Жена моряка Из цикла рассказов Ностальгизмы

          Грузовой фургон с продуктами перегородил и так узкий из-за сугробов проход по тротуару. Я остановилась, решив подождать, когда его разгрузят, и можно будет свободно пройти с моими двумя большими пакетами в руках, наполненными только что купленными продуктами. Как вдруг меня кто то потянул за рукав. Решив, что этот кто-то хочет пролезть по узкому проходу через сугроб, я посторонилась уступая место нетерпеливому пешеходу, пусть если хочет, лезет. Но меня снова дернули за рукав. Передо мной стояла стройная молодая, симпатичная, хорошо одетая женщина.
- Тетя Света, вы меня не узнаете?
- Нет, а мы знакомы?
- Я Лена Смирнова, мы с вашим сыном  ходили в один класс.
- Леночка, тебя трудно узнать, похорошела, повзрослела.
          Рядом с Леной стояла ее мама Татьяна. Мы были хорошо знакомы не только по детям, ходившим сначала в одну группу детского сада, а потом и в один класс школы, а еще и по мужьям, работавшим в пароходстве и ходившим в море некоторое время на одном судне. Расспросили друг друга, как сами, как дети, кто кем и где работает. На прощание Татьяна посетовала, ну вот все хорошо у дочки Лены, только детей нет. Время идет, а внуков от дочери видимо не дождаться. Договорились созвониться, встретиться, чаю вместе выпить, но обе понимая, что вряд ли это произойдет, распрощались и разошлись. А я попала в цепкие лапы воспоминаний на весь оставшийся день.

          Давно, когда мы были молодыми, еще при Советском Союзе наши мужья работали на одном теплоходе "Балтийский". Мой муж вторым штурманом, а татьянин - дедом, так на судне называют старшего механика. Наши мужья были моряками загранплавания. В те времена это была очень почетная работа. Мне очень нравилось само слово «загранплавание», было в нем что-то романтичное, таинственное и ласкающее слух. А быть женой моряка загранплавания было тогда еще почетнее и завиднее, чем самим моряком.
          Ни для кого не секрет, что в СССР был дефицит продуктов, промышленных товаров и всего необходимого для нормальной жизни. Для того, чтобы достать обувь, одежду, продукты необходимо было иметь блат, нужные знакомства и связи или же быть выездным, например, моряком загранплавания.
Наши семьи жили в моряцком районе города, там находилось Беломоро-Онежское пароходство и его общежитие, где останавливались моряки, портами  приписки, которых были другие города. Мы даже детей рожали с Татьяной в одном роддоме. Она второго ребенка дочку Лену, а я своего позднего и единственного сына Никиту. Разница между днями рождения у наших детей всего два дня. 

          После развода с первым мужем я не так уж долго горевала в одиночестве. Вскоре познакомилась с Сергеем. Человек он был решительный, времени на суше проводил немного,  после  шести месяцев  работы в море ему полагались три месяца отдыха на берегу, поэтому предложение руки и сердца сделал быстро, как в известном фильме: "Мне ухаживать некогда, ты привлекательна, я чертовски привлекателен, чего зря время терять?" И отвел меня в ЗАГС. Бракосочетание назначили простое, не торжественное. После регистрации зашли в ресторан и вдвоем скромно отметили событие. Я ждала мужа-моряка верно, «сердце мое не было склонно к измене». Я не умела вести одновременно параллельные, любовные истории. По моему мнению, в них всегда кто-то один должен быть любим, другой противен. Терпеть «противное» в своей жизни я не хотела.

          Быть женой моряка не просто. Не только потому, что ты перестала любить выходные дни и праздники, которые надоело проводить одной или с подругами. А потому еще, что ты молода и природа требует свое, а редкие встречи с мужем не компенсируют нереализованные желания.
          Тем не менее, позже я с удовольствием вспоминала этот романтический период жизни, когда приходилось мчаться на «перекладных», на короткие встречи с мужем. И каждая поездка была маленьким приключением. А страна тогда была большая, многонациональная. В Союз Советских Социалистических входило пятнадцать республик. Для поездки в Прибалтику, Украину, Белоруссию, Азербайджан, Армению или Грузию не нужно было оформлять заграндокументы. Сел в поезд или на самолет и вперед за новыми впечатлениями! Где мы только ни побывали! В Таллине, Риге, Вильнюсе, Калининграде. Отдыхали в Сочи, Ялте, Гаграх, Паланге, Юрмале. Все разве упомнишь!

