых.

Ребята снова смеялись и гомонили: “Обижаете, Пал Юрич, где ж буриловка, самая натуральная ракетовка!” Буриловку гнали из тормозных элементов бурильных машин, а ракетовку — соответственно… Неизвестно почему, вторая ценилась знатоками гораздо сильнее. По мнению Павла, не терпевшего спиртное, все было одинаково мерзкой и вонючей дрянью, но бывают моменты, когда отделяться от рабочего коллектива совершенно невыгодно.
Запищал зуммер — перерыв закончился. Работяги потянулись на выход, остались только Павел с прорабом и Генычем. До конца смены уже совсем немного, несколько часов — и они на поверхности.
Павел как раз заканчивал последний контрольный объезд, когда почувствовал вибрацию. Неудивительно, конечно, рядом с бурильной машиной, но эта вибрация шла в диссонансе, какие-то толчки, неровный ритм. Он замер на секунду, а потом оглянулся на Геныча. Тот таращился на него в ответ.
— Машину выключи.
Атмосфера Марса передавала звуки как-то по другому, более гулко что-ли, даже под землей. Они минут пять сидели, вслушиваясь в этот страшный гул и вибрацию.
— Со стороны подъемника, кажись, — хрипло сообщил Геныч и потянулся к пульту управления.
— Куда?
— Наружу, твою мать!
— Погоди… погоди, — Павел ткнул в схему, — подроемся сюда, там могло ребят запереть.
— Топлива не хватит. Нам бы самим доебашить…
Павел глухо застонал: ведь конец смены, ресурсы на исходе, они смогут выкопаться только при очень, очень благоприятном прохождении. Он снова уткнулся в схему — прокладывать оптимальный маршрут.
Они со скрежетом бурились сквозь мягкие породы, перед глазами мелькали черно-белые изображения внешнего радара, тихо матерился Геныч. Если бы у них был юркий бур-разведчик, то экраны показывали бы объемную картинку в цвете на пару километров в округе. Но эти почвы были уже давно исследованы, разведчики трудились в другом месте, а Павел чувствовал себя слепым, видя лишь на метр вперед.
— ****ец, — сказал Геныч и замолчал, снова заглушив для экономии мотор.
Они уперлись в твердые породы, которых здесь быть просто не должно. Что это, смещение пластов? Если так… если это такое мощное марсотрясение… на поверхности могло тоже ничего не остаться. Но ведь долина Утопии совсем не сейсмична!
— Рой на северо-запад.
Ближайший твердый пласт был ранее на юго-востоке, да и по линиям изломов — все шло оттуда. Оставалось надеяться, что недалеко ушло. Он вспомнил про Андрея, как прижимал его за шею к матрасу, как ладонью ощущались выступающие позвонки, а бедрами — растраханная задница, а Павел был в каком-то полузабытьи тогда от восторга… Андрей не отвечал на его вопросы о злодеях, смотрел словно в никуда, а еще он был таким худым. В первый раз, со злодеями, он был совсем другой. “Как выберусь отсюда, сразу к нему зайду. Лишь бы наверху было все цело. Лишь бы выбраться.”
Выбраться им не удалось, твердые пласты все не кончались, а вот запас свободного хода у них кончился.
— Буримся наверх, — сказал Павел.
Мощностей у них на это не хватало, если пласт толще семи метров, они так и застрянут среди камней, но Геныч выматерился и послушался.
Оно оказалось больше семи, и последние пару метров они долбили в обреченном молчании. Скоро кончится воздух. Вряд ли их откопают раньше.
— И могилка не нужна, — как-то жалко хмыкнул Павел, ему уже казалось, что он задыхается, а земные своды медленно сдвигаются.

Он закрыл глаза и стал снова думать об Андрее, интересно, каков тот на вкус? Андрей ему несколько раз минет делал, а Паше даже в голову не пришло ответить тем же. Он вообще так мало ласкал его, а ведь ни с кем больше так хорошо не было…
— Взгляните, Пал Юрич, это проход?
Павел уставился на радар. Да, и вправду похоже, вроде бы черный провал начинался на границе видимости. А ведь еще недавно его не было… или они умудрились не заметить?!
— Давай, Геныч, на генераторе.
Если это будет обманка, то последние часы они проведут в мертвом буре. Впрочем, какая разница.
Это на самом деле был проход, они быстро собрали — оставшиеся баллоны воздуха, жаль из кабины не отсосать обратно, аварийные лампочки, запасные шлемы и воду… А еще у Геныча нашлась заныканая пачка соленых галет, а у Павла в куртке — плитка молочного шоколада. Они затянули шлемы и выбрались из бура.
…Самый странный проход, который они видели в своей жизни. Сводчатый и гладкий, словно вытравленный. А раз Павлу померещилась черная шевелящаяся слизь в проеме потолка. Он остановился и долго светил туда. Черные тени безумно метались, ничего было не понятно и дотянуться невозможно, сумасшествие какое-то.
— Пойдемте, — звал его Геныч почему-то шепотом, — все давно сдохло к ***м на ****ом Марсе, нечему здесь шевелиться.
А потом проход раздвоился. Они постояли в развилке и, не сговариваясь, пошли по левому, он забирал слегка вверх.
Глава 5.
***
Хотелось пить. Андрей лежал на кровати и не сразу понял, что привязан. Вокруг царил полумрак, белые стены, ни одного окна, дверь… похоже на больницу. Он приподнялся на локтях, с удивлением глядя на свои забинтованные руки, пристегнутые к невысоким хромированным бортикам. Если это больница, почему его привязали к кровати? Андрей попытался вывернуться как-то, освободить хоть одну руку, но ничего не получалось, и он испугался всерьез. Даже попробовал грызть фиксирующие ленты, отсюда надо выбираться любой ценой. Андрей так увлекся своим занятием, что не заметил распахнувшуюся дверь вовремя и замер, прикусив краешек белого пластика.
— Не нужно, не нужно этого делать, больной, — один из вошедших приветливо смотрел на Андрея, пока двое других осторожно укладывали его обратно. Значит, этот у них главный, в голубой форме с эмблемой. Он вдруг узнал символику, у него тоже была такая на кителе из серебристой ткани.
— А вы… кто?
— Доктор Морозов.
— Развяжите меня, — попросил Андрей, и его освободили от удерживающих ремней, взяв обещание не буянить.
Потом ему дали воды и отвели в туалет, и он долго сидел там, пытаясь вспомнить, что же все-таки произошло. Стены, пол, даже раковина и унитаз, все было сделано из какого-то странного пластика, Андрей уперся лбом в стену, и там осталась небольшая вмятина, которая выровнялась через некоторое время. Ногтями поцарапать тоже не удалось, после нескольких упорных попыток из-под бинтов начала сочиться кровь, совсем не страшная, напомнил себе Андрей.
— В перевязочную его, — доктор кивнул двум своим помощникам и повернулся к Андрею: — У вас, Озкулов, передозировка препаратов, ускоряющих регенерацию, пришлось по старинке вас лечить.

— От чего лечить? Я здоров, — Андрей понял, что сказал лишнее. Он-то знает, что его насильно тут держат, сразу догадался. Он присел на краешек кровати, раздавленный вдруг пониманием происходящего, эти только притворяются, что лечат его…

В перевязочной было много полезных вещей, любая пригодилась бы для побега. Андрей осматривал светлую комнатку, вытянутые яркие лампы на потолке и юную медсестричку. В руках у нее были прекрасные ножницы с зазубренными краешками, Андрею они сразу очень понравились.

— Фиксировать будем? – строго спросил один из сопровождающих.

— Не надо, — прошептал Андрей, зачем его хотят связать, неужели опять началось…
— Не надо, — согласилась медсестра, — вон он смирный какой, бедняжка.
Санитары заржали:
— Он из группы захвата двоих покусал, бедняжка наш, вы же сами, Любочка, обрабатывали.
— Тогда надо, — Любочка тоже засмеялась, гадина.
Андрей задергался, когда его пристегнули к креслу, и зажмурился. Но больно не было, прикосновения были деликатны и даже нежны, он рассматривал красные полоски на ладонях и запястьях, их смазали чем-то прозрачным, а потом вновь наложили повязки.
Дни в этом месте, так похожем на обычную больницу, были совсем одинаковыми. Андрей не знал, сколько он здесь находится, и не помнил толком, как сюда попал. Сначала надо спастись, а потом уж разбираться. Его палата находилась в конце коридора, через два поворота – перевязочная и там же кабинет доктора, Антона Михайловича. Кормили Андрея отдельно от всех, сказали, буйный потому что.
На завтрак он как обычно пил какую-то сладковатую смесь через трубочку, наклонившись над столом, невкусно, но терпимо. Пластбинты покрывали его руки, которые он сам и изрезал, надо же, какая чушь. Он покосился на санитаров и продолжил глотать неприятную жидкую кашицу. Завтра будет последняя перевязка, Андрей все думал о ножницах, как бы их стащить незаметно. Тогда уж он всем покажет и этим двоим в первую очередь. Эти тихонько переговаривались:
— Помыть его сначала? Или так вести?
— Нафига? Обделается еще со страху, и опять мыть…
— Я никуда не пойду, — Андрей завертел головой, и над ним опять заржали:
— Следователь ждет не дождется, да он не страшный, поговорить хочет.
Внутри все оборвалось. Нельзя идти в полицию, откуда-то Андрей это знал, нутром чуял. Он выждал момент и почти вырвался по пути, но его быстро догнали и опять скрутили.
— Черт, осторожно, руки его…
Очнулся он опять привязанным, рядом стоял доктор и мужик какой-то незнакомый, Антон Михайлович ругался с ним, говорил, что не отдаст Андрея, рано еще.
— Опросить я все равно обязан, это необходимая формальность, может, он и заявлять не будет, — от этого громкого голоса в голове что-то лопалось.
— Не буду, — пробормотал Андрей, и его переспросили еще раз, что мол, неужели по согласию все было. У него в квартире, оказывается, нашли одежду в его, Андрея, кровище и в сперме, анализатор сходу определил пять различных образцов, и нож еще. Санитары начали хихикать, и Антон Михайлович глянул на них укоризненно.
— Да разве он соображает сейчас, инспектор, — доктор ласково погладил Андрея по коленке. – Придет в себя через месячишко, тогда и расскажет вам все.
— Бля, придется дело заводить, — искренне огорчился инспектор, — доиграются, извращенцы хреновы, а нам разгребай… — и он вышел из палаты, сетуя на свою тяжелую работу.
— Помойте его, ребята, и пусть поспит, — доктор махнул рукой, прежде чем последовать за полицейским.
— Че за запах, а? — возмущенно спросил у Андрея один из оставшихся санитаров, кажется, Саша. — Обосрался?
— Нет, нет… — он чувствовал, что да, сам не заметил, как это случилось. Что теперь будет…
— Придется помыть, как доктор прописал!
Его затолкали в душевую и раздели там, Андрей стоял голый и такой грязный, и эту грязь нельзя было скрыть. Вода стекала по его телу, слишком холодная, он весь покрылся мурашками и все пытался прикрыться руками.
— Руки не суй под душ, размокнет пластбинт, — его развернули лицом к стене, — повыше их подними и упрись.
В зад ему ударила тугая струя воды, очищая, Андрей переступил с ноги на ногу и с ужасом понял, что возбуждается. Конечно же это заметили, его ведь так тщательно мыли. Оглаживающие движения губки напоминали о чем-то важном, настоящем, из той, прежней его жизни. Он опять попытался закрыться, стал просить сделать воду теплее.
— И так кипяток почти, терпи уже, — беззлобно сказали ему и увеличили напор, — давай смоем все быстренько, и спать пойдешь.
Андрею удалось забиться в угол душевой и съежиться там, присев и обхватив себя кое-как руками, прикрывая стояк.
— Брось, Саш, замерзнет, сам вылезет, пошли по кофейку, — услышал он. И удаляющиеся шаги.
Из крана над ним капало, Андрей дрожал, вода с волос текла прямо в глаза, а он не мог ее стереть своими никчемными руками. И сам он был никчемный, грязный извращенец, к нему даже прикасаться лишний раз противно.
Из душевой его забрали только перед вечерним обходом, натянули через голову серую рубаху до колен и уложили в кровать. Андрей согрелся и лежал, перевернувшись на живот, в голове крутилось одно и то же, наверное, он выродок какой-то, поэтому и попал сюда. Стоял под душем, еще и ноги раздвинул, чтобы вода лучше попадала. Он начал ерзать, было приятно и мерзко одновременно, вот если бы его нагнули прямо там, вставили посильнее… Член наливался и твердел, и Андрей обнаружил, что не может помочь себе руками, пластбинт делал это совершенно невозможным. Он опять улегся на живот, представляя, как его дерут и говорят, что он хороший, и велят молчать и не двигаться. Андрей весь измучился, пока возился, но оргазм был коротким и сильным, и опять накатило знакомое уже ощущение, как он так может, извращенец чертов… лучше бы сдох.
***
…Проход все уже и уже и извилистей, а потом кончился тупиком. Возвращаться казалось невыносимым, но они вернулись, свернули, заползли в еще более узкое место, там все было в какой-то мелкой черной пыли, а еще ошметки, словно каменная паутина. И каменные потеки. И тупик. Они вернулись снова, нашли широкий проход и через несколько часов уткнулись в расплавленную стену. Этот лабиринт был бесконечным.
— Мы похожи на глистов в слоновьих кишках, — сказал Павел.
— Надеюсь, жопа у этого слона все же сверху, — ответил Геныч, и они истерически засмеялись.
“Поход за жопой Грааля”, повторял Павел, красивое название “Грааль” запал ему в душу еще со школьной скамьи и напоминал теперь о чем-то смутно великом.
Прошло тринадцать часов и двадцать шесть минут с начала их похода (они засекали), и, вымотавшись безнадежностью, они сидели в очередном тупике, бессмысленно изучая сканер.
— Прикинь, Пал Юрич, когда мы сдохнем, мои ноги еще недели две ползти смогут, я им автомат поставлю, во ****ец будет?
— Заткнись, — тихо ржал Павел, он закрывал глаза и вспоминал Андрея и думал о том, что, наверно, любит его, раз только и видит его смуглую жопу перед смертью. — Заткнись, Геныч, мы выползем.
— Выползень, бля…
И это слово тоже казалось им ужасно смешным — выползень. “Выползу и приду к Андрею, а с Наташенькой расстанусь, отошлю ей все же то письмо, что уж там, раз изменил и полюбил другого…”
Павел подхватил сканер и на четвереньках пополз обратно, метрах в двадцати был узкий лаз, и он принялся протискиваться в него.

