Le Baiser Du Dragon и ankh976 Второй лорд Белого з

Глава 1.
Он любил прилетать в этот город, один из пяти, обслуживаемых им.
Три зеленых холма возвышались над городом. Три зеленых холма, увенчанные замками — лазурным, белым, небесно-голубым — казавшимися игрушечными с высоты полета. Фруктовые сады и белые дома волнами подбирались к их подножиям, а замки стояли, кичливо воздевая свои эркеры и капители, так же гордо и заносчиво, как были горды и заносчивы трое местных владык Холмов.
И Лаки залетал в каждый из этих замков — лазурный, белый, небесно-голубой — и трубил в серебряный рог Королевской почтовой службы, приземляясь на навершие обзорной башни. И там его почтительно и любезно встречали мужья Владык — церемонный первый лорд в лазурном, смешливый четвертый лорд в небесно-голубом, и строгий второй лорд в белом.
Второй лорд Белого замка.
Белый замок называли иногда Лебединым, и, когда с высоких гор спускался туман, он действительно походил на лебедя, плывущего по белому озеру. А его второго лорда звали Найрис, и он никогда не говорил больше положенного: “здравствуйте, господин королевский гонец”, “спасибо, господин королевский гонец”, “до свидания, господин королевский гонец”.
Лаки смотрел на его руки, как он аккуратно принимает почту, перебирает свитки, как протягивает, не поднимая глаз, красиво перевязанные ответные послания… И почему-то Лаки тоже не решался произнести казавшиеся ненужными слова.
Ни пошутить с ним было, ни полюбезничать, как с милыми омегами, младшими лордами других замков. А ведь те предлагали ему и посидеть в беседке за рюмочкой наливки, и трепались о новостях и сплетнях, так светски-приятно. А после них он летел в большую таверну меж трех холмов, и жители городка болтали и угощали его, радуясь столичному гостю. И на обратном пути Лаки выделывал залихватские мертвые петли, навеселившись в гостеприимном городишке. Но когда вспоминал об этом месте, то в памяти всегда всплывали лишь несколько минут, проведенных в обществе Найриса, второго лорда Белого замка.
***
— Нет, господин Меден, я не потащу с собой эту дрянь! — Лаки гневно отшвырнул свиток и плюнул в сторону большого черного ларя. Три раза плюнул, отгоняя проклятие.
— Извольте держать себя в руках, господин Лакейн, — сказал глава отдела. Ноздри его сердито раздувались, чертов бета нервничал и храбрился в присутствии разъяренного альфы, пусть даже и совсем юного.
— Но с каких пор у мертвяков… в смысле, у почтенного Ордена Некромантов свои гонцы кончились?
— Очевидно, нехватка в связи с поглощением Слизистых Болот? Смиритесь, — глава отдела дернул уголком рта, изобразив улыбку.
Лаки в раздражении выскочил из здания. От ларя было не отвязаться.
Он походил по скверику, успокаиваясь, а потом отправился загружать почту. Рядом остановились благородные омеги. Лаки покосился на них и принялся демонстративно настраивать планер на полет. Омеги пересмеивались, горяча коней, а Лаки гордо на них поглядывал, подкручивая медные пружины под надкрыльями. Хорошее настроение постепенно возвращалось. Сейчас он взлетит свечой и заложит вираж, а любезные омеги будут махать ему с земли шляпами и перчатками. Он поднял планер на полтора метра в воздух и ловко вскочил в седло пилота.
— Господин Лакейн! Вы забыли ларец! — из дверей родного учреждения выскочил мелкий бета-посыльный, с грохотом толкая перед собой деревянную тележку с этим самым.
Лаки перекосило, омеги вскрикнули, а их кони заржали и вздыбились.
Лаки кисло посмотрел вслед ускакавшим омегам и принялся прикреплять проклятую штуку длинными цепями под брюхо планера. Старт его никто не наблюдал и слава богу, такого нелепого рывка на взлете с ним давно не приключалось, аж перевернуло в воздухе.
На высоте уже начало вести, а по телу прошлась ледяная дрожь: магия некромантов конфликтовала с его собственной, полет стал рваным и ныряющим. Лаки стиснул зубы, сосредотачиваясь: от ларя следовало избавиться как можно быстрее, придется поменять маршрут.
***
До Белого замка он добрался уже поздно ночью, весь на взводе после общения с некромантами. Привкус мертвечины не помогала заглушить даже бутылочка ликера, захваченная из соседнего городка. Трактирщик уверял, что он настоян на крови девственных омег, какая чушь, уж вкус крови Лаки бы различил.

Он отхлебнул последний раз, отлетел подальше и зашвырнул пустую бутылку куда-то в темную массу леса. А потом снова направился к замку. Разумеется, он не собирался трубить в серебряный рог посреди ночи, доставка почты откладывалась до завтра. Он лишь кружился, снижаясь и снова поднимаясь, и воображал, что лорд Найрис ждет его внизу, весь в белом, как омега на картинке. Да-да, в белой ночной рубашке с маленькими кружевами у целомудренно застегнутого воротника, а завязки на спине, конечно же. И вот, Лаки подходит к нему сзади, медленно распускает узел…
Тут Лаки представил вдруг настоящего лорда в таком виде, и стало ему немного страшно и отчаянно весело от несбыточного.
Он спустился совсем низко и внезапно заметил темную фигуру у светлого парапета. Лорд Найрис, как будто в его мечтах, ждал его. То есть, не его, наверно, просто подышать свежим воздухом вышел, но так сладко было представить это.
— Милорд, — ветер от его приземления взметнул полы легкой накидки лорда Найриса, открыв взору обольстительные полушария, обтянутые тонкими брюками.
Тот резко развернулся, вскинув руку к лицу, словно испугался:
— Ах, это вы, господин королевский гонец… Срочная почта?
— Увы, милорд, совершенно ординарная, — покаялся Лаки, изо всех сил стараясь не подпустить пьяной вольности в голос.
— Но неурочная? — улыбнулся чему-то Найрис, и Лаки замер, завороженный этой увиденной впервые улыбкой. И еще ямочкой на его левой щеке, о, пожалуй, он отдал бы сейчас все за эту ямочку.
— Я просто пролетал мимо, милорд, — он тоже подошел к парапету и глянул вниз. — Любуетесь своими владениями?
— Здесь мне ничего не принадлежит.
Лаки промолчал, не зная, что ответить на это странное заявление. Да и к чему говорить, близость лорда волновала без всяких слов, и потоки ветра, и запахи лета ощущались сейчас особенно сильно, и наконец-то забылась некромантическая мерзость, как будто и не было ничего. Как будто одно присутствие благородного омеги смыло все.
— А правду говорят, господин гонец, что подняться в воздух дано лишь непорочным и чистым духом? — вдруг нарушил тишину Найрис, искоса на него глянув и снова мимолетно улыбнувшись.
А Лаки вдруг понял причину его необычной вольности: лорд видел лишь его силуэт в лунном сумраке и полагал, что Лаки так же не различает его лица. Оттого и улыбался. Это было так мило и невинно… так же невинно, как и его вопрос.
— Дело не в пороке, милорд. Никто не знает точно, в чем тайна полета, но зато я лично знаю пару весьма порочных магов, и они прекрасно летают. Иногда… — он на мгновение запнулся, а потом мечтательно закончил: — иногда мне кажется, что взлететь легко, только если ничто не держит на земле.
— Сильно порочных магов вы знаете, господин гонец? — после паузы поинтересовался Найрис. — И каковы же эти пороки?
Лаки залился краской:
— Простите, милорд.

— Не стоит извиняться, мне и правда любопытно, что вы считаете пороком.
— Эта тема недостойна вас, — выдавил Лаки, — нет, нет.
Они снова замолчали, но теперь тишина стала неловкой, от нее хотелось избавиться.
— А вы бы хотели слететь с башни? Я мог бы вас прокатить, милорд, — брякнул Лаки и тут же смутился собственной дерзости.

Но Найрис не оскорбился, он лишь положил руку на бортик, заглядывая в непроглядную для себя пропасть, и снова улыбнулся:
— Увы, я не могу позволить себе слететь вниз с вами, господин гонец, только один.
— О, нет, мой прекрасный лорд, так вы убьете себя и разобьете множество сердец, — засмеялся его шутке Лаки. — Но я и правда могу вас прокатить днем, в этом нет ничего неприличного, поверьте. Ваш сосед, лорд Тамин, позволял себе это пару раз… к всеобщему удовольствию.
Он вспомнил, как обнимал Тамина, четвертого лорда Небесно-голубого замка, белокурого и гибкого, и как тот смеялся на крутом вираже. С Найрисом будет по-другому, будет восхитительно и страшно, но ради того, чтобы ощутить его тело в своих объятиях, он готов полгода таскать грузы мертвяков.

— Я подумаю над вашим щедрым предложением, господин королевский… — лорд Найрис вдруг осекся, прислушиваясь: кто-то шел по лестнице. — Умоляю вас, улетайте немедленно, — вдруг быстро и словно бы испуганно зашептал он.
— До встречи, прекрасный лорд, — едва слышно фыркнул Лаки и поспешно прыгнул во тьму.
Да, ужасно было бы, если б их застали, так компрометирующе, и о чем он только думал, трепясь ночью на открытом месте. Уж точно не о репутации лорда Найриса.
***
При свете дня лорд Найрис не улыбался и не поднимал взора, но Лаки смотрел на него, не отрываясь, и наконец поймал быстрый взгляд. Он немедленно и с радостью продемонстрировал в ответ все тридцать зубов и два клычка, а Найрис вспыхнул.
— У вас перчатка запачкалась, милорд.
Найрис поднял правую руку, словно впервые увидел, а потом медленно стянул белую перчатку с маленьким бурым пятнышком и уронил ее на пол. У Лаки аж дыхание перехватило: как восхитительно лицезреть обнаженную кисть лорда, это голое совершенство безупречной формы. Он быстро опустился на одно колено, подобрал перчатку и прижал ее к груди.
— Это кровь, милорд?
— Да, господин королевский гонец. Поцарапался.
Лаки поморщился, почуяв ложь.
— Вы любите зеленый чай, господин гонец?
“Нет, чай пахнет рыбой”, подумал Лаки и пылко воскликнул:
— Из ваших рук, прекрасный лорд, любой напиток — божественный дар.
— Великий боже, какое нахальство, — усмехнулся Найрис, на его щеке снова появилась ямочка. — Не желаете ли присоединиться к распитию сего дара?
Они сидели на открытой галерее, опоясывающей покои лорда, и чай был вовсе не из его рук, естественно, его разливала прислуга. Найрис, уже в новых перчатках, брал тонкостенную кружку обеими руками, вдыхал аромат, прикрыв глаза… Лаки заставил себя закрыть рот и тоже уткнулся в чай. Тот пах душистым сеном.
— Вы чувствуете оттенок топленого молока и жасмина в аромате, господин королевский гонец?
— Хм… да, милорд. Но откуда молоко, ведь цвет абсолютно прозрачный?
— Особая обработка при сушке… Но вам ведь не интересна эта тема.
— Увы, я не силен в гербологии, но мне интересно все, что интересно вам, милорд.
Найрис тихо засмеялся, ресницы у него были темные, а глаза светло-серые, и оттого казалось, что они светятся.
— Как вы бесстыдно льстите.
— Ах, милорд, были бы вы альфой, вы бы не почувствовали ни капли лести в моих словах, лишь искреннее восхищение.
— Разве все альфы умеют это? Вы, должно быть, из Прозревающих истину? Как опрометчиво с моей стороны было с вами заговорить.
— О, нет, нет, мой дар Прозрения слишком скромен для отдела дознания! Я королевский гонец, милорд, не надо меня опасаться.
— Не буду, — лорд Найрис бледно улыбнулся, и Лаки засиял в ответ.
Лорд Найрис так и не согласился полетать с ним, но зато позволил приземляться впредь на эту галерею. И теперь почти в каждый свой прилет Лаки удостаивался совместного чаепития, а почтой они обменивались в личном кабинете лорда. И именно в этом кабинете произошло событие, навсегда изменившее их отношения.
***
В лаборатории было светло и пахло так сладко, что начинала кружиться голова. В огромных, с человеческий рост колбах плавали омежьи тела. В мареве множества светильников они казались золотистыми, а кисти рук и лица были совсем темные, этот загар простонародья никогда не сходил с их тел. И на всех были безобразные шрамы, как будто этих омег составили из разных частей. Некоторые “запчасти” были от бет или даже альф, но это заметно, только если приглядываться, ведь все простолюдины почти одинаковы.
Креван, первый лорд Лебединого замка, подтолкнул Найриса в спину:
— Посмотри, разве это не прекрасно. Они могут жить только в колбах.
— Это… ужасно, — Найрис побледнел и обернулся к нему: — Ты сказал, меня зовет владыка.
— О, должно быть я ошибся, — ухмыльнулся Креван, заправляя за ухо огненно-рыжую прядь. — Но раз уж мы пришли, может, полюбуешься? — он сжал ладонь, и в нее тут же впились острые зубцы серебряного ключа. Не до крови, просто чтобы почувствовать. Владыка занят с какими-то королевскими бумагами, Креван успеет вернуть ключ на место.
— Так нельзя, — тихо сказал Найрис, и на лице его явственно отразилось: “Владыка сошел с ума”.
— Владыка в своем праве, — одернул его Креван и опять усмехнулся: — Уж не впал ли ты во грех гордыни? Мало тебя наказывали. Гордость — начало греха, и обладаемый ею изрыгает мерзость, и за это великий Отец посылает на него страшные наказания… и низлагает его, — процитировал он, запутавшись.

