Тайна старого моря. Часть IV. Искания. Глава 8

Глава 8
ВСТРЕЧА
И снова, шурша под окном опавшими листьями, вступала в свои права осень – ровно четыре года назад, в это же время, наша экспедиция собралась в Казахстан. О Шурке так никаких вестей и не было. Ферхад признался, что Морозов первый напал на него и между ними на острове завязалась драка: якобы защищаясь, Ферхад нанес Шурке несколько ударов камнем по голове и оставил истекать кровью, а сам сел в лодку и поплыл до Коктема. Куда же исчез после всего Шурка – этот вопрос я задавала себе множество раз. Мистика какая-то... Эмир предположил, что Ферхад все-таки убил Морозова и избавился от тела. Но сам преступник в этом так и не сознался. Ферхаду мог грозить пожизненный срок, но он отделался восемью годами колонии-поселения.
Эмир надолго уезжал в Казахстан, проводил журналистское расследование, твердил о мести – видимо, для восточных людей это дело чести. Но его старания не увенчались успехом, даже найденное на лодочной станции кольцо, как выяснилось, не принадлежало Шурке.
Я же представляла Морозова на острове Барсакельмес, на который он так рвался. Мысль о том, что Шурка мертв, я изо всех сил гнала. Он, словно фантом, приходил ко мне каждую ночь во сне. Однажды я увидела его в каком-то белом балахоне высоко в горах, в хижине, рядом с облаками, Шурка улыбался мне – спокойно, как в день нашей последней встречи. Морозов вполне мог перебраться в Южный Казахстан. Да и баба Оля говорила, что Шурка где-то в горах, среди снега.
Вся эта ситуация долго не давала покоя, но постепенно боль начала уходить. Осталась лишь усталость. А однажды я поймала себя на мысли, что могу целый день не вспоминать о Морозове, потом неделю и даже гораздо больше. Может, это и не любовь была вовсе. Тогда что же? Сильное ее желание? Страх одиночества? Или, в конце концов, просто страсть, как говорила Июния – неимоверное желание отнять его у другой... Люди часто склонны принимать сильные чувства за любовь.
Я по-прежнему жила одна среди кошек – их у меня к тому времени стало еще больше, мы с Виталием организовали приют на дому. К мужчинам я по-прежнему не испытывала особого интереса – видимо, мои чувства ушли, как вода в безжизненный песок. А где взять сил для следующих – я не знала. Мимолетная встреча с художником Арсением отняла последнюю надежду. Кстати, он оказался альфонсом, а Галина Ильинична вовсе и не жена была ему. Арсений жил на ее содержании, звал ее Галой, рассказала Июния. Почти как Пикассо. Он во всем хотел подражать великим художникам и хоть как-то самоутвердиться. Гала, его основная натурщица, была старше Арсения на восемнадцать лет, благодаря ей юноша мог не работать, а только заниматься рисованием. В дальнейшем связь с художником потерялась, а я так и не узнала, как сложилась его карьера.
В России один кризис сменял другой, и мы уже привыкли к бесконечному девятому валу, ловко цепляясь за корму тонущего корабля экономики. В «Табуляграмме» сменился главред – в поисках лучшей жизни уехал в столицу. А на его место поставили одну из любовниц владельца холдинга Валерия Потапова – Инну Иванову, девицу лет двадцати пяти, высокомерную и требующую к себе обращаться только по имени и отчеству – Инна Львовна. Жгучая тощая брюнетка с длинным носом и неизменным тетрапаком кефира на столе, изнуряющая себя диетами, изображала руководителя: бесконечно орала и кидалась словами типа «мне нужен результат!», а сама целый день болтала по телефону, заваривала кофе в перерывах между кефиром и уезжала после обеда на шоппинг. Эта ситуация в конце концов стала меня напрягать, а мой напарник корректор Фунтик вообще не слезал с больничных – как ему такое удавалось, я не представляла. Цены на продукты росли, а зарплата мельчала. Я неоднократно обращалась к Эмиру с жалобами на условия труда, но тот лишь сочувственно пожимал плечами и твердил: «Потерпи, Наташка, всем сейчас тяжело» и погружался в тяжелые думы. Подождав еще немного, я наконец нашла вакансию литературного редактора в глянцевом журнале «Шпильки»: сначала брала работу на дом, а потом перешла в штат – платили здесь щедрее, чем на предыдущем месте, я с интересом погрузилась в ранее незнакомый мне мир модных брендов и дольче виты.
Редакция «Шпилек» располагалась недалеко от «Табуляграммы», и у меня снова появилась прекрасная возможность прогуливаться по любимому старому парку.
Октябрь выдался на редкость теплым, но деревья уже наполовину облетели. Было странно ощущать себя в легкой одежде и шагать по опавшей листве. В шесть часов уже начинало смеркаться, и тополя устремлялись своими столетними стволами в темнеющее небо. Теплый ветер деликатно касался щек, создавая ощущение безмятежности. Оттого что ночью может внезапно подуть ледяной ветер и мгновенно выпасть запоздалый снег, становилось все же тревожно, но так хотелось продлить это мгновение, остановив взгляд на глади небольшого заросшего озерца посередине парка. Его облюбовали утки, заполняя тишину своим беззаботным кряканьем. Женщина с коляской и дочкой лет пяти бросали им хлеб. Я остановилась рядом и тоже достала батон, решив на следующий день обязательно сварить для пернатых перловую кашу, которая была для них гораздо полезнее.
