Опережая врага

Учитель истории Сергей Николаевич с любопытством посмотрел на учеников 10-х классов, собравшихся на очередное заседание исторического кружка: пришли все, сегодня даже были и такие, что пришли впервые, видимо, друзья посоветовали. Записав новеньких в журнал, сказал:
— А теперь, как я и обещал в прошлый раз, за ваши высокие полученные места на областной олимпиаде, в качестве поощрения, я прочитаю сегодня и… — он заглянул в свой блокнот, — да, и завтра, за одно занятие мы не успеем, — прочитаю свой рассказ, который называется «Опережая врага». Просьба сидеть тихо и внимательно слушать, потом выскажете своё мнение… В заключение сегодняшнего занятия вернёмся к подробностям взятия Тохтамышем Москвы. Кто готовил выступления?
Два ученика подняли руки. Сергей Николаевич кивнул, и в наступившей тишине начал читать…

«Вщижский князь Святослав наблюдал за тучами стрел, выпущенных врагом. Они втыкались в крепостные стены, жилые дома, попадали в воинов и простых жителей.
Некоторые из смертоносных жал не перелетали через высокие заборолы: мешал глубокий и широкий ров, вырытый более полувека назад, а ещё больше мешали меткие ответные выстрелы горожан. Специальный отряд вщижских лучников, используя тяжёлые самострелы, выслеживал среди нападавших тех, кто командовал воинами, идущими на штурм, и поражал их, не спасали врагов ни кожаные, ни железные доспехи. К тому же стальные стрелы русских пролетали расстояния вдвое больше татарских стрел.
Степняки подъезжали на маленьких выносливых лошадках к самому рву, чтобы выпустить по вщижанам две-три стрелы, после чего быстро удалялись назад на безопасное расстояние. Они с укором посматривали на своих десятников и сотников, прячущихся за дальними деревьями. Особого недовольства, однако, не выражали: во-первых, жёсткая дисциплина в монгольском войске этого делать не позволяла, во-вторых, они были свидетелями, как тот или другой командир сотни, потеряв бдительность, в азарте атаки пытаясь приблизиться со своим отрядом к городку, тут же падал, пронзённый насквозь страшной металлической «птицей» оборонявшихся.
Видел князь и другое: вдали, на горизонте, с южной стороны, пленные русские под присмотром захватчиков рубили редкий молодой лес, делали большие вязанки и складывали их в одном месте. Туда же свозились десятки различных повозок.
Рядом с князем стоял невысокий, но весьма широкоплечий воин, не из местных, из карачевских, по прозвищу Белый Волк. Его кольчуга с некоторыми обновлёнными кольцами, в царапинах шлем, шрам на левой щеке указывали на участие богатыря во многих битвах. Это он успел предупредить Святослава об отряде, который оторвался от большого вражеского становища под Козельском и направился ко Вщижу. Поэтому у Святослава оказался в запасе целый день на организацию обороны, возможность отправить семью в лес, дать ей небольшой отряд охраны.
— Что, Белый Волк, будет ночная атака степняков? — спросил вщижанин, пытаясь взглянуть в глаза воину: тот стоял со стороны идущего к горизонту яркого весеннего солнца, его лучи слепили княжеские светло-карие очи. А так хотелось увидеть выражение лица бывалого дозорного! Не увидел, но по голосу Белого Волка понял, что тот уверен в своих словах.
— Нет, ночь пройдёт спокойно.
— Откуда знаешь?
— Степнякам что надо? Почему эти, — Белый Волк кивнул в сторону осаждавших, — ушли от Козельска? Корм их коням нужен. Да и конникам постоянно кониной питаться нельзя: без коней татары здесь, в наших лесах, сгинут. Им надо как можно скорее уходить в степь. Они захотят нанести городу мало разрушений, лишь горожан вырежут. Остальное им достанется. А грабежом заниматься лучше всего днём.
Святослава бросило в жар. Вплотную подошёл к дозорному.
— Ты что, думаешь, надо было им пустой город оставить, а самим в лес уйти?
— Нет, я так не думаю. Если в лес уйдёшь, русские князья решат: вщижские князья только со своими воевать горазды, а степному народу колена преклонить всегда готовы… Уж насколько богат был владимирский князь Юрий Всеволодович, а где его княжество, где он сам? И сам погиб, и города и веси свои не спас… В поле вышел со степняками бороться… Нет, княже, суди меня, как знаешь, а я так скажу: крепка русская земля детинцами да заборолами, и если уж такая великая сила на нас обрушилась, то надо эту вражью силу помаленьку ломать, грады наши обороняя. Решил ты всё правильно…
Не сказал Белый Волк лишь об одном. Что в одном из врагов, подъезжавших сейчас к крепостным стенам, узнал Батыева дозорного по прозвищу Одноглазый (у того ещё с битвы на Калке был выбит левый глаз), более того, дозорные встретились друг с другом взглядом. И монгольский воин признал Белого Волка, подумав: «Этот слуга Коловрата многое повидал, это он сюда вперёд нас пришёл… Не так просто рядом с князем стоит… Сюда пришёл и дальше может весть понести, что пришли степняки на берега Десны… Надо обложить этот городок так, чтобы из него ни одна мышь не выскочила…»