— Разве владыка разрешил тебе входить сюда? — спросил вдруг Найрис, сжав кулаки, как будто собирался броситься на него.

— Не твоего ума дело, — Креван совсем не прочь был подраться.

После прошлой драки владыка отлупил их обоих тростью, подвесив вниз головами. Найрис тогда вскрикивал и вертелся, пытаясь уйти от ударов и являя порок непослушания во всей красе. Владыка так и оставил его висеть до ужина, чтобы хоть немного омежьих мозгов перетекло из задницы в голову.

Сейчас Найрис смотрел нагло и с вызовом. У Кревана к тому же приближались эти самые дни, которые простолюдины именуют течкой, а благородные не называют никак. В эти дни магия омег, бесполезная для них самих и такая притягательная для альф, достигает своего пика. Опять владыка будет сладко терзать его в опочивальне, а потом поить терпким напитком. Ведь первенца и наследника должен родить Найрис, благородный омега королевских кровей, хоть и ублюдок. Не Кревану тягаться с ним в знатности. Год назад Найриса отдали владыке, словно королевский дом желал избавиться от такого недостойного родича. Тот и впрямь оказался гордецом и упрямцем, а еще распутником, не сохранившим чистоту для брачных уз. Да, владыка так и сказал Кревану, а потом они неоднократно наказывали Найриса вместе.

— Как только родишь парочку детишек, сам окажешься здесь, — прошипел Креван и мотнул головой в сторону ближайшей колбы. — Владыка ждет не дождется, когда можно будет препарировать кого-то из благородных.

— Ты!.. — Найрис отступил к двери, рот его кривился болезненно. — Этого никогда не будет. В отличие от тебя, я могу контролировать… — и выскочил прочь, так и не договорив.
С ладони капнуло красным, Креван все же сжал ключ слишком сильно. Зачем же края его так остры…
Той же ночью владыка заметил три пятнышка засохшей крови на его руке, и притянул к себе ласково и разнежено, как всегда после любви:
— Ты что-то скрываешь, супруг мой.
Креван послушно прильнул к нему. Как здесь жарко и душно, аж невозможно дышать. Вот бы прыгнуть в черный ночной бассейн, или в то горное озеро, воды которого так холодны и прозрачны. Прошлым летом владыка часто брал его с собой туда.
— Я… ослушался, — взгляд его заметался между статуэткой пухлого ангелочка и резным подсвечником, великий Отец, только бы владыка не стал ничего пихать ему внутрь, там все такое чувствительное сейчас.
Владыка положил ему руку на горло, почти не сжимая, и Кревану на миг показалось, что он летит вниз. Как в тот раз, когда владыка заставил его шагнуть со смотровой галереи, подхватив лишь у самых верхушек деревьев. Именно тогда Креван понял, что значит полностью принадлежать своему альфе, и с тех пор эта бездна всегда была с ним, стоило владыке лишь прикоснуться.
— Рассказывай, — мягко улыбнулся владыка, не позволяя отвести взгляд, и это было невыносимо — смотреть в глаза альфе, провинившись.
— Я ходил в лабораторию, взял ключ без спроса, — забормотал Креван. — Вместе с Найрисом. Простите, владыка, я никогда больше…
— Тихо, — владыка отпустил его и принялся медленно снимать кольца.
И Креван выдохнул и зажмурился, это будет рука, спасибо, великий Отец, всего лишь рука…
Глава 2.
***
В тот день Лаки приземлился на знакомую галерею Лебединого замка тихо, не возвещая рогом. Лорд Найрис всегда был в кабинете в обычное время его прилета. И Лаки нравилось воображать, что тот ждет его не из-за обязанностей младшего из мужей владыки (принимать официальных лиц нетитулованного дворянского сословия), а… просто преданно ждет.
Кроме того, лорд Найрис так забавно пугался, если подкрасться к нему со спины: сильно вздрагивал, а потом пару минут изо всех сил старался изобразить непринужденность, успокаиваясь. Лаки восхищала такая чувствительная нервность, а в голове копошились непристойности, о которых и сказать стыдно, например: так ли он чувствителен и в постели? Лаки не злоупотреблял этой шуточкой с пуганием, конечно же, но иногда… не было сил удержаться.
В этот раз лорд Найрис сидел у секретера и усердно подписывал золотистые карточки приглашений. Владыка, должно быть, устраивал Осенний бал. Лаки бесшумно двинулся в его сторону, когда вдруг услышал звук кованых каблуков по камню.
Кто сюда идет, и что делать?! Он метнулся в будуар и забился за портьеру. Место оказалось весьма удобным: сквозь щель можно было видеть весь кабинет. Лаки уставился на склоненный профиль лорда, тот, очевидно, ничего не заметил — ни его маневров, ни приближающихся шагов.
Но вот он поднял голову, прислушиваясь, поправил выбившуюся из прически светлую прядь и встал. В кабинет без стука зашел пламенно-рыжий омега с тонким и надменным лицом. Первый лорд Белого замка, догадался Лаки.
— Владыка требует тебя, — первый лорд криво усмехнулся.
— Да, — Найрис медленно поправил шейный платок, — да, я сейчас.
— Поспеши уж, сделай милость.
— Да… — Найрис не трогался с места, лицо его побледнело и застыло.
У Лаки свело желудок от этой сцены, его прекрасный лорд так очевидно боялся, и это не была благонравная покорность омеги своему альфе, это было чересчур. Неужели с Найрисом дурно обращаются? Или тот провинился и просто боится справедливого наказания? “Второе”, решил для себя Лаки, ведь первое было бы слишком невыносимо знать.
Он почувствовал приближение сильного мага, и сам замер чуть ли не в ужасе. Владыка! О, нет, только не это. Лаки постарался слиться всем своим существом со стеной, гася магию, вдруг владыка примет его присутствие за кого-нибудь из стражи. В замке же полно слабых магов.
— Не стоит спешить, мои дорогие супруги, я пришел сам, — владыка ласково улыбался, а на его юном лице прозрачно светились почти мертвые глаза: он был невообразимо стар.
— Владыка, — оба омеги склонили головы.
— Найрис, ты знаешь, зачем я хотел видеть тебя?
— Да, владыка, я не оправдал ваши ожидания…
— Руки, Найрис, ты опять держишь себя недостойно.
Найрис судорожно вздохнул и разжал кулаки, руки он держал и до этого по швам, а теперь Лаки увидел, что пальцы его заметно подрагивают.
— Разве так трудно вести себя как следует и быть послушным? Продолжай.
— Простите, владыка… я не знаю… я был недостаточно усерден…
— Мой бог, за что ты наградил меня столь неразумным и порочным супругом? — владыка возвел очи горе. — Неужто для того, чтобы каждый мой день был заполнен неблагодарным трудом наставления и вразумления? Ты помнишь, что тебе запрещено подниматься на северо-восточную башню?
— Да, владыка… я не ожидал, простите, первый лорд позвал меня…
— У тебя всегда и на все найдутся тысячи жалких оправданий, Найрис. Просто непрерывный позор. Надеюсь, трость вольет в тебя хоть каплю благонравия, — владыка кивнул первому лорду, и тот отмер, принимая из его рук короткую тонкую трость.
Если бы Лаки не сосредотачивался все это время на медленном, очень медленном дыхании, то сейчас бы точно забыл, как дышать: первый лорд опустился перед Найрисом на одно колено, расстегнул ему штаны, а затем сдернул их вместе с подштанниками, обнажая стройные светлые бедра. Была видна даже нижняя часть прелестных округлостей.
— Пожалуйста, — Найрис затравленно оглянулся на окно, — мой господин, пожалуйста, не здесь… ведь увидят…
Владыка щелкнул пальцами, и окна замутились. Первый лорд надавил Найрису на шею, заставляя наклониться над резным креслом, а потом задрал на нем верхнюю одежду.
“Вдох, выдох”, подумал Лаки, ему была прекрасно видна обнаженная задница второго лорда, во всем совершенстве округлых форм и изяществе напряженных мускулов. Да, ее не портили даже темные длинные следы предыдущих наказаний. Так же, как и все новые и новые полосы — сначала белые, потом краснеющие, и постепенно наливающиеся бордовым и синевой. Найрис не произнес ни звука, пока первый лорд охаживал его тростью, только вздрагивал и зажимался, бедра его начинали дрожать.
— Раздвинь ноги и прогнись, — велел Владыка, беря в свою очередь трость, а Лаки открылось самое сокровенное, то, что он и не чаял никогда увидеть иначе, чем в своих мечтах: пушистый и трогательно подрагивающий мешочек с яичками, украшенный серебристым колечком, сжатая бледная дырка, покачивающийся кончик члена…
Владыка размахнулся и впечатал трость точно посередине, прямо по дырке. Найрис громко замычал, ноги его подогнулись, он бы упал, если бы первый лорд не подхватил его под живот. Следующий удар пришелся по мошонке. Найрис закричал и забился в объятиях первого лорда, а тот держал его, стоя на коленях. Глаза первого лорда были закрыты. И Лаки тоже зажмурился было, не в силах больше выносить подобное без гнева, но снова распахнул глаза, услышав ласковое:
— Молись, Найрис, мальчик мой, — владыка нежно ласкал супруга между ног, а тот, задыхаясь, зачастил:
— Спаси и помилуй… Великий Отец… отпусти прегрешения… — голос его прерывался свистом трости и собственными криками, но наказание длилось все то время, что он читал молитву, а Лаки смотрел, больше не отворачиваясь: святые слова волшебным образом помогли усмирить его ярость.
Владыка ушел, а Найрис упал на колени, закрывая лицо обеими ладонями, он был в белых перчатках, как всегда.
— Надень штаны, — сказал первый лорд, поправляя манжеты. — Или, может, исполним супружеский долг вместе?
— Проваливай.
— Договоришься, Найрис, — обронил первый лорд, выходя.
Найрис тщательно и как-то привычно привел себя в порядок, застыл надолго посреди кабинета, а потом прошел в красный угол и опустился на колени. Лаки краем уха зацепил слова горячей молитвы, но прислушиваться не стал, выскользнул из своего укрытия на свежий воздух. Его тошнило и потряхивало от увиденного. Так нельзя, нельзя было поступать, как это делал владыка, нельзя воспитание превращать в истязание, даже если и правда, что Найрис вел себя не совсем достойно… Лаки всегда считал, что его поведение — самое достойное, скромное и безупречное из всех знакомых благородных омег, но его мужу, конечно, виднее… Нет! Все равно — так нельзя.
Он минут пять сидел около своего планера, а потом протрубил в серебряный рог, и Найрис, второй лорд Белого замка, серьезный и строгий, как всегда, вышел его встречать.
— Не желаете остаться на чай, — спросил он уже в своем кабинете, с легкой улыбкой.
— Если вас не затруднит, я с удовольствием, милорд, — ответил Лаки, рассеянно поглаживая резную спинку дубового кресла. Он вспоминал, как судорожно цеплялся за нее Найрис, стараясь не кричать и теряя над собой власть.
— Ваше общество меня никогда не затруднит, господин королевский гонец.
А позже Лаки подносил тонкостенную чашку к губам, вдыхая аромат далеких горных лугов и топленого молока. Он смотрел на лорда Найриса, непринужденного и прямого, и думал, что этот гордый омега должен принадлежать ему, только ему, и никому больше, он сделает ради этого что угодно.
— У вас перчатка испачкалась милорд. Опять порез?
— Да, — он стянул перчатку и положил ее на стол, — эти ножи для бумаг такие острые.
— Мне пора, милорд, — Лаки встал за его спиной, так близко, что ощутил горьковато-свежий запах его духов, — позвольте вашу руку.
— Вы… совсем стыд потеряли, господин гонец, — кончик его уха заалел, и Лаки довольно улыбнулся:
— Но вам это нравится, милорд, не так ли? — он осторожно приподнял его обнаженную, все еще подрагивающую руку и невесомо прикоснулся к ней губами.
Лорд Найрис не сопротивлялся, так и сидел, глядя прямо перед собой.
***
— Какое похвальное радение об общественном благе, господин Лакейн, — глава отдела одобрительно покивал.
— Кто-то же должен делать это, господин Меден. Служить Отечеству, — Лаки прижал ладонь к груди. — Ведь некроманты трудятся на благо и расширение Объединенного королевства и короля лично, и долг каждого альфы…
— Расширение короля лично? — господин глава отдела поднял брови, ухмыляясь. — Помилуйте, что за богопротивная и нелепая крамола.
Лаки нервно усмехнулся в ответ.
Дополнительный договор с некромантами, на который Лаки так удачно получил разрешение, приносил не только глубокое удовлетворение верноподданнических чувств, но и приличную материальную компенсацию. А еще он открывал доступ к зловещей тайной власти, которая давала надежду обыграть владыку Белого замка — и похитить его второго мужа… У Лаки совсем не было плана осуществления этой безумной идеи, но он не собирался упускать ни единой возможности завладеть прекрасным лордом Найрисом.
***
Наступила зима, и лорд Найрис все так же протягивал ему руку в приветствии или прощании, и Лаки склонялся, замирая на мгновение над тонкой белой лайкой или замшей его перчатки.
Да, уже было холодно, и мягкая кожа сменила шелк в гардеробе второго лорда. И голова у Лаки слегка кружилась при встречах, а нетерпение сжигало сердце — он все никак не мог придумать, как похитить возлюбленного.
— Мне кажется, я живу только рядом с вами, — сказал однажды лорд Найрис.
Они стояли, глядя на горы, Лаки только что рассказывал о скальных козлах, удивительных тварях, карабкающихся по отвесным стенам, и последней его фразой было: “Не слушайте тех, кто уверяет, что они ради еды, милорд, нет, наверное, это в своем роде божий промысел — жить на стене над пропастью”.
“Я живу только рядом с вами”, сказал он, стискивая каменные перила и глядя в никуда, и Лаки задохнулся от восторга. Восхитительно быть для кого-то светом в окне, восхитительно, когда на твою любовь отвечают взаимностью.