— Куда ****ь… — окликнул его Геныч, а потом пополз следом, не прекращая материться на предмет того, что его железная жопа не сжимается и обязательно застрянет.

— Так она у тебя ферроорганическая же, как это не сжимается, — откликался Павел, упорно углубляясь в проход, вот тот как раз замечательно сжимался и сужался.

А потом он увидел на сканере, что спереди пещера и стальные сплавы, но дырка, ведущая туда, была совсем узкая, даже голова не пролезет.

— А счастье было так близко, — прошептал Павел и снова вспомнил Андрея почему-то, как тот просил его остаться на ночь.

— Меня вперед пропусти, — сказал Геныч, взглянув на сканер, и они поползли обратно, к месту пошире, чтобы поменяться очередностью.

И Геныч пробил своими чудесными ногами дырку, они вывалились в широкую пещеру, оказавшуюся фрагментом раздавленного перехода шахты. И снова пошли по направлению вверх. А в конце перехода увидели тусклый свет шахтерских лампочек: там сидели трое ребят из их смены. Они зашевелились и вскочили, увидев их, а Павел с Генычем радостно прибавили шаг — как же хорошо было встретить людей.

— Что сидим, указаний ждем? — спросил Павел, подходя.

— А куда идти, везде тупики или вниз, Пал Юрич, пусть нас тут найдут…

Они присели рядом и поделились галетами и шоколадом. “Надо отдохнуть, и верно”, подумал Павел и прислонился к стене и увидел короткий сон про Андрея и четверых насильников.

— Паш, — окликнул его Николай, наладчик, — ты в радио разбираешься?

— Ага, все сраные модельки из “Юного техника” вот этими самыми руками…

— Может, попробуем собрать из двух маячков один?

— Мечтатель ты, Коль, — отозвался Павел, смешно даже — пробовать в космической технике разбираться, но он все же склонился над полурастерзанным приборчиком, и они принялись терзать его уже вдвоем.
А потом тьма вокруг зашевелилась, они вскочили и замерли, как сковало непонятным ужасом, и на свет выползло нечто черное и блестящее, похожее на гигантского слизня, камень тек и пузырился под его брюхом.
— Нахуй! — скомандовал Павел, рванув в сторону, и все очнулись и побежали за ним.
Только Николай не двинулся, он медленно пятился, прижимая к груди детальки передатчика, и Павел оглянулся, блики света чертили резкие линии на темной фигуре наладчика и на жуткой массе слизня. А потом Николай закричал, страшно и очень коротко, и Павел оглянулся еще раз и увидел, что шлем его упал и осветил пузырящееся брюхо слизня, теперь окрашенное красным. А потом лампочка Николая погасла.
Они забились в очередной проход, теперь понятно, что их слизни прожигали, выползли по нему в пещеру попросторнее, остановились там.
— Надо дальше, дальше идти, — говорили ему ребята.
— Нет, будем ждать спасателей на одном месте, мы уже недалеко от поверхности. Если это опять попрет — здесь несколько проходов, уйдем. А из узкого места не уйти. Все будет хорошо, — объяснил им Павел, и его послушались.
Они сидели и ждали, а потом снова выполз слизень, они побежали и напоролись в проходе на нового.

— Назад! — крикнул Павел, и его снова послушались, побежали за ним в пещеру обратно к предыдущему слизню.

Слизни ползали медленно, вот в чем дело. На большом пространстве от них можно было убегать. Они и убегали, носились по еще не расплавленным местам. И Геныч упал на своих неловких железных ногах, на него наползло и начало есть, но они оттащили его, как хорошо, что полуандроид не чувствовал боли в железной заднице.

А потом слизни уползли, пещера начала застывать отеками, а они сидели на твердом пятачке, прижавшись друг к другу и ждали, все ждали.

— Нас спасут, — сказал Павел и подумал: если наверху все живы. И еще: выберусь, пойду к Андрею.
И их и правда спасли, бур-разведчик прорылся к ним и доставил на передвижную станцию спасателей.
***
Павел оттолкнул кислородную маску, которую заботливый медбрат все норовил запихнуть ему в морду.
— Что со станцией, Максим?
Заместитель главного инженера мрачно сожрал витаминный пирожок из контейнера.
— Со станцией все в порядке, Паш, ****ец носит локальный характер…
— Максим Николаич, — возмущенно перебил его медбрат, — пирожки — для пострадавших!

— А, ну, цыц! — вызверился на него зам. — И брысь отсюда.

— Я при исполнении, — оскорбленно заметил тот, ловко напялил на отвлекшегося Павла маску и принялся что-то измерять.

Павел закатил глаза, а Максим заржал:

— Ладно, *** с тобой, при-исполнении. Так вот, Паш, — он снова спер пирожок, — это аномалия какая-то, по предварительным данным картина такая, будто бы этот участок что-то огромное из глубины пожевало. Все перемешано… и шахта наша ****ой накрылась, естественно.
Так это не марсотрясение, тупо подумал Павел, кутаясь в одеяло. Медбрат, наконец, оставил его в покое и пошел мучить других пострадавших.
— Вся шахта или только этот участок?
— Строительство везде заморожено, сам понимаешь.
— А… люди?
— Ну, что люди… сидим ждем…
— Я про свою смену спрашиваю, придурок!
— Кроме вас, никого пока не нашли, — Максим поморщился и отвернулся к иллюминатору.
Павел тоже уставился на красный песок. Их ведь тридцать семь человек было… За прозрачным пластиком виднелись обломки внешних строений шахты.
— Что снизу-то было, докладывай, — прервал тяжелое молчание Максим.
— Слизни там были, — Павла передернуло от воспоминания. Да уж, теперь в шахту до конца жизни будет ссать при входе… — Марсиане.
— Допустим, я только что посмеялся над твоей смешной шуткой.
— А я не шучу! Видел круглые ходы на сканере? Так вот, они меняли свои направления. Только что не было, а потом раз — появилось. Мы их видели — черные блестящие твари. Откусили Козенко ногу, хорошо, он полуандроид. А Фомякова… Николая… на наших глазах расплавило. Они ведь камень плавят…
— Паш… на Марсе нет органики.
— А я сказал, что они органические?!
Максим встал и нервно прошелся, потряхивая пузенью.
— Кстати, в курсе, что с главным?
— Что? Генеральный вставляет ****юлей? — Павел хмыкнул: — Спорим, Петрович заявит, что это я лично сжевал шахту…

— У него срыв, Паш, в клинику упекли.

— Срыв?..

— Да, психика не выдержала, Женечка… ну, Топазова, сметчица. Так вот, она трепалась, будто нож у него видела, весь в крови. Она, естественно, в полицию, а там уж все и выяснилось. Ну, ты ж помнишь, какой он в последнее время был.

Павел сглотнул, вспоминая. Сильное тело, послушно, замирающее под ним… Надо будет навестить его в клинике… Стоп! Срыв, полиция? Проклятье, если Андрей расскажет о нем… Об изнасиловании, и еще охранники те… Все равно надо навестить. Он нервно закусил губу, даже не понял сразу, что Максим имел ввиду, осторожно советуя не перенапрягаться. А потом дошло:
— Ты, ****ь, прежде чем такие намеки делать, разберись сначала! — он злобно сощурился: — Попробуй хотя б разведданные изучить, ребят опросить… на откушенную ногу Козенки полюбоваться. Там следы характерные такие.
— Ладно, ладно, — Максим примирительно поднял руки.
***
В клинику он смог вырваться только через три дня. Павел аж извелся от смутной тревоги вперемешку с вожделением, но непрерывный аврал, внезапно свалившиеся на него обязанности зама главного инженера… вкупе с последствиями кислородного и прочего голодания — все это выбило его на несколько суток.
А когда он наконец пришел, к Андрею его пускать не захотели. Доктор похабно как-то ухмылялся и ласково выспрашивал, с какой целью он хочет видеть больного.
— С целью навестить товарища, — в который раз объяснял ему Павел. Он вытащил из кармана красное яблоко в пластиковом пакетике, настоящее, с Земли: — Гостинец вот принес.
Доктор снова зарядил туманную речь о тяжелом состоянии больного и нежелательности всяких беспокойств.

— Я не побеспокою, — злился Павел, у него аж живот сводило от желания увидеть Андрея.

— Увы, увы, молодой человек, посещения в таких сложных случаях ограничены, только для родственников. Вы же, хе-хе, не родственник?

Павел тяжело посмотрел на него, а потом решился. В конце концов, он еще под землей все для себя решил.

— Родственник. Мы жили в гражданском браке.

— Как это? — поразился доктор.

— Любовь у нас, ясно?

— А… — доктор явно что-то хотел сказать, но передумал, снял очки, задумчиво протер их… — А как вы это подтвердите?

— А у Андрея спросить?

— Молодой человек, вы меня совсем не слушали? У него диссоциированная амнезия.

— Ну, — упрямо сказал Павел, — меня-то он вспомнит. Позовите.

Доктор наконец сдался.
Глава 6.
***
У Павла просто дыхание перехватило, когда он увидел Андрея. Такой исхудавший, в серой робе на голое тело, а на руках кандалы какие-то… Из широкого выреза видны сильно выпирающие ключицы, и этот затравленный взгляд — Андрей никогда не смотрел так на людях, только наедине, в их три с половиной раза. Павел облизнулся, в паху заныло.
— Привет… Андрей. Узнаешь меня?
Андрей настороженно помотал головой.
— Я Паша, твой любовник.
Санитар рядом хмыкнул, но Павел не обратил на него внимания, подошел к Андрею поближе и положил руку на загривок. Андрей дернулся было, а потом замер, испуганно распахнув глаза. Павел легонько погладил большим пальцем выступающие позвонки, сжал посильнее шею:
— Узнаешь, Андрей? Помнишь, как мы любили друг друга?
— Да, — прошептал Андрей, — Помню. Забери меня отсюда… Паша…
— Можно? — Павел обернулся к доктору.
— Сложный вопрос, — отозвался тот, — даже если вы с ним справитесь во время приступов (“он кусается”, заржал санитар), вряд ли вы сможете обеспечить должный уход больному. Будете оставлять его одного, уходя на работу?
— Но хотя бы на вечер! И ночь, — окончательно распоясался Павел, погружаясь в пучины пидорасятины.
Он притянул к себе Андрея поближе, тот не сопротивлялся, хотя и не расслабился.
Потом они еще долго препирались с доктором и обсуждали условия и режим. Но Павел больше не злился, он кормил Андрея яблоком, тот тянулся за угощением ртом, забинтованные руки не позволяли взять. Теперь точно на жеребца похож, и ест так же. Павел нарочно задевал его губы, они были потрескавшиеся и теплые, и по телу разливался предвкушающий жар.
***
Андрей сидел на краешке кровати и ждал, сегодня вечером его должны забрать домой. Паша обещал. Кто бы мог подумать, у него, оказывается, есть постоянный любовник, да еще красивый такой. И нормальный. Он отчаянно пытался вспомнить хоть что-нибудь, хоть мелочь какую, и вдруг в памяти всплыл яростный трах с Женечкой прямо в кабинете. Паша, конечно же, не знает, а то бы не стал его забирать… или знает, может, они допускали такое… Андрей совсем запутался. Наверняка, когда он окажется в их жилище, вспомнит постепенно, и Паша ему расскажет, и займется с ним любовью, обязательно… Если ему не противно.
— Смотри, не откуси там ничего, — весело напутствовали его санитары, переодевая в мягкие брюки и куртку. Все было велико, брюки ему заботливо подвернули, причесали волосы. — Готово, полюбуйся!
Лучше бы он на себя не смотрел, такое страшилище. И руки еще изрезаны, сегодня как раз сняли повязки, стали видны уродские розовые шрамы, по три на каждой ладони и один на левом запястье. Доктор точно рассказал его любовнику, что он сам это сделал, да и про все остальное… Андрей не выдержал и опять забился в угол, обхватив себя руками.
Паша, когда пришел, сразу принялся его тискать, поставив рядом кейс с медикаментами, увесистый такой. Внутренняя дрожь, охватившая его с самой их встречи, только усиливалась, и Андрей изо всех сил старался, чтобы это не стало заметным.
— Ты готов? — от Паши пахло чем-то родным, приятно, — поднимайся, пойдем.
Андрей послушно шел рядом с ним, тот обхватил его одной рукой за плечи и прижимал к себе. Ему захотелось спросить, давно ли они вместе, например, и как вообще все у них срослось. Понятно, он-то извращенец, но неужели Паша не смог никого лучше найти, такой красивый и уверенный… Андрей не решался начать разговор, боясь обидеть его своей забывчивостью. Он даже не знал, куда идти, то есть понятно куда, в жилую зону, но вот где жил его любовник, Андрей не помнил совершенно.

