Перекресток 4

Примерно год назад Светлана почувствовала себя старой. Это произошло именно вдруг, в тот момент, когда она увидела своего мужа, идущим рука об руку с незнакомой ей девушкой.

В тот день в «Ядране» выкинули приличные сапоги ее размера. Едва дождавшись обеденного перерыва, она поймала такси и помчалась в Теплый Стан. Когда машина остановилась перед светофором, Светлана увидела их: Павла и девушку, переходящих улицу. Девушка лет двадцати с распущенными каштановыми волосами была в белых «бананах» и батнике. Павел нежно держал ее за руку, и уже по одному этому можно было понять, что это близкие, счастливые люди.

Светлана сунула таксисту трешку и выскочила из машины. В это время уже загорелся зеленый, и ей пришлось лавировать среди автомобильного потока, хлынувшего подобно каменной лавины. Она не боялась попасть под колеса, боялась потерять из виду Павла и его спутницу. Не было ни боли, ни ярости, ни даже негодования. Она находилась в состоянии, похожем на шок, чувства и мысли замкнулись лишь на одном — не упустить!

Перейдя улицу, влюбленные направились в сторону станции метро. Светлана последовала за ними. Она увидела издали, как девушка, приподнявшись на носках, чмокнула ее мужа в щеку и скрылась за стеклянной дверью. Павел махнул ей на прощание рукой и, глянув на часы, быстро зашагал к трамвайной остановке. Лишь только он скрылся за углом, Светлана сорвалась с места и что было духу бросилась к входу в метро, выуживая из сумочки «единый проездной».
Ей повезло. Она успела догнать девушку и сесть с ней в один вагон. Теперь можно было не прятаться и разглядывать соперницу в упор, с головы до ног.

Ничего сверхобычного в этой девушке не было: рост средний, глаза серые, фигурка, правда, хороша, наверное, аэробикой занимается, зато рот великоват… Чем же привлекла она Павла?

Светлана посмотрела на свое отражение в темном окне вагона и увидела довольно элегантную, довольно эффектную женщину того неопределенного возраста, который часто именуют бальзаковским. «Боже мой! - подумала Светлана. - Мне скоро сорок! Я уже почти старуха! Эта девочка моложе меня на целое поколение, на целую жизнь! Свежа, прелестна и, наверное, никаких комплексов...»

Она опять стала рассматривать девушку с прежней бесцеремонностью. Та не выдержала и спросила:

-Что вы так на меня смотрите? У меня что-нибудь не в порядке?

Голос у нее был приятный, хотя звучал раздраженно.
 
-Простите, милочка, - улыбнулась Светлана. - Где вы достали такой чудный батник?

-Это мне из Италии привезли, - сразу сделавшись снисходительной, ответила девушка, - из Милана.

Поезд остановился, двери открылись, и она вышла. Светлана осталась.

«В Милан Павел ездил зимой. Значит, эта связь длится полгода… - размышляла она, прижавшись горячим лбом к прохладному стеклу, за которым гремело и ухало как на ведьмином шабаше. - Впрочем, какая разница — полгода, год или неделя! Рано или поздно это должно было произойти. Я не люблю Павла и никогда не любила. Я предупреждала его, что все кончится именно этим, но он не хотел меня слушать, он был уверен, что я полюблю его, когда узнаю ближе. И, видит бог, я старалась полюбить. Честно старалась. Иногда даже казалось, что еще миг — и уйдет из груди пустота, уйдет одиночество. Но миг кончался, а одиночество оставалось… Мне не в чем винить Павла, он устал от моего одиночества. Но пока я была нужна ему, в моей жизни был хоть какой-то смысл, а теперь? Чем мне жить? Сыном? Работой?.. Но ведь хочется чувствовать себя женщиной, хочется любить и быть любимой!..»

Светлана не вернулась в редакцию. Она поехала домой и позвонила, что ей нездоровится. У нее в самом деле разболелась голова, пришлось проглотить две таблетки амидопирина. Затем она выпила снотворного и легла в постель. Сын на летних каникулах, жил у бабушке в Минске, а видеть в этот день мужа она не хотела и не могла.

Сон пришел не сразу, мысли метались и путались, словно струи в кипящем водовороте. Водоворот делался все глубже и темнее. Потом появилось море — майское, бирюзовое, с высоким солнечным небом, с далеким дымчатым горизонтом. Появилась лодка, а в лодке - она и Мишка Бобыкин, молодые, девятнадцатилетние.

-Света, ты любишь меня? - спрашивал Мишка и взмахивал веслами.

-Люблю! - кричала Светлана. - Я люблю тебя тысячу лет!

Но Мишкино лицо выражало недоумение, словно крик не долетал до него, и с каждым взмахом весел лодка почему-то удлинялась и удлинялась, превращаясь в какой-то странный, призрачный мост, переброшенный через бирюзовую бездну.

-Люблю! - в отчаянии кричала Светлана, не в силах встать и шагнуть по этому мосту…

Этот сон снился ей не в первый раз. Словно кто-то неумолимый и жестокий сыпал свежую соль на старую рану, не давая забыть того, к чему давно уже нет возврата. Но в этот раз ей сладка была эта боль…

Когда Светлана перешла в десятый класс, отца, военного инженера, перевели на Дальний Восток, в небольшой городок с горделивым названием Многоудобный. В Минске Светлана училась в одиннадцатилетке со швейным уклоном и, чтобы не менять профиль, решила и на новом месте найти подобную школу. Становиться профессиональной портнихой она не собиралась, но умение шить никогда не помешает.
 
В Многоудобном оказалась лишь одна школа, где девушек обучали швейному делу. Это была школа, в которой учились Звонарев и Бобыкин. Так Света Кузнецова стала их одноклассницей.