Он осторожно дотронулся до локтя лорда Найриса, подходя поближе, вновь ощутил горький запах его туалетной воды и наклонился слегка вперед, а лорд обернулся, и их дыхание на миг слилось.

Лорд Найрис не открывал глаз, его ресницы были такими черными, а губы горячими и твердыми, и лихорадочный румянец на всегда бледных щеках, и дрожь их тел, разделенная на двоих — все это длилось лишь короткий миг, а потом он оттолкнул Лаки и сам отступил назад.

— Простите, милорд, — Лаки судорожно вдохнул, прижал два пальца к губам, перед глазами плавали белые звездочки… нет, снежинки. — Посмотрите, идет снег! Лет десять его не видел.
— Да, эта зима удивительно холодная… — Найрис поймал огромную снежинку, и она сверкала и переливалась на его рукаве под вспыхнувшими светильниками: сгущались сумерки.
— Как в стране драконов, — Лаки посмотрел на север и представил себя в глубоком пике, среди зловещих льдов и полярного сияния, в атаке на дракона.
***
— На границе с драконьими землями ослаблен барьер, и это более походит на чей-то злой умысел, чем на случайность, — владыка быстро просматривал свитки, а Креван сворачивал их, сортируя что взять, а что оставить.
Иногда ему дозволяли помочь или просто посидеть в кабинете. Здесь была какая-то особая атмосфера, все вокруг пропитано мощной магией, такой же древней, как и сам владыка. И тяжелые портьеры всегда задернуты, Креван украдкой смотрит из-под ресниц на супруга, как тот сосредоточенно изучает непонятные надписи и хмурится, глаза его застывают, как лед, и тогда кажется, что они светлее волос. Как же прекрасен владыка Белого замка, как больно от его ледяной красоты…
Креван очень старался запоминать магические руны, но путал их все равно. Руны невозможно запомнить, их надо чувствовать, а омеге не дано управлять магией ни в каком виде, лишь быть сосудом, передавая магический дар своим потомкам. Именно поэтому владыка желал завести наследника с Найрисом, омегой королевского дома, а Креван каждый четвертый месяц принимал горькое зелье после того, как ложился с владыкой. Несправедливо.

— Ты опять витаешь в облаках, — мягко укорил владыка и погладил его по щеке, а потом указал на свитки: — Эти я не возьму, зачем мне заклятья попутного ветра.

— Простите, владыка, — Креван потянулся невольно за его ладонью и скользнул на пол с низкой софы. — Я не подумал… на севере нет моря.

— Прощаю, — владыка погладил его по волосам и задумался. Может, все же решил взять его с собой? Вчера Креван осмелился попросить об этом, даже выбрал подходящий момент. Владыка наматывал на руку его волосы, любуясь сиянием изумрудов в них, и был в весьма благодушном настроении.

— Надолго ли вы покидаете нас? — Креван подобрал с ковра упавший свиток.

— До следующей высокой луны. Принеси мне ларец.

Креван поспешно поднялся и достал из секретера тяжелую шкатулку с зельями.

— Вот это, — владыка указал на флакон с белесой жидкостью, — дашь Найрису, если в мое отсутствие он почувствует… недомогание. И непременно запри его, чтобы даже никаких прогулок.

— Да, владыка, — Креван покраснел, но не от стыда, как можно было бы подумать, а от негодования. — Неужели Найрис не справится сам.
— Почему ты все время перечишь мне, — вздохнул владыка. — Мое терпение не безгранично.
— Простите, — прошептал Креван, холодея от странного чувства, названия которому он не знал. В груди предвкушающе заныло, когда владыка потянулся за тростью.
Он сбросил накидку и оперся о стол, приспустив штаны вместе с бельем. И вздрогнул от первого удара, расслабившись, в этот раз владыка больше ласкал перед разлукой, чем наказывал. Креван прогибался и раздвигал ноги, боль горячо разливалась по ягодицам, собираясь в паху нестерпимым желанием. И очень скоро владыка отбросил трость, прощая своего неразумного мужа, и наконец-то распустил завязки на штанах:

— Не молчи, Креван, или ты позабыл о молитве.

— Великий отец возлюбил нас… Любовь долготерпит, милосердствует… любовь не завидует… не превозносится, — шептал Креван на каждый толчок, внутрь и наружу, удовольствие каталось в нем расплавленным золотым шаром, — да будут слова сии в сердце моем…

— Побереги Найриса для меня, — мягко сказал владыка, дыхание его даже не сбилось, но звездный огонь его магии полыхал вокруг них, сейчас это было так явственно видно.

И тогда Креван зажал себе рот ладонью, не давая вырваться греховным словам, до чего же порочен он был и слаб, подобно всем прочим омегам.

Через три дня после отъезда владыки он отправился к Найрису, воображая, как сталкивает того с башни или топит во рву.

Найрис что-то писал, неловко сидя на краешке высокого стула, и обернулся, когда первый лорд вошел в кабинет. Что можно находить в таком омеге, кроме происхождения, конечно, раздраженно подумал Креван, тихая омежья прелесть злила безмерно. Эти глаза, как у мучеников со священных картин, по ним и не скажешь, сколь Найрис строптив и злонравен.

— Что тебе нужно, — тот обернулся, не соизволив встать.

В комнате тонко пахло приближающимся омежьим недомоганием.

— Пришел проведать, — Креван дернул плечом и заметил, как тревожно смотрит Найрис в окно, как будто кого-то ждет.

Наверняка завел себе воздыхателя среди местных дворянчиков, как это принято у благородных омег. У самого Кревана тоже было такое, и он даже позволил одному юному альфе прикоснуться устами к устам, цепенея от мысли, что владыке станет об этом известно. Это случилось на прошлом Весеннем балу, так волнующе.

— Что тебе нужно, — повторил Найрис.

— Позволь тебе помочь, — начал было Креван и вдруг замер, пораженный такой ясной и простой мыслью: ведь если у Найриса есть сердечная привязанность, она легко может перерасти в любовную связь, когда старшего мужа нет дома, а двери и окна распахнуты настежь.

— Уходи, — Найрис поднялся, блеснув брачным браслетом из сплетенных золотых нитей.

— Хорошо, — Креван поставил на столик причудливую коробочку с конфетами. Вообще-то, он их собирался на обратном пути съесть. Флакон с зельем остался в кармане его накидки. — Это тебе. Угощение в знак нашей будущей дружбы.
— С чего это вдруг
— Ну, я подумал, мы все же оба супруги владыки и должны жить в любви и согласии.
Найрис хотел подойти к нему, но вместо этого схватился за тесно застегнутый ворот накидки.
— Спокойных снов, — Креван церемонно поклонился и покинул покои второго лорда.
Глава 3.
***
В этот день было очень ветрено, и Лаки долго кружился и кувыркался в воздухе, радуясь буйству своей стихии. А потом посадил планер на крошечном выступе на крыше Белого замка и прыгнул вниз, поймав попутный вихрь, с одной почтовой сумкой в руках. Лорд Найрис не ждал его на галерее, и Лаки нахально проскользнул в его покои.
И на мгновение потерял ориентацию из-за ударившей по всем чувствам волны омежьей магии. Он замер и чуть не столкнулся с первым лордом, едва успев скользнуть в нишу со статуей. Первый лорд прошел мимо, ничего не заметив, и на его губах, ярких, как он сам, играла прелестная улыбка.
Лаки прижался лбом к статуе, пытаясь прийти в себя. Магическая вспышка была не у первого лорда, а значит… значит… лорд Найрис… Он с тихим стоном сжал себя между ног — там тоже было на грани, как и во всем теле. Мир вокруг полыхал тонкими оттенками и насыщенными ощущениями, близость высокородного омеги в пике своей прелести делала его таким прекрасным.

Лаки никогда не доводилось находиться рядом с омегами благородного сословия в эти дни, даже его омега-отец и брат всегда запирались в дальних комнатах, куда ему не было хода. А низкородные, с которыми он привык развлекаться, радовали в свои дни лишь слабыми вспышками, не дотягивающими даже до обычного магического фона дворян.