          У меня появились первые по-настоящему красивые и качественные импортные вещи, косметика, французские духи, изящная удобная обувь, на боны и чеки, покупаемые в специализированных магазинах «Березка» или «Альбатрос». Впервые попав в такой магазин, я получила культурный шок, даже представить себе не могла, что существуют такие! красивые вещи и такие! деликатесы, вина, дефицитные предметы домашнего обихода, бытовая техника. А главное, у меня появились первые новые джинсы прямо оттуда, из-за границы, а не купленные у фарцовщиков за месячную зарплату.
          Как же была поражена и возмущена моя мама, когда однажды застала меня в ванной комнате за вытиранием пемзой новых джинсов! Потертые джинсы были самыми модными. Отличием настоящих джинсов от подделок как раз и была их способность протираться. Целые часы уходили на то, чтобы с помощью пемзы создать на джинсах стильные высокохудожественные потертости. Но с точки зрения мамы, получавшей не очень большую зарплату редактора, портить, таким образом, новую вещь было преступлением.

         Мода на джинсы в Союзе достигла своего пика примерно в восьмидесятые годы. Но ни одна фабрика в стране джинсы не производила. Редкие счастливчики могли позволить себе легально обзавестись вожделенными синими штанами, моряки, дипломаты, актеры или спортсмены, которым приходилось часто бывать за границей, в странах загнивающего капитализма. Который «загнивал, загнивал да загнить все никак не мог». Но все они подвергались тщательному таможенному досмотру и если одну-две пары джинсов еще можно было провезти через границу, то три-четыре уже вполне могли «потянуть» на статью о спекуляции. 
         Цена за джинсы иногда достигала двухсот пятидесяти рублей, а это две средние зарплаты советского служащего.  И все равно, спрос превышал предложение. Только синий цвет считался настоящим джинсовым. Самым крутым был человек в джинсах «Montana», «Wranglеr», «Lеe Riders", «Levi Strаuss», поскольку эти модели были самыми дорогими. Особо ценились  джинсы, которые сидели в обтяжку. Их можно было натянуть только влажными в положении лежа.
         Как-то мы с мужем гостили летом у его родителей в небольшом поселке городского типа под Москвой. Свекор внимательно рассматривал меня, одетую в майку и джинсы  с ног до головы, потом сказал: «Вот ведь времена настали, раньше мы, выбирая девушку, видели только лицо, и главным было, чтобы нос не сильно курносым был, а теперь ну прямо все на виду».

         Оклады у советских моряков были маленькие.
Помните, как у Довлатова:  "Деньги-то хорошие получаешь?"
"Хорошие, только мало".
         Жили в основном за счет набегавшей в рейсах инвалюты или чеков. Официально один чек приравнивался к одному советскому рублю. На самом деле с рук один чек стоил пятнадцать «деревянных». Главным доходом  были валютные командировочные шестьдесят четыре инвалютные копейки в день. Да, да копейки! Но и они начинали набегать только, когда судно уже вышло в нейтральные воды. Тогда и начинали капать эти несчастные копейки.
         Полгода моряк копил деньги ради нескольких часов в порту Амстердама, Гамбурга или Антверпена, где в припортовых лавочках покупались джинсы, жвачка, радиотехника и многое другое. Это были самые вожделенные и востребованные товары. И вот на этих товарах уже можно было делать кое-какие деньги. Двадцатидолларовый плеер официально в комиссионке стоил рублей двести. Но официальные инвалютные копейки – это крайне мало, поэтому буйным цветом процветала контрабанда фототехникой, оптикой, икрой. В общем все, что можно было купить в СССР относительно дешево, за границей продавалось по их меркам тоже за копейки, но для нас, советских людей это были уже приличные деньги. Когда государство платит тебе жалкие гроши, заработать можно только мелкой торговлей, которая в совке называлось "спекуляцией" и попадала под уголовную статью.

          По возвращении судна из за границы в СССР, начинался глобальный шмон, таможня искала контрабас, то есть контрабанду. Сам шмон происходил просто, всю команду запирали в столовой и красном уголке, в коридорах выставляли посты, и таможенники с пограничниками и собаками выворачивали пароход наизнанку. Судно - это огромное сооружение, с большим количеством помещений, переборок, каморок, отсеков.  Ну и если таможня была не проинформирована заранее, то за пару часов что-то найти было практически невозможно. Обычно, если что-то находили, значит кто-то наверняка стуканул.
 