На стенах раздались радостные крики горожан: монголо-татарское войско отошло от города и стало лагерем с южной стороны, прикрывшись от вщижан обозными повозками и вязанками хвороста, которые целый день собирались руками пленников для будущей засыпки рва.
Святослав перешёл с надвратной башни на высокую дозорную в центре детинца, с неё было видно намного дальше.
Солнечные лучи уже не освещали Вщиж и его защитников, окрестные поля и леса покрыла вечерняя мгла. Снег на Десне потемнел от наступающей тёплой весны. Глядя на него, казалось, будто и он, теряя свою белизну, предчувствует скорую кровавую сечу.
С главной башни города князь обозревал невиданную доселе для себя картину: огни десятков костров вражеского лагеря, вдали, за этим лагерем, чуть левее — клубы чёрного дыма от зажжённого монголами Овстуга.
«Конечно, до него — вёрст семь всего лишь, не заметить такое селение противник не мог. Тем более, к нему лежал хорошо наезженный санный и конный след, — подумал Святослав. — Эх, зима, зима! Все дороги твои хорошо видны, и чем шире, чем глубже следы от волокуш и дровен, тем вероятнее, что впереди большое и богатое селение. Так враг и вышел на Овстуг… Весна, где же ты? Почему не утопишь этих нечистей в своём глубоком талом снегу?»
А небо, словно подыгрывая захватчикам, убрало последние тёмные облака, из голубого стало синим, зажгло первые звёзды, обещая небольшой, но достаточный для сохранения санного пути морозец.
Святослав хотел предаться грустным мыслям (ведь завтра, возможно, его последний день жизни!), подумать о жене, детях, которых, Бог даст, не найдут вороги, о воеводах, которые не будут прятаться за спинами рядовых воинов, а, наоборот, будут смело сражаться с захватчиками, — как вдруг на вершину и этой башни поднялся Белый Волк.
— Прости, княже, может, в неурочный час тебя беспокою, но дело неотложное, и решить его можешь только ты.
— Говори, — нахмурился Святослав.
— Княже, я уже сказал, что этот отряд степняков большой, назад к Козельску он не пойдёт. Осадных орудий у него не видно, строить их ни сил, ни времени нет: отряд рвётся в степь, пока не начался разлив больших рек. А путь туда один, твоими весями, княже: Речица, Чернетово, Городец, Голяжье, град Брянск… Через Карачев — одна дорога в степь для такого отряда…
— К чему это ты? — Святослав поднял десницу, внимательно присматриваясь к вспыхивающим то тут, то там вражеским кострам.
— Людей можно спасти, предупредить. Как ты позаботился о своей семье, позаботься о всех чадах своих, о народе своём… Он, Бог даст, если не тебе — детям твоим ещё послужит, добро вспомнит…
Святослав взял Волка за плечо.
— Глянь туда, — правой рукой указал на западную горку напротив Вщижа. Там, меж редких берёз, виднелся небольшой вражеский разъезд.
 — И туда, — показал на задеснянский лес, где тоже были выставлены монгольские посты.
— И там… и там, — Святослав указывал на многие места вокруг города, где затаились, насколько можно затаиться в голом, безлиственном лесу, враги. — Мы окружены со всех сторон.
— Можно и урон нанести вражескому отряду, и гонцов послать в Брянск и Карачев. Ночью, за час перед рассветом… В это время самый сон у всадника и его коня… Молнией ударить в самый центр лагеря, зажечь хворост, что собрали пленные… И уйти быстро в город… Яркое пламя отвлечёт внимание отряда Куремсы… А я вот здесь, под горкой, в темноте, где бабы тропинку протоптали к проруби… А?
С надеждой посмотрел Белый Волк на князя. Тот спросил только:
— От человека уйдёшь, а от зверя? Весна, волки в стаи собрались уже…
— Я от самой Рязани до Козельска, и сюда, слава Богу, дошёл. С Божьей помощью и эту работу сделаю. Дай только грамоту мне… Чтобы старосты помощь оказывали… Коней менять придётся… Быстрота не помешает.
— С собой кого возьмёшь? — поинтересовался князь.
— Кузнеца дай, княже. С которым от Козельска пришёл. Рязанский он, мы вдвоём с этой сворой степной от самой Рязани знакомы… Он с учеником своим, я со слугой — вот уже четверо нас…
— Как живы остались? Или первыми уходили при стычках с противником? — прищурился Святослав.
Нахмурился Белый Волк, жёстко ответил, чеканя слова:
— Когда Евпатия убили, нас, человек сорок, сам Батый не велел убивать, отпустил на Русскую землю… Чтобы все грады и веси обошли и славу о нём, великом хане, пели… Пели мы, — это точно, — только пели славу оружию нашему, доблести и храбрости Евпатия Коловрата и князей наших. И тебе, вщижский князь Святослав, хочу послужить, всю силу свою и хитрость применить. Позволь?
И поклонился, словно извиняясь за недозволенную дерзость.
— Бери Кузнеца с собой, так и быть. Сейчас грамоту составлю… Их будет две одинаковых: одна у тебя, другая у Кузнеца. С одним что случится — второй до Брянска и Карачева дойдёт… Решено: за час до рассвета, — сказал Святослав и обнял своего преданного друга».