“Надо уходить от греха подальше”, — подумал он, но, как завороженный, направился не наружу, а внутрь, туда, в самую сердцевину магии.

— Лорд Найрис, — он улыбнулся и слегка поклонился, заходя в кабинет, — королевская почта, к вашим услугам.

— Приветствую, господин гонец. Пожалуйста, положите на стол, — лорд Найрис стоял около окна, нервно ломая белое перо. На его щеках горел лихорадочный румянец, а на пальцах темнели пятна от чернил — как кровь безвременно погибшего пера.

Лаки сглотнул, подходя к столу. Дрожащими руками выложил несколько посланий и застыл, уставившись на лорда Найриса.

— Я сегодня нехорошо себя чувствую, — прошептал тот. — Простите, что не могу достойно принять.

— Я вижу, — сказал Лаки медленно и сделал несколько шагов к нему, — вижу, милорд…

— Не надо, — лорд Найрис вжался в стену, тяжело дыша. Губы его приоткрылись, а глаза влажно блестели.

— Вы испачкались, милорд, разве можно так обращаться с писчими принадлежностями, — хрипло сказал Лаки и взял его за руки. — Позвольте мне…

И лорд Найрис не сопротивлялся, когда Лаки прижался губами к его ладони, а потом, осмелев, лизнул чернильное пятнышко.

Лаки поцеловал его запястье, задыхаясь от восторга, и по лицу лорда Найриса прошла судорога.
— Прекратите…
— Пожалуйста, — Лаки распустил узел его шейного платка и лизнул в обнажившуюся шею.
И снова лорд Найрис не сопротивлялся возмутительной вольности, даже когда Лаки прижался к его устам.
— Повернитесь, — попросил его Лаки и взял за плечо, разворачивая.
А потом все было как в самой смелой мечте или бесстыдном сне: Лаки снял с лорда Найриса верхнюю накидку и принялся расшнуровывать рубашку на спине, покрывая поцелуями гладкую кожу. Горький миндаль духов смешивался с собственным запахом лорда Найриса и запахом его магии — льдисто-свежим, подобным горному ветру, и у Лаки кружилась голова и все замирало внутри, как будто уходил он в смертельное пике.
Лорд Найрис дрожал и ежился под его ласками и все повторял свое “пожалуйста, не надо”, пока Лаки разоблачал его. И послушно прогибался и переступал ногами, освобождаясь от штанов.
— Как вы прекрасны, — прошептал Лаки, целуя его иссеченные ягодицы, это чудовище, владыка Белого замка, недавно вновь издевалось над своим мужем.

Лорд Найрис тихонько застонал, когда Лаки раздвинул прекрасные половинки и лизнул его в самое сокровенное.

— Вы позволите мне познать вас? — спросил Лаки, вставая.

— Нет…

Лаки потянул его к столу и, уложив, принялся вылизывать соски и основание шеи, все омеги были чувствительны в этих местах, и благородный лорд не оказался исключением.

Он метался и выгибался, цепляясь Лаки за плечи, притягивал к себе и глухо стонал, а в глазах его блестела и переливалась магия льда, омывая Лаки холодом и силой.

— Как же я вас люблю, мой прекрасный лорд, — Лаки положил ладонь ему на пах, и лорд Найрис, всхлипнув, толкнулся ему в руку и наконец попросил:

— Пожалуйста, возьмите меня.

И Лаки положил его ноги себе на плечи и медленно проник в его тело, в этот божественный сосуд силы, ощущая одновременно пылающий жар его плоти и ледяной холод магии.
— Боже, прости меня, боже, — шептал лорд Найрис, пока Лаки яростно в него вколачивался.
— Скажите, что любите меня, милорд.
— Люблю…
Лаки остановился, почувствовав, что близок к завершению, и поцеловал его в губы, одновременно лаская член:
— Я вас люблю больше жизни.
Лорд Найрис дрожал и слегка крутил задницей, пытаясь продолжить движения внутри себя, такие сладкие для всех омег, а Лаки все медлил, ожидая, когда он подойдет к самой грани. И наконец почувствовал это, тело лорда Найриса словно переполнилось силой, а когда Лаки снова начал двигаться, она выплеснулась на него, омывая с ног до головы и заставляя биться в экстазе.
— Спасибо, — сказал лорд Найрис позже, они лежали на столе рядом, сцепившись телами и слившись на короткое время в одно магическое существо. — Я и забыл, что оно бывает… так.
— Как? — спросил Лаки, тихо его лаская и наслаждаясь ответными ласками.
— Без боли и унижения, — грустно усмехнулся лорд Найрис, на его щеке мелькнула и пропала милая ямочка.
— Бежим со мной, — попросил его Лаки пылко. — Мы улетим вместе, в другую страну, сегодня везде такие бури, что я легко преодолею горы. И ваш злой муж не найдет вас.

— Нет, в вас говорит безрассудство, мой милый друг. Он найдет и под землей, — лорд Найрис закрыл глаза. — Найдет и разрежет на кусочки.

Лаки лишь вздохнул, обнимая его.

А когда они расцепились, то помог ему одеться и молча потянул за собой, к выходу на галерею.
— Что вы себе позволяете, и куда вы меня тащите, — лорд Найрис вырвался.
— Умоляю вас, пойдемте со мной, — снова поймал его Лаки, но лорд Найрис, гневно сверкнув глазами, оттолкнул его:
— Не смейте меня принуждать, господин королевский гонец, не смейте. Я не принадлежу вам.
— Вот как, — Лаки остановился, оглядывая его — такого красивого и вновь недоступного. — Вот как…
Как глупо, высокий лорд просто развлекался с ним, как с мальчишкой, а Лаки вообразил любовь. Он протянул руки, обрывая связывающие их нити и уничтожая их малейшие следы. Ах, если б можно было стереть их узы только в магическом теле лорда Найриса, и оставить болезненные обрывки в себе, но увы…
Лорд Найрис прижал руки к груди, и Лаки с горечью улыбнулся — он тоже почувствовал эту мгновенную боль и пустоту разъединения, как будто исчез из мира кто-то близкий. С простолюдинами такого никогда не бывало.
— Прощайте, милорд, рад был вас развлечь и доставить удовольствие.
Лорд Найрис бледно улыбнулся и подался вперед, словно хотел что-то сказать, но Лаки не стал его слушать. Он вышел наружу и перепрыгнул через перила, растворяясь в потоках ветра и снега, и сила, растревоженная любовью, распирала его тело так же, как страдание от безответности — душу.

***

— Я ждал вас каждое мгновение, господин мой, — Креван поклонился, прижимая ладонь к груди. Флакон с зельем так и лежал в кармане вчерашнего одеяния, надо бы подбросить его Найрису в спальню.

— Мальчик мой, — владыка заключил его в объятья, и они вместе спустились к завтраку, как и подобает супругам.

Найрис тоже бесстыдно явился, пошатываясь и благоухая, словно весенний сад. Неужели подготовил себя и решил соблазнить владыку прямо в столовой?

— Тебе лучше отдохнуть, Найрис, — ревниво сказал Креван. — Я прикажу подать завтрак в твои покои.

Найрис вздрогнул всем телом, а владыка повел головой, как слепой, будто уловил что-то в кристальном утреннем воздухе. Что-то, доступное лишь магу-альфе.

— Я… — Найрис облизнул пересохшие губы, — мой господин, позвольте удалиться.
— Не позволяю, — владыка непостижимым образом вдруг оказался рядом с ним и отшвырнул к стене.
Креван не смел пошевелиться, пока Найрис беспомощно барахтался, пытаясь встать.
— Как же так вышло, — продолжил меж тем владыка, — что в дом мой пробралась крыса и покусилась на мою собственность? Объясните же мне, мои дорогие супруги.

А потом подошел и вздернул Найриса вверх, прямо за шею. Креван только слышал, как тот хрипит, задыхаясь.

— Столь грубо подчищенные следы, — протянул владыка, разжимая пальцы. — Неужели ты позволил припасть к божественному источнику какому-то недоучке?

— Но ведь вы не можете определить, кто это был, — тихо ответил Найрис.

Безумец… Зачем же он дразнит владыку, как будто желает немедленной смерти. Креван не мог сдвинуться с места, так и стоял, прижавшись к колонне.

— Ты очень скоро сам пожелаешь поведать мне это, вот только стану ли я слушать, — владыка сделал сложное движение рукой, и Найрис застыл с остекленевшим взглядом.

А владыка обернулся к Кревану:

— Слушаю тебя, мой мальчик.

— Я полагал, он не осмелится… в вашем доме… я не знал…

Креван жалко оправдывался, пока владыка тащил его за собой, следом несли бесчувственного Найриса. И путь их лежал не в подземелье, как сперва показалось, а в северо-восточную башню. Владыка втолкнул его в лабораторию, а Найриса слуги уложили на высокий металлический стол.

— Ты не дал ему зелье и не стал запирать, хоть я велел тебе сделать это. Почему же ты ослушался меня?

— Я люблю вас, — Креван опустился на колени и прошептал еле слышно: — Люблю, владыка.

— Ложь, ведь ты смеешь ставить свои помыслы выше моих.

— Нет, владыка, это не так… умоляю вас, — он жалко дернулся, звякнув браслетами. Как кандалами.

— Даже сейчас ты перечишь мне, недостойный, — владыка слегка оскалился, и не было в его улыбке привычной мягкости.

— Пощадите, нет… — Креван попытался отползти, но руки и ноги его вдруг ослабли, лишенные всякой твердости.

Владыка же словно стал выше, и призрачные крылья взметнулись за его спиной. Креван зажмурился, не в силах смотреть на сверкающую чешую и острые, как кинжалы, когти. Второе обличье, великий Отец… Раньше владыка никогда не наказывал его всерьез.

Лишь на четвертый рассвет Креван очнулся, как будто выплыл со дна кошмарного озера. Он с трудом выпростал руку из-под пушистого одеяла и ощупал лицо. Глаза вроде целы, и нос… кожа на месте… Владыка вбивал в него послушание со всей строгостью и усердием. “Для твоего же блага, мой мальчик, это все для тебя…” Креван подошел к окну, пошатываясь, метель давно улеглась, и стало видно далекие горы. Как там должно быть прекрасно в это время года, все сверкает, и ветер такой сильный. Он попробовал распахнуть окно и потерял сознание.

И после этого владыка не звал его к себе и не приходил сам. Креван теперь выполнял обязанности и за второго лорда, составлял списки гостей на Зимний бал, подписывал приглашения и отвечал соседям на письма. Лишь однажды ему было велено явиться в лабораторию. Владыка вручил ему послания к каким-то важным вельможам при королевском дворе, но не позволил даже приблизиться к себе, не то что прикоснуться или припасть к руке. Креван успел заметить распростертого все на том же столе обнаженного Найриса. Тот был бледен, как мертвец, но в сознании, на животе и груди его были начерчены зловещие руны, а к плечам и бедрам тянулись прозрачные трубки с темной жидкостью.

— Что вы с ним сделаете, владыка, — осмелился задать вопрос Креван.

— Лишь то, что должно сотворить со всяким прелюбодеем.

Креван в ужасе распахнул глаза. Омеги благородного сословия слишком ценны и слабы духом, чтобы карать их смертью за грехи. Чаще всего им отрубали руки и ноги и оставляли существовать в таком виде. Говорили, что удовольствие альф не становится от этого меньше, да и детородные функции омег сохраняются. Очевидно, Найриса готовили именно к этому.
— Найрис, — Креван подошел к нему в непонятном порыве.

И Найрис услышал его, дрогнув бескровными губами. “Убей меня”, догадался Креван и замотал головой, попятившись.

— Наш милый Найрис не хочет признаваться, кто совратил его с пути истинного, — вздохнул владыка. — Злонравие его поистине не имеет границ. Может быть, ты знаешь, кто это был, а, Креван? Может быть, ты даже способствовал этому?

— Нет, — он молитвенно сложил руки, — нет, владыка, я ничего не знаю.