— Паш! О, Андрей Петрович, добрый вечер…

Они шли через центральную площадь с фонтанчиком, Андрей обернулся и узнал окликнувшего их человека – Максим, его зам. И вспомнил, что с Пашей они тоже работали вместе, там наверняка и познакомились, где же еще. Максим вытаращил глаза и сказал сдавленно:
— Паш, четверых еще нашли, но они все… того… Андрей Петрович…
Может быть, с ним Андрей тоже трахался, фу… санитары в клинике вон намекали на прошлые оргии, он прижался к Паше посильнее и вдруг спросил нормальным и ровным голосом, без всякой дрожи:
— Что произошло, опять обвал?
— Там… марсиане, Андрей Петрович, — Максим продолжал ошарашено коситься на них, — вроде бы.
«Какие блять марсиане!» — хотел крикнуть Андрей, но Паша его опередил, сказал на ухо, что ему нельзя волноваться, и правда, он ведь сейчас на больничном, пусть сами разбираются. Вот выйдет, устроит тогда этим тупицам веселую жизнь.
— Не устал? — спрашивал его Паша. — Тут недалеко уже. Твоя квартира опечатана, я разберусь завтра-послезавтра, вещи захвачу.
Какой у него заботливый любовник все-таки, думал Андрей, ощущая твердую ладонь на своей ягодице, жар расползался внутри тела. А Паша, интересно, хочет его?
***
Паша закрывал как раз дверь в квартиру, когда Андрей не выдержал, сам к нему прижался, дотронулся слегка до уха и провел рукой по рыжеватым волосам. Мягкие какие, а на вид колючие.

— Сейчас, сейчас, тебе еще процедуры вечерние надо сделать, — любовник притиснул его к стене, легонько сжав шею. В паху скрутило нетерпеливо и мучительно, Андрей закрыл глаза и опустил руки.

— Какие процедуры, Паша? Не надо…

— Уколы, там аппаратик специальный, только к попе приложить, и оно само, не страшно совсем, Андрюша…

— Хорошо, — Андрей прошел в комнату и нагнулся над креслом, упершись коленями и приспустив штаны. За спиной звякнули инструменты, и Паша сказал:

— Все снимай.

Андрей послушался, и в этом тоже было особое удовольствие, выполнять Пашины приказания. Тот гладил его ягодицы, сжимая, иногда проводил пальцем между ними, Андрей вздрагивал и похабно вилял задницей. Член его почти прижимался к животу, Паша и его приласкал немного, и пришлось упереться головой в спинку кресла, чтобы не упасть.
К заднице прижалось что-то холодное, он почувствовал нарастающую боль и застонал больше от страха.
— Потерпи, сейчас все закончится, считай до десяти, — его поддерживали под живот, и на счет восемь боль действительно прекратилась, Паша легонько поглаживал его, а потом вдруг спросил:
— Хочешь, сделаю, как тебе нравится?
— Да, да…
Сначала Андрей даже не понял, что его шлепнули, ощущение было обжигающим и таким прекрасным, он невольно вскрикнул и прогнулся, открываясь. Паша обошел его и ударил ладонью несколько раз по другой ягодице, боль становилась все сильнее, Андрей мог только стонать и подставляться.
— Подрочи себе, — услышал он и с радостью схватился за свой член, размазывая выступившую смазку.
Как хорошо, Паша знает, что ему нужно, значит, они делали это и раньше. Хотелось еще и еще, он ведь заслужил, пусть его накажут как следует… Любовник вдруг перестал его шлепать и теперь ласкал подрагивающий анус, разминая.

— Пожалуйста, еще, Паша… ну пожалуйста… — не выдержал он, оставалось совсем чуть-чуть.

Тот хмыкнул и ударил еще несколько раз, по спине прошли горячие волны, и Андрей совсем забылся от удовольствия, кончив себе в руку. Он тяжело дышал, сползая на пол, но упасть ему не дали. Паша притянул его к себе, успокаивая, но Андрей все равно чувствовал отвращение к себе, как ужасно, обкончался от порки…
***
Павел чувствовал себя, как плохой мальчик, неожиданно получивший гигантский подарок на рождество. Андрей так его любил и слушался. Нет, раньше, в их предыдущие встречи, он тоже был послушным, но разве тогда Павел мог представить этот его взгляд, полный обожания и преданности. Тогда Андрей смотрел на него со страхом и отвращением, а в последний раз, когда попросил остаться с ним на ночь — был таким отчаявшимся и грустным.
Он усадил Андрея на постель, устроился рядом и принялся чистить его гигиеническим салфетками. Полувозбужденный еще член казался ему ужасно трогательным, а еще Андрей раздвинул для удобства ноги пошире, и Павел тщательно вытер головку, а потом, фыркнув, приподнял мягкий орган за шкурку на кончике, чтобы добраться до яиц. Андрей робко ему улыбнулся, в груди екнуло от такой нерешительности. Потом очередь дошла до живота, такой худой… Павел не удержался, принялся сильно мять его, прижимая любовника к себе за плечи. Но Андрею нравились эти грубоватые ласки, он уткнулся Павлу в шею и щекотно засопел, только испачканную руку неловко держал на отлете.
— Ты такой красивый, хороший мой, — шептал Павел, с обманчиво влюбленным в него мужчиной было легко и стыдно-сладко говорить эти глупости, ведь можно быть уверенным, что тот радуется ласке.
Он поймал правую руку Андрея, вытер и ее, ладонь была исполосована шрамами, и Андрей стыдливо поджимал пальцы, прикрывая их. Павел заставил его выгнуть кисть наружу, погладил розовые полоски, а потом прижался к ним губами и принялся целовать. Причем испытал в этот момент примерно такое же волнительное возбуждение, как когда был впервые допущен лизнуть Наташеньку в нижние губки. “Я ебнутый извращенец… Интересно, а если Андрея… там…” Он даже сам не понимал, что это “там” собирается полизать — яйца, член или может даже задницу, но от собственной разнузданности аж голова кружилась.
Он толкнул Андрея на спину, а сам опустился на колени и уставился ему в промежность. Тут возникла некоторая трудность. У Наташеньки там не было ни единого волоска, Паша еще всегда завидовал эдакой гладкости, самому ему так морду выбрить ни разу не удалось… Задница же и яйца Андрея были вполне себе волосатыми, и поэтому он решил ограничиться на первый раз членом. Он поласкал и полизал головку, та налилась, выглянула навстречу, Андрей застонал и раздвинул ноги еще шире. Павла прямо скрутило от возбуждения, так захотелось ему засадить в доверчиво подставленную дырку. Но он помнил суровые предупреждения доктора: “Никаких физических повреждений, следите за этим, да и сами будьте предельно аккуратны. Ему еще долго будут регенераторы противопоказаны.” Поэтому он просто уткнулся носом ему в яйца и потерся щетинистым подбородком. Этот запах секса… с ума сводит.
Андрей извивался, подхватив себя под коленки, какой развратный, прямо сучка в течке. Павел раздвинул ему ягодицы, проклятье, поцарапал дырку щетиной, она порозовела и даже припухла слегка. Он достал припасенный специально для этого дела интимный гель и щедро смазал ее. А потом, не отрываясь, смотрел, как его собственный член заныривает и снова выныривает в поблескивающую глубину. Он не решался заходить по полной, игрался на полшишечки, но ему и этого хватило, чтобы кончить и упасть.
— Слипнемся, — сказал Андрей, когда он с удобством подгреб его под себя и обнял со спины, намереваясь заснуть.
— Похуй… — Паша фыркнул ему в затылок и пропихнул еще неопавший член промеж его ягодиц.
По телу Андрея пробежала дрожь.
— Паш… я вспомнил, что Женьку трахал… ты знал?
— Нет… Плохо, Андрей, — он на самом деле расстроился, от мысли, что скоро Андрей вспомнит все и разлюбит его…. вот бы он так и остался навсегда безобидным психом… Какие позорные мечты, он и сам — позорище, с самого начала. Не то, что Женечка, вот кто верный друг и порядочный гражданин, увидела, что у человека проблемы и сразу обратилась за помощью, не посмотрела на то, что любовники… А могла бы ведь тоже… воспользоваться… Глаза слипались.

— Накажешь меня?

— Мммм… а какое наказание ты заслужил? — Павел улыбался, легонько касаясь губами его шеи, и так и заснул, не услышав ответа.

Под утро они и правду слиплись, и даже слегка эпилировались, разлепляясь.

— Так не хочется с тобой расставаться, любимый, аж рву на жопе волосы, — хихикнул Андрей.

Правда, тут же его улыбка стала неуверенной, а в глазах мелькнуло недоуменно-растерянное выражение. Павел его затащил в ванную и там аккуратненько оттрахал, даже не повредил ничего, чем был ужасно горд.

Он достал из камеры глубоко замороженные земные продукты, последняя посылка от Наташи. Цинично, конечно, тратить подарки бывшей невесты на нового любовника, но… Не выбрасывать же в конце-концов такую ценность. Он положил стеклянно твердые пакетики с кубическими яйцами и помидорами в отморозку, через десять секунд они стали как свежие, а Павел, сглатывая слюну, принялся готовить.

Они ели голышом и пересмеивались, иногда соприкасаясь бедрами и плечами. А потом Паше приспичило поссать, и он сбежал, попросив Андрея сделать еще кофе.

— Та-а-ак, и кто это у нас набздел?