          Спрос рождает предложение, поэтому чтобы хорошо отовариваться, надо было знать спрос внутреннего рынка. Например, рейсы по Волге к Каспийскому морю в сторону Ирана - это гипюр, ковры, икра, а Балтика – джинсы, парики, женские модельные сапоги, подержанные автомашины. Я в телеграммах и телефонных переговорах давала мужу соответствующие инструкции. Что и сколько взять для семьи, а что на продажу.
           За это  мы с Сергеем и терпели все лишения, связанные с его работой на флоте. А это не только долгие разлуки. Стрессы от непогоды с ее муссонами, циклонами, тайфунами и всякими прочими штормами. Частая смена климатических зон и часовых поясов вряд ли была полезной, кроме того постоянное воздействие железной коробки судна, с меняющимися магнитными и электромагнитными полями. И не только это. На теплоходе «Балтийский», например, численность экипажа обычно составляла семнадцать человек. И вот полгода каждый день с утра до вечера в достаточно ограниченном пространстве одни и те же люди, одни и те же лица, разговоры, анекдоты. Единственная женщина в команде повар – кок. Кстати, мужу и жене не разрешалось работать на одном судне, наверное, чтобы за границу не сбежали.

           Вспоминая события тех лет, я понимала, что отношения с мужем-моряком нельзя было  назвать безумной любовью или неземной страстью с моей стороны. Скорее это была высокая степень уважения и взаимопонимания, когда люди чувствуют друг друга на расстоянии. И тем не менее в наших отношениях всегда было много искренней нежности и теплоты. Кроме того, мне  было приятно появляться на людях рядом со своим супругом, ловить завистливые взгляды, в которых читалось: «Красивая пара!». Высокие гармоничные отношения, спокойный долгосрочный союз. Единственной проблемой было отсутствие детей. Пока муж находился в рейсах, я предприняла несколько попыток обследоваться по поводу бесплодия. Месяцами лежала в больницах, вызвав откровенное недовольство руководства на работе, связав  огромное количество шарфов, носков и рукавиц, но, не добившись внятного  ответа,  на вопрос - в чем, же все-таки дело? По мнению пожилой гинекологини, много повидавшей на своем веку, все было очень просто: нужен был муж, не уезжавший бы, так надолго.

           Но если доктор права, то почему в семье капитана Чечета, с которой мы с  Сергеем очень тесно дружили, все наоборот. У них уже трое детей, два мальчика и девочка, и его жена Наташа беременеет, чуть ли ни при каждой встрече, не успеет Чечет снять трусы.
           Глава семьи Чечетов - Александр был с Ростова. Это не ошибка, не "из Ростова", а именно "с Ростова", так он всегда говорил. Типичный ростовчанин с безграничным чувством юмора, беспредельным обаянием и умеренной приблатненностью. Их легко узнать в любой толпе, стоит им только открыть рот. Фрикативное «г» или «кулек» вместо пакета, куда нужно положить «синенькие», вместо баклажанов или «будем кушать раки», поскольку слово раки в Ростове не склоняют, сразу выдают их с головой.
           Однажды  Наташа задумала наказать мужа за какую-то небольшую провинность. Мы с ней решили выпить вдвоем и открыли бутылку коньяка, а  Саше наливали рюмку только за каждый рассказанный смешной анекдот. В результате обе лежали, надорвав животы от смеха, а Саша, хорошо приняв за воротник и получив прощение жены, отправился довольный и с чистой совестью  спать перед вахтой. А на вопрос почему так называют города Одесса-мама, а Ростов-папа он ответил просто: когда-то блатные c Ростова и Одессы между собой соперничали, кто главнее. И ростовские придумали это выражение, подразумевая, что Ростов делает с Одессой то же, что папа делает иногда с мамой.

           Время шло, я понимала, что не девочка уже, с беременностью надо было поторопиться, начала всерьез задумываться об ЭКО.
"Вбахать огромные деньги в непонятную затею?", - Сергей был категорически против.
Тогда еще крайне мало знали об ЭКО.
"Кроме того, на мой взгляд это шарлатанство, а сам процесс - большой грех с точки зрения церкви. Мы и без детей хорошо живем", - вынес окончательный вердикт муж.
          Меня особенно поразил довод про церковь, не верящего ни в Бога, ни в черта мужа. Если бы он знал, как надоели бестактные люди, задающие глупые вопросы! Они вечно суют нос не в свою жизнь. Поначалу я отвечала шутливо, что я еще не все бытовые вопросы в жизни решила. Но вы можете помочь, уступив нам свою квартиру или что аист еще в пути. Но потом поняла, что это моя жизнь и я не обязана всем отвечать и что-то объяснять. И ведь это не только дураки задавали такие вопросы, часто, казалось бы умный и образованный человек, возможно из зависти, сознательно хочет сделать тебе больно, чувствуя твою уязвимость.
           Вспомнилось, как та самая Татьяна Смирнова часто посмеивалась надо мной, предполагая, что может быть мы с мужем чего то не умеем и делаем что-то не так или не туда. У них с мужем тогда подрастал старший сын, а дочери Лены еще и в проекте не было. Но тут же плохие воспоминания перекрылись смешными. Я вспомнила, как обычно, приехавшие на судно жены накрывали по быстрому стол и, посидев за ним немножко для приличия, соскучившиеся друг по другу пары растекались по своим каютам, спеша уединиться. И только Татьяна долго разыскивала своего Смирнова повсюду, и найдя где нибудь по бренчанию гитары, чуть ли не на руках уносила в каюту.