— Вон отсюда.

А на следующий день в замок прибыл королевский гонец. Креван услышал сигнал рожка и вышел на галерею, снова повалил снег, и гонец возник как будто из метели и бури, весь облепленный белыми хлопьями.

— А… — гонец замешкался на мгновение, а потом поспешно поклонился. — Здравствуйте, милорд.

— Здравствуйте, господин гонец. Не желаете пройти в кабинет, буря разыгралась нешуточная.

— Да-да, конечно, милорд.

Креван отвел его в кабинет Найриса, там хранилась картотека и лежали приготовленные письма.

— А где же лорд Найрис, — замялся гонец, перебирая корреспонденцию и рассовывая футляры по бесчисленным карманам объемистой сумки.

Креван надменно поднял бровь, удивленный дерзким вопросом.

Гонец был молодой совсем маг, с ясными глазами и открытым лицом. И фигура статная, невольно отметил про себя Креван, плечи широкие и крепкие, красивый альфа.

— Лорд Найрис собирался непременно передать ответы для господ из Долины Четырех рек, говорил, что это очень важно. Могу я дождаться его, милорд Креван? — гонец улыбнулся тепло и немного тревожно.

— Когда же лорд Найрис писал их, — Креван выдвинул один из ящиков и сделал вид, что ищет там письма. Вдруг это были письма к любовнику, и гонец что-то знает. Точно, наверняка он и передавал их. — Не припомните, когда это было, возможно, мне удастся найти.

— Две недели назад, — сразу вспомнил гонец. — Да, я был тут ровно две недели назад.

— Вы точно уверены, господин королевский гонец?

— Да, милорд, — тот пожал плечами. — Но не смею задерживать вас, если лорд Найрис не может сегодня…

Креван обернулся и посмотрел на него внимательно. Две недели назад. В тот самый день, когда Найрис развлекался с любовником.

— Лорд Найрис не сможет и завтра. И послезавтра тоже, господин королевский гонец. Произошло ужасное несчастье.

— К-какое же, милорд, — побледнел гонец, пальцы его дрогнули нервно и как-то беспомощно.

— Лорд Найрис погряз в пороке, и нашему господину стало известно об этом. Любовник лорда Найриса был столь беспечен, что не соизволил как следует подчистить следы их развратной связи. Ужасно, не правда ли, господин королевский гонец?

— Ужасно, — тихо ответил гонец, глядя прямо перед собой.

Значит, вот с кем был Найрис тогда, теперь у Кревана почти не осталось сомнений.

— Участь его хуже смерти. Вы же знаете, что делают с омегой, нарушившим святой обет, господин королевский гонец?

— Нет, — прошептал тот. — Скажите, что это неправда.

— Это правда, наказание уже исполнено, — Креван опять залюбовался этим альфой. Как прекрасны были сейчас его глаза, полные чистого горя. — Но вам не о чем беспокоиться. Лорд Найрис скорее умрет, чем выдаст своего любовника, даже под пытками.

— Неужели его нельзя спасти, — гонец чуть не схватил его за руку, а потом отшатнулся.

Креван печально вздохнул:

— Лорд Найрис счел бы смерть избавлением. Вот если бы любовник был в состоянии чем-то помочь ему, или хотя бы облегчить его горькую участь… Все в руках Отца нашего, господин королевский гонец.

— Милорд, прошу, позвольте мне завтра навестить вас, — гонец подошел к нему непозволительно близко.

— Хорошо, — согласился Креван, это становилось даже интересным. Может, стоило выдать его владыке, в любом случае, до завтра есть время подумать.

Без сомнения, владыка тут же расправится с королевским гонцом, но вот Найрис… Найрис останется жить, пока не исполнит свое предназначение. Креван вздохнул. Как неправильно устроен их мир, великий Отец, похоже, совсем потерял разум, когда творил его. Колдовать могут только альфы и беты, а омеги слабы и бессильны. И при этом магический дар наследуется лишь через омегу, от простого дворянчика-омеги никогда не родится сильный маг, о простолюдинах и говорить нечего.

А волшебники королевского дома — одни из сильнейших, неудивительно, что владыка забросил свои эксперименты, заполучив Найриса. Креван поежился, вспомнив об этих экспериментах. Да, владыка тоже был поражен злонравием и презирал замысел великого Отца. В своей гордыне он желал получить потомка, который унаследует его собственную магию жизни, магию альфа-отца. И это почти получилось с прежним вторым лордом, тот даже смог прожить в колбе почти весь срок.

========== Глава 4 ==========

Ветер покидал его и ускользал из рук, и Лаки, словно раненная птица, падал и взлетал, добираясь до столицы. Множество “если бы” вертелось в голове, разрывая на кусочки. Если бы он не послушал лорда Найриса тогда и умыкнул его с собой. Пусть бы тот его ненавидел после этого. Когда-нибудь бы простил. Если бы он засунул собственную уязвленную гордость себе в задницу и навестил Белый замок раньше, может быть удалось спасти возлюбленного. Если бы он не был столь самоуверен в своем умении подчищать следы, если бы хоть раз задумался о том, что для такого могущественного волшебника, как владыка холмов, ничего не стоит…

Лаки всхлипнул и вытер с лица превратившиеся в лед слезы, приземляясь во дворе столичного Дворца Мертвых. Он все равно спасет Найриса, проникнет в сердце Белого замка и напоит его эликсиром мертвяков. Тем, что делает живых людей на время как мертвыми, Лаки перевозил однажды такой.

И владыка забудет про своего грешного мужа, а Лаки украдет его из склепа.

А если не удастся с эликсиром, то Лаки все равно проберется, дарует Найрису легкую смерть и заколется сам там же.

Оставалось только упросить Ольгерта, своего приятеля среди мертвяков, чтобы он раздобыл тот эликсир для него. А потом умолять первого лорда показать, где держат Найриса. Или не стоит, вдруг тот выдаст его, ведь омеги так слабы перед своим альфой…

“Любовь мне поможет, приведет прямо к нему, я помню вкус его магии и найду хоть под землей”, прошептал Лаки, убеждая себя. А потом вдруг подумал, что магическая защита замка наверняка не пропустит его дальше внешней галереи и прилегающих к ней комнат в покоях второго лорда, куда ему был дарован доступ. А значит, первый лорд — его единственная надежда. Что ж… Тот выглядел таким достойным и обеспокоенным участью Найриса, Лаки чувствовал его искреннюю скорбь. Он должен, обязательно должен помочь.

Лаки привычно уже проскочил мимо бубнящих зомби, изображающих стражу. Дворец Мертвых не охраняли живые, только заклинания и такие вот пугала-зомби. Сами некроманты были достаточной защитой, так как они предпочитали селиться или в кельях своего Дворца, или в прилегающих к нему кварталах. И вовсе не из-за любви к собратьям по цеху, просто больше никто бы не потерпел такого соседства, кроме них самих.

Слава богу, его приятель был в своей келье.

— Смертная пыль? — протянул тот, перебирая свитки и полированные косточки на своем столе. А потом быстро взглянул на Лаки и словно бы смущенно произнес: — Зачем она тебе… друг? Это плохая штука.

Ольгерт всегда так неуверенно называл его другом, словно не мог поверить, что с ним, некромантом и слабым магом-бетой, могут на самом деле дружить.
— Мне надо, Ольгерт, умоляю тебя, не спрашивай, зачем, но она мне нужна, как жизнь, — Лаки нервно метнулся по комнате, поднимая за собой маленькую бурю, и остановился перед Ольгертом.

— Ты совсем не держишь себя в руках, Лаки, — Ольгерт отшатнулся назад, его темные волосы разметались и спутались от ветра. — Оставь это пагубное пристрастие, прошу, тебя. Сейчас она нужна тебе, как жизнь, завтра — больше жизни, а пройдет время, и тебе не понадобится ничего. Сгниешь заживо.

— Ольгерт… — растерялся Лаки, — о чем ты вообще? Какая пагубная страсть? Мне нужна смертная пыль. Помнишь же, та самая, что уподобляет людей мертвецам даже в глазах сильнейших магов. Ты сам мне говорил.

— Но для чего тебе? — упрямо возразил Ольгерт, и Лаки взвыл, явно его напугав:

— Хочу похитить мужа у одного вельможи! Ну же, Ольгерт, ты мне поможешь? Это вопрос жизни и смерти, поверь, моего возлюбленного омегу пытают возможно в это же самое время, что мы с тобой беседуем.

Лаки схватил его и встряхнул.

— Смертная пыль тут не поможет, — прошептал Ольгерт, отводя его руки.

— Но как… неужели… — Лаки в отчаянии обхватил себя за плечи. — А яд, Ольгерт, есть ли у тебя яд, чтоб бесследно?..

— Ты не сможешь отравить знатного мага ядом, они очень сильны.

— Мне омегу, — сказал Лаки тихо. — Он сказал, что смерть будет избавлением. Для нас обоих.

— Подожди с ядом, — Ольгерт взял его за руку, — кажется, я знаю эликсир, похожий на тот, что тебе нужен. Но он очень сложный и должен быть приготовлен могущественным магом. Я отведу тебя к наставнику.

— Спасибо, Ольгерт, я твой должник, — Лаки почувствовал, как надежда возвращается к нему.

Наставник Ольгерта долго не открывал им, а когда открыл, то Лаки аж зажмурился от внезапно накатившей тьмы. Он даже не расслышал, что говорил Ольгерт, прося своего наставника за него, не слышал и не запомнил ни его имени, ни того, представляли ли их вообще. Очнулся он уже в покоях старого некроманта.

— Желаете, значит, напиток богов, — зевнул тот, кутаясь в меховой халат.

И пообвыкшийся уже Лаки заметил вдруг, что не так уж некромант и стар, судя по выразительным чертам и живому взгляду когда-то черных глаз. С возрастом лица магов становились кукольно-юными и отрешенными, как фарфоровые маски, а глаза выцветали и словно бы застывали.

— Желаю, господин некромант, и готов заплатить любую цену, — церемонно склонил голову Лаки.

— Любую? — еле заметно усмехнулся тот.

И Лаки поспешно поправился, думая о том, согласится ли некромант на рассрочку, если цена окажется слишком высока:

— Золотом.

— Зачем мне ваше золото.

Пришел слуга и разлил по трем стопкам источающую горечь настойку, к которой никто не притронулся. По дальним углам гостиной бегали тени огромных пауков.

— Что же вы хотите, господин некромант, — сказал Лаки после долгого молчания.

— Всего лишь вашу душу, — засмеялся тот.

И на краткий миг Лаки пробрало ознобом, а потом он с легкостью пообещал:

— Она вся ваша в этой жизни. Кроме той ее части, что принадлежит моему возлюбленному. Если вы мне поможете его получить.

— Прекрасно, — снова засмеялся некромант, — какое взвешенное, ответственное и щедрое обещание вы мне даровали, молодой человек. Посмотрим на вашу ценность.

Он поднялся и жестом велел следовать за собой.

— Встаньте в центр пентаграммы.

Лаки обеспокоенно оглянулся на Ольгерта, а потом обратился к его наставнику:

— Но вы же поможете мне, господин некромант, обещаете?

— Не волнуйтесь, я лишь проверю вашу силу, — ответил тот, выдвигая откуда-то жертвенную треногу. На ней зловеще возлежал нож.

И Лаки коротко выдохнул, решив во всем довериться проклятым магам. Да и был разве у него иной выбор. Старый некромант полоснул его ножом по руке, собрал кровь в чашу и плеснул ее на жертвенник. Тот полыхнул черным пламенем. Некромант вылил это пламя в пентаграмму, и оно разлилось по ее граням, высоко вздымая свои языки. Лаки кусал губы и представлял, как крошит владыку Белого замка на кусочки.

— Не фонтан, — сказал некромант, понаблюдав за пламенем. — Но по нынешним временам и с вашим происхождением… Я дам вам напиток богов, а вы поклянетесь служить Ордену пять лет.

