Ботаники Парижа 1789

Вскрою двери ржавые столетий,
Вслед за Данте семь кругов пройду,
В зябь земных сказаний брошу сети,
Воззову сонм призраков к суду!
Валерий Брюсов

- Вы сегодня, Ламарк, без парика?- так встретили два ботаника, Жюссье и Брютель, своего коллегу. Они давно пришли в «Режанс», пристанище, увы, шахматистов, не ботаников Парижа, но хороший здесь был кофе. 
- Сбросил парик, как сто килограммов,  и не жалею – Ламарк с удовольствием погладил отрастающий ершик черных с проседью  волос, - и вам желаю.
- Ну, нет, все академики в париках. А что за шум прошелся в рядах болельщиков, не заметили?
- Говорят, старик Легаль снова играет без ладьи и пробует рокировку в разные стороны. Пешки его штурмуют бастионы черного короля.
- Да,  королям приходится не сладко. Вчера было Национальное собрание, а сегодня уже собрание Учредительное. Неужели у нас будет конституция? Читали «Декларацию»?
- Не только читал, но поддерживаю. Свобода и равенство никогда не были мне чужие.
-  Вы, конечно, не можете забыть Руссо
- Если бы не он, не было бы «Флоры Франции». Хорошо побродили мы с ним в окрестностях Парижа, собирая растения и говорил он не только о травках, Руссо ругал цивилизацию и просветителей.
- Вот и занимались бы Вы ботаникой, а не политикой.
- Человек животное политическое. Прав Аристотель. Если в стране нет политики, нет и свободы. Аристотель перебрал все существующие формы правления и доказал, что власть монарха нужно ограничивать.
- Знаете, Ламарк, Ваша «Флора» лучше всех деклараций,  и ее ключ определения видов  мне нравится. Что-то есть в нем от диалогов Сократа. Вопрос, ответ, а в результате рождается истина. Вы сотворили чудо, все поверили в свои силы и бросились в ботанику, даже король и придворные.
- Да, я стал королевским ботаником,  хранителем гербария
- И много получаете?
- Вы же знаете, тысячу франков в год. Приходится подрабатывать, но я не унываю. Пишу в «Энциклопедию» каждый день. Двадцать тысяч  рассказов о растениях.
- А вот Лавуазье двадцать тысяч только на приборы в своей лаборатории тратит. Читали его учебник химии? Как он здорово разобрался с вашей любимой теорией флогистона. Все теперь верят в кислород.
- Ну и пусть. Флогистон мне нравится. Сила, что содержится в горючих материалах. Похоже на внутреннюю силу, что присуща всем живым существам -  стремление к прогрессу. Сила у живых тел огромная. Сегодня это все больше понимают. Какие вулканы, какое море! Живые тела изменяют нашу Землю. И не просто живые тела, растения. Париж- столица ботаники, Париж столица мира. Буду сидеть  в нашем уютном «Саду растений» и писать книгу о живых телах. Хватит, поездил я по Европе, - Ламарк  помолчал, посмотрел на три чашки из белого фарфора, что принес слуга, отпил глоток кофе  и добавил, - Вы, Жюссьё,  говорите Лавуазье.   Но знаете, богатство Лавуазье опасно для него самого, народ ненавидит откупщиков.
- Деньги нужны всем ботаникам, - вступил в разговор Брютель -  вот в мой последней книге иллюстрации делал сам Редуте. Его рисунки дорого стоят. Вот рисунок дикой травки, аистника. Это портрет растения, почти портрет человека. Нет, лучше. Как сделать, чтобы цветы засверкали, как драгоценные камни, и  виден был каждый листочек?!
- Я давно об этом думал. Какое-то таинственное содружество ботаников и художников. Может, и  не только ботаников, всех ученых. В учебнике Лавуазье отличные  рисунки.
-  Так их бесплатно делала жена Лавуазье, ученица Давида.
- Красивая и умная женщина. Думаю,  ее портрет с мужем Давид писал именно из-за жены. Наши портреты ботаников мир, наверное, никогда не увидит.
Тут Ламарк замолчал, вспомнил свою Мари. Представил, она ждет его, одиноко сидит у свечи с книгой в руках. Так и не оправилась после последних родов.

- Ну, вот болельщики снова заволновались
- Вчера я видел, как Легаль  жертвовал коня. Вот это шахматы! Жаль,   болельщиков политика не интересует
- Не скажите, все они консерваторы и против революции
- Брютель, Вы слышали новость? Народ требует не только свободу слова, но и суда присяжных!
- Да, это ужасно, надеюсь, король этого не допустит
- Народ и судей не любит.
- Я не только судья Парижа, но и ботаник, - улыбнулся Брютель , - директор нашего «Сада» меня защитит. Он меня любит и уважает.
- Да,  директор он хороший, но с прошлым директором Бюффоном не сравнится. Когда он был еще живой, приезжал я в  поместье  Бюффона, и наблюдал, как  он работает. Представляете! Пустой огромный зал, потолка не видать. В зале только стол и стул. За этим столом он мог работать  часами, не ел и не пил, если озарение приходило. Никаких книг не признавал, брал все из головы, жил своим умом.  Создавал свои фантастические миры, а потом ставил опыты, читал книги, искал факты. И я бы хотел так работать
-- А мне нравилось, как работал дядя Бернар, - заметил Жюссьё, -  никаких чужих теорий он не признавал, своих было множество, ничего не писал, а в Версале все растения расположил в соответствии со своей естественной системой. Все ботаники были поражены, даже Линней приезжал. Он всех нас учил, даже Лавуазье чуть не стал ботаником.
- А Мария-Антуанетта все приказала убрать и свила свой личный уголок в Трианоне, - нахмурился Жюссье
- Идеи Вашего дяди не пропали даром. Читал Вашу последнюю книгу, уверен, все ботаники за Вами пойдут. Это надо придумать – мысленно взвешивать органы, выясняя их значение. Но что это болельщики заволновались?
- Они расходятся, наверное,  белые объявили мат черному королю. Пора и нам.

Они вышли из кафе, минули Пале-Рояль  и молча направились  к набережной Сены. Тысячи людей шли куда-то по улицам,  и чувствовалось в них такое же напряжение, как в ботаниках, после хорошего разговора, хотя ничего кроме кофе ботаники не пили. Зажглись фонари и отразились в водах реки.
- А знаете,  Ламарк, именно Лавуазье  украсил Париж своими фонарями. Посмотрите на этот полосатый закат. А что вы расскажете о погоде на завтра? Как продвигается Ваша книга по метеорологии? Не хуже, чем по ботанике? – Жюссьё улыбался в темноте.
Ламарк не ответил, но вдруг остро почувствовал, где-то совсем рядом поднимается к небу башня Бастилии.