***

Сергей Николаевич взглянул на часы, закрыл тетрадь, напомнил:
— Дочитаю следующий раз. А сейчас мы послушаем наших товарищей о взятии Москвы Тохтамышем: не зря же ребята готовились...
— Хорошо у Вас получается, Сергей Николаевич, — неожиданно заметила одна из школьниц.
— Если бы плохо получалось, меня бы в Союз писателей не приняли, — парировал учитель, и тут же «закрыл» эту тему. — Всё, не отвлекаемся. На сообщения даю не более десяти минут.
…Ровно через неделю кружковцы с интересом слушали продолжение рассказа. Автор открыл толстую тетрадь на отмеченном закладкой месте, прокашлялся и… вновь события, развернувшиеся здесь, на брянской земле, много-много веков тому назад, как будто предстали перед их взором.

«Горожане-лазутчики сумели незамеченными добраться до хвороста, собранного пленными, подожгли его. Татары забегали, засуетились, сцепились с русскими храбрецами, защищавшими яркие языки пламени, которые лизали и пожирали приготовленное сено для коней, хворост, повозки и всё, что находилось на них. Когда огонь разгорелся вовсю, раздалась команда: «Назад!» — и большинству совершивших эту смелую выходку удалось уйти в город.
Яркий огонь в стане врага погрузил русский город в полную мглу, даже на башнях погасили сигнальные огни, чтобы четверо гонцов в сопровождении десяти вщижан незамеченными проскочили к реке. Помощь горожан пригодилась сразу же: тропинку к реке сторожил небольшой вражеский отряд. Короткая схватка с использованием мечей, сабель… И бегут уцелевшие враги к своему командиру сообщить о выходе из города ещё одного небольшого отряда русичей.
После расправы с противником княжеский воевода завернул своих воинов назад, на прощание крикнул Волку:
— Удачи!
Тот отозвался, уже спускаясь с Кузнецом к реке:
— Держитесь, и да поможет вам Бог!
В монгольском стане Одноглазый, узнав о выходе небольшого русского отряда по направлению к реке, бросился за ним вдогонку. Но не повезло степнякам: конь десятника поскользнулся на тонком льду, упал в полынью и потащил за собой всадника. Татары побежали спасать своего начальника, вытащили его из воды, а конь ушёл-таки под лёд: видно, в этом месте было глубоко и течение быстро. Можно было Одноглазому и мокрым продолжать погоню на чужом коне, но… сколько продлится эта погоня? Если всю ночь — не выдержит уже немолодое тело. И повернул враг назад, в свой лагерь…