— Спасибо, — Лаки прижал руки к груди и, осмелев, попросил: — А Орден поможет моему омеге новые руки и ноги отрастить? Я буду и десять лет служить…

— Новые руки и ноги? Над вашим омегой совершили ритуал Усекновения? — хмыкнул некромант, выходя из ритуальной комнаты.

— Да, его муж прознал.

— Надо же, ритуал Усекновения, кто же этот достойный муж, так ревностно блюдущий древние обычаи? — некромант упал в кресло и потянулся за настойкой. — Кому же из наших владык вы наставили рога, юноша?

— Я не могу сказать…

— Иссану, Железному владыке морей? Рандуину, владыке Золотого холма? — рассеянно перечислял некромант, не обратив внимания на возражения. — Даркаену, владыке Белого холма? Ах, вот как, — он посмотрел Лаки в лицо и засмеялся. — Значит, старина Даркаен… Белый дракон Лебединого замка обзавелся витыми украшениями на башке.

— Я… — Лаки уставился на паучьи тени, копошащиеся теперь совсем близко, за плечами некроманта. — Только не говорите никому, умоляю вас.

— И как же вы собираетесь пробраться в его замок? У вас есть доверенный слуга?

— Нет, но первый лорд Белого замка… я надеюсь уговорить его помочь.

— И первый лорд и второй? — заржал некромант. — Изумительно пронырливый вы юноша. Впрочем, второму лорду уже не помочь.

— Почему? — задохнулся Лаки и вскочил, несколько мохнатых теней закружились от поднявшегося ветра.

— Ритуал усекновения — весьма сложный жертвенный процесс, вы не представляете. Сохранить омежью магию в полной силе, усечь навсегда и порадовать богов плотью… После ритуала усекновения нельзя вырастить рук и ног. Ваш омега останется таким до конца жизни.

— Навсегда? — Лаки зажал рот ладонью, пытаясь сдержать рыдания. — Вы… это не может быть правдой…

— Я мог бы вас обмануть и принудить служить Ордену за усеченного омегу, но зачем? — некромант пожал плечами. — Оставьте его там, в Белом замке. К чему вам это, если вы не высокородный извращенец, подобный старине Даркаену.

— Нет-нет, — прошептал Лаки сквозь слезы, — я его буду любить любым.

— Достойное решение, — снова развеселился некромант. — Действительно, зачем вам целый высокородный омега? Они же совершенно не похожи на привычных вам дворянчиков. Это неизводимое злонравие и железная воля в следовании ему… Это несгибаемое бесстрашие, происходящее не от трезвого разума, а от полного его отсутствия…

“Не смейте оскорблять”, — хотел крикнуть ему Лаки, но подавился на первом же слове огромным пауком и мучительно закашлялся.

Очевидно, некромант не терпел дерзостей.

— Уходите.

Лаки попятился, а от дверей, несмотря на то, что Ольгерт усиленно тянул его вон, все же спросил:

— Но вы мне поможете?

— Да. К утру будет готово, — рассеянно улыбнулся некромант.

А на следующее утро Ольгерт дал ему маленький фиал с переливающимся изумрудами зельем.

И первый лорд Белого замка легко согласился прекратить мучения “бедняжки Найриса”.

— Какой красивый яд, — сказал он, беря фиал. — Так, значит, не оставит следов?

— Никаких, — тихо ответил Лаки, наблюдая, как маленькие черные пауки бегут по руке первого лорда, а тот ничего не замечает. — Вы же проведете меня в склеп позже, милорд?

— Конечно, — любезно улыбнулся первый лорд, его глаза светились ясной зеленью, похожей на некромантское зелье.

***

Неужели ему удастся избавиться от Найриса раз и навсегда… Креван сжал в руке переливающийся фиал. Он немало удивился сегодня утром, когда услышал звук почтового рожка и увидел любовника Найриса, и не побоялся же тот вновь явиться сюда. “Все ради любви”. И Креван понимающе улыбнулся и принял сосуд с ядом из его рук.
Он беспрепятственно прошел в пустующий кабинет владыки, как делал неоднократно до этого, и достал из секретера нужный ключ. А потом поднялся на северо-восточную башню и вложил ключ прямо в цветочный узор, украшавший черную дверь. Та беззвучно скользнула в сторону, когда Креван провел в определенной последовательности по лепесткам и стеблям, сам владыка научил его когда-то, “смотри, сперва по листьям фиалки, далее по стеблю розы и обязательно по лепесткам троецвета”.

Кревана затрясло, когда он переступил порог. Но благородному омеге не пристало испытывать страх, подобно крестьянину или торговцу, напомнил он себе. Хотя тут было чего бояться.

Найрис лежал все на том же столе, теперь установленном в середине начерченного круга. Глаза его были наполовину прикрыты, как у покойника, и Креван с греховным восторгом провел рукой по его лицу, опуская веки. Вот так, теперь все как надо.

— Радуйся, твой любовник великодушно печется о твоей судьбе.

Найрис дрогнул ресницами от его слов, но глаза не открыл, сил его не хватило даже для этого. Если бы Креван мог видеть магические потоки в теле второго лорда, то непременно заметил бы их болезненное истончение в конечностях — ритуал был почти завершен.

Креван наклонился и прошептал ему почти в ухо:

— Господин королевский гонец такой красивый альфа и очень храбрый. Но разве это стоило того, чтобы все потерять?

— Да.

Ни тени раскаяния не промелькнуло в лице второго лорда. Очевидно, Найрис был поражен не только злонравием, но и безумием еще во чреве своего омега-отца. Не иначе, тот слишком часто пренебрегал молитвой.

— Он передал для тебя такой яд, что не оставит следов, — Креван погладил его по лицу, легко надавив на губы, и Найрис послушно приоткрыл их.

А потом глаза его задвигались под закрытыми веками и дрогнули губы.

— Сказать господину гонцу о твоей любви? — догадался Креван.

— Да, — еле слышно выдохнул Найрис.

— О, не волнуйся об этом, дорогой, я выполню твою последнюю просьбу с превеликим удовольствием.

Возможно, Найрис хотел поблагодарить его, или Кревану только так показалось. Он поцеловал его в лоб и выскочил за дверь, расчувствовавшись от чужой любви, холодность владыки теперь ощущалась особенно остро. Вдруг тот никогда не простит его, думал Креван, торопливо покидая северо-восточную башню, нет, такого не может случиться. Ведь раньше владыка всегда прощал его, стоило лишь явить послушание и покорность. Он поправил накидку, горько усмехнувшись.

Королевский гонец ожидал его на галерее, как и было условлено. Креван протянул ему опустошенный фиал:

— Вот, возьмите.

— А как… уже подействовало? — тот торопливо спрятал склянку в карман.

— Должно подействовать, — пожал плечами Креван и отвернулся, делая вид, что пытается сдержать слезы. — Я не стал дожидаться, вы же понимаете.

— Да, конечно, милорд.

— Лорд Найрис любил только вас, больше жизни.

— Могу я увидеть его еще раз, милорд, прошу, — гонец вышагивал по галерее, словно укушенный васильковой блохой.

— Не мельтешите же, — укорил его Креван, и тот замер послушно. — Прилетайте, как только увидите траурные ленты на знаменах и флагах. Я проведу вас к склепу.

— И позволите побыть с возлюбленным наедине, милорд? — чересчур пылко сказал гонец, и Креван поразился этакому нахальству:

— Неужто вы из тех, для кого и в смерти омеги не теряют своей прелести?

— Истинной любви смерть не преграда, — гонец поклонился. — А сейчас позвольте покинуть вас, пока нас не заметили.

— До встречи, господин гонец, наблюдайте за флагами.

Креван вспомнил вдруг о своей невинной лжи королевскому гонцу, ну, про то что Найрису отсекли руки и ноги. То-то гонец удивится, обнаружив в склепе тело своего возлюбленного целым и невредимым, как бы это открытие не спугнуло его фантазии, остудив любовный пыл. Креван так увлекся, воображая эти фривольные сцены, что чуть не забыл вернуть ключ на место. Он кинулся в кабинет и едва успел спрятать его в маленький ящичек, как услышал шаги за дверью. Креван отскочил от секретера и постарался взять себя в руки.

.

— Мой господин, — он склонил голову, казалось, стук его сердца слышен на весь кабинет.

Вошедший владыка вздернул его подбородок:

— Надеюсь, у тебя есть хоть одна причина находиться здесь.

От этого прикосновения внутри что-то скручивало узлом, как будто его пытали без боли.

— Я… — Креван широко распахнул глаза, — владыка Рандуин прислал приглашение на праздник зимнего солнцеворота. Вы позволите… пойти с вами? — он достал из кармана накидки свиток.

— А ты разве заслужил?

— Нет, не заслужил, конечно. Мое злонравие… и порочность… позвольте искупить, владыка, — зашептал Креван с надеждой, ибо во взгляде владыки больше не было драконьей стали.

— Ступай в часовню и молись, — владыка оттолкнул его к столу, нагибая и привычно сдергивая с него штаны.

Креван приготовился к вторжению, но вместо этого почувствовал, как нечто заползает ему в задний проход и копошится там, перебирая лапками.

— Это лишь для того, мой мальчик, чтобы ты помнил о своей порочности и не возносился выше дозволенного, — успокоил его владыка, ласково погладив по ягодице. — Я приду позже, чтобы насладиться твоим смирением.

— Я не разочарую вас, владыка, — Креван приложился устами к его руке, и его не оттолкнули в этот раз.

Внутри что-то сладко вертелось и ерзало, напоминая об омежьих слабостях — телесной и духовной.

========== Глава 5 ==========

Флаги над Белым замком оделись в траур на следующий день, и тогда же врата замка открылись для всех людей благородного сословия, желающих выразить соболезнования. И Лаки, измученный ночью тревог и сомнений, тоже пришел и долго смотрел на осунувшееся лицо возлюбленного, пользуясь тем, что владыка удалился с каким-то знатным гостем.

Ни капли жизни не было в Найрисе, ни единой искорки магии, и Лаки снова и снова задавался вопросом — не была ли его смерть настоящей. Вдруг непредвиденные обстоятельства…

Он судорожно вздохнул и заставил себя отойти от утопающего в цветах гроба. Цветы покрывали бедное усеченное тело его возлюбленного целиком, оставляя открытым лишь лицо. На небольшом возвышении рядом с гробом скорбным изваянием застыл первый лорд, и Лаки поклонился ему:

— Мои глубочайшие соболезнования, милорд.

Первый лорд медленно склонил голову и снова уставился перед собой. Ему предстояло провести целый день, выслушивая одинаковые слова. Интересно, положение в склеп будет сегодня, или они протянут до завтра? Лаки коротко помолился за то, чтобы сегодня, и принялся отираться среди гостей.

Вокруг громко говорили о красоте, безупречных манерах и благородном происхождении покойного. И тихо — о том, что местный владыка уже не первого омегу за свою долгую жизнь похоронил, “но этот отошел особенно быстро, земля ему пухом”. Лаки, измаявшись этими шепотками, покинул двор и ушел в гостиницу. Следовало хорошенько выспаться, вдруг ночью уже можно будет похитить Найриса.

— Ждите перед склепом, — тихо сказал первый лорд вечером, когда Лаки снова явился в замок.

Положение уже состоялось, а поминальный пир был в самом разгаре. Лаки пробрался к скальному обрыву, где был скрыт склеп владык Белого холма, и затаился среди камней у входа.

Ждать пришлось долго, Лаки даже замерз. Первый лорд пришел после полуночи. Он приложил ключ к скале и вошел в нее, не оглядываясь, а Лаки тенью скользнул внутрь.
— У вас есть полчаса, чтобы попрощаться, — сказал первый лорд, останавливаясь перед гробом. — Потом двери сомкнутся сами, помните.