Андрей, только что подпустивший газов и не заметивший его появления, подпрыгнул и ужасно покраснел.
— Ты что, — засмеялся Павел, — пернуть стесняешься?
— Нет… — Андрей, все еще красный, отвернулся.
— Тогда давай, повтори, — Павел подхватил его под коленки и усадил на стол.
— Не хочу, — сердито ответил Андрей.
— Пожалуйста, Андрюша, пожалуйста, аромат кофе это не испортит, — Павел хихикнул, приставив вставший член к его дырке.
И Андрей тоже засмеялся, а потом сделал это. Член приятно обдуло ветерком, и Павел ткнулся слегка, но вставлять не стал, просто обнял Андрея.
— Давай, допьем и пора…
— А ты заберешь меня вечером оттуда?
— Конечно, — сердце слегка защемило, а вдруг Андрей все вспомнит к вечеру, ведь доктор говорил, что его амнезия вызвана стрессом и должна скоро пройти… Павел попытался вспомнить сложное название этих амнезий, но слово уплыло из сознания оставив после себя какой-то обрубок.
***
В клинике только и говорили про марсианских слизней. Андрей слушал все эти россказни, улыбался и жевал бутерброд с резинистой колбаской, больничная еда совсем невкусная, не то, что у Паши. Он посмотрел на электронное табло над головой и занервничал, осталось совсем немного времени до вечера, а потом чуть не подавился от радости, подумав о любовнике. Паше он нужен даже такой вот… со съехавшей крышей, больной. Хотя он уже выздоравливает, его даже в палате не стали запирать после утреннего осмотра.
За ненастоящими окнами шел снег, так хорошо было смотреть на него и вспоминать. Андрей помнил, как хотел поджечь в детстве школу и почти получилось, помнил свою работу здесь, на Марсе, но последние несколько дней перед срывом ускользали, как он ни старался, и, самое обидное, совсем ничего о любимом. Да еще эта хрень с ножом… Надо попасть к себе, может там найдутся недостающие кусочки, и захватить кое-что из вещей. Он так и был в Пашином, в больничное его переодевать не стали.
Все было почти прекрасно, а потом опять приперлись из полиции, а с ними Максим еще, но Андрей спрятался, залез под стол и сидел там, пока вошедший следом доктор не увел инспектора с собой. Максим заглянул под стол, ухмыляясь:
— Что же вы, Андрей Петрович, полюбовничка своего чуть на тот свет не отправили, надоел?
— Что?..
— На опасный участок поставили, еле ведь откопали… а так ничего, лечитесь, отдыхайте… — пропыхтел Максим, распрямляясь, и видно стало только ноги и кусочек пузени.
— Помощь не нужна, Озкулов? — нагнувшийся санитар подмигнул ему. — A то помыть может надо.
Андрей его послал и отполз подальше на всякий случай. А потом пришел Паша, прямо с работы, в серебристой форме корпорации, и, пока он оглядывал больничную столовую, Андрей любовался им из-под стола, позабыв про все на свете. Вот бы Паша подошел поближе, можно будет неожиданно схватить его за ноги и крикнуть “слизень!”, сегодня он так двоих уже напугал, было смешно. Но сейчас не решился почему-то.
— Андрюш, запарка на работе, я тебя сейчас отведу домой и опять убегу, — Паша залез к нему под стол, и Андрей обхватил его ногами и руками, прижимаясь и тыкаясь губами в рыжую щетину. Он так соскучился, что вдруг сказал неожиданно:
— Я тебя весь день ждал… и так люблю, Паш…

— Через минуту запускаем уборщиков, — сверху по столу им постучали и захихикали сдавленно, — покиньте столовую.
— Уходим уже, — ответил Павел недовольно и поставил ему засос на шее.
Глава 7.
***
— Так ты, Паш, что… пидор? — с многозначительной ухмылкой спросил его Максим, когда они остались наедине после совещания.
Павел ощутил короткий приступ злости — за его спиной сегодня целое утро шептались. “А вот *** вам!”, подумал он и наклонился к Максиму совсем близко, даже руку на плечо положил и слегка стиснул жиры:
— Конечно, а ты?
— Ээ… я нет, — занервничал тот и попытался отодвинуться, но не смог, оказавшись в ловушке кресла, стола и собственного брюха.
— Я имел ввиду, — тут Павел сделал драматическую паузу и похабно пошевелил бровями, — а ты что, имеешь что-то против нас, пидоров?
— Что ты, — Максим еще раз дернулся в кресле, — я очень толерантно отношусь к людям нетрадиционной ориентации.
— Это хорошо, что ты такой толерантный, — Павел сел на свое место, — я сам такой. И так, знаешь, бесят меня нетолерантные товарищи. Вот прям взял бы — и уебал!
Максим засмеялся:

— Слушай, а помнишь, ты на годовщине втирал Женьке про свою любовь и верность к невесте? Так ты это Петровича — невестой?

— Нет, тогда у меня была невеста в Питере, а теперь я с ней расстался. Тебе Женька про все свои любовные неудачи докладывает?
— Ладно, ладно, не намекай… — Макс горделиво подмигнул. — Вернемся к нашим слизням.
В столовке, где Павел сидел с документацией, к нему подвалили работяги из его последней смены. Вперед выступил Геныч:
— Вы, эта… Пал Юрич… — он замялся.
— Что? — тяжело произнес Павел, догадываясь, о чем разговор пойдет.
— Вы, правду говорят — пидор?

— А в морду? — он встал, чувствуя, как пылают щеки, вся столовка с интересом наблюдала за представлением.

— Мы, Пал Юрич, нам все равно! Хоть вы с кем ебститесь, — Геныч сел к нему за стол, остальные неловко подтянулись поближе, — а мужик вы наш, нормальный.
— А… ну, спасибо, мужики, — растерялся Павел.
Так ребята оказали ему поддержку и покровительство. Это было здорово, Павел даже простил им неуместную в головном офисе фамильярность и то, что они отвлекли его от работы. Пожалуй, надо сделать перерыв…
— Только у нас с Андреем не ебля, — строго сказал он. — А любовь.
Мужики закивали и заухмылялись, разговор непринужденно зашел о слизнях и бабах.
В больницу вечером Павел бежал с нетерпением и страхом. Но все обошлось, Андрей все так же любил его. И возвращаясь домой, Павел опять обнимал и прижимал его к себе, не обращая внимания на любопытные взгляды, как жаль, что совершенно нет времени завалить любовника прямо сейчас. Надо было снова тащиться на совещание, внеочередная трансляция с Земли, как же плохо без Андрея на работе, Макс мечется и тупит, генеральный бесится…
***
Андрей подергал входную дверь и убедился, что Паша его все-таки запер, как и обещал. Он осмотрел небольшую квартирку, в прошлый раз не до того было, включил везде свет и отправился в душ. Там все было стандартно: душевая кабинка, ванна, гигиенический набор на все случаи жизни, хранящийся в шкафчике над раковиной. Андрей быстро нашел нужную ему вещь, округлую и черную, слегонца похожую на Инкин вибратор. “Плотно прижать передним концом к подлежащей эпиляции поверхности и включить” — прочел он сбоку штуковины, хихикнул и повернулся задом к зеркалу. Рассмотрел еще раз эпилятор, борясь с искушением, и приложил точнехонько к анусу и окрестностям, активируя.
— ****ь! — вякнул он в следующую секунду, отбрасывая адское приспособление куда-то в угол.
Андрей аж запрыгал, прижимая руки к пострадавшему месту, припухшему и гладкому. Черт, вот если бы Паша это с ним сделал… привязал для надежности и поводил там…
Он снова стал думать о любимом, о том, как тот вчера его шлепал, попа предвкушающе заныла, и вдруг противно отдались в груди слова Максима, что он “чуть не отправил любовника на тот свет”. Андрей застыл, соображая, он же не контролировал себя во время приступа, нет, невозможно… Неужели он кидался на Пашу с ножом, надо будет попросить прощения, когда он придет, да, Андрей так и скажет: “Прости меня, любимый, я был не в себе”, и тот простит обязательно, он ведь такой добрый и понимающий. Андрей намазал задницу успокаивающим кремом, вымылся и намазал еще раз. Уже не болело почти, но проделать то же самое с яйцами он не решился.
Чтобы отвлечься от побаливающей части тела и грустных мыслей, Андрей решил разобраться, что произошло за время его отсутствия на работе, и правда ли, что нашли каких-то слизней. Паша не запаролил свой домашний терминал, и Андрей некоторое время боролся с соблазном — порыскать по папочкам. Потом все же победил себя, зашел во внутреннюю сеть корпорации, в свой офис. Там была куча новых писем и отчетов, он долго изучал следы пагубной жизнедеятельности слизней. А потом открыл старые документы, касающиеся восьмого участка, того, где Пашу завалило. На вид все гладко, но… Глаз зацепился за несоответствия...
Он перечитал еще раз заключение исследовательской группы, что за бред, не мог он при таких результатах принять решение о разработке участка. Неудивительно, что случился обвал. Сердце колотилось где-то в горле, ужасно, и Максим тогда говорил о четверых погибших, и о Паше… он просматривал документацию, не веря своим глазам, Пашу он сам назначил в восьмую секцию, чертов свихнувшийся урод, ведь знал же наверняка об опасности, так зачем?.. Его бил озноб, и он залез в кровать и закутался в одеяло, чтобы согреться. Ничего, он расскажет все Паше, и пусть тот отведет его обратно в клинику, чтобы Андрей не мог ему опять навредить.
— Паша, — он услышал, что кто-то пришел, так хотелось прижаться и вдохнуть родной запах, но нельзя, Андрей должен все ему рассказать. — Надо поговорить.
— Ты что-то вспомнил, да? — тот вошел в спальню, не разувшись даже.
Андрей собирался с силами, накрывшись одеялом почти с головой:
— Это все из-за меня… ты чуть не погиб… я знал, что восьмая секция нестабильна, и сам тебя туда отправил…
— Откуда ты мог знать, — Паша смеялся и пытался выпутать его из одеяла, — тут куда ни плюнь, везде обвалы, да еще слизни эти.
— Сам посмотри, на персоналке своей, — скорее бы закончился этот разговор, и Паша прогнал его, или сдал полиции, никаких сил не было находиться так близко. — По предварительному заключению нельзя было там бурить.
Павел поймал его за уши, заглядывая теперь прямо в глаза:
— Андрей, тебя же заставили, да? Вспомни…
Он замотал головой.
— Не помню… не заставляли, я сам… ну кто бы меня смог заставить и, главное, как?… — последние слова он прошептал с трудом, Паша зря ищет оправдания такому конченому психу.
***
Им удалось разделаться с совещанием в рекордные просто сроки, всего за час, и Павел, застегивая китель, стремительно миновал проходную, когда его окликнули.
— Господин Безлапчук? — перед ним, как из табакерки, возник смутно знакомый мужик в серой полицейской форме.
Спину окатило липким холодом.
— Да…
— Майор Чернов, у вас есть свободные пять минут?
Павел подавил неожиданно дурацкое “извините, не покупаю”, вместо этого лишь кивнул, побоялся выдать волнение голосом. Они направились в комнату охраны.
Он уже ожидал там увидеть давешних коррумпированных охранничков-насильников или вообще черти что, но комната была пуста.
— Вы, Павел Юрьевич, забрали из больницы господина Озкулова, на том основании, что жили с ним якобы в гражданском браке?
— Да…
— Тогда, как гражданский муж господина Озкулова… или жена? — вдруг ухмыльнулся майор.
— Что вы себе позволяете, — разозлился Павел.
— О, простите, не хотел ранить ваши чувства, — заулыбался тот еще гаже.
— Еще одно подобное замечание, и я отказываюсь с вами разговаривать без адвоката, — полез в бутылку Павел, его аж затрясло, как же все сегодня достали.
— Хорошо, господин Безлапчук, — майор перестал скалиться. — Так вот, как сожитель господина Озкулова, вы наверняка имеете что сказать относительно десантного ножа, найденного в его квартире? Производство Тульского оружейного завода, изделие номер тридцать пять, незарегистрированное холодное оружие.
“Правду, надо говорить только правду”, стучала в голове Павла мысль, почерпнутая из какого-то детектива, но что сказать? Он облизнул пересохшие губы:
— Это я нашел нож, в главном офисе корпорации… Возможно, потерял кто из охранников.
— Почему немедленно не сдали? Вы в курсе, что это является серьезным административным нарушением?
— Не успел, замотался и забыл. Очень много работы.
— Отлично. А что вы скажете относительно найденной у вашего сожителя разорванной одежды? Со следами крови и спермы господина Озкулова?
— Мы… с моим сожителем иногда любим… игры, — выдавил Павел, мысли его метались.
— Кроме того, там были обнаружены следы спермы еще пяти человек. Что же вы молчите?
— Мне нечего сказать…
— Вы дадите разрешение на их сверку с вашим генетическим материалом?
— Не знаю. Мне надо поговорить с адвокатом.
— Вы знаете остальных четверых?
— Я не буду с вами разговаривать! — заорал Павел. — Вы вот так спокойно сообщили, что Андрей мне изменяет! А теперь эти отвратительные инсинуации! Только в присутствии адвоката!
Он выскочил из дежурки, остро сожалея, что не может хлопнуть автоматической дверью, пнул вместо этого вертушку. Что же делать, что делать, если Андрей не вспомнит ничего, то его могут продавить и заставить согласиться на расследование… а потом охранники с их пленками… Нет, на пленках ничего нет, кроме их с Андреем траха, можно сказать, что у них такие игры. Если Андрей поддержит… Но из четырех недоумков-охранников хоть одного — да расколют. И тогда… выплывут наружу неизвестные темные делишки, из-за которых Андрей боялся идти в полицию… вдруг его шантажировали кем-то дорогим, и злодеи потом отомстят? А Павла так точно посадят за участие в групповом изнасиловании, охранники еще скажут, что он у них вообще за главного был. И все, жизнь сломана.
Надо поговорить с Андреем. Но как, как ему вылить всю эту грязь… Впрочем, все, судя по всему, решилось за него. Андрей позвал его из спальни, его изменившийся отстраненный голос больно резанул по нервам. Вспомнил. Павел зашел в комнату как на эшафот.
Но Андрей ничего не вспомнил, наоборот что-то придумал о своем вредительстве. Или не придумал… Он был такой несчастный и жалкий, так хотелось его успокоить, сказать, что ни в чем он не виноват, и любить, валять всю ночь. Павел вытащил его из кокона одеял и одежды, принялся тискать, почти срываясь на грубость, и ставить засосы по всему телу, выискивая особо нежные места. “Мой, мой…” — говорил он с каждым новым засосом, а Андрей не сопротивлялся, только повторял тихо и обреченно: “Не надо, Паш… не надо… посмотри на документы сначала…” Это так заводило, аж в глазах темнело. Павел поставил его раком, ему особенно нравилась эта поза, такая подчиненная, и увидел вдруг ЭТО. Слегка припухшая розовая дырка поблескивает от мази… И совершенно лысая, начисто выбритая. У него аж в горле что-то сжалось, завороженный, он наклонился и приник к ней губами, награждая за ожидание и подготовку. Андрей громко вздохнул, почти всхлипнул, а Павел слегка всосал тонкую кожицу и поласкал ее языком. Мазь была невкусная, с химической горчинкой, но он почти не замечал этого, такой восторг одолел от покорности и открытости Андрея. И засаживать в такую безволосую дырку было так восхитительно. Павел был совершенно очарован этим зрелищем и кончил очень быстро. Потом запустил пальцы Андрею в задницу, принялся поглаживать бугорок простаты внутри, второй рукой надрачивая его член. Андрей стонал и кусал кулаки, а когда Павел добавил к двум пальцам третий, а затем и четвертый, то изогнулся, закричал и кончил ему в кулак.
Павел лег рядом с ним на бок, обнял сзади, размазывая по его животу его же сперму, и принялся нашептывать разные глупости про любовь. Как хорошо. Глаза слипались.
— Документы-то будешь смотреть? — спросил Андрей минут через пять.
— Дай отдохнуть, изверг.
— Ты сейчас заснешь, — Андрей пихнул его локтем в грудь, вывернулся и сел. — А я хочу, чтоб ты все увидел.
— Вот зануда, — Павел вздохнул и, зевая, поплелся к терминалу.
Он некоторое время рассматривал скопированную для него документацию. Ну, и что здесь такого ужасного? А потом вдруг как стукнуло что-то. А вдруг Андрей видел его переписку с Наташей? Проклятье. Он принялся ставить пароли на личные папочки, за этим занятием его и застал вошедший любовник.
— Ну, как… понял?..
— Да что понимать-то, — нервно отозвался Павел.
— Вот тупица! Сюда смотри, — Андрей склонился над ним, развернул окошко с результатами исследований и принялся тыкать в разные места: — И сюда вот…
Павел улыбнулся: рассердившись, его любовник снова стал похож на себя прежнего, такого уверенного и холодного, вот бы его… Он поспешно отвлекся и уставился в экран. Совсем мозги проебал, только об одном и может думать.
После того, как в слабые места его практически ткнули мордой, Павел и сам увидел. Да… восьмой участок разрабатывать надо было не так, Андрей конкретно саботировал строительство.