Класс был небольшой: шестеро парней и двенадцать девушек. Света стала тринадцатой. Новые подруги встретили ее враждебно. Нравы провинциального городка развили в них чувственность и дух женского соперничества; танцы, мода и кавалеры  - этим очерчивался их мир. Света на кавалеров не претендовала, и девушки постепенно успокоились. Тем более, что она ничуть не задавалась, не строила из себя «западную штучку», держалась со всеми ровно и приветливо. Впрочем, она ни с кем и не сближалась, никто даже толком не знал, где она живет. У нее не было подруг.

Что же касается мужской части класса, то по сравнению с ребятами, которых Света знала в Минске, парни выглядели серыми, неразвитыми, какими-то ущербными. Никто из них, даже записной отличник Виталька Звонарев, не знал таких имен, как Пикассо, Дюк Эллингтон, не говоря уже о Скотте Фиджеральде, который в то время для нее был кумиром. Мишка Бобыкин, тот вообще казался ей типичной иллюстрацией к поговорке «Сила есть — ума не надо». Он блистал только на физкультуре, а по остальным предметам не вылезал из троек. Света была максималисткой и чеховскую формулу «В человеке все должно быть прекрасно...» понимала буквально. В ее короткой жизни еще не встретился человек, в котором все было прекрасно, и уж конечно, таким человеком не был Бобыкин. Да он не обращал на нее абсолютно никакого внимания. Звонарев обращал, этого она не могла не видеть, он прямо светился, когда она с ним разговаривала. Но Звонарева Света не воспринимала всерьез. С таким приятно дружить, болтать о чем попало, а с глаз долой — из сердца вон.

Так прошел десятый класс. Светлана на время каникул уехала в Минск, к родственникам. Звонарев и Бобыкин все лето работали: Звонарев — в геологической партии — на романтику потянуло, а Бобыкин — в шахтных мастерских, там же, где проходил производственное обучение. С этой работой, к слову сказать, у него вышла целая эпопея.

Бобыкин единственный в классе учился на сварщика. Восемнадцати ему еще не было, но пока учился, на это смотрели сквозь пальцы. А когда же он захотел оформиться на работу, начальник мастерских стал показывать ему статью в трудовом законодательстве. Бобыкин пошел к главному механику. «Ну хоть на полставки! - упрашивал Бобыкин. - Учиться ведь разрешаете!..» - «Будешь надоедать, и учиться запретим!» - отвечал главный механик, раздраженный упрямством пацана. И тогда Бобыкин пошел на прием к начальнику шахты. И сказал, что в случае отказа напишет в Москву, министру. И начальник шахты разрешил ему работать: в виде исключения, под свою личную ответственность.

Лето кончилось, но Звонарев задержался в «поле» и появился в классе в конце первой недели сентября, когда занятия уже шли полным ходом.

-А ты возмужал, Виталька, - встретила его Светлана. - Я, между прочим, одна сижу, - заметила она. Я хочу послушать твои рассказы!

И Звонарев сел рядом и так и просидел весь одиннадцатый класс.
 
Какие у них были отношения? Светлана считала, что чисто дружеские. По крайней мере, ей было удобно считать именно так. Им было интересно вместе, и учителя часто делали им замечания, когда Звонарев слишком громко объяснял Светлане, почему на движущейся ракете время замедляется, или Светлана втолковывала ему разницу между барокко и рококо. Однако их не рассаживали. Оба хорошо учились, шли на медаль, что было событием для школы, и учителя относились к ним чуть снисходительней, чем к остальным.
 
И вот однажды… Однажды Светлана пришла в класс в сверхкороткой, сверхмодной мини-юбке, как ни в чем не бывало села за парту и начала вынимать из портфеля учебники и тетради.

Ее ноги, ее длинные белые ноги вдруг оказались так близко от ног Звонарева, что у того вспыхнули щеки, зазвенело в ушах…

  - Прикрой коленки! - прошептал он злым голосом. - Слышишь?

Она посмотрела чуть удивленно, чуть насмешливо и сказала:

-Возьми себя в руки, Виталий! - И помедлив, добавила: - Бери пример с Бобыкина!

Звонарев промолчал, но разозлился еще больше. «При чем тут Бобыкин? - подумал он. - Мишка толстокож, как бегемот, вот и все! Если тебе захотелось сооблазнить его голыми коленками, так пошла бы и села с ним рядом — место свободно!»

Несколько дней их отношения были похожи на струну, которая готова в любой момент лопнуть, но Звонарев сумел «взять себя в руки», и дружба уцелела. Однако мини-юбок Светлана больше не надевала. А вскоре накатили экзамены, потом - выпускной бал, расставания…  Как легки и беспечны юношеские расставания! Ведь впереди бесконечная жизнь, в которой будет сколько угодно встреч!

Звонарев уехал поступать в Новосибирский университет, Светлана улетела в Минск, а Бобыкин подался в Приморск, на судостроительный завод, варить корпуса океанских теплоходов. Ехать куда-то на абстрактную ударную стройку он раздумал. Куда и зачем ехать, если весь Дальний Восток — сплошная ударная стройка и везде не хватает рабочих рук?

Через несколько месяцев Звонарев получил от Бобыкина письмо, в котором тот сообщал, что в Многоудобный вернулась Света Кузнецова. Она не поступила в Минске в институт — не прошла по конкурсу — и теперь собирается поступать в Приморске. И еще он написал, что его скоро призовут в армию, и приглашал Звонарева приехать, повидаться. Но Звонарев не поехал. Вспомнил Светкины белые ноги и не поехал. Не захотел быть лишним.