— Спасибо, милорд, — прошептал Лаки, склоняясь над его рукой, — не знаю, как вас и благодарить за ваши неисчислимые благодеяния.

— Ну, полно, господин гонец, я сделал лишь то, что велело мне сострадание и милосердие.

Лаки страстно лобызнул его в перчатку и бросился открывать гроб. Конечно же, Найрис сейчас не дышит и не может задохнуться, но…

— Он… целый, — Лаки неверяще обернулся к первому лорду, изо всех сил пытаясь скрыть неуместную радость.

— Да, — скорбно кивнул первый лорд, — ритуал не успели довести до конца, я забыл вам сказать. Вижу, так вам нравится гораздо больше?

— Да… да, больше, — залился краской Лаки.

Кажется, первый лорд держал его за какого-то извращенца, любящего мертвых.

— Что ж, не буду вам мешать, — первый лорд тоже слегка порозовел и, церемонно кивнув, удалился.

А Лаки, дрожа от нетерпения, извлек Найриса из гроба, завернул в свой плащ и сбежал, взвившись в воздух прямо от входа. Надо было срочно лететь в Дворец мертвых для ритуала пробуждения.

Но когда он прибыл, наставника не оказалось на месте, а Лаки опасался доверить Найриса кому-либо еще.

— Я постараюсь найти его, — пообещал ему Ольгерт.

Лаки благодарно ему покивал и устроился в ритуальной комнате с Найрисом на руках. Тот был такой холодный, но Лаки все равно поцеловал его в бледные губы и замер в ожидании. Из углов и ниш комнаты выглядывали жуткие образины некромантских божков, которых тут почитали наравне с великим Отцом. И если все будет в порядке, то и Лаки будет почитать их следующие пять лет. Да и позже… Наивно полагать, что он сможет после этого избавиться от некромантской магии. Хорошо бы его умение летать осталось с ним. Лаки вздохнул, вспомнив, что спасительное зелье называлось “напитком богов”, и мысленно попросил ближайшего идола помочь им с Найрисом.

— Надо же, целый высокородный омега, — удивился наставник, заходя. — Да вы везунчик, юноша.

Он был довольный и веселый, явно с попойки, судя по запаху вина и белой шубе, испачканной свежей кровью.

— Да, оказывается ритуал не успели провести до конца! — вскочил на ноги Лаки и с опасением поинтересовался: — А вы… сейчас сможете провести пробуждение?

— Раздевайте его и кладите на стол, — хмыкнул тот, удаляясь.

И Лаки принялся разоблачать Найриса от шелков и украшений. Его тело было таким исхудавшим, покрытым темными пятнами синяков и загадочными круглыми следами.

Впрочем, эта загадка вскоре прояснилась, когда вернулся наставник: подчиняясь его жесту, откуда-то выползли черные трубки и присосались к Найрису. Лаки закусил губу, заставляя себя не отводить взгляда. Он хотел видеть весь ритуал.

— Это магия жизни, как вы видите, — сказал наставник. — Столь любимая нашим общим другом, владыкой Даркаеном.

— Я не имел чести быть представленным владыке, — пробормотал Лаки, наблюдая за творимыми наставником плетениями. — Но весьма остроумно, ставить ритуал магии жизни парным к зелью смерти.

— В искусстве некромантии множество таких остроумных решений, юноша. Держите магический фон тут.

Некоторое время они сосредоточенно молчали, а потом наставник коротко выругался:

— Чертов Даркаен, инквизицию бы на него натравить. Держите фон, юноша! — наставник призвал еще клубок черных трубок, продолжая негромко возмущаться: — Второй благородный омега за последние двадцать лет… Ересиарх проклятый. И это в то время, как ордену не хватает магов, а драконы…

— Инквизиция по нему плачет, — осторожно заметил Лаки, не дождавшись продолжения про драконов. — Но о чем им сообщать, ведь владыка был в своем праве?

Наставник засмеялся:

— Кстати, юноша, а как вы собираетесь оградить своего омегу от поклонников? Не хотелось бы мне узнать в скором времени, что вы бездарно погибли на дуэли, вместо того, чтобы отдать свою жизнь ордену.

— Найрис никогда не даст повода, — нахмурился Лаки.

— Омега королевской крови… Привыкший к роскоши и толпе слуг, — развеселился снова наставник. — Я уверен, он сам даже сапог не умеет застегивать. Как вы будете содержать его?

Лаки не нашел приличных слов в ответ и от негодования залился краской.

— Когда вам надоест тянуть ношу не по силам, а ему наскучит бедность и отсутствие великосветского общества, — наставник выразительно посмотрел на Лаки и поднял руки, отзывая почти все трубки. — Я сохраню его тайну и достойно обеспечу его.

— Нет, такого не будет, — замотал головой Лаки, отгоняя сомнения. А что если Найрису и правда… наскучит?

Он закусил губу и сжал холодное плечо любимого. У Лаки был всего один слуга, и тот злонравный бездельник, как все беты. Надо будет нанять еще мальчишку-бету, специально для Найриса. Нет, лучше омегу.

Найрис вздрогнул и хрипло вздохнул, изгибаясь, как от боли.

— Боже, — прошептал Лаки, со страданием наблюдая, как того корчит в судорогах.

Все тело Найриса было напряжено от хлынувшей в него омежьей магии, даже член налился и торчал. Лаки мучительно хотелось к нему прикоснуться.

— Не вздумайте проникать в него, — сказал наставник, уходя.

Лаки бросил гневный взгляд ему вслед. Еще ни один человек не выводил его из себя так целенаправленно. Нагло пользуясь тем, что он не мог нагрубить своему наставнику.

Найрис тихонько застонал и снова выгнулся, а Лаки погладил его по животу. И Найрис потянулся за его рукой, так и не приходя в сознание. Лаки судорожно вздохнул, снова положил руку ему на живот, провел вниз, к лобку и напряженному члену. В конце-концов, наставник не запрещал ласкать его снаружи. Лаки пощекотал Найриса под яйцами и лизнул головку. Найрис задрожал, и Лаки вобрал его член в рот полностью, продолжая ласкать яйца и дырочку.

Совсем скоро Найрис содрогнулся и кончил — почти сухо, с жалобным стоном. И Лаки тревожно вгляделся в потоки его магии — вдруг все же нельзя было, и эта невинная ласка нарушила что-нибудь. Но сила текла и наполняла тело его возлюбленного кажется даже более упорядоченно, чем до того. Лаки вздохнул с облегчением и поцеловал его обмякший член напоследок. А потом накрыл своей курткой и побежал к Ольгерту — за одеялами.

Хоть ритуал и не был доведен еще до конца, судя по оставшимся трубкам, но не лежать же Найрису здесь голым, да еще и на холодном камне.

Он осторожно, стараясь не потревожить трубки, укутал Найриса несколькими одеялами и долго сидел рядом, любуясь прекрасным лицом возлюбленного и перебирая густые светлые пряди.

А потом так и заснул под ритуальным столом некромантов, в обнимку с очередным страхолюдным их божком, зачем-то поставленным там. А проснулся от задавленных хриплых рыданий.

— Найрис! — Лаки подскочил, ударился головой о столешницу и с волнением уставился на любимого: — Тебе… вам больно?

Найрис, до того судорожно зажимающий рот обеими руками, замер, распахнув глаза.

— Что случилось, мой прекрасный лорд? — улыбнулся Лаки и погладил его по щеке.

— Показалось мне сначала, что проснулся я в Белом замке, и смерть моя была лишь сном или злой шуткой первого лорда, — прошептал Найрис. — Но теперь я не хочу расставаться с этим сном. Даже если я сошел с ума в лаборатории моего мужа и обречен на эти сладкие видения до конца жизни.

— Это не сон, — Лаки взял его за руки и поцеловал их по очереди. — Первый лорд вам дал не яд, а зелье некромантов, и все сочли вас умершим. Даже владыка Даркаен. Теперь вы свободны, мой лорд.
— Как странно знать это.
Лаки вздохнул и смущенно сказал:

— Я теперь тоже поступил на службу к некромантам.

— Так вы послушник ордена? — улыбнулся Найрис.

— Вольный рыцарь на службе, — сказал Лаки. — У меня ведь уже было рыцарское звание. Но в общем-то, это одно и то же, я полагаю.

— Рыцарь ордена Мертвых, как возвышенно, — Найрис полуприкрыл глаза. — Жаль, в наше время не носят доспехов. Доспехи, покрытые серебром и пламенеющий меч в руках, вы словно родились для этого.

Лаки облегченно засмеялся — его возлюбленный не был предубежден против некромантов — и, придвинувшись, поцеловал его в уста:

— А вы, мой лорд, хотели бы связать свою судьбу с некромантом? Хотели бы стать моим мужем и принадлежать мне душой и телом, так же, как и я вам?

— Да, — просто ответил Найрис и обнял его, притягивая к себе.

***

Креван с трудом приподнялся на постели, стараясь не потревожить горящую от трости задницу. Четвертый день его заточения был на исходе, возможно, завтра владыка дозволит ему покинуть закрытый чертог. С тех пор, как Найрис злонравно наставил владыке рога, Кревана всегда запирали в эти дни, как будто и он мог поступить также.

Зато владыка проводил почти все это время рядом с ним, лишь иногда уходя в лабораторию. “Проведать нашего дорогого Эрина”, — говорил владыка и целовал его в губы. Эрин, юный и не очень знатный омега, стал их новым супругом спустя год после смерти Найриса, и родители его даже не интересовались, от чего же скончался прежний второй лорд. Эрин так быстро оказался беременным, после первой же течки, и больше Креван не видел его, хоть и догадывался, где тот проводит свои последние дни. Интересно, поместил ли его владыка в колбу или на столе маринует, как когда-то Найриса?

Креван дохромал до столика на тонких витых ножках и взял в руки кубок. Нет, в этот раз он не станет… Повинуясь какому-то безумному порыву, он выплеснул зелье в окно, с трудом просунув руку с кубком сквозь решетку. Пусть ребенок владыки сдохнет во чреве второго лорда, а Креван родит ему наследника. Он прыгнул в постель, прижимая к груди пустой кубок, и стал ждать.

Вскоре владыка вернулся в опочивальню, и взгляд его был необычайно мягок:

— Можешь оставаться в постели.

Наверное, эксперимент с Эрином проходил так, как надо.

— Благодарю, господин мой, — Креван сполз по подушкам, выпустив кубок из рук.

— Ты принял все?

Когда-то Креван считал, что владыка видит любую ложь, но после истории с изменой Найриса убедился, что это не так. Многое доступно видеть магу-альфе, но только не злонравный омежий обман.

— Да, господин, — улыбнулся Креван. Когда владыка узнает о ребенке, наверняка разозлится сперва и накажет его. Но потом непременно обрадуется.

Тот строго посмотрел на него, заключая в объятия и больно сжимая выпоротую задницу:

— Уясни себе, маг хаоса никогда не станет владыкой земель белых драконов. Я объяснял тебе тысячу раз.

— А если бы зелье вдруг не подействовало? — игриво спросил Креван и вскрикнул, до того сильно владыка сдавил его.

— Эти последствия можно устранить в любой момент, мой мальчик. Ты же знаешь.

Вот значит как…

— Да, владыка, я просто так спросил.

Позже Кревану казалось, что именно в тот момент он все решил. Или же когда почувствовал присутствие ребенка в себе? Креван впервые покидал замок без разрешения, содрогаясь от задуманного им. Если бы владыка меньше верил ему, если бы запирал, как всех остальных своих мужей…

***

— Так значит, милорд, господин ваш впал в ересь, — Его святейшество развернул свитки.

— Да, — Креван печально вздохнул. — Господин мой, владыка Белого замка, почитает себя выше творца нашего и желает в гордыне своей превзойти его замыслы.