Не впервой Белому Волку и его давнему напарнику Кузнецу идти ночным лесом. Яркие звёзды, мигая, равнодушно наблюдали за путниками, а через всё небо протянулась белой полосой Гусиная Дорожка, которую потом назовут Млечным Путём. На западе уже прятался за верхушки деревьев уставший старый серп Луны.
Белый Волк значился боярином у молодого карачевского княжича, но стоило только Евпатию Коловрату подать клич о сборе самых отважных, готовых идти на смертную битву с врагом воинов, он оказался в дружине Евпатия одним из первых. Там и встретил рязанца Кузнеца, подружился с ним. Как-то само собой получилось, что они старались всегда держаться вместе — будь то на привале или в недолгом ночном дозоре. А пришло время тяжких испытаний, бились рядом, плечом к плечу, отражая удары врагов.
После смерти Евпатия, плена и вольной, полученной от самого Батыя, Кузнецу возвращаться было некуда: от родного селища ничего не осталось, и он увязался за карачевским богатырём. Когда в Карачеве узнали, что Субудай стоит под Козельском, не удержались Волк и Кузнец: в полном боевом снаряжении, в сопровождении лишь пяти воинов двинулись к Козельску.
А там врагов — видимо-невидимо. Разбрелись они, словно голодные шакалы, по близлежащим русским весям. Многие из них были опытными охотниками: умели читать как звериный, так и человечий след; словно собаки, принюхивались к запахам, разносимыми ветрами.
Белый Волк был когда-то и сам умелым охотником, а тут, под Козельском, чуть было не проиграл битву одному монгольскому одноглазому десятнику. Спешили карачевцы на битву — поспешность и подвела Волка.
Монголы напали первыми. В последний момент, увидев бросавшего аркан, Волк успел спрятаться под брюхо коня, бросил топор в одного противника, нож — в другого, два прыжка — и перерублена нить аркана, скинувшего наземь Кузнеца.
Спасло русских то, что хотели взять их живьём. Чуть замешкались монголы, обнаружили себя — и пошли в ход русские обоюдоострые мечи… Лишь троим из напавших удалось сбежать (в том числе и Одноглазому), а четвёртого взяли в плен.
От пленного, знающего русский язык, выведали: идёт Куремса от Козельска на юг, хочет берегом Десны уйти в степь. Уйти, пока ещё холодные ночи позволяют проходить малые реки по крепкому — местами — весеннему льду.
Вот так на сутки и опередил Белый Волк Куремсу, лишь на одни сутки… У вщижского князя на подготовку к встрече незваного гостя оказался только один день.
…Последний раз из-за деревьев показался месяц, бросая длинные тени на прибрежные холмы. Волк понимал: останавливаться и выяснять, есть ли погоня, — глупо. Какой безумец отважится на преследование безлунной ночью? Вперёд, гонцы Святослава, и только вперёд!
…Он знал эту тропинку к Десне. Ещё днём обошёл вокруг весь город, приметил спуск к воде, которым часто пользовались горожане. И хотя почти ничего не было видно, гонцы не сбились с пути: сначала — вниз, к самому берегу, затем — берегом, который угадывался по ровному снежному покрову, едва видимому при свете звёзд, и темнеющим справа ивовым кустам. А вот и две большие старые ракиты, дотянувшиеся — казалось — своими кривыми ветвями до самого неба, между этими великанами — другая тропа, тоже ведущая к проруби. Чуть левей — полынья, от неё надо держаться подальше… Прошли опасное место, теперь — вверх, вверх, и, крутым берегом Десны — к Речице, до которой только три версты.
Сзади полыхал лагерь монгольского отряда, а на юге, верстах в пяти отсюда, отсвечивало на небосводе другое зарево пожара — то догорал Овстуг.
Впереди — тьма. Значит, туда враг ещё не добрался.
Молчали Белый Волк и его слуга, сзади не отставали Кузнец с учеником. Лишь горячее дыхание коней нарушало тишину. Главное — не было видно волчьих глаз, свежих следов опасных хищников. Это давало надежду на спокойное ночное путешествие.
Кони не сбивались с пути, сами выбирали твёрдый снежный покров, по которому за зиму прошла не одна сотня лошадей, проехал не один десяток сельских дровней.
…Прошли версту, минула и вторая. Вот тогда сбоку, с высоких правобережных полей раздался волчий вой.
Поздно! Путники пришпорили коней, последнюю версту прошли галопом.
Почти в полной темноте буквально наткнулись на дубовые стены Речицы. Залаяли собаки. И хоть лай их был очень злобный, для путников он говорил одно: первый этап пути пройден успешно.