— Зачем, — спросил он, — ты помнишь?

— Просто я ебнутый псих, вот зачем, — тихо отозвался Андрей, он снова выглядел потерянным и несчастным, — еще и тебя туда направил… Меня надо изолировать.

— Нет! — Павел прижал его к себе. — Если б не слизни, ничего бы этого не произошло, просто постоянные бы мелкие аварии и все, никаких жертв, ты не виноват. А еще… тебя заставили.

— Кто? — вскинулся Андрей.

— Я не знаю, ты мне не признался, — заизвивался Павел. — Все скрывал, на вопросы не отвечал… Но я видел, тебя что-то мучило… — “Четыре здоровенных мужика и я в придачу…”, он чувствовал, что плюет сам себе в душу, но было просто невозможно сказать все и лишиться этой любви и доверия.

— Меня шантажировали чем-то? — нахмурился Андрей, а потом с тревогой заглянул ему в глаза: — Тобой?
— Нет, вряд ли, мы же скрывали наши отношения, дорогой, — Павел поцеловал его в уголок губ, и взгляд у того стал доверчивым и немного растерянным, словно он забыл нечто очень важное и все пытался вспомнить. Так, впрочем, и было. — А ты помнишь доктора Мышкина? Археолога? Мне кажется, он как-то связан с этим.
***
Костика Мышкина Андрей помнил… То есть как помнил, он его еще с Земли знал… Стоп! Андрея как прошибло — чертов Костик втравил его в авантюру с шахтой, когда задержали ввод в эксплуатацию нового объекта. А еще Костик был мертв, это тоже всплыло в памяти, напугав почему-то.
— А ты откуда про Мышкина знаешь, Паш? — он отстранился немного от любовника, ужасное подозрение возникло на миг, но Андрей тут же прогнал эти мысли, любимый не мог поступить с ним плохо. — Он погиб вместе со всей экспедицией, точнее, его убили… Только я не знаю, кто.
— Ты сам говорил, — Паша смотрел своими ясными глазами и продолжал тихонько целовать его, — про Мышкина.
Андрей замер. Черт, что он мог еще наболтать, неужели он настолько доверял своему любовнику, что рассказывал про свои не совсем законные делишки. Паша мягко, но настойчиво оттаскивал его от терминала, и Андрей послушался, решив потом все хорошенько обдумать, отправился в кровать. Паша совсем не рассердился на него, может, не понял до конца, что чуть не погиб. Или сразу простил? Андрей почувствовал прилив самой настоящей любви и решил признаться ему и в другом, все равно все выплывет рано или поздно, лучше он сам скажет.
— Ко мне следователь доебывался, насчет ножа и остального, — начал он издалека.
— А, знаю… Я с ним говорил уже, сказал, что это развлекались мы так, а нож я притащил, — Паша ненавязчиво подталкивал его вниз, к своему члену. – Не бери в голову.
— Тогда расскажи мне, что было, — Андрей целовал его плоский живот, спускаясь все ниже.
— Мы один раз… попробовали… ты сам хотел, упрашивал меня, — Павел сжимал его шею слегка, — вот я и согласился, но это было в первый и последний раз, учти.
Стало так стыдно, как Паша вообще его терпел со всеми этими заскоками, еще и на групповуху согласился.
— Прости, прости меня, любимый, — сказал он, поднимая глаза, но на него точно не сердились. Паша смотрел ласково и выжидающе, и Андрей принялся старательно сосать, как будто пытаясь этим заслужить прощение.
***
— Поразительно, Озкулов, как быстро вы поправились, — Антон Михайлович улыбался как всегда, — вот что значит должный уход и внимание близких. Выписываем прямо сейчас.
— Теперь мне космос заказан? — спросил Андрей.
— Ну, что вы, рано или поздно нервный срыв случается с каждым. Вдали от Земли, вы же понимаете, — хохотнул доктор. — Справившись, вы стали только крепче. А вот если будет повторный… это уже профнепригодность.
— Спасибо, спасибо вам за все, доктор, — Андрей пожал ему руку, и доктор все ее не отпускал, пока разорялся насчет режима и полноценного питания, странный какой-то.
Андрей радостно помчался в бассейн, он так давно не плавал, а завтра на работу выходить, там после его отсутствия такие завалы… В раздевалке он столкнулся с давешним следователем, майором Черновым. Тот резво отскочил, пропуская Андрея, а потом опять принялся выспрашивать, вытаращившись на него:
— Опять по согласию, господин Озкулов?
— Я должен перед вами отчитываться? — Андрей вдруг разозлился, регенераторы применять ему еще нельзя было, и почти все его тело покрывали синячки и засосы, Паше они так нравились.
— У вас в квартире оружие холодное было найдено. Пришли бы уже в отделение, оформили штраф, — примирительно сказал майор, — и еще от вас объяснение нужно письменное.

— Завтра утром зайду, непременно, — Андрей такое облегчение испытал. Хотя денег на штраф было жалко и с административным нарушением не хотелось светиться, вот бы удалось по-хорошему решить.

Он занырнул с бортика в холодноватую воду, кроме него, больше никого не было, конец рабочего дня. Андрей пару раз крутанулся под водой, такая его одолела вдруг радость, и почувствовал странную вибрацию, вода покрылась мелкой рябью, а где-то далеко включилась сирена. Жилой сектор, отметил он про себя, что там могло произойти, самая безопасная зона. Андрей выскочил из воды, ни вибрации, ни толчков больше не было, в раздевалке он натянул одежду на мокрое тело, пытаясь подавить беспокойство.
Под ногами содрогнулось еще раз, Андрей остановился посреди прозрачного тоннеля, ведущего к жилой зоне, как раз чтобы увидеть, как левая часть ее проседает, словно в замедленной съемке, купол трескается и срабатывает аварийная система. Из ступора его вывел еще один толчок, Андрей развернулся и побежал обратно, на ходу вспоминая все то, что он узнал о слизнях. Плавят и жрут, что попадется, а когда нажрутся, уползают обратно в свои норы. ****ец. Обратно он не успел, вибрации вдруг слились в новый яростный толчок, и Андрей очнулся лежа на полу, спорткомплекса не было видно в клубах красной пыли, он видел, как закрываются воздухосберегающие шлюзы, отрезая его от той части станции. Теперь у него был только один путь — в жилую зону, и Андрей припустил туда рысью, надеясь, что Паша все еще в офисе, не успел вернуться домой.
Теперь их ждет экстренная эвакуация, на стенах и на полу загорелись указатели, и опять включилась сирена. Людей вокруг не было видно, Андрей шел по коридорам как в дурном сне, черные псевдоокна покрылись кое-где трещинами, освещение стало тусклым – аварийный режим. Может, все уже мертвы на станции, один он остался в живых. Андрей ругал себя за трусость, стараясь не сбиваться с шага, ерунда, нет тут никаких слизней, просто тряхнуло немного… или есть… Он вдруг подумал о людях в черных масках, вот от кого нет спасения, и вспомнил. Это были никакие не игры, его просто изнасиловали, ощущение кошмара стало таким реальным, и Андрей свернул направо, прочь от стрелок. По ним его сразу бы нашли, а он спрячется, и будет сидеть тихо-тихо.

В квартире царил кавардак, все разбросано, Андрей заполз под кровать аккуратно, стараясь не пораниться об осколки зеркала. Не удалось. Новая порция воспоминаний обрушилась на него, какое же он уебище, уже размечтался о жизни вместе с Пашей, переживал, вдруг у того есть семья на Земле. А все оказалось так просто – его использовали, как хотели, а он сам, сам подставлялся и выпрашивал еще, в последний их раз бесстыдство перешло все границы. Андрей невольно закрыл глаза, вспоминая, Паша обвязал ему член и яички эластичным поясом от форменных брюк и мучил весь вечер, перемежая ласку и грубость, и говорил, что не даст ему кончить… Так хорошо ни с кем больше не было, Андрей даже решил, что это любовь и есть. Коммуникатор запищал, и он его выключил, а потом не удержался, глянул на последний вызов – Паша. Андрея накрыла такая злобища, нет уж, он выберется и обязательно начистит рожу этому гандону.

Надо было пробираться на верхние этажи, подземные чудовища туда вряд ли полезут, а спасшихся должны подобрать… если от остальной станции еще что-то осталось. Он глубоко вдохнул несколько раз, как учил его доктор, все в порядке, опасности нет. Андрей захихикал, в таком бедламе точно никто не кинется его насиловать. Через три секции он встретил двоих смутно знакомых мужчин, кажется, шахтеры из второй смены, и, пока они надевали защитные костюмы, стрелки погасли, и пол вдруг стал проседать. В образовавшейся за ними дыре вспенилось что-то черное, замедлилось, видимо, жрало перегородки нижнего этажа.
— К шлюзу, — крикнул Андрей, на поверхности у них были шансы, слизни ведь медлительны на открытом пространстве. Некстати вспомнилось, как Паша медленно его трахал, и Андрей умолял срывающимся голосом быстрее, тогда любовник и рассказал ему про неповоротливых слизней. Он вдруг понял, что был незатейливо счастлив в эти несколько дней, повелся на ласку и секс, как придурок.

— Андрей Петрович, — его потянули за рукав, — скорее…

Они выбрались на поверхность, включив спасательный радио-маяк, скрежет за ними все приближался и нарастал, и Андрей подумал, что у него есть еще несколько часов, на большее защитного костюма не хватит. В груди тоскливо и страшно сжалось, он по-прежнему боялся и не хотел умирать, и все думал о Павле, почему-то представляя их совместную жизнь на Земле.
Глава 8.
***
Павел возвращался на станцию, он как раз принимал консервацию третьего участка, тот был таким крепким и благополучным, никаких сдвигов и слизней, даже жалко оставлять. Когда увидел, как сложился прозрачный купол зоны отдыха.
— Еб твою… — прошептал кто-то рядом, транспортер остановился, ошалелый водитель выскочил в салон.
— Что встал? — заорал на него Павел. — ****уй на место аварийной приписки!
— Там слизни, Паш, — подал голос прораб. — Расплавит же. Может сразу съебемся в Москву-7?
— Слизни — они медленные, от них пешком уйти можно, — ответил он и хотел добавить:”а по Марсу пешком не уйдешь”, но промолчал. И так ясно.
— Лишь бы не засосало, — едва слышно заметил прораб.
Они были приписаны к аварийному шлюзу номер 23, это около жилой зоны. Павел терзал телефон, пытаясь дозвониться до Андрея. Сигнал не проходил, а потом вдруг пробился, но практически сразу оборвался. От этого замершего гудка Павла окатило холодным липким страхом: что случилось?
По эвакуационному плану им следовало подобрать людей до полной загрузки и ехать к космопорту. Или в Москву-7, если космопорт разрушен. Он вспомнил как они ржали над всеми этими инструкциями безопасников: “Если на тебя падает Фобос, проверь, не раздавило ли космопорт Деймосом”. И резались в “Десант смерти IV” по внутренней сети во время учебных тревог, очень забавно, бежишь по коридору в виртуальных очках, а на тебя выскакивают монстры… Интересно… слизни пробрались в жилую зону? Как там Андрей…

Вместо их шлюза было шевелящееся месиво, они поспешно сдали назад.