Медитативный процесс кормления так увлек, что я не заметила, как стемнело и в черной воде отразились блики заглянувшей в него идеально круглой луны.
Зачарованная красотой пейзажа я присела на скамейку, с наслаждением вдохнув последние капли остывающего вечера. Вдруг вдалеке раздались чьи-то шаги, усиленные шуршанием листьев. Я оглянулась и увидела мужскую фигуру в длинном пальто. Фонари здесь, как назло, светили тускло, и все гуляющие в миг исчезли. Я неуютно поежилась.
– Симон! Арчи! – раздался голос незнакомца, и две собаки с лаем понеслись ко мне.
– Ко мне! Тумбочки волосатые! Ко мне! – кричал им хозяин.
Кудрявый пес, белый в коричневых пятнах, подбежав, ткнулся мокрым носом в мою руку. За ним с готовностью подпрыгнул другой и уставился на меня своими блестящими глазками-пуговками.
– Фу! – мгновенно подоспел мужчина. – Не бойтесь, они не кусаются.
Передо мной стоял крепкого телосложения высокий молодой человек, лица его я в темноте толком не смогла рассмотреть.
– Бирлик, баурсаки... Салем, Наталья! – произнес он.
– Что вы сказали? – удивленно переспросила я.
– Вы хотели спросить, откуда я знаю ваше имя?
– Ну да.
– Я Антон Белодеревцев, – пояснил мужчина и, заметив мое замешательство, добавил: – Кузнец из Бирлика. Помните?
– Кузнец?!
– Конечно же, вы меня забыли. А я такую девушку, как вы, на всю жизнь запомнил и мечтал увидеть снова.
– Ах, ну да, конечно же, помню! Вы нас приглашали на дастархан вместе с Эмиром, – в моей памяти начал всплывать Казахстан.
– Точно. Хороший парень. Вы хотели, наверное, спросить, откуда я здесь, в этом саду, перед вами ночью словно из-под земли вырос? – снова опередил меня с вопросом Белодеревцев.
– И откуда вы все знаете! – наконец рассмеялась я.
– Я все знаю наперед. Только если я вам сейчас все это расскажу, то шокирую вас – вы испугаетесь и убежите. А мне не хотелось бы этого, – я почувствовала, как Антон улыбнулся в темноте.
Белодеревцев сел рядом на скамейку и снова окликнул резвящихся неподалеку собак.
– Кажется, фокстерьеры? Это же они с вами были в Бирлике? – поинтересовалась я.
– Вот наконец-то память к вам возвращается! А то я уж подумал, вы от такого шока не отойдете, – Белодеревцев снова улыбнулся и задумчиво провел ладонью по подбородку. – Борода раньше была. Вы, наверное, тоже не помните.
– Помню! Была борода, рыжеватая такая, окладистая!
– А я сбрил, как видишь. И вообще в моей жизни много что поменялось за эти четыре года, – задумчиво произнес Антон.
– Быстро пролетело время.
– Да... Холодно. Дать вам пальто? – с готовностью предложил мужчина.
– Нет, что вы! Мне уже надо бежать.
– От меня? Жаль... – усмехнулся Белодеревцев. – Какой теплый был вечер!
Мы двинулись к выходу, который в десять часов уже закрывался. Собаки весело бежали следом, звонко лая. Под светом фонарей я окончательно разглядела Белодеревцева: он был коротко подстрижен, от бороды и действительно не осталось следа – где же тут сразу узнаешь, черный плащ был распахнут, а под ним виднелась расстегнутая на несколько верхних пуговиц клетчатая рубашка.
– Хотите спросить, что я все-таки тут делаю в Екатеринбурге? – проговорил Антон.
– Давайте вы один будете разговаривать, – предложила я. – Ведь вы и так угадываете все мои мысли.
– Боже упаси знать человеческие мысли! Кстати, я теперь не кузнец. Пришлось ввиду обстоятельств бросить это дело. В камерном театре работаю декоратором. Вы давно были в театре?
– В камерном никогда не была.
– Это упущение! – строго сказал Антон. – Хотя он мне уже надоел, например. Каждый день ходить в театр – это уже слишком!
– Да уж... На метро поеду. Поздно, – кивнула я в сторону метрополитена.
– Пожалуй, провожу вас и придется расстаться, дальше не смею навязывать свое общество, – вздохнул Антон. – И так уже занял у вас полвечера.
– Не преувеличивайте!
Что-то заставило меня замешкаться перед входом в метрополитен: быть может, ждала еще что-то от Белодеревцева...
– Симон! Арчи! – вновь окликнул он своих собак и натянул поводки.
Антон поднял воротник и легко зашагал в противоположную сторону.
 
В воздухе как-то сразу запахло осенью, и щеки коснулись капли мелкого холодного дождя. Я скрылась в метро, и всю дорогу думала об этой необычной встрече.
С Уралмаша до Пышмы добиралась на последней маршрутке. Через полчаса была уже наконец-то у дома.
Пока искала ключ от подъездной двери, за моей спиной внезапно просигналил автомобиль, не на шутку испугав меня. Я оглянулась и в свете вспыхнувших фар увидела черный «бумер»...
Продолжение следует.