***

— Бери Маю, мою дочь, с собой, Белый Волк. Знаешь ведь: здесь всем пропасть, — староста налил путникам квасу, дал по маленькому кусочку солонины: перед дальней дорогой много не съешь.
— Смерть принять от волчьих клыков легче, что ли? — уставился гонец на Семибрата своими светло-голубыми глазами с тёмными большими зрачками, отчего они показались старосте не светлыми, а чёрными.
Тот и виду не подал, что разгневал своим предложением Белого Волка. Продолжал доказывать:
— Снег кругом. Рассветёт — по следам всё равно нас найдут. Дочь моя в стрельбе из лука с тобой на равных, сам видел в своё время... Помнишь прошлогодний торг в Брянске, состязания молодёжи на нём? Там встречались, приметил я тогда тебя… Ладно. Даю с нею трёх коней. Без неё — только одного. Выбирай.
Вмешался Кузнец, бывший случайным свидетелем встречи Маи и Волка в Брянске:
— Семибрат не передумает. Бери, Волк, Маю и коней речицких. Может, и уйдём от четвероногих хищников: рассвет скоро.
— Может, неволишь дочь свою? — словно утопающий, хватающийся за соломинку, сказал Волк, надеясь на другой исход беседы.
Из-за занавески выглянула дочь старосты, одетая в простой домашний сарафан.
— Когда отправляемся? — И этим вопросом девушка рассеяла все сомнения насчёт своего участия в походе.
«Настоящая русинка!» — подумал Волк, с восхищением рассматривая красавицу. Да, ответственность за девушку большая, но и больше уверенности всем добраться до Брянска, той же Мае — остаться в живых. Волк вспомнил немногих девчат из отряда Коловрата, что отрезали себе по-мужски волосы, надевали мужские порты, стараясь ничем не выдавать своё женское начало. Какие это были замечательные стрелки! Ничем не уступали лучшим монгольским воинам, ни меткостью, ни скорострельностью.
«Нет, обузой девушка не будет!» — решил для себя Белый Волк.
— Тотчас и выступаем, — встал из-за стола княжеский гонец. — Мая… Мы ждать тебя не будем! Поторопись!
Мая задёрнула занавеску. Кузнец нарочно долго допивал из кружки квас, дожёвывал большой кусок мяса: пусть девушка успеет переодеться. И когда гости наелись и взяли кое-что с собой в дорогу, занавеска вновь приподнялась, и дочь старосты явилась мужчинам в полном боевом облачении, сказав коротко:
— Едем?
Семибрат засуетился:
— Вы сначала правее, правее берите от реки, там снег неглубокий, а как лог пройдёте, сворачивайте ближе к Десне, этой дороги волки боятся: их здесь горожанские часто отстреливают! Мая, кресало вот бери, в сенях сухой травы захвати и факелы: без них ночную зимнюю дорогу не осилить…

***

«Как лог пройдёте… Легко сказать!» — подумал главный княжеский гонец, услышав впереди, в низине, волчий вой.
Приблизилась Мая:
— Смотри, Белый Волк: вон там, на снегу, темнеет. Это сухостой, его легко поджечь. От него и факелы зажжём.
Направили коней к тёмному пятну. Волки следили за всадниками издали.
Действительно: у дороги в одном месте горкой были сложены сухие ветки. Видимо, когда-то молодая поросль мешала землепашцам, они срубили её и свалили всё в большую кучу.
…На лёгком морозце пламя легко охватило сухие ветки. От них зажгли факелы.
Гонцы спустились в ложбину, которая вела к Десне, затем поднялись на косогор.
Тёмно-синее небо чуть посветлело, стала просматриваться линия горизонта, помогавшая ориентироваться.
Прошли чуть более версты, и тогда выбрались на хорошо протоптанную людьми и волокушами дорогу. Ещё полверсты — и показалось княжеское местечко под названием Городец.