— Едем по периметру, — сказал Павел и обвел взглядом подчиненных: вот если сейчас кто-нибудь скажет, что по инструкции теперь надо в космопорт и в Москву-7…

Но все молчали, их было всего четверо, он сам, прораб, технолог и водитель, а транспортер рассчитан на десять человек, при желании можно и пятнадцать набить, все это понимали.

— Вдоль жилой зоны сначала или сразу по производственным? — деловито осведомился водитель.

— Вдоль жилой, — отозвался Павел, ведь Андрей должен быть там… Или в районе клиники? Почему же телефон не отвечает. Он снова набрал номер, и гудок оборвался.

У двадцать второго шлюза никого не было, хоть тот был и цел. Они его вскрыли, прошли вдвоем с прорабом внутрь, за кессон, а потом выжгли позывные их транспортера лазерным резаком на стене, около встроенного передатчика. Вдруг кто придет. У следующего шлюза была та же самая картина, а с двадцатого они сняли четверых.

Дальше пошли разрушенные участки, никого нет.
— Вторая станция спасателей откликнулась, Павел Юрьич, — сказал водитель, — космопорт разрушен.
Павел бросился к переговорнику.
****ец был всеобъемлющ, Москва-11 оказалась разрушена полностью, но сохранилась одна спасательная станция и семнадцать различных транспортеров. И им сказали двигаться в том же направлении, как раз непрочесанные области. “Снимайте канистры и баллоны с воздухом, если встретите”.
В жилом отсеке люди после смены спали, наверно, так и не проснулись, думал Павел, они отъезжали от очередного шлюза с мародерскими трофеями. Но ведь Андрей не должен был спать, с чего ему. Он обязательно должен выжить. Павел сидел теперь в кабине, наблюдая за экранами и держа связь с центром спасателей, а потому первым заметил три фигурки в красных камнях.
— Люди! — он ткнул водителя кулаком в плечо, и тот радостно улыбнулся в ответ, наверно, тоже думал о погибших в собственной постели товарищах.
И одним из этих спасенных был Андрей, Павел почувствовал, что его сердце готово прямо лопнуть от счастья, когда увидел его. Андрей тоже наткнулся на него взглядом, и вдруг лицо у него заледенело, а улыбку словно стерло.
“Вспомнил”, обреченно подумал Павел и отступил обратно в кабину. Что ж, когда-то это должно было случиться, он всегда знал, что однажды обман раскроется, и останется лишь вожделение и насилие, как прежде — до того, как Андрей счастливо забыл все плохое. “Зажать тебя в уголке и трахнуть”, думал он, невидяще таращась на бурый экран. Но этого больше не хотелось… так убого после того счастья, что было несколько дней.
***
Андрей не ожидал увидеть Павла в транспортере, что подобрал их, он дернулся и нервно стащил шлем, как только закрылись внешние двери. Подлый любовник сделал вид, что не заметил его, и Андрею стало все окончательно ясно. Станция Москва-11 перестала существовать и без его вредительства, так что до главного инженера Озкулова никому больше нет дела. И Паше он нахер не нужен.
— Полная загрузка, курс — Москва-7, — водитель переключил управление на автопилот, — будем на месте через шесть часов.
Транспортер удалялся от жилой зоны разрушенной станции, а Андрей все смотрел на Пашины рыжие волосы и широкие плечи, и от этого становилось так больно. Он даже представил вдруг, а что если попросить любовника не бросать его, и тут же устыдился своих мыслей, и снова начал злиться, не ощущая никакой радости от спасения. Почему вместо насилия и грязи он помнит последние их дни, пронизанные насквозь притворством и ложью, а еще его жалкой любовью…

— Что с космопортом? — Андрей сам не понял, зачем поперся в кабину.

— Только спасательная станция уцелела, Андрей Петрович, — сказал технолог ему в спину.

Паша обернулся, привставая с кресла, а еще протянул руку, и Андрей не выдержал, зарядил ему с правой. Транспортер вдруг тряхнуло, и они повалились на пол, Андрей теперь лежал на Паше и пытался ударить еще раз, но тот вдруг извернулся и подмял его под себя.

— Ну вы тут… это… — водитель аккуратно перешагнул через них и вышел, прикрыв за собой дверь.

— Успокойся, — Павел крепко прижал его руки к полу, такой сильный, еще и эта кровища из носа…

— А ты меня успокой, — он издавал нервные какие-то смешки, ерзал и пытался пнуть его хотя бы, — у тебя хорошо получается, дорогой.

— Ну, если ты так просишь, — Паша наклонился и укусил его за ухо, и вместо отвращения и ненависти где-то в груди раскручивалось тугой пружиной ликование, значит, он все-таки нужен.
Андрей почувствовал, что у него встает, и снова стал вырываться, но только больше терся об Пашу.
— Что тут… случилось что? — дверь в кабину резко открылась, Андрей запрокинул голову, видны были только ноги, прораб, кажется.
— Дверь нахуй с той стороны закрыл, — зло сказал Павел, и его послушались, дверь скользнула на место, отгораживая их от нормальных людей. — Андрюш, я тебе все объясню.
Хватка на руках ослабла, и Андрей потянулся к Пашиному лицу, пытаясь стереть кровь и еще больше ее размазывая.
— Ты очень красивый, когда в кровище… и без нее тоже… — Андрей вспомнил о девятерых мужчинах в салоне, они ведь догадываются, что происходит в кабине, и от этого возбуждение только усилилось. Какой же он гадкий, конченный извращенец, Андрей опять принялся ругать себя, а потом вдруг подумал — на Марсе можно. Какая разница, вернется домой и выкинет все из головы.
Паша целовал его лицо, а потом уткнул в кресло и трахнул, откуда-то у него с собой оказались презервативы, и к удовольствию и остаткам стыда примешалось еще одно чувство, Андрей не сразу понял, какое. Зачем Паше презервативы, они же без них всегда были, неужели этот гад ****ся с кем-то еще…
— Транспорт 15-27, подтвердите курс, — ожил вдруг передатчик, Паша как раз вытирал Андрею задницу дезинфицирующей салфеткой, немного щипало, но других здесь не было.
— Москва-7, — ответил Андрей хрипло, — на борту одиннадцать человек.

— Почему на связь не вышли по графику? — недовольно сказал голос из передатчика.

— Еблись! — крикнул Паша, — контроль через сорок минут, конец связи.

Андрей покраснел и отвернулся, застегиваясь. Он старался думать о чем-то постороннем, например, выплатят ли им страховку в связи с прерванным контрактом, появление слизней — явный форс-мажор.
***
Андрей отошел от него, и Павел подумал — неужели тот собирается сразу свалить?
— Куда? — он поймал Андрея поперек живота и притянул к себе. — А поговорить?
— Разговаривать еще с тобой… подлый изменщик… — насмешливо фыркнул Андрей, делая вид, что сопротивляется, а потом вдруг поглядел ему прямо в глаза, без улыбки, словно сказать что-то хотел.
Но отвернулся, передумал. Павел нервно сглотнул:
— Андрей… — но не решился начать, вместо этого прижался губами к его виску, закрыл глаза…
Андрей простил его за обман и насилие, снова пришел к нему, сам… Хоть и дал по морде, ну так за дело ведь, Павел бы за такие дела и вовсе уебал. И вместо всего, о чем хотел поговорить, он вдруг брякнул:
— А почему изменщик-то? Я очень верный, ты знаешь?
— Откуда мне… — Андрей снова нахмурился.
— Прости, — зашептал Павел, страстно тиская напряженное тело, — прости, что не рассказал тебе всего, но я так тебя люблю. Хочу, чтобы все было как с чистого листа.
— И тогда… когда впятером… тоже любил?

— Меня заставили, — убежденно сказал ему Павел.

И правда ведь — заставили его, а то, что сам хотел, так ведь… полюбил.

— Заставили? — Андрей быстро взглянул на него, осторожно улыбнулся…

— Да. Веришь? — он поймал любовника за уши, на давая отвести взгляд, и слегка потискал их. Такие теплые, приятно.

Андрей долго медлил с ответом, и Павел тянул его за уши назад, заставлял закидывать голову, пока тот не зашипел:

— Верю, верю, отпусти…

Но Павел лишь слегка ослабил давление, наклонился над беззащитно выставленной шеей и впился в нее жестким поцелуем, оставляя засос:

— Мой теперь…

Он не понимал, почему Андрей ему подчиняется, что заставляет этого сильного мужчину терпеть его садистские (да, садистские, уж с собой-то стоит быть честным) заебы сейчас, когда он здоров и больше никто не шантажирует его, все шантажисты наверняка сдохли. Но это сводило с ума, его покорность.

— Любишь меня? Скажи, что любишь.

— А ты? — Андрей попытался вдруг вывернуться, мотнул головой.

— Люблю, конечно.

— Тогда для кого презики таскаешь?

— Для тебя, конечно, — удивился Павел. — Думал, встречу тебя в офисе, и все аккуратно будет, даже труселя не испачкаешь…