           Однажды позвонила подружка, позвала поехать к мужьям в Калининград. Сообщила, что судно как раз пришло туда, простоит всего несколько дней. Такие сообщения публиковались в газете "Водник" на последней странице. Времени было мало, пока туда, пока обратно, теплоход может уйти в рейс. Значит, на поезде ехать нельзя, слишком долго, остается только самолет. На работе у меня был завал, начальница и так не любила меня отпускать, а тут реально нельзя было уезжать, я сама это понимала, но уж очень хотелось увидеться с Сергеем. Мы спорили с ней долго, я обещала или все отработать, или взять дни в счет отпуска или за собственный счет, обещала все-все-все, и даже черта в ступе. Время шло, мы не могли договориться, тогда я решила подать заявление об уходе. Наконец, видя мою настырность и решимость по поводу увольнения, начальница разрешила мне взять дни за свой счет. Но оказалось, что заходить домой за паспортом мне уже было некогда, ближайший самолет вылетал через час. Тогда подружка придумала хитрый ход. Один билет на ее паспорт купить в кассе аэровокзала в городе, другой тоже на ее паспорт в кассе в аэропорту. "А вдруг не пропустят в самолет?",- суетилась я. Но подруга ответила: "Да куда они денутся!". Мы так и сделали и, вы не поверите, но нас пропустили в самолет, пришлось правда слезу пустить и наврать с три короба о трудных обстоятельствах нашей жизни, как я очень соскучилась по мужу, как редко мы видимся. Впрочем, почему наврать? Так все и было, все правда.
          Обратно, конечно, ехали поездом, нагруженные под завязку коврами и другими заграничными товарами. В советские времена  билеты на поезда продавались без предъявления документов, удостоверяющих личность. Паспорт нужен был только при покупке авиабилета. Да и люди тогда были проще и доверчивее. Больше проявляли сочувствия и лучше понимали друг друга.

          Или вот тоже история, жена старпома приехала на судно с маленьким ребенком. Где-то всего наверное годик малышу исполнился. Спать его укладывали в коробку из под телевизора, выданную боцманом. Все молодые родители с нетерпением ждут первых слов и  шагов своего чада. Этот малыш к моменту своих первых шагов уже уверенно переворачивался и сидел, умел хорошо ползать. Только ползать на судне ему было негде, каюта тесная, в других помещениях тоже не разогнаться и он принял решение встать на ножки. А раз уж встал, надо идти. В кают компании места побольше, и под аплодисменты и ободряющий смех моряков он сделал свои первые нетвердые шажки. Ребеныш протягивал ручки и делал неуверенный шажок то к папе, то к маме. В общем за время пребывания на судне малыш действительно начал ходить, но шагал он широко расставив ножки и враскачку, как бывалый мореман. Такая походка у него еще долго сохранялась, как рассказывала его мама. А это событие со временем стало их семейным преданием.
   
            Однажды теплоход, на котором работал муж Виты, прибыл на рейд порта Венспилс. В небольшой гостинице недалеко от морского порта уже несколько дней томились жены моряков, приехавшие  из разных городов страны. Женщины соскучились и хотели побыстрее увидеться с мужьями, но попасть на судно можно было лишь после длительного таможенного досмотра. Очередь образовалась из судов в ожидании места у причалов. Чтобы ускорить процесс дамы скинулись на ящик коньяка для таможенников. Меня командировали на таможенном катере на теплоход. Мой муж рассказывал: «Стою на вахте, на капитанском мостике, смотрю в бинокль, и вдруг вижу несется к судну катер. Рядом с таможенником, стоящим за рулем, дивное видение — прекрасная незнакомка с развевающимися на ветру темными, длинными волосами. Подумал про себя: «Такая баба! Жаль, не моя!». Катер подошел ближе,  сердце чуть не выпрыгнуло из груди от счастья: «А баба-то моя!». Потом долго смеялись всей командой, моряки уважительно повторяли: «Твоя-то, Серега, тебя и на дне моря достанет, если ей надо будет».


Все совпадения случайны, события вымышлены.