***

Староста внимательно прочитал грамоту Святослава. Это был ещё совсем молодой юноша, княжеский помощник в соколиной охоте, рыбной ловле, организации больших застолий, но пока неопытный в деле обороны родной земли. Почесал затылок:
— Что же делать? Здесь не сказано…
Кузнец хмыкнул, а Белый Волк спокойно, чеканя слова, произнёс:
— Немедленно собирай всех людей, от мала до велика. Волокуш на не ходящих хватит?
— Это добро есть.
— Подели всех горожан на отряды и направь — кого на север, кого на восток, кого на юг. Только на запад не посылай: на вражеских лазутчиков можешь нарваться. Пусть свежих следов будет много. Эти следы должны надоумить противника не преследовать ваших жителей: какой смысл гоняться отрядами за одной-двумя семьями? Да и в лесных чащобах снегу ещё навалом… Заранее обговори место сбора. Лучше всего, если это будет место глухое, бездорожное… Бог даст, так и спасётесь.
Староста, возвращая Белому Волку грамоту, опять почесал затылок:
— Вы идёте о дву-конь. Хватит вам?
— Хватит, — гонец видел, что кони сейчас нужны будут и самим жителям крепости. Просить больше не стал.
Вышли из избы.
Светало. На небе остались две–три яркие звёздочки. Морозец, как всегда бывает перед самым рассветом, усилился, хватал за нос.
Белый Волк, Кузнец и Мая в сопровождении трёх слуг выехали за ворота княжеской крепостцы. Впереди их ждало Голяжье.

***

Когда-то здесь, на берегу Десны, жило чужое лесное племя, не знавшее славянской речи. Давно минули те времена, теперь лишь непонятное имя этой веси напоминало о минувших эпохах.
Раза три-четыре волки пытались напасть на путников, но, вооруженные луками со стрелами, всадники удачно отстреливались. Лишь весенний лютый голод заставлял зверей рисковать, в осенне-летний период они давно бы уже отстали от людей.
Староста Голяжьего предупредил:
— Самый сложный участок дороги — за две версты перед весью Бежичи. Там лога громадные, да с поворотами дороги. Вот там, на поворотах, не раз гибли путники от острых волчьих клыков. Берегитесь: говорят, эти твари прыгают прямо с деревьев, нависающих над тропой.
— А расчистить дорогу от валежника ума не хватило? — зло сверкнул очами Белый Волк.
— А на что оно нам? — вопросом на вопрос ответил староста, — Чтоб легче было дружинникам приходить и нас грабить? — ухмыльнулся он.
…В полях уже рассвело, но в логу было сумеречно. Сверху над путниками нависали ветви вековых ив, тысячелетних дубов. Создавалось впечатление, что эти лесные дебри бесконечны, простираются на многие вёрсты во все стороны. Всадники, напуганные предостережением старосты, на всякий случай заранее зажгли факелы».