— Ты!.. — Андрей возмущенно его оттолкнул, заливаясь краской. — Какие труселя нахуй!
— Твои, — смеялся Павел, снова пытаясь его поймать, — я кидал в машинку, видел, что испачкались, вот, думаю, нехорошо будет, если на работе подтечет, брюки-то белые…
— Ты бы еще их полизал и понюхал, — негодовал Андрей, а Павел целовал его горячие от смущения щеки и губы:
— Не, нюхать не стал, чего я там не нюхивал еще…
Так весело было его доводить, они сидели на полу, в кресле тесно было, сосались и тискались, как подростки, и говорили то о всякой ерунде типа машин и снова труселей, то обсуждали слизней… Было немного страшно, словно на вершине горы перед головокружительным спуском. А еще весело, и это было как-то неправильно, неправильный восторг на развалинах.
“Как пир во время чумы”, сказал Андрей, а Павел не догнал, при чем здесь чума, но понял, что тот имеет ввиду, и укусил его за губу:
— Мы-то выжили… я уже и не надеялся.
До точки встречи было четыре с половиной часа езды, и они даже еще разок трахнуться успели, в пашиной любимой позе, раком. А еще Павел держал Андрея при этом за шею и чувствовал, как ходит под его ладонью кадык, как бьется жилка. Андрей начинал задыхаться слегка, если ему сжимать горло, и от этого задница тоже сжималась, почти до боли. А Павел чувствовал, что любит его — так особенно остро…
А потом они догнали станцию спасателей, и им велели переходить на нее, а транспортер забрали: собирались снова возвращаться на нем в поисках выживших. На них с Андреем смотрели с ухмылками, когда они из кабины вылезли.
— Как, мужики, не тесно вам было? — спросил Павел перед тем как шлем застегнуть.
— Ох, и красавец ты, Паш, — хохотнул в ответ прораб, — сразу видно — на слизней голыми руками.
Все тоже засмеялись, а Павел вспомнил, что так и не вытер рожу от крови как следует, вот же ж герой… Андрей уже надел шлем и теперь делал вид, что его тут нет. Павел сжал его плечо и гордо заявил:
— Не подкатывайся, Семен, я ведь верный что****ец.
На станции им обрадовались:
— Ну, хоть кто из гражданского начальства, — полковник безопасности энергично пожал руку Андрею, — и даже с заместителем.
— А Максим?.. — подал голос Павел, услышав про заместителя.
— Жив ваш Максим, — заржал безопасник, — но не трудоспособен.
— Очень смешно, — разозлился Андрей.
— Тут понимаете, такое дело… Защемило ему важнейший орган, — полковник все еще веселился. — От ужаса. В бабе. А врачи не хотят их лечить, говорят, медикаменты изводить только, сами расцепятся со временем.
— В бабе?.. Ну, мужик… Это кого ж ему завалить удалось… — загомонили вокруг.
***
Спасательная станция медленно ползла в сторону Москвы-7, Андрей стащил с головы шлем и решил поспать, совсем разморило. Наглый Пашка тут же уложил его голову к себе на колени, ничуть не стесняясь ребят. А ведь до этого скрывался, Андрей никогда бы не подумал, что Паша любит мужчин. С кем же тот спал на станции… или целый год на Андрея *** точил… Мысли путались, он почти засыпал, и его тихонько гладили по вискам и за ушами, было так хорошо и немного тревожно, вдруг это странное счастье возьмет и опять закончится, и все станет обычным, как раньше.
— Паш… — он разлепил глаза и передумал спрашивать. Как ему убедить любовника, что надо завязывать со всеми этими темными делишками, Павел говорил, что его тогда заставили, но могут и снова заставить, или арестовать. Андрей не знал, чего боится больше.
— Спи.
И Андрей проспал все несколько часов пути, отлежал ухо и руку, а в щеку ему упирался стоящий Пашин член. Хорошо, хоть сквозь брюки.
Москва-7 была гораздо меньше их станции, ее построили одной из первых, но место выбрали не совсем удачно. Разработки еще велись, но иридия было маловато, однако станцию не закрывали, поговаривали даже, что туристическую зону откроют. Пока же там все было, как двести лет назад, коридоры из тусклого пластика и никаких веселых окошек с земными пейзажами. Эта станция тоже принадлежала корпорации, и встретивший их заспанный небритый мужик выразил горячее желание побеседовать о постигшем Москву-11 кошмаре, еле отвязались.
Им с Павлом досталась небольшая, захламленная вещами предыдущих жильцов квартира. “Полгода назад задавило у нас пятерых человек с прорабом вместе, царство небесное”, — смешно пробормотал их сонный провожатый и удалился. Андрей, выдрыхшись в дороге, пошел проверить, как разместили остальных, заодно и рассмотреть получше Москву-7. Здесь был только один купол, все находилось в нем, жилая зона, сплошной коридор с кучей дверей, офис, закрытый ночью, клиника и несколько магазинов.
На коммуникатор Андрею пришло сообщение со списком пострадавших, как мало осталось выживших, а потом он наткнулся на Женькину фамилию. Накупил местных вкусняшек, собираясь навестить ее, нехорошо все-таки с ней поступил, навешал лапши и прокинул.
— Нет-нет, жизнь Топазовой Евгении вне опасности, — врач, встретивший его, откровенно ржал, — но навестить нельзя.
— Почему? Скажите хотя бы, что с ней.
Доктор замотал головой.
— Андрей Петрович, — позвали его из коридора, и он узнал одного из санитаров из их психушки, — ужас какой!
Андрей вопросительно на него взглянул и отпил мерзейший кофе из баночки, купил в здешнем магазине.
— Ну, слизни эти… А пострадавшая, про которую вы спрашивали, — парень хихикнул неприлично, и Андрей вспомнил, как его зовут — Саша, — Топазова… Она как раз с мужиком трахалась, когда слизни выползли, ну и случился спазм. Там еще мужик пузатый такой…
Он вспомнил разговоры о Максиме и поперхнулся кофе.
— На его месте мог бы быть я, — вдруг ****анул Андрей, не смог сдержаться.
— И я. А вы это… подлечились уже? — открыто засмеялся Саша, но, видя его замешательство, вдруг посерьезнел и добавил: — Процедурная там.
— Разве в клинике вы у меня анализы не брали?
— Такие не берут без согласия пациента. Да там фигня, три укольчика всего.
Ну Женька…
Процедурная работала и ночью, из-за аврала в клинике. У Андрея сразу зачесалось в паху и в заднице, и мысли заметались, как бешеные. А вдруг кто-то из насильников заразил его? А он потом Женечку… Ужас! Точно, если завтра выяснится, что он болен, так и скажет Паше, свалит все на тот случай. Андрей удивился, он так спокойно думал об изнасиловании, как будто это дерьмо случилось не с ним, и психом себя совсем не чувствовал, разве что самую капельку. Он оставил гостинцы для Женечки в регистратуре и отправился спать.
А проснулся уже с ощущением члена в заднице. Андрей дернулся, но соскочить не удалось.
— Не пущу, — Пашка прижал его крепче, наваливаясь сверху и продолжая двигаться, — свяжу в следующий раз.
Андрея аж скрутило от восторга, от этого чувства подчиненности и защищенности, но он продолжал вырываться. От сильных толчков внутри медленно расходилось удовольствие, это счастье с горчинкой грозило вот-вот оборваться, послезавтра их должен был забрать межпланетный транспорт. Любовник выкрутил ему руку за спину, не переставая трахать, и Андрей привычно приподнялся, упираясь коленями в кровать, но, кончая, не выдержал, ткнулся обратно головой в подушку.
— Ты куда это ходил ночью? — Паша лежал на нем, даже не вытащив.
— В магазин и клинику местную, — он вдруг осекся, вспомнив про анализы, черт, надо забрать потихоньку. – Максима в Женечке защемило, жесть. Я им гостинцев передал, не чужие все же.
Павел заржал.
— Паш… Давай на Земле съездим куда-нибудь вместе… отдохнем…
— Я к своим собирался, в Питер, не виделись больше года, — ответил Павел, и Андрей тут же пожалел, что вообще завел этот разговор. Конечно же, Пашу кто-то ждет на Земле, нормальный любовник, а не псих, который его чуть не убил. Вдруг вспомнились слова Максима, откуда тот мог знать об этом? ****ь, как он мог догадаться… Андрея внезапно осенило:
— Паш, а Максим заодно с вами?
— С кем с нами? – Паша сделал вид, что не понял, о чем речь, но Андрей уже не мог остановиться:
— С теми, кто собирался организовать саботаж на станции, кто меня… ну, в общем, кто стоит за всем этим.
Паша за его спиной подозрительно молчал, и страх накатил липко и противно. С чего он вообще взял, что его так просто отпустят, Андрей осторожно высвободился и направился в ванную, здесь она, к счастью, была, хоть и маленькая.
Часть 9.
***
Павел нервно метался по комнате. Надо было увидеть Максима… как-то вывести на чистую воду… Неужто жирюга и вправду стоял за всем этим? Но Андрей признался… значит правда, значит надо сообщить в полицию. Но тогда и темные делишки самого Андрея выйдут наружу. Павел растерянно остановился, закусил губу, а потом вдруг довольно улыбнулся: наконец-то ему доверились, рассказали. Это самое главное.
— Андрей! Ты что там, в толчок провалился?
Ему не ответили, и он дернул дверь — незаперто. Андрей стоял, вцепившись в раковину, и смотрел на него в зеркале, серые глаза его стали темными и испуганными. Наверно, снова вспомнил то… Павел тоже вспомнил, в паху заныло, мучительно отдаваясь в сердце, ведь он так любил Андрея, а эти ублюдки смели касаться и осквернять его тело.
Он подошел к Андрею, обвел ладонями его плечи, близко-близко, чувствуя тепло его кожи, но не касаясь, тот следил за отражениями его рук.
— Ты такой красивый, Андрюш. Просто с ума меня сводишь, все время тебя хочу.
Андрей улыбнулся как-то жалобно, Павел аж задохнулся от желания, это было что-то невероятное, никого он так не хотел, чтоб до дрожи, до внутреннего тоскливого чувства, словно душу вытягивало.
— Наклонись пониже.
Андрей послушно положил голову на сложенные на раковине руки, выставил поблескивающую после секса задницу, у него тоже стояло.
— Нет, в зеркало смотри…
Павел погладил темный завиток на копчике, хлопнул легонько по ягодице, с жадностью ловя мельчайшие отражения чувств на лице любовника: вот тот слегка поморщился, покраснел, приоткрыл губы… раскрыл широко глаза в ожидании нового шлепка… Павел запустил руку ему под живот, стиснул член и хлопнул посильнее по поджавшейся смуглой попе. На ней было три родинки, две на правой половинке, одна на левой, точно посередине, и Павел целился по ним, призывно темнеющим на начинающей розоветь коже, он обожал их прямо… Андрей тихо вздыхал и толкался ему в кулак, руки его каждый раз вздрагивали, словно от подавленного желания защититься.
— Не опускай лицо, Андрюш, не опускай.
Павел сжал его яйца, не позволяя кончить, когда тот громко застонал, и притянул к себе, жадно смял губы. Андрей почти не отвечал на поцелуи, и это было так прекрасно, так безответно-покорно… Им невозможно было насытиться. “Люблю тебя”. А Максима надо наказать все равно, даже если в полицию нельзя… за Андрея.
— Максим с тобой прямо говорил? О вредительстве?
— Нет…
— А как?
— Через Мышкина… а потом по закрытому каналу была переписка. И вы тогда еще…
— Как же ты его вычислил?
Андрей судорожно всхлипнул и уткнулся ему в плечо, и Павел испугался, что у него опять срыв будет, вон, уже дрожит весь.
— Ну тихо, тихо, успокойся, тебя больше никто не обидит, мы же не позволим им, правда?
— Не позволишь? — он вдруг нервно рассмеялся: — А если заставят, Пашенька, снова? Что ты сделаешь, дорогой?
— В полицию пойдем тогда, ясно? Лучше сдаться властям, чем эти гады снова, — он встряхнул Андрея за плечо, и тот вскрикнул и вдруг кончил ему в кулак.

Павел посмотрел на свою руку:

— Оближи…

Интересно, послушается или нет, он даже замер в ожидании реакции Андрея. Тот зажмурился, медля невыносимо долго, а потом лизнул, и в тот момент, когда язык коснулся его пальцев, Павел обкончался, даже не притронувшись к себе.

— Господи, мы два придурка, — смеялся он, затаскивая Андрея в узкую душевую кабинку, — спустили, даже не поебавшись. Черт… отлить надо.

— На меня не ссы только… — тихо отозвался Андрей.

— Ты что, я в душе не ссу, — соврал Павел, окончательно развеселившись, и вылез.

Ему казалось сейчас, что все в мире по плечу, вместе они справятся со всеми злодеями.

Вернувшись, он увидел, что Андрей так и стоит в углу, не включив воду, и обнимает себя за плечи.

— Кончай киснуть, сейчас пожрем и пойдем дадим Максику ****ы, — размечтался Павел, бодро мыля мочалку, — надо выбить из него заказчиков.

Впрочем, никуда они сразу не пошли, натащили невкусной еды и жрали прямо в постели, все равно скоро улетать, можно и не заботиться о чистоте. А потом утомленно заснули, переплетясь конечностями.

***

Максима уже выпустили из клиники, а Женечка все еще была там.

— Перелом бедра, господин Озкулов, — радостно сообщил врач, — можете навестить уже.

— Еще б не переломиться, с эдакой тушей трахаться, — фыркнул Павел Андрею на ухо, а потом неожиданно для самого себя добавил: — Хотя раком он бы занятно смотрелся…

Андрей недовольно повел плечом, не оценив пошлости:

— Я к Женьке зайду, ты как?

— Не, я схожу в столовку, наверняка все ребята там тусуются, приходи тоже. И ты это… — Павел оглянулся, вроде никого нет, доктор ушел.
Он толкнул Андрея к стене, погладил между ног, тот их раздвинул слегка и вцепился ему в плечи:

— Ты что, Пашка… совсем охуел… не надо тут…

— Не вздумай к Женьке яйца подкатывать, — он пару раз чувствительно похлопал Андрея по этим самым яйцам, и тот встал на цыпочки, глотая воздух, в паху у него взбугрилось.

“Плюнуть на все и нагнуть его прямо в коридоре”. Павел с трудом подавил похабную мысль, погладил Андрея по голове, еще раз шлепнул по члену и, пробормотав “пока”, смылся.

Беженцы из Москвы-11 и правда скучковались в столовке. Вечером это помещение превращалось в бар, так что там была весьма удобная стойка. Павел потолкался среди ребят, настроение было унылое: слишком много погибших. Геныч тоже не выжил. “Сколько раз из жопы вылазил, а тут не смог”, сказал ему один из работяг той самой смены.

Павел выпил сто грамм буриловки, поминая, и не почувствовал ни вкуса, ни опьянения. Максима не было, и он снова проверил список выживших. Всех четверых насильников он помнил по фамилиям, засек по бейджикам, когда на станции сталкивались. Никого из них в списке не появилось за ночь. Слава богу, хоть здесь повезло… Гадко так думать, но трагедия затирала следы их ошибок и преступлений, позволяя жить дальше.

А потом он услышал легкое оживление и смешки. Да, приход Максима нельзя было не заметить. Тот стоял у стойки, принимая поздравления своей сказочной везучести. “И на бабу влез, и от слизней улез”, ржали ребята. Павел решил подождать, пока ажиотаж схлынет. Да и Андрей оторвется от Женьки, придет сюда, вдвоем-то легче расколоть будет.