Великий инквизитор пошевелил бровями, и Креван поспешно продолжил:

— Я не мог допустить, вы же понимаете. В свитках запечатлен ритуал, полный отвратительной ереси… Перенос альфьей магии через омежью утробу… Если вы поспешите, то застанете в Белом замке и другие доказательства, столь ужасные и отвратительные…

— Понимаю, — Его святейшество поднялся и зашел ему за спину. В тесном кресле было не повернуться, и Кревану так и приходилось сидеть, неловко задрав голову. — А ведь вы, должно быть, в ожидании?

Креван вздрогнул — неужели заметно… Срок еще очень маленький, даже владыка ничего не понял. Вот спустя месяц любой сильный маг легко бы увидел формирующиеся магические потоки в его теле. Он постарался изобразить смущение:

— Я не уверен точно, но, вероятно, да.

— Как интересно.

— А вы можете определить, кто родится?

— Альфа, маг хаоса, вы же сами принадлежите этой стихии, — пожал плечами Его святейшество. — Все очевидно.

— Ну, это только вы видите, — Креван опустил глаза и улыбнулся. — Больше никто не заметил.

— Мне очевидно также, что у владыки Белого холма нет близких родственников, братьев или племянников-альф, а даже такой достойный омега, как вы, милорд, не сможет обойтись без поддержки.

— Да-да, нужен регент-альфа, пока мой сын не достигнет совершеннолетия. Если владыку арестуют, конечно, и если процесс закончится, как… ну, как обычно они у вас заканчиваются.

— Непременно арестуют, — шепнул инквизитор ему в ухо. — Можете не сомневаться, милорд. Это не первая жалоба на владыку Даркаена, но впервые доказательства его вины столь весомы. Вы оказали Святой Инквизиции неоценимую услугу.

— Могу я просить вашего покровительства?

— Безусловно, — Его святейшество накрыл его руку своей. — Думаю, вам безопаснее не возвращаться в Белый замок до завершения процесса. Я мог бы предложить вам достойное убежище, если вы пожелаете, конечно.

— Пожелаю… — Креван закрыл глаза, не отнимая руки.

Вот и все. Он сидел так целую вечность, а слезы текли и текли из его глаз, пока Его святейшество не утер их и не напоил его сладковатым разбавленным вином.

***

Костяной дракон, выращенный Лаки с таким трудом и любовью, разваливался. Он был ранен еще над Гнилостными болотами, когда восточные варвары попали в него разъедающей плесенью. Тогда Лаки почти вылечил его, но в последнем бою ему оторвали крыло и повредили центральный управляющий контур.

— Смотри, Грим, красиво, да? — сказал Лаки, кружась над горой.

Магическое создание повернуло к нему морду, и Лаки снова показалось, что костяной дракон смотрит на него печально и понимающе. Как будто они могли чувствовать печаль и понимать что-либо, кроме боевых команд.

Лаки приземлился на плоскую верхушку горы и снял с дракона сумки и оружие. Поднял руки, творя восстанавливающие заклятия. Это скрепит дракона на месяц-другой, если тот не попадется врагам.

— Лети куда хочешь, Грим.

Дракон снова посмотрел на него своими красными глазами, а потом взвился в воздух и полетел, кажется, прямо на солнце. Лаки долго глядел ему вслед, пока темная точка, в которую он превратился, не растаяла далеко на севере. Костяные драконы всегда улетали умирать на север, в земли истинных драконов, как будто имели к ним какое-то отношение.

Лаки запаковал сумки в заплечный рюкзак, прицепил оружие к поясу и тоже прыгнул с горы. Совсем недавно он научился превращаться в зловещий черный дым и лететь к цели с бешеной скоростью, гораздо быстрее, чем на костяном драконе. Впрочем, драконы ведь предназначались только для битв… Когда-нибудь он научился бы обращать в дым и Грима, как наставник. Они с Гримом были бы так великолепны, появляясь из черных клубов прямо посреди сражения.

“Выращу нового дракона и назову его тоже Гримом”, подумал Лаки, с эффектным грохотом материализуясь уже во дворе своего дома.
— Господин! — Касси, его старый слуга, выскочил из конюшни, что-то жуя. В волосах у него торчало сено.

— Опять бездельничаешь, негодяй, — Лаки влепил ему легкую затрещину.

— Ай, больно, господин! За что? Я работал, сено разгребал! Коней чистил, — лживо запричитал Касси, принимая из его рук поклажу.

— Господин Найрис дома?

— Да, гостей принимать изволят, — расплылся в улыбке Касси, мгновенно забыв о страданиях ушибленного уха. — В карты играют.

Все простолюдины млели в присутствии Найриса. И готовы были на любые услуги, сраженные чудовищной дозой омежьей магии. Впрочем, не только простолюдины…

— Горячую воду мне в купальню и… — Лаки поколебался, выходить к гостям не очень хотелось. Хотелось отдохнуть и желательно с теплым омегой под боком. — Домашнюю одежду.

Касси был очень ценный слуга, несмотря на свою лень. Слабый огненный маг, он умел быстро подогревать воду и хорошо готовил. Когда-то его умений хватало на все, в чем нуждался Лаки, но с появлением Найриса в дом пришли еще бета и омега-горничный. А сам Лаки все чаще стал задумываться об оруженосце.

Он и сейчас об этом думал, лежа в бадье с горячей водой. А еще о Найрисе, о Гриме, о столичных новостях и о своей службе. Мысли были обрывочные и ленивые, они кружились, как листья на ветру, медленно исчезая, и скоро совсем ушли, оставив лишь самую приятную — о Найрисе. Лаки потянулся, поглаживая себя по яйцам и представляя, как возлюбленный его муж опускается на колени, облизывает припухшие от желания губы и целует его туда.

В купальне тонко запахло цветами. Лаки открыл глаза и увидел, как сверху на него падают красные лепестки.

— Мой господин вернулся с войны и не захотел меня видеть, — улыбнулся Найрис.

— Я не хотел видеть никого, кроме тебя, — сказал ему Лаки, и Найрис присел рядом с бадьей, подернул рукав и опустил руку ему на пах.

— Позвольте помочь вам с омовением.

— Я замечаю пробегающую в лесу мышь и летящего в темноте сокола, — сказал Лаки, снова закрывая глаза и отдаваясь на волю ласкающих прикосновений. — Но не почувствовал, как пришел мой любимый муж.

— Говорят, так бывает от любви, — тихо засмеялся Найрис. — Это от того, что все мои помыслы только о вас.

Лаки закусил губу и перехватил его руку:

— Погоди. Я хочу в тебе.

И Найрис послушно не прикасался к его члену до самого конца омовения.

А когда Лаки вылез из бадьи, его недавняя мечта исполнилась: Найрис, сохраняя на лице все то же строгое и скромное выражение, опустился на колени, облизнул порозовевшие губы и взял в рот.

— Рядом с тобой мне кажется, что давным-давно я прыгнул в пропасть, не умея летать. А она оказалась бездонной, и я все падаю и падаю, пойманный в ловушку вечности, — прошептал Лаки, в голове его мешались когда-то прочитанные стихи и перевиденные сны, в горле стоял комок, а лед и ветер их магий сливался вокруг них в снежный вихрь, как всегда бывало после долгих разлук.

— Наставник зовет меня в столицу, — сказал Лаки уже в столовой. — А генерал Истариан на драконью заставу. Помнишь его?

— Прекрасно помню, такой достойный альфа, — отозвался Найрис. — Попробуйте пирожные, дорогой, я их сам делал.

Стоявший у дверей слуга-омежка тихо хихикнул: “собственными белыми ручками сахарные фигурки лепили”.

Лаки посмотрел на фигурки, изображающие драконов и единорогов.

— Как красиво, даже жалко есть, — он взял одно пирожное. — Так вот, я весь в сомнениях. С одной стороны столица, а с другой — слава и продвижение по службе быстрее.

Найрис опустил ресницы, едва заметно улыбаясь:

— Застава лучше, что нам делать в столице.

— Да, я тоже так думаю. Кстати, дорогой, дошли ли досюда последние новости? О владыке Даркене.

— Нет, — Найрис еле заметно вздрогнул.

— Я читал королевский указ… Святая Инквизиция поймала владыку Белого холма на жуткой ереси. Его самого сожгли на дворцовой площади, а над землями его установили патронат Инквизиции до совершеннолетия наследника.

— Вот как, — тихо отозвался Найрис и после длинной паузы продолжил: — Вот так закончил свои дни последний из рода, в чьих жилах текла кровь белых драконов.

— Ты так говоришь, будто сожалеешь о нем, — нахмурился Лаки. — А известно ли тебе, какие богомерзкие вещи он творил над благородными омегами…

— И неблагородными тоже, — сказал Найрис, глядя куда-то в пустоту.

— Так ты знал! Почему же не сказал мне?

— Немногие догадывались, — прошептал Найрис. — До меня доходили слухи… еще в королевском дворце. И совсем мало было тех, кто этому бы поверил. Должно быть, некто предоставил в Инквизицию неоспоримые доказательства. Некто весьма… благонравный и пользующийся бесконечным доверием владыки.

— Я бы тебе поверил, — сказал Лаки грустно.

— Альфы всегда верят своим омегам, — Найрис взял его руку и поцеловал. — Я не хотел навлечь на вас беду, мой дорогой. Вы бы наверняка не оставили это дело так. Простите.

— Я бы тоже хотел, чтобы ты доверял мне больше, — вздохнул Лаки.

А потом обнял ластящегося к нему Найриса и погладил по едва заметному животику. Совсем недавно они решили завести ребенка, когда Лаки стал командиром отряда.

— Мне кажется, он там кувыркается, — фыркнул Лаки, вскоре оттаяв.

— О, этот маленький альфа там все время буянит, — улыбнулся Найрис. — Может, поедем в столицу, дорогой? Ребенку там будет лучше.

— Отчего же ты передумал? — удивился Лаки.

— Владыка мертв. А вы мой муж… Моя семья не позволит детям королевской крови расти в безвестности. Объявимся лучше первыми.

— И что же будет, мой принц? — усмехнулся Лаки.

— Вам дадут какой-нибудь титул. Приграничную марку… Попросим на севере, и будет все, как вы хотели, драконы, застава, лишь земля, которую вы будете защищать — будет ваша.

— Хорошо, — ответил Лаки. — Надеюсь лишь, что меня не убьют, а тебя не отдадут одному из владык.

— Нет-нет, так не будет, — горячо зашептал Найрис, — я напишу своему дяде, владыке Леананну, он был всегда ко мне расположен, он нам поможет.

— А я напишу наставнику, — вздохнул Лаки, вставая.

Но опасения Лаки оказались тщетными, и все произошло именно так, как предполагал Найрис, снова ставший лордом. Лаки даровали графский титул и самую северную из пограничных марок, настоятельно посоветовав при этом не показываться оттуда лет пять-десять.

А покидая столицу, Лаки с Найрисом встретили Кревана, вдовствующего лорда Белого замка. Тот ехал в паланкине, так как был в изрядном уже положении.

Их маленький кортеж остановился, и Лаки любезно поклонился давнему благодетелю:

— Лорд Креван.

— Позвольте, — ответил тот, не отрывая взгляда от Найриса, — не могу припомнить…

— Лакейн, граф Кленовой марки, и лорд Найрис, мой супруг.

— Ах да, конечно, — бледно усмехнулся лорд Креван. — Желаю здравствовать, граф.

— И вам того же, — ответил вдруг Найрис и подвел своего коня поближе к Лаки, прикоснувшись бедром.

И Лаки счастливо улыбнулся в ответ на эту ласку и подумал, что и Найрису следует пересесть в карету. Как бы тот не уверял его, что омеги королевской крови могут хоть галопом скакать на последних сроках.

Лорд Креван кивнул им и уехал, а Лаки заметил:

— Надеюсь, он счастлив, и инквизиторы не сильно хозяйничают в его доме. Такой достойный и милосердный омега заслужил счастья.

— О, да, — откликнулся Найрис рассеянно. — Заслужил. Вы как всегда правы, мой дорогой муж.