***

— Вот пока и всё, — Сергей Николаевич с улыбкой развёл руками. Гул сожаления пронёсся над учебным классом.
— У нас ещё есть время немного поговорить о том, что вы услышали. Итак?
Первым поднялся Никита, победитель областной олимпиады по истории:
— Сергей Николаевич, я нигде не читал, чтобы монголо-татары проходили через Брянск, Карачев… Откуда вы это взяли?
Следом поднялся Володя. Он вообще любил высказываться после своего друга Никиты:
— А мне не понравилось прозвище «Белый Волк». Я смотрел фильм, так там был Белый Клык… Как будто вы оттуда, из фильма, содрали… Сравнение не в вашу пользу, Сергей Николаевич…
— Начну с ответа на последний вопрос. «Белый Клык» — это произведение Джека Лондона. По этому произведению снят фильм, по-моему, неплохой фильм. Что же касается Белого Волка… А, кстати, какое имя главному герою рассказа предложили бы вы? — задал вопрос Сергей Николаевич.
— Ну… Не знаю, — замялся Володя. — Какое-нибудь христианское имя. Алексей, Александр, Василий…
— Христианское… — повторил учитель. — История зафиксировала имя воеводы Святослава Игоревича — Волк. Белые Волки считались воплощением добрых и справедливых духов. Вы мне скажете — это всё было до принятия Русью христианства. Хорошо. А как вам имя новгородского священнослужителя, который в 1047-м году переписал «Книгу пророков с толкованиями» — Упырь Лихой?
Кружковцы засмеялись. Чтобы пресечь возникновение нежелательных реплик, Сергей Николаевич задал ученикам вопрос:
— Кто, ребята, Русь крестил? Как звали этого киевского князя?
— Это всем известно, Владимир Красно Солнышко! — за всех ответил Юра, который сидел за столом рядом с Никитой.
— Вообще-то его христианское имя Василий, — заметил учитель. — Видите, как всё не просто с именами. А вот что касается монголо-татар, были ли они в Брянске… Раньше Брянск располагался на Чашином Кургане, там, где Десна сливается с Болвой. Культурный слой на кургане прерывается в первой половине тринадцатого века мощным слоем, сохранившим следы большого пожара. Речица — здесь находят археологи предметы до начала тринадцатого века, далее — небольшой временной перерыв. Хотылёво: находки двенадцатого — первая половина тринадцатого века. Чернетово: здесь находят обломки древнерусской керамики, датируемой одиннадцатым – тринадцатым веками… Про археологический памятник у села Голяжье, которое сейчас носит название «Отрадное», известный брянский историк Владимир Крашенинников прямо говорит: «Обломки керамики, найденные на селище, относятся к дославянскому, роменскому и древнерусскому периодам и датируются временем от пятого до тринадцатого веков нашей эры». Всё это мне и дало право проложить путь монгольского отряда от Вщижа до Брянска. Далее, возможно, он двинулся на Карачев. К сожалению, археологами Карачев слабо исследован…
Все ли внимательно слушали Сергея Николаевича? Даже в этом особенном по дисциплине кружке не всем был интересен рассказ историка. Марина, сидящая на задней парте со своей подругой Наташей, сладко зевнула и потянулась.
— Марина, тебе наскучила эта тема? Или я плохо написал рассказ? — спросил учитель, а сам подумал: «Странная эта Марина… Отличница, будет поступать в институт культуры (поэтому и кружковые занятия по истории посещает), а ведет себя иногда очень высокомерно. Эгоистичная натура».
— Сергей Николаевич, о чём вы говорите? — нараспев проговорила Марина. — Тут рубль рухнул и продолжает падать, все наши знакомые, чтобы выжить, уезжают на заработки за границу, а вы нам о тринадцатом веке по-своему толкуете… Я понимаю, это ваша тема… Но на экзаменах при поступлении в институт у нас будут спрашивать факты, а вы читаете какие-то фантазии…
По классу пронёсся гул неодобрения. Все поняли: сказано очень резко, с пренебрежением к учителю.
Сергей Николаевич, помолчав немного, тихо произнёс:
— А без фантазий, точнее, без развитого воображения, исторические факты и не запомнить, и не понять. У историков без воображения получается, что снега помешали Батыю дойти до Новгорода. Недостаток фуража для коней… А как ты, Марина, ответила бы на этот вопрос?
— Почему Батый не дошёл до Новгорода? — отличница развела руками. — Да вы сами только что, Сергей Николаевич, сказали: высокие снега помешали, кормить лошадей стало нечем…
Раздались тихие смешки учеников. Вновь поднялся Никита:
— Всё ясно, наша будущая медалистка что робот: знает только то, что прочитала! Сергей Николаевич, но меня волнует другое: рассказ-то не окончен! А что дальше?
— Спасибо, Никита. Ты подметил главное. Есть неоконченный роман Михаила Юрьевича Лермонтова «Вадим». Школьная программа проходит мимо него, а роман очень интересный, я советую вам почитать его. Когда мне было столько же лет, как сейчас вам, я ознакомился с этим произведением. Оно так заинтересовало меня, что я написал (для себя, конечно) окончание романа. Мне думается, что вы тоже можете написать окончание моего рассказа, который я вам прочитал, и это у вас обязательно получится. Лучшие работы я представлю преподавателю литературы: я договорился с Валерией Степановной, она отметит их пятёрками. Желаю удачи!
— Это всем писать? — спросил Юра.
— Нет, только тем, кто хочет и кому надо повысить годовую оценку по литературе, — ответил Сергей Николаевич.
Поднимаясь вместе со всеми, укладывая тетрадь в сумку, Марина громко сказала для всех:
— Спасибо, Сергей Николаевич! Значит, я освобождаюсь от этой дополнительной работы!