Максим уже сожрал двойную обеденную порцию, изрядно выпил и пообщался. И явно намеревался свалить, а Андрея все не было. Сосется, небось, прямо в палате и обо всем позабыл, мудачина. Павел злился, понимая, что глупо ревнует, но не мог справиться с собой.

— Здорово, Паш, — Максим подошел к нему сам, и Павел сильно стиснул его мягкую лапу в приветствии. — Эй, ты что?

— Да так… Привет, Макс. Уже решил, чем на Земле займешься?

— Отдыхать буду! Полгода, — Макс заколыхался в утробном смехе.

— Пойдем, разговор есть. Подальше от народа.

Максим удивился, а потом понимающе как-то усмехнулся и пошел за ним следом. Павел вел его в сторону машинного отделения, все размышляя о том, как бы потоньше к делу подойти. В Москве-7 совершенно не соблюдалась производственная безопасность, к кондиционерным установкам кто угодно мог выйти. Внизу, под решетчатыми полами переходов, что-то шумело, вращались спирали, шевелились гигантские компрессоры.

— Харе ныкаться, выкладывай, что у тебя, — нагло заявил бывший зам и остановился прямо на мостике.

— На кого работаешь, с-сука? — рявкнул в ответ Павел, наплевав на дипломатию.

— На Корпорацию, как и ты, уебок, — Макс его оттолкнул и сам отступил к низкому бортику, что-то угрожающе заскрипело.

— Значит, Андрея тебе в Корпорации заказали? — не растерялся Павел.

— Давай, давай, чего он тебе еще в постельке на****ел, выкладывай, — Максим шарился у себя под брюхом, словно искал что-то. — ****ь твой Андрей, ****ся со всей охраной, а тебе, небось, жаловался, мол, изнасиловали его? А он, бедняжка, и сообщить боялся?

Про изнасилование знает, а про меня нет, подумал Павел и зарядил ему в морду. На пол покатился плазменный резак, а Максим зашатался и смешно замахал руками.

Как птица, точно, птица, пингвин, Павел отскочил и завороженно наблюдал за тем, как Максим пытается за что-то схватиться, но ловит лишь воздух.

***

Белобрысый лаборантик не сразу нашел в компьютере его номер, все причитал, что не готово еще наверное. Андрей весь изъерзался рядом на стуле, когда услышал наконец:

— Отрицательно. Результат распечатать?

— Нет, — как гора с плеч свалилась, хоть тут ему повезло, не придется объясняться с Пашей, хотя… за такое тот бы точно разозлился и наказал. Андрей шел к Женькиной палате и представлял себя наказанным. Стало немного страшно, как сегодня утром, когда он почти себя не контролировал, а только слушался, удовольствие на грани, и Андрей был готов все позволить… Ну, или почти все, такой восторг накатил. Интересно, как далеко смог бы Пашка зайти, яйца до сих пор приятно поджимались от шлепков, не сильно ведь его ударили, но так чувствительно.

Женечка лежала на кровати и делала вид, что не замечает его, в ее руке была зажата надкусанная плитка шоколада, из тех, что Андрей передал. Он подошел аккуратно, стараясь не задеть подвешенную ногу.

— Ты как, Жень?

— Кверху каком, — ответила она и посмотрела на свою задранную и отведенную в сторону конечность, а потом заржала. — Я уже думала, пришел мой смертный час.

— Под Максом? — не удержался Андрей, все-таки она поразительно быстро замену нашла.

— Дурак, под завалом! Да еще с этим… Решили вот, в последний раз перед смертью, — от смеха у Женьки чуть слезы не брызнули. — А потом спасатели нас нашли, а мы думали, слизень ползет, шебуршится за стеной… ой, никогда не забуду! Андрей, а ты раньше… ну, с мужиками…

— Нет, Жень, внезапно чувства вспыхнули.

— Ага, чувства… — Женечка отвернулась, и Андрей устыдился вдруг, он ведь всем говорил о любви, выбирая простой путь, и ей вот наплел…

— А это? – он кивнул в сторону ее загипсованной конечности.

— А это уже под Максом, — Женька вздохнула. — Нас на кровать не перекладывали, так и оставили на каталке. Я, когда почувствовала, что расцепились уже, стала слезать, ну и Макс зашевелился. Короче грохнулись мы, он сверху, еще и каталкой припечатало. Я так заорала, сразу врач прибежал.

— Бедная, — посочувствовал Андрей для порядка.

— Зато будет, что вспомнить… Ладно, иди уже.

— Спасибо, что полицию тогда вызвала, — сказал он от двери, и, выходя, обернулся. Женька опять веселилась, откусывая маленькие кусочки от шоколадки:

— Дурку надо было, не догадалась.

Андрей заглянул в столовку, Пашки не было, и он прошел к ободранной стойке. На пару секунд воцарилась тишина, а потом все опять загалдели, стали здороваться с ним, спрашивать, правда ли, что сегодня отправка.

— Да, — отвечал Андрей, криво усмехаясь, — через десять часов. Стоп-алкоголь у всех есть? Транспорт не российский, не пустят.

— Да, Андрей Петрович, — ему ответили сразу несколько человек, — нам еще спасатели раздали.

Поминки погибших товарищей набирали силу.

Черт, где же Паша… и Максима нет. Он повертел головой, выпил предложенную рюмку гадостного пойла, оглядывая столовку. На стойке рядом пытался поспать прораб, Андрей его растолкал и спросил про Пашку. Тот поднял голову:

— Пошли с Максиком секретничать, туда, — прораб махнул рукой куда-то вправо и сбил рукой пустой стакан.

— В машинное поперлись, мы видели, как раз сюда шли, — подтвердили еще несколько человек, и Андрей едва сдержался, чтобы не сорваться на бег.

И не успел. Увидел только, как Паша бьет Максима и как тот падает, размахивая руками. Там, где они стояли, даже ограждений не было, решетчатые переходы и все. Андрей окинул взглядом вентиляционный отсек, камер не было, а скрытые вряд ли тут ставили. Уже хорошо. Он невольно залюбовался Пашкой, его жесткой сильной фигурой, и помахал любовнику, но тот не замечал его, все смотрел вниз. Андрей подбежал и тоже глянул, огромный вентилятор под ними вращался натужно, забрызганный красным, вот-вот должен был замереть.

— Я полицию вызову, — быстро заговорил Андрей, — все равно аварийка сработала.

— Это несчастный случай, — Пашка столкнул валяющийся резак следом за Максимом.

— Хотел рассмотреть, что внизу, — хихикнул Андрей, доставая коммуникатор, было совсем не жалко Максима и так приятно, что тот сдох. – Брюхо перевесило. Он пьяный был?

Паша кивнул, а ему наконец-то ответили, бравая полиция на связи.

— В машином несчастный случай, третий сектор, — он постарался придать лицу суровое выражение, — падение с неогражденного перехода.

— Опять, бля… Бухой был?

— Тут все бухие, кто с Москвы-11.
— Ожидайте на месте, — ответили ему.

Андрей заметил, что у него трясутся руки, и запоздало подумал, что это же его Пашка своими руками человека убил, а он еще не поверил ему утром.

— Ты же не хотел полицию, — тот отмер вдруг и ухватил его за плечи, — Андрей, совсем сдурел, да?

— Паш, вся столовка видела, как вы уходили с Максом. Заявим как несчастный случай, хер кто докажет, — на последних словах Павел его уже обнимал. Ну и что, что тот убийца, это ничего, ничего не меняет. Андрей ведь так любит его.

***

Павел все прижимал и прижимал к себе что-то втирающего ему Андрея, цеплялся за его твердое теплое тело, как за якорь, в голове было пусто, лишь гулко стучало сердце. Ведь он убил.. убил…

— Прости, Андрей, что ты сказал?

— Я говорю, что надо согласовать историю о несчастном случае, чтоб не прицепились…

Андрей его расспрашивал о происшедшем, потом составил откорректированную историю для полиции и раза три заставил повторить, что надо говорить. Павел послушно внимал и повторял, потом растерянно потер лоб и улыбнулся:

— Ты такой умный… Спасибо.

— У тебя рука разбита.

— Да, — Павел уставился на свою руку и почувствовал, что она здорово болит, — это я об Максову рожу.

— Бля… это вызовет подозрения, прицепятся, что вы дрались.

— Нет! — Павел очнулся. — Это я его спасти хотел!

Он подошел к тому месту, откуда Максим сверзился и пару раз врезал по краю мостка, острая боль привела в чувство.

Почти все оставшееся до транспорта время они провели в отделении: писали объяснительные, чего-то ждали, ругались, оформляли… Андрей все хорошо придумал, и к ним у полиции не возникло никаких претензий. По правде говоря, от них вообще рады были избавиться: Андрей закатил такой скандалище на тему несоблюдения техники безопасности, любо-дорого посмотреть. Орал, что этого так не оставит, что все местное начальство под статью пойдет…

“Мы потеряли столько людей из-за прорыва слизней, вырвались из настоящего ада, чтобы подохнуть в ваших гнилых коммуникациях?” — разорялся он перед взъерошенным начальником Москвы-7 и его свитой, те срочно примчались к скандалу.

— Разберемся, Андрей Петрович, накажем, не волнуйтесь, — уверял его начальник, — вы совершенно правы, это возмутительно.

— Вы, господин Скобяков, лично, понимаете это, лично ответите мне за смерть моего заместителя… — заедался на него Андрей, и все начиналось по кругу.

— Андрей Петрович, — Павел осторожно прикоснулся к его плечу.

— Что?!

— У нас транспорт скоро, на орбиту…

Андрей поморщился, как будто вспомнил нечто неуместное. И после этого все засуетились и стали ужасно предупредительно избавлять их от излишних формальностей, как же, вдруг опоздаете, господин Озкулов, транспорт-то не наш, мало ли какой казус…

— Да подождут, не переломятся, — вальяжно отвечал Андрей, вчитываясь по третьему разу в какие-то параграфы.

Павел поставил очередную подпись под формой свидетельства и покосился на любовника. Андрей развеселил его своим циничным концертом, а уж этот суровый вид… Аж яйца поджимались.

— Господин Озкулов — ваш… ээ… гражданский муж? — вдруг спросил его молоденький сержант, глядя с каким-то священным ужасом.

Павел фыркнул, а потом, заметив, что Андрей прислушивается, понизил голос до страшного шепота:

— Да… представляете, офицер, в постели по имени-отчеству… В ежовых рукавицах!

Кончик уха Андрея запылал.

— Так и не узнали, на кого Максик работал, — с сожалением заметил Павел, выйдя из участка.

— Да… — Андрей поежился и засунул руки в карманы. — Не дай бог, докопаются его хозяева…

— Наверняка, американцы! — зловеще обронил Павел, и Андрей засмеялся:

— Во, мудак…

А позже, уже на американском транспорте Андрей сказал:

— Зачем ты там… про гражданский брак.

Они обнимались голышом на прощанье перед бурлящими анабиозными камерами, Павел кусал и тискал его, пытаясь запомнить перед долгими месяцами беспамятства. Примета такая, чтоб снился все это время.

— А что, все равно ведь известно станет, что мы живем вместе, я сразу и указал.

— А мы, — Андрей напряженно посмотрел ему в глаза, — разве живем вместе?

— Конечно, нам скрывать нечего, — отозвался Павел и погладил его по заднице, — и живем и отдыхаем. Ты, кстати, куда хотел поехать, ну, помнишь, утром? Давай в Турцию!

— В Турцию? — растерялся как-то Андрей. — Тебе что, здесь пустыни не хватило? Там же и нет ничего приличного.

— Конечно, — засмеялся Павел, — все приличное только в Бразилии или в Лунных семизвездочных отелях, да?

— Да, — насмешливо улыбнулся Андрей, — и это не снобизм, а элементарная любовь к комфорту…

— Там хорошо, Андрюш, — зашептал Павел ему на ухо, — горы, море, развалины… совсем мало людей. Мы с ребятами в конный поход туда собирались, поедешь с нами? А потом и на Луну твою можно, расслабиться…

— Ладно, попробуем, — согласился Андрей и потерся о его щеку носом: — Мне пришло предложение на Ганимед, через полгода Корпорация закладывает там шахты… Поедешь тоже?

— Ганимед, — восхищенно присвистнул Павел. Дальний, совсем дальний космос, хрустальная мечта его детства… И с Андреем вместе. — Конечно поеду. Как тебе удалось их развести на такое? После Москвы-11…

— Откупились, — засмеялся Андрей, — чтоб судиться не вздумал.

И Павел тоже рассмеялся: да, Андрюша кого хочешь раком поставит, он совсем не удивится, если лет через пять тот в правлении окажется. Они собирались еще поцеловаться, но пришел техник, и принялся на ломанном русском разгонять их по камерам, и Павел лишь разок шлепнул Андрея, когда тот заползал к себе. Зато звонко, от души, даже отпечаток оставил — на удачу, чтоб и Андрей помнил его в долгих снах.
конец.