***

Прошло много лет. С. Н. Иванов уже не преподавал в школе. Он вместе с женой работал на даче. Однажды по дороге на рынок его остановил молодой мужчина:
— Сергей Николаевич, здравствуйте! Как вы? Давно вас не видел!
Старый историк присмотрелся к тому, кто остановил его:
— Никита? Вот так встреча! У меня-то всё хорошо, живу на пенсию, время провожу на огороде, а как ты? Где ты работаешь? Кем? Институт окончил?
— И институт окончил, и работаю, правда, технарём, не гуманитарием. Ведь я специализируюсь по ремонту компьютеров, программы для них составляю, а завод мой находится в Карачеве!
— Далеко как! Тяжело добираться-то! — посочувствовал историк.
— Я и живу в Карачеве. Семья у меня: дочка четырех лет и мальчик, только что годик исполнился! — с чувством гордости сказал Никита.
— Рад за тебя. Жалеешь, наверное, что в школьные годы слишком много внимания уделял истории? — спросил Сергей Николаевич.
— Как раз наоборот! — горячо возразил бывший ученик. — А помните ваш неоконченный рассказ? Сама жизнь дописывает его! Только что в самом центре Карачева нашли фундамент домонгольской церкви! Считалось раньше, что в этом городе в древности каменного строительства вообще не велось, а вышло всё наоборот! Может, и этот факт подтверждает основную мысль вашего рассказа?
— К моему рассказу ты, Никита, придумал тогда хорошую концовку. Разрешаешь мне напечатать сей опус за двумя фамилиями?
— А вы до сих пор не опубликовали его? Впрочем, если считаете, что моё окончание вполне сносно, пускайте в печать! И большие гонорары предполагаются?
— Ноль рублей и столько же копеек. Сейчас гонорары существуют только в столицах.
Реакция молодого инженера очень понравилась пенсионеру.
— Конечно, печатайте! И обязательно с моей фамилией! Пусть мои друзья и одноклассники подумают, что я в литературном деле подрабатываю! Вот смеху-то будет! Я сумею их разыграть… Особенно Марину, которая часто вела себя бестактно на занятиях, помните такую? Мы ежегодно классом встречаемся, всё про всех знаем.
— Ну и как она, Марина?
— Как говорят одноклассницы, меняет уже третьего мужа и пятое место работы… Нигде и ни с кем ужиться не может… Институт, кажется, окончила только благодаря маме, её большо-ой финансовой поддержке.
Никита достал из внутреннего кармана куртки и отдал своему учителю визитку.
— Извините, Сергей Николаевич, очень спешу. Это моя визитка. Там и адрес, и телефон… Заходите, звоните, особенно, когда будет напечатан рассказ! Здоровья вам и вашей супруге! Я так думаю, вы вдвоём возделываете свою огородную красоту?
— Угадал! — Иванов внимательно посмотрел на визитку. — Тогда — до созвона?
— Всего доброго, Сергей Николаевич, я побежал!
И Никита действительно побежал к остановке, на которой стоял нужный ему троллейбус.

ПРИМЕЧАНИЯ

Весь – селение, деревня.
Волокуша – приспособление в виде двух скреплённых жердей, употреблялась для перевозки грузов волоком.
Детинец – название внутреннего укрепления в русском средневековом городе вокруг резиденции князя или епископа. С 14 века заменяется термином «кремль».
Дровни – крестьянские сани без кузова для перевозки дров, грузов.
Заборолы – брустверы в древних крепостных оградах в городах Руси (с одиннадцатого века). Обычно это были щиты из брёвен или досок со щелями, позволявшими производить из-за них стрельбу.
Самострел